Доброе железо остается (джен)

— …Знаешь, конечно, такую поговорку: «Доброе железо остается»? Ну так вот, ты — наше доброе железо.

Варгбен и Ваннез шли по горной тропе. Солнце уже почти скрылось из виду, и горы окутал сумрак.

— Доброе железо? — Ваннез удивленно посмотрел на своего учителя. — Что ты хочешь сказать?

— Эпоха кузнецов Аствадпогпата закончилась. Больше здесь никто не скует настоящую «небесную сталь». Но тебя я обрекаю на жизнь.

— К-как — никто?.. Неужели…

— Совет старейшин принял решение — впустить солдат Шам-Марума в село. Но секрета «небесной стали» они не получат…

— Конечно, — Ваннез слегка улыбнулся, — ты ведь сам говорил, что секрет ее в особой обработке… Но я надеялся, что ты меня научишь…

— Я уже тебя научил всему, что сам умею. Нельзя научить другого ковать «небесную сталь» — можно только научиться самому, своим трудом и потом. Если бы это было так просто… Может, ты что-то хотел сказать мне лично, но откладывал? Говори — такой возможности у тебя больше не будет!

Ваннез часто заморгал. Он вдруг окончательно понял, что все это всерьез. Что все, кого он знал, кого любил — скоро уйдут из его жизни навсегда. Что его собственная прошлая жизнь закончилась безвозвратно, а новая лежит перед ним темной, зловещей равниной. Что его там ждет? Кто знает…

Все сразу стало таким неважным… О чем можно было говорить, если та, старая жизнь закончилась, а новая — еще не началась?

— Я даже не знаю… Скажи, что мне делать, что?.. — Ваннезу было все равно, что он услышит от учителя, лишь бы просто услышать его голос — в последний раз.

— Что делать… Этому тоже нельзя, по большому счету, научить. Просто иди. Иди вперед. Через горы отправляются караваны за пределы Империи — можешь примкнуть к одному из них. Мир большой, и кузнецы там тоже нужны. Главное — не забывай, что настоящий мастер учится всю жизнь. Смотри, как работают другие, делай выводы… Только будь осторожен. Люди Шам-Марума наверняка патрулируют окрестности; к счастью, они в этих горах гости, а мы — постоянные жители. Если бы они знали тайные тропы, что ведут в Аствадпогпат, мы бы не продержались и дня…

— Прощай… учитель… — Юноша чувствовал, что вот-вот заплачет.

— Прощай… И вот еще что… Если ты вдруг услышишь, как кто-то в разговоре помянет Аствадпогпат, и скажет, что старейшина кузнецов был негодяем и предателем — не спорь с ним. По сути, он прав. Именно это я и собираюсь сделать — выдать людям Шам-Марума вот эту тропу.

— Но…

— У меня есть причины на такой поступок. Но у меня нет времени объяснять. Просто иди. Поторопись — скоро станет совсем темно, а гулять в горах в это время небезопасно. И помни, что я сказал…

— О светлый и сильный, простите мне мою дерзость!..

— Что случилось? — Кудурруш, уже было приготовившийся отходить ко сну, приподнялся на циновках. — Надеюсь, что-то действительно важное, если ты не стал терпеть до утра?

— Да простит меня благороднейший, что я потревожил его сон… Патрульные схватили какого-то старика, идущего с гор!

— Свяжите, чтобы не сбежал, и поставьте стражу. Завтра я его допрошу.

— О благороднейший, он говорит, что шел к вам… что хотел вам что-то сообщить!..

— Ну хорошо, я его выслушаю… Надеюсь, это действительно что-то стоящее!

Кудурруш внимательно разглядывал стоящего перед ним пленника. Тот выглядел старым, но отнюдь не немощным.

— Назови свое имя, путник! — обратился посланник царя к старику — Видимо, твои собратья послали тебя?..

— Меня зовут Варгбен. — Голос старого кузнеца был тверд. — Я был старейшиной кузнецов Аствадпогпата.

— Был?.. То есть сейчас…

— Совет старейшин села не поддержал меня. Я сказал им, что сопротивление мощи империи бесполезно. Но они меня не послушали. Теперь они будут сражаться до последнего… Я не сомневаюсь — им не выстоять против твоей мощи, Кудурруш!

Кудурруш был отнюдь не уверен в своем превосходстве. Меньше всего ему хотелось ввязываться в затяжное противостояние с горцами. Он надеялся, что конфликт удастся решить миром.

— Но ведь ты, наверное, пришел сюда не только для того, чтобы сообщить это?

— Да… Штурм заслонов на основной дороге в село будет долог и опасен; но я могу показать одну из тайных троп, по которой я пришел сюда.

О Бог-Светоносец, неужели это не ловушка?! Судя по тому, что Кудурруш знал о горцах и их нравах — на ловушку очень похоже. Не может быть так, чтобы горец взял и предал своих родичей!

— Чем ты можешь подтвердить свои слова?

— Тебе придется мне поверить.

Солнце почти скрылось за горами. Окрестности окутала темень. «Вряд ли я смогу добраться до большой дороги по такой темноте…» — подумал Ваннез. Прильнув к скале, он поплотнее завернулся в дорожный плащ и приготовился коротать сумеречное время.

Мрак обступил юношу со всех сторон. Из этого мрака выделялись, подобно творогу из молока, сгустки, чуть более темные, чем сам мрак. Ваннезу казалось — эти сгустки живые, они чуют присутствие человека. Разум робко подсказывал, что никаких сгустков на самом деле нет, это всего лишь иллюзии; но душа не принимала его доводов и в страхе ждала, когда мглистые демоны высосут ее и поглотят. «Нет, так не пойдет…» — Юноша укрылся плащом с головой и зажмурил глаза.

Однако так было еще хуже. Юноше стало казаться, что рядом с ним кто-то стоит — большой и враждебный. Стоит и выжидает удобного момента, чтобы расправиться с беззащитной жертвой… Ваннез боялся выглянуть из-под плаща, но и дрожать в неизвестности тоже не мог. В конце концов он не выдержал и краешком глаза выглянул наружу, ожидая увидеть нечто такое, что не предназначено для человеческих глаз и человечьей же души…

Ничего. Только темнота. Но эта темнота была подобна завесе, скрывающей нечто… нечто такое, что человек не должен видеть. Древнее безумие, предшествовавшее эпохе богов.

Следуя по тайной тропе под руководством Кудурруша и Варгбена, царские солдаты подошли к Аствадпогпату.

— Надеюсь, — промолвил Кудурруш, разглядывая из укрытия освещенное кострами село, — нам удастся решить дело малой кровью…

— Нет, малой кровью не выйдет! — ответил ему стоящий позади Варгбен. — Тебе все равно придется перебить всех старейшин.

— Зачем? Мы не желаем резни!..

— У меня есть свои правила; и я не намерен от них отказываться! Секреты кузнецов Аствадпогпата не должны пропасть — и именно ради них я и пошел на предательство. Если старейшины погибнут в боях с вами — их секреты пропадут навеки. Поэтому я перешел на вашу сторону — чтобы сохранить секрет «небесной стали» и передать его достойным. Но я смогу его открыть только тогда, когда все старейшины умрут.

— Все же я надеюсь, что нам удастся обойтись без чрезмерного кровопролития. Вызовем их на переговоры.

— Они не станут говорить с тобой. И вообще, с каких это пор человек Империи боится убивать? Было время, Империя лила кровь врагов, точно воду!

— То было жестокое время! Нынче оно прошло; разгромлен безумный бунтарь Данкуй-Хараш, усмирены орды южных степняков. Наступило время добра и справедливости!

— Ну попробуй… Но они не будут с тобой даже говорить — помяни мои слова!

Жестом подозвав к себе телохранителей, Кудурруш направился к селу. Он не сомневался — когда горцы увидят бесполезность сопротивления, они сдадутся.

…Когда патрулировавшие селение горцы увидели, как к ним направляются воины в доспехах, они сначала подумали, что это морок.

— Ваша деревня окружена! — громко произнес один из воинов. — Предлагаю прекратить сопротивле…

Он не договорил. Просвистевший в воздухе камень попал ему в плечо.

— Они здесь! — закричал горец, кидая в воинов второй камень. — Тревога! Поднимайте всех! А-ахх…

Из темноты полетели стрелы. Раненый горец упал на колени, истекая кровью. Его товарищи с воплями бросились прочь, но далеко не ушли — упали, истыканные стрелами.

Но крик их уже был услышан. Горцы, вооруженные кто пикой, кто дубиной или тесаком, выбегали из своих домов и поджигали их вместе с домочадцами. Все равно жизни дальше не было — так лучше уж погибнуть в пламени, чем под царской пятой…

Темнота царила в ущелье, ставшем временным пристанищем для Безмолвного. Ассасин уже видел зарево над Аствадпогпатом, слышал крики раненых и умирающих. Сейчас он пережидал сумеречный час, прежде чем отправиться в непростой путь назад, в святилище Повелителя Убийц.

На душе у Безмолвного было неспокойно. Он не мог отделаться от ощущения, что что-то пошло не так, и что Повелитель Убийц будет этим очень недоволен. Но, как бы то ни было, миссия была выполнена, и теперь царский убийца мог полагаться только на волю Бога-Светоносца.

Ассасин был приучен не бояться темноты. Однако сегодня темнота казалась ему особенной. В ней что-то двигалось… что-то, источающее вымораживающий душу холод. Безмолвный нащупал рукоять отравленного ножа — чувство оружия в руке несколько успокоило его дух. Прижавшись к шершавой холодной скале, он вглядывался в окруживший его мрак.

«Пшшш… шшш… Ууу… бииии… ийцаааа…»

Это просто ветер, заблудившийся в лабиринте скал… Ветер, что все знает и все помнит… Ветер иных пространств, куда нет дороги живым. Дыхание самой Тьмы, бесконечно безжалостной и бесконечно мудрой.

Не моргая, ассасин вперил взор в темноту, выставив перед собой лезвие кинжала. Всякий, кто попытался бы его атаковать, неизбежно должен был напороться на это лезвие. Однако его теперешний враг — а ассасин уже не сомневался, что из темноты к нему вышел враг — не имел тела, не имел формы, не имел точного местонахождения, был повсюду, где тьма, и в то же время нигде.

В какой-то миг ассасин почувствовал чужеродное присутствие здесь, совсем рядом. Решительный выпад — лезвие распороло воздух, однако враг оставался неуязвимым. С тем же успехом Безмолвный мог пытаться поразить саму темноту.

Внезапно что-то коснулось руки Безмолвного — что-то невыносимо холодное, настолько холодное, что рука ассасина тут же отнялась. Пальцы разжались, кинжал упал на землю. Над Безмолвным нависла состоящая из света фигура девушки. Странный это был свет — в нем играли радуги из иных миров, не имеющие названия в человеческих языках.

И этот призрак был не один. С противоположной стороны над ассасином склонялась фигура из какой-то особо концентрированной черноты, на фоне обычной темени выделяющаяся так же отчетливо, как черное на белом.

Смертный холод пронзил тело ассасина. Но прежде, чем сердце его остановилось, он сделал то, чего не делал никогда.

Он истошно закричал — в первый и последний раз в своей жизни.

Пронзительный вопль разорвал тишину гор. Ваннез не выдержал, вскочил и бросился бежать. Бежать куда угодно — все равно Тьма будет стоять за твоей спиной.

Вдруг земля ушла у юноши из-под ног. Ваннез инстинктивно взмахнул рукой, силясь ухватиться хотя бы за воздух… Спустя миг он понял, что висит над пропастью, изо всех сил держась за край. Призраки танцевали за его спиной свой танец; он чувствовал исходящий от них мертвящий холод.

«Борешься за жизнь?.. Для кого?.. Для Бога-Светоносца?.. Оставь… Все, кого ты знал, уже воссоединились с Тем, Что Было Началом, И Что Станет Концом. Присоединяйся и ты… Или ты хочешь стать рабом Бога-Светоносца и его любимца Шам-Марума? Такие, как ты, нужны им только мертвыми. Присоединись…»

— Прочь, — шептал Ваннез, — прочь… Я буду жить… что бы там ни было…

«Я буду жить — ради памяти Варгбена. Ради поэм из железных слов. И пусть Шам-Марум упьется кровью и лопнет, а царство его рухнет в прах — доброе железо останется!»

Решимость придала юноше сил. Рывком он подтянул свое тело и с трудом выкарабкался на дорогу. Оглянулся назад, в пропасть…

…И увидел нечто такое, что, вскричав в страхе, упал на дорогу ниц, накрывшись плащом и зажмурив глаза.

Над горами взмыло странное существо. Отдаленно его можно было описать как имеющее сходство со змеей или ящерицей; но на самом деле оно даже отдаленно ни на что не походило. Существо даже не производило впечатления целого — оно словно бы состояло из отдельных мотивов, окрашенных в не существующие в мире людей цвета.

Существо взмыло над горами и нырнуло в скалу, словно в воду. И если бы кто-то обследовал место, где исчезло это существо — он не обнаружил бы никакой норы или пещеры, где оно могло бы скрыться.

Ваннез не помнил, что было дальше. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на широкой дороге, а над горами всходит солнце. Пропасти, в которую он чуть не упал, нигде не было видно.

Вскоре Ваннез добрался до ручейка, текущего у дороги. Встал на колени, зачерпнул воды… и выпустил.

Ибо в отражении он увидел, что волосы его, некогда черные, сделались белы, как горный снег.