Направит тебя к миру (гет)

На самом деле было весьма поразительно, как быстро бюро обработки миссий оказались построены: к тому времени, как солнце начало клониться к горизонту и все кроме Хаширамы стали уставать, у обоих зданий появились полноценные черепичные крыши, были поставлены столбы для верхнего этажа и внешние стены выросли выше человеческого роста. Глина была наложена вокруг тонких веточек, тянущихся между обычными столбами, чтобы она просто не потрескалась и не рассыпалась, и несмотря на то, что у него болели мышцы, он был весь грязным и умирал от голода, Тобирама гордился своими усилиями больше, чем он гордился какими-либо своими достижениями до сегодняшнего дня.

Этим утром здесь вообще ничего не было, а теперь здесь стояли два почти полностью построенных здания. Стены верхних этажей будут закончены даже раньше завтрашнего полудня, если они все будут работать вместе. Он, своими собственными руками, почти построил дом. Это было волнующе, особенно с учетом того, что это представляло для будущего.

Он не был единственным человеком, кто чувствовал себя на высоте от своих достижений: у каждого в чакре было головокружительное веселье, у Сенджу больше, чем у Учих. Учихи источали более приземленное чувство удовлетворения и довольства, несомненно из-за того, что они делали подобные вещи раньше. У другого клана не было вассалов или Хаширамы, чтобы строить вместо них, так что они все были более опытными в подобных вещах, чем Сенджу: возможно, не в тонкостях и архитектурных правилах, но определенно в базовых требованиях и шагах.

— Завтра мы закончим стены, — вслух сказал Мадара, — а затем останется только мебель, — он кивнул Хашираме. — Делай с внутренней частью западного здания все, что хочешь, а Учихи сделают то же самое с восточным.

— Что Учихи разместят в своем бюро обработки миссий? — с любопытством спросила Тока. Хороший вопрос, так как оставлять обустройство их собственного здания Хашираме определенно было плохой идеей. Его брат мог просто вырастить мебель внутри только что построенного корпуса, и Тобирама чувствовал, что такая вещь обесценила бы их усилия, что они изначально все это строили.

Мадара выглядел немного озадаченным вопросом.

— Ну, вход будет на земляном полу, — ответил он, — но дальше мы положим деревянный пол и сделаем несколько комнат с татами и фусума для офисов и приемной. Оставим место сзади для кухни и туалетов, так как нам надо разобраться с водопроводом и канализацией, прежде чем мы их построим, но мы разобьем сад и поставим склад на заднем дворе.

— Зачем бюро для обработки миссий будет нужен склад? — с любопытством спросил Хаширама. Недоумение Мадары перетекло в раздражение, что Тобирама отлично понимал. Нужно было место, чтобы складывать вещи, а в самих офисах пространство было ограничено.

— Бумага. Чернила. Запасная мебель. Футоны. Смена одежды. Чай. Секретные записи, — быстро перечислил он. — Все, что ты хочешь держать закрытым на замке ночью и не волноваться о том, что туда залезут животные. Не то чтобы люди будут тут регулярно спать.

Сенджу не строили традиционные комнаты, но благодаря отдельному приподнятому у входа полу подметать нажо будет реже, и стена, чтобы отделить приемную от офисов позади, определенно было хорошей идеей. Для приватности и сохранения их источников и намерений в секрете от тех, кто будет их нанимать, а также для предоставления места для покупателей, чтобы обсудить цены и требования подальше от глаз публики.

— Окна, — внезапно подал голос Изуна.

— Да, — согласился Мадара, повернувшись, чтобы кивнуть брату, прежде чем снова взглянуть на Току. — Вам надо решить, какие окна вы хотите для второго этажа. Традиционные бойницы, окна с решеткой или просто открытое пространство. Обязательно решите до завтрашнего утра.

— Какие окна используют Учихи? — спросила Тока.

— В таком здании? — пожал плечами Изуна. — Частичная решетка, я думаю: достаточный зазор, чтобы выпрыгнуть на улицу в случае пожара или нападения, но с крепкими ставнями внутри и обычными сударэ* между остальными решетками. Это на фасаде — позади мы поставим седзи, чтобы можно было попасть внутрь через заднее крыльцо. Вот почему верхняя крыша выступает так далеко, чтобы бросать тень на веранду.

*Примечание переводчика: сударэ — бамбуковые шторы

Тобирама подозревал, что у Учих также были планы на насест для их воронов-призывов, но он этого не сказал. У Сенджу тоже были посыльные призывы, и форпост так далеко от клановых земель определенно нуждался в месте для их жилья.

— Я уверена, что к этому времени Такаши набросает подходящий план, — легким тоном сказала Тока, — и что наш глава клана будет достаточно терпелив, чтобы позволить нам сделать работу по дереву самим. Не так ли, Хаши?

Хаширама расплылся в улыбке:

— Но это было бы намного быстрее, Тока-нее!

Тока замахнулась на Хашираму — тот уклонился.

— Безнадежно нетерпелив, — пожаловалась она, с улыбкой тряхнув головой. — Если ты хочешь, чтобы все шло быстрее, тогда начни работать над тем, какое количество денег клан может выделить, чтобы взять на себя обязательство поддержать Учих в производстве и покупке водопроводных труб, чтобы мы могли начать делать водопровод сейчас, теперь, когда мы не будем тратить так много на оружие и медикаменты.

Хаширама по сути не был плох в составлении бюджета: он просто быстро начинал скучать, а потом не заканчивал дело. Однако при наличии конкретного и узкоспециализированного задания, которое его интересовало… Тобирама был впечатлен, он бы не подумал об этом как о способе привлечь его брата должным образом взглянуть на финансы клана в свете мирного договора и соответствующе перераспределить средства.

— Да, анидзя, и можешь прислать мои свитки по грунтовым водам и геологии, чтобы я мог начать планировать водохранилища и колодцы?

Он хотел, чтобы эти справочные материалы были у него на руках, а информация была свежа в памяти, чтобы все можно было организовать быстро. Чем скорее канализация и водопровод будут сделаны, тем скорее бюро обработки миссий будут по-настоящему закончены, а не просто будут более-менее пригодными.

— Конечно, Тоби! Мы хотим разобраться с этим настолько быстро, насколько возможно, — серьезно согласился Хаширама. — Я отправлю Току, чтобы она принесла тебе свитки завтра утром, и сразу начну работать над финансами.

Когда его брат говорил что-то таким тоном, это действительно будет сделано, что было облегчением. Хотя все остальные, скорее всего, возненавидят его за слишком сильное урезание бюджетов во имя мира, так что пройдут самые разные споры, прежде чем все должным образом уляжется. Но опять же, это поможет отвлечь Хашираму от отбора миссий, что было важно: его брат был ужасно сердобольным человеком и, кажется, не осознавал, что выполнение миссий за более низкую цену или бесплатно, обесценивало навыки и труд клана Сенджу.

— О, и Мадара: теперь, когда у нас мир, мы с Мито пытаемся завести еще одного ребенка!

Мадара кивнул.

— Удачи, — он улыбнулся мягкой улыбкой, которую Тобирама видел только в границах земель клана Учиха. — Моя жена уже в положении.

— Тогда, надеюсь, наши дети смогут вырасти вместе! — прощебетал Хаширама.

Мадара пожал плечами:

— Если это позволят боги: для женщин беременность не менее опасна, чем поле боя, и многие умерли от этого.

Он менее спокойно относился к этой идее, чем демонстрировал, судя по тому, насколько крепко сдерживаемой была его чакра. Но опять же, у него с женой уже были близняшки: Тобирама не был полностью обученным медиком, но он знал, что такие беременности опаснее как для матери, так и для нерожденных детей. Близнецы снова были очень маловероятны, но Тобирама мог понять, почему Мадара так переживает, когда первая беременность его жены наверняка была чрезвычайно напряженной. Возраст близняшек предполагал то, что они родились до того, как Таджима умер, хотя и не намного раньше, что говорило о том, что… может быть, Мадара нервничал из-за того, что пропустил так много во время предыдущей беременности Киты? Или из-за того, что тогда у него не было времени, чтобы по-настоящему обдумать риски?

— Если у Киты-чан начнутся проблемы, пожалуйста, напиши, Мадара, — твердо попросил Хаширама. — Медики клана Сенджу очень опытны, и мне бы не хотелось, чтобы ты страдал от такой потери, когда это можно предотвратить. Двое моих тетушек медики, и они очень квалифицированны.

Мадара кивнул.

— Спасибо, Хаширама, я подумаю об этом. А теперь мне пора идти, — он взглянул в ту сторону, где Наги и Ио (подросток с искусственной стопой, которая в данные момент была скрыта дзика-таби*) держали по одному спящему ребенку. — Моим девочкам надо умыться и поесть, прежде чем их можно будет уложить в кровать.

*Примечание переводчика: дзика-таби — обувь в виде кожаных таби на резиновой подошве

— Конечно, — Хаширама снова просиял улыбкой. — Увидимся позже!

На такой ноте пути двух кланов разошлись, и Тобирама напомнил себе идти за Изуной, а не направляться за братом. Сегодняшний день был шокирующе продуктивным: мир внезапно оказался в пять раз более ощутимым, чем это было вчера.

* * *

Клан планировал празднование, чтобы отметить заключение мирного договора, с тех пор, как Мадара написал Изуне с новостями о подписании, но такие вещи требовали времени, и было важно сначала построить и оборудовать бюро обработки миссий. Однако теперь, когда с разобрались с полами, фусума и татами, складом и полками, жалюзи, столами, чайными чайниками и со всем остальным, завтрашним утром будет выполняться только самая необходимая работа, между зданиями будут висеть бумажные серпантины и фонари, и весь день будет доступна быстрая, легко готовящаяся жареная еда, которой будут заниматься чередующиеся волонтеры. Также будут сладости, игры, много музыки и танцев, и дети даже ставили несколько сценок. Мадара слышал слухи об огненных шоу вечером, и он надеялся, что это окажется правдой. Он не видел огненных шоу почти шесть лет, и они не были чем-то, в чем он когда-либо был хорош: у него не было такого высокого контроля.

Вот почему он сказал, что утром выпустит на прогулку своих ястребов-тетеревятников и новую ястребиную орлицу, чтобы показать их и дать Тенке возможность привыкнуть к новому дому. Может быть, он посмотрит, не влюбится ли кто-то из клановых детей в птиц, как это произошло с ним, и найдет Хиути ученика или ученицу. Клан теперь достаточно разбогател, что птицам не надо было постоянно охотиться, чтобы оправдывать свое существование, так что он надеялся, что один из множества детей клана захочет посвятить свою жизнь заботе о его леди. Наверняка обнаружится хоть какой-то интерес: все три его хищницы были свирепыми, прекрасными и пленительными.

Это будет день веселья и празднования, а также будет много алкоголя, хотя Мадара подозревал, что большинство взрослых придержат горячительные напитки до того момента, пока младших детей не уложат вечером в постель. Но и без этого он с нетерпением ждал возможности провести целый день с Бентен, Азами и Тоши и побыть большую часть времени просто Мадарой, а не главой Внешней Стражи. Он также с нетерпением ждал возможности увидеть жену ходящей по округе в юкате, которую он ей подарит, с милым узором в виде бабочек, которую он увидел в рекламном буклете, принесенном кем-то из Когей-гай. Послать отряд заняться его покупками, возможно, было злоупотреблением властью, но не то чтобы он мог пойти лично, когда у него было так много других дел в преддверии заключения мирного договора, и Минео была рада этой возможности: ее отряд, по сообщениям, также выполнил просьбы по покупкам для двух дюжин других воинов, так что это было хорошим использованием их времени, и доставка, которой они номинально занимались, привела к трем другим связанным миссиям в этой области.

Поведя плечами, Мадара взял свиток с миссией, который рассматривал, и поднялся на ноги, убрав документы в шкаф. Теперь в распределении миссий существовал дополнительный этап, но задержка будет того стоит. Раньше миссии доходили до него, и он спускал их на просмотр своим работникам с информацией здесь, в селении клана, а потом они оказывались у него на руках, чтобы либо быть одобренными и назначенными, либо отклоненными — теперь же запросы будут идти напрямую в бюро обработки миссий в будущей деревне, и его работники с информацией станут выполнять свои задачи там. Что обязательно будет непривычно вначале, но по крайней мере зонтичные сумки позволят людям очень легко переносить большие объемы документов.

Затем, как только все будет проверено и определено, что нет конфликтующих миссий, заказанных Сенджу, запрос попадет к нему на руки для одобрения и назначения. Мадара подозревал, что со временем, если больше кланов все же присоединятся к их деревне, им в конце концов придется централизовать отбор и одобрение миссий, но он с этим не спешил. Это были его воины, его соклановцы, и он не вверит их в чужие руки. Особенно не в те руки, которые не принадлежат воину клана Учиха, который использует свой шаринган, чтобы запоминать все регулярные сообщения о беспорядках, потрясениях и политических интригах, которые приходят из Элементальных Наций: много раз только эти нестираемые воспоминания побуждали его послать два отряда вместо одного или отказаться от миссии, несмотря на то, что процесс проверки не показал ничего необычного, и последующие доклады по той области доказывали мудрость тех выборов.

Выйдя из своего офиса и закрыв сёдзи, Мадара вошел в столовую и остановился при виде Тобирамы, развалившегося на спине, балансирующего шар крутящейся воды на одном пальце, пока Тоши сидела у него на груди и тыкала в водяной шар.

— Привет, тото! — радостно сказала Тоши, едва взглянув на него. — Посмотри, тото! Бира-оджи может делать забавные вещи с водой!

«Бира-оджи» также мог топить людей, перетягивая воду из их крови в их легкие, но это не было местом для подобной дискуссии.

— Я вижу, — согласился Мадара. — Надеюсь, ты не давишь Тобираму, горошинка.

Тоши посмотрела вниз полным беспокойства взглядом.

— Я тебя давлю, Бира-оджи? — взволнованно спросила она.

— Совсем нет: ты намного менее тяжелая, чем мой анидзя, — ответил Тобирама с небольшой улыбкой.

Тоши нахмурилась, ткнув в водяной шар с большей силой, чем было действительно необходимо:

— Бира-оджи, Кашима-оджи правда твой брат?

— Да, правда, — согласился Тобирама, и его губы дернулись от прозвища, которое девочка присвоила Хашираме. Мадара был согласен, что оно уморительное, и он надеялся, что оно завоюет популярность у других детей: может, тогда Хаширама поймет намек.

— Но ты совсем на него не похож!

— Я выгляжу как наша мама, Тошико. Анидзя выглядит как наш отец.

Тоши посмотрела на Мадару:

— Тото?

Мадара издал задумчивый звук.

— Я никогда не видел Хатаке Кикуно (это имя матери Тобирамы-сана, Тоши-чан), но Тобирама-сан действительно выглядит очень похожим на других Хатаке, которых я видел, не считая того, как он крепко сложен — Хатаке обычно более худощавые, скорее как твой Зу-джи. Так что он, скорее всего, действительно выглядит очень похожим на свою мать. Хаширама-сан, напротив, определенно копия своего отца Буцумы Сенджу, не считая цвета волос и формы губ, — он улыбнулся. — И ты могла не заметить, Тоши-чан, но у Тобирамы-сана и его брата одинаковый нос и уши.

Тоши села обратно на ребра Тобирамы, а затем наклонилась над его лицом, проведя по линии его носа, а потом склонилась вбок, чтобы вглядеться в его уши. Тобирама выглядел не менее озадаченным этим наблюдением — он не замечал? Но опять же, было маловероятно, что Тобирама рассматривал себя в зеркале в последнее время, и люди были склонны не слишком пристально вглядываться в своих клонов.

— Правда, тото?

— Правда, горошинка. Ты можешь проверить сама, когда в следующий раз увидишь их обоих рядом.

— Я это сделаю, — решила Тоши, кивнув и снова сев обратно. Тобирама все еще удерживал шар воды на одном пальце, хотя он больше не крутился. — Бира-оджи, ты придешь завтра на фестиваль?

— Фестиваль? — спросил Тобирама.

Тоши радостно подпрыгнула.

— Да! Потому что мы больше не сражаемся! Там будет данго и якитори, и якисоба, и окономияки*, и тайяки, и инаридзуси*! И тото будет показывать своих ястребов, и кака будет играть музыку, и там будут песни, и И-нее организует театр, и Зу-джи пообещал сделать огненные трюки! — она сделала паузу. — У тебя есть юката, Бира-оджи? Взрослые должны носить юкаты на фестивалях.

*Примечание переводчика: окономияки — японское блюдо из разряда фастфуда, жареная лепёшка из смеси разнообразных ингредиентов, смазанная специальным соусом и посыпанная очень тонко нарезанным сушёным тунцом (кацуобуси). Инаридзуси — суши в тонкой оболочке из жареного тофу с разной начинкой

— У меня действительно есть фестивальная юката, Тошико, — заверил ее Тобирама. — На ней нарисованы кои.

В отличие от его обычной юкаты для ванной, которая была старой и штопаной с выцветшим узором бамбука.

Тоши снова подпрыгнула, и ее глаза были широко распахнутыми и радостными:

— Можно я посмотрю, Бира-оджи?

— Не вижу причин, почему бы нет, — Тобирама замялся и взглянул на Мадару. Мадара тоже не видел причин отказать. Затуманивающие печати на комнате Тобирамы были односторонними, ограничивая его восприятие других, когда он был внутри, но не скрывая его или кого-то другого в комнате от других людей в коридоре. Если у него были плохие намерения (во что Мадара ни капельки не верил), Кита узнает в секунду, как только что-то попытается навредить Тоши, а потом главный дом клана будет переполнен разъяренным вани. Что Тобирама также отлично знал.

Даже если у Тобирамы были плохие намерения, Мадара знал, что мужчина не идиот и не самоубийца.

— Если ты хочешь, чтобы Тобирама показал тебе свои вещи, тогда тебе надо слезть с него, Тоши-чан, — тепло сказал он. — Помни, что скоро будет обед, так что не забудь оставить время на то, чтобы умыться.

— Да, тото! — Тоши соскользнула с груди Тобирамы и схватила его руку, не держащую шар воды, потянув за нее. — Идем, Бира-оджи, я хочу увидеть твою юкату с кои!

Тобирама поднялся на ноги, все еще удерживая водяную сферу, и позволил утащить себя сквозь открытые фусума мимо Мадары, а затем перекатил водяной шар на тыльную сторону запястья (Тоши довольно захихикала), чтобы открыть сёдзи в свою гостевую комнату. Оставив их, Мадара направился сквозь столовую к кухне, чтобы посмотреть, нужна ли его жене какая-нибудь помощь.

Было маловероятно, что она захочет, чтобы он вмешивался в процесс приготовления еды, но он мог достать тарелки и подносы. Опять же, может, она захочет, чтобы он нашел Азами: его более авантюрная малышка, кажется, находилась не дома, и вполне могли потребоваться поиски, чтобы не откладывать обед.

* * *

Учиховский фестиваль был громким. Однако Тобираме было здесь тяжело не из-за звуков, а из-за того, что абсолютно каждый член клана находился за пределами своих скрывающих печатей, и у всех, столпившихся вокруг него, чакра бурлила головокружительными чувствами. Радость, удовольствие, веселье, воодушевление, озорство, облегчение, любовь — ощущалось все это и больше, и эта комбинация пьянила сильнее, чем что-либо, что он чувствовал раньше. Музыка и пение шли по шести направлениям одновременно, дети были принаряжены и бегали по округе с лицами, разрисованными в виде масок Но*, и запах жарящейся еды и бесчисленное количество разговоров, накладывающихся друг на друга, только усиливали замешательство.

*Примечание переводчика: Но — один из видов японского драматического театра, в котором актеры носят характерные маски

К текущему моменту его дотащили до стенда с маленьким кукольным театром, где И-сан исполняла небольшие сценки, используя вещи с приклеенными бумажными глазами и напевая песенки, когда она заставляла овощи подпрыгивать с помощью нитей чакры. Песни были абсолютно абсурдными: одна была о том, как огурец, одетый в кусочек полотенца, потерял свой гребень, а другая была о троице овощей-пиратов, которые на самом деле не занимались пиратством. И вообще ничем особо не занимались.*

*Примечание переводчика: эти песни действительно существуют на английском. Veggietales — The Hairbrush Song; The Pirates Who Don’t Do Anything

То, что песни были жутковато приставучими, к делу не относилось: Тобирама уже слышал, как минимум две дюжины разных людей насвистывали песню о гребне, и вскоре после этого осознал, что впервые услышал ее, когда Кита мурлыкала эту мелодию себе под нос, когда прибиралась после своих дочерей. Должно быть, эта песенка была любимой у клана, однако она была такой бессмысленной. Но опять же, детские песни (те, которые пелись детьми, играющими друг с другом) часто таковыми были. Или абсолютно неуместными. Иногда и то, и другое.

Не то чтобы некоторые песни, которые пелись взрослыми, были особо лучше. Не было ничего напрямую непристойного (хотя это, вероятно, изменится, как только наступит вечер и младших детей уложат в кровать), но некоторые из тех, что он слышал, содержали огромное количество довольно прозрачных намеков. Та песня о том, чтобы «дать шанс» певице, «если тебе одиноко»? Или та о том, чтобы «не тратить попусту чувства» и «не делить свою преданность»? Он никогда раньше не слышал ни одну из этих песен, так что, должно быть, они были специфическими для клана, скорее всего, напрямую написанными Учихой и, возможно, недавно. Ритм обеих песен был схожим и в то же время не был похож ни на что, что он слышал раньше, и довольно немало людей (как взрослых, так и детей) покачивалось в такт.

Даже печальные песни были полными намеков. Кажется, это было стилем Учих — подкреплять все страстью и сильными чувствами. Конечно, не все было незнакомым (звучали самые разные песни, которые Тобирама слышал в гражданских чайных домиках и на улицах различных маленьких городков), но доля новых песен была достаточно большой. Судя по всему, Учихи оставляли свою музыку при себе.

Ну, это или у кого-то в клане был талант к сочинению, что в равной степени было возможно. Тобирама принял жареную рыбу (вся еда была бесплатной) и зашел за угол, где увидел еще одно музыкальное представление. Оно было более демонстративно комедийным, хотя все равно полным намеков: песня пелась мужчиной, обращающимся к более молодой девушке, и главная строчка припева была «твоя мама знает, что ты здесь», что намекало на то, что она слишком молода, чтобы быть на таком мероприятии, и определенно слишком молода, чтобы делать такие предложения (даже только намеком) мужчине его лет.

Девушка краснела и улыбалась, и мужчина усмехался, как и остальные зрители. Тобирама дал бы ей на вид лет пятнадцать, а певцу — двадцать, так что песня, скорее всего, намеревалась как ласковое поддразнивание. Он остался до конца, после чего раздались аплодисменты, и девушка ушла: судя по всему, между ними не было фактических отношений, кроме как родственных. Следующая песня была более знакомым комическим произведением о тануки с мешочком драгоценных камней, включающим множество эвфемизмов, которые в основном были выше понимания присутствующих хихикающих детей.

Не будучи особо заинтересованным в разнообразных шутках, связанных с яичками, Тобирама доел свою рыбу и пошел дальше. Солнце клонилось к горизонту, и он знал, что у реки будут разные шоу-демонстрации, связанные с огнем, когда стемнеет. Так как он раньше не видел исполнения таких вещей, он был довольно сильно заинтересован в том, что было на уме у его хозяев.

* * *

Кита была неимоверно счастлива. Все вокруг нее тоже были счастливы, их чакра гудела от радости, что чувствовалось лучше, чем любое количество саке, которое она когда-либо пила. На ней была прелестная новая юката, которую ей подарил муж этим утром, она съела так много жареной еды, что завтра ее наверняка будет подташнивать, она понаблюдала за тем, как ее малышки получили огромное количество удовольствия, прежде чем им пришла пора ложиться спать, и вокруг нее клан (ее семья) праздновал окончание войны с Сенджу.

Утром Мадара показал, как охотиться с его хищными птицами, было много пения и демонстраций гендзюцу, и теперь, когда становилось темно, люди начали красоваться своими навыками манипуляции огнем. Тут также проводились всевозможные фестивальные игры, в которые могли играть и дети, со сладостями в качестве призов, различные соревнования по рассказыванию историй, и музыка ни разу не остановилась.

Довольно немалая часть музыки была анахроничной, но Кита ни о чем здесь не жалела. После того, как она достаточно освоилась с кото, она начала пытаться перевести различные песни, которые она помнила из того, что было Раньше, и некоторые из них определенно прижились. Маленькое шоу с марионетками-овощами, которое организовала И, было отголоском детства Киты, которое она изначально создала, чтобы развлекать своих младших сестер, но которое с тех пор распространилось и стало важным элементом культуры клана, и было придумано много новых песен. Хотя было маловероятно, что хоть какая-то из них окажется настолько широко распространенной, насколько песня огурца Кури о своем потерянном гребне.

Гуляние по клановому селению в сумерках и слушание отрывков полдюжины разных песен группы ABBA никогда не прекратит вызывать у нее улыбку. Все думали, что она их написала (и ее друзья дразнили ее из-за этого, полагая, что слова пришли от глубины ее чувств к Мадаре), но их популярность появилась от простоты мелодий и запоминаемости перевода.

Конечно, она придумала, как играть, и перевела тексты не только группы ABBA — она сделала намного больше этого, обычно, когда какая-то конкретная песня застревала у нее в голове на многие дни и ей надо было воплотить ее во внешнем мире, чтобы можно было спокойно заняться хоть какими-то делами. Однако культурные различия означали, что множество из этих песен считались неприличными для смешанной компании, даже внутри клана, так что она не поделилась словами половины песен, которые она переработала. Несмотря на то, что скрупулезно записала слова и играла с переводом, пока они не начали подходить под ритм.

Культурные различия также означали, что некоторые из ее любимых вещей, которые она помнила, были неразборчивой ерундой (к несчастью для Богемской рапсодии), так что ей пришлось их отпустить. С неохотой: она все же попыталась перевести что-то из Леонарда Коэна, но результаты никогда не были и близко удовлетворительными, так что ей пришлось сдаться.

Песни, которые работали, были в основном поп-музыкой и сказками-балладами, что подхватили и чем вдохновились другие музыканты клана. Особенно нравились множество любовных песен: не существовало члена клана Учиха, который не наслаждался бы хорошей песней о любви, будь она обнадеживающей, скорбной, триумфальной, разочарованной, радостной или трагичной. То, что она «написала» почти пятьдесят из них, скорее всего, окажет значительное влияние на то, как она будет отображена в архивах клана, но Киту не особо это волновало. Да, она обожала своего мужа, и он обожал ее в ответ, и если это будет ее наследием, то она будет довольна. Это не было плохой вещью.

Барабаны и ликующие крики привлекли ее внимание — Кита проскользнула сквозь аллею к фонарям в дальнем конце, пройдя мимо знакомых лиц (Дзякути и Ракко, двое из старших воинов ее мужа), чтобы получить лучший обзор. Тут было открытое пространство, окруженное хлопающими людьми, четыре барабанщика и трио других музыкантов в стороне (сякухати*, кокю* и бива, и близко не традиционная комбинация) играли рифф на мелодию группы ABBA: что за мелодия, сразу не было понятно из-за того, какими громкими были хлопки. В середине пространства танцевали Изуна и И, и танец был скорее игривым спаррингом, чем чем-то формальным: они тянули друг друга то в одну сторону, то в другую, высоко прыгали, низко проскальзывали, отскакивая из стороны в сторону и обозначивая удары ногами, при этом едва прикасаясь друг к другу. У обоих горели шаринганы, и никто из них не был вооружен, так что риски были абсолютно нулевыми, несмотря на то, что юкаты и гэта добавляли сложности.

Правило подобного «танца» заключалось в том, что надо попадать в ритм, и это командная работа, а не соревнование, а шаринган позволял танцорам легче координировать движения. Это также весьма определенно было парным танцем, будь это супруги, возлюбленные, братья, сестры или близкие друзья. Суть была в том, чтобы продемонстрировать, как хорошо вы со своим партнером работаете вместе. Кита знала, что некоторые отряды Внешней Стражи танцевали все вместе, чтобы улучшить свою координацию и командную работу, что было значительно тяжелее, чем два человека. Пять танцоров было намного более сложным числом для работы, чем просто два.

*Примечание переводчика: сякухати — продольная бамбуковая флейта. Кокю — традиционный японский трёхструнный смычковый музыкальный инструмент, похожий на сямисэн

Сякухати сыграла рифф, и Кита внезапно осознала, что это была за мелодия: а ну, неудивительно, что у нее были проблемы, она не слышала, чтобы кто-то раньше ее играл. Она знала, что Инеми скопировала слова и нотные записи, но не осознавала, что они ушли дальше этого. «Пришли мне компанию после полуночи» было прямо на грани приемлемого рискованного материала, сексуальный намек был достаточно выраженным, а романтический отсутствовал, так что конечно ее играли только после того, как дети ушли спать, и все были немного навеселе. Так что конечно под нее танцевали И с Изуной: ее ученица по печатям, скорее всего, специально вызвала ее деверя на танец с ней.

Изуна с И состояли в отношениях уже почти полгода, и, что было достаточно странно, казалось, что они продолжатся, несмотря на уже достаточно печально известное нежелание Изуны оставаться в любых романтических отношениях дольше, чем восемь месяцев. Он даже не замечал ее, пока ей не отрубили руки, и она упрямо снова не научила себя писать, тренируясь использовать чакронити, и то, что она заставила его гоняться за собой (не совсем сознательно, учитывая то, что ученица по печатям добрых четыре месяца не замечала, что Изуна бегал за ней с романтическими намерениями) явно пошло Изуне на пользу. То, что И всегда ставила свои навыки печатей и боевые умения выше романтики, тоже было ему полезно: Изуна был немного избалованным и неосознанно привилегированным, так что необходимость работать и ждать чего-то, чего он хотел, наверняка улучшила его характер.

У Киты шло пари с Тсунэ, что это будут последние отношения Изуны: Тсунэ думала, что они расстанутся в течение следующего года или где-то так (дружелюбно, но все же) и оба будут двигаться дальше, но Кита так не считала. И не была склонна к легким привязанностям, а то, что Изуна вообще за ней гонялся, честно говоря, было аномально. Ее деверь никогда не был склонен так делать, если его заигрывания отвергали — обычно он пожимал плечами и начинал обращать внимание на других. То, что он этого не сделал (то, что он приложил усилия, чтобы узнать И и помочь ей восстановить навыки, пока она не осознала, что он правда в ней заинтересован), говорило о том, что сердце Изуны наконец выбрало и он нашел человека (не считая своего брата), ради которого он с радостью сдвинет горы.

Она с нетерпением ждала того момента, когда выиграет это пари: Тсунэ надо было научиться обращать немного больше внимания на поведение конкретных людей в контексте и меньше доверять тому, что они сделали бы раньше и что она бы сделала на их месте.

Песня закончилась с бурным ликованием и аплодисментами, и в этот же момент Мадара скользнул в толпу зрителей на дальнем конце круга.

— Кто следующий? — громко спросил игрок на биве, когда И забросила Изуну к себе на плечо с помощью чакронитей и вскочила на ближайшую крышу со своим смеющимся грузом, несомненно в поисках уединения. Китин муж встретился с ней глазами через толпу, озорная улыбка осветила его лицо, и он резко выступил вперед. Кита тоже начала прокладывать локтями путь к сцене — это будет весело. Очень весело!

— Мы, Тандзё!

— Сейчас, Мадара-сама!

То, что игрок на биве завел одну из попыток Киты воссоздать энергичную главную тему «Пиратов Карибского моря» для их танца, было даже лучше.

* * *

Огненный танец закончился, и краски, красота и контроль намного превзошли то, что Тобирама когда-либо видел или представлял. Толпы схлынули, когда последний из старших детей пошел спать, и множество молодых людей скучковались, чтобы тайно протащить сакэ. Другие взрослые (каких в клане Учиха было очень мало) стали двигаться по другим траекториям: кто-то направился к стойкам с едой, все еще подающим угощения, тогда как другие пошли обратно к центру кланового селения и звукам музыки и смеха.

Тобирама пошел с потоком разговаривающих людей, беседуя с углежогом, чья волна огненных бабочек была так изысканно замысловата, что даймё заплатил бы несколько горстей золота за единственное выступление. Этот человек был мастером своей стихии, несмотря на то, что его резервы были так ограничены, что Сенджу бы вообще не стали заморачиваться его обучением. Но Учих это не волновало: все они были Учихами, так что все научатся обращаться с огнем, на что они имели право по рождению.

Тобирама сомневался, что у него когда-нибудь будет такая легкая рука, как у этого молодого человека, сомневался, что даже Мадара или Изуна смогут так деликатно сплетать огонь. Красота, рожденная из слабости, такая же хрупкая и прекрасная, как изображаемые разноцветные насекомые, и более высоко ценимая членами клана вокруг него, чем любой огненный шторм мог когда-либо быть. Тобираме хотелось, чтобы Тока могла это видеть.

Будучи более заинтересованным в разговоре, чем в том, куда его несла толпа, Тобирама не осознал, где они очутились, пока чакра Мадары неожиданно близко не подскочила в вертикальном прыжке, ослепительно вспыхнув, и чакра Киты последовала за ним вверх, не отставая ни на шаг. Она непринужденно прыгнула у него над головой, прежде чем снова опуститься вниз. Задрав голову, Тобирама наконец заметил музыку с ритмом сердцебиения и чувственной дикостью, фонари на деревьях, хлопанье Учих вокруг открытого пространства, расчищенного между главным домом клана и другими домами, рассеянное покачивание плотно стоящих присутствующих и как почти все глаза были устремлены на шоу: люди залезали на стены, деревья и здания для лучшего обзора, несмотря на свои фестивальные юкаты и гэта.

Рядом с ним Юван издал задумчивый звук:

— Сюда, Тобирама-сан.

Тобирама позволил провести себя к изысканным домам в самурайском стиле и сквозь главный вход, его проводник кивнул Учихам, стоящим на низкой садовой стене, и прошел вверх по дорожке, чтобы легко запрыгнуть на крышу гэнкана (дальше трех девочек-подростков, хихикающих над бутылкой сакэ) и на черепицу выше. Наверху было еще несколько других людей, но едва ли горстка по сравнению с плотной толпой внизу, и обзор был намного более всесторонним, что успокоило зуд в мыслях Тобирамы от того, что он был так опасно заключен в толпу сигнатур чакры, которые он все еще подсознательно квалифицировал как вражеские. Многие годы привычки нельзя было изменить всего за несколько недель.

Усевшись под коньком крыши, Тобирама принял палочки данго, рассеянно протянутые в его сторону, взяв одну и передав остальные женщине с другой стороны от него, которая повторила его действия. Музыка под ними снова ускорилась, и два танцора (глава Внешней Стражи Учих и его жена) закрутились вокруг друг друга с большей скоростью, каждое движение напоминало о поле боя, но от каждого замаха уклонялись, каждая точка соприкосновения была поглаживанием, а не ударом, оба идеально попадали в ритм друг друга и музыки, их глаза горели шаринганами, и их чакра пела от радости.

Тобирама рассеянно куснул теплое данго и принял чашечку сакэ у подростка, подошедшего к коньку крыши за ним: его внимание было полностью поглощено танцем, разворачивающимся внизу. Музыканты импровизировали на одну тему, ритм нерегулярно ускорялся и замедлялся, однако все играющие идеально гармонировали друг с другом, и танцоры ни разу не замешкались. Он знал, что шаринган позволяет своему носителю ожидать удар, читать намерения нападающего, но в подобном танце становилось ясно, как два носителя шарингана могли вместе соткать представление, никогда не сомневаясь, что один партнер будет двигаться в такт другому.

Мадара встал, как вкопанный, и Кита взлетела вверх, поставив одну гэта на плечо мужа, чтобы подняться еще выше, она подтянула колени и сделала сальто, придерживая руками юкату у щиколоток. Мадара сделал шаг назад, поднял голову, выдохнул огненный шар…

… Кита вдохнула огонь, падая вниз головой, проглотив чакру…

… вокруг нее с ревом возникли огненные крылья, полные чакры ее мужа, и жар был ощутим даже на таком расстоянии, и восходящий поток воздуха замедлил ее падение…

… толпа взревела…

… Мадара широко улыбнулся, зубы блеснули в тени под алыми глазами, и огонь потух…

Кита приземлилась с ударом в голову мужа, от которого он был вынужден уклониться назад, и танец продолжился без остановок, руки тянулись и ноги переступали в водовороте подолов, пока они кружили друг вокруг друга, и каждый намеченный удар идеально попадал в быстрый ритм.

Тобирама сделал глоток сакэ и велел своему сердцебиению успокоиться, а не следовать установленному ритму. Да, он мог чувствовать чакру повсюду вокруг себя, горячую, хмельную и опьяняюще радостную, когда весь клан праздновал как один. Да, он мог чувствовать Мадару и Киту, которые оба были абсолютно увлечены живостью движений, азартом битвы без каких-либо рисков с затаенным, но ощущаемым чувством отложенной страсти, но ему все еще надо было дышать.

«Мито бы понравилось так танцевать», — подумал он. Хашираме, скорее всего, было бы тяжело (его стиль боя не был таким гибким), но Мито была быстрой и ловкой, и цепи давали ей преимущество: она бы обрадовалась такому вызову своим умениям, и Кита была бы не менее довольна поравняться с ней.

Огонь снова расцвел, Кита выплюнула огненный шар солидных размеров, пролетевший сквозь арену внизу, и Мадара проглотил его: он никогда раньше не видел, чтобы Учихи ели огонь, что говорило о том, что это редкий навык, возможно, как синий огонь Мадары для обжига глины. Судя по тону выкриков и улюлюканий внизу, он также имел интимную подоплеку: может быть, требовалось более глубокое понимание чакры другого человека или это легкое смешивание чакры, которое проявлялось у большинства пар шиноби через несколько лет брака.

Тобирама точно не знал, как долго он наблюдал (его данго давно было съедено, и его чашку сакэ снова наполняли минимум дважды), но в конце концов музыка замедлилась, как и танцоры. Грация тех неторопливых движений требовала намного больше мастерства и очень большого контроля над мышцами, чтобы выполнять в половину или четверть скорости, особенно после длительной нагрузки, но ни один из них не запнулся. Затем внезапная вспышка движений (вращение, удар и прыжок, чтобы его избежать), и музыка наконец остановилась.

Тишина, длившаяся в одно биение сердца, пока Мадара убирал выбившиеся пряди с лица, а Кита поднималась из низкой стойки, а затем рев восторгов и аплодисментов. Тобирама поставил чашку на крышу, чтобы тоже похлопать: было одной вещью знать, что шаринган позволяет подобное и видеть это на поле боя, но здесь, летним вечером, он мог наконец оценить красоту и грацию кеккей генкая Учих, такую же четкую и утонченную, как птица в полете.

Мадара утащил свою жену обратно в главный дом клана Учиха, музыканты ушли со своих мест, и их сменили другие, и больше пар вышло на импровизированный танцпол. Очевидно, это было следующим этапом празднеств, хотя его хозяева не были единственной парой, у которой на уме было что-то более интимное. Он мог чувствовать, как несколько других пар прокладывали себе путь из толпы в поисках потаенных уголков, где можно было бы в более частном порядке сбросить энергию, разбуженную идеально согласованным выступлением Мадары и Киты.

Юван исчез (уведенный смеющейся женщиной), и Тобирама спустился вниз в поисках подростка, который принес ему сакэ: чашка в его руках была очень изысканной, и он не хотел, чтобы она потерялась или разбилась.

За короткий промежуток времени к нему пять раз подошли с непристойными предложениями: совсем еще молоденькая девушка, затем намного более взрослая женщина, затем мужчина его возраста, еще одна чуть более взрослая женщина с шрамами от ожогов и наконец замужняя пара, и в этот момент он решил отступить обратно в свою комнату и пойти спать. Очевидно, он ошибался насчет того, что танцы — это главное событие вечера, и у него не было абсолютно никаких намерений впутываться в те недавно установленные правила, касающиеся межклановых детей. Писать их было той еще головной болью, вводить их будет еще большей головной болью, а у него и так забот был полон рот.

Он забрался на заднюю часть энгавы главного дома клана Учиха, оставив сандалии на гладких досках, прежде чем скользнуть в свою комнату босиком, с радостью принял затуманивающий сенсортство эффект печатей и поставил на стол чашечку сакэ. Это был очень длинный день, и он, возможно, был немного пьян. Завтрашнее утро наступит слишком быстро, но хотя бы сейчас он мог поспать.

Он вернет чашку позже.

* * *

Прошла едва ли неделя с фестиваля, посвященного началу мира, но если Мадара хотел, чтобы даймё поддерживал то, что он делает, ему надо было отправиться в столицу, чтобы разобраться с вопросом владения землей задолго до того, как строительство деревни начнется всерьез. Так что он упаковал подходящую одежду и назначил себе отряд под видом торговой миссии, убедился, что у него с собой все необходимые документы, поцеловал жену, заверил своих девочек, что будет отсутствовать недолго, и отправился в путь.

Изуна все еще недоверчиво наблюдал за Тобирамой, следя за каждым движением Сенджу из-за Китиных печатей, когда не прикладывал все усилия, чтобы игнорировать само существование мужчины, но Мадара не мог ничего поделать в этом случае, чтобы улучшить ситуацию для своего брата. Он мог оказывать поддержку (он оказывал поддержку, и он не был единственным), но это было чем-то, что Изуна должен был преодолеть сам. Если мир получится, то Изуне придется научиться доверять.

Мадара был уверен, что его брат преуспеет.

Он не сказал отряду, куда они направляются, пока они не были в дороге и день: в конце концов, не то чтобы кто-то из них будет сопровождать его в присутствии даймё, и он послал письмо, опережающее их, чтобы обеспечить то, чтобы их ожидали. Это было вопросом бизнеса, а не социальным визитом, так что не займет так много времени, как последнее, несмотря на то, что потребуется самая формальная его одежда: что-то, без чего он действительно предпочел бы обойтись.

Теперь у него хотя бы был собственный комплект такой одежды и ему не приходилось натягивать старые и много раз штопанные вещи, которые он научился носить под строгим взглядом отца. Сейчас клан Учиха был значительно более богатым, чем это было в его детстве: Мадара собирался провести всю оставшуюся жизнь благодаря ками за Киту и за все, что она сделала для клана. Ее отвага и смелость, которые всегда так забавляли его отца (это продуманное неповиновение социальным стандартам, существующим для женщин), обогатили Учих с поразительной скоростью, и эта тенденция не собиралась прекращаться.

Как только ты становился богатым, было очень легко накопить дальнейшее богатство. Было сложно изначально добыть достаточно денег, и Кита достигла этого, составляя баланс клана с учетом затрат войны. Мадара подозревал, что это было одной из причин, почему жена даймё так настойчиво в ней заинтересована: требовался значительный талант, чтобы достичь того, что сделала Кита, и с учетом мира у нее скоро будет больше ресурсов, с которыми можно будет работать, и доступ на более крупный рынок. Такие вещи вызывают волны в обществе, и даймё предпочитал не быть застигнутым врасплох.

Они прибыли в столицу утром за день до аудиенции, что оставило Мадаре достаточно времени, чтобы освоиться во дворце, а его отряду мог выполнить многочисленные поручения в городе. Он подготовился к встрече, и у него не было сомнений, что, когда они отправятся обратно в земли клана, у них будет много новых заказов от нетерпеливых клиентов.

Все это делало таким легким отвлечение внимания сплетников, придворных и слуг от рассветной встречи Мадары с даймё. Оба мужчины были одеты в их лучшие сокутаи и пили чай, когда поднималось солнце, безмолвно наслаждаясь красотой раннего часа, прежде чем рассмотреть политическую сторону ситуации.

— Мои поздравления по поводу договора, который вы заключили с Сенджу, Учиха-доно, — в конце концов сказал даймё, отставив в сторону чайную чашу, — и мои благодарности за вашу преданность силе и процветанию Страны Огня, даже выше долга перед вашими предками.

— Времена меняются, даймё-доно, — ответил Мадара, специально оставляя свой тон легким и добродушным, — и если моему клану суждено процветать, мы должны меняться вместе с ними. То, что работало для наших недавно живых предков, не всегда будет работать для нас, и это хорошо: сейчас лучшие времена. Теперь у нас есть шанс на успех, которого не было много веков, и было бы большим упущением с моей стороны не воспользоваться им.

— Действительно, — согласился даймё, и единственное слово несло множество подтекстов. — И правда, ваши победы достойны похвалы, — итак, это было подтверждением, что мужчина увидел все моменты, как Сенджу теперь были обязаны и подчинены Учихам, и что Хаширама согласился абсолютно на все из этого. — А теперь, что вы хотели обсудить?

Мадара поставил на стол собственную чайную чашу, чтобы слуги могли ее забрать, достав папку с документами из печати в рукаве.

— Сейчас, когда у нас мир, клан Учиха был бы очень признателен даймё-доно за небольшую помощь в консолидации наших территорий, чтобы мы могли лучше себя кормить, — объяснил он, следя за тем, чтобы его голос был скромным, развернув карту ближайших территорий вокруг клана Учиха, проведя пальцем по изогипсам *и старым отметкам наводнений. — Здесь никому не принадлежащая пойма у дальнего от наших земель берега реки Нака, идущая на юг и восток, подходящая для выращивания сельскохозяйственных культур, как только земля будет очищена от деревьев, которая сделает нас более самодостаточными.

*Примечание переводчика: изогипса — линия на карте, графике, соединяющая точки с одинаковой высотой

«Сначала спроси» всегда было наставлением его отца. Сначала ты спрашиваешь, чтобы оценить готовность того, к кому обращаешься. Затем ты договариваешься или угрожаешь, в зависимости от ответа, или полностью временно отказываешься от своего предложения, если его плохо приняли.

— И что клан Учиха предложит даймё взамен?

Это было многообещающим ответом, особенно если учитывать тон и позу: Мадара открыл другую карту, у которой был гораздо меньший масштаб, так что она покрывала намного больше территории.

— Здесь изображены более отдаленные территории клана, — сказал он, поставив палец на окаймленную красным часть земель в левом нижнем углу карты. — Это рядом с границей со Страной Ветра с холмом с чистым колодцем и стареющей, но все еще крепкой сторожевой башней. С нее открывается вид на большую часть дельты реки, а также на море на юг и на большую часть аллювиальных равнин* на север.

*Примечание переводчика: аллювиальная равнина — равнина, возникающая вследствие аккумулятивной деятельности крупных рек

Это место было стратегическим сокровищем даже без колодца: Мадара надеялся получить много земель за эту территорию.

— Почему клан Учиха так хочет отказаться конкретно от этой собственности? — с сухой иронией спросил даймё, наверняка осознавая, что Мадара мог легко прочитать его внезапно возросший интерес к происходящему. Все окружающие равнины были частью Страны Огня, так что со сторожевой башней в качестве координационного пункта даймё мог создать небольшой гарнизон и фермы, чтобы его кормить. Он мог даже расширить заброшенное укрепление до полноценного замка, укрепив свою власть на границе и увеличив свой контроль над местной торговлей.

— Как даймё-доно уже осведомлен, Учихи прекращают военные действия, — без запинки ответил Мадара. — Это владение, хотя и стратегически важное и удобное, когда клан принимает обычные миссии в Стране Ветра, теряет свою ценность, когда количество этих тайных миссий снижается в пользу торговли. Однако клан Учиха уверен, что для даймё-доно, который отвечает за защиту окружающих земель, эта территория будет намного более ценной в долгосрочной перспективе, особенно по сравнению с землями, прилегающими к основным владениям клана, на которых никто не живет и где расположено множество старых полей сражений.

Старые ловушки, острый металлолом, забытые тела, целые участки, сожженные до коренных пород или наполненные густыми, непроходимыми зарослями: никакие гражданские фермеры даже не попытаются возделывать такую землю, если у них будет другой выбор.

Даймё хохотнул.

— Совсем не такие и ценные, правда? — упрекнул он, но Мадара мог видеть его интерес, и в его голосе были нотки, которые ясно давали понять, что он всецело согласен: все, что осталось теперь, это торг по поводу того, где будут лежать новые владения Учих.

— Даймё-доно безусловно понимает, что как глава Внешней Стражи я всегда должен стремиться обеспечивать Учих самым лучшим, что они могут получить?

— Конечно, — согласился даймё, — но Учиха-доно также обязан понять, что как даймё Страны Огня я тоже должен прилагать все усилия ради тех, кто под моей защитой. Я прикажу моим архивистам изучить дворцовые записи как по поводу территорий, так и их соответствующей ценности, и мы снова встретимся через два дня, чтобы обсудить конкретные варианты, которые мы бы оба предпочли.

— Конечно, даймё-доно, — согласился Мадара, снова сложив карты и убрав их с вежливым поклоном сидя. — Я рад, что предложение клана Учиха было так быстро рассмотрено.

У него была денежная оценка стоимости башни в папке с документами (в целях налогообложения, датируемых около сорока лет назад), но даймё, скорее всего, захочет ознакомиться с намного большим, включая детали ближайших дорог и сельскохозяйственных угодий, а также список пограничных конфликтов. Все это будет взвешено соответствующими министрами, чтобы можно было сделать подходящее предложение. Предложение, которое, несомненно, будет немного скуповатым, чтобы Мадара мог возразить и позволить даймё проявить иллюзию щедрости и благосклонности, когда он увеличит его, чтобы точнее подходить ценности «Гнезда скопы».

Такова была политика.

* * *

— Ты явно не читаешь достаточно, если не знаком с сансарой…

— Под сансарой подразумевается теоретический цикл опыта рождения, жизни, смерти и перерождения каждого отдельного человека, а не иногда повторяющаяся природа человеческой истории, — парировал Тобирама, даже не поднимая глаз от своего свитка. — Растягивание концепции подобным образом не совместимо с философией буддизма, и, следовательно, само по себе авидья, невежество, что увековечивает ложное представление и страдание. Верить в то, что мы в ловушке неотвратимого цикла насилия, из которого мы не можем спастись вне зависимости от наших выборов, — это стремиться сбросить с себя вину, которую мы все несем за увековечивание этого цикла нашим собственным участием в нем. Ты правда такой бездумный и недееспособный, что твои действия в минувшей войне были не по твоему выбору?

— Ты! — тихо прорычал Изуна, его глаза на мгновение вспыхнули алым, но он не сдвинулся со своего места у дальней от Тобирамы стороны главной комнаты. Ее деверь пришел, чтобы забрать свои свитки из кабинета Мадары (он не подумал упаковать их, когда переехал в прошлом месяце), и отсортировывая личные покупки от клановой собственности он нашел новый свиток, написанный Тобирамой, чтобы опровергнуть доводы, приводимые в любимом философском произведении Изуны. Изуна ворвался в главную комнату, чтобы пожаловаться Ките (считая, что свиток был ее рук делом, учитывая то, что она несколько раз ясно давала понять, какими глупыми она считает его рассуждения в этом вопросе), а затем оказался втянут в спор с их гостем Сенджу, так как Тобирама мгновенно признался, что оскорбительная бумага была его работой.

Пока что спор был достаточно сдержанным, скорее всего, потому, что Азами дремала на подушке рядом с Китой и ни один из мужчин не хотел поднять голос или чакру, чтобы ее потревожить. Более тактично, чем удавалось многим спорящим Учихам, но Кита знала, что сенсорство повышает осведомленность о настроениях и потребностях других людей: ни один из мужчин не забудет, что Азами здесь, пока они могут ее чувствовать.

Изуна вновь бросился в словесную атаку:

— Но Иида считается авторитетом…

— Некоторые работы Ииды да, но этот конкретный трактат признан ошибочным всеми уважаемыми буддистскими учеными, — спокойно прервал Тобирама абсолютно непреклонным тоном. — Поверь мне, Учиха, я знаю: мой клан состоит преимущественно из буддистов, и мне пришлось запомнить так много буддистских священных текстов и теорий, пока я учился кандзи. Мой брат даже называет свои атаки в честь буддистских концепций, что должно дать тебе представление о том, сколь многое нам пришлось одолеть в детстве.

Было правдой, что Хаширама не был похож на человека, который изучает философию и теологию.

Изуна резко фыркнул. Кита незаметно подняла глаза от своего шитья как раз вовремя, чтобы увидеть, как он рывком открыл новый свиток и уселся, чтобы погрузиться в чтение. Ну, все могло пройти намного хуже, чем получилось, хотя то, что Мадара был далеко на миссии (на переговорах с даймё, не то чтобы Тобирама или Изуна были в курсе) и не вернется еще минимум три дня, наверняка помогло.

На следующий день после удивительно мелкой размолвки по поводу философии буддизма между ее деверем и гостем Тока сопроводила Сенджу Мито в селение Учих для посиделок по поводу печатей, которые Тобирама организовал вскоре после того, как мирный договор был подписан. Кита с нетерпением ждала этого: она фактически не встречалась с Мито в социальном плане (ну, не должным образом), но разговоры с Тобирамой открыли детали его отношений с невесткой, и все из этого говорило о том, что она тот человек, которого стоит узнать.

Тока убедила Изуну позволить ей присоединиться к уроку по гендзюцу для Внешней Стражи, после чего он, конечно, остался его контролировать, бросив Киту одну принимать гостей. Ну, не совсем одну: так как эта встреча была о печатях, у Ёри было постоянно действующее приглашение, и она наверняка заглянет. И и Ио, скорее всего, нет: в данный момент никто из них не был особо заинтересован в творческой стороне ее работы и оба хорошо разбирались в ее подходе.

Как оказалось, Мито была учтивой, но полной энтузиазма женщиной, которая квалифицировалась как мастер печатей в родном клане задолго до того, как ее обручили с Хаширамой. Кита уже была осведомлена о том, что существует несколько широко признанных школ фуиндзюцу, где традиции и разделяемые соглашения обеспечивали легко повторяемые результаты и взаимно понятный материал, но она не осознавала, что «склонность к печатям» Узумаки сама по себе была настоящей школой. Оглядываясь назад, она наверняка должна была догадаться. Она слышала о «фуиндзюцу Узумаки» уже много лет, но это всегда было на периферии ее собственных обязанностей и приоритетов.

Ките также никогда раньше не давали так совершенно ясно понять, что ее собственный стиль печатей был полностью оторван от существующих конвенций, которые использовали другие специалисты. До такой степени, что Мито и Тобирама, оба опытные мастера в своем собственном праве и со значительной практикой в расшифровке работы других, не могли разобраться в ее печатях даже после того, как она увеличила их для тщательного изучения.

Попытки объяснить символы и процесс ее мыслей, кажется, не помогали.

— Эта секция преобразует импульс в тепло? — повторил Тобирама, хмурясь на увеличенный и неактивный дизайн печати, чей набросок сделала Кита: печать для горячей ванны была как практичной, так и довольно безобидной, так что Кита была не против ей поделиться. Однако она не ожидала, что ее гостям будет так сложно ее понять. — Эта часть вполне очевидно усиливающий комплекс, — набор концентрических кругов, как рябь по воде, не требовал разъяснений, — но я точно не понимаю, какую шкалу ты используешь для ограничителя температуры или как ты делаешь все самоподдерживающимся, пока воду не сольют, — он снова пристально посмотрел на переплетающиеся кандзи и пиктограммы печати, которая одновременно нагревала купальню главного дома клана и поддерживала воду чистой от микроскопических бяк. — Или как ты вообще можешь преобразовать грубую силу в тепло, честно говоря.

Он выглядел оскорбленным собственным непониманием.

Как объяснить первый закон термодинамики? С чего ей вообще начать, когда между ее прошлой и текущей жизнями нет точек соприкосновения, на которые она могла бы опереться для объяснения? По крайней мере, она о них не знала: наука вполне могла существовать где-то. Эта часть печати была всего лишь кандзи, обозначающими движение и тепло, со стрелкой, соединяющей первое с последним.

«Тепло — это работа, а работа — это тепло».

Эта маленькая, небрежно написанная строчка наверняка обладала многими другими практическими применениями, все из которых революционизируют качество жизни населения деревни, которую они еще полноценно не строили (прямо сейчас на улице было слишком жарко), но в данный момент Ките надо было найти терминологию, чтобы облечь в слова правду, которую она чувствовала всем существом, но чьи детали никогда не изучала, потому что все, что она знала и помнила о физике и химии, было построено на этом.

— Все дело в силе и потенциале к движению, — начала она, слепо пытаясь ухватиться за правильные слова. — Падающая вода может сдвинуть колесо мельницы, и любой твердый предмет, который движется слишком быстро и при этом соприкасается с другим, нагревается. Значит, движению присуща сила, которую можно преобразовать в тепло, что эта секция напрямую и делает: у падающей воды самой по себе недостаточно присущей силы, чтобы ощутимо нагреть бассейн, вот почему здесь стоит усиливающая секция и ограничитель температуры, который отключает усилитель, как только достигается желаемая температура, — если в японском было слово для «термостата», она никогда его раньше не слышала: она даже не знала, что означает часть «стат» этого слова. — Затем активируется часть с бесконечной петлей в центре печати, поддерживая постоянный уровень тепла, пока вода не будет слита, что деактивирует печать.

Ей надо будет показать Тобираме ленту Мёбиуса, чтобы он тоже мог оценить взрыв мозга плоской поверхности с только одним краем.

— Я знаю, что она делает, — пожаловался Тобирама так же высокомерно, как мокрый кот, — но я все еще не могу понять как. Она и близко недостаточно точная, чтобы быть такой эффективной! Если бы я нарисовал что-то подобное, печать бы взорвалась или бы вообще ничего не делала!

Кажется, он был оскорблен успехом Киты. Она познакомит его с бритвой Оккама*, она клянется. Просто не прямо сейчас.

*Примечание переводчика: немного изменила, чтобы было понятнее. В оригинале было: «познакомит его с «KISS» — акроним для «Keep it simple, stupid» — «Делай проще, тупица»

— Почему не круг для бесконечности? — абсолютно обоснованно и намного менее агрессивно спросила Мито.

Кита едва ли могла объяснить математические исследования ее прошлой жизни, включающие арабские цифры и греческие буквы, создавшие у нее ассоциацию этой симпатичной маленькой двойной петли с концептом бесконечного, вечного и нескончаемого, или что эта ассоциация была для глубока, как коренные породы, и в два раза более крепкой.

— Я ассоциирую круги с завершением и разграничением, а не бесконечным продолжением, — ответила она, взглянув на красноволосую женщину, которая до этого момента делала заметки в относительной тишине. — Вся суть моих печатей в концепциях и метафорах, и двойная петля означает бесконечность и вечность, линия без конца или начала.

Мито издала задумчивый звук, постучав кончиками пальцев по ручке кисти.

— Теперь, когда я знаю, что она делает и как, думаю, я могу создать печать с таким же эффектом в моем собственном стиле, — начала рассуждать она, — но я подозреваю, что она будет намного больше, в несколько раз более сложной и, скорее всего, потребует дополнительной чакры для активации, а не будет работать на энергии из окружающей среды и воздействии воды и не будет деактивироваться, как только вес воды уйдет. Однако я не могу достаточно понять все части твоей печати, чтобы быть уверенной, что она сработает для меня, если я ее скопирую.

Тобирама согласно проворчал, снова наклонившись над секцией стерилизации: несомненно, он думал обо всех санитарных последствиях способности очищать воду от всех возбудителей инфекции без необходимости сначала ее кипятить. На самом деле это не было модификацией ее вышитой печати черепа с перекрещенными костями, несмотря на то, что по сути она выполняла те же функции: фактические написанные кандзи читались «смерть крохотным невидимым», что не особо имело смысла для человека, незнакомого с линзами, микроскопами и существованием одноклеточных организмов.

Микробная теория была достаточно распространенной, и почти все знали, что болезни на самом деле по-своему живые, но Сенджу могли и не быть в курсе деталей жизненных циклов различных паразитов и как они могут аномально проявить себя в людях, что технически было не инфекцией, а инфестацией. Шиноби могли пасть их жертвой, и время от времени это случалось, потому что чакра не помогала телу сражаться с ними: вообще, во многих случаях она делала все хуже.

— Ты творческая личность, — внезапно сказал Тобирама. Кита моргнула, глядя на него. — Ты думаешь картинками, — уточнил он. — Символизм, как в искусстве и литературе, вот почему ты изобразила рябь в качестве усилителя. Тут дело больше в идеях и концептах, чем в числах, измерениях и том, что можно физически определить — аллюзии и ассоциации. — Его взгляд упал на свои заметки. — Теории, ассоциации и метафоры — не факты.

Мито решительно улыбнулась.

— Понятно. Не думаю, что я когда-нибудь самостоятельно смогу сделать так, чтобы подобная печать заработала, но с учетом того, что ты доказала, что это можно претворить в жизнь… — ее глаза блеснули. — Так много интересных возможностей, — она захлопала ресницами, глядя на Киту. — Мы же можем проводить совместную работу над проектами в будущем? У меня так много вопросов.

— Я до сих пор не понимаю, в чем мой метод так отличается, — сказала Кита, зная, что в ее голосе звучала легкая нотка упрямости. — Я хочу сказать, ручные печати отсылают нас к зодиаку, каким-то образом вызывая стихийные силы и другие разнообразные вещи, и все другие всевозможные независимо развившиеся знаки работают только потому, что мы в них верим. Печать тигра совсем не похожа на настоящего тигра, и настоящие тигры не имеют ничего общего с огнем, тем не менее печать тигра переводит чакру в стихию огня, потому что все ожидают, что это произойдет. Как мой стиль фуиндзюцу является каким-то образом более произвольным?

У нее всегда были сложности с ручными печатями, потому что эти подсознательные ассоциации не приходили к ней естественным образом — у нее всегда все было лучше с прямой манипуляцией чакрой.

Тобирама дернулся, его выражение лица резко стало пустым, и через мгновение стало видно, что он проводил слегка шокированный самоанализ, как человек, ставящий под вопрос глубоко укоренившиеся представления.

— Ручные печати работают, потому что мы этого от них ожидаем, — повторил он с ничего не выражающим взглядом, и тон его голоса был чем-то между открытием и отчаянием. — Фуиндзюцу работает, потому что мы этого от него ожидаем. Чакра работает, потому что мы этого от нее ожидаем.

— У меня всегда были ужасные проблемы с ручными печатями, — согласилась Кита, достаточно мстительно радуясь, что у нее появился напарник по несчастью, — а мои печати прекрасно имеют смысл для меня.

— Значит, причина, по которой твои разнообразные ученики могут заставить твой стиль работать, состоит в том, что они не знают ничего другого, так что, естественно, всем сердцем верят, что они будут действовать, — начала размышлять вслух Мито, — потому что конечно они действуют: они видели, как твои печати действуют. Так что конечно они могут их повторить, даже не зная, как они конкретно работают.

— С вышитыми печатями проще, — признала Кита, — потому что они как дзюцу со специальными ручными печатями, наполняющими конкретный набор движений уникальной идеей, которая затем встраивается в получившийся дизайн. Больше полдюжины женщин клана делают мои вышитые печати, но у меня только два ученика для моих чернильных печатей, и ни один из них еще не создает оригинальный материал.

Ио, потому что сейчас он в первую очередь фокусировался на присмотре за младшими детьми клана, а И все еще отвоевывала то, что потеряла, когда ее лишили кистей. Они оба владели всеми ее существующими печатями, но ни один из них пока не пытался раздвинуть границы. Может, этого никогда не произойдет: Кита пришла к пониманию, что для становления мастером печатей действительно требовался очень особый склад ума.

Ни один из Сенджу не прокомментировал ее различных прошлых учеников и помощников: она потеряла многих из них за годы войны.

— Но если все дело в вере, почему так много печатей терпят неудачу? — требовательно спросил Тобирама, ни к кому конкретно не обращаясь, его рука была запущена в волосы, и он пялился в дальний угол потолка.

— Вера, уверенность, понимание и внутренняя согласованность? — предположила Кита. — Каждый элемент печати должен быть внутренне согласован, и человек, делающий ее, должен знать, зачем требуется абсолютно каждый элемент печати и какой цели служит каждый мазок кистью, чтобы печать заработала. Значит, плохо нарисованная печать не сработает, как и та, что кое-как слеплена из дизайнов других людей. Я создала собственный стиль фуиндзюцу с нуля, так что он идеально для меня работает, пока моя каллиграфия достаточно точна. Вы оба используете существующие стили, так что должны знать их назубок, прежде чем получите результаты.

Было вполне возможно, что они использовали один и тот же стиль, учитывая давний союз между Узумаки и Сенджу, но Кита подозревала, что существуют вариации. Как минимум в плане типов производимых печатей.

— Потому что вера и уверенность основаны на знаниях и понимании, — легко согласилась Мито, — так что уверенный мастер может преуспеть с некачественной печатью, тогда как сомневающийся ученик может достичь посредственных результатов с хорошо начерченной, — она вздохнула. — Это определенно запускает лису в курятник, а также так многое объясняет.

Повисла пауза.

— Кита, объясни мне снова твои символы, — в конце концов попросил Тобирама, опять взяв кисть и повернувшись к чистому листу бумаги. — Если они работают — они работают, и твои дизайны действительно восхитительно компактные.

Озадаченная новоприобретенной решительностью друга принимать вещи на веру, Кита снова начала свое объяснение:

— Эта печать — печать поддержания, предназначенная для того, чтобы поддерживать воду чистой и определенной температуры, пока она находится в контакте с печатью. Вот почему центральный якорь — петля бесконечности…

* * *

— Изуна?

Младший брат Мадары взглянул на него, отвлекаясь от наблюдения за тем, как Сенджу Тока учила Бентен связкам движений с нагинатой:

— Нии-сан, добро пожаловать домой.

— Что-то не так? — спросил Мадара, потому что он не мог придумать хорошую причину, по которой Изуна находился бы так вне селения, не говоря уже о том, что тут еще была Бентен. Даже с тем, что выглядело как два полных отряда скучающих воинов, чтобы присматривать за неожиданным уроком его племянницы с Сенджу. И почему Тока тут вообще была? Несомненно, если она навещала своего двоюродного брата, она должна проводить время с ним, а не здесь с Изуной.

Его брат посмотрел на него как на дурака:

— Нии-сан. Сейчас в нашем селении три мастера фуиндзюцу. Три, потому что Мито-сан решила, что хочет узнать Киту, так что постоянно проводит с ней время уже три дня. Первый день был тихим, но на второй день Кита отключила гравитацию, чтобы доказать свою точку зрения Тобираме, и сегодня утром я решил, что я был более счастлив не знать, что они делают, и лучше находиться достаточно далеко, чтобы никто не потребовал, чтобы я успокаивал окружающих, когда они неизбежно снова сломают реальность.

Мадара точно не знал, следовало бы ему смеяться или паниковать. Его жена отключила гравитацию? Чтобы доказать свою точку зрения?

— Что она хотела доказать?

Стоящая за Изуной Киёши из рода Райден (одна из давних близких подруг его жены) хихикнула:

— Тобирама допустил ошибку, когда пренебрежительно отнесся к замечанию Киты по поводу боевого применения фуиндзюцу на базе того, что у нее нет практического опыта.

Мадара поморщился. Абсолютный дефицит боевого фуиндзюцу у Учих был из-за того, что Кита радостно поступала назло его отцу, отказываясь представлять любые из своих более агрессивных открытий для должного тестирования, а затем продолжила не представлять свои результаты для должного тестирования даже после его смерти на основании того, что Учихам не были нужны печати, чтобы придумывать новые и креативные способы убивать людей. У Мадары не было никаких иллюзий, что она изобрела самые разнообразные совершенно неприятные способы совершать убийства с помощью чернил и бумаги — она просто отказывалась делиться ими на основании того, что их невозможно протестировать этически.

— Итак, отключение гравитации?

— Если бы они не были в здании, Тобирама наверняка бы улетел, как пух чертополоха, и никто больше его никогда бы не видел, — радостно сказала Киёши. — Ките-чан даже не пришлось к нему прикасаться: ты знал, что она уже умеет метать печати, как дзюцу?

— Я не знал, нет.

Не то чтобы он был удивлен: Кита всегда искала способы увеличить универсальность и сферу применения фуиндзюцу, так что то, что она сумела разработать бесконтактные печати, не было особым сюрпризом. В конце концов, это было просто формирование чакры, так что это теоретически было возможно, раз она уже могла наносить некоторые печати прикосновением и у нее было столько практики в создании форм как от работы с проволокой, так и от вышивания.

— Я предложил, чтобы мы привязали веревку к его ноге и запустили его как воздушного змея, но она наложила вето на эту идею, — вздохнул Изуна. — Однако она все же думает, что с надлежащими мерами предосторожности эту печать можно использовать, чтобы создать летающую платформу для картографирования, так что несколько людей работают над тем, какие функции безопасности потребуются и что надо включить в такую платформу. Наги держит это под контролем.

Ну, такая вещь определенно была полезной: карты были чрезвычайно ценными, и возможность сделать набросок вида с воздуха без необходимости сопоставлять картинку из перспектив, сделанных с различных гор, вершин скал и замеров с земли, сэкономила бы много времени. Это также включало бы намного меньше запоминания, все-таки картография была основным заданием для отрядов, восстанавливающихся после выполнения боевых заданий. Обычно потому что поля боя на самом деле нуждались в пересоставлении карт после того, как Учихи и Сенджу схлестывались на них несколько раз, и запоминание деревьев, дорог, оврагов, холмов и редких диких животных было успокаивающим контрастом с жестокостью и смертью.

— Они занимаются фуиндзюцу в главном доме клана?

— Нет, они в мастерской Киты-чан на краю сада, — успокоила его Киёши. — Пока что не было никаких взрывов, что Тока-сан, кажется, считает одновременно чудесным и подозрительным, — она фыркнула. — Очевидно, неучиховское фуиндзюцу намного чаще терпит неудачу.

Мадара ухмыльнулся: большая часть клана наверняка об этом не знала, но Санносава-сан неоднократно и со значительным неверием много лет повторял, какой у Киты безопасный процесс печатей. В нем не было взрывных провалов (вообще никаких взрывов), никаких имплозий и только иногда немного огня. Да, ее экспериментальные печати часто не срабатывали, но неудачи никогда не были особо захватывающими. Печати просто… ничего не делали. Или делали неправильную вещь, что иногда было интересно, но никогда не было особо разрушительно. Хотя тот раз, когда печать полностью распустила кусочек ковра, на котором была вышита, был очень странным.

То, что стиль печатей Киты был самым безопасным из когда-либо придуманных, было более чем достаточным основанием, чтобы тщательно документировать ее создания, чтобы удостовериться, что клан сможет все это использовать в далеком будущем. То, что ее печати так значительно улучшили способность Учих обеспечивать себя, было почти излишним, хотя Мадара знал, что полезность фуиндзюцу Киты означала, что, даже если бы ее стиль был опасным, он бы все равно поощрял ее брать больше учеников. Его отец всегда считал надежность ее стиля бонусом, а не основным преимуществом, но Мадара мог видеть потенциал в школе фуиндзюцу, где было маловероятно, что эксперименты станут фатальными.

Достаточно Учих и так теряли волосы, одежду и иногда пальцы, балуясь с дзюцу.

— Хорошая миссия? — запоздало спросил Изуна.

— Все прошло гладко, — подтвердил Мадара. Он получил то, что хотел (даже немного больше, чем то, на что надеялся), и никто из отряда, который он взял с собой, на самом деле не знал, о чем он говорил с даймё, что давало ему надежду, что пройдет достаточно времени, прежде чем конкретные детали плана владения землей, который задумали он с Китой, утекут к их новым союзникам. В идеале они не узнают, пока все фермеры-вассалы Сенджу не переедут на землю Учих, но если даже так не получится, Мадара был уверен, что сможет убедить Хашираму, что он хотел помочь. В конце концов, если Сенджу не живут на землях даймё, тогда даймё не может надавить на них, чтобы те принимали миссии по торговым войнам и политическим убийствам. Конечно, если даймё пойдет на войну должным образом, тогда Учих призовут и от них будут ожидать, что они присоединятся к армии, но это было иной ситуацией. Тогда они бы сражались с силами даймё, а не действовали скрытно.

— Мы также получили из этого некоторые торговые возможности, — добавил Мадара, потому что Изуна переживал о таких вещах. — Хочешь сопроводить отряд к Хьюга в следующем месяце? Они сделали большой заказ на фарфор: скорее всего, планируют свадьбу или что-то в этом духе.

Хьюга предпочитали договорные браки больше других кланов шиноби, особенно в своей главной ветви.

Изуна издал задумчивый звук.

— Звучит интересно, — признал он. — Это не может быть их наследник (он уже женат), так что либо они хотят похвастаться покупкой полного нового набора всего для банкетов, либо снова получить рычаги влияния в столице тем, чтобы взять в семью дочь какого-нибудь аристократа. Хм… подожди, у Хьюга есть эта абсурдная система ветвей с несколькими правящими родами: какая-нибудь сволочь из главной ветви захочет получить влияние в клане, с размахом выдав замуж свою дочь или поженив сына. Возможно, две разные сволочи из главной ветви женят своих детей друг на друге, следовательно, удваивая имеющийся бюджет.

— Ну, мы получаем их деньги, так что мне все равно, — пожал плечами Мадара. — Хотя наверняка было бы хорошей идеей узнать, что конкретно у них происходит. Кита может знать, Хинагику-сан регулярно ей пишет.

Это было хорошей связью, учитывая то, что подруга его жены была замужем за наследником Хьюга.

— Нет никакого вреда в том, чтобы спросить, — согласился Изуна, — хотя если это все еще на стадии переговоров, Хинагику-сан, скорее всего, воздержится от разговоров об этом. У меня не возникло впечатление, что она упомянула о своей беременности, пока не наступил достаточно поздний срок: Кита определенно сказала что-то об этом всего за несколько недель, прежде чем мы получили официальное уведомление о рождении.

Мадара подумал, что это легко могло быть «женским хранением секретов» (в конце концов, беременность — это рисковое делом, и, кажется, довольно немало людей думают, что говорить об этом слишком многим чужакам до рождения приведет к неудаче), что в равной степени могло относиться к организации свадьбы. В конце концов, зачем беспокоиться о таких вещах, прежде чем их подтвердили, особенно если ничего может еще не состояться? Как бы то ни было, он был уверен, что его жена будет настаивать на том, чтобы послать какой-нибудь подарок. В конце концов, она послала подарок на рождение дочери наследника Хьюга и его жены два года назад, и Мадара получил впечатление от вежливого письма благодарности от Хьюга Хисааки, которое тот прислал в ответ, что такого подарка не ожидали для дочери. Ну, по крайней мере не от чужаков: клан Хьюга возглавляли почти столько же женщин, сколько и мужчин, как показывает история, хотя это было менее очевидно, чем могло бы быть. Рода главной ветви, кажется, руководили совместно, так что не всегда было понятно, кто их глава клана, пока его или ее полноценно не представляли, но все равно стоило следить за тем, кто женится с кем и как зовут их детей. Настойчивость главной ветви клана Хьюга на использовании кандзи со значением «солнце» (обычно произносимых как «хи») в качестве первого иероглифа их личных имен правда не помогало.

— Я спрошу, — согласился он, повернувшись лицом к реке. — Мне также стоит поприветствовать Мито-сан.

В конце концов, она жена Хаширамы и ей причиталась надлежащая любезность.

Изуна неразборчиво промычал и снова повернулся наблюдать за Бентен, которую Тока теперь учила пронзающим движениям: очевидно, у него не было намерений возвращаться быстрее, чем это было бы строго необходимо, что было справедливо. Возможно, его брату никогда не будет нравиться находиться рядом с Тобирамой, так что то, что он был готов избегать мужчину по собственной инициативе без поднятия особого шума, было знаком значительной зрелости. Особенно учитывая то, как всего лишь на прошлой неделе его младший брат все еще маниакально преследовал младшего Сенджу.