Кузены (джен)

Гарриет в жизни не думала, что будет радоваться тому, что у нее есть родственники.

Совершенно нормальные и, наверняка, далеко живущие от волшебников Дурсли, к которым и должен был притянуть ее впопыхах сотворенный ритуал. Ну, к ним, или к уже их родственникам. Сама мысль, что она пропустила тридцать лет своей жизни, была отстойной, но все же, если Смерть не наврала, то к этому мигу у дорогого Дадлика уже могла быть своя скучно-пресная семейка на радость тете Петунье и дяде Вернону.

Не то, чтобы Гарриет собиралась с ними встречаться.

Она просто хотела свалить из разрушающегося Азкабана, да настолько далеко, где не будет ни одной даже отдаленно волшебной рожи, которая, может быть, могла ее и не узнать, но лучше уже перебдеть, чем недобдеть. Но когда ее выкинуло на какой-то темной улице, прямиком на лужайку перед одноэтажным домиком, который был похож на стоящий кругом такие же клоны, что живо ей напомнило Литтл Уингинг, и Гарриет попыталась оттуда уползти… Скажем так, ее трясущиеся конечности донесли ее только до угла улицы, а потом ей стало так плохо, что она думала, что сейчас опять помрет.

Нет, сначала Гарриет пеняла на не самое лучшее состояние своего тела, а потом поняла, что это что-то магическое.

Она плевалась так громко, что это было не иначе как чудом, что никто не вылез в этот поздний час из своей теплой постельки и не отматерил ее. Гарриет проклинала все подряд, начиная от Дамблдора с Реддлом до Батшеды Бабблинг, которая в Хогвартсе преподавала руны, и ничему толком не научила Грейнджер, чьи конспекты она тырила для изучения этого предмета. Сама-то она с дуру отправилась с Уизлом балду пинать у Трелони, о чем довольно быстро пожалела, но что уж теперь? Она явно что-то напутала в темноте и даже догадывалась что. Некоторые руны часто похоже рисуются. И руны связи и притяжения были одними из таких близнецовых закорючек. Видать их она и перепутала и, как Гарриет подозревала, по глупости связала себя со своей кровной родней и теперь не могла отойти от них.

Хрень, хрень, хрень!

Но что было делать? Не стоять же вечно на улице, да еще и в таком виде. Поэтому она развернула свои стопы и отправилась обратно к тому дому, на чьей лужайке очухалась. Гарриет без особого труда открыла дверь, по наитию решив порыскать в тех же местах, где тетя Петунья обычно прятала запасной ключ и обнаружив, что своим привычкам та не изменила даже спустя столько лет. Она тихо вошла в темный коридор, видя, что впереди светил тусклый свет, и удивленно отшатнулась назад, когда к ней навстречу вдруг вылетел огромный сенбернар. Он рычал и явно был готов к тому, чтобы начать защищать свою территорию, но, когда Гарриет медленно присела на корточки и вытянула руку вперед, тот подошел ближе, подозрительно ее обнюхал и внезапно сменил поведение. Псинка весело завиляла хвостом, а потом и вовсе обслюнявила ей все лицо.

Невольно у нее вырвался смешок, а руки сами потянулись к шерсти собаки, чтобы ту погладить.

Что тут говорить, Гарриет всегда любила собак и не могла отказать им в ласке, когда ту ее просили. Видать то, что в первый год ее жизни у нее был хвостатый крестный внушило ей особую нежность к этим животным. Хотя тот факт, что тетя и дядя, неистово ненавидящих любую домашнюю живность, и особенно таких здоровенных собак, под старость лет завели такую, ее поразил. Впрочем, изменившийся до неузнаваемости поседевший и обросший, как Робинзон Крузо, кузен, который выплыл с той комнаты, где светил тусклый свет, в растянутой майке и труселях с кактусами и с пистолетом в руке, ее поразил куда больше. Хотя, она бы его и не узнала, если бы не новоявленный узы, в чьих существовании Гарриет уверилась еще больше, который и дали на уровне инстинктов ей понять, что стоящий перед ней седой мужик с пивным пузом был ее кузеном Дадликом.

Он попытался ее застрелить.

Честно говоря, Гарриет даже испугаться-то не успела, как этот дурик грохнулся на пол с высоты всего своего роста, оставив дырку в потолке. Она медленно подошла ближе и еще раз убедилась, что Дадлика не только время потрепало, но и что-то иное. Во-первых, почти все черты его лица были изменены, только острый нос, скулы, высокий лоб, да цвет глаз остались еще узнаваемыми для нее. И не только в дополнительном весе было дело. Во-вторых, он был полностью седой, хотя ему было-то всего сорок восемь. А еще, судя по запашку и его нелепому еле внятному предположению перед тем, как отключится, что она была смертью, Дадлик крепко связал себя узами брака, но не боксом, а с банкой пива, или даже чем-то еще более крепким.

Короче, у ее кузена была явно выраженная алкогольная зависимость.

Гарриет не знала почему, но ей стало от этого даже как-то грустно при виде Дадли, который так опустился. А ведь после того столкновения с дементорами кузен перестал напоминать придурка и даже взялся за голову. Он больше не издевался над ней, не гонял местных детишек, почти не водился с Пирсом и остальными своими придурковатыми дружками, за учебу взялся, и пару раз даже тайком оставлял ей перед дверью что-нибудь съестное, если его родители опять ее наказывали за какой-то проступок. Когда они в последний раз виделись, Дадли успел еще и похудеть, да и все больше отвечал сам за себя, а не вел себя как капризное дите на радость своим родителям. Гарриет была уверена, что если кузен и дальше будет держаться такого курса, то он сможет стать нормальным человеком. Может даже профессиональным боксером, как и хотел когда-то.

А вот что вышло.

Гарриет не знала, как ей это удалось, но она смогла допереть эту неподъемную тушу до спальни, которую увидела едва вошла в дом, и даже смогла уложить Дадли на кровать. С нее сошло три пота, а руки тряслись так, будто это она беспробудный алкаш, а не ее кузен, чья голова будет болеть не только от удара и похмелья, но и потому, что Гарриет пару раз уронила его по пути. Она буквально ползком вернулась в коридорчик этого небольшого жилища и несколько минут просто сидела около стены, обнимая свои костлявые коленки и закрыв глаза.

Ей бы поспать, но почему-то Гарриет не хотела.

Это было странно, но хотя она чувствовала смертельную усталость в каждой клетке своего тела и понимала, что при таком истощение организма, как у нее, даже не должна была способна долго ходить, не то, что таскать тяжелых мужиков, ей не хотелось спать. Ее разум был чист и ясен, а еще… Как бы это не было противоречиво, но с каждой минутой, Гарриет не слабела, как любой другой человек на ее месте, а ощущала, как в ее тело возвращаются силы. Она буквально чувствовала, как ее мышцы все больше наполнялись энергией, а движения становились все более свободными.

Гарриет изменилась.

Как не игнорируй фестрала в комнате, но это было совершенно ясно. Чтобы с ее тушкой не происходило, пока она была мертва, — мертва чертовы тридцать лет! — та больше не была плотью и костями нормального человека, или даже волшебницы. Гребаные Дары Смерти! Она была уверена, что все дело в них и той силе, которую Гарриет на миг ощутила, когда все три из них ненадолго, но оказались в ее руках. Интересно, и где они теперь? Наверное, у Дамблдора, если этот хрен по-настоящему уже не сдох, как и все остальные предатели, которые последние десятилетия наверняка жили весьма неплохо, проматывая деньги ее родителей и крестного.

Она тряхнула головой.

Гарриет не хотела сейчас думать о том, что могло за это время случилось со всеми, когда она знала. Одного вида Дадли хватило, чтобы понять, что изменилось все так, как ее разум даже осознать до сих пор еще не мог. Гарриет с ужасом думала, какой теперь не только магический мир, но и маггловский, где развитие было раз в сто быстрее, чем среди закостенелых волшебников. Может уже в небе машины летали, как в фильме «Назад в будущее», а голограммы были унылой повседневностью?

«Мерлин! Как я впишусь в новый мир, если я стационарным телефоном пользовалась раза три за всю жизнь, компьютер видела только издалека, а из документов у меня есть только магически набитый на запястье индивидуальный номер заключенной тюрьмы, которой больше нет?» — с паникой подумала Гарриет, начиная дышать все быстрее и ощущая, как в висках начинает пульсировать кровь.

Она откинулась на стену и попыталась выровнять дыхание.

Паническая атака ей была нужна сейчас в последнюю очередь, как истерика, так что нужно было срочно успокоится, а еще лучше отвлечься. Гарриет распахнула глаза и лихорадочным взглядом поискала хоть какое-то отвлечение.

И оно нашлось.

Дверь напротив спальни была распахнула и судя по очертаниям предметов, которые ей было под силу разглядеть в темноте, это была ванная комната. То, что ей было нужно, после отсутствия какой-либо гигиены даже страшно вспоминать за сколько. Гарриет стремительно подорвалась и решительно направилась туда, чтобы содрать с себя вековую пыль.

В зеркало она смотрела ровно минуту.

Под светом лампы, Гарриет выглядела так, будто она вылезла из какого ужастика. Неудивительно было что Дадли принял ее за смерть, ведь многие люди представляли именно так. Худая, бледная, патлатая, с когтями и с жуткими глазами. Ей бы еще косу и вообще была бы «красавицей». Она решительно отвернулась и, открыв шкафчик, начала искать все, что поможет ей в том, чтобы избавится от этого образа. Гарриет нашла ножницы, которыми тут же укоротила свой маникюр и педикюр, после чего сорвала с себя ветхую робу и залезла в ванную. У ее кузена была небольшая коллекция мыльно-рыльных принадлежностей, поэтому, когда спустя час и три спуска воды в ванной, она наконец вылезла из воды, то от нее несло как от мятного леденца.

Впрочем, могло быть и хуже.

К свой радости, она поняла, что волосы все же не придется сбривать под корень. Каким-то чудом удалось вымыть из них грязь и распутать большинство колтунов без особых потерь, а концы пришлось обрезать всего на сантиметров пять-шесть. Если учесть то, что та отросла ей почти до колен, а сейчас была примерно до талии, то это небольшая потеря. После этого, Гарриет совершила набег на кладовку Дадли, где нашла какую-то старую, но целую, женскую одежду: мягкий свитер и теплые штаны. Само то, что ей сейчас было нужно. Они явно были не теткины, но проведя здесь пару часом, и чуть-чуть обшарив дом, Гарриет начала медленно понимать, что это был дом исключительно Дадли.

Совершенно холостяцкая и грязная берлога.

Тетя Петунья бы в таком сраче жить не смогла, поскольку ее только от одного вида всего этого бы разбил паралич. Гарриет со странной неохотой стала допускать мысль, что тетка либо далеко жила, и редко сюда приезжала, либо…

Той больше не было в живых.

Ей не должно быть грустно, что тети Петуньи больше не было среди живых, но ей было. Все же та была сестрой ее матери, и с ее уходом, Гарриет стала по-настоящему сиротой. Больше никаких кровных связей с живыми людьми, пусть даже и дерьмовыми — это же как дерево без корней.

Осталась только она и… Дадли.

Впрочем, порыскав по дому, и автоматически начав убирать срачельник своего кузена, Гарриет нашла детскую комнату и фотографии мальчика, которые переливались как настоящие голограммы. Славный мальчуган, который, как это не удивительно, напомнил ей не Дадли, или его родаков, а ее саму. Такие же скулы, нос, и разрез глаз.

Вот что значит шутки природы.

Правда в комнате было полно пыли и пахло затхлостью, а фотографии остановились на возрасте мальчика где-то в районе шести-пяти лет, хотя она не была точно уверена, поскольку в детском возрасте плохо разбиралась. Может ее двоюродный племянник жил с матерью? Скорее всего та ушла от Дадли, когда он начал обнимать бутылку чаще, чем жену, вот и… Впрочем, Гарриет решила не лезть в это, по крайней мере пока.

Она и сама не заметила, как успела собрать грязные шмотки, вымыть кухню, протереть пыль и помыть полы, а на стареньких часах пробило пять утра. А когда заметила, то решила все же поспать хоть пару часов перед тем, как ей придется побеседовать с родственником, с которым ей придется жить, пока она не разберется с тем, что умудрилась наколдовать. Хотя как скоро ей это удастся сделать, было отдельным вопросом, ведь попытка сотворить даже простой Люмос с треском провалилась.

Магия в ней была, но такая слабая!

Гарриет с тревогой вспомнила слова Смерти, которая что-то говорила о том, что магия в этом мире то ли засыпает, то ли помирает, и начала понимать, что это были не просто слова. Нет, может она просто истощена, а ближайший магический квартал, источник природной магии, или нечто подобное были далеко, но… Что-то ей говорило, что даже если она бы сейчас нашла путь в Хогвартс все было бы также.

Магия исчезала.

И тот факт, что Азкабан протаранил пассажирский самолет был тому подтверждением. Гарриет мрачно думала о том, что сейчас творилось с заповедниками, где жили драконы и прочими тварями, торговыми улицами и домами волшебников, которые были укрыты магическими щитами. Что было со школами?.. Магглы же не идиоты, и не могли не заметить появившиеся вдруг из воздуха замки, дома и даже целые деревни, полные людей, у которых нет никаких документов, доказывающих, что они существуют.

«Я подумаю об этом позже», — одернула себя Гарриет, ощущая, как от всего этого у нее начала болеть голова.

Она прикрыла глаза и попыталась поймать Морфея за хвост, но… Прошло пять минут, десять, двадцать, полчаса и все без толку. В шесть Гарриет окончательно сдалась, понимая, что сон ее бросил, как обиженный парень, и не торопился возвращаться. Лежать без дела тоже было не в ее натуре, так что… Она нашла расческу и вычесала псинку Дадли, Сумо, как гласила надпись на ошейнике, которая оказалась очень нежным и ласковым зверем. Гарриет даже почистила ему лежанку, а потом она проверила холодильник и решила задобрить Дадлика хорошим вкусным завтраком.

А еще спустя два часа кузен продрал, наконец, свои глаза и пришло время им поболтать по душам.