Повязки на наших пулевых ранах (гет)

Каз слышит, как колокола звонят двенадцать раз, именно в тот момент, когда чувствует знакомое присутствие Инеж на своем окне. Он сохраняет бесстрастное выражение и продолжает заполнять документы, которые Хаскель дал ему несколько часов назад, потребовав, чтобы всё было готово к рассвету.

Она ждет, терпеливо и тихо. Он слышит хлопанье крыльев и карканье воронов.

— Обязательно делать это на моем окне? — со вздохом спрашивает он, переходя к следующей странице.

Ее смех что-то взрывает в его груди, и он изо всех сил сосредотачивается на цифрах перед собой. Сумма прибыли за столом Пима…

— Я подумала, тебе не помешает компания, — говорит Инеж — намеки на акцент всё еще окрашивают гласные. Интересно, отберет ли у нее Кеттердам и это тоже. — В конце концов, у тебя с ними уже есть кое-что общее.

Он хмурится, наконец повернувшись к ней. Она не смотрит в ответ, вместо этого кормя с ладони одного из воронов. Лунный свет ярко освещает ее волосы и кожу, отчего она выглядит одной из тех прекрасных женщин, которые в керчийском фольклоре завлекают мужчин на смерть.

— И что же это? — спрашивает он, стряхивая эту мысль.

Инеж поворачивается и сверкает на него мягкой улыбкой, подобрав что-то с черепицы крыши.

— Любовь к блестящим вещицам, — говорит она, кидая ему предмет.

Каз легко его ловит, обнаружив кулон, инкрустированный, кажется, рубинами. Он инстинктивно подносит украшение к свету, потянувшись за лупой, чтобы посмотреть, настоящие ли они, и только тогда полностью осознает ее слова.

Она снова смеется, прежде чем он успевает по-настоящему нахмуриться на нее, и он не может заставить себя быть недовольным этой картиной.

* * *

Едва перевалило за полночь, и Каз поднимается по лестнице мимо второго этажа, когда слышит крик Инеж.

Он застывает, внимательно прислушиваясь. Возможно, это ерунда — что-то застало ее врасплох.

Ничто не застает Призрака врасплох.

Каз хромает к ее двери и стучит костяшками по дереву. Он вовсе не беспокоится, просто теперь она его Паук, и ему надо убедиться, что она им и останется.

— Инеж, — тихо произносит он и замолкает.

Что он должен сказать? Ты в порядке? Что-то случилось?

Могу я помочь?

Вместо этого он говорит как всегда бесстрастным и холодным голосом:

— Тебе следует поспать. Осталось всего несколько часов до того, как нам надо быть в клубе.

Она не отвечает, и он не ждет, продолжив подниматься на чердак.

Больше он ее не слышит.

* * *

Он как раз убирает часы (незадолго до двенадцатого колокола), когда Инеж садится рядом, завернутая в тяжелую меховую накидку. Единственные звуки — дыхание их спящих спутников и холодный фьерданский ветер.

— Тебе следует поспать, — шепчет Каз, не отрываясь от внимательного изучения окрестностей. — Я сказал, что возьму первую вахту.

— Я слышала, — легко отвечает Инеж, не двигаясь.

Затянутые в перчатки руки подергиваются от желания почувствовать знакомую форму трости. Он подчеркнуто игнорирует резкую боль в ноге, которую аккуратно вытянул перед собой. Он сопротивляется желанию помассировать мышцы. Он много чего делает и не делает, и ничто из этого не сокращает пропасть между ним и Инеж.

Она — отвлечение, которое он не может себе позволить, особенно сейчас, когда на кону тридцать миллионов крюге (и уничтожение некоего босса Бочки), и тем не менее…

Он хочет исправить это. Он хочет спросить, как ее бок, не замерзла ли она, что она собирается делать со своей долей, будет ли она думать о нем, когда неизбежно покинет его, верит ли она в план. Верит ли она в него.

Однако он ничего не говорит, и она тоже.

* * *

Ночь вокруг чувствуется гнетущей, душит его, давит — тяжелая, жестокая, яростная. Лежит на нем неподъемным камнем.

Чувство вины сжимает легкие так, что он едва может дышать.

Он держится подальше от берега, но также и от входа в склеп. Он не хочет, чтобы остальные видели его таким. Он не хочет смотреть на остальных и видеть неизбежное осуждение.

Он никогда не обещал им безопасности или гарантии, что они выберутся живыми. На самом деле, он уверен, что до боли ясно выразился, какую позицию занимает по этому вопросу.

Но он сказал Инеж, что его имя защитит ее, а когда этого недостаточно, он научил ее защищаться самой.

Она никогда не должна была нуждаться в защите от него, от его предательства.

От его глупой ошибки. От его слабости.

Он убьет Ван Эка, но сначала позаботится, чтобы его смерть была мучительной.

Слабый звук двенадцати колоколов эхом проносится по улицам города.

* * *

Проскользнув в его окно в тот момент, когда колокола бьют в двенадцатый раз, Инеж светится. Дыхание прерывается, когда Каз поворачивается посмотреть на нее, наслаждаясь тем, как она полна жизни и надежды. Он никогда ничего подобного не видел. Он хочет смаковать это мгновение, остаться в нем до конца жизни.

— Каз, — с сияющими глазами произносит Инеж.

Она бесшумно пересекает комнату и встает перед ним, похоже, не в состоянии подобрать слова.

Он снимает перчатки и чувствует ее взгляд на своих пальцах.

— Каз, — снова говорит она.

— Инеж, сокровище моего сердца, — отвечает он, хотя его тон немного слишком искренний на его вкус. Он прочищает горло и пытается побыстрей проскочить этот момент. — Как твои родители?

Она лучезарно улыбается, и у Каза возникает ощущение, будто он смотрит прямо на солнце. Он едва может дышать, но ему всё равно, когда Инеж здесь, когда она так близко.

— Я… Они… — она смеется, и Каз хмурится, заметив текущие по ее щекам слезы.

— Инеж? Ты… ты не должна рассказывать мне, если не хочешь, — говорит он, схватив со стола носовой платок и протянув ей.

Он почти позволяет их пальцам соприкоснуться, но передумывает: последнее, что сейчас нужно Инеж — это его паническая атака.

— Нет-нет, Каз, — говорит она, покачав головой, всхлипывая и вытирая глаза. Она по-прежнему улыбается. — Нет, я… Спасибо, Каз. Ты даже не представляешь… — она делает дрожащий вздох, бросив взгляд на его стол. Он тут же расчищает место, и она садится, снова обратив на него взгляд ярких почти черных глаз. — Они хотят познакомиться с тобой.

Каз, который начал отодвигать некоторые бумаги, застывает. Он медленно кладет их и смотрит на нее, не в состоянии понять, с какой стати родители Инеж могут захотеть познакомиться с ним.

— Что ты им сказала? — тупо спрашивает он.

— Я сказала им, что ты спас меня, — без тени сомнения отвечает она. — Что ты подарил мне свободу, что, хоть ты и ублюдок, рядом с тобой я всегда чувствовала себя в безопасности. Я сказала им, что мы… я… — она спотыкается, и он может поклясться, что видит, как ее щеки слегка темнеют.

Каз молчит, глядя на нее, пока она не раскалывается.

— Что мы держались за руки, — бормочет она, глядя назад на своих воронов. — Что я… хотела бы снова держаться с тобой за руки.

Он тяжело сглатывает, не в силах помешать взгляду упасть на ее сцепленные на коленях руки. Он медленно кладет руку ладонью вверх на стол между ними. Инеж переводит взгляд между ним и его руками, ее лицо излучает надежду, и он напряженно кивает, заставляя себя просто дышать.

Мозолистые теплые пальцы встречаются с его пальцами, мягко обнимая их и сжимая. Он слегка перемещает их руки так, чтобы его указательный палец чувствовал ее пульс, используя его как якорь, чтобы отогнать плещущиеся у ног волны. Живая, живая, живая, поет тело Инеж с каждым ударом ее сердца, и его мышцы медленно расслабляются.

Он снова прочищает горло. Голос всё равно звучит хрипло:

— Ты рассказала им, как ты спасла меня?

Она хихикает, закатив глаза.

— Когда?

— Каждый день, — без колебаний говорит он. — Каждый проклятый день, Инеж, ты спасаешь меня.

Она разглядывает его расширившимися круглыми глазами. Ее свободная рука медленно поднимается, и, когда он не возражает, она нежно кладет ладонь ему на щеку, проведя большим пальцем по скуле. Живая, живая, живая…

— Возможно, ты скажешь им это сам, — мягко предлагает она.

Он впитывает ее взглядом, соразмеряет свое дыхание с ее.

— Возможно, скажу, — шепчет он.

* * *

Каз слышит удар первого из двенадцати колоколов, когда его губы наконец, наконец встречаются с губами Инеж.

* * *

— Спасибо, что пришел на ужин к Уайлену и Джесперу, — говорит Инеж, вытаскивая свою ночную одежду из комода Каза. — Они скучают по тебе.

Каз фыркает, расстегивая жилет.

— Я прихожу ужинать с ними по меньшей мере раз в две недели.

Смех Инеж, смешавшись с колоколами Кеттердама, следует за ней в ванную.

* * *

Почти двенадцать колоколов. Она уже должна быть здесь. Каз вышагивает по комнате, дергая волосы. Наверняка он слишком остро реагирует, но «Призрак» должен был причалить на закате, а у Инеж уходило всего несколько часов, чтобы закончить все дела на корабле, когда она прибывала в Кеттердам.

А вдруг что-то случилось? Вдруг другой корабль устроил на нее засаду? Вдруг был мятеж? Или шторм разбил их о скалы? Или…

В дверь стучат. Он распахивает ее с рычанием на губах и встречается взглядом с посыльным. Мальчик взвизгивает, протягивает лист бумаги и сматывается, как только Каз берет ее. Казу всё равно, он захлопывает дверь и раскрывает письмо.

«На «Призрак» напали. Большая часть команды убита. Остальные смертельно ранены с неясными шансами на выживание».

Двенадцать ударов колокола разрывают ночь.

* * *

Следующей ночью к этому времени Каз ютится на стуле рядом с кроватью Инеж в особняке Ван Эков, держа ее за руку, пока она спит. Она дышит с хрипом и выглядит такой крошечной и бледной на фоне темно-синей простыни.

Каз молится всем Святым Инеж, умоляя их помочь ей, не забирать ее.

— Если вы существуете, докажите это, — шипит он сдавленным дрожащим голосом. — Докажите это. Она лучше вас всех до единого… позвольте ей продолжать творить добро, — он издает звук, который наблюдатель мог бы ошибочно принять за рыдание. — Не забирайте ее у меня.

* * *

Каз слышит, как колокола звонят двенадцать раз, именно в тот момент, когда чувствует знакомое присутствие Инеж на своем окне. Он сохраняет бесстрастное выражение, сосредоточившись на документах перед собой, которые хочет закончить к рассвету. Он игнорирует ее.

Она всего лишь еще один призрак, преследующий его.