История пиратки (гет)

Порой на миг задумываюсь я

О том, какою будет смерть моя.

Ах, эта дума! Отвяжись!

Я думаю, какою будет жизнь.

Но строк грядущего нам не дано прочесть.

Я думаю о жизни той, что есть.

И дума не всегда моя светла

О жизни той, которая прошла.

Аноним с просторов Интернета

На следующее утро Настасья, хорошо выспавшаяся, отдохнувшая и посвежевшая, мерила шагами свое жилище и ждала, когда наконец соизволит появиться ее названный брат. Ожидание тянулось долго — хотя прошло, наверное, не больше часа с тех пор, как неизвестный мужчина средних лет принес ей в каюту завтрак и сказал, что капитан скоро зайдет к ней, но Питер Блад упорно так и не желал показываться ей на глаза. В конце концов Настасья, которой порядком надоело бродить вокруг стула в поисках какого-нибудь занятия, решила выйти на палубу и призвать всех и вся к ответу, но неожиданно для самой себя в дверях она столкнулась с пресловутым мистером Бладом.

— Здравствуйте, дорогая мисс Блад, — полушутливо поприветствовал он Настасью и притворил за собой дверь. — Как вы себя чувствуете? Вам уже лучше?

— Да, намного лучше, сэр, — несколько замявшись, подтвердила Настасья. — Голова почти не болит, только кружится иногда. Скоро мы прибудем в Кюрасао, мистер Блад? — решила уточнить она.

— Мне обещали, что берег появиться завтра, но, клянусь честью, у испанцев все завтра, завтра, а это завтра никогда не наступает… — уклончиво ответил Питер Блад. Потом он взял Настасью за локоть и мягко повел ее к двери. — Идемте, дорогая моя сестра, мне нужно познакомить вас с моей командой. Все уже предупреждены, и вам осталось только сделать вид, что вы знакомы с ними уже давно, чтобы у дона Диего, который пока что свободно перемещается по кораблю, не возникло никаких подозрений. Вы готовы, мисс?

Настасья резко остановилась и косо взглянула на безупречный костюм капитана Блада, а после — на свое подратое крестьянское платье, позаимствованное некогда у Прасковьи. Несомненно, ее братец выглядел куда более презентабельно, чем она, и Настя справедливо сомневалась в том, может ли сестра капитана корабля выйти к его людям в таком виде. Мистер Блад перехватил этот взгляд и улыбнулся.

— Если вы беспокоитесь о своем платье, то советую вам не брать это в голову. Когда мы попали на «Синко-Льягас», одежда на нас висела лохмотьями, вы это видели сами в лесу, мисс Лисьянска. А этот прекрасный костюм я позаимствовал у бывшего капитана этого корабля, дона Диего. Я, конечно, не рассказал ему о тех своих злоключениях, о которых я поведал вам вчера, но, думаю, он не может не догадываться, кто мы такие на самом деле — беглые рабы с английских плантаций. Тем не менее прошу вас вести себя предельно осторожно — мы обсуждали это с вами в прошлый раз. Запомните: вы — Анна Блад, вы выросли в семье ирландского врача и покинули родину только полгода назад… вслед за вашим братом. Насколько я знаю, женщин, так или иначе участвовавших в восстании Монмута, не ссылали в вест-индские колонии, поэтому вы могли последовать за мной и по собственной воле. Только учтите, что лучше об этом вам знать, но не говорить — предоставьте это дело мне.

Настасья кивнула, подтверждая, что все указания капитана она запомнила и не забыла, и капитан Блад, удовольствовавшись этим, все-таки открыл перед ней дверь и повел ее по корабельным коридорам и лестницам наверх, на палубу. Когда Настя выглянула наконец из корабельных внутренностей, она счастливо зажмурилась и с непередаваемым ощущением в сердце почувствовала, как ее обдувает свежий морской ветер, а на лице остаются едва заметные соленые брызги. Потом, открыв глаза, она искоса посмотрела на непонятно из-за чего довольного Питера Блада и на пару матросов, которые с интересом ее рассматривали, приняла надлежащее суровое выражение лица и со взглядом, полном решимости противостоять всему миру, посмотрела на капитана.

— Знакомьтесь, господа: моя любимая сестра, Анна Блад, — со смешком в голосе сказал мистер Блад. Матросы, как он и говорил, уже были обо всем предупреждены и вежливо ей поклонились, хотя и в их глазах она заметила неуловимую насмешку. Насте это не понравилась, и она повернулась было к названному брату, чтобы высказать ему все свое негодование, но тот ловко взял ее за локоть и потащил по палубе к корабельной пристройке. — Милая сестра, сейчас, поверьте, не время для вашего гнева. Вместо этого я лучше познакомлю вас со своими офицерами — а заодно и с интересующим вас испанцем.

— Что ж, капитан, посмотрим, чего стоит ваш экипаж, — крайне дерзко, как показалось ей самой, ответила Настасья, но Питер Блад не придал этой фразе должного значения, открыл перед ней дверь в кают-компанию и пригласил ее пройти внутрь.

Здесь, в отличие от светлой палубы, царил странный полумрак, объяснявшийся, вероятно, задернутыми занавесками. И все же среди этого царства тьмы Настя обнаружила пятерых человек, которые, не смущаясь никем и ничем, преспокойно обедали, хотя ее появление стало для всех неожиданностью: по крайней мере по лицу ближайшего сидящего к ней человека, по виду — чистейшего испанца, девушка на корабле была явлением не столько любопытным, сколько немыслимым. На остальных лицах уже, видимо, англичан, Настя тоже прочитала удивление и все ту же усмешку — казалось, что она попала на собрание посвященных, где все всё знают, но говорить не спешат, а только одаривают друг друга улыбками авгура. Чтобы не показаться слишком грубой, она тоже поспешила улыбнуться, как того требовали правила приличия.

— Рада вас всех видеть, господа! — старательно проговаривая слова, сказала Настасья и обернулась назад в поисках мистера Блада, не зная, что ей говорить дальше, и желая узнать это как можно скорее. Нашелся он за ее плечом — жестом он подзывал заинтригованного испанца к себе, а глазами приказывал своим людям молчать, ничем не выдавая прелюбопытной тайны.

— Знакомьтесь, дон Диего, это моя младшая сестра — Анна Блад, — капитан указал на Настасью, и испанец вежливо поклонился, взял ее за руку и поцеловал. Настя еле удержалась от того, чтобы не скривиться от странного чужеземного обычая, и снова натянула на лицо улыбку, такую же, какой она часто одаривала аристократов на европейских приемах. — А это, дорогая сестра, испанский гранд — дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес. Мисс Блад плохо себя чувствовала на корабле, потому как у нее развилась морская болезнь, — поспешил пояснить мистер Блад, — поэтому я не мог вам представить ее раньше.

— Надеюсь, вам уже лучше? — учтиво спросил дон Диего.

— Да, спасибо, сэр, — ответила Настасья и аккуратно и незаметно посмотрела на свое платье — что бы там не говорил Питер Блад, а этот вопрос ее интересовал очень сильно. В полумраке оно выглядело необычно бедно, но приемлемо — темнота скрывала все ненужное, окутывая ее с ног до головы.

— А теперь запомните, дорогая сестра, — тем временем тихо шептал ей на ухо Питер Блад. — Справа за столом сидит одноглазый гигант Волверстон, один из моих офицеров; приятный человек лет тридцати — это Хагторп, служивший когда-то во флоте Его Величества; рядом с ним сидит Дайк, также до восстания служивший во флоте; а слева сидит Огл, канонир, отправивший на дно испанских головорезов. Кроме них моим офицером является Джереми Питт, но, увы, он был избит… нашим владельцем-плантатором до полусмерти, поэтому вряд ли может присутствовать здесь, — Настасья серьезно покивала, смотря на дона Диего, который с любопытством наблюдал за их перешептываниями. — Господа! — уже громко сказал капитан. — Моя сестра благосклонно решила присоединиться к нашему скромному обществу, поэтому, господа, — многозначительно сделав акцент на этом слове, он обвел глазами кают-компанию, — ради почтения к даме давайте сделаем вид, что мы находимся на приеме у самого короля Якова.

Офицеры Питера Блада весело захохотали, поддержав его шутку, а сам капитан усадил Настасью по правую руку от себя, и дон Диего сел рядом с ней⁽¹⁾. Испанец предложил выпить ей вина, говоря, что оно, если пить его небольшими глотками, может помочь ей справиться с болезнью, и Настя согласилась — не то чтобы она очень хотела этого, но на ум внезапно пришло воспоминание, от которого она содрогнулась. Когда отец путешествовал по европейским дворам, на приемах в честь русских послов их непременно поили чем-нибудь крепким, и Михаил Феодорович всегда позволял ей выпить — но только одну чарку. Вспоминать отца было больно, и Настя ухватилась за бокал как за единственную возможность хоть на немного отодвинуть от себя страшные мысли. Вино было прохладным и приятным на вкус — Настасья, не слишком разбиравшаяся в алкоголе, все равно с уверенностью могла сказать, что оно было не самым плохим из того, что ей довелось попробовать за всю ее недолгую жизнь.

— Французы умеют делать вина, — говорил Насте дон Диего, обращаясь скорее не к ней, а к стакану, который он держал в руках; и этим, и своим разговором он неуловимо напоминал губернатора Бриджтауна, но если мистер Стид был до крайности противен, то испанец, наоборот, словно чем-то притягивал к себе. Интересно, если отец говорил с ним, он был также очарован этим чисто кошачьим обращением? Настя пристально посмотрела на дона Диего, но тот, словно не замечая ее взгляда, продолжил: — Шампанское, бордо и бургундское дают фору хересу и малаге. Хотя это неудивительно: аристократам приятней пить утонченное французское вино, нежели чем крепкое испанское, — дон Диего, увидев, как на него смотрит его собеседница, усмехнулся. — Впрочем, я вижу, что вам не слишком интересно говорить об этом. Если вам угодно, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Настя задумалась: конечно, хотелось спросить испанца прямо о том, что произошло в английской колонии несколько дней назад, но предостережения Питера Блада на его счет, скорее всего, не были безосновательны — а значит, она узнает об отце гораздо меньше, чем дон Диего узнает о ней. О чем же можно поговорить с ним так, чтобы не выдать своего происхождения? Конечно, ни о России, ни о Речи Посполитой, ни о Швеции говорить нельзя — откуда простой ирландке знать о том, что такие страны вообще существуют на свете… Об англичанах? К ним она относилась несколько пренебрежительно, как, верно, и дон Диего, но таким разговором она рисковала навлечь на себя гнев друзей Питера Блада. Нужно выбрать такую тему для разговора, чтобы никому и в голову не пришло усомниться в ее происхождении, и одновременно никого не оскорбить своей болтовней.

— Мой брат говорил, что вы раньше были капитаном этого корабля, — неожиданно вспомнила Настя, озвучив свои мысли вслух. Испанец согласно кивнул.

— Да, сеньора, когда-то я был капитаном «Синько-Льягас», — дон Диего грустно усмехнулся. — Впрочем, теперь я штурман вашего уважаемого брата — место, конечно, менее почетное, но я должен быть благодарен ему за то, что он оставил в живых меня и моего сына…

Настасья передернулась — оставил… в живых? Она украдкой кинула взгляд на сидящего рядом Питера Блада. Мог ли он убить? Да, вполне… Наверное. Образ благородного рыцаря и джентльмена, который она нарисовала в голове, начал потрескивать и грозил сломаться, но Настя силой воли заставила себя поверить в то, что ее названный брат на самом деле очень честный человек. Иначе стал бы он помогать ей от чистого сердца? Или нет? Впервые за все время, проведенное на корабле, она задумалась об истинных мотивах поступков этого английского каторжника. Зачем он поступает именно так? Имеет ли он какие-то планы относительно нее? Может быть, стоит во всем признаться дону Диего — в конце концов, он тоже пленник на этом корабле, значит, хотя бы ради солидарности с ее положением он сможет помочь ей… Нет, не стоит: Настя, вспомнив заветы отца, догадалась, что испанец может вести двойную игру, на самом деле придерживаясь своей стороны, а не стороны капитана Блада, как тот наивно полагает. Да, все это, пожалуй, стоит тщательно обдумать — но так или иначе ей нужно покинуть «Синко-Льягас» как можно скорее, потому что от этого зависела ее жизнь и жизнь ее отца.

— Сеньора? — окликнул дон Диего задумавшуюся Настасью. Та удивленно посмотрела на него, и он поспешил пояснить: — Вы молчите… Вас что-то задело в моих словах?

— Нет, что вы, сэр! Я просто… задумалась, — честно ответила Настасья.

Откуда-то слева от нее возник Питер Блад, который, заинтересовавшись ее разговором с доном Диего, повернулся к ним.

— Думать, сестра, всегда полезно, однако всему всегда нужно свое время. И все же, дорогая сестра, nunc vino pellite curas — теперь вином отгоните заботы, как советует вам мой друг Гораций. И как ваш лечащий врач я вам настоятельно рекомендую поесть, чтобы восстановить свои силы. Нам еще предстоит долгое путешествие — хотя дон Диего обещал, что земля скоро появится, я склонен готовиться к худшему…

Испанец очаровательно улыбнулся, чувствуя в реплике капитана старательно замаскированный намек, а Настасья по совету названного брата наелась до отвала — несмотря на то, что обед трудно было назвать изысканным, проголодалась она за последнее время ощутимо. Впрочем, после этого она и вправду почувствовала себя легче; голова, раньше еще немного гудевшая, теперь начала активно работать, мысли мельтешили в ней туда-сюда с невообразимой скоростью, и Настасья не знала, куда от них деться и за какую взяться. Нужно было отдохнуть, а потом уже придумать какой-никакой план — и спросить у капитана Блада, когда она сможет поговорить с сыном дона Диего. Но сначала надо хоть чуть-чуть, отогнав от себя все мысли, просто посидеть и помечтать о вечном — и Настя, откланявшись, с разрешения Питера Блада убежала к себе в каюту.

В каюте было слегка душно, и Настя с видимым удовольствием открыла окно и высунулась наружу. Свежий ветерок решительно растрепал ей волосы, но она была даже рада этому: как же она любила, когда на взмыленной лошади она влетала во двор московского дома, а конюхи в упор не могли признать ее — Настасья в шапке набекрень и кафтане походила на юношу так сильно, что даже знакомые нечасто ее узнавали. Впрочем, иначе было нельзя: если бы кто узнал об этих ее прогулках, имя ее отца было бы опорочено… Надо же, девка, а на лошади носится как угорелая! Настя весело засмеялась, смотря как идущий корабль оставляет за собой белый след. Потом она вернулась обратно в каюту и принялась за ее тщательное изучение: лежа на софе она не смогла хорошенько рассмотреть ее, и сейчас девушку мучило страшное любопытство. Она огляделась в поисках того предмета, с которого можно будет начать ее изыскания.

Комната была обставлена просто, но со вкусом: из мебели здесь стояла только обитая красным бархатом софа, тяжеловесный комод, стол с разбросанными по нему бумагами, стул и небольшой шкаф с книгами. Настя решила начать с него, подозревая, что все самое интересное кроется там. Она подошла к нему и, наклонив голову, начала изучать корешки книг. Почти все названия были написаны по-испански; впрочем, в библиотеке присутствовал томик с пьесами Шекспира на английском языке, а чуть позже Настасья обнаружила и переведенного на английский и французский «Дона Кихота». Похоже, что бывший хозяин каюты был хорошо образован и читать любил — и не только по-испански. Настя аккуратно вынула все три заинтересовавшие ее книжки и разложила их на столе, отодвинув пока ненужные бумаги в сторону.

— Погадать, что ли? — спросила сама у себя Настя. Будучи в Речи Посполитой, она познакомилась с панной Эльжбетой — дальней родственницей Анджея Моравецкого, и та в честь знакомства научила ее гадать по книгам: сначала взять любую с полки, потом загадать два числа — номер страницы и строчки — и тогда она, прочитав то, что будет там написано, узнает свою судьбу. Конечно, Настя не в коей мере не верила в гадания, несмотря на то, что сама часто на Рождество, когда вместе с отцом приезжала в какую-нибудь из их деревень, вместе с крестьянскими девками запиралась в бане и ждала, когда во сне ей покажется лицо суженого. И все же, так, ради праздного любопытства, Настя загадала два числа — пятьдесят один и семнадцать — закрыла глаза и наугад взяла первую попавшуюся книгу. Когда она открыла их, то увидела в руках английского «Дона Кихота».

— Значит, судьба! — заключила Настасья, нашла нужную страницу и строчку и начала читать. Правда, чтение зашло чуть дальше одной строчки, и она не заметила, как просмотрела оставшийся кусочек главы до конца.

Тут они увидели тридцать или сорок ветряных мельниц, стоявших посреди поля. Заметив их еще издали, Дон Кихот сказал своему оруженосцу:

— Благосклонная судьба посылает нам удачу. Посмотри в ту сторону, друг Санчо! Вон там на равнине собрались великаны. Сейчас я вступлю с ними в бой и перебью их всех до единого. Они владеют несметными сокровищами; одержав над ними победу, мы станем богачами. Это — праведный бой, ибо самому богу угодно, чтобы сие злое семя было стерто с лица земли.

— Да где же эти великаны? — спросил Санчо Панса.

— Да вот они перед тобой! — ответил Дон Кихот. — Видишь, какие у них огромные руки? У иных чуть ли не в две мили длиной.

— Поверьте, ваша милость, — это вовсе не великаны, а ветряные мельницы. А то, что вы называете руками, вовсе не руки, а крылья, которые вертятся от ветра и приводят в движение жернова.

— Сразу видно, — сказал Дон Кихот, — что ты еще неопытен в рыцарских приключениях. Это великаны! Если тебе страшно, так отойди в сторону и читай молитвы, а я тем временем вступлю с ними в жестокий неравный бой!

С этими словами Дон Кихот вонзил шпоры в бока Росинанта и помчался вперед, не слушая воплей своего оруженосца.

— Не бегите, презренные созданья! — вскричал он. — Вас много! А против вас только один рыцарь!

В эту минуту поднялся легкий ветер, и огромные крылья начали вращаться. Увидев это, Дон Кихот закричал еще громче:

— Будь у вас рук больше, чем у гиганта Бриарея, вам все равно не избежать вашей участи!

И, поручив душу своей даме Дульсинее Тобосской, Дон Кихот ринулся на ближайшую к нему мельницу и со всего размаха вонзил копье в ее крыло.

Но тут сильный порыв ветра повернул крыло. Копье сломалось, а рыцарь вместе с лошадью отлетел далеко в сторону.

Увидев это, Санчо во всю прыть поскакал на помощь своему господину. Дон Кихот лежал словно мертвый, ошеломленный страшным ударом мельничного крыла.

— Вот видите, ваша милость! — воскликнул Санчо. — Ну, не говорил ли я, что это ветряные мельницы, а не великаны. Ведь это лишь тот не видит, у кого самого мельница в голове.

Настя громко захлопнула книжку и задумчиво посмотрела на стол. Почему-то вместо Дона Кихота в голове стал проступать образ несколько иного плана — а именно капитана, во власти которого она находилась. Не слишком ли он рыцарствует, помогая ей? И не слишком ли это наивно — предоставлять дону Диего свободно шататься по кораблю, который не так давно ему принадлежал и который, как полагала Настасья, он хочет вернуть под знамена Испании? Но почему тогда Питер Блад поступает так, как будто все вокруг так же благородны и честны, как и он сам? Неужели он не видит очевидного? Настя нахмурилась — видно, названный брат хоть и умелый флотоводец и большой пройдоха, но в политических делах не искушен. Да, точно сказал Санчо Панса — этого не видит только тот, у кого самого в голове мельница. Нет, Питеру Бладу она доверяла, ведь он спас ее от смерти; но что же касается дона Диего… Неожиданно взгляд Настасьи упал на исписанные мелким почерком бумаги, в одной из которых она признала письмо; и дело было даже не в том, что это было личное письмо, а в том, кем оно было подписано.

Красивым почерком в конце по-испански было выведено имя. Don Esteban de Espinosa-y-Valdez.

— Вот и верь после этого капитану Бладу — он же наверняка знал об этом… Не мог не знать, — заключила Настя.

И все же хитроумный брат предоставил ей прекрасный шанс — прежде чем говорить с врагом, нужно хорошенько узнать его, и Настасья, хоть и понимая, что это очень нехорошо, принялась изучать бумаги на предмет чего-то полезного для себя.

1) Занимаемое человеком место за столом имеет сакральное значение: например, невеста всегда садится по левую руку от жениха. Поэтому капитан садит свою «сестру» по правую руку, как самую почетную гостью, а не как невесту)

Вернуться к тексту