Протея (гет)

В Америке погода стояла совершенно другая. Тоже было пасмурно, однако вместо густых серых облаков небо оказалось затянуто кружевной шалью, сквозь которую проникали длинные золотистые лучики солнца. Из-за небоскребов горизонт просматривался плохо, да и увидеть что-то дальше нескольких сотен метров было сложновато, зато фасады пестрели вывесками, а по широким мощеным улицам сновали туда-сюда повозки и люди. Несколько лет назад Протея уже была в Нью-Йорке, и из всей поездки ей запомнились больше всего толкучка и шум, так что она покрепче вцепилась в подставленный Альбусом локоть. Попасть из Нью-Йорка в Вашингтон она собиралась на поезде, потому что на поездах прежде никогда не каталась, и оттого воодушевление захлестывало Протею и подталкивало вперед. Билеты она еще не купила, собиралась сделать это на месте, хоть и запланировала поездку заранее, потому что так было куда романтичнее. Если уж выдастся минутка, Протея хотела зайти в какое-нибудь кафе, но и без того впечатлений ей было достаточно. Несмотря собственные путешествия, Протея все еще испытывала детский восторг от чего-нибудь нового, и потому ей обязательно нужен был Альбус — чтобы, глядя на него, она хоть бы немного держала себя в руках.

— Вы раньше бывали в Нью-Йорке? — спросила Протея, когда они обошли кругом пыхтящий автомобиль.

По сравнению с Лондоном все здесь казалось огромным, и потому Протея постоянно задирала голову и крутилась из стороны в сторону. Она хотела посмотреть все разом, изучала красочные витрины и заглядывала в переулки, а потом, когда они прошли несколько улиц, долго таращилась на торчащий среди домов огромный Эмпайр-стейт-билдинг. Она умудрилась почти забыть, что держала Альбуса за руку, и оттого испуганно пискнула, когда он резво отвернул ее от дороги. Проехавший мимо автомобиль заехал колесом прямо в лужу, и красивое пальто Альбуса снизу доверху покрылось грязными пятнами.

— Доводилось, — кивнул Альбус и повел Протею в ближайший проулок, — я много где успел побывать.

Затянув Протею в проулок, он оглянулся, уверяясь, что никто точно на них не смотрел, и коротко взмахнул спрятанной в кармане волшебной палочкой. Пятна грязи исчезли, но Альбус все равно нахмурился, придирчиво осматривая собственный наряд, и Протея хихикнула. Перекинутый через шею длинный кремовый шарф неопрятно болтался, будто Альбус все это время куда-то бежал, а шляпа оказалась надвинула на лоб слишком низко. Впрочем, весь образ эти детали ни капли не портили, потому что он все еще выглядел просто очаровательно. Протея даже засмотрелась, а когда очнулась, вздрогнув из-за чужого смешка, отпустила край шарфа, который, оказывается, пыталась разгладить прямо у Альбуса на груди. Впечатлений оказалось слишком уж много, а они еще и до вокзала не добрались, и Протея невольно вспыхнула, прикусив губу. Взгляд она, впрочем, не отвела, посмотрела Альбусу прямо в глаза и широко улыбнулась, перекатившись с мысков на пятки.

— Я мог бы показать вам одно место, если хотите, — улыбнулся Альбус, тоже не сводя с нее взгляда, — но, может быть, на обратном пути…

— Идемте, — кивнула Протея и двинулась в сторону, — на обратный путь у меня уже имеются планы.

Она обошла Альбуса так, чтобы не задеть ни его, ни не слишком опрятной кирпичной стены, и вынырнула обратно на оживленную улицу. Мимо снова проехал, пыхтя, автомобиль, следом за ним прокатилась запряженная лошадью повозка, а еще, кажется, начал накрапывать мелкий дождик. Протея даже вытянула ладонь и задрала голову, нахмурив нос, и в следующее мгновение несколько мелких капель и впрямь упали ей на лицо. Небо все еще укрывало тонкое кружево облаков, из которых, кажется, и пары капель не выжать, а сквозь дыры в них светило золотистое солнце. И все-таки дождь моросил, оседал в воздухе бликами и обращался в свежую, сосем немного колючую дымку.

Альбус появился у нее из-за спины и снова оттеснил Протею ближе к домам. Он склонил голову и подставил локоть, а потом, когда Протея надежно за него ухватилась, повел ее куда-то в совершенно противоположную сторону. Они сделали крюк, снова пройдя мимо огромного небоскреба, торчащего, точно застрявшая швейная игла на ковре, и свернули в узкие переулки. Разом стало темнее, под ногами противно захлюпало, но Протея на всякий случай решила не смотреть, на что именно она наступает. Едва ли Альбус повел бы ее совсем уж безобразными местами, решила она, и они в самом деле вскоре оказались на куда более ухоженной улочке. Дома здесь были поменьше, а вывески казались совсем старыми, и под одну из таких Альбус повел Протею. Звякнул колокольчик, они оказались в зале маленького кафе с круглыми столиками и цветами под потолком, и в нос Протее ударил совершенно потрясающий сладкий запах. Пахло одновременно свежим хлебом, заварной помадкой и, кажется, черничными кексами, а еще взбитой молочной пенкой, от которой на лице обязательно остаются презабавные отпечатки усов. Легкая подвижная музыка доносилась, кажется, прямо из воздуха, и Протея сощурилась, пытаясь разгадать, какое именно маггловское устройство способно производить подобные звуки.

— Раз уж у нас с вами свидание, — лукаво улыбнулся Альбус, снимая шляпу и вешая ее на стоящую у входа рогатую вешалку, — здесь готовят совершенно потрясающий лимонный щербет.

Пальто он повесил на ту же самую вешалку, сперва, разумеется, предложив руку Протее. Она, сперва вздернув нос, все же повернулась спиной и позволила Альбусу подхватить упавшее с плеч пальто, а затем разгладила складки на подоле длинного платья. Сама себе она вдруг показалась глупой и ужасно безвкусной, особенно на фоне щеголеватого Альбуса. В костюме, пожалуй, он выглядел еще более экстравагантно, чем в алой бархатной мантии, и Протея невольно сощурилась, разглядывая блеснувшую под пиджаком цепочку часов.

Они уселись за самый дальний от выхода столик просто потому, что напротив него располагалось большое окно, сквозь которое было видно всю улицу. Людей по ней, впрочем, ходило не очень много, наверное, в основном потому, что был будний день, и все были заняты работой. Однако, даже так по улице то и дело пробегали мальчишки, а у самого поворота стоял, выкрикивая последние новости, торговец газетами. Иногда мимо проходили одетые в платья женщины, и платья эти были самыми разными: простыми серыми в пол или же разноцветными с юбками-куполами. Протея даже не обратила внимание на улыбчивую официантку, у которой Альбус сделал заказ, а когда оторвала взгляд от юркнувшей в подпол кошки, перед ней уже стояла чашка чая и блюдечко с лимонным щербетом. Шарик мороженого аппетитно поблескивал слегка подтаявшими боками, и Протея поспешила нарушить гармонию композиции, расковыряв его ложечкой.

Впервые мороженое она попробовала в Лондоне, и тогда эта сладость показалась ей ужасающе странной. Рот мгновенно замерз, и в первое мгновение Протея даже не ощутила никакого вкуса, просто проглотила, не жуя, комок вязкой холодной каши. Теперь же Протея знала, что сперва нужно было позволить мороженому подтаять во рту, а затем растереть его по небу кончиком языка, и тогда сладкий освежающий вкус раскроется в полной мере. Она так и сделала, ничуть не смущаясь направленного на нее пристального взгляда, причмокнула от удовольствия и склонила голову набок, примериваясь, откуда бы отломить следующий кусочек.

— Когда вы собираетесь приступить к испытаниям? — спросил Альбус, и Протея вскинула голову.

На самом деле давно было пора сделать что-нибудь с этой разрастающейся в обе стороны связью. Обрубить, впрочем, было бы жалко, потому что Протея сама взрастила ее, довела до крепких налитых бутонов, готовых вот-вот распуститься. Однако связь эта была едва ли не крепче кровавой клятвы, которую она так старалась разрушить, и она уже намертво уцепилась за ее нутро. Альбус, наверное, тоже осознавал это странное покалывающее на кончиках пальцев чувство, щекочущее внутренности точно гусиным пером. Протея и сделала-то всего ничего, разве что провела парочку не слишком высокоморальных экспериментов, и теперь Альбус Дамблдор, этот проклятый колдун с умопомрачительно рыжими волосами напрочь засел в ее мыслях.

— Когда мы вернемся в Англию, — Протея покачала головой и щелкнула пальцами, — у меня есть идея, как со всем этим покончить.

Говорила она, разумеется, только о клятве, однако Альбус напрягся, как будто «все» было и вправду всем. Протея даже невольно хихикнула, отмечая про себя, что и сама не очень-то хочет с ним расставаться, и со звоном опустила ложку в креманку с мороженым.

— Что вам для этого нужно? — Альбус выглядел серьезным, даже губы его сжались в тонкую линию, а на лбу пролегла тревожная складка.

— Ничего, — мотнула головой Протея, опять хохотнув, — только наша с вами общая храбрость.

Ничего, кроме храбрости, повторила про себя Протея, потому что на самом деле понятия не имела, что собирается делать. Альбус страдал от клятвы, она чувствовала это благодаря крепнущей связи, и внутри нее тоже свивался тугой узел украденных обещаний. Это всегда было ее эгоистичное, дурное желание, такое же, как глупая мечта остаться настоящей семьей. Ничего из того, что хотела Протея, нельзя было совершить, и оттого она кривила губы в детской обиде и продолжала рисовать красной краской портреты. Диана и Стелла выходили у нее как живые, однако живыми ни капельки не были, а материно лицо билось под веками полыхающим образом. Нужно было и сделать-то всего маленький шажочек вперед, однако Протея продолжала топтаться на месте, выискивая ответы в криках лягушек и шелесте ветра.

— Потанцуем? — предложил вдруг Альбус, вырывая Протею из задумчивости.

Протянутая ладонь качнулась у Протеи прямо перед глазами, и она растерянно моргнула, качнув головой. Через два столика от них сидела парочка джентльменов, а еще дальше — молодая леди с ребенком, и больше в заведении никого не было. Продолжала играть музыка, а мороженое она все равно уже доела, так что вариантов у Протеи не оставалось. Можно было, впрочем, отказаться, развернуться и дальше идти самой, но тогда во всем этом маленьком путешествии не осталось бы смысла. Пусть Протея и сказала, что отправлять заказанный артефакт доставкой было бы кощунственно, раньше такой способ ее нисколечко не смущал. Даже если что-то ломалось в пути, Протея могла починить это, самую малость разобравшись в устройстве, но чаще всего именно сломанные артефакты ей и были нужны. Она так или иначе разбирала их, препарировала, точно лягушек, а затем мастерила из них нечто новое, совершенно не напоминающее изначальный вид.

Коротко кивнув, Протея вложила пальцы в протянутую ладонь, и Альбус некрепко сжал их и улыбнулся. Наверное, в этом кафе никто раньше не танцевал, потому что места между столиками было решительно недостаточно, однако Альбус и Протея были волшебниками. Еще впервые оказавшись в маггловской части мира, Протея поняла, что облапошить их проще простого, потому что большинство людей видели только то, к чему были готовы. Так что никто не обратил внимания на разъехавшиеся в стороны столики и на зазвучавшую громче музыку, только ребенок вытянул шею, когда проигрыватель на мгновение закряхтел и тут же выровнял голос. Альбус тем временем потянул Протею на освободившееся место, подхватил обе ее руки и дернул на себя, заставляя переступить с ноги на ногу. Протея пискнула, запоздало вспоминая, что танцевать совсем не умеет, и едва не наступила Альбусу на ногу, когда он крутанул ее в сторону.

— Все в порядке, — прошелестел Альбус, и дыхание его мазнуло по щеке Протеи, — поступайте так, как вам нравится.

Когда-то давно сестры ходили на деревенскую ярмарку в тайне от матери, и, хоть ни одна из них так и не потанцевала, все втроем они кружились, не переставая, на обратном пути. Матушка танцы не любила, отчего-то считала их глупыми и вульгарными, но Протея видела, как по ночам Стелла поднималась с кровати и тайком кружилась по собственной комнате, подпрыгивая и размахивая руками. Получалось у нее просто ужасно, однако Протея все равно не могла отвести от сестры завистливого взгляда. Сама она безукоризненно слушалась матушку и исполняла каждое ее слово, и если та считала танцы чем-то неподобающим, Протея думала так же.

— Я совсем не умею танцевать, — призналась Протея, когда Альбус поймал ее, не позволив упасть.

В очередной раз она запуталась в ногах, оступилась и едва не испачкала Альбусу брюки, но он вовремя поймал ее и поставил на ноги. Голова стремительно начинала кружиться, Протея едва ли осознавала, куда нужно двинуться дальше, а когда Альбус тянул ее за собой, путалась и пугалась. Танцевать оказалось совершенно не весело, Протея даже прикусила язык, и только теплые руки Альбуса, крепко сжимающие ее пальцы, немного скрашивали нарастающее уныние. Касаться его было отчего-то странно приятно, хоть ладони у него и были шершавые и сухие, и Протея изо всех сил цеплялась за это ощущение, пока ноги ее безвольно болтались из стороны в сторону.

— Ну хорошо, — кивнул Альбус, и музыка на мгновение стихла, — давайте попробуем по-другому.

Проигрыватель снова крякнул, и быстрый темп сменился медленными напевами. Чей-то приятный голос затянул первый куплет, и Протея сощурилась, запоздало пытаясь понять, откуда он исходил. Альбус же, не позволяя ей опомниться, перехватил руку Протеи, а второй притянул ее к себе и прижал так крепко, что животом она почувствовала исходящий от него жар. Грудь его часто вздымалась, едва ощутимо касаясь груди Протеи, и от этого прикосновения, совсем легкого и невесомого, ее внезапно бросило в жар. Они остановились, замерли на мгновение, пока голос ласково шелестел откуда-то сбоку, а затем Альбус качнулся в сторону и потянул ее за собой. Делать медленные шаги оказалось куда проще, чем скакать из стороны в сторону, и Протея наконец-то смогла выдохнуть, выравнивая дыхание. Никто вокруг, кажется, не обращал на них никакого внимания, только официантка, как успела заметить Протея, когда они повернулись в ту сторону, убирала посуду с их столика. Альбус теперь дышал Протее куда-то в висок, и оттого мурашки волнами расползались по телу, а ладонь его тяжестью ощущалась на пояснице. Это тоже было приятно, только капельку по-другому, и Протея, продолжая вышагивать из стороны в сторону, пыталась понять, что именно было иначе.

Однако стоило пониманию зародиться, как все прекратилось. Музыка стихла, и Альбус, напоследок выдохнув Протее в висок, отстранился. Руки его исчезли, и на мгновение стало холодно, так что Протея невольно поежилась и вздернула подбородок. Всего за мгновение столики вернулись на место, а другие посетители, точно завороженные, отвернулись в разные стороны. Наваждение испарилось, и Протея, не дожидаясь Альбуса, подхватила пальто и выскочила наружу. Прохладный осенний ветер обдал лицо и встрепал волосы, швырнул сорванную со стены рекламную листовку под ноги и полетел дальше, облизывая щербатые кирпичи. Было уже, кажется, за полдень, солнце совсем исчезло за облаками, а в воздухе повисла дымкой липкая морось. Погода стремительно портилась, и нужно было поспешить на поезд, чтобы к вечеру успеть вернуться домой. Нужно было двигаться, шагать быстрее или даже сорваться на бег, но Протея продолжала стоять, задрав голову к сизому небу и высматривая янтарные всполохи солнца.

— Вы замерзнете, если будете так стоять, — упрекнул ее Альбус.

Он остановился рядом, так что Протею обдало его запахом, а затем набросил ей на плечи собственный длинный шарф.

— Я могу использовать заклинание, — покачала головой Протея, не вынимая рук из карманов.

— Можете, — кивнул Альбус, оказываясь напротив и принимаясь наматывать шарф так, чтобы тот не сползал.

Он будто хотел сказать что-то еще, но упрямо молчал, так что Протея молчала тоже. Она стояла, спрятав руки в карманах пальто, и смотрела, как Альбус осторожно оборот за оборотом укладывает шарф ей на плечи. От него приятно пахло Альбусом и немного цветочным мылом, и Протея склонила голову набок, втягивая запах, чтобы получше запомнить. Налетевший ветер трепал торчащие из-под шляпы рыжие волосы Альбуса, а пальцы его то и дело будто невзначай касались ее щек. Когда он закончил и отстранился, Протея фыркнула и поймала себя на мысли, что хочет податься следом, только чтобы продолжать чувствовать его дыхание в волосах.

— Вам стоит быть осторожнее, — хихикнула она, когда Альбус поднял воротник собственного пальто, — такими темпами однажды я оставлю вас без одежды.

Прозвучало ужасно двусмысленно, но Протея на это и рассчитывала. Она качнулась с мысков на пятки и обратно, поправила шарф и спрятала в нем улыбку, потому что взгляд Альбуса вдруг сделался совершенно обескураженным. Она дразнила его в каждую встречу, намеренно поддевала, искала слабые стороны, и вот он стоял напротив нее и смотрел так пронзительно, что у Протеи невольно подкашивались колени. Смутно, но она все еще помнила, как поцеловала его в Самайн, и как он прижимал ее к себе, и как магия текла между ними горячими размеренными толчками. Тот поцелуй был искристым и сладким, пропитанным магией, а теперь Протея вдруг захотела поцеловать его совершенно обыкновенно. Кажется, она попалась в собственную ловушку, и теперь уже Альбус подначивал и дразнил ее, так что Протее оставалось только смириться и корректировать планы.

* * *

Проснулся Альбус от настойчивого трезвона колокольчика у самого уха. В первое мгновение комната показалась ему незнакомой, а потом он вспомнил, что согласился остаться на ночь в доме Протеи. Остаток путешествия из Нью-Йорка в Вашингтон, а потом в Лондон прошел мирно, так что и вспомнить было практически нечего. В поезде Протея задремала у него на плече, и Альбусу всю дорогу пришлось слушать щебетание дамы напротив о том, как хорошо быть молодоженами. Альбус спорить на стал, заметил только разок, что у них большая разница в возрасте, но и это дама назвала очень милым. Она щебетала без остановки, а когда Протея проснулась, вывалила все, что всю дорогу рассказывала Альбусу, на нее. Протея, впрочем, ни капельки не смутилась, обхватила Альбуса за руку и широко улыбнулась, и они с дамой продолжили болтать теперь уже на два голоса. В Вашингтоне же Протея уцепилась за свой артефакт так, что Альбус даже почувствовал себя лишним. Оттуда они сразу вернулись обратно в Лондон, потому что Протее не терпелось испробовать созданный ею порт-ключ, способный перемещать на сверхдальние расстояния. Признаться, на мгновение Альбус засомневался, а не разорвет ли их на куски не слишком сговорчивое волшебство, но Протея была так воодушевлена, что он попросту не смог высказать подозрения вслух.

Не высказал он их и после, оставшись в ее гостиной наедине с самим собой, когда ночная тьма сгустилась и смешалась с подвывающей тишиной. Протея не использовала чары, чтобы уберечь дом от звуков извне, и потому Альбус слышал посвистывание ветра в щелях, стук ветки об оконную раму на втором этаже и далекий шелест неспящего леса. Он и сам, казалось, никогда не сможет заснуть, так и продолжит таращиться в потолок, разглядывая незаметное в темноте крепление люстры, и так, пожалуй, и было, пока утро не застало врасплох. Звон колокольчиков рассыпался по всей гостиной, слышно было даже, как гость снаружи колотил дверь, а Протея, кажется, и вовсе не слышала ни единого звука. Она продолжала спать, Альбус был в этом совершенно уверен, потому что иначе ее любопытный нос уже выглядывал бы на улицу. А раз так, значит гостей она не ждала, и Альбус мог с чистой совестью продолжать игнорировать назойливый звон.

Заснуть из-за шума не получалось, и Альбус поднялся, взмахом волшебной палочки приводя себя в порядок. Он успел сходить в уборную, выглянуть в закрытую лавку и подобрать брошенный прямо на полу шарф, а незнакомец снаружи все продолжал стучать в дверь. Сдаваться он, очевидно, не собирался, так что Альбус даже позавидовал его напрочь бессмысленному упорству. Уходить без предупреждения не хотелось, тем более что камин в гостиной не был подключен к общей сети, а аппарировать изнутри дома оказалось невозможно, так что Альбус продолжил слоняться без дела, заглядывая во все углы, пока шум снаружи не стал совсем уж невыносим. Тем более незнакомец начал кричать, а дверь теперь сотрясалась так, что, не будь она зачарована, давно бы слетела с петель.

— Мерлиновы подштанники, я же вижу, что вы там! — орал голос за дверью. — Пустите меня!

На часах было всего-то около девяти — слишком рано для всех нормальных людей, чтобы ломиться к кому-то в дом без особой договоренности. А раз Протея продолжала беззаботно посапывать, договоренности никакой не было и в помине, и колотящий в дверь мужчина просто взял и пришел, потому что ему так захотелось. На мгновение Альбуса взяла злость, и он даже решил выгнать незваного гостя сам, но быстро передумал. Вполне могло статься, что это все-таки какой-то знакомый Протеи, или, что еще хуже, что он принес ей что-нибудь важное. Очередной артефакт, например, которыми была завалена вся гостиная, или письмо, которое строго-настрого передавалось из рук в руки. Так что, вздохнув, Альбус подошел к двери и постучал по ней, заставив незнакомца остановиться.

— Кто вы такой? — спросил Альбус.

Он ожидал какого угодно ответа, но только не того, что незнакомец снова начнет кричать.

— А вы кто такой? Мне сказали, что в этом доме живет Протея Шелби, она-то мне и нужна, а вам я ничего не скажу!

Выкрикнув это, гость снова принялся тарабанить по двери, да так, что перезвон колокольчиков превратился в самый настоящий звон колокола. Альбус отступил от двери, еще раз выдохнул и развернулся на пятках в сторону лестницы на второй этаж. Он принял решение хотя бы попытаться разбудить Протею, потому что не смел брать на себя обязанность выпроводить незваного гостя, пусть тот и создавал по всему дому невыносимый шум. На втором этаже тоже звенело, и Альбус невольно подивился, как можно было продолжать спать в таком шуме. Он остановился напротив одной из комнат, которую отчего-то посчитал спальней Протеи, и осторожно постучал по косяку рядом с дверной ручкой. В другие двери он на всякий случай постучал тоже, потому что чары все равно не давали ему попасть внутрь, однако никакого ответа не прозвучало ни из-за одной из них. То ли Протея и в самом деле сладко спала, и никакой шум ей был нипочем, то ли она заколдовала собственный дом так, чтобы никакие звуки извне не попадали в спальные комнаты.

Никаких звуков изнутри тоже не доносилось, и Альбус, постучав еще раз, дернул дверь. Он, признаться, был совершенно уверен, что, как и в прошлый раз, наткнется на пустоту, однако вместо нее, как и вместо ожидаемой спальни, Альбус очутился в кабинете. Кабинетом, впрочем, это помещение можно было назвать только условно, потому что оно доверху было завалено холстами, кистями и другими рисовальными принадлежностями. Были здесь и колбы с разноцветным содержимым, и приборчики неизвестного назначения, и выставленные вдоль стены для просушки портреты. Некоторые из них были похожи на тот, вымазанный красной краской, однако большинство из них оказались нормальными. Глаз Альбуса невольно зацепился за его собственное, явно приукрашенное изображение, и он поспешил захлопнуть дверь, не желая более рыться в чужих вещах.

Следующая комната, в которую он сунулся, наконец-то оказалась спальней, и Альбус облегченно вздохнул. Здесь тоже звенело, но совсем не так сильно, скорее звук был похож на чириканье птичек у распахнутого окна и оттого совершенно не раздражал. Внутри было светло и просторно, окно занавешивал легкий полупрозрачный тюль, а под ногами расстилался мягкий травянисто-зеленый ковер. Однако, больше всего места, разумеется, занимала кровать с высокими набалдашниками и кованой спинкой. Протея спала, укрывшись одеялом едва ли не с головой, так что на подушке торчали только чернявая макушка и кончик острого носика. На перезвоны она не обращала ни капли внимания, лишь время от времени сладко причмокивала и вздыхала, будто снилось ей что-то невероятно хорошее. Будить ее было жалко, тем более что выглядела Протея совершенно очаровательно, и Альбус, найдя взглядом кресло-качалку, уселся на него и втянул ноги.

Должно быть, перезвон колокольчиков и впрямь усыплял, потому что Альбус тоже, кажется, задремал. Проснулся же он от шелеста одеял, мелькнувшего на границе сознания, и ощущения чужого дыхания на лице. Это Протея, выбравшись из постели, теперь стояла, склоняясь над ним и уперев ладони в колени, и волосы ее черными волнами ниспадали на плечи. Сбоку ее образ подсвечивало проникающее сквозь окно солнце, и оттого она чудилась Альбусу призрачной сонной дымкой. Он даже моргнул пару раз и покачал головой, пытаясь сфокусироваться на двери за ее левым плечом, однако взгляд его все равно постоянно съезжал на ворот ее ночной рубашки. Она снова безобразно просвечивала, так что Альбус прекрасно мог видеть все изгибы юного тела, а Протея этим снова ни капельки не смущалась. Она улыбалась, щекотала его лоб собственным теплым дыханием и морщила носик, разглядывая что-то, кажется, у Альбуса прямо в мозгу.

— Почему вы спите здесь? — спросила Протея, когда Альбус проснулся достаточно, чтобы воспринимать слова.

Она отстранилась, и в свете солнца он снова увидел всю ее тонкую, практически нагую фигуру. Сквозь тонкую ночную рубашку просвечивали изгибы и темные ореолы сосков, и оттого у Альбуса потяжелело внизу живота. Впервые он захотел притронуться к ней, прижать к себе, как в том драккловом танце, даже протянул руку, однако Протея, едва он отвел от нее пристальный взгляд, уже облачилась в строгую черную мантию с золотыми оборками.

— Вы не смотрели, кто там пришел? — Протея задала новый вопрос, взмахнула волшебной палочкой и нахмурилась. — Очень настойчивый.

Назойливый звон наконец-то исчез, и от внезапного облегчения у Альбуса зазвенело в ушах. Один звон сменился другим, и он хохотнул, поднимаясь. Незнакомец, должно быть, все еще стоял у порога, и Альбус готов был восхититься его настойчивостью. Готов бы был, если бы это не касалось Протеи, слишком откровенной со всякими незнакомцами.

— Он сказал, что будет говорить только с вами, — Альбус покачал головой и улыбнулся, потому что Протея удовлетворенно кивнула.

Отведенное ему время стремительно истекало, и Альбус уж точно не желал делить его с каким-то подозрительным незнакомцем. Он отчего-то ожидал, что Протея прогонит его, развернет, даже не отворив дверь, однако она, соскочив вниз по лестнице, в мгновение ока эту дверь распахнула. В помещение ворвался холодеющий ноябрьский ветер, пропитанный вчерашним дождем, а вместе с ним — подозрительный незнакомец, слишком уж резво переступивший порог. Впрочем, пройти дальше пары шагов Протея ему не позволила, остановила у края дивана и ткнула волшебной палочкой в грудь:

— Кто вы такой?

Отчего-то излишне воодушевленный незнакомец замер, протянул руки, точно нищий, просящий милостыню, но больше не смог сделать и шагу. В доме Протеи действовали ее правила, все вокруг подчинялось ей, как единственной законной хозяйке, и оттого ноги незваного гостя напрочь прилипли к полу. Теперь он выглядел растерянным, даже обескураженным, будто ожидал совершенно иного приема, пальцы его дрогнули, а уголки губ стремительно поползли вниз.

— Я твой отец, — гаркнул незнакомец, безвольно опустив руки, — ты правда меня не помнишь?

— Не имею ни малейшего представления, — грубо отсекла Протея, не убирая волшебной палочки.

Лицо ее было скрыто от Альбуса распущенными волосами, разметавшимися по плечам, точно вороньи крылья, зато он отчетливо видел, как сжались на волшебной палочке ее пальцы. Протея шумно втянула носом воздух, качнула головой и добавила таким отвратительно надтреснутым голосом, что у Альбуса по спине пробежали мурашки:

— У меня была только мать.

Искры вырвались из ее палочки, стрельнули и зашипели, прожигая дыру в чужой мантии, и незнакомец испуганно дернулся, вскинув руки. Теперь он отчего-то смотрел на Альбуса, оставшегося у лестницы, и в глазах его плясали искры не страха, но клокочущей ярости. Была бы его воля, Альбус давно выставил бы незваного гостя за дверь, однако Протея застыла с протянутой рукой и зажатой в пальцах волшебной палочкой, будто в любое мгновение готова была защищать свою жизнь. Она тяжело дышала, так что черная мантия ее колыхалась точно на промозглом ветру, а от охватившего ее напряжения, кажется, подрагивали даже стены.

— Позволь, я объясню тебе! — взмахнул руками человек, имени которого никто так и не знал. — Она пришла почти сразу после того, как твоя мать умерла. Я и так едва сводил концы с концами, да еще и понятия не имел, что делать с младенцем, а она пообещала позаботиться о тебе и дать мне денег в откуп. Я отдал тебя, потому что поверил ее словам и пожелал тебе блага!

— Убирайтесь! — рявкнула Протея, едва его рот закрылся.

Клацнули зубы, незнакомец взмахнул руками и задушено вскрикнул, когда пол под ним дернулся и будто ожил. Кусок ковра, на котором стоял гость, будто отделился от остальной его части, встрепенулся совсем по-собачьи и вылетел прочь. Дверь захлопнулась с грохотом, зазвенело стекло и даже закачалась на потолке люстра, и только тогда, когда все это стихло, Протея позволила себе выдохнуть. Она будто разом сделалась меньше, ссутулилась, опустила руку, и волшебная палочка выпала из ее пальцев. Короткий всхлип прорезал наэлектризованный воздух, и Альбус дернулся, невольно подаваясь навстречу.

Он, наверное, мог ничего и не делать, потому что Протея, еще раз всхлипнув, в следующее мгновение уткнулась носом ему прямо в грудь. Плечи ее затряслись, пальцы вцепились в мантию Альбуса, а из горла вдруг вырвался надломленный вой. Он теперь не был похож на плач или всхлипывание, Протея выла, точно раненый лесной зверь, и Альбус, повинуясь мимолетному порыву, прижал ее к себе так крепко, как только мог. Объятие это, впрочем, ни капли не было похоже на предыдущее, потому что теперь Протея была напряженной, точно струна, и так же отчаянно выла. В груди у Альбуса екнуло, он выдохнул, втянул носом запах ее волос и потянул Протею на диван, усаживая, точно ребенка, себе на колени. Она и впрямь была маленькой, совсем крохотной и ужасающе хрупкой, и оттого сильнее хотелось укутать ее, укрыть, спрятать от целого мира. Альбус и сам, точно последний трус, прятался в школе от собственного грязного прошлого, и в его маленьком мире наверняка нашлось бы местечко для еще одного беглеца.

Честно признаться, в первое мгновение Альбусу показалось, будто ее приказ относился и к нему тоже. Он даже успел испугаться, в самом деле запаниковать, представив, что никогда больше сюда не придет, и теперь его сердце все еще испуганно, заполошно колотилось. Еще хуже было оттого, как Протея выла: жутко, надломлено, совершенно не по-человечески. Она прижималась к Альбусу всем телом, цеплялась за его мантию, едва не обхватывала его ногами за пояс и все выла и выла, выплескивая накопленный страх. Ее сердце тоже громко колотилось, отбивало ритм у Альбуса в ладонях, будто он держал его обнаженным, а не скованным человеческим телом. Протея вся будто была совершенно обнажена, раскрыта перед ним куда сильнее, чем когда щеголяла в полупрозрачной сорочке или совсем голышом, и от этого Альбусу тоже делалось страшно. Она имела на него слишком много влияния, уже, кажется, ни капли не походила на ту девицу, которую он встретил впервые, так что Альбус даже готов был поделиться с ней убежищем. Протея прорастала у него под кожей, будто специально выталкивала собой Геллерта и занимала его место, проклятое и черное из-за сажи. Это мог быть один из ее дурацких экспериментов, способ избавить его от кровавой клятвы, и Альбус, пожалуй, был совершенно не против такого влияния. Он прижимал Протею к себе обеими руками так крепко, будто она и в самом деле была его частью, а она выла и плакала, и оттого мантия его постепенно пропитывалась ее изломанной сутью.

— Вы смотрели воспоминание? — спросила Протея где-то между воем и всхлипываниями.

Это, пожалуй, было совершенно неважно, но Альбус все равно кивнул, признаваясь. Он заглянул в Омут памяти в тот же день, когда Протея дала разрешение, но даже ужас и омерзение от увиденного не смогли перебить всколыхнувшуюся в Альбусе жалость. Разумеется, он не видел полной картины, не знал всех подробностей, и все равно разум и сердце его безоговорочно заняли ее сторону. Альбус не оправдывал, не пытался докопаться до правды, только прижимал Протею к себе, и она доверчиво жалась в ответ.

— Хорошо, — просипела Протея сорванным голосом, — тогда все в порядке.

Она больше не выла, только иногда всхлипывала и роняла крупные соленые слезы. Теперь Протея прижималась к груди Альбуса теплой щекой, сопела и сглатывала, но все равно не двигалась с места. Руки она сцепила у него за спиной, так что Альбус даже мог слышать, как медленно успокаивается ее сердце. Еще он отчетливо слышал свои собственные поганые мысли, а еще — как посреди ясного утра собирается дождь. Гром гремел отдаленно, где-то на границе возможности восприятия, а в небе все еще светило незатянутое тучами солнце.