Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель! (гет)

Потихоньку добравшись до погреба, Эмма слегка приоткрыла одну из дверей и быстро проскользнула внутрь. Она оказалась на первой ступеньке лестницы, ведущей в темное и жуткое нечто, то бишь, вниз. Все, как она любит.

Медленно спустившись, Эмма очутилась в небольшой комнате, в которой ни хрена не видела, еле слышный скребущий звук не улучшал мрачной атмосферки.

— Черт! — прошипела она, ударившись обо что-то лбом. О что-то горячее и, судя по всему, стеклянное. Она протянула руку, на ощупь нашла цепочку и дернула.

Подвальчик озарил тусклый свет.

Само помещение выглядело обычно, если не считать клетки около противоположной стены. Очень большой клетки. Судя по всему, из которой и доносился тот звук, который при включении света стих. Эмма смогла различить человеческий силуэт, застывший, как только лампа зажглась. Силуэт, который обитал за тем, что ей чрезвычайно напомнило… прялку?

«Да не может этого быть…»

Эмма подошла вплотную к клетке, чтобы утвердиться в своей догадке, как вдруг окутанная тенью фигура резко дернулась и уже через секунду оказалась перед ней.

— Мать моя — Белоснежка… — протянула Эмма, увидев наконец местного обитателя.

Она ожидала увидеть здесь все, что угодно. Адских псов, плененного Нила, танцующих хомяков, Воландеморта в конце концов, но не Румпеля-мать-его-штильцхена!

Тот был весьма растрепан, волосы всклокочены, а взгляд безумный.

— Здрасти, — выдала Эмма, не зная, как еще реагировать. У нее было странное ощущение, что с мужчиной, помимо очевидного, было что-то не так. Ее магия, вся, вдруг вздыбилась от чувства… неправильности, окружающего его.

Колдун пару секунд растерянно смотрел на нее, а потом его взгляд внезапно немного прояснился, и он выдохнул:

— Эмма…

«Вышло эротичненько…» — не к месту подумала она и тряхнула головой. Ее шиза сейчас здесь не к месту, тут и без того психов хватает.

— Была с утра, — пробурчала она и повнимательнее присмотрелась к ауре мужчины. Славненькое умение, которое к счастью осталось с ней, как и отличная память. Спасибо многочисленным Блэкам, которые не гнушались ни чем в улучшении себя и дел своего рода, ну до определенного момента. Ритуалы для того, чтобы обзавестись чуть ли не фотографической памятью, зрением, способностью смотреть на ауры, и… еще пару полезных штук, очень помогших ей во время учебы на артефактора, помогла провести Нарцисса. Спасибо ей. Святая женщина, по крайней мере, пока не начинала заводить свою шарманку насчет манер и тому, что леди, так или иначе, себя не ведут, или не начинала пытаться выдать ее замуж. Но Эмма, что сейчас, что как Гарриет — лэди никогда и не была, а тот мужчина, который мог бы ее заинтересовать, наверно уже помер, либо вообще не родился. Ну или прячется от такого счастья, как она.

— Ё-мазай, — пораженно выдохнула Эмма ругательство, подхваченное у одной русской ведьмы в те времена, когда она еще ездила по всемирным конференциям на тему артефакторики. Посмотрев на ауру колдуна, она наконец поняла, что ей так не нравилось. Ведь у него их было две. Причем вторая была похожа на первую и обе они чувствовались схожими с Генри. Магическая аура была, как ДНК, у родственников она всегда похожа.

— Ты чё, сына сожрал?! — воскликнула она, смотря на Румпельштильцхена, который хмуро и в то же время непонимающе смотрел на нее.

Ну теперь ясно, что с ним такое и почему он такой пристукнутый. Любая одержимость или слияние подобного рода, хреново действует на психику, она уж по себе знает. Но даже она-то уживалась лишь с осколком и то, чуть не поехала крышей, а тут две полноценные души.

— Нет, — обиженно сказал колдун и насупился.

Кажись, она его обидела.

«Психи — они такие ранимые», — умилившись подумала Эмма.

— Ладно, шотландская очаровашка, не дуйся, — примирительно сказала она. Строго говоря, он скорее всего в жизни Шотландии не видел, но его акцент вызывал в ней ностальгию и навеивал воспоминания о ее бывшем декане.

Минерва Макгонагалл — стальная шотландская леди, осталась, наверное, единственным хорошим воспоминанием у нее о Хогвартсе и доме Гриффиндор. Она никогда не предавала ее и даже ушла из школы, когда узнала, что Дамблдор жив и что он сотворил с ее учениками, ради своих амбиций и верований. Они, до конца жизни Минервы, обменивались письмами и Эмма, тогда еще Гарриет, искренне оплакивала эту сильную женщину, когда та умерла, так никогда полностью и не оправившись от того, что не смогла уберечь своих студентов, большинство из которых она пережила.

— Давай-ка тебя отсюда вытаскивать, — сказала Эмма, стряхнув печальные воспоминания, и начала искать замок. Лампочка, что здесь была, давала так мало света, что трудно было что-либо разобрать. Тут ее запястье было захвачено в довольно стальные тиски.

«Мощная хватка, а с виду и не скажешь…», — впечатлившись, подумала она.

— Ты не можешь мне помочь, хоть ты и Спасительница… — лихорадочно блестя глазами, сказал Румпельштильцхен, прислонившись лбом к решетке. Он зажмурился словно от боли и сквозь зубы продолжил: — Никто не может… Лишь смерть теперь подарит мне покой… Лишь тогда вечный крик сотен глоток, стихнет в моей голове…

— Сотен глоток? — тихо пробормотала Эмма. Что-то в этой фразе ее зацепило, но об этом можно подумать позже. Она была твердо намерена вытащить этого персонажа отсюда, а уж если что решила, так не разубедишь.

Стоп! Тут Эмма кое-что поняла. Он бы вряд ли сидел здесь добровольно, даже со съехавшей кукухой, а судя по дамочке, которая сюда приходила, та теперь является гордой владелицей некоего ножика для масла.

— У той мадам, что тебя навещала, твой кинжал, да?.. — обреченно простонала Эмма и стукнула лбом по решетке.

И как, блин, раньше не поняла?… Старость, наверно.

Румпельштильцхен только нахмурился. Его взгляд вновь стал немного рассеянным и несфокусированным.

«Все, кина не будет — электричество кончилось», — уныло подумала Эмма, заметив, что колдун, кажись, опять потерял связь с реальностью. Но падать духом было некогда, надо было сматывать удочки, пока рыжуха не вернулась.

Но судя по тому, что она знала о источнике власти Румпельштильцхена, то сколько его не уводи, все равно ведьма обратно сможет его призвать. Но… Та мадам еще не сталкивалась с Эммой. К тому же, если колдуна хорошенько вырубить, до тех пор, пока она кинжал не отыщет, то никуда смотаться он не сможет, сколько бы красная голова не драла глотку.

— Прости заранее, сладкий, но пора баиньки, — сказала Эмма, и прежде, чем тот успел дернуться, она положила ладонь ему на макушку и мысленно произнесла самое мощное заклятие сна, которое только знала. Но даже оно не сразу подействовало. Этот сукин сын был силен, и ей только с третьей попытки удалось вырубить колдуна. Тяжко вздохнув, она взмахнула рукой и перенесла бессознательную тушку Румпельштильцхена в его же хижину, где как раз варилось ее зельице. Ту, она временно приватизировала как раз для этой цели. Не в гостинице же ей, где она сейчас обитала, зелье варить. А хижина стояла пустая, никому не нужная, так почему бы и да?.. Прялку, после минуты рассуждений, Эмма тоже перенесла в хижину, глядишь тот очухается, будет его чем занять, пока она будет думать, как его с сыном разъединить.

«Чую, опять придется навестить ломбард, видела я там пару штукенций, которые можно переделать, создав из них непререкаемый барьер, который мой новый «друг» не смог пересечь, даже по зову… Черт! Надо же еще придумать, как проклятый кинжал достать. Одни проблемы и никакого просвета, все как я люблю», — прищурившись, подумала Эмма и со вздохом сама перенеслась в белой дымке прочь отсюда.