Плюшевый львёнок (гет)

Примечания:

Напомню, Том Реддл родился в 1926 году, а Сьюзен Певенси — в 1928. Здесь Сьюзен семь лет, а Тому — девять.

Вечерело. На Лондон опускались сумерки, которые приносили с собой свет фонарей, холод и предчувствие чего-то страшного. Сьюзен никогда ещё не заходила так далеко от дома — она была гораздо более послушным ребёнком, чем Пит и Эд, и позволить себе сделать что-нибудь как какой-нибудь дворовый мальчишка было бы ниже достоинства маленькой английской леди.

Однако именно сегодня мама попросила её прийти пораньше домой, чтобы помочь ей с ужином, и именно сегодня одна из её лучших школьных подружек, Пенни, позвала её в гости. Всё же не утерпев, Сьюзен, как только закончились уроки, как бы случайно забыла предупредить братьев о своём предстоящем визите и потихоньку выскользнула из школы. У Пенни собралось ещё несколько девочек, и они вместе играли, читали, рисовали… Одна из них даже сыграла что-то простенькое на старом фортепиано, которое стояло в гостиной, за что получила бурю аплодисментов от подружек и пригоршню конфет от родителей Пенни. Время пролетело незаметно, и когда Сьюзен опомнилась, то на улице уже появились первые звезды. Заторопившись домой и сказав родителям Пенни, что живёт довольно близко от них и сможет дойти до дома сама, она быстро выбежала на порог и пошла прямо к своему дому. Однако, оказалось, что то ли дома в Лондоне слишком большие и слишком одинаковые, то ли она плохо запомнила дорогу… Но в какой-то момент Сьюзен поняла, что не помнит места, где стоит.

Как назло, в переулке, где она стояла, никого не было, да и маленькой, но гордой английской леди было бы слишком стыдно спрашивать дорогу у абсолютно незнакомых ей спешащих джентльменов и степенных дам. Сьюзен показалось, что она осталась совсем-совсем одна в этом тёмном городе. Только яркие, чистые и бесконечно далекие звёзды, да только что начавший расти месяц сияли где-то на тёмном небе.

Маленькая, но гордая английская леди села на бордюр и от злости заплакала. Всё-таки стоило сказать Питеру, что она собралась в гости. Мама бы так сильно не волновалась, они вместе приготовили бы ужин… а потом, уже в кровати, Пит и Эд пришли бы в комнату к девочкам и начали бы рассказывать страшные истории про привидения, отчего бы маленькая Лу непременно спряталась под одеяло. Эдмунд бы потом долго смеялся, а Питер бы дал ему подзатыльник. От мысли, что она могла бы сейчас есть ужин и быть с братьями и сестрой, Сьюзен расплакалась ещё больше. В конце концов, нигде не сказано, что если маленькая английская леди потерялась, то она не может поплакать. Иначе бы она это знала и непременно сделала бы так, как предписано в подобных случаях.

— Ты плачешь?

Сначала Сьюзен подумала было, что это был Питер, но голос оказался слишком равнодушным и даже каким-то жёстким. Девочка быстро утерла слёзы и, стараясь даже не подавать виду, что она плакала, подняла глаза. На неё смотрел мальчуган — именно мальчуган, а не маленький, но степенный джентельмен. Возрастом он был чуть-чуть постарше Питера, но выглядел он совсем как он — как уличный мальчишка; Сьюзен это поняла сразу по его костюму. Однако, в отличие от Питера, он был более спокоен, что и ободрило сначала испугавшуюся, но гордую маленькую леди.

— И вовсе я не плачу! — ответила Сьюзен, высоко подняв голову и встав с бордюра.

— А я видел, что ты плакала, — всё-таки настаивал мальчуган. Но говорил он это спокойно, без энтузиазма. Питер уже давно начал бы к ней приставать с расспросами. Однако даже намек на её слабость довольно сильно разозлил Сьюзен. Маленькая леди должна быть стойкой, и разные уличные мальчуганы не должны ей напоминать о некоторых её маленьких секретах.

— Сэр, во-первых, это нетактично — напоминать об одном и том же неприятном энциденте, — Сьюзен специально сделала акцент на этом почти незнакомом ей слове, чтобы казаться немного старше, чем она есть на самом деле, — а во-вторых, я вовсе и не плакала.

Мальчик задумчиво улыбнулся, но его улыбка была несколько натянутой и довольно странной. Сьюзен этого не заметила, но решила, что на правилах приличия настаивать больше не стоит. Сьюзен улыбнулась настолько вежливо, насколько могла улыбнуться маленькая английская леди уличному мальчишке. Все-таки пока он — единственный человек, который может помочь ей добраться до дома. И для начала Сьюзен решила представиться.

— Сьюзен Певенси, сэр.

Мальчик недоверчиво взглянул на девочку и начал в неё напряженно всматриваться. Сьюзен всё так же лучезарно улыбалась, стараясь ничем не показать, что так долго рассматривать девушку становится неприлично.

— Певенси… — задумчиво произнёс он и перестал её разглядывать. После минуты размышлений он снова посмотрел на неё, только уже более неприязненно. — Меня зовут Том Реддл.

— Приятно познакомиться, мистер Реддл, — сказала Сьюзен. Надо было как можно быстрее приступить к делу — попросить джентельмена проводить леди домой. Однако, как оказалось, на деле всё оказалось несколько сложнее. Для начала нужно было признаться самой себе, что она заблудилась, а это уже было сделать нелегко.

— Ты заблудилась? — неожиданно спросил мальчик и опять с тихим интересом начал смотреть на неё.

Сьюзен от неожиданности вздрогнула — Том Реддл догадался об этом раньше, чем она ему сказала об этом. Было слегка неприятно, как будто тебя поймали на каком-то нехорошем деле с поличным, и Сьюзен с трудом посмотрела прямо на мальчика и тихо сказала:

— Да, сэр, я заблудилась… — Сьюзен огляделась. Вокруг всё так же были незнакомые ей дома. В них светились огни, в животе жалобно заурчало, и Сьюзен поняла, что сейчас как никогда хочет обратно домой. Поэтому она ещё раз улыбнулась — уже более виновато — и совсем тихо и осторожно спросила: — Вы мне поможете дойти до дома?

Том задумчиво посмотрел на носки своей обуви, а потом молча подал ей руку. Сьюзен взяла его за руку, и, хотя он спокойно повел её к выходу из переулка, почему-то она была уверена, что ему не очень приятно куда-то идти с ней. Вопреки жёстким правилам приличия, предписанным маленьким леди, в девочке проснулось любопытство. Всё это немного напоминало авантюрные романы, которые порой читала им их соседка, миссис Блэквуд, которую родители Певенси иногда просили посидеть с ними. В них обычно прекрасная леди попадала в какой-нибудь переплёт (как говорила сама миссис Блэквуд), а прекрасный джентльмен с рыцарскими наклонностями обязательно её спасал. Поэтому Сьюзен, в связи с этими романами, немедленно пришла на ум мысль о том, что её кавалер имеет какую-то очень серьёзную тайну, которая делает его крайне несчастным. Она посмотрела на него с ещё большим любопытством. Всё это было крайне интересно и требовало немедленного разъяснения.

— Вы даже не знаете, где я живу, сэр, — начала Сьюзен, когда они вышли из переулка.

— Догадываюсь, — ответил на это мистер Реддл. Сьюзен с удивлением посмотрела на него.

— Откуда?

— Твоя семья делает взносы в приют миссис Коул. Я помню тебя. Ты приходила вместе с матерью и братом.

Сьюзен изо всех сил пыталась вспомнить, когда это было, однако на ум ничего не приходило. Мальчик, видимо, понял, что она ничего не помнит, и добавил:

— Сиротский приют миссис Коул. Я там живу.

Сьюзен стало жалко его. Питер рассказывал, что это значит — сирота. Это когда один, без мамы и без папы, и когда тебе очень грустно… Она в упор посмотрела на мальчика, однако никаких следов грусти она там не увидела.

— Роджерс Стрит, дом пятьдесят шесть. Звонить три раза, — скороговоркой и даже с некоторой обидой проговорила Сьюзен.

— Довольно далеко отсюда, — задумчиво ответил Реддл.

— Я пошла к подружке… и… мы засиделись… и… Я заблудилась…

— Неожиданно. Я думал, что ты из богатой семьи. Тебя разве не забирают родители?

— Нет. Я им ничего не сказала.

Реддл с изумлением посмотрел на неё.

— Почему?

— Я не знаю.

Они некоторое время прошли молча. Сьюзен всё время думала об одной вещи, но всё не решалась спросить. Потом неожиданно проговорила:

— Значит, ты сирота?

— Да, — с некоторым отвращением сказал мальчик.

Сьюзен еще немного подумала, и у неё возникла одна мысль. Конечно, нужно будет ещё получить согласие родителей, но маленькая и очень гордая английская леди была уверена, что они не будут сильно возражать, особенно если она приведёт им аргументы (как говорил папа).

— Если хочешь, то можешь приходить к нам в гости. Мама будет рада. И папа тоже. И Питер. И Люси, — выпалила Сьюзен. Реддл посмотрел на неё с некоторым удивлением.

Приют миссис Коул был настолько бедным, что его воспитанники порой занашивали бельё до дыр, поэтому такие предложения поступали им реже, чем никогда. Остальные дети его и так не любили, и Том подозревал, что сейчас они начнут его тихо ненавидеть. Хотя ещё было неизвестно, пустят ли его на порог своего дома мистер и миссис Певенси, однако от Сьюзен сразу же повеяло каким-то теплом. К нему ещё никто и никогда не обращался с такими предложениями.

— Я… подумаю. Если твои родители разрешат, — пробормотал Реддл.

Сьюзен весело улыбнулась и доверчиво уткнулась личиком ему в рукав. Том улыбнулся куда более мягко, чем раньше. До этого перед ним была просто маленькая девочка из богатой семьи, а сейчас если не друг… то по крайней мере маленький, но понимающий товарищ. Он потряс Сьюзен за плечо и указал рукой на дом.

— Пришли.

Сьюзен весело посмотрела на крыльцо, фасад и балкон, а потом побежала туда так быстро, как могла. Однако на полпути она как будто вспомнила что-то, и, обернувшись, прокричала:

— Спасибо!

Том улыбнулся, проследил за тем, как она ровно три раза звонит в дверь, и пошёл обратно, размышляя над тем, обнаружила ли его отсутствие миссис Коул или нет. Но когда он дошёл до поворота, он услышал, как кто-то бежит по улице. Он обернулся и увидел девочку, совсем ещё малышку. Она догнала его и с нескрываемым любопытством начала его рассматривать. Потом, вспомнив, зачем её послали, она сделалась очень серьёзной и с важным видом произнесла:

— Мама вас приглашает завтра на ужин и просит, чтобы вы пришли ровно в семь часов.

— Хорошо. Передайте ей, что я приду.

Девочка просияла, и Том непроизвольно заметил, что она похожа на Сьюзен. Видимо, это была её сестра, и в этом не было ничего крайне удивительного, но это было воспринято им как знак — теперь у него есть место, куда можно пойти, и он в мире больше не одинок. Никогда ещё раньше Том не испытывал ничего подобного — и это вызывало в нем обоснованный страх; но потом он решил, что встреча со Сьюзен Певенси произошла в его жизни не просто так, а значит, оставалось только ждать и надеяться, что все это выльется во что-нибудь интересное.

Примечания:

PS. На западе дети ходят в школу с пяти лет — так что будить Люси ещё как надо:)

Будильник трещал так нестерпимо, что хотелось бросить его о стену. Опять в школу… Казалось бы, только-только началась весна, но уже хотелось одного — чтобы наконец опять наступило лето. Сьюзен стянула с себя одеяло и посмотрела на маленькую Люси, которая даже и не думала просыпаться.

— Вставай, Люси, — Сьюзен потрясла сестру за плечо, но та лишь замычала в ответ и придвинулась ближе к стене. — Люси, мы опоздаем. Уже семь часов утра.

— Я так не хочу вставать, — сонно пробормотала Лу и накрылась одеялом по уши.

— Люси! — уже более строго сказала Сьюзен.

— Сью, ну пожалуйста, — раздалось из-под одеяла. — Можно я полежу ещё десять минут?

Сьюзен отошла от постели сестры с твёрдым намерением разбудить её ровно через десять минут. Она, конечно, могла бы пойти к Питу или стащить с сестры одеяло, но это было бы, во-первых, недостойно леди, а во-вторых, в конце концов неприлично. И кто вообще придумал такие учебные заведения, в которых дети, учась, не могут даже высыпаться?

Сьюзен вышла в коридор и спустилась по лестнице. Мама уже готовила завтрак (с кухни доносился аромат панкейков и мёда), а папа с серьёзным видом читал вчерашнюю вечернюю газету, периодически поправляя сползающие на нос очки.

— Здравствуй, дочка! — папа на секунду отвлёкся от чтения газеты, чтобы потом снова углубиться в неё с новой силой. — Хелен, дорогая! Скажи почтальону, чтобы больше не приносил нам этих газет!

— Почему? По-моему, они хороши — в них иногда печатают советы по кулинарии, — раздался голос из кухни. Газеты миссис Певенси абсолютно устраивали, Сьюзен это знала точно, хотя в последний раз, когда они готовили пирог по рецепту одной очень деловитой домохозяйки, которая в них печаталась, он немного подгорел и оказался очень невкусным. Впрочем, миссис Певенси это нисколько не расстроило.

— Ты просто не читала того, что эти газетные утки пишут о политике Чемберлена! Скажи, что могут эти журналисты смыслить в политике? Ровным счётом ничего! И тем не менее они считают себя абсолютными авторитетами.

— Могу тебе посоветовать просто не читать статьи о политике. Говорят, это портит нервы.

Глава семейства насупился, ещё глубже сдвинул очки к переносице (хотя Сьюзен казалось, что дальше уже было некуда) и сердито продолжил читать статью о Чемберлене.

Сьюзен подумала, что Чемберлену следует быть поосторожней: папа всегда говорил, что газетные утки — они у-ух (дальше следовало неопределенное движение рукой, заканчивавшееся в конце концов грозившим кому-то кулаком). Воспринималось в детском обществе это у-ух крайне неоднозначно, что было причиной больших споров, происходивших в комнате у мальчиков. Сьюзен считала, что это означало крайнее негодование папы, и вслед за ним говорила, что газетные утки пишут всякий вздор. Люси у-уха боялась и говорила, что это большой и страшный зверь, и её никто не переубеждал вследствие невозможности определить точное значение этого слова.

Сьюзен снова поднялась наверх и постучалась в комнату мальчиков. Эдмунд, как и Люси, тоже не любил вставать в школу, а Питер мог и вовсе запросто проспать будильник, поэтому следовало проверить, проснулись они или нет. В комнате зашебуршались, и Питер что-то неоднозначно забурчал из-за двери.

— Мальчики, пора вставать! — Сьюзен для убедительности ещё раз громко постучала в дверь.

В комнате послышались вздохи Питера и какое-то замечание Эдмунда. Впрочем, если мальчики уже не спали, то можно было не беспокоиться — заснуть снова они при всём своём желании всё же не смогут.

— Встаём, встаём! — донёсся из-за двери голос Питера. Потом снова начались вздохи, на этот раз уже Эдмунда. — Уже встали! — сказал всё тот же сонный голос.

Сьюзен со спокойной совестью отошла от двери и твёрдой походкой пошла в комнату девочек, точно зная, что сейчас она пойдет будить Люси. Войдя в комнату, она увидела всё так же мирно спящую сестру с натянутым на нос одеялом. Сьюзен подошла к ней и уже хотела начать стягивать его, как что-то её остановило. Нет, вроде бы всё было как обычно, даже мерное дыхание малышки Лу, но внезапно она услышала странный стук. Если бы мама что-то шинковала, то это было ещё более-менее объяснимо, но мама на завтрак готовила панкейки, а не омлет с зеленью. Она начала искать источник звука и нашла его за занавеской. Окно было закрыто, но было видно, как в него стучится огромного вида сова. Она хмурилась и странно угукала, словно кого-то подзывая. Стало немного страшновато — никогда ещё Сьюзен не видела ничего подобного. Тем не менее она открыла окно, и сразу же пахнуло туманом, свежестью и запахом чая — тем, чем обычно пахнет утренний Лондон. Сова недоверчиво посмотрела на девочку и аккуратно влезла в оконную щёлку, потом встала на одну лапку, а вторую, к которой было что-то привязано, протянула к Сьюзен. Та отшатнулась, но, как настоящая английская леди, быстро взяла себя в руки и начала отвязывать это что-то от лапки.

— Это у-ух? — испуганно спросила Люси, которая, оказывается, уже встала и наблюдала за совой из-под одеяла. Сьюзен неопределённо повела плечами и ничего не ответила. Как только она отвязала свёрнутое что-то, оказавшееся письмом, сова немедленно расправила крылья, слегка их почистила, протиснулась в щель окна и улетела. Сьюзен его тут же закрыла и начала рассматривать записку, которая переливалась чёрными чернилами. — А что он тебе принёс?

— Письмо, — тихо ответила Сьюзен. Потом она всё-таки стащила с сестры одеяло. — Быстро одеваться и вниз, — весело добавила она. — Мама уже приготовила завтрак, а опаздывать на него нехорошо. Ты же знаешь.

Люси медленно кивнула, всё ещё не понимая, как её сестра может быть связана с таинственным и страшным зверем, а Сьюзен вышла на небольшой балкончик, который выходил из их комнаты, чтобы не смущать сестру и спокойно прочитать письмо. Оно было свёрнуто в рулончик из странной желтоватой и хрустящей бумаги и запечатано какой-то странной чёрно-красной штукой. Она перевернула его и прочитала адрес: Роджерс Стрит, дом 56. Сьюзен Певенси. И подпись: Том Марволо Реддл. Заинтригованная Сьюзен сломала странную штуку, раскрыла конверт и взяла письмо в руки. Оно было написано на точно такой же желтоватой бумаге точно такими же переливающимися чёрными чернилами. Она начала читать.

«Сьюзен!

У меня для тебя две срочные новости.

Во-первых, недавно в наш приют пришёл некто по имени Альбус Дамблдор. Миссис Коул говорила мне, что он преподаватель одной из школ, который заинтересовался моими способностями. Я не очень этому поверил, но, когда он пришёл ко мне, я понял, что мои способности гораздо глубже, чем я думал раньше. Я рассказывал тебе о том, что иногда я могу делать то, что не могут делать другие — и он дал мне ответ, почему это происходит именно со мной. Он сказал, что я — волшебник. Признаться, для меня это было несколько удивительно, но он мне показал то, что он может. Он действительно был волшебником, я точно это знаю. И он пригласил меня в школу, где я смогу научиться всему тому, что умеют они.

И вторая новость: эта школа находится очень далеко, она не видна обычным людям, неволшебникам, поэтому какое-то время мы не сможем видеться. Я буду писать тебе — сегодня тебе письмо принесла сова, и не удивляйся этому, пожалуйста, в мире волшебников так принято. Она будет доставлять тебе письма, и если захочешь — можешь писать мне в ответ. Привяжи письмо к ней и скажи моё имя, она поймет. Не бойся, она не кусается.

Прошу тебя об одном: ничего не говори родителям. И братьям. И сестре. Им не нужно знать, существование волшебников — большая тайна. Никто не должен о ней узнать.

Спасибо, если ты прочитала это письмо и не побоялась совы.

Твой,

Том»

Сьюзен фыркнула. С тех пор, как она подружилась с Томом, он никогда ничего подобного не говорил ей. За время их знакомства она поняла, что он не похож на обычного уличного мальчишку, на Питера, например. Он был серьёзным, сдержанным и слегка высокомерным — таким, каким и должен быть настоящий джентльмен. Никаких глупостей он никогда не говорил, и само его поведение ей показалось странным. Возможно, он просто пошутил? На него это не было похоже. Сьюзен ещё раз перечитала письмо, но никак не могла понять, что случилось у Тома, раз он пишет ей такие странные письма.

— Сьюзен! Сьюзен! — кричала откуда-то снизу мама. — Завтрак уже давно стынет!

— А к завтраку опаздывать нехорошо! — прокричала вслед ей Люси.

— Нехорошо! — повторили за сестрой мальчишки, которые были очень рады, что их безупречная сестра наконец-таки где-то совершила промах.

Сьюзен быстро вышла назад в комнату и сунула письмо вместе с конвертом в свою школьную сумку, надеясь, что никому не придёт в голову смотреть её содержимое. Потом она быстро переоделась — так быстро, как только могла, — и спустилась вниз. Эдмунд и Питер уже с аппетитом уплетали мамины панкейки, предварительно налив на них большую гору джема, а Люси почему-то не ела и с интересом смотрела на сестру.

— Ну что? — тихо спросила она, когда Сьюзен, сев рядом с ней, налила себе чай и положила на тарелку два панкейка.

— Что — ну что? Ты же знаешь, приличные девочки никогда не говорят «ну», — ответила Сьюзен.

— Что он тебе написал?

— Кто? — удивилась Сьюзен. Она как-то забыла, что сестра видела письмо.

— У-ух, — с самым серьёзным выражением лица сказала Люси. Сьюзен улыбнулась.

— Только никому об этом ни слова. Договорились? — Люси с готовностью кивнула. — Он написал, что тебе на день рождения подарят плюшевого львёнка, — сказала Сьюзен первое, что пришло в голову. Люси радостно улыбнулась, приложила палец к губам и с таинственным видом налила себе чай.

Примечания:

Героям по тринадцать и одиннадцать лет соответсвенно:)

Том шёл по небольшой улочке; это был самый короткий путь от вокзала Кингс-Кросс до маленького домика на Роджерс Стрит, где жила Сьюзен — единственный человек в этом мире, которому было до него хоть какое-то дело.

Ему было тринадцать, Сьюзен — одиннадцать. В глубине души он надеялся, что и ей в этом году придет письмо, написанное изумрудными чернилами, но этого не случилось; она знала о существовании мира магии с его слов, но не принадлежала к нему. Это стало суровым ударом для Тома, хотя он всегда знал, что таких, как он, — единицы. Он надеялся, но, увы, надежды не сбылись, и это его сильно огорчало. Значит, такова его судьба — каждый раз терпеть, когда рок бьёт его по голове. Он так не хочет. Он — Том Марволо Реддл. Он сам — Рок.

Подойдя к дому, он увидел, что тот весь в огнях — вечерело, и хозяева зажгли в нем свет. Это придало ему немного уверенности в себе, тем более, что семья Певенси не видела его уже почти год, и Том не знал, как они примут его. Если со Сьюзен он переписывался с помощью совы, то другие члены почтенного семейства не общались с ним ровным счётом никак.

На дворе стоял июнь тысяча девятьсот тридцать девятого года; даже в воздухе витало ожидание чего-то страшного и непредсказуемого. Все были на взводе, все были озлобленны на что-то — кто-то на Чемберлена, кто-то на обнаглевших немцев и их дрянной Третий Рейх, кто-то на варварских русских и коммунистическую угрозу, а кто-то был не в настроении и был озлоблен просто так. И все эти злые люди ходили вокруг Тома, толкали его, злились, ругались, кричали, и от всего этого ему хотелось закрыться, запереться, забаррикадироваться — для этой цели существовал Хогвартс, и было громадным облегчением, когда профессор Диппет разрешил ему оставаться в школе на время каникул. Вторым местом, в котором он мог отдохнуть от всего, был домик на Роджерс Стрит, пятьдесят шесть, где мистер и миссис Певенси всегда были рады его видеть и где его всегда ждал тёплый приём. Он любил эту семью — она вся светилась счастьем, светом и радостью, и Том невольно сам перенимал это настроение, из угрюмого и нелюдимого подростка превращаясь в весёлого ребенка. Это было волшебное место, куда его постоянно тянуло, где бы он не находился.

Но в воздухе нестерпимо пахло пылью, потом и переменами, и внутреннее чутьё подсказывало Тому, что эти перемены коснутся не только мирного уголка счастья на Роджерс Стрит.

Том забрался по ступенькам к двери уютного домика и позвонил. За четыре года он запомнил эти три деревянные ступеньки, которые скрипели при каждом его шаге, белые поручни, такую же белую дверь с отверстием для почты, колокольчик с резким металлическим звуком… Всё это было родным, до боли в глазах родным, и что бы Том ни делал, о чём бы ни думал, в его светлых снах всегда было это крыльцо, этот колокольчик, эта лестница… И Сьюзен. Она тоже была там, в венке из белоснежных лилий, статная, спокойная — и тогда Том вспоминал молодую Кандиду Когтевран в её прекрасной диадеме; её величавый портрет он видел среди многих других живых портретов в Хогвартсе. Сьюзен бы понравилось там — потому что она тоже не была такой, как все. Она была особенной, хоть ей и не пришло письмо из Хогвартса. Он был в этом уверен.

Наконец, когда Том позвонил в дверь в третий раз, ему открыли: на пороге стояла маленькая — теперь не такая уж и маленькая — Люси. В руках она держала жёлтого плюшевого львёнка, рот её был удивленно приоткрыт, а голубые глаза широко распахнуты. В этих чистых невинных голубых глазах Том увидел все эмоции, которые только можно было испытать — недоверие, умиление, радость, шок и нечто лёгкое, возвышенное, то, чего не хватало многим людям, в том числе и ему. В конце концов малышка Лу выронила из рук плюшевую игрушку, бросилась к нему на шею и на весь дом прокричала:

— Том приехал!

«Том приехал»… В приюте миссис Коул его бы никогда не встретили с таким теплом — там он о таком и мечтать не мог. Он взял свой ручной чемодан и с повисшей на нём Люси вошёл в дом, посчитав крик девочки своеобразным приглашением войти.

В доме царила необычная тишина; войдя в гостиную, Том обнаружил на удивление серьезного мистера Певенси, который усердно читал газету и постоянно хмурился, что-то бормоча себе под нос. Он, рассмотрев Тома, слабо кивнул ему и снова погрузился в чтение — видимо, в газете написано было что-то очень важное. Люси убежала куда-то наверх; Том остался было сам по себе, но тут из кухни выглянула миссис Певенси, которая приветливо улыбнулась и подозвала его к себе.

— Мы не ждали тебя, Том, — она ласково потрепала его по голове. — Хочешь поужинать с нами, милый?

Том вспомнил, что не ел с тех пор, как утром уехал из Хогвартса, и немедленно кивнул. Миссис Певенси скрылась на кухне, откуда тотчас же запахло фруктами и холодной ветчиной. В животе Тома приятно заурчало, и он решительно пошёл в гостиную и сел за стол в ожидании того, когда ему принесут поесть.

Не прошло и пары минут, как за столом собрались все дети семейства Певенси — малышка Люси со своим вездесущим львенком, как всегда злобный и угрюмый Эдмунд, прекрасная Сьюзен в красивом белом платьице и Питер, веселый, смешной и рассказывающий очередной анекдот про фрица и англичанина. Анекдот был крайне бородатым и заросшим и использовался в обиходе, наверное, со времен Первой Мировой, но никого это не смущало, и все, кроме Эдмунда, слушали внимательно и терпеливо. Сьюзен даже весело засмеялась в конце, что сильно покоробило Тома — обычно, когда он рассказывал ей что-то, она была серьёзной и никогда не хихикала так глупо, как она делала это сейчас с Питером.

Она почти что и не заметила его — так по крайней мере показалось самому Тому. Поздоровалась и как будто забыла, смеясь над шутками брата. А рядом с ним сидела только радостно щебечущая Люси, но это Тому было несколько безразлично — больше всего его волновала Сьюзен. Липкое, странное чувство начало расползаться по телу. Том никогда не ощущал ничего подобного — какая-то неизвестная злоба, которую он никогда прежде в глаза не видел, разве только когда жил в сиротском приюте. Такое же чувство, как у этих взрослых с улицы, вечно спешащих и вечно злых. В последнее время каких-то уж очень злых.

— Дорогой, садись ужинать, — раздался с кухни весёлый голос миссис Певенси. Её супруг оторвался от газеты, надел лежавшие на тумбочке очки и сел во главу стола. Дети немедленно поутихли — отец семейства был сегодня слишком сумрачным, и даже развесёлые Питер и Люси удивленно смотрели на него, не понимая, что могло случиться такого, что так расстроило их отца. Том внутренне обрадовался — лицо Питера изображало какую-то дурацкую полуулыбку, оставшуюся ещё с тех пор, как он рассказывал анекдот. Том усмехнулся — никогда ещё на его памяти старший брат Сьюзен не выглядел так глупо.

Миссис Певенси тем временем принесла в гостиную подогретую ветчину, корзинку с яблоками и грушами и только что приготовленную картошку.

— Чем богаты, тем и рады, — как будто извиняясь, сказала миссис Певенси. Она разложила тарелки и еду, села за стол и стала чего-то ждать. Том, ужасно голодный и хотевший было уже приняться за ветчину, недоуменно посмотрел на неё, потом на Сьюзен и Люси — все просто сидели, и это немного напрягло его.

— Господь наш на небесах, — внезапно начал мистер Певенси. Все почтительно склонились над тарелками, и Тому пришлось сделать то же самое, чтобы не выглядеть странным. — Мы просим тебя, благослови эту пищу, помоги всем бедным и страждущим, кому сейчас тяжело, кто не может сегодня преломить кусок хлеба. Благослови и тех, кто желает нам зла, — они не ведают, что творят, так обрати их на путь истинный, ведь они заблудшие овцы, потерявшиеся во Тьме… — после паузы мистер Певенси со вздохом сказал: — Аминь.

— Аминь, — хором подхватили все. Том уставился в свою тарелку, смущаясь тем, что он не верит в их Бога, потому что он верит в себя и в своё могущество. Сказать он об этом, конечно, не решился бы, но странный осадок появился в его душе, что ещё больше сбило его с толку.

— В газете написали, что японцы взяли ещё две китайские крепости, — сказал мистер Певенси, когда все начали поедать ужин. — Мало им Нанкина, мало им, этим… — он оборвался, смотря на застывших от изумления детей и помрачневшее лицо жены. Он устало покачал головой. — Чувствую, что просто так это для нас не закончится. Чертовщина какая-то в мире творится. Говорят, что немцы со славянами опять что-то не поделили — а уж если они что-то не делят, жди беды… или мировой войны.

Мистер Певенси замолчал и принялся за еду, но Тому кусок в горло не лез — услышанное его сильно впечатлило. Он скосил глаза на Сьюзен — та тоже была подавлена и шокирована, но старалась не подавать виду. Привычки маленькой леди всё время давали о себе знать, не отпускали от себя. Том улыбнулся — милая Сьюзен, похожая скорее на даму из рыцарских романов, чем на девочку из обычной магловской семьи. Она была так похожа на чистокровную слизеринку, гордящуюся своим аристократическим происхождением. Тому часто доставалось на факультете за то, что он полукровка, — никто не верил в сочинённую им легенду о древнем роде, из которого он выходит. Сам он часто пытался найти доказательства этого, но все упиралось в фамилию Реддл — нигде никаких упоминаний о ней не было. Марволо, имя его деда, дало чуть больше результатов, но все равно мало — один из Марволо, который потенциально мог быть его дедом, приходился потомком Салазара Слизерина, что было совсем уж невероятно. Хотя…

Том всегда был уверен в том, что он лучше многих напыщенных однокурсников, а родословная — это то, чем можно было похвастаться перед ними, добиться их признания. Том посмотрел на Питера и удивился, как можно вообще было сравнивать себя с ним: безбашенный, горячий Питер и изящный, спокойный Том были как небо и земля, совсем разные, совсем непохожие, настолько, что Том часто удивлялся, как такая правильная Сьюзен могла вырасти в такой непоседливой семье…

Том встал из-за стола, поблагодарив миссис Певенси за вкусный ужин. Та приветливо улыбнулась ему.

— Милый, не хочешь остаться с нами на ночь? Мало ли что может случиться с тобой в такую темень… — сказала она. Том вопросительно посмотрел на мистера Певенси, и тот медленно кивнул.

— Переночуешь в комнате Питера и Эдмунда, — сказал он после недолгого раздумья. Лица Питера и Тома одновременно приняли мученический вид.

— Пап, они друг друга подушками побьют, — строго сказал Эдмунд. Брови мистера Певенси медленно поползли вверх, и Эдмунд пожалел, что вообще заговорил об этом.

— Услышу хоть какой-нибудь подозрительный звук… — предупреждающе сказал он. — А теперь спать, все спать!

Эдмунд нахмурился, девочки захихикали, а Питер внимательно посмотрел сначала на Тома, потом на отца, и тяжело вздохнул, смирившись со своей судьбой.

Взгляд Тома вдруг столкнулся со взглядом Сьюзен, и та весело помахала ему рукой.

Примечания:

Детям сейчас двенадцать и четырнадцать лет (Сьюзен и Тому соответственно).

Сьюзен сидела в кресле напротив камина, каждые пять минут устало встряхивая головой. Несколько дней назад Том прислал ей письмо, в котором просил её ночью прийти к камину в одной из комнат в доме профессора и ждать его там; Сьюзен, перечитав письмо два раза, удивилась — до этого ей не приходилось видеть, как кто-то попадает в дом таким экстравагантным способом. Тем не менее она согласилась сама с собой, что на это поглядеть стоит, и этой ночью, несколько боясь встречи со старой экономкой профессора, миссис Макриди, всё же решилась прийти к злополучному камину. Что ни говори, Том в последнее время пристрастился к какой-то собственновыдуманной теории, о которой он упорно молчал, и Сьюзен посчитала, что встреча с ним поможет пролить свет на его странное поведение. Да и ей тоже было о чем ему рассказать.

Нарния. Сьюзен часто думала о ней, и думала о том, знает ли Реддл о такой удивительной стране в шкафу. Если он волшебник, то должен знать… Наверное. Сьюзен, будучи в Нарнии, несколько раз порывалась спросить Аслана о волшебниках из их мира, но никак не могла совладать с совестью — та все время напоминала, что Сьюзен обещала Тому молчать об этом. Теперь же, когда дверцы шкафа закрылись и они кубарем вывалились в дом профессора Кёрка, а не в мягкий нарнийский снег, Сьюзен очень жалела об этом — теперь оставалось только ждать того момента, когда она снова окажется в маленькой волшебной стране… и когда наконец Том покажется из камина. Этого Сьюзен ждала больше всего — одновременно её подстегивали и любопытсво, и страх быть обнаруженной экономкой. Надо же, как удивятся Питер и Эдмунд, если узнают, где их сестра провела эту ночь… смеяться, конечно, не станут, но вспоминать будут до конца её дней. Правильная Сьюзен не спит по ночам — нахваталась же их сестрица в Нарнии нехорошего…

Сьюзен уже начала клевать носом и засыпать — настенные часы пробили два часа ночи, а сидела она здесь практически три часа. Конечно, если утром её найдут не в своей постели, её ждет большой скандал с экономкой и, возможно, с профессором Кёрком, но сейчас ей было уже все равно; глаза закрывались, голова отказывалась работать, изнутри грело приятное тепло, которое повсюду витало в доме… Очнулась она только тогда, когда кто-то начал трясти её за плечо. Сьюзен сначала подумала, что это Питер или Эдмунд, но, открыв глаза, увидела перед собой темную шевелюру Тома. Она так хотела увидеть, как он появится из ниоткуда, а сама уснула…

— Ты спала? — полувозмущенно спросил он. Сьюзен зевнула, покачала головой, чтобы окончательно проснуться, и встала с кресла. Том выглядел взъерошенным и каким-то злым — что на него, обыкновенно спокойного, походило мало. Да и вообще, он мало походил на себя — вместо обычного тёмного костюма теперь он был одет в чёрную мантию, чёрный пиджак и штаны и зелёный джемпер, едва выглядывающий из всей этой окружавшей его тьмы.

— Здравствуй, Том, — решила всё-таки поздороваться Сьюзен, соблюдя правила приличия. — Не слишком удачное время для встреч — недавно пробило два часа, — с обидой сказала она.

— Ты же знаешь, меня не должны видеть, — нервно ответил ей Том. Потом он понял, что сказал это слишком резко, и задумчиво присел на подлокотник кресла. — Прости, я не хотел.

Сьюзен, поджав губы, кивнула. Да, она знала, что он не хотел — он никогда не позволял себе говорить с ней так. Значит, что-то с ним случилось, и Сьюзен поставила себе задачу выяснить, что именно. Она подошла к нему и мягко коснулась его плеча. Том вздрогнул от неожиданности и перевел взгляд с камина на неё.

— Что-то случилось, Том? — ласково спросила она. — Мы долго не виделись, и ты не писал мне… Почему? Я обязательно пойму, ты только скажи…

Том провёл рукой по волосам, потом отстранился от Сьюзен и рукой указал на сиденье кресла. Она, подозревая, что разговор будет долгим, с тяжелым предчувствием села, наблюдая за ним.

— Расскажи сначала ты о себе, — Том оглядел просторную гостиную, в которой сидела Сьюзен, и её старомодное убранство, похожее скорее на средневековый замок, чем на обычный, пусть и странный дом. — Как вы здесь оказались? — поинтересовался Том.

— Ты же знаешь, идёт война… — Сьюзен оборвалась, вспомнив о родителях, оставшихся под бомбежками в Лондоне. Сердце больно сжалось при мысли о том, как им сейчас тяжело приходится там, в маленьком уютном домике на Роджер Стрит, в котором нет ни воды, ни тепла, ни электричества… — Правительство приняло решение вывезти всех детей из Лондона, — продолжила Сьюзен. — Так мы здесь и оказались. Это дом профессора Кёрка, старого друга нашей семьи. Они приютил нас до тех пор, пока… пока мы не сможем вернуться домой.

— Домой… — эхом отозвался Том. Сьюзен притихла, ожидая, что он добавит что-то ещё, но Том упорно молчал, рассматривая огонь в камине.

— Домой, — повторила Сьюзен. — Я хотела сказать тебе, Том… — он сидел, смотря на яркие всполохи пламени; огонь красиво отражался в его глазах, и Сьюзен невольно загляделась на его красивое аристократическое лицо. — Люси… Ты же помнишь Люси, Том? Она однажды зашла в шкаф и сказала, что видела там волшебную страну, — он повернулся к ней и стал слушать более внимательно. — И мы туда тоже попали, в эту страну, Нарнию, — продолжила Сьюзен. — Мы победили зло, которое сотню лет сковывало её во мраке, и пятнадцать лет мы правили этой страной. Я, мои братья и сестра, две королевы и два короля, — Сьюзен замолчала и неловко расправила юбку, понимая, как глупо это должно звучать для Тома. — Потом мы вернулись обратно, в свой мир, но не постарели ни на миг… Люси пыталась через этот шкаф снова попасть в Нарнию, но у неё ничего не вышло, — Сьюзен посмотрела на Тома чистыми голубыми глазами. — Ты мне не веришь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Том, сверкнув в свете огня тёмными глазами. — Где он, этот шкаф?

Сьюзен встала с кресла, взяла его за руку и повела Тома по многочисленным коридорам, коридорчикам и лестницам старого дома профессора. В конце концов после всех изысканий она привела его в небольшую комнату, единственной мебелью в которой был старый рыжий шкаф-гардероб; валявшаяся на подоконнике дохлая муха не прибавила оптимизма никому, и всё же Том, понимая, что если он не сделает этого, то очень сильно обидит Сьюзен, открыл жалобно заскрипевшие дверцы и закашлялся — на него дохнуло запахом старых шуб и нафталина.

— Твоя сестра, наверное, надышалась этим запахом, — со злостью тихо сказал Том. — И мне после этого разве что горные тролли не привиделись бы…

— Том! — возмущённо окликнула его Сьюзен.

Том, решив, что он и так достаточно выразил свое недовольство, для начала постучал по стенке шкафа. Та отозвалась гулким звуком — значит, сзади никакой пустоты не было. Потом он достал волшебную палочку, слабо веря, что сможет найти что-то, интересное для себя. Но на этот раз он ошибся — палочка, едва она коснулась стенки шкафа, слабо засветилась, почувствовав в нем скрытую магию. Это уже больше заинтересовало Тома: на уроках трансгрессии им часто рассказывали о исчезательных шкафах, и очень похоже было, что это он и есть — это была единственная мысль, которая приходила ему в голову. Чтобы проверить догадку, Том развернулся и плотно закрыл дверцу так, чтобы не осталось никаких зазоров.

— Том? — удивленно спросила Сьюзен.

В ответ она услышала только напряжённую тишину; она испугалась — Том мог случайно переместиться в Нарнию, и тогда… Сьюзен не знала, что будет тогда, но она была уверена, что для него лучше было бы остаться здесь, в Англии — она даже не знала, почему, но сердце подсказывало ей, что так будет лучше для всех.

— Странно, — через минуту ответил он. — Я не попал в твою волшебную страну… хотя должен был. Это исчезательный шкаф, он всегда должен перемещать того, кто находиться внутри него, в другой такой же шкаф, соединённый с ним, — он пожал плечами. — Если он и работал раньше, то сейчас он точно работать не будет.

Том вышел из шкафа, немного растерянный и задумчивый. Сьюзен кинулась к нему и осмотрела на предмет чего-нибудь нехорошего — нет, ничего. Обычный Том. Только нервный немного, но это с ним случается, это пройдёт… Наверное.

Он ещё немного поизучал таинственный шкаф, а потом Сьюзен отвела его обратно, в гостиную. Он попросил рассказать ей побольше о Нарнии — и она рассказала. Об Аслане, о мистере Тумнусе, о чете бобров, о говорящих животных, о вечном холоде, который находился в этой стране до них, о Джадис, о братьях и сестре… Даже о предательстве Эдмунда и каменном столе. Сьюзен сомневалась, стоит ли говорить об этом Тому, но решила рассказать ему все, без утайки — после того, как они вернулись из Нарнии, её мучило желание выговориться, поведать кому-нибудь о случившемся, и, наконец, у неё появилась возможность это сделать, и особенно приятно было то, что Том оказался благодарным слушателем. Правда, когда Сьюзен, уже под утро, рассказала ему о Рабадаше и поездке нарнийского посольства в Тархистан, он заметно напрягся, нахмурившись и переспросив пару раз о каких-то деталях их бегства, но потом, узнав, что всё кончилось хорошо, он восхитился стратегическому таланту пожилого фавна — так ловко провести хитроумных тарханов… Действительно, это достойно уважения.

Он спрашивал о нарнийцах; Сьюзен с готовностью отвечала ему, а Том, неожиданно оказавшись более словоохотливым, чем обычно, рассказывал про животных в Запретном Лесу, про кентавров, единорогов, гиппогрифов, троллях и прочих фантастических существах, находящихся под протекторатом волшебников. Расскажи он об этом несколько раньше — Сьюзен никогда бы не поверила, что такое возможно. Теперь же всё изменилось. Нарния её изменила, а вот к лучшему или худшему — покажет жизнь.

— Мне пора, — сказал Том, когда сквозь мутные стекла гостиной начали пробиваться лучи солнца. — Уже рассветает, и мне нужно вернуться обратно, в Хогсмид, чтобы успеть на уроки. Как любимчику директора мне позволяется многое, даже выходить по ночам из школы — разумеется, тайно. Конечно, лучше этим не злоупотреблять, но иногда я пользуюсь тем, что профессор Диппет ко мне очень привязан… — увидев недоуменный взгляд Сьюзен, пояснил он.

— Это нехорошо, Том, — возразила ему Сьюзен. Он в ответ улыбнулся.

— Тогда бы меня здесь не было, если бы я был таким же правильным, как и ты.

Сьюзен, приняв это за камень в свой огород, недовольно хмыкнула и встала с кресла — спать хотелось просто ужас как, так и Том вдруг решил над ней подтрунить…

— Если бы я была такой правильной, как ты меня описываешь, то я бы не пришла сюда и не ждала бы тебя целых три часа, — не осталась в долгу Сьюзен. — И вообще — почему ты стал таким мрачным и саркастичным? Я раньше этого в тебе не замечала…

— Маглы много чего не замечают, — веско ответил ей Том. Пока до Сьюзен доходил смысл его слов, он встал, подошел к камину, достал из кармана какой-то порошок и кинул его на уже догоравшие угли. — Хогсмид! — громко и отчётливо произнес он и с громким хлопком исчез.

Сьюзен поражённо осталась стоять, приоткрыв рот, но, услышав, как тихо по коридору приближаются шаги экономки, она мгновенно взлетела вверх по лестнице, шмыгнула в приоткрытую дверь и юркнула под одеяло. Теперь при всём желании доказать её причастность ко всему произошедшему будет невозможно: Люси в это время спала, мальчишки — тоже, а Сьюзен… и она, конечно же, спала вместе с ними.

— «Маглы многого не понимают», — передразнила она Тома. — Маглы не хуже магов понимают, что к чему! — ответила она невидимому волшебнику и ещё глубже укуталась в одеяло. Почему Том так обошёлся с ней? Они же мило разговаривали… В какой же момент всё пошло не так? Странно все это — опять Том скрытничает… И Сьюзен, лёжа под одеялом и слушая, как по гостиной вышагивает экономка, решила, что в следующий раз она обязательно всё выяснит.

Примечания:

Здесь Тому пятнадцать лет, а Сьюзен — тринадцать (до того, как она второй раз попала в Нарнию).

— Том? Том, я так не играю! — громко возмущалась Сьюзен. — Может, ты объяснишь мне, что происходит? — всё так же недовольно говорила она, но Том почему-то не отвечал ей, что её, вообще-то, сильно задевало.

Он вел её куда-то, закрыв при этом глаза чёрной тканью, так что она ничего не видела вокруг себя — только тёплые руки Тома влекли её куда-то. Сьюзен вообще не знала, как она встретилась с ним — просто, выходя из школы, она вдруг наткнулась на него в толпе, и он предложил ей прогуляться. Сьюзен подозревала, что Том её подкарауливал здесь, но решила сделать вид, что они встретились случайно. Он завел её в какой-то безлюдный проулок, потом попросил её крепко держаться за него, достал из небольшой сумки старый носок и взял его в руку — Сьюзен сначала удивилась, потом нахмурилась, а потом мир поплыл вокруг неё и стал тёмным, волосы растрепались из-за возникшего сильного ветра, а рука, которой она вцепилась в локоть Тома, онемела и готова была разжаться, но неожиданно весь этот кошмар закончился, и они оказались здесь, в каком-то лесу, тёмном, старом и страшном.

— Где мы, Том? — испуганно спросила Сьюзен, пытаясь повернуться одновременно во все стороны и все ближе подходя к Тому, ища у него поддержки и защиты.

— Это Запретный лес, — ответил он. — Тот, что рядом с Хогвартсом.

— И зачем мы здесь? — недоуменно спросила Сьюзен. Не нравилось ей все это — бомбёжки в Лондоне, слава Богу, в последнее время поутихли, и в её отстутвие ничего случиться не должно, но все же… — Моя мама будет волноваться, — напомнила она Тому.

— Мы скоро вернемся в Лондон, — заверил её Том и надел на её голову повязку. — И не подглядывай. Это сюрприз.

И после всего произошедшего Сьюзен шла в полном неведении, куда и зачем её ведут. Сюрпризы, это, конечно, хорошее дело, но она никогда не любила всю атмосферу секретности, которая обычно их сопровождала. Нет, чтобы прямо и чётко сказать — сейчас мы будем дарить тебе что-нибудь… интересное. Сьюзен была против — но ей не хотелось обижать Тома, поэтому она шла за ним, периодически спотыкаясь о торчавшие везде коряги. Так прошло минут пять, и ей это все начало уже порядком поднаедать — но неожиданно для себя она почувствовала, что затхлая вонь сгнившей листы исчезла, а ей на замену пришел запах тины и воды.

— Пришли, — с гордостью сказал Том, усадил Сьюзен на колкую траву и снял повязку. От изумления она открыла рот: они сидели на берегу озера, с которого открывался прекрасный вид на почерневший от времени замок. Сьюзен видела, как в его окнах горят огни, как развеваются какие-то флаги, похожие на знамёна, как башни уходят наверх, в небеса…

— Что это? Хогвартс? Ты же говорил, что маглы не могут увидеть его, что это будут просто развалины старого замка, — недоуменно спрашивала Сьюзен, вертя головой вокруг себя и стараясь запомнить все, что она здесь видит.

— Я ошибался, — мягко ответил Том. Потом он достал волшебную палочку и на глазах удивленной Сьюзен наколдовал большой пушистый плед, кувшин с водой и плетёную корзинку. — Еду наколдовать нельзя по закону трансфигурации Гэмпа, поэтому нам придётся немного подождать.

— Подождать чего? — с непониманием спросила Сьюзен — слова «трансфигурация» и «Гэмп» не означали дле неё ровным счетом ничего.

— Пока она не окажется у нас. Трансфигурировать еду нельзя, а вот приманить чарами… можно, — пояснил Том.

Сьюзен решила больше ничего не уточнять, потому что после разъяснений ей становилось ещё более непонятно, и стала рассматривать замок, который стал для её друга новым домом. Он был большой, и казался ещё больше из-за того, что стоял на холме. Сьюзен попыталась соотнести его с Кэр-Паравалем, но получалось плохо: оба замка были величественны, оба были воистину королевскими, и в то же время ничего общего у них не было, разве что только чувство восхищения и удивления, одолевавшее каждого, кто смотрел на них. И всё же от Хогвартса исходила какая-та злая, давящая, тёмная сила, чего о белоснежном Кэр-Паравале сказать было нельзя. Сьюзен предположила, что причиной этому было её немагическое происхождение — какое-то другое объяснение просто не приходило ей на ум.

— Красиво здесь, — пробормотала Сьюзен, — но слишком мрачно. Готический стиль, — неожиданно всплыло в её памяти название, которое ещё тогда, давным-давно, до ужасной войны, учителя вдалбливали ученикам во время занятий. — Маглы в Средневековье часто строили замки и церкви в готическом стиле… — Сьюзен закрыла глаза, вспоминая свой класс и одноклассников — казалось, это было всего каких-то полтора года назад, но чувствовалось, что между ними пролегла пропасть в целую жизнь.

Школу разбомбили ещё в сороковом году, и теперь, когда она и братья с сестрой снова приехали в Лондон, они учились в школе за несколько кварталов от дома. Она была совсем чужой и незнакомой, а Питер и Эдмунд после того, как побывали в Нарнии, приобрели откровенно рыцарские замашки, из-за чего нередко напарывались на ожесточение других детей. Питер Великолепный и Эдмунд Справедливый… Они ещё жили в этой сказке, не понимая, что Англия — не сказка, а настоящий мир, где нет доброго Аслана, который укажет путь, здесь все надо делать самим, без чьей-либо помощи…

Иногда Сьюзен даже сомневалась, было ли всё это на самом деле, и единственное, что убеждало её в правдивости этой истории, — плюшевый львенок сестры. После нарнийских приключений Люси поставила его на самое видное место в комнате девочек, и Сьюзен порой видела, как младшая сестрёнка стоит перед ним на коленях и шепчет о чём-то. Просит Аслана, чтобы он вернул их назад, в Нарнию, в которой они были нужны хоть кому-то. Ведь в этом мире они никому не нужны — только разве что родителям, а больше никому до них не было дела. Теперь Сьюзен лучше понимала Тома — она осознала, как одинок он был, живя в приюте миссис Коул, каким несчастным и ненужным он себя чувствовал… Грустно, когда ты один — один человек не может выиграть войнуАнглийский аналог «один в поле не воин» — Оne man can't win a war., да и вообще он один мало что может.

— Ты тогда сказал, что маглы мало что замечают, — напомнила Сьюзен. — Почему?

— Потому что они не понимают магии. Они другие. Не такие, как мы, — ответил Том.

— Хуже? — спросила Сьюзен.

Том помолчал немного и ответил:

— Да… Но я имею в виду не тебя, а… остальных. Ты знаешь о нашем мире, ты и сама была в Нарнии… наверняка это был исчезательный шкаф, а попали вы куда-нибудь в Америку, еще куда-то, где разнообразные фантастические твари живут обособленно от людей и волшебников.

— И говорящие животные? — с сомнением уточнила Сьюзен. Том пожал плечами и ничего не сказал. — Значит, ты отделяешь магов и не-магов друг от друга? — перевела Сьюзен разговор на другую тему.

— Конечно. Маги умнее, лучше, способнее, а маглы — просто люди. Они даже мир не могут построить, в котором не было бы войн, бедности и сирот, — Том замолчал, глядя прямо в глаза Сьюзен. Та, не зная, что ответить на это, коротко кивнула — действительно, в её мире было слишком много и войн, и нищеты, и вдов с сиротами. Том продолжил: — Если бы маглы… жили под властью волшебников, им было бы лучше. Маги, как привилегированный класс, должны управлять маглами, порой жестоко, но справедливо. Так будет лучше для всех, и для маглов, и для волшебников.

— Что-то ты мне не договариваешь, — заметила Сьюзен. — А как насчет меня? Я все-таки магл или нет? Мной тоже нужно руководить, жёстко, но справедливо?

— Нет, Сью, как можно тобой руководить? — Том улыбнулся. — Ты же сама королева, и это тебе пристало управлять другими.

— Что же ты предлагаешь мне? Стать королевой здесь, в Англии? У неё уже есть король, Георг VI. Я королева Нарнии, и навсегда останусь ей — но здесь это не имеет значения. Никто никогда не узнает о ней, а если и узнает, то не поверит. Ты, конечно, поверил мне, но Том, ты — это совсем другое дело!

— Посмотрим, — коротко ответил Том, открыл плетёную корзинку, взял палочку и наколдовал что-то, и из корзинки появились чайник, две чашки, небольшая тарелка с фруктами и немного шоколода. — Я подумал, что неплохо бы здесь устроить небольшой пикник. Подожди, я переоденусь — здесь не принято ходить в магловской одежде.

Том провел волшебной палочкой, и магловские темные джемпер и штаны преобразились в черный плащ и черную школьную форму. Сьюзен завистливо присвистнула — ей бы так переодеваться в школу по утрам… Определённо, быть волшебником очень даже неплохо. Совсем даже неплохо.

— По чашке чая — а потом домой, — предупредила Сьюзен. — Меня там наверняка уже заждались.

Том кивнул и по всем правилам этикета налил чай сначала ей, а уже потом себе. Сьюзен наслаждалась — и не пасмурным, как обычно, а солнечным днем, и горячим, терпким и крепким чаем, и свежим ветерком с озера, и открывавшимся видом… Как будто не было войны, как будто почти каждый день не выли над Лондоном сирены… Все тихо, спокойно — до омерзения спокойно. Сьюзен, подумав об этом, со звоном поставила чашку на блюдце и встала с пледа, отряхнув подол серого платья от жухлых листьев.

— Мне пора, Том, — с грустью сказала она. — Меня уже ждут.

Он тоже встал с пледа и взял её за руку. Сьюзен, порядком здесь замерзнув, удивилась, что она снова была теплой — словно Том не чувствовал окружающего холода.

— Знаешь, зачем мы здесь? — поинтересовался он. Сьюзен пожала плечами — она не только не знала, зачем, но и очень хотела это выяснить. — Я хотел сказать тебе, что… сильно привязался к тебе за те годы, которые мы знакомы. Ты для меня больше, чем друг. Гораздо больше. Я… — он осекся, но продолжение его слов ясно читались на его лице — и как Сьюзен об этом раньше не догадалась?.. Она крепко обняла Тома и уткнулась носом в его плечо.

— И я к тебе сильно привязалась, — со смешинкой в голосе ответила Сьюзен. — Давай уберёмся и отправимся домой — мама будет очень рада тебя видеть, и все остальные тоже.

Том отстранился от неё и молча кивнул, а на его губах заиграла неоднозначная улыбка.

Примечания:

Тому шестнадцать, Сьюзен — четырнадцать. На дворе 1943 год со всеми его нерадостными радостями.

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

1-е Коринфянам 13:4-8

— Аслан сказал, что мы больше не попадем в Нарнию, — тихо сказала Сьюзен, кутаясь в одеяло и ложась спать. Люси, которая сидела на своей кровати, ничего не ответила, но Сьюзен увидела её взгляд, полный скорби, печали и грусти, направленный на игрушечного плюшевого львёнка, олицетворявшего собой Великого Льва.

Казалось бы, после возвращения из Нарнии всё было обсуждено, всё обговорено, всё сказано между ними; единственное, о чём не сказали Питер и Сьюзен младшим брату и сестре, — это о том, что предрёк им Аслан: они никогда больше не вернутся в Нарнию. Люси и Эдмунд страшно бы расстроились, узнав об этом, и они ничего им не сказали — Питер и Сьюзен посчитали, что так будет лучше для них. Но атмосфера недосказанности висела над Сьюзен как Дамоклов меч, и она не могла больше выдерживать этого давления. Младшая сестра, всегда такая милая, наивная и добрая, должна была знать — было бы нечестно скрывать это от неё.

— Почему? — тихо спросила Люси, и Сьюзен по её голосу поняла, что она вот-вот расплачется.

— Потому что мы уже выросли, — ответила Сьюзен, вылезла из-под одеяла и села на кровать рядом с сестрой. — Мы стали взрослыми, и в Нарнии нам теперь не место. Теперь у неё только один король и одна королева — Люси Отважная и Эдмунд Справедливый. Это ваш мир. Не Питера и не мой.

— Кто был хоть один день королём или королевой в Нарнии, навсегда останется здесь королевой или королём, — прошептала Люси давно забытые слова Аслана, сказанные им Бог весть знает сколько лет назад. — Ты навсегда останешься Сьюзен Великодушной, Хранительницей Рога и великой нарнийской королевой. Это всегда будет с тобой, где бы ты не была. Ты снова окажешься в Нарнии — но только тогда, когда она призовет тебя.

— Возможно, — уклончиво ответила Сьюзен. — Но я знаю точно, что если мы завтра проспим будильник, все кончится крайне печально… для всех.

Люси серьёзно кивнула, выключила свет, буквально упала на кровать и быстро уснула. Сьюзен легла в постель, но уснуть не смогла — что-то грызло её изнутри, не давало успокоиться и заставляло всё время ворочаться на кровати. Авианалеты на Лондон почти прекратились, так что можно было не опасаться воздушной тревоги; но Сьюзен чувствовала, что не в этом причина её беспокойства. Она попыталась разобраться в себе и поняла, что после возвращения из Нарнии она стала больше думать о Томе — во-первых, из-за поцелуя с Каспианом, про который знала только она и её младшие брат и сестра (и о котором, как она надеялась, Том никогда не узнает), а во-вторых, из-за того, что он в последнее время стал каким-то… другим.

Нет, он продолжал мило разговаривать с ней, улыбаться, иногда шутить, иногда дарить цветы и другие небольшие подарки, но Сьюзен заметила, что он больше был не рад появляться в их доме — его раздражало внимание миссис Певенси к себе, распросы Люси, Питер его просто раздражал без причины, и Том уже давно не бывал в цветущем домике на Роджер Стрит. Он всё время говорил о превосходстве магов над маглами, развивал это, доказывал ей, что так уготовано судьбой, чтобы слабейшие подчинялись сильнейшим, хотел убедить её, но Сьюзен хоть и не спорила с ним, но проводила параллели с нацистской теорией господина Адольфа Гитлера, и это сопоставление ей не нравилось, и так сильно, что она иногда очень грубо прерывала Тома, когда тот слишком долго об этом говорил.

Что-то изменилось в нём — и новый Том Реддл, в отличие от старого, пугал Сьюзен. Она знала его слишком хорошо, и сердце подсказывало ей, что эти перемены в его характере ни к чему хорошему не приведут. Потом она уснула, и ночью ей снились кошмары — один страшней другого.

На следующее утро Сьюзен, наспех позавтракав, первой выбежала из дома — в школе сегодня её класс был дежурным, а это накладывало на неё некоторые обязанности. На дворе стояли последние дни июня тысяча девятьсот сорок третьего года — тёплые, погожие деньки, когда любой уважающий себя мальчишка спешит прогулять последние уроки и когда в разомлевших от жары классах попеременно пахнет то цветами, то бензином. Это был Лондон — тот город, в котором Сьюзен прожила всю свою жизнь. Он медленно, постепенно восстанавливался после налетов немецкой авиации, и, хотя война ещё не кончилась, кое-где можно было увидеть строительные бригады, убирающие завалы, бывшие на месте когда-то целых домов. Кажется, что войны как будто и не было — но блестящие шпили церквей были завёрнуты в белую ткань, а статуи, которые не были сняты с постаментов, были завалены мешками с песком. Сьюзен уже привыкла к этому — человек может привыкнуть ко всему, если он будет достаточно терпелив.

— Хэй, смотрите, кто тут идет! Это же сестра Питера Певенси! — раздался совсем рядом чей-то не слишком дружелюбный голос. Сьюзен обернулась, чтобы осадить зазнавшегося мальчишку, но осеклась на полуслове, когда увидела его, — это был Оливер Блэквуд, местный заводила, с которым у Питера были свои старые счёты. Рядом с Блэквудом стояли ещё трое парней, и их настрой Сьюзен совсем не понравился. — Что-то твоего братца давно не видно. Хвост поджал и спрятался от нас? — поинтересовался Оливер. Его ватага радостно засмеялась, а Сьюзен напряглась, внешне оставаясь абсолютно спокойной. — Что, бросил свои замашки? Как же так — а я-то всё думал, что сам рыцарь Ланселот сошёл к нам с небес…

— Помолчи, Блэквуд, — посоветовала ему Сьюзен и хотела пойти дальше, но мальчишка перегородил ей дорогу.

— И это ты-то на меня тявкаешь? — злорадно поинтересовался он. — Я что-то не вижу твоего братца, который готов заступиться за свою обожаемую сестрёнку.

Сьюзен попыталась обойти его — вступать с ним в конфликт не входило в её планы — но Блэквуд схватил её за плечо и заставил резко остановиться.

— А ну стоять! Я тебя никуда не отпускал! — заявил он. — Я ещё с твоими братьями не поквитался, так что тебе следует пока остаться здесь.

Сьюзен попыталась вырваться, но хватка мальчишки была крепкой, а за спиной у него стояли его друзья — бежать было некуда, её поймают, если она попытается это сделать. Сьюзен пожалела, что в Нарнии она предпочитала стрельбу из лука, а не фехтование — хоть у неё и не было сейчас меча, но навыки бы ей пригодились… А сейчас приходилось надеяться на собственную ловкость и сообразительность.

— Отпусти, — угрожающе сказала ему Сьюзен, но Оливер Блэквуд только засмеялся. — Ты, конечно, можешь меня не слушать, но потом тебя будет ждать хорошая взбучка, — предупредила она.

Угроза осталась без внимания — она лишь вызвала новую волну смеха. Она оглянулась, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых на помощь, но выяснила, что улица в такой ранний час была пуста — на ней стояли только она и банда Оливера. Черт бы побрал это её школьное дежурство — не было бы его, и Сьюзен вышла бы из дома чуть позже, вместе с братьями и сестрой, и тогда никакой Оливер Блэквуд не посмел бы её так дерзко хватать за руки…

— Убери от неё свои грязные лапы!

Голос Тома Реддла заставил парней обернуться и, увидев, того, кто так гордо вышагивал по безлюдной улице, Оливер Блэквуд расхохотался. Том никогда не выглядел жалким, даже напротив; его авторитет никем не подвергался сомнению. Но маглу позволительно не знать, что если против него идет один мальчишка по имени Том Марволо Реддл, то лучше ему поостеречься… Особенно если он посмел коснуться некой Сьюзен Певенси. Оливер Блэквуд не знал этих тонкостей, да и не мог их знать, зато Сьюзен прекрасно о них знала и понимала, чем может кончиться потасовка между маглами и магом. Ничем хорошим для Оливера и его компании.

— Я что-то не видел тебя раньше, — прищурив глаза, ответил Тому Оливер и придвинул Сьюзен поближе к себе, выставляя её как ментальную защиту против неизвестного врага. — Ты кто вообще?

— Я повторю — убери от неё свои грязные лапы, — уже с явной угрозой сказал Том. Сьюзен ошарашенно на него посмотрела — она так и не смогла понять, откуда он здесь появился, его не должно было быть здесь… Впрочем, он говорил, что занятия в Хогвартсе заканчиваются в конце июня, значит, у него они должны были закончиться. И всё же странно это всё было, очень странно…

Том наступал на банду мальчишек, и те послушно отступали — не зная, что предпринять, они выбрали стратегическое бегство. Сьюзен поневоле отходила с ними, и по глазам Оливера и его друзей было видно, что они слегка напуганы — всё-таки инстинкт самосохранения у них имелся. Том, пользуясь этим страхом, увёл их подальше от улицы, в какой-то проулок, заканчивавшийся тупиком. Поняв, что они сами себя загнали в ловушку, Оливер выругался и наконец-таки отпустил Сьюзен, чему она была крайне рада.

— Задайте этому выскочке жару! — проорал Блэквуд, и трое его друзей рванули к Тому. Тот как будто только этого и ждал: непонятно откуда в его руках появилась палочка, которая вызвала недоумение у Оливера. — Он в нас палочкой хочет тыкать? — риторически спросил он. — Вот идиот…

Тома это ничуть не смутило — вряд ли он даже это расслышал. Он злорадно улыбнулся и направил палочку прямо на несущихся к нему парней. Сьюзен хотела прокричать этим придуркам, чтобы они не нападали на него, но Том её опередил. Он сделал в воздухе неопределенное движение рукой, в которой была зажата палочка, и сказал:

— Петрификус Тоталус! — ближайший к нему парень после зелёной вспышки упал замертво; двое других, подумав, что не хотят повторения его судьбы, резко затормозили, но было уже поздно: заклятье настигло и их.

— Что за чёрт! — возмущенно спросил Оливер Блэквуд, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим приятелям. — Какого чёрта?!

— Том! — окликнула Сьюзен, но тот уже не слушал её, и Блэквуд, так и на поняв, в чём же дело, свалился ей под ноги. — Зачем ты так с ними?

— Им не следовало становиться у меня на пути, — отчеканил Том, склонившись над кем-то из друзей Оливера. — Обливиэйт! — лицо мальчишки озарилось белым светом, а его лицо приняло рассеянный вид, как будто он забыл только что выученный урок. — Я не хочу, чтобы кто-то трогал тебя.

— Это касается только моего брата и Оливера Блэквуда, но никак не нас с тобой, — возразила ему Сьюзен.

— Твой брат не знает меры в своём рыцарстве, — ответил ей Том, в чём был совершенно прав. — Он не должен подвергать тебя опасности. Питер Великолепный… нарнийский король! — с издёвкой произнёс он.

— Он меня защищал, защищает и будет защищать — и не говори так о моём брате, пожалуйста, — попросила Сьюзен. Она не хотела вступать в спор с Томом, тем более ссориться с ним, и всё же произошедшее её сильно покоробило. — Ты не должен был так поступать. Это неправильно.

Том недоверчиво хмыкнул, и Сьюзен осознала, что у него сейчас крутится в голове — маглы, во всём виноваты маглы, вечно они встают на его пути, эти низшие существа… Эта мысль была выражена на его лице так явно, что Сьюзен отшатнулась от него, когда он подошел к ней.

— Сьюзен! — позвал он, но та отвернулась от него. — Я… я люблю тебя! Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое! — выпалил Том, обычно сдержанный, а теперь держащий её за руку, слегка приобняв за плечи.

— Любишь меня, магла? — горько усмехнулась Сьюзен. Улыбка — это коронное оружие королей, но сейчас был особый случай. Она повернулась к нему и увидела в глазах Тома неверие. — Я — магл, моя семья — тоже маглы, ты терпеть нас не можешь, так как ты можешь любить нас? — Сьюзен поняла, что в глазах стоят слёзы — иначе почему весь мир неожиданно помутнел? — Ты сам не видишь себя со стороны, а я вижу, как ты смотришь на мою маму, на Питера, даже на Люси… Они тебе ничего не сделали, а ты их ненавидишь, — Сьюзен отошла на пару шагов и развернулась лицом к Тому. — Как я могу тебе ответить взаимностью, когда вижу перед собой такое?

Красивое аристократическое лицо Тома исказилось — его возлюбленная, будучи не-волшебницей, осталась верна своему унылому миру и не последовала за ним. Это и к лучшему — теперь не придётся оправдываться перед единомышленниками, зачем ему понадобилось каждую субботу бывать в Лондоне, а оправдываться Том страшно не любил. Не придётся долго объяснять, что эта конкретная магловская девушка — другая, не придётся унижать себя... Он злобно развернулся на каблуках и, не попрощавшись, ушёл. Сьюзен расплакалась — это их расставание было не первой ссорой, но несло на себе отпечаток какой-то роковой необратимости, и слёзы сами полились ручьём.

Примечания:

1949 год — по крайней мере в Википедии это год ухода Друзей Нарнии в страну Великого Льва. Сьюзен должен идти двадцать первый год, Тому — двадцать третий.

У смерти никогда не будет власти.

Нагие мертвецы сольются в страсти,

Дыханье станет ветром, а душа Луной.

Когда тела их мертвые истлеют,

На небе звезды новые зажгутся,

И в пасть безумья смело окунутся,

И с чистым разумом воспрянут вновь.

Умрут влюбленные, но не сама любовь.

У смерти никогда не будет власти.

У смерти никогда не будет власти.

В пучинах, на нептуновом погосте,

На рамах пыточных, на спицах колеса,

Что жилы рвет, ломает кости,

И тело превращает в прах,

Срывая с душ земные кандалы.

Пусть зло-единорог тела их рвет на части,

Их вера сохранит, их души все ж целы!

У смерти никогда не будет власти.

У смерти никогда не будет власти.

Пусть волнами рычит морской прибой.

И крики чаек скалы рвут на части.

Цветок дождем убит всего на миг,

А завтра снова к солнцу воспылает страстью.

Безумные и мертвые они

Тела утратят лишь в мгновенье смерти,

Чтобы полями незабудок расцвести,

И солнцем воспылать в закат. Поверьте —

У смерти никогда не будет власти.

Дилан Томас

Семья Певенси погибла в железнодорожной катастрофе полгода тому назад.

Том узнал об этом случайно из попавшейся на глаза магловской газеты, которая опубликовала некролог об умерших в этом году. В свои двадцать три он уже не интересовался миром маглов, полностью уйдя в работу по вербовке сторонников своей идеи «чистокровности» волшебников — Малфоев, Лестренджей, Блэков… Они все были преданы своему Лорду и готовы были пойти за ним куда угодно. На что угодно. За те шесть лет, которые прошли со времени его ссоры со Сьюзен, он добился многого. Она всегда была рядом с ним — в его сердце, и Том продолжал надеяться, что когда-нибудь она одумается и примет его таким, какой он есть, но с каждым днем эта надежда всё угасала. Сьюзен хотела, чтобы он изменился, а меняться Том не хотел и не мог.

Но несмотря на это, когда он подходил к домику на Роджер Стрит, в нём проснулось что-то, то самое, из детства, когда добрая миссис Певенси пекла пирожки с вишней, мистер Певенси читал газету, нацепив на нос очки, Люси играла Бетховена на фортепиано… Да, они умерли, но Том почти не жалел об этом — ему хотелось увидеть Сьюзен, его Сьюзен, гордую и независимую. Интересно, как она пережила смерть близких? С высоко поднятой головой? Том усмехнулся — его родня умерла от его рук, эти подлые маглы, отец и его родители, и он пережил это вполне спокойно. Конечно, Сьюзен относилась несколько по-другому к жизни, но если она не отступилась от своих аристократических идеалов… Не должна была отступить…

Дом уже издали стал другим — Том помнил его ярким и цветущим, теперь же вокруг него витала смерть. Свет был везде выключен, только на первом этаже горела одинокая лампа. Сьюзен была дома — иначе кто бы это мог быть?

Он поднялся по уныло скрипящим ступенькам, слегка дотронулся до колокольчика, и тот жалобно откликнулся слабым металлическим звоном. Всё здесь умерло вместе с хозяевами — никогда этому дому не стать прежним. Том снова позвонил, но ему никто не открыл; потом он постучался, опять не получил ответа и толкнул дверь. Она была открыта. Света в прихожей не было.

— Сьюзен! — тихо окликнул он. Дом ему ответил звенящей тишиной. Ни смеха Люси, ни ласкового воркования миссис Певенси, ни ворчание вечно благородного Питера… Страшно. Неуютно. Одиноко. Пусто. — Люмос! — на конце вынутой палочки зажёгся бледно-жёлтый огонек, осветивший бардак, творившийся вокруг.

Вокруг него валялись бутылки из-под чего-то крепкого — их было не меньше дюжины штук. На столе лежали обрывки газет и фотографий, и, подойдя к столу, Том убедился, что это фото из семейного альбома Певенси. Одно, правда, уцелело в общем хаосе — это была старая-старая фотография, с которой весело улыбались пятеро детей, четверо Певенси и один Реддл. Том помнил, как упирался и не хотел фотографироваться, но его заставили — на память. На память… Где же теперь она, эта память? Где все эти улыбающиеся дети? Том огляделся вокруг — Сьюзен здесь не было.

— Сьюзен?

Том прислушался на случай, если ему кто-нибудь ответит. Ничего — только за окном начался дождь, и капли барабанили по черепичной крыше. Потом из соседней комнаты послышался тихий всхлип, и Том тихо пошел туда, понимая, что именно там скорее всего и найдет Сьюзен.

В соседней комнате, бывшей когда-то гостиной, горела одна-единственная лампа, рядом с которой сидела Сьюзен. Точнее, тень её прежней — волосы, когда-то блестевшие при свете, потускнели, скулы заострились, глаза покраснели, видно было, что она много плакала. Когда он вошёл, она даже не подняла головы — наверное, не услышала шум шагов. Воздух был спёртым, удушливым, отчётливо пахло перегаром; Сьюзен много пила, иначе как она могла довести себя до такого состояния? Том поморщился, аккуратно перешёл через создавшиеся завалы, резко отдёрнул штору и открыл окно. Дышать стало сразу легче, а Сьюзен наконец заметила его — она поморгала, не понимая, что произошло, а потом удивлённо уставилась на Тома. Он был недоволен — горе сломило древнюю королеву. Она не была достаточно сильной. Ей не хватило чего-то, чтобы пережить боль, что-то сломалось в ней. Так не должно было случиться, и Том злился — в первую очередь на Сьюзен, а потом на себя: увидь он раньше этот заголовок, ничего бы с ней не случилось…

— Том… — испуганно прошептала Сьюзен, жмурясь от яркого утреннего света. — Я… не знала, что… я…

— Ты, — Том вскинул палочку и громко сказал: — Репаро!

Все вокруг преобразилось — разбросанные книги встали на полки, стулья задвинулись, паутина из углов исчезла. Стало так, как обычно, так, как Том привык. Среди этого порядка выделялась только бледная Сьюзен в грязной синей рубашке явно с мужского плеча, которая испуганно смотрела вокруг.

— Приведи себя в порядок, — жестко сказал Том. — Как можно было себя довести до такого свинарника! Это же ужасно, Сьюзен!

Она виновато встала, смотря в пол, и медленно, покачиваясь, пошла к лестнице — наверх, в комнату девочек. Том тем временем снова вернулся к разорванным фотографиям, разбросанным на столе, провел по ним палочкой, и они стали целыми. На память… Кто вспомнил бы о тебе, Сьюзен, если бы он, Том, не пришёл к тебе? От неё наверняка отвернулись все друзья — да и что это были за друзья, которые бросили её в беде, в таком-то состоянии? Маглы… У них ни чести, ни совести — что с них возьмёшь…

— Том, — сказала Сьюзен позади него. Он обернулся и увидел её — похудевшую так сильно, что старое платье висело на ней мешком, с сальными грязными волосами, но всё такую же гордую, с высоко поднятым носом. Видимо, его приход заставил её вспомнить о том, кто она — значит, не всё ещё было потеряно. — Зачем ты пришёл, Том?

— Хочу вытащить тебя из запоя, Сьюзен, — он многозначительно посмотрел на бутылки под ногами. — Откуда у тебя деньги только на выпивку берутся? — удивился Том.

— После отца осталось небольшое состояние… — голос Сьюзен дрогнул, а по её щеке скатилась слеза.

— Которое нужно было потратить на алкоголь, — с неудовольствием продолжил Том. Сьюзен опустила голову, но Том буквально подскочил к ней и поднял её за подбородок. — Они ушли, Сьюзен. Их не вернуть. Что бы ты ни делала, они уже на том свете. Отпусти их, Сьюзен. Мёртвые не должны влиять на жизнь живых.

— Я предала Нарнию, Том, — проговорила Сьюзен, и слёзы хлынули из глаз — не было ни дня, когда она не плакала; ей казалось, что она уже плакала все время. — Они ушли туда. Аслан забрал их… а я осталась здесь. Я предательница. Или они — предатели… Спрятались от этого мира, чтобы уйти в свой, вымышленный… а меня оставили здесь, потому что я была самой благоразумной и правильной из них…

— Сейчас этого почему-то не видно, — ехидно заметил Том. Горечь жгла его изнутри — его королева… Милая Сьюзен превратилась в жалкое плачущее существо, которое потеряло всякий смысл жизни и живёт уже по инерции, совсем не хотя этого. Он надеялся найти себе помощницу, возлюбленную, королеву, а нашел лишний камень на шею… Слишком жестокое разочарование — слишком жестокий удар судьбы. Сьюзен, смотревшая ему в глаза, кажется, всё поняла.

— Я обуза для тебя, да? — спросила Сьюзен. — Я кажусь тебе слабой? Я потеряла семью, Том… Ты должен меня понять, ты же тоже потерял её…

— Должен? — переспросил он. Три зелёные вспышки, три мёртвых тела, и безумный дядя, который сознался в убийстве, сидел в Азбакане и недавно умер, — вот всё, что у него осталось от его семьи. Единственный, с кем страстно хотел познакомиться Том, — это Марволо Мракс, его дед, но он давно умер, так что с семьёй его ничего не связывало. — Я никогда не рыдал и не заливал горе коньяком. Все беды надо переносить гордо, чтобы жизнь, пиная тебя, ломала ногу. Сьюзен, — он схватил её за плечи и сильно встряхнул. — Опомнись!

— Я не могу, — прошептала Сьюзен. — Я пыталась, я держалась почти полгода… Но каждую ночь я слышу, как смеется Люси, как говорит мама, как спорят Питер и Эдмунд. Одиночество, одиночество убивает меня, и я не знаю, как спастись, как спрятаться от их голосов. Они преследуют меня, мёртвые из страны Великого Льва…

Сьюзен затрясла головой и снова зарыдала, а Том уяснил одну простую вещь — его любимая сошла с ума. Надо же, как это просто — сойти с ума, уйти в небытие. Том боялся этого, он хотел остаться в истории, быть великим волшебником всех времён и народов, сравнимым с самим Альбусом Дамблдором. Он и сейчас может дать ему фору, а несколько позже… У него есть четыре крестража, скоро он соберет семь — и тогда он наконец станет Великим, Могущественным и Всесильным. Старая мечта из забытого детства. Старая, честолюбивая, но как никогда он близок к ней. А Сьюзен… Она была лучшей из лучших, но отныне им не по пути. Милая Сьюзен. Она думает, что она не верит в Нарнию, но Нарния в неё верит, зовёт к себе… Если она умрёт, она обретёт покой. Так для неё будет лучше. Так будет лучше для всех.

— Тебе нужно отдохнуть, — Том привлек Сьюзен к себе, и она прижалась к нему и зарыдала в его рубашку. — Я отнесу тебя в твою спальню.

Сьюзен попыталась сопротивляться, но Том взял её на руки, взлетел по лестнице, с ноги открыл дверь и положил ее на постель.

— Отдыхай, милая. Я буду рядом, — он поцеловал её в лоб — впервые за всё время — и укрыл одеялом, подняв в воздух пыль. Сьюзен послушно закрыла глаза и почти сразу уснула. С ним ей было спокойно, она ничего не боялась.

Том тихо вытащил убранную палочку и откинул прядь волос с её лица. Оно было аристократически спокойным, красивым, цвета слоновой кости. Ему будет жалко её. Но это её судьба — если она так уверена, что её родные в стране этого Аслана, то и ей нужно быть с ними. Родные для Сьюзен важнее, чем он. Ей будет лучше с ними.

Проклятие смерти. Последнее из трёх Непростительных заклятий. Авада Кедавра. Оно прервет её жизнь, но прервёт и мучения. Том открыл рот, чтобы произнести слова заклинания, но почувствовал, что в комнате кроме него и Сьюзен есть ещё кто-то. Он обернулся к двери и увидел Льва, стоявшего в ореоле белого сияния.

— Здравствуй, сын Адама, — сказал он. Том направил на него волшебную палочку, но она вылетела из его рук. Лев зарычал, и Том сильно испугался — впервые за свою жизнь. Сьюзен так и не проснулась. — Прояви милосердие, сын Адама. Ты можешь возвращать к жизни умерших? Если нет — то не спеши убивать ныне живущих, — Лев посмотрел на него карими глазами, заглядывая прямо в душу. — Ты уже убивал, Том…

— А это уже не ваше дело, — язвительно ответил Том. — Я делаю только то, что посчитаю нужным. Это мне было нужно, и я убил.

— Ты боишься смерти, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, сказал Аслан. — Но несешь её для других, не жалея их. Жалость, какой бы низкой она тебе не казалась, — это проявление любви.

— Сьюзен мне жалко, — возразил Том. — Потому что я её люблю.

— Я чувствую это, — мягко ответил Лев. Внутри себя Том удивился — похоже, это нечто, бог другого мира, обладал серьёзными способностями к легилименции. — Ты не до конца потерян для Света, Том, — заключил Аслан. — Разбуди в себе светлую сторону своей души.

— А что будет со Сьюзен? — с опаской спросил Том.

— Каждому я рассказываю только его историю, — заметил Лев. — Иди к Свету, и он найдёт тебя, ибо искренне ищущий — всегда находит.

Том закрыл глаза, а когда открыл их, Льва уже не было. Сьюзен тоже исчезла, и только примятая постель указывала на то, что она когда-то здесь была.

И тут случилось два чуда сразу. Во-первых, голосу стало вторить несметное множество голосов — уже не густых, а звонких, серебристых, высоких. Во-вторых, темноту испещрили бесчисленные звёзды.

Клайв Льюис Стейплз. Хроники Нарнии

Солнце светило ярко, ярче, чем в Англии, да и где бы то ни было — оно было большим, желтым, похожим скорее на цыпленка, чем на гигантскую звезду… Вот она, Нарния. Волшебная страна в шкафу, появившаяся из поезда. О ней можно было думать все, что угодно, но факт оставался фактом — здесь магии гораздо больше, чем в любом другом месте на Земле. Том, как великий волшебник своего времени, видел всю эту красоту, эту древнюю магию, эту силу, и она непроизвольно вызывала в нем восхищение.

Нарния… Страна Великого Льва. Когда Он забрал Сьюзен, Том вдруг отчетливо осознал, что потерял в жизни что-то главное и очень ценное. Свою любовь. Свое счастье. Свою возможность быть понятым и любимым. Осознание этого было таким тяжелым, что Том замкнулся в себе и перестал общаться даже с близкими приспешниками. Это было чересчур. Слишком жестоко и слишком страшно. Том не хотел этого — но что он мог сделать? По совету Льва искать Света? Но где он, этот Свет, зачем ему его искать?

Ответы на эти вопросы были предметом долгих размышлений Тома, пока в конце концов он не понял, что то, что он делал раньше — убийство, создание крестражей, собственная мания величия — было какой-то иллюзорной идеей. Все это скрывало какую-то простую и светлую истину, которую знала семья Певенси. Которую знала Сьюзен. Что такое Лорд Волан-де-Морт? Чье это порождение? Его, Тома Реддла. Он хотел стать великим, и он им стал — и что с того? Это сделало его счастливым? Нисколько. Это даже усугубило его положение, он стал другим, гораздо хуже, чем был до этого. И все его мысли крутились вокруг последней фразы Аслана — ищущий всегда найдет. Да, он обязательно найдет — упорства ему не занимать. И Нарния из детской сказки, рассказанной когда-то Тому Сьюзен под потрескивающий камин, стала реальностью, к которой нужно стремиться. Там сойдутся все начала и концы. Там будет спасение от того, в чем он погряз здесь, в Англии. Чтобы найти, нужно искать — и Том будет искать, усердно и долго, до тех пор, пока не найдет. Но с чего-то нужно начинать — и он решил начать с себя.

Лев был прав — он убивал. Ради того, чтобы стать бессмертным, из злобы, из мести, но он убивал. Совесть все это время тихо молчала, но после перемен, произошедших, когда Сьюзен ушла, он честно попытался раскаяться в содеянном. Честно пытался — но сначала у него долго не получалось, все внутри него говорило, что, убив, он поступил правильно. Возможно, так оно и было, но Том наставлял себя вновь и вновь, пока не понял, что действительно сожалеет о совершенных убийствах. Даже об убийстве отца, хотя он был тем еще козлом. Но Том нашел в себе силы — не забыть, но простить. Жить после этого стало намного легче.

Следующим пунктом плана стало уничтожение крестражей. Сделать это было трудно — создать крестражи легко, а вот уничтожить… Если искренне раскаяться в содеяном, то крестраж исчезнет сам собой, но это же грозит его создателю смертью. Том очень боялся этого — умереть, но заставил себя не думать об этом.

Умереть он не умер, но в душе остался осадок боли, горя и одиночества. Странные чувства для вновь склеенной души, но душа Тома была в смятении — возможно, поэтому ей было так одиноко.

Потом надо было порвать связи с теми, кого он когда-то назвал Пожирателями смерти, своими самыми верными последователями. Это оказалась не так трудно — после того, что он уже сделал, это было сущим пустяком. Кто-то, правда, был недоволен, кто-то был зол на него, кто-то создал новое сообщество «чистокровных», но Тома это не заботило — его полностью поглотила новая цель, ставшая для него каким-то светом в царстве тьмы.

А потом пришел Великий Лев.

Том уже понял, что он приходит в тот момент времени, когда ты его совсем не ждешь — такая, видно, у него была фишка. Он посмотрел на Тома понимающими, карими глазами, в которых читалась тысячелетняя мудрость, тихо сказал: «Ты готов, сын мой», и немедленно исчез.

А на следующий день Том умер. Случайно — он, идя по улице, подскользнулся и попал под машину. Глупая смерть, особенно для волшебника, все детство прожившего среди маглов. И все же то, что никогда не должно было случиться, случилось.

Было больно. Адски больно. Голова раскалывалась так сильно, как, наверное, не раскалывалась у Зевса при рождении Афины⁽¹⁾. В глазах плыло, звуки криков и голосов слышались так, будто этих людей и Тома отделял целый океан. Странное чувство. Он еще никогда не умирал, но это было совсем не страшно —боль отодвинула все ощущения на второй план. Значит, в таких же муках умирала семья Певенси… Жалко их. Дети, не предавшие своей веры. Звучит красиво — наверное, когда-нибудь о них сочинят песню или напишут книгу, ведь это достойно восхищения. А что останется после него, Тома? Кто вспомнит о нем, когда он умрет? Да никто…

Потом, после жуткой боли, наступила полная апатия ко всему, что происходило вокруг, потом — неожиданное просветление, и наконец Том очнулся здесь, в нарнийском лесу. То, что это была именно Нарния, не поддавалось сомнению. Здесь пахло лесом, росой, солнцем, цветами — всем тем, чем обычно не пахнет не то что Лондон, но и волшебный мир. Права была Сьюзен — это хорошая детская сказка со счастливым концом. Но это была сказка, в которой все было хорошо, а значит, в ней было место счастью и любви.

— Здравствуй, Том. Добро пожаловать!

Он обернулся и увидел ее — в темно-синем, воистину королевском платье и венке из лилий. Его Сьюзен. Милая Сьюзен, которую он потерял вечность назад.

— Идем, Том. Нас уже ждут в Кэр-Паравеле.

Том без возражений принял протянутую руку, видя перед собой только ее личико с милым вздернутым носиком и поднятыми уголками губ. И они пошли вместе — под ярко светившее солнце, под шум листвы, под запах лилий.

Так вот какая она, Нарния.

Вот какая она, новая жизнь.

Примечания:

Ну вот как бы и все... Спасибо всем, кто решился хотя бы поглядеть на сие чтиво, автор этому крайне рад❤️❤️.

Хотелось бы поставить точку в последней главе, но снова получилась запятая... Да и в эпилоге тоже не все так просто. Но, как говорится, конец истории — это начало другой... так что то, что случилось с героями потом — это уже совсем другая история...

1) Согласно мифу у Зевса в один прекрасный день разболелась голова. Тогда Гефест, бог ремесел, размахнулся и дал ему по голове молотом — просто так, для профилактики. Она раскололась, и оттуда вышла Афина. После этого голова чудесным образом срослась обратно.

Вернуться к тексту