Спастись от Гермионы Грейнджер (джен)

Васька стояла на коленях в центре слизеринской гостиной и затуманенным взглядом смотрела вверх, в лицо Драко Малфою, который возвышался над ней, мерзко улыбаясь и поигрывая волшебной палочкой в руке. Вдоль стены, на удобных диванчиках расположились зрители, они же — скорые участники предстоящей забавы: Блейз Забини, Тео Нотт, Эдриан Пьюси, Грегори Гойл, Винсент Крэбб и ещё другие, курсом младше, — всего человек двенадцать. Дафна Гринграсс в красках описывала Забини то, как трудно ей было заманить Гермиону:

— Ты просто не представляешь, как я устала строить из себя невинную овечку! А ещё этот мерзкий Поттер! Насилу от него отвязалась.

Забини делал вид, что слушает её, и понимающе кивал головой, в то время как сам косил взгляд на центр комнаты, где уже разворачивалось главное действие.

— Круцио! — провозгласил Малфой, и Васемона упала на ковёр, забившись в судорогах.

— Это тебе, чтоб понимала, насколько мы серьёзны в своих намерениях, — пояснил он, когда Васька очухалась. — Ты что же, всерьёз считала, что непреложный обет, данный грязнокровке, будет иметь силу? Ха-ха-ха! А за то, что ты сломала мне нос, тебя ждёт наказание. Смотри!

Он взмахнул палочкой. В двух метрах от Васемоны появилась скамья для порки, которую при желании можно было легко приспособить и для других интересных занятий.

— Сегодня ты получишь то, что заслужила! И мало тебе не покажется, ведь у Забини к тебе тоже есть счёты. Но это будет позже, а сейчас ты узнаешь, как приятно доставлять удовольствие чистокровному магу! — с этими словами обесцвеченный мудак принялся расстёгивать ширинку.

Под воздействием Империуса Васька был полностью беззащитен. Я как будто бы своими глазами увидел его беспомощный испуганный взгляд и ужаснулся от осознания того, что вот-вот случится непоправимое, после чего уже ничего никогда не станет как прежде…

* * *

Воображение продолжало рисовать мне самые мерзкие и отвратительные картины. Я ворвался в подземелья Слизерина с палочкой наперевес. Впереди потайная дверь в общую гостиную, она наверняка запечатана заклинаниями. К чёрту! Я готовился снести её чем угодно: кучей Бомбард, Конфингами, Эванесками, да по хуй чем! Даже Адским пламенем! И пускай весь Хогвартс сгорит к ебеням, мне наплевать!

Но ничего такого не потребовалось: у двери стоял мелкий слизеринец — курс второй или третий — и явно намеревался войти. Я схватил его за шкирку:

— Пароль?!!

— Ч-чего? — от моего вида мелкий чуть не обосрался. А может, и… Да какая разница!?

— Говори пароль, сука!!! Удавлю!!

— С-свят-тая Гермиона, — выдавил из себя мальчуган.

— Говори пароль! Последний раз предупреждаю!

— Э-это и есть пароль. Святая Гермиона! — мелкий коснулся палочкой двери, и она раскрылась.

Отшвырнув пацана, я ворвался в комнату, готовый валить всех, кто встанет на пути, да и вообще всех, кто там находится, без разбора! Я был готов увидеть всё, что угодно. И я увидел… И охренел.

Эдриан Пьюси, стоя у буфета с бутылкой в руке, передавал наполненный бокал Агнессе Монкли, сидящей рядом, на потёртом кожаном диванчике, в то время как сама рыжая ведьмочка что-то эмоционально ему объясняла, усиленно при этом жестикулируя. В центре комнаты в позиции «в упоре лёжа», с волшебными палочками в зубах замерли два Грэма: Причард и Монтегю. Возле них неторопливо прохаживался Тео Нотт, объясняя задачу: «На счёт «раз» руки сгибаются, на счёт «два» — выпрямляются. Грудью пола не касаться. Делай РАЗ!.. ДВА!». Гойл и Крэбб за столом играли в шашки, «в Чапаева». Малфой сидел в низком кресле, откинувшись на высокую спинку и крутил кубик Рубика. За столом для занятий Трейси Дэвис что-то упорно строчила гусиным пером.

Я замер. Что происходит? Как так?! Вместо того, чтобы измываться над Васькой, эти поцы занимаются чёрти-чем! А-а! Я понял их уловку. Ничего, сейчас я вас выведу на чистую воду!

— Фините Инкантатем! — выкрикнул я заклинание, разрушающее все чары и иллюзии.

Волшебный светильник сорвался из-под потолка и грохнулся на пол в двух шагах от Тео Нотта. Тот отскочил в сторону. Бокал с вином, плывший до этого по воздуху от Пьюси к Монкли, перевернулся и упал, заливая платье слизеринки. Ножка стула под Трейси Дэвис подломилась, и она свалилась на ковёр, увлекая за собой листы пергамента, чернильницу, книги и всю свою писанину. В остальном же ничего не изменилось.

— Бл….ь! Какого ..уя!

— Твою ж мать! Ты что творишь?!!

— Грёбаный Поттер! Чтоб у тебя ..уй на лбу вырос!! Грёбаный Филч, пенсионер хренов, ему проще сломанный стул заколдовать, чем вкрутить два самореза! А мне что теперь, всё это заново переписывать?!! — орала вставшая на ноги Трейси Дэвис, пиная разбитый стул и потирая ушибленную задницу.

— Поттер, ты охуел? — очень спокойно поинтересовался Драко.

— Где она??! — вместо ответа заорал я.

— Кто?

— Гермиона!!!

Все слизеринцы с удивлением уставились на меня. Ни одного ехидного взгляда, ни одной усмешки или иронии на лицах! Типа, мол, её здесь нету? Малфой лишь пожал плечами и продолжил крутить свой долбаный кубик-рубик. Ни хера, суки! Нас так просто не наеб…ь!

Я бросился к слизеринским спальням. Тут же подскочил Нотт и встал на пути. Я поднял свою палочку:

— С дороги!

Рядом с Ноттом встали Монтегю и Причард, и три палочки почти упёрлись мне в грудь.

— Не мешайте ему, — раздался за спиной спокойный голос Малфоя, — пусть делает, что хочет.

— Ты уверен, Драко?

— Да.

Слизеринцы расступились, открывая мне проход к спальням девушек. Я рванул первую дверь и тут же пожалел об этом: посреди комнаты Милли Булстроуд в одном корсете пыталась впихнуть свою необъятную жопу в узенькие стринги. Ей помогала Паркинсон. Несчастные трусики трещали и постанывали, но… Я вылетел (в прямом смысле: вылетел!), пропахав лицом ковёр (хорошо, что он был достаточно мягким) и замер, лёжа на полу, прислушиваясь к ощущениям в теле и пытаясь определить, какие кости у меня сломаны. Вроде всё нормально: болели только голова и жопа. Голова болела, потому что я треснулся ею при приземлении, а жопа — потому что она получила пинок от Булстроуд. Нехилый ударчик у этой толстухи.

— Достаточно?

Я поднял голову: надо мной стоял Нотт и улыбался.

— Не дождётесь! — я поднялся на ноги. «Русские не сдаются», — добавил я про себя.

— Кстати, Поттер, — произнесла вышедшая вслед за мной Паркинсон, — теперь, как честный человек, ты обязан жениться на Милли.

— Ещё чего! — послышалось из комнаты.

…За следующие полчаса я обыскал все спальни, каморки, шкафы, кровати и даже буфеты и прикроватные тумбочки с использованием Фините и разных других проявляющих и развеивающих заклинаний. Всё бесполезно, Васьки нигде не было. Никаких следов применения серьёзной магии перед моим приходом тоже не обнаруживалось. Неужели Васемоны здесь действительно сегодня не было, и виновницей погрома, что я устроил, была только моя фантазия? Я всё ещё не верил в честность зелёных, но повода оставаться здесь у меня больше не было.

— Ещё зайдёшь? — всё также невозмутимо поинтересовался Малфой, продолжая всё также невозмутимо накручивать кубик-рубик.

Я остановился у выхода, обвёл суровым взглядом всех находившихся в гостиной и ткнул пальцем в сторону Драко:

— Айл би бэк! — и вышел. Нахера я это сказал? Я и сам не понял.

— Ну давай, давай, — проговорил Малфой мне вслед.

— Драко, а почему ты не позволил ему накостылять? — поинтересовался Нотт.

Малфой отложил кубик и задумчиво поглядел на друга:

— Это потому, Тео, что за свои ошибки нужно платить.

Конечно, при последнем диалоге я не присутствовал, его мне после пересказала Трейси Дэвис, с которой мы через некоторое время здорово подружились. Но это уже совсем другая история.

* * *

Я увидел их, как только выбрался из подземелий Слизерина: Дафна под ручку с Васемоной шли по коридору и о чём-то очень мило — да нет, б…дь, очень гадко! (для меня это выглядело именно так) — беседовали. Вот суки! Перед ними по воздуху, подозрительно позвякивая содержимым, плыла здоровая клетчатая сумка из тех, которые у нас, в нашем мире, называют «мечтой оккупанта».

По телу пошла испарина, и начался расслабон. Закружилась голова. Так бывает, когда вылазишь из ледяной проруби, в которую нырнул после горячей бани. Но сейчас я, похоже, просто сильно перенервничал. Даже ноги начали складываться, отказываясь меня держать! Я опустился прямо на пол посреди коридора и стал ждать.

— О, Гарри, а ты чего здесь делаешь? — поравнявшись, Дафна соизволила обратить на меня внимание.

— Вы где были?

— В Хогсмиде, закупились на сегодняшний вечер. Так, вот решили с девчонками немного посидеть. Ты, если хочешь, тоже приходи.

— Да, Гарри, приходи, — едва глянув в мою сторону, бросила Васемона, снова отвернулась, прижала к себе Дафну, и они пошли дальше, продолжая мило чирикать.

«Приходи»?.. И это всё?! А как же…? Ах, она сучка! Прошмандовка! Мымра! А я из-за неё… Шмара! Бл…ь!.. Не, только не бл…ь, это лишнее. П…да нестроевая! — вот это подойдёт. Что б ещё придумать? Мудилка! Мудак! И это лучший друг??? Нас на бабу променял? Ну, в смысле: меня — на баб…

Я ещё продолжал, сидя на полу, выдумывать разные обзывательства для Васьки и изо всех сил заставлял себя разозлиться на него, но не мог. Не было ни злости, ни обиды. Наоборот: были ощущения радости и счастья. Да, я был тупо счастлив от сознания, что с этой дебилкой не случилось ничего из того, что я сам себе навыдумывал.

…До встречи с Долгопупсом оставалась ещё уйма времени, и я решился ещё раз зайти к слизеринцам. Не то, чтобы меня мучала совесть, а просто… ладно, чего уж там… ну да, мне было перед ними неудобно, и что? Может, я даже извинюсь. Не знаю.

— Святая Гермиона! — произнёс я и коснулся палочкой двери…

— Терминатор вернулся, — мельком глянув в мою сторону, буркнул Пьюси.

Агнесс в новом платье смерила меня надменным взглядом и ухмыльнулась. В гостиной уже навели порядок. Кребб и Гойл продолжали играть в шашки. Монтегю и Причард продолжали отжиматься. Я прошёл и сел рядом с Малфоем. Тот только поднял руку:

— Ничего не говори.

Странно, но в тот момент я чувствовал симпатию к этому напыщенному аристократу. Я не собирался заводить разговор, просто как-то само вырвалось:

— Пароль для двери ты придумал?

— А что, по-моему, нормальный пароль, народ не возражает. Эй, Тео, заканчивай уже молодняк дрочить, пускай лучше присягу учат.

Нотт кивнул и скомандовал двум Грэмам:

— Становись! Смирно! Повторяй за мной…

— Ты что такой задумчивый? — поинтересовался я у Малфоя. Просто так поинтересовался, из вежливости.

— У Пэнси через три дня днюха, а я не знаю, что подарить.

В центре комнаты Нотт продолжал готовить новобранцев для Васькиной гвардии.

— Я, Грэхэм Монтегю, вступая в Гермиону Грейнджер…

— Отставить! Куда ты, бл…ь, вступать собрался??

— В Гермиону Грейнджер… Виноват! В ряды защитников Гермионы Грейнджер, сэр!

— То-то же. А то… Кто ж тебя в неё пустит, придурок?.. Продолжать!..

— Ну, я пошёл, — я поднялся с дивана. Делать здесь больше было нечего.

— Аста ла виста, бэби, — отозвалась Агнесса Монкли и послала мне воздушный поцелуй.

* * *

На улице накрапывал мелкий смурый дождь, было противно и грязно. Теперь, как я узнал, чтобы попасть в Хогсмид, никакого специального разрешения не требовалось, и это радовало. Невилл уже ждал меня возле отделения совиной почты.

— Пошли куда-нибудь под крышу, — предложил я. Сегодняшняя погода явно не располагала к долгим прогулкам.

— Здесь рядом недавно открылось новое заведение. Пойдём, — Долгопупс указал на низенькое строение с огромной вывеской над дверью. На колдовывеске пританцовывал и весело подмигивал проходящим носатый гоблин с кружкой пива и в клетчатых штанах. Из-за пояса у него торчала толстая сосиска, которой гоблин периодически касался и поглаживал. Рядом красовалась надпись «Фиксмид».

Мы вошли. Внутри всё выглядело, как в обычном сельском пабе: деревянные столы, простые лавки, стойка с высокими скамьями вдоль неё. За стойкой восседал гоблин с вывески. Народу было немного: несколько молодых ведьмочек в боевой раскраске (то бишь размалёванные, как придорожные шалавы) да ещё пара студентов, таких же, как мы, о чём-то шушукались в углу, посмеиваясь и, как мне показалось, строя друг другу глазки. Взяв по паре пива, мы заняли стол недалеко от выхода, и я приготовился слушать.

— Гарри, с этим надо что-то делать! Мне совершенно не нравится, как всё изменилось.

— С чем делать? И что изменилось?

— Ну как же!? — Долгопупс приблизился ко мне, опасливо оглядываясь по сторонам, и заговорил тише, прикрывая ладонью рот: — Ты, что же, сам не замечаешь?

— Да говори ты толком! — не выдержал я. — Я ничего не понимаю. Что изменилось-то?

— Всё-ё! — затянул пупсик, — они все изменились. Они все думают только о нём!

— Ты мне надоел! Или рассказываешь так, чтоб я понял, или я ухожу.

— Они все думают только о… СЕКСЕ! Все студенты! Я помню прежних старшекурсников: в школе никогда такого не было. А в этом году все как будто с цепи сорвались, особенно девчонки. Луна меня натурально насилует каждый день, с самого приезда в Хогвартс, а теперь ещё и принуждает…

Невилл замолчал и опустил голову. Мне уже всё было ясно: у Лонгботтома проблемы с бешеной Лавгуд. Но зачем на всех-то наговаривать?

— К чему она тебя принуждает?

— К… сожительству. На постоянку, понимаешь? Типа, мы пара и всё такое. Нет, я, может, и был бы не против, но только она… — Пупсик снова замолчал, не поднимая глаз.

— Что она? Продолжай, — я заулыбался: мне уже стало интересно, что же такого устраивает в постели полоумная бледная моль? Я жаждал подробностей!

— Между нами, Гарри, да? — Невилл глянул на меня, и я кивнул в ответ. — Она купила страпон.

Я еле сдержался, чтоб не подавиться со смеха. Невиллу бы не понравилось. Вместо этого я попытался нацепить маску серьёзности и сострадания и спросил, стараясь изобразить как можно большее участие:

— Ну и как? Вы уже пробовали? Тебе понравилось?

— Ты что, охренел!? — взвился Долгопупс. — О чём ты говоришь!? Я что, по-твоему, педик какой-нибудь?!! …Конечно же мне не понравилось…

Я громко закашлялся, но только для того, чтобы не заржать на виду у Пупса. Сославшись на необходимость прочистить горло, я быстро убежал в сортир и уже там, за закрытой дверью, под шум хлещущей из крана воды проржался до слёз.

Когда я вышел из толчка, то вдруг обратил внимание на характерные звуки, доносящиеся откуда-то сверху. Разве здесь есть второй этаж? Сомнения развеялись, когда я увидел лестничный марш, искусно устроенный в конце тупикового, как казалось на первый взгляд, коридора. Ага, понятно: заклинание незримого расширения. Я вспомнил, каким невзрачным и маленьким этот домик выглядит снаружи. Насколько же он велик на самом деле? Да неважно, я вовсе не собирался его исследовать. А доносящиеся сверху стоны и ритмичное поскрипывание не оставляли сомнений для выводов: там кого-то активно «любили». Да и пускай развлекаются люди, мне-то какое дело?

— Если у тебя такие проблемы с Лавгуд, то брось её, да и делу конец, — советовал я Невиллу, вернувшись за свой стол.

— Не всё так просто. Она мне угрожает. И шантажирует.

Чего?! Слышать такое от Лонгботтома было по меньшей мере странно: Пупс был не из робкого десятка, да и на войне отличиться успел — я это выяснил; битва за Хогвартс здесь прошла точно, как в каноне. Ну, или почти. Что же смогло напугать истинного гриффиндорца, убийцу личной змейки самого Волдика?

— И что же такого страшного Луна тебе наобещала?

В глазах Долгопупса отразился ужас. Он сглотнул и прошептал:

— Она пригрозила, что наложит ВялоПи!

— Чего-чего? — не понял я.

— ВялоПи, — повторил Нэвилл дрожащим голосом, — это заклятие Вялой Пиписьки. Её Грейнджер научила!

Я прыснул, почти как девчонка. Сразу вспомнился Блейз Забини, орущий и корчащийся на полу в коридоре вагона «Краснодар-Хогвартс». Это ж надо такому случиться! Да, слухи по школе распространяются слишком быстро.

— А что за заклятие такое? — поинтересовался я, изображая полное непонимание.

— Это ужасное заклятие! Хуже, чем любое из Непростительных, хуже Авады! Авада сразу убивает, а тут: бж-жик — и пестик на полшестого! И нахер такая жизнь?

— Только не говори, что его не снять.

— Не-а! Никак. Говорят, Забини нарвался на такое от Гермионы, так его мадам Помфри вторую неделю в лазарете виагрой лечит. Скормила уже больше килограмма, эффекта — ноль!

Так вот почему я не видел Блейза ни на занятиях, ни сегодня в слизеринской гостиной. Вялая Пиписька, значит? Я про себя усмехнулся: вот как рождаются легенды. Но нам с Васькой такой расклад только на руку: меньше найдётся охотников до прелестей Гермионы. Ну, а долгий нестояк у Забини скорее всего от нервов. Рано или поздно пройдёт. Или не пройдёт. Сам виноват! Да нет, пройдёт.

— Это не какой-нибудь Летучемышиный сглаз от Джинни Уизли. Тут всё по-взрослому! — продолжал сокрушаться Долгопупс.

— Да... — не преминул поддакнуть я, — Гермиона, она такая, она может!

От компании накрашенных ведьмочек отделилась одна и двинулась в нашу сторону. Что-то в её внешности заставило меня насторожиться: уж слишком знакомыми показались и её расслабленная походка, и высоко поднятая голова с поддёрнутым вверх подбородком, и местами порванное тёмное платье, которое, впрочем, ничуть не портило вид, придавая облику ведьмы лишь какую-то дополнительную сексуальность и даже загадочность.

Девица подошла к нашему столику и откинула прядь блестящих черных волос, обнажая иссохшее, обтянутое кожей лицо.

— Мальчикам не нужна компания?

Беллатриса Лестрейндж! Я чуть с лавки не свалился. Откуда?! Она ведь точно погибла почти полгода назад! А вот сейчас стоит передо мной! Беллатриса. Совсем как на колдофото в прошлогодних газетах, которые я читал, изучая мир этого фика. Только вот… она казалась несколько моложе. Я присмотрелся внимательнее: чуть-чуть не та форма носа, изгиб бровей и — ну конечно же! — не было того безумного, лихорадочного блеска в глазах, который давно стал «визитной карточкой» чокнутой Пожирательницы.

… — А то мы с моей убийцей могли бы…

Неизвестно откуда рядом с ней нарисовалась ещё одна ярыжная шаболда, как две капли воды похожая… на Молли Уизли.

Я просто оху…!

«Беллатриса» подняла подол платья, демонстрируя полное отсутствие белья, провела пальчиком вдоль пухлых складок и, высунув язык, слизала… Да я знать не хотел, что она там слизала! «Тётя Молли» легонько сжала ей одну грудь и весело мне подмигнула:

— Отдохнём, красавчик?

— Уёбывайте на х…, швабры! — я вышел из ступора и теперь готов был запустить в них пивной кружкой.

— Фи! — шлюхи, загримированные под известных участниц войны, развернулись, синхронно вильнув задницами, и манерно проследовали к барной стойке, где, наклонившись к гоблину, начали о чём-то перешёптываться, иногда бросая в нашу сторону короткие взгляды.

Я повернулся к Долгопупсу. Тот был белый, как полотно.

— Ты это видел?!

— Ебануться!!

Но, как вскоре выяснилось, для нас это было не последнее шокирующее происшествие на сегодня.

Через короткое время со стороны лестницы послышались голоса, и в зал спустилась странная компания: высокая белобрысая девчонка — по виду наша ровесница — в сопровождении двух кавалеров, по виду значительно моложе неё. Все были в хогвартской форме; судя по галстукам и эмблемам на мантиях — пуффендуйцы. Девчонка шла, слегка пошатываясь, и улыбалась, как мартовская кошка. Так вот, кто был на втором этаже!

Белобрысая подошла ближе и кивнула сладкой парочке, строившей друг другу глазки за соседним столом:

— Эй, голубки, плацкарт свободен! — она махнула, указывая в сторону лестницы.

Те подорвались с места и, схватившись за руки, устремились в указанном направлении. Девчонка приблизилась к нам:

— Привет, пацаны. Гарри, передай пожалуйста Рону, что он может зайти ко мне сегодня вечером. И что я целую его всеми своими губками! — она кокетливо улыбнулась и стрельнула глазами куда-то вниз.

— А ты кто?

Блондинка перестала улыбаться, и её лицо приняло холодное и серьёзное выражение.

— Поттер, хоть ты и прикрыл меня во время битвы, но я тебе вот что скажу: ты — свинья! — И добавила, обращаясь к Лонгботтому: — Невилл, не дружи с этим зазнайкой!

С этими словами длинная развернулась и двинулась к выходу вместе со своими сопливыми любовниками.

— Невилл, куда ты меня привёл?! — наехал я на Долгопупса.

— Я тоже здесь впервые! А ты что, на самом деле не узнал Ханну Эббот?! — он удивлённо уставился на меня.

— Да узнал, конечно, просто придуривался, — а что ещё я мог ответить?

Ханна? Кто такая? Я пытался вспомнить. В фиках я о ней точно ничего не встречал. Я начал вспоминать канон. Вроде что-то про неё было… Ханна… так ведь она станет… Ну ни хера, дела творятся! Я присвистнул про себя и с интересом взглянул на Невилла…

Мы с ним ещё не договорили, и я решил продолжить:

— С Лавгуд и заклятием мне всё понятно, а что ты говорил про шантаж?

— Тут всё гораздо хуже: она грозит, что кинет на меня заяву в аврорат о том, что я, якобы издевался над мозгошмыгами.

— Но это же бред!

— Бред, не бред, а мне второе дело не нужно. Да и кто там разбираться будет? Им же только отчётность подавай! А я для этого идеально подхожу: рецидивист, бл…ь, мать твою! Накрутят по полной.

— Погоди, ты сейчас о чём? — я реально его не понимал.

— Ну, как о чём? Я ж под следствием. А, ну да, ты же ничего не знаешь.

Я вытаращил глаза:

— Под каким следствием? За что?

— За Нагайну. Мол, типа я мочканул редкую краснокнижную рептилию. Исчезающий вид, бл…ь. Представляешь?

Я не представлял. Уголовное дело на героя войны за убийство змеи Волдеморта?! Как это вообще возможно???

— Это как??!

— Вот так. Сам не знаю.

— А кто заяву подал?

— Зелёные.

— Слизеринцы? — я почему-то не верил: они, конечно, козлы, но чтоб вот так мстить? Да и кто бы их послушал?

— Да какие слизерицы?! Хуже — Гринпис.

Тут я вообще выпал в осадок. Этим-то какая разница?

— И что шьют?

— Там качели, короче: либо злостное браконьерство в особо циничной форме, либо — и тогда легче, — жестокое обращение с животными, повлекшее смерть по неосторожности. Моя бабка адвокатов наняла, те шустрят; говорят, что можно свести дело к административке, только мне сейчас сидеть надо тише воды и ниже травы. А эти мозгошмыги — лишний повод меня прижать… Ну, ты понимаешь.

Я его очень хорошо понимал. А ещё я прекрасно понимал, что уж кому-кому, а Гринпису точно глубоко посрать на всех исчезающих животных, на всю экологию и прочую фауну с флорой. И к Долгопупсу с тупыми предъявами они бы никогда не полезли, если это только не чей-то заказ.

— Гринпис — филиал ЦРУ, — вспомнил я известную у нас в России фразу.

— Чего?

— Ничего. Маггловское выражение, забудь. А что Дамбик, что Министерство? Они же должны тебе помочь!

— А! — Пупсик только отмахнулся. — От них дождёшься! Сразу в сторону отскочили: мол, Гринпис — международная организация, у нас там руки короткие, сам ты парень «накосячил», сам и разъё…….ся.

Да-а, дела… Невилл меня серьёзно озадачил. Кому же понадобилось наезжать на одного из самых надёжных защитников школы, а по факту, и всей магической Британии? Я не знал, что и думать.

Из-за стойки вышел гоблин и двинулся к нам. В руках он держал огромную сковородку, на которой что-то подозрительно шкворчало и потрескивало. Подойдя, он с торжественным видом водрузил её в центр нашего стола и широко улыбнулся:

— Презент от заведения. Наше фирменное блюдо — только для влюблённых пар!

Мы с Пупсом взглянули: на сковороде шипела какая-то полужидкая комковатая субстанция грязно-белого цвета, в которой плавали несколько большущих — почти с теннисный мяч — серо-зелёных фрикаделек. Пахло это варево так же, как и выглядело: совсем неаппетитно.

— Что за говно? — поинтересовался я. Ну, а что я скажу? Говно — оно говно и есть.

— Блюдо для настоящих ценителей, шедевр кулинарного искусства — мозги под слэшем!

— Чего!? — я подумал, что слух меня подвёл.

— А это что за байда? — Пупс указал на фрикадельки.

— Видите ли, — принялся объяснять гоблин, — а это, собственно, и есть мозги.

— А чего тогда такие маленькие?

— Такова специфика приготовления: дело в том, что при заливке слэшем мозги достаточно сильно увариваются. Но не извольте беспокоиться, на качестве блюда это никак не отражается. Напротив: вкус слэша становится лишь изысканней и нежнее.

От этих слов у меня начались рвотные позывы. У Долгопупса, похоже — то же самое. Он скривился, отстраняясь от сковородки:

— Я это жрать не буду!

— А я вообще здесь больше не останусь! — объявил я своё окончательное решение. Всё, сыт я по горло здешними впечатлениями: ряжеными блядями, студентками-нимфоманками, а теперь вот ещё этой гомосятской похлёбкой! Надоело!

— Ну как же! — запротестовал было гоблин, — Вы просто обязаны это попробовать! И приобщиться... Иначе, как же толерантность? Как же волшебство симфоний свободной любви?! А изысканность страстей!? Лёгкость отношений!? Святой Валентин!?

Очередной «привет из глубины души», — а говоря проще, рвотный позыв — оказался слишком сильным, я не смог его удержать и блеванул прямо в сковородку. От подобного акта вандализма у гоблина округлились глаза и отпала челюсть. Я притянул заднеприводного носатика к себе, высморкался в его галстук, развернул и отвесил могучий пендель. Так сильно, как только мог. Размалёванные ведьмочки в глубине зала захихикали, наблюдая эту картину.

— Идём отсюда, Невилл! — уже на ходу бросил я Долгопупсу.

— Это недопустимое поведение! Я буду жаловаться вашему директору! — пищал гоблин нам вслед.

— Жалуйся кому хочешь, педрила!

— Гомофоб!

— Впопик!