Плюшевый львёнок (гет)

Примечания:

Тому шестнадцать, Сьюзен — четырнадцать. На дворе 1943 год со всеми его нерадостными радостями.

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

1-е Коринфянам 13:4-8

— Аслан сказал, что мы больше не попадем в Нарнию, — тихо сказала Сьюзен, кутаясь в одеяло и ложась спать. Люси, которая сидела на своей кровати, ничего не ответила, но Сьюзен увидела её взгляд, полный скорби, печали и грусти, направленный на игрушечного плюшевого львёнка, олицетворявшего собой Великого Льва.

Казалось бы, после возвращения из Нарнии всё было обсуждено, всё обговорено, всё сказано между ними; единственное, о чём не сказали Питер и Сьюзен младшим брату и сестре, — это о том, что предрёк им Аслан: они никогда больше не вернутся в Нарнию. Люси и Эдмунд страшно бы расстроились, узнав об этом, и они ничего им не сказали — Питер и Сьюзен посчитали, что так будет лучше для них. Но атмосфера недосказанности висела над Сьюзен как Дамоклов меч, и она не могла больше выдерживать этого давления. Младшая сестра, всегда такая милая, наивная и добрая, должна была знать — было бы нечестно скрывать это от неё.

— Почему? — тихо спросила Люси, и Сьюзен по её голосу поняла, что она вот-вот расплачется.

— Потому что мы уже выросли, — ответила Сьюзен, вылезла из-под одеяла и села на кровать рядом с сестрой. — Мы стали взрослыми, и в Нарнии нам теперь не место. Теперь у неё только один король и одна королева — Люси Отважная и Эдмунд Справедливый. Это ваш мир. Не Питера и не мой.

— Кто был хоть один день королём или королевой в Нарнии, навсегда останется здесь королевой или королём, — прошептала Люси давно забытые слова Аслана, сказанные им Бог весть знает сколько лет назад. — Ты навсегда останешься Сьюзен Великодушной, Хранительницей Рога и великой нарнийской королевой. Это всегда будет с тобой, где бы ты не была. Ты снова окажешься в Нарнии — но только тогда, когда она призовет тебя.

— Возможно, — уклончиво ответила Сьюзен. — Но я знаю точно, что если мы завтра проспим будильник, все кончится крайне печально… для всех.

Люси серьёзно кивнула, выключила свет, буквально упала на кровать и быстро уснула. Сьюзен легла в постель, но уснуть не смогла — что-то грызло её изнутри, не давало успокоиться и заставляло всё время ворочаться на кровати. Авианалеты на Лондон почти прекратились, так что можно было не опасаться воздушной тревоги; но Сьюзен чувствовала, что не в этом причина её беспокойства. Она попыталась разобраться в себе и поняла, что после возвращения из Нарнии она стала больше думать о Томе — во-первых, из-за поцелуя с Каспианом, про который знала только она и её младшие брат и сестра (и о котором, как она надеялась, Том никогда не узнает), а во-вторых, из-за того, что он в последнее время стал каким-то… другим.

Нет, он продолжал мило разговаривать с ней, улыбаться, иногда шутить, иногда дарить цветы и другие небольшие подарки, но Сьюзен заметила, что он больше был не рад появляться в их доме — его раздражало внимание миссис Певенси к себе, распросы Люси, Питер его просто раздражал без причины, и Том уже давно не бывал в цветущем домике на Роджер Стрит. Он всё время говорил о превосходстве магов над маглами, развивал это, доказывал ей, что так уготовано судьбой, чтобы слабейшие подчинялись сильнейшим, хотел убедить её, но Сьюзен хоть и не спорила с ним, но проводила параллели с нацистской теорией господина Адольфа Гитлера, и это сопоставление ей не нравилось, и так сильно, что она иногда очень грубо прерывала Тома, когда тот слишком долго об этом говорил.

Что-то изменилось в нём — и новый Том Реддл, в отличие от старого, пугал Сьюзен. Она знала его слишком хорошо, и сердце подсказывало ей, что эти перемены в его характере ни к чему хорошему не приведут. Потом она уснула, и ночью ей снились кошмары — один страшней другого.

На следующее утро Сьюзен, наспех позавтракав, первой выбежала из дома — в школе сегодня её класс был дежурным, а это накладывало на неё некоторые обязанности. На дворе стояли последние дни июня тысяча девятьсот сорок третьего года — тёплые, погожие деньки, когда любой уважающий себя мальчишка спешит прогулять последние уроки и когда в разомлевших от жары классах попеременно пахнет то цветами, то бензином. Это был Лондон — тот город, в котором Сьюзен прожила всю свою жизнь. Он медленно, постепенно восстанавливался после налетов немецкой авиации, и, хотя война ещё не кончилась, кое-где можно было увидеть строительные бригады, убирающие завалы, бывшие на месте когда-то целых домов. Кажется, что войны как будто и не было — но блестящие шпили церквей были завёрнуты в белую ткань, а статуи, которые не были сняты с постаментов, были завалены мешками с песком. Сьюзен уже привыкла к этому — человек может привыкнуть ко всему, если он будет достаточно терпелив.

— Хэй, смотрите, кто тут идет! Это же сестра Питера Певенси! — раздался совсем рядом чей-то не слишком дружелюбный голос. Сьюзен обернулась, чтобы осадить зазнавшегося мальчишку, но осеклась на полуслове, когда увидела его, — это был Оливер Блэквуд, местный заводила, с которым у Питера были свои старые счёты. Рядом с Блэквудом стояли ещё трое парней, и их настрой Сьюзен совсем не понравился. — Что-то твоего братца давно не видно. Хвост поджал и спрятался от нас? — поинтересовался Оливер. Его ватага радостно засмеялась, а Сьюзен напряглась, внешне оставаясь абсолютно спокойной. — Что, бросил свои замашки? Как же так — а я-то всё думал, что сам рыцарь Ланселот сошёл к нам с небес…

— Помолчи, Блэквуд, — посоветовала ему Сьюзен и хотела пойти дальше, но мальчишка перегородил ей дорогу.

— И это ты-то на меня тявкаешь? — злорадно поинтересовался он. — Я что-то не вижу твоего братца, который готов заступиться за свою обожаемую сестрёнку.

Сьюзен попыталась обойти его — вступать с ним в конфликт не входило в её планы — но Блэквуд схватил её за плечо и заставил резко остановиться.

— А ну стоять! Я тебя никуда не отпускал! — заявил он. — Я ещё с твоими братьями не поквитался, так что тебе следует пока остаться здесь.

Сьюзен попыталась вырваться, но хватка мальчишки была крепкой, а за спиной у него стояли его друзья — бежать было некуда, её поймают, если она попытается это сделать. Сьюзен пожалела, что в Нарнии она предпочитала стрельбу из лука, а не фехтование — хоть у неё и не было сейчас меча, но навыки бы ей пригодились… А сейчас приходилось надеяться на собственную ловкость и сообразительность.

— Отпусти, — угрожающе сказала ему Сьюзен, но Оливер Блэквуд только засмеялся. — Ты, конечно, можешь меня не слушать, но потом тебя будет ждать хорошая взбучка, — предупредила она.

Угроза осталась без внимания — она лишь вызвала новую волну смеха. Она оглянулась, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых на помощь, но выяснила, что улица в такой ранний час была пуста — на ней стояли только она и банда Оливера. Черт бы побрал это её школьное дежурство — не было бы его, и Сьюзен вышла бы из дома чуть позже, вместе с братьями и сестрой, и тогда никакой Оливер Блэквуд не посмел бы её так дерзко хватать за руки…

— Убери от неё свои грязные лапы!

Голос Тома Реддла заставил парней обернуться и, увидев, того, кто так гордо вышагивал по безлюдной улице, Оливер Блэквуд расхохотался. Том никогда не выглядел жалким, даже напротив; его авторитет никем не подвергался сомнению. Но маглу позволительно не знать, что если против него идет один мальчишка по имени Том Марволо Реддл, то лучше ему поостеречься… Особенно если он посмел коснуться некой Сьюзен Певенси. Оливер Блэквуд не знал этих тонкостей, да и не мог их знать, зато Сьюзен прекрасно о них знала и понимала, чем может кончиться потасовка между маглами и магом. Ничем хорошим для Оливера и его компании.

— Я что-то не видел тебя раньше, — прищурив глаза, ответил Тому Оливер и придвинул Сьюзен поближе к себе, выставляя её как ментальную защиту против неизвестного врага. — Ты кто вообще?

— Я повторю — убери от неё свои грязные лапы, — уже с явной угрозой сказал Том. Сьюзен ошарашенно на него посмотрела — она так и не смогла понять, откуда он здесь появился, его не должно было быть здесь… Впрочем, он говорил, что занятия в Хогвартсе заканчиваются в конце июня, значит, у него они должны были закончиться. И всё же странно это всё было, очень странно…

Том наступал на банду мальчишек, и те послушно отступали — не зная, что предпринять, они выбрали стратегическое бегство. Сьюзен поневоле отходила с ними, и по глазам Оливера и его друзей было видно, что они слегка напуганы — всё-таки инстинкт самосохранения у них имелся. Том, пользуясь этим страхом, увёл их подальше от улицы, в какой-то проулок, заканчивавшийся тупиком. Поняв, что они сами себя загнали в ловушку, Оливер выругался и наконец-таки отпустил Сьюзен, чему она была крайне рада.

— Задайте этому выскочке жару! — проорал Блэквуд, и трое его друзей рванули к Тому. Тот как будто только этого и ждал: непонятно откуда в его руках появилась палочка, которая вызвала недоумение у Оливера. — Он в нас палочкой хочет тыкать? — риторически спросил он. — Вот идиот…

Тома это ничуть не смутило — вряд ли он даже это расслышал. Он злорадно улыбнулся и направил палочку прямо на несущихся к нему парней. Сьюзен хотела прокричать этим придуркам, чтобы они не нападали на него, но Том её опередил. Он сделал в воздухе неопределенное движение рукой, в которой была зажата палочка, и сказал:

— Петрификус Тоталус! — ближайший к нему парень после зелёной вспышки упал замертво; двое других, подумав, что не хотят повторения его судьбы, резко затормозили, но было уже поздно: заклятье настигло и их.

— Что за чёрт! — возмущенно спросил Оливер Блэквуд, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим приятелям. — Какого чёрта?!

— Том! — окликнула Сьюзен, но тот уже не слушал её, и Блэквуд, так и на поняв, в чём же дело, свалился ей под ноги. — Зачем ты так с ними?

— Им не следовало становиться у меня на пути, — отчеканил Том, склонившись над кем-то из друзей Оливера. — Обливиэйт! — лицо мальчишки озарилось белым светом, а его лицо приняло рассеянный вид, как будто он забыл только что выученный урок. — Я не хочу, чтобы кто-то трогал тебя.

— Это касается только моего брата и Оливера Блэквуда, но никак не нас с тобой, — возразила ему Сьюзен.

— Твой брат не знает меры в своём рыцарстве, — ответил ей Том, в чём был совершенно прав. — Он не должен подвергать тебя опасности. Питер Великолепный… нарнийский король! — с издёвкой произнёс он.

— Он меня защищал, защищает и будет защищать — и не говори так о моём брате, пожалуйста, — попросила Сьюзен. Она не хотела вступать в спор с Томом, тем более ссориться с ним, и всё же произошедшее её сильно покоробило. — Ты не должен был так поступать. Это неправильно.

Том недоверчиво хмыкнул, и Сьюзен осознала, что у него сейчас крутится в голове — маглы, во всём виноваты маглы, вечно они встают на его пути, эти низшие существа… Эта мысль была выражена на его лице так явно, что Сьюзен отшатнулась от него, когда он подошел к ней.

— Сьюзен! — позвал он, но та отвернулась от него. — Я… я люблю тебя! Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое! — выпалил Том, обычно сдержанный, а теперь держащий её за руку, слегка приобняв за плечи.

— Любишь меня, магла? — горько усмехнулась Сьюзен. Улыбка — это коронное оружие королей, но сейчас был особый случай. Она повернулась к нему и увидела в глазах Тома неверие. — Я — магл, моя семья — тоже маглы, ты терпеть нас не можешь, так как ты можешь любить нас? — Сьюзен поняла, что в глазах стоят слёзы — иначе почему весь мир неожиданно помутнел? — Ты сам не видишь себя со стороны, а я вижу, как ты смотришь на мою маму, на Питера, даже на Люси… Они тебе ничего не сделали, а ты их ненавидишь, — Сьюзен отошла на пару шагов и развернулась лицом к Тому. — Как я могу тебе ответить взаимностью, когда вижу перед собой такое?

Красивое аристократическое лицо Тома исказилось — его возлюбленная, будучи не-волшебницей, осталась верна своему унылому миру и не последовала за ним. Это и к лучшему — теперь не придётся оправдываться перед единомышленниками, зачем ему понадобилось каждую субботу бывать в Лондоне, а оправдываться Том страшно не любил. Не придётся долго объяснять, что эта конкретная магловская девушка — другая, не придётся унижать себя... Он злобно развернулся на каблуках и, не попрощавшись, ушёл. Сьюзен расплакалась — это их расставание было не первой ссорой, но несло на себе отпечаток какой-то роковой необратимости, и слёзы сами полились ручьём.