1+1 (джен)

— Ну Олежа!

— Я сказал, пошел отсюда прочь, пьянь подзаборная!

— Я всего лишь одну выпил. Ну может быть две, три… пусти!

— Пошел отсюда!

Дима что-то злобно проворчал и еще сильнее дернул за ручку, однако дверь не поддалась, а щелкание второго замка явно намекало на настроение хозяина квартиры. Парень тяжело вздохнул, чуть опустил голову от раздражающего света лампочки над головой и потер переносицу. Внутри него, словно в котле, варились мысли и воспоминания вместе со странной тяжестью в желудке, что вызывало еще больше злости. Ужасно хотелось блевать. Хотелось упасть на месте, устроиться у порога квартиры и уснуть, показывая свой небольшой бунт недружелюбному человеку. А еще больше ему хотелось молча сесть на колени, крепко обнять ноги Олежи и долго плакаться. Словно последняя сучка, вымаливая прощение во всю Ивановскую, чтобы ошеломленные соседи повылазивали из теплых уголков и поглазели на такого идиота, придурка по имени Дмитрий Побрацкий, который посмел своим грязным языком сказать плохое невинному существу.

Казалось бы, что могло привести к разлуке двух необычных и задорных друзей? Они любили подтрунивать друг над другом, помогали в самых нужных моментах, например, когда дело касалось учебы или душевного спокойствия. Они жили душа в душу, слушали друг друга, понимали и надеялись. Однако Дима сам по себе никогда не был романтиком. Его язык предназначался для шуток, каких-то глупых подколов и издевок, но никак для более глубоких и нужных Олеже разговоров. Он буквально нуждался в поддержке, в подтверждении своей значимости и нужности чуть ли не на постоянной основе. В утешительных словах и объятьях, в то время как Диме этого не нужно было. Парень старался как мог, говорил с ним, поддерживал, но все это было мало, потому что он толком и не умел поддерживать как надо, и частенько корил себя из-за этого. И вот из-за этой скупости он совсем не думая, не желая как-то обидеть, сказал самые мерзкие и болезненные для Олежи слова, что ранили его в самое сердце:

Ты просто жалкое ничтожество!

О, Дима никогда не забудет, что тогда случилось. Не забудет, как в голубо-ясных глазах проскочил блеск, как вздрогнули плечи и сжался, согнулся, как от сильнейшего удара. Парень буквально ощутил насколько сильно забилось сердце в этом хрупком слабом теле. Ведь он не знал что эти слова резали больнее, чем лезвия, вонзались глубже пули, в самую душу и поселялись в голове надолго. Такое особенно любил говорить его требовательный отец, который ничего не видел в своем сыне кроме как набор цифр, что должен был быть идеальным для всех и всего. И парень просто надеялся, что рядом с таким душевным, пусть иногда и невыносимым человеком, это болезненное прошлое выветрится, испарится из его жизни. Но видимо Судьба решила более основательно поиздеваться над ним и потому привела такого ужасного и злого Диму, чтобы помучить. И в который раз напомнить его место.

— Блять…

Тихо выдохнул Дима, опустив голову и зажмурив глаза. Так плохо ему не было никогда. Эмоции копились в его душе, сильно надавливая на стенки, в легких оставалось очень мало воздуха и ему хотелось просто во всю силу закричать, ударить по двери и начать долго и горестно просить прощения. Он просто не мог без Олежи. Он ненавидел себя за тот день, за те дрянные слова и ему хотелось вернуть все как было. Вернуть те неловкие взгляды, улыбки, легкие издевки и взаимную помощь, заботу, в которой сам Дима нуждался очень сильно. Будучи очень закрытым и грубым человеком он нуждался в ласке и доброте и ему одновременно было страшно и интересно ее просить — от родителей этого не дождешься, как и от сестренок и братьев, а от корешей с вечеринок тем более. Ведь для всех он был ходячим образом сильного человека без всяких комплексов и всего лишнего. Однако, как и все люди, у него были свои страхи и самым главным из них было — одиночество.

Парень крепко взялся за волосы и тяжело вздохнул, осознавая, что больше двадцати минут тупо пялится на закрытую дверь, за которой находилось то, к чему он так стремился и чего так хотел. Он буквально тянулся к нему, как цветочек к утреннему солнышку. Тянулся всеми руками и ногами, пытаясь ухватить, прижать и больше никогда не отпускать. Чтобы тот не уходил, не кричал и не плакал, а дарил любовь и научил его делать так же. Но ощущение, что он так не может сделать заставляло чувствовать бессилие. И это неимоверно злило. Потому, собственно он и выпил, чтобы заглушить эти мысли. Однако эти же мысли и привели его сюда. В этот холодный дом, в котором жило его обиженное счастье. Так что именно они, эти чувства, и победили его примитивный и злобный нрав. И этого было отрицать нельзя.

Дима понуро бродил по холодным улочкам, стараясь не обращать внимания на людей вокруг, которые куда-то спешили. Кто-то на работу, кто-то побыстрее в теплый дом, где было полно друзей или любящих родственников, что с особым трепетом ожидали их. Чтобы побыстрее увидеть, обнять, прикоснуться и увести на кухню, чтобы угостить чем-нибудь вкусным. А Диму никто не ждал. Дима жил в съемной квартире, на которую он накопил на подработке после учебы в институте и явно гордился, что теперь жил один. Мог вставать и засыпать когда хотел, никто не прикажет тебе почистить вовремя зубы или погонит поесть, как несносного мальчишку. Он был сам себе хозяин, сам себе лекарь, утешитель и защитник. Но только это все меркнет под томящим и просто выедающим страхом одиночества. Ему нужен был Олежа. Он хотел испытать это чувство еще раз — когда его ждут, когда любят, такого злого мудака как он и ценят несмотря ни на что.

Но помутненное от алкоголя сознание говорило иное: этого больше никогда не произойдет. Дима сильнее убрал руки в карманы, нахмурился и ускорил шаг, стараясь ни с кем не сталкиваться, ему сейчас были противны любые люди. Даже обычные детишки, что резвились на площадках или бабушки, что вполне приветливо улыбались парню. Ему просто хотелось уйти. Уехать из этого города прочь, но он не мог. Не думал что это все изменит, да и был ли смысл в изменениях? Был ли смысл в принципе быть таким? Жить дальше одним, наедине со своим скверным характером?

Эти мысли сильно гложили его, насиловали мозг зажженными спичками, оставляя после себя болезненные ожоги, отчего парень сильнее хмурился и почти бежал. Бежал прочь как трус, игнорируя всех и все вокруг, тело просто не выдерживало и словно надувалось, сердце угрожающе быстро забилось, а ребра так сильно затрещали, что Диме хотелось на всю улицу закричать, схватиться за волосы, упасть на колени и зарыдать. Зарыдать как глупый щенок, чтобы все видели, все смотрели и знали какое он жалкое чмо, что причинил боль маленькому существу. Олеже, что всегда был готов помочь и заботиться. Чтобы забросили его камнями или публично выпороли розгами, лишь бы больше не испытывать ничего гнетущего, искупить свою вину и упасть замертво перед Олежей, захлебываясь своей кровью.

Но вдруг совершенно неожиданно он остановился, чуть ли не падая на землю вместе с какой-то девушкой, что пыталась его обойти. Дима виновато и наскоро извинился, потирая затылок и уставился на что-то яркое. Немного сощурив глаза, он подождал когда зрение нормализуется и увидел висящую цветастую вывеску кондитерской: «Север». Это небольшое здание с огромными окнами и уютной атмосферой, имело особую популярность в городе. Здесь всегда было тепло, спокойно. В воздухе витали запахи пирожных, эклеров, ароматного кофе с сиропами и другими вкусностями. Здесь часто проводились свидания, дни рождения, а благодаря хорошему, пусть и неидеальному сервису, можно было хорошо провести время за чашечкой чая и дописать курсовую, реферат, книгу — к чему душа лежит. И эту кондитерскую Олежа очень любил. Он любил зависать там часами, кушать десерты и читать книгу, или поговорить с другом, то есть с Димой. Они любили туда ходить. В то время как Дима ворчал на некоторую безалаберность официантов и жесткие диваны, другой же, как ребенок, смотрел на все с восхищением, приятно радуясь каждому мгновению проведенному здесь. А Побрацкий лишь ухмылялся, невольно разглядывая его красивую, искреннюю улыбку — она была прекрасна. И раз он хотел увидеть ее снова, значит нужно постараться это заслужить.

Внутри было очень хорошо и уютно. Для опьяненного человека это было просто большим и приятным пластырем, который мог снизить тяжесть в голове, а аромат кофе держал глаза открытыми, именно по этой причине он мог более менее трезво думать и не заваливаться набок. Хотя ему очень хотелось лечь, но помириться и вернуть Олежу ему хотелось больше. Дима стоял за спиной какого-то невысокого парня и пытался отыскать в кармане деньги. Все-таки какие-то смятые купюры там были и это придало немного уверенности. За витринами были различного вида десертов: от маленьких «пимпочек», как любил называть парень, до больших тортов с красивыми узорчиками, заварным кремом и прочей сладкой лабудой, в которой хорошо разбирался Олежа. Он долго смотрел, выбирал так, чтобы хорошо подходило и по внешнему виду и по ситуации, пытаясь угомонить неразборчивый ком в голове после количества выпитого и после стресса, который медленно растворялся из его души. И все-таки он остановился на одном милом выборе.

— Здравствуйте, чем могу помочь? Вы что-нибудь выбрали?

Спросила девушка-консультант. Невысокая и статная с карими волосами и голубыми глазами. Дима немного опешил, когда встретился с ее взглядом, но тут же опомнился, слабо улыбнулся и ответил, указав пальцем на витрину.

— Могу ли я забрать это?

— Конечно. Вам с собой или здесь?

— Ага, с собой. Пожалуйста не повредите…

Консультант улыбнулась и кивнула, наклоняясь к тортику. Дима немного помялся и вытащил несколько купюр, пару раз пересчитал точную сумму и глубоко вздохнул, пытаясь угомонить гул и сильное сердцебиение. Он надеялся что все получится. Он надеялся что его нелепый, но милый презент успокоит Олежу, поможет его вернуть. Хотя в голове всплывали некрасивые сценарии в которых Олежа приходит к нему домой и мажет этим же тортиком в морду, а потом еще потешается и избивает. Но это все нервы. Нервы и больше ничего.

Дима аккуратно взял коробку, поместил в пакет, расплатился с консультантом и что есть мочи побежал прочь из кондитерской, боясь что вот-вот не успеет. На душе было и тревожно и радостно, и он надеялся, что все будет хорошо.

* * *

Олежа весь день просидел один в квартире. На душе было очень тяжело и тоскливо, словно из него выкачали всю радость и счастье, и он начинал медленно гнить. Он уже не помнил какую по счету выпил зеленый чай с мелиссой и сколько еще осталось страниц дописать рассказ. Из-за тяжести, боли и невыносимой тоски ему было одиноко, он не мог сконцентрироваться на работе и что-нибудь придумать, кого-нибудь позвать, чтобы развеять скуку. Олежа сидел на подоконнике, укутавшись в дурацкий, но такой любимый и теплый плед с котиками, который с рынка ему подарил Дима. Пил чай из одной и той же кружки, что ему подарил Дима и почти не сводил взгляда с монитора телефона, словно что-то ожидая. А что можно было ожидать?

Он тупо пялился в диалог с ним и не понимал что он хотел. Позвонить? — А зачем? Написать сообщение? — А для чего? Что такому гордому и грубому человеку нужно от «жалкого ничтожества»? Однако что-то звало к нему. Душнову очень сильно хотелось прийти к парню, обнять, просить прощения за тот разговор и за то, что только что так грубо прогнал с порога. Он просто ненавидел себя. Ненавидел себя за эмоциональность, за такое бессилие и глупость, за то, что вообще появился на свет.

Ему очень сильно хотелось к Диме. Хотелось утешения, хотелось просто быть рядом с ним и чувствовать себя в безопасности, что было ему жизненно необходимо. Олежа был очень слабым, ранимым человеком, редко мог дать сдачи, был очень зажатым и скромным человеком, а его добротой пользовались все подряд. И когда он начал работать над собой и отстаивать свои границы, что у него даже стало получаться, происходили трудности, срывы и сомнения по поводу своего нового поведения. Ведь быть собой и жить без маски «отличника» было гораздо проще, но сложнее. И именно Дима был той самой опорой в его изменении, подтверждением, что он делает все правильно. И теперь он понимал что перегнул палку. Олеже надо справляться самим и стараться ни на кого полагаться. Потому что мало у кого хватает сил и терпения поддерживать такого неудачника как он. Невыносимо.

Олежа тяжело вздохнул и опустил голову, снова погружаясь в томительные раздумья, как вдруг раздался звонок в дверь. Он буквально пронзил квартиру и парень резко вскочил с подоконника, тревожно вглядываясь в пустоту. Он знал кто за дверью. Кто так хочет войти, но он не решался открывать, так как ненависть к этому человеку маленькой змейкой скользила вдоль легких, заставляя его задыхаться. Сердце неистово быстро забилось, расстроенные нервы умоляюще шипели и расшатывались, угрожая вот-вот выпасть из тела, как шестеренки из большого механизма, а в голове взорвался целый фонтан мыслей и чувств. Олежа не думая побежал к двери, очень долго, но не менее яростно и активно разбирался с замком, распахнул и… никого не было. Лишь пустой проход, лифт, двери в соседние квартиры. Голова закружилась от частых вздохов, ноги гудели от непонятной боли и напряжения, а язык совсем отсох, из-за чего он не мог ничего сказать, даже звука не мог издать. Он озирался по сторонам, пытаясь уловить димино движение, его несуразную челку, мятные глаза или услышать его голос, но все было тщетно. Видимо это очередные шутки уставшего сознания от стресса. Не более.

Парень протяжно вздохнул и опустил голову, устремив взгляд себе под ноги, чувствуя себя просто выжатым. Олежа чувствовал себя ужасным, ослабленным и ему хотелось уснуть и не просыпаться следующие несколько месяцев, а может быть и лет. Но внезапно в глаза попалось что-то яркое. Олежа немного удивился и нахмурился, приподняв голову и перед его взором оказалась красивая красная коробка. Небольшая, с изображением марки «Севера» и двух белых мишек, обмотанная фиолетовыми ленточками, а сбоку висела бирка, написанная кривым почерком: «От Димы. прости пж».

Руки парня мелко затряслись, на лице показалась нервная улыбка и сердце радостно забилось в груди, видя этот милый, совершенно с виду нелепый, но прекрасный подарок, ощущая как его душа мигом расцветает из-за счастья и любви. Он тут же подпрыгнул к подарку, крепко схватил обеими руками и вбежал назад в квартиру, вдыхая приятный запах кондитерской и необычный сладкий запах тортика. Печаль тут же сошла на нет. Ему снова хотелось прыгать от счастья, веселиться, петь и любить все вокруг. Олежа торопливо набрал номер Димы и позвонил, поставив чайник.

Этот вечер они проведут прекрасно. Никто и не сомневался в этом.