Загадка тауматургии (джен)

Поддерживая голову рукой, Сэмюэль наблюдал, как в класс заходили одноклассники. Дети в одинаковых темно-серых мундирах громко хохотали и что-то горячо обсуждали. Наверное, последние уроки или новости из Пейлтаунского Вестника.

Парень лениво потер глаза. Веки слипались из-за недавнего пробуждения, а изо рта вырывался один зевок за другим. Сэмюэль хотел спать. Ужасно хотел спать. Он ненавидел дурацкое правило, из-за которого уроки начинались ранним утром, и ненавидел дурацкую школу.

Это место напоминало завод. Учителя, как рабочие цехов, повторяли одни и те же действия на протяжении всего дня — заталкивали знания в неокрепшие умы детей.

Расписание виделось цепочкой производства. Дети, подобно заготовкам, проходили от одного класса-цеха к другому, пока не наступал последний, шестой урок. Затем они возвращались домой, где остывали. И все повторялось вновь. Шесть учебных дней и один выходной. В течение шести лет…

Сэмюэль помотал головой и окинул взглядом класс.

Со стен с давно потрескавшейся белой краской на парня смотрели люди с ободряющих плакатов. Карикатурно угловатые мужчины и приторно миловидные женщины. Позади фигур виднелся багряный силуэт завода, а за спинами в синее небо поднимались надписи:

“Не вдыхай опасный газ, надевай противогаз!”

“Включил вовремя станок, значит, все закончил в срок!”

Следом взгляд упал на ряды деревянных парт. Большая часть пустовала. Сэмюэль любил приходить раньше всех и наблюдать, как класс заполняли остальные ученики. А похвала учителей заставляла сердце трепетать от гордости.

Парень запустил левую руку в черный отцовский портфель и вытащил тонкую тетрадку.

“Рабочая титрадь по истории Семуэля Берислави”, — гласила кривая чернильная надпись на бледно-зеленой обложке.

Перелистнул на последнюю заполненную страницу. В самом низу белого листа, под письменами Сэмюэля, сидела жирная черная тройка.

Раньше он учился на отлично, но со временем уроки становились труднее и труднее. Не успел парень и глазом моргнуть, как одноклассники обогнали его. Но оценки не сильно волновали, потому как учителя продолжали хвалить за ранние прибытия.

“Легче казаться, чем быть”, — усвоил он тогда урок.

— … Меня облапошили, — протянул парень, подперев голову рукой.

Папа описывал школу, как место “удивительных встреч и головокружительных открытий”. Здесь он встретил маму, Дерека и остальных друзей. Поэтому Сэмюэль ждал чего-то подобного в первый день. Но прошел месяц. Прошло полгода. Год. И недавно, когда он отпраздновал десятый день рождения, понял, что родной отец нагло обманул его. Вместо будущей красавицы-жены и друзей на всю жизнь, парень за год встретил изматывающие уроки и раздражающих одноклассников.

— Здоров, — плюхнулся кто-то на стул рядом. — Сделал домашку?

Сэмюэль повернулся на голос. Это был Ронни. Каштановые короткие волосы, темно-серый мундир, усеянное прыщами лицо. Парень встретил его в первый день, и с тех пор они всегда сидели за одной партой. Ронни не был другом, скорее приятелем.

— Неа, — отмахнулся Сэмюэль. — А ты?

— Если б сделал, не спрашивал бы! — ответил Ронни. По лицу мальчика расходились волны от каждого сказанного слова. Казалось, нижнюю губу сильно вытянули и обмотали вокруг головы, как клейкую ленту. А глаза и нос вдавили глубоко в череп. — Я тут собираю мнения по девчонкам из 2-Е, поэтому колись. Ева или Селена? А может быть Роза?

— А остальные? — приподнял бровь парень. — Там же полный класс девочек.

— Они — страшили, — прошептал Ронни. — Страхолюдины, болотные вдовы, лесные чу…

— Да, понял я! Понял!

— Если понял, колись. Кто она? Кто запал в душу Сэмумаэлю?

— Никто, — пожал плечами он.

— Э, так не пойдет… Мне нужен твой голос для счета.

— Тогда может быть Селе…

Ронни резко вскочил с места, стул опрокинулся и ударился об парту сзади. Разговоры одноклассников одновременно стихли, и послышался скрежет железных ножек о деревянный пол. Сэмюэль окинул взглядом класс. Ронни и остальные безликие дети стояли неподвижно, как статуи на выставке.

Затем они побежали. Две девочки возле входа нырнули в половицы, троица мальчиков затолкали друг друга в стену, а Ронни встал на парту и прыгнул до потолка. Парень наблюдал, как тело одноклассника червем извивалось и втягивалось в полную трещин белизну.

И никого не стало. Класс опустел за секунды.

— Люблю пустые сцены, — раздался мужской голос за спиной парня. — Массовка только мешает. Ты так не думаешь?

Сэмюэль обернулся. В конце кабинета под портретами императорской семьи стоял мужчина. Кожа и бело-красная хламида напоминали расписанное толстыми мазками полотно, тени в складках одежды разделяли едва заметные светлые линии. Его можно было спутать с одной из висящих картин, если бы не ненормальное обилие подробностей: родинки, морщины на лице, пятна и швы на одежде. Он был чужд как для портретов, так и для настоящего мира.

— Кто вы? — встал со стула парень и отступил на шаг. — Почему все убежали?

Он не понимал, что происходит. Ронни и одноклассники в панике разбежались. Пролезли сквозь стены, лишь бы не встречаться с этим мужчиной. Хромая, Сэмюэль попятился к выходу, не отрывая от незнакомца взгляда.

— Все еще играешь? — фыркнул мужчина и зашагал вперед. — Говорил же, все бесполезно. Твои представления больше не властны надо мной.

Незнакомец наклонился к ближайшей парте. Поднял стул за ножку одной рукой, второй медленно оттянул сиденье. Деревянная фанера тянулась, словно податливое тесто в руках опытного пекаря. Когда мужчина вытащил железную ножку, на пол с грохотом рухнули остатки стула.

— Сойдет, — хмыкнул он. — Я хотел бы найти что-то острое, но понимаешь ли — эта штучка внутри тебя весьма хитро устроена.

Сэмюэль обошел крайнюю парту первого ряда и повернул спиной к выходу. Еще пара шагов. Еще чуть-чуть и… Парень со стуком уперся в закрытую дверь.

“Нет! Нет, нет, нет, нет, нет! Она же была открыта!”

— Что такое? Игра обернулась против тебя?

— П-пожалуйста, — взмолился Сэмюэль. — Не надо!

Мужчина одним рывком подбежал к парню, раскидывая на пути парты, будто огромный зверь. Схватил за плечи и уронил на учительский стол. От удара из легких вырвался весь воздух. Тело заныло от тупой боли.

— … Прошу, — голос сорвался на писк.

— Почему не опустишь занавес? — склонился над парнем незнакомец. Он сжал левую руку на горле парня и вдавил в стол. — Сюжет уже пошел против тебя. Так зачем продолжаешь?

— Я… не понимаю, — тяжело дышал Сэмюэль. Мужчина чуть облегчал захват, когда видел, что парень хотел что-то сказать.

— Жаль, — разочарованно вздохнул незнакомец, отвел железную ножку в сторону и ударил по колену Сэмюэля.

Парень завопил. По щекам побежали слезы. Он царапал левой рукой ладонь мужчины, но ногти скользили по коже, как по льду.

— Меня всегда забавлял этот механизм. Стоит вам очутится здесь, как возводится кокон. Уплотняется и разрастается вглубь. Одной этой защиты вам показалось мало. Вы решили добавить сюжет. Заставить гостей плясать под вашу дудку, чтобы уж точно не навредили.

— … Молю, — шмыгая носом, стонал парень.

— И этого тоже оказалось недостаточно! — неожиданно воскликнул незнакомец и врезал по второму колену. Из глотки Сэмюэля вырвался приглушенный стон. — Пока ты в коконе стоит мне попытаться отхватить кусок. Лишь жалкий ошметок владения на твоем теле, как тебя вытянет обратно на Сцену, а меня вышвырнет прочь. Но знаешь… Я сгораю от любопытства, ради чего вы оставили эту лазейку?

На последних словах мужчина со всей силы ударил ножкой стула в живот. Изо рта Сэмюэля вместе со стоном брызнула фонтаном слюна. Сквозь пелену слез силуэт незнакомца выглядел, как бело-красная клякса на белом полотне потолка.

— Никаких неизлечимых шрамов внутри кокона, но боль… Боль вы оставили. Зачем? Неужели настолько наскучили игры на Сцене, что решили поразвлекать себя пытками? Или это всего лишь случайность? Жалкий недочет? — говорил он, хлестая Сэмюэля по животу и ногам. Затем мужчина стукнул помятой окровавленной ножкой сбоку от уха парня. — Думаю, довольно. Вот что будет происходить после каждого твоего антракта, юный театрал. Я не могу спустить с тебя кожу живьем, но поверь, я лицезрел сотни самых причудливых пыток. Ты пройдешь через каждую. От самой “безобидной” до невыносимой. Выхода нет. Спасения нет. Я буду преследовать тебя в каждом выступлении. И не важно играешь ты или нет. Я буду там. Истязать тебя, пока ты не сдашься и не сломаешься. Ты можешь прекратить все, когда захочешь. Просто выйди из кокона и позволь мне забрать твое тело. А теперь прощай, юный театрал. Подумай над моим предложением.

Пальцы незнакомца на шее Сэмюэля резвящимися сороконожками проскользнули под кожу. Они яростно извивались. Жадно хрустя, прогрызали путь сквозь мышцы и сосуды.

В ту же секунду внутренний канат потянул и вырвал из кошмара.

Пробуждение было сродни глотку свежего воздуха для утопающего. Парень распахнул веки и закричал во всю глотку. Впился ногтями левой руки в шею. Кожа ныла, будто внутри все еще ползали голодные насекомые; ноги и живот пульсировали от ускользающей боли.

Сэмюэль чесал, чесал, чесал, чесал и чесал, но зуд сотней жвал неумолимо покусывал шею. Когда он сменился колющей болью, парень остановился.

— … Где я? — роняя руку на колени, пробубнил он под нос.

Кромешная тьма. Слабый свет уличных фонарей высекал из мрака силуэты решеток на окнах. За стеклом парень видел тусклые оранжевые огоньки, тонущие в черно-желтом мареве.

Сэмюэль присмотрелся к темноте комнаты. Тщетно. Тьма плотной пеленой накрывала все, даже очертания предметов ускользали от взора. Вдруг издалека по половицам забарабанили шаги.

Через минуту круг света оттеснил тьму, и парень увидел прямоугольник прохода, дверь и покрытую трещинами серую стену коридора.

В комнату вбежал Луи, держа в левой руке газовую лампу и кухонный нож в правой. Поверх мешковатой льняной пижамы мужчина накинул коричневый плащ с капюшоном. Глаза закрывали квадратные очки на резинке, рот и нос прятал кожаный платок, а на руках виднелись перчатки.

“Он собирался на улицу? В такое время?” — подумал парень.

— Сэмюэль! Что сталось? — выставил вперед лампу Луи. Когда круг света прыгнул на парня, мужчина отступил на шаг. — О боги! Что с тобой?

— … Кошмары, — смотря в сторону, ответил Сэмюэль.

— Я про шею! Что сталось с шеей?

— С шеей? — опустил взгляд вниз. На воротнике багровели пятна крови. Парень приложил пальцы к шее; болезненно зашипел и отдернул руку, как от горячего чайника. — Расчесал.

— Мне это не нравится, Сэмюэль. Мне это очень не нравится.

— Луи, послушай…

— Нет, нет, нет, нет, — протянул мужчина. — Это ты послушай. Я не гоню тебя сейчас, но, чтобы с восходом солнца ноги твоей здесь не было. Ты меня понял?

— Луи, ты не…

— Нет! — неожиданно воскликнул продавец. — Нет… Я все сказал. Ты меня понял?

Сэмюэль прикусил губу и медленно кивнул.

“Да, что на тебя нашло?” — подумал он.

— Хорошо, — с облегчением выдохнул Луи и повернул к выходу.

— Книга, — осторожно произнес парень, ожидая еще одного вскрика. Но мужчина лишь повернул голову.

— У матраса. Могу оставить свет, — поставил он лампу на пол, где стоял.

— Сколько?

— Двадцать пять. Можешь заплатить позже.

— Спасибо, — опустил парень взгляд. — И…

— Да?

— Ты продаешь трости?

Сэмюэль покинул “Всякую всячину” еще до рассвета. В желтом смоге ночного графства по тротуару неловко стучала обтесанная палка. У парня язык не поворачивался назвать это тростью. Гладкая рукоятка изгибалась в ладони, подобно червю. При взгляде на нее в памяти всплывали пальцы-сороконожки из кошмара.

Перед уходом парень бегло просмотрел Странствия в ночи.

“Чулять!” — первое, что пришло в голову после прочтения.

Сэмюэль нарушил первое правило, даже не зная об этом.

“Никакой практики без знания последствий”.

Он полез в грезы, думая, что они не были частью тауматургии. И получил по заслугам. Правая рука и часть ноги стали платой за глупость и поспешность.

Парень помотал головой.

“Как мне быть?” — размышлял он по пути на завод.

Когда Сэмюэль обошел станки, в окна цеха сквозь желтый смог стали пробиваться лучи утреннего солнца. Парень грохнулся на стул. Посмотрел на часы. До начала смены оставалось тридцать семь минут, и две минуты до прихода Андреа “Свинкова”.

Взгляд упал на лежащий на столе черный портфель.

“Если тауматургия стала причиной, то может стать избавлением? — подумал парень. — О боги, лишь бы в дневнике Рентина были ответы. Молю”.

Скрежет двери вытянул Сэмюэля из потока мыслей. Он глянул вперед. Со стороны входа семенил Андреа Синков.

— Доброе утро, мистер Берислави! — обыденно поздоровался глава цеха.

Сэмюэль хотел приложить правую руку к сердцу, но быстро вспомнил, что сейчас та безжизненно висела вдоль туловища. Парень прикусил губу и слегка кивнул в ответ.

— Что с вами? — спросил глава, указывая на шею. Сэмюэль заранее обернул ее кожаным платком, чтобы спрятать раны.

— Эм… Порезался во время бритья, — наспех соврал парень. В следующий миг вспомнил про щетину, но было уже поздно. Андреа нахмурился.

— А это? — кивнул глава цеха на опирающуюся о рабочий стол трость.

— Упал. Думаю, завтра все пройдет.

— Вот как, — протянул Андреа. — Мистер Берислави, если вы плохо себя чувст…

— Я в полном порядке! — перебил Сэмюэль. Он не желал даже слушать об этом. Отца уволили сразу, как вскрылась болезнь. — Правда. Завтра, послезавтра будут живее всех живых!

— Очень надеюсь. Тогда выздоравливайте, мистер Берислави.

Глава медленно зашагал к кабинету. По пути он иногда оборачивался на парня, словно проверяя смертельно больного на признаки жизни.

Когда Андреа захлопнул дверь, Сэмюэль глянул в сторону входа. Ему нужна была помощь. Он не хотел втягивать в это Дерека, но внутри парень понимал, что один не справится.

Стоило бородатому мужчине подойти к столу, Сэмюэль, дрожа, встал.

— Мистер Нейви, — произнес он. — Нам нужно поговорить.

▪ ▪ ▪

Улица Никелова сильно отличалась от остального графства. Названная в честь героя Южно-острокийской войны, она привлекала обеспеченных жителей Пейлтауна стоящим в конце дороги поместьем местного графа. Зажиточные купцы, владелец завода и некоторые главы цехов слетались сюда, как мухи на запах гнили. И никого не волновало, что сам граф Костров давно проживал в одной из далеких бароний.

По дороге на велосипедах ехали два офицера. За спинами раздавались удары колокола, сообщая о наступлении шести часов утра. Время выбрали не случайно. На заводе час назад началась смена, а продавцы только открывали лавки, ожидая прихода пассий и детей работников.

Офицеры остановились перед двухэтажным домом. Острая крыша с темно-коричневой черепицей наполовину уходила в смог, стены сияли молочным кирпичом. К входным дверям вела дорожка из выложенных на пожелтевшей траве камней.

— Твое мнение? — спросил Герман сквозь намотанный на носе и рте платок.

— Он богат, — ответил Невилл и покатил велосипед к дому.

— Потрясающее умозаключение! — нарочито радостно воскликнул Герман. — С зарплатой главы цеха купить здесь дом почти невозможно. Ну, разве что с работающей женой.

— Думаешь, нас никто не встретит?

— Надеюсь. На обыск всего дома уйдет несколько дней. Теперь понимаешь, почему я хотел оставить его на потом?

— Извиняй, но после проверки моей ставки хотелось узнать что-то по твоей, — пожал плечами Невилл.

— С пацаном мы не закончили, — встал напротив дверей Герман. — Нужно еще обыскать его друга. Как там его? Дерека Нейви?

С утра они успели обыскать квартиру Сэмюэля Берислави и нашли два снотворных, что подтвердило увлечение грезами. Дальше следовало проверить жилище Дерека, но Невилл решил иначе.

“Новички”, — мысленно протянул офицер и постучал дверным кольцом, которое держал в пасти блестящий пятиглазый лев.

Охотник за мистикой улыбнулся. Крестьяне, рабочие и низшее дворянство считали животное знаком богатства и власти. Те, кто пролез наверх, любили украшать поместья поделками с ним: дверными кольцами, разукрашенными вазами, веретеном и другими.

Но Германа веселило другое. Средние дворяне — графы и маркизы — видели в звере наглость и открытую пошлость. Различие во взглядах на одно и то же животное офицер находил забавным.

По ту сторону спешно застучали шаги. Через минуту замок щелкнул, и дверь чуть приоткрылась. Из тонкой щели на них смотрела женщина в синем халате с сидящими на ветках птицами. Она нервно сглотнула, когда увидела офицеров.

— Добрый день, миссис Синкова, — поприветствовал Герман. — Меня зовут Герман Вилбов, а моего напарника — Невилл Гиставов.

— … Добрый, — ответила женщина. Зрачки метались из стороны в сторону. Прыгали с одного офицера на другого. — Что… Что привело сюда доблестных стражей?

— Мы пришли для обыска, — сказал Невилл. — Впустите нас?

— Разве я могу отказать? — нервно хохотнула она, отступая и открывая дверь. — Оставьте велосипеды у двери, пожалуйста.

Охотники за мистикой приставили велосипеды к стене, а плащи повесили на вешалку у входа. При взгляде на внутреннее убранство Герман отчетливо слышал звон десятков серебряных агнов. Мебель из темного дерева, расписанные причудливыми узорами кувшины, окрашенные в синий пустые стены. Картин не было. У офицера возникло бы много вопросов, если бы они были.

Любой предмет искусства проходил проверку в Министерстве защиты культуры. Затем книги, повести и сценарии направлялись в типографию. Но картины и статуи отправляли на выставки, где их покупали дворяне или обеспеченные купцы. Иной раз цены достигали нескольких сотен серебряных, а работы выдающихся творцов — и пары золотых. Обычный глава цеха мог только пускать слюни на эти произведения искусства.

— Что вы хотите осмотреть? — поинтересовалась миссис Синкова.

— Все. Мы осмотрим здесь все, — ответил Герман. — Не подскажете, у вас есть библиотека?

— Да, на втором этаже.

— Будете любезны, отвести нас туда?

Они поднялись на второй этаж. Миссис Синкова покорно открыла дверь и щелкнула переключателем. Маленькую комнатку озарил свет лампы, оттесняя тени в углы.

Вдоль боковых стен к потолку поднимались ломящиеся от книг полки. У стены напротив входа стоял небольшой круглый столик с двумя стульями.

— Благодарю. А теперь не могли бы вы нас оставить на какое-то время?

— Хорошо. Я буду внизу, — кивнула она и быстро выбежала из библиотеки.

— Тут их сотни, — раздраженно вздохнул Невилл.

— Пожинай плоды, — ухмыльнулся Герман. Охотник за мистикой подошел к столику и опустил на него увесистый чемодан. — Я возьму левую, а ты — правую. В каждой книге должен быть штамп с номером. Запишем их. Потом отправим в МЗК на проверку.

На осмотр всех книг ушло два часа. Офицеры не нашли ни одного тома без штампа.

Когда они спустились на первый этаж, им встретилась миссис Синкова. Она сменила халат на белое длинное платье и уложила темные длинные волосы в пучок.

— Чаю? — предложила женщина.

— Не откажусь, — улыбнулся Герман и повернулся к Невиллу. — Думаю, мой напарник не будет против?

— Конечно!

Миссис Синкова усадила офицеров на диван в гостиной и засеменила на кухню. Отсюда Герман мог разглядеть почти всю кухню, каждый висящий на стене шкафчик. Офицер чуть привстал. Он наблюдал, как миссис Синкова открывала одну из жестяных баночек и отсыпала чай. Банка была забита под завязку измельченными листьями.

Через пару минут женщина вернулась с подносом с чайным сервизом.

— Прошу, — сказала она, протягивая Герману белую чашку.

— Черный чай, — произнес офицер, вдыхая терпкий травяной аромат. — Вы — золотая женщина, миссис Синкова.

— Прошу, зовите меня Жанной.

— Скажите, Жанна, вы работаете?

— Домохозяйкой. Слежу за чистотой и уютом нашего скромного очага.

“Скромного?” — приподнял бровь Герман.

— Жанна, передайте вашему мужу мое почтение. Его библиотека воистину захватывающая.

— Несомненно, — улыбнулась она. — Порой, мне кажется, он любит книги больше меня.

— Увлекаться чем-то с такой самоотдачей стоит многого, — кивнул охотник за мистикой. — Вы знаете, я родился и вырос в Фельтшир-Ливеньтауне.

— Ого! Из-за чего же вы осели в нашей глубинке? — спросила Жанна. — Не уж-то по делам сердечным?

— Увы. Я был ведом иными причинами, но история не об этом. Мой отец, потомственный военный, увлекался сбором самых разных сортов чая. Благодаря ему, я испробовал огромное их количество. Какие-то были выдающимися, а какие-то — посредственными. И ваш чай — один из вкуснейших!

Кружка в руках Жанны задрожала.

— … Спасибо, — кротко кивнула она.

— Если не ошибаюсь, его собрали в королевстве Гештия, что к югу от нашей страны. Он крайне дорог. Отец испробовал его на приеме высокопоставленного офицера и взял немного с собой. Жанна, откуда у вас деньги на него?

— Мой муж хорошо зарабатывает.

— Действительно. В Пэйлтауне глава цеха получает до четырех серебряных агнов в неделю. А этот чай могут позволить себе лишь средние дворяне и иногда низшие, если будут откладывать. Знакомый отца как раз был шевалье.

— Мы тоже… откладываем. Андреа купил его недавно. Совсем чуть-чуть для праздников…

— И вы решили подать его нам? — посмотрел на напарника Герман. Невилл молча потягивал чай и смотрел, словно за увлекательным представлением. — Очень мило с вашей стороны. Но я видел, что у вас его больше чем “чуть-чуть”. Целая банка дорогого чая. Сколько же вы откладывали на него?

— Андреа…

— Скажу честно, — перебил он. — Ваш муж зарабатывает деньги на чем-то противозаконном. Может быть, на тауматургии?

Герман видел, как округлились глаза Жанны.

— Нет! Анди никогда бы! — воскликнула она.

— Он скрывает где-то ритуальные инструменты?

— Нет!

— Он угрожает вам, чтобы вы молчали?

Жанна резко встала, обливая белое платье чаем из кружки, и ударила кулаком по столу.

— Не смейте, — сквозь зубы цедила она. Плечи и щиколотки дрожали, — клеветать моего мужа!

Герман посмотрел в глаза Жанне.

— Прошу прощения, — поставил кружку на столик и развел руки в стороны. — Ваш муж не угрожает вам.

Охотник за мистикой поднялся и направился к выходу. Следом увязался Невилл.

— Благодарю за теплый прием. На этом мы отклоняемся. Но мы придем завтра и послезавтра, и на следующий день тоже. На осмотр такого дома нужно много времени. Хорошего дня, милая Жанна.

И они ушли.

▪ ▪ ▪

Сидя на кухне в квартире Дерека, Сэмюэль физически чувствовал тяжесть грядущего разговора, а потому оттягивал как мог. Мужчина напротив крутил в ладонях стакан с темно-оранжевой жидкостью. Изредка поглядывал то на две стеклянные баночки с таблетками у стены, то на парня. По пути они зашли к Сэмюэлю и забрали снотворное. Сегодня была зарплата, но парень не хотел, чтобы Дерек лишний раз тратил деньги.

— … У меня проблемы, — полушепотом начал Сэмюэль. — Большие проблемы.

Дерек молча кивнул, призывая продолжить. Но парень прикусил губу. Слова встали комом в горле.

— Ты подхватил чего? — спросил мистер Нейви после затянувшейся тишины.

— … Нет? — приподнял бровь Сэмюэль.

— У тебя отказала рука, ты начал хромать и выглядишь… стремно. Сэмми, тебе незачем это скрывать. Все и так видно.

— Но я не болен, — тяжело вздохнул Сэмюэль, а затем продолжил. — На меня напали. Во сне.

Дерек скривился в лице.

— Вы когда-нибудь осознавали себя во сне?

— Было пару раз.

Парень положил на стол портфель и вытащил Странствия в ночи. О дневнике Сэмюэль решил умолчать.

— Что это? — повертел в руке книгу Дерек.

— Откройте и прочитайте введение, пожалуйста.

Мужчина так и сделал. Парень наблюдал, как зрачки Дерека ползли слизнем из стороны в сторону. Как медленно менялось выражение лица.

— Сэмми, — когда мужчина закончил, сжал переносицу пальцами и закрыл глаза. — Во что же ты влез?

— Мне нужна ваша помощь. Молю, мне больше не к кому обратится!

Дерек откинулся на спинку стула. Сделал глоток и посмотрел на парня.

— Хорошо.

— Спасибо, мистер Нейви!

Пока они шли до квартиры, Сэмюэль прокручивал в голове разговор снова и снова, прикидывал разные исходы. Но он и подумать не мог, что Дерек согласится так просто.

— Но тебе придется объяснить мне, что делать, — бросил взгляд мужчина на снотворное. — У меня есть только одна просьба… Нет, условие.

— Да?

— Когда все образуется, бросай это.

Сэмюэль моргнул.

— … Что?

— Бросай это, — бесстрастно повторил Дерек. — Я понимаю тебя. Понимаю даже больше, чем ты думаешь. Смерть невыносима… и каждый переживает ее как может. Но бросаться в пламя… Одумайся, Сэмми! Что сказал бы отец?

— Папина смерть ни при чем! — неожиданно для себя воскликнул парень.

— Я так не думаю. Поговори со мной, Сэмми. Выскажи все. Давай попробуем что-нибудь сделать. Но… не сжигай себя…

— Я…

На секунду мир в глазах Сэмюэля потемнел. Он покачнулся. Истощение постепенно брало верх. Сегодня парень не выспался из-за пыток чудовища.

— Я не из-за этого…

— Сэмми, — перегнувшись через стол, положил руку на плечо Дерек. — Я выслушаю тебя в любое время, когда захочешь.

Мужчина встал со стула и отвел Сэмюэля во вторую спальню.