Куклы (гет)

Глава VI

Дни поползли пустынные, обманчиво мягкие, обрывочные, как тело бархатной осени, с запахом скорого разложения, тлена, гниение трав, которые так любила когда-то женщина, множилось в хрупком внезапно замке, предвещая наступление неизбежного окончания времен. Сифер словно прозрел окончательно и видел никому недоступное, сокрытое, умело игнорируемое разумом. И дело было в этот раз не в способностях, а обретенной ясности представлений Владыки относительно будущего Уэко Мундо и его последователей. Видел вместо товарищей лишь полупрозрачные, обманутые обещанием власти объекты с признаками страха и одичалости в глазах, да и сам полубог со свитой вдруг обезличился, превратился в тряпичную куклу в руках гениальности, что, как дамоклов меч, висела над ним, и неутоленной жажды преобразований. Улькиорра бродил между колоннами, плодовыми деревьями в оранжерее, стеллажами книг в библиотеке, отсчитывая дни до наступления на Сейрейтей, изнывая, не находя себе применения, не видя больше ценности ни в связях с Эспадой, ни в жизни в пустыне, ни в учении Айзена. Философия надломилась, покрылась трещинами, стала пропускать лучи настоящего солнца, готовая переродиться во что-то более цельное, обещавшее мудрость миров, всезнание, нужна была лишь помощь, путь, проложенный пленницей. Только ни Орихиме, ни Ичиго не было больше, и любопытному Сиферу никто не протянет руки. Он чувственно касался поверхности камня, пытаясь разглядеть в пыльных лучах образ женщины, отмечая, что иллюзорное светило не греет, путаясь в мыслях, проводя время в бездействии, не имея ориентиров больше, не читал ни книг, ни докладов. Дни ложились на мягкий, впалый живот, сиротливо жались к бокам, дышали смрадом одиночества, бесформенные, плазмообразные, сочащиеся отупляющим унынием. Улькиорра без особого энтузиазма выполнял свои обязанности, впрочем и упрекнуть его было не в чем. Иногда он пропускал собрания Эспады под предлогом работы с новыми данными из Общества Душ. Или просто не хотел больше слушать пространные речи Владыки. Иногда не появлялся во дворце по несколько дней. Иногда засыпал прямо на крыше, куда выбирался, стремясь избавиться от скованности, тесноты, что заключал в себе купол.

Еще полторы недели назад он надменно упивался своей властью, убежденный, что может беспрепятственно оборвать жизнь Иноуэ Орихиме в любую секунду, словно раздавить надоевшее насекомое, и, не задумываясь, жить дальше. Раньше, смутно осознавая зависимость от женщины, он трусливо желал ее смерти, не вполне понимая, что если лишить наркомана эйфории, наступает банальная, отвратная ломка с выкручиванием рук, болями в животе, рвотой, истерикой и попытками суицида.

— До чего же притупились твои инстинкты, — с пренебрежением, которого, однозначно, не позволил бы себе раньше, бросил Гриммджоу, кривя рот и наблюдая, как Сифер сонно трет глаза. — Я здесь уже полчаса торчу, — питая бунтарское, почти подростковое отвращение к тайным операциям, он в несвойственной для себя манере пробрался к Улькиорре глубокой ночью, стремясь не издать ни звука. — На, — и поставил на стол стакан с золотисто-коричневой жидкостью. Кватро подозрительно сощурил глаза. — Айзен вышвырнет тебя из Эспады, если ты продолжишь игнорировать приказы, — Секста ни разу не заговорил с арранкаром после смерти Химе, ни разу не попытался задеть его или спровоцировать на бой, зная, что Владыка не станет ждать слишком долго, пока глупый, разбитый Сифер возьмет себя в руки, но и наставлять его вновь не станет тоже; зная, что с исчезновением Иноуэ исчез и сам Кватро. Обычно активно дополняющий ками, подхватывающий его каждое слово, дотошный, скрупулезный он теперь все чаще молчал на собраниях, если к нему обращались и просили выступить с докладом, читал монотонно, ни единым движением не показывая заинтересованности в материале. И Гриммджоу думал, что именно таким Улькиорра был до того, как попал в Лас Ночес, и прекрасно помнил обстоятельства, при которых его нашли.

— Я не игнорирую приказы, — вяло отмахнулся арранкар, ощущая неприятный запах алкоголя, который распространял Джагерджак.

— Пей, — он тронул стакан двумя пальцами.

— Что это? — не выражая никакой заинтересованности, осведомился Сифер, придирчиво рассматривая искры, отблески света в гранях стекла.

— Коньяк! — усмехнулся тот, делая два крупных глотка из бутылки.

— Мне это не нужно, — предсказуемо отказался Кватро. — Уходи, — Секста хмыкнул, думая, что того стало слишком легко прочитать.

— Ненавидишь меня? — в предвкушении, облизывая губы, протянул он, ибо и так слишком долго щадил Сифера.

— Нет, — сухо ответил тот.

— А его ненавидишь? — Гриммджоу оперся рукой о стол и чуть склонился вперед, чтобы поравняться взглядом с арранкаром, пристально следя за движениями его сузившихся зрачков.

— Я ни к кому не испытываю ненависти, если тебя это утешит, — слишком развернуто для такого простого вопроса, слишком эмоционально. И Секста довольно осклабился, словно арранкар выдал себя с головой.

— Ты стал похож на скелет. Решил принять смерть от голода? — расслабленно заметил он, и Сифер злобно сверкнул глазами в его сторону.

— Что тебе нужно, Гриммджоу? — холодный, требовательный тон Кватро невольно принуждал любого к повиновению, но Джагерджак умело насмехался временами даже над Айзеном, выпутаться из заготовленных ловушек Четвертого — плевое дело.

— Зашел выпить с тобой, — он кивнул и тряхнул бутылку, — поболтать, проверить, не сдох ли ты, а то за полторы недели Эспада всего трижды видела тебя на собраниях.

— Айзен-сама прислал тебя? — Улькиорра нахмурился, насторожился, словно слова арранкара всерьез удивили его, или он не понял их значения, или потерял счет дням.

— А сам я не могу зайти к тебе?! — огрызнулся Секста.

— Мне не нужен друг. Не в твоем лице,— он судорожно принялся перебирать бумаги на столе, складывая их в стопки, игнорируя растущее напряжение, раздражение.

Винить Гриммджоу в самом деле было не за что. Он, как и все здесь, просто выполнял приказ, и ослушаться не было ни единой причины. И все равно находиться с ним в одной комнате, беседовать, знать, что именно он сорвал последний стон Химе, он выхватил ее сердце из когтей Улькиорры, насмехаясь, было мерзко. Не то чтобы Сифер ощущал приступ жадности или ревности, однако всегда считал, что носит смерть пленницы в своих руках, ибо она ему принадлежит, а не пресловутому Айзену.

Секста вдруг одним ловким движением прижал арранкара к полу, принимаясь вливать ему в рот алкоголь. Тот забарахтался, завозился, отплевываясь, пытаясь увернуться, и в итоге отбросил Джагерджака к стене тяжеловесным ударом в грудь.

— Иди к черту! — он закашлялся надсадно, перебивая раскаты хриплого смеха Гриммджоу. — Убирайся! — вытер лицо, шумно дыша, вздрагивая от прикосновений арранкара, давясь тошнотой, едва сдерживая омерзение от глупой выходки незваного гостя.

Сифер во все времена с трудом переживал нарушения личного пространства, лишь Орихиме позволено было беспрепятственно трогать его, ласкать, не потому, что та не могла нанести вреда, а потому, что он сам желал теплоты ее рук. И теперь касания Сексты — того, кто умертвил сияние подлунной Принцессы, — были словно капли жидкой, раскаленной руды.

— Ты знаешь, Айзен дал нам совместное задание, — поднимаясь и морщась от боли в шее, начал Гриммджоу, выводя Сифера из оцепенения.

— Что бы там ни было, я справлюсь один, — Улькиорра стоял спиной, замкнутый до предела, оградивший себя непроницаемой стеной враждебности, иссиня-белой, как кожа почившей Иноуэ, не позволяющей выбраться из-под покрова отрицания реальности, как из-под ее щита.

— Дело в том, Сифер, что ты просрал сегодняшнее собрание и ответственным за миссию назначили меня, а твою нездоровую тушку навязали мне в довесок, — Секста открыл дверь, раздраженный, но больше внутренним дискомфортом, шумом в ушах, всполохами кровавых пятен перед глазами, списывая все на слишком сильный удар Улькиорры. — Я зайду за тобой завтра в восемь. Будь готов, — он зашагал прочь, как можно дальше от этого безумного места, как от камеры пыток.

Кватро безысходно вздохнул, вновь сгорбившись под натиском давящего безволия. Было бы куда легче, впади он в депрессию, истерику, будь он способен пережить все то, что видел в душе пленницы, читал в книгах, слышал в классической музыке, было бы проще, будь он синестетом, способным видеть свое подсознание вспышками ярких красок, мерцанием дальних галактик, знать вкусы тоски или счастья, касаться глубинных звуков горького плача, было бы привычно, останься он прежним, бесчувственным, внутренне мертвым, как после напалма, а не скопищем обугленных, смешенных, спаянных в единую цепь ощущений без возможности верно определить, отделить каждое, прожить, наслаждаясь, без страха вновь провалиться в ничто, в зеро, не имея помощи женщины. Было бы правильно, последуй он совету Айзена изначально, отрежь, ампутируй из сердца зависимость от плененной Принцессы, выполняй, не задумываясь, каждое указание, лови каждое слово новоявленного бога посмертной реальности, живи по инерции, а не сиди теперь сломанной куклой в стенах своего обиталища, укоряя себя за безрассудство и глупость, за то, что в задании тобой станет командовать низший по рангу, зная, что сам виновен в таком положении. Убив Орихиме, Владыка рассчитывал вернуть заблудшего, указать тому направление, напомнить, что он не всесилен, несвободен, ибо связал себя узами служения богу, новому мироустройству, а это обязывает, подчиняет; что должен быть счастлив, ибо причастен к великим делам, переменам, грядущим в мирах, но не получил ничего, наблюдая за скорым увяданием своего самого ценного творения, внезапно обретшего волю, предпринявшего потуги к самостоятельности, и теперь, разочаровавшись, желал бы избавить того от гнета бессмысленной жизни, чтобы не видеть, как распадается его гениальность, что Сифер пожертвовал душе беспощадной, жестокой Принцессы. И следовало, в самом деле, больше времени уделять послушанию, запоздало корил себя Кватро, а не пытаться взрастить обиду и почву для саможаления, следовало достойно принять наказание, как всемилостивый дар, как шанс, а не плевать в лицо праотцу, что наградил тебя разумом, следовало не забывать о законах пустыни, где, едва замешкавшись, сразу становишься жертвой, следовало хотя бы озлобиться, если не в состоянии чувствовать ненависть, не в силах противостоять чужому влиянию.

Утром Гриммджоу, как и обещал, зашел к Сиферу, не церемонясь больше, закапывая память об Орихиме в самом глубоком колодце, к которому никогда уже не вернешься, ибо он безнадежно отравлен, решив, что хватит делать арранкару поблажки, он пнул незапертую дверь, сердясь заранее на неторопливого, меланхоличного Кватро.

— Готов? — громыхнул он с порога. Но тот, не проронив ни звука, обогнул Сексту и нарочито медленно, не оборачиваясь, направился к лестнице, словно его сожженная гордость была уязвлена.

— В чем состоит задание, — спросил он, наконец, слегка раздраженный, что Джагерджак не предоставил сведения раньше.

— А тебя бесит неведение, да, Улькиорра? — тот провоцировал по инерции, больше от скуки или, вернее, он, может, даже очень соскучился по мелким перепалкам с Кватро, его занудству и вообще прежним, простым временам, или примерял неумело на себя роль командира над превосходящим его многократно товарищем, ибо обычно управлял лишь собственной фракцией — почти что семьей.

— Полагаю, необходимо обновить данные об уровне сил лидеров Готея 13, поскольку материал, представленный в моем проекте, на текущий момент устарел, — Сифер высокомерно окинул взглядом идущего рядом Сексту, и тот усмехнулся. — Учитывая, что ты открыл гарганту именно в измерение Общества Душ, я прав.

— Бой до первой крови, — Гриммджоу плотоядно осклабился, всем видом демонстрируя, что не собирается следовать правилам.

— Ясно, — кивнул арранкар.

Небольшое сражение действительно может принести облегчение. И хоть обычно он не склонен снимать напряжение силой, возможности отточить мастерство не было с момента битвы с Куросаки.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Улькиорра? — навязчиво прервал молчание Джагерджак, вознамерившись устроить тому встряску перед сражением, и Сифер едва не закатил глаза. — В том, что ты неудачник, — он отстал на шаг, чтобы держаться позади арранкара, как навязчивый голос подсознания, как тень его сородичей, как предавший зов пустоты. — Имея ум, силу, талант, ты продолжаешь быть неудачником, — увереннее вывел он, но Кватро и бровью не повел.

— Это не я проигрывал все свои сражения в последней войне, — между делом напомнил тот.

— Только я не о сражениях, — хитро прищурился Гриммджоу. Всегда казалось, что Сексту слишком легко вывести из равновесия, достаточно лишь сказать о его неудачах или неповиновении, как тот непременно вспылит, казалось, что отсутствие цели устраивало его, он служил Айзену едва ли не дольше всех, но совершенно не собирался придерживаться установленных тем законов, имея свои принципы и ставя их выше навязанных целей Владыки, казалось, он был образцом идеального Пустого, которого интересовали лишь сражения и сила. А может, это был обманный маневр, может, он, как и Кватро, скрывал ото всех свою сущность, может, знал и чувствовал больше, потому так раньше держался за фракцию. — Я имею в виду твою так называемую «миссию», которую ты провалил, — Сифер коротко и хмуро взглянул на него. — Ты ведь не смог спасти женщину. Не смог одолеть Куросаки. Не смог защитить Лас Ночес.

— Я убил Куросаки. И Айзену-сама не пришлось бы тратить на него силы, если бы ты не вмешался, — перебил его Улькиорра, сдерживая волну раздражения, — не хватало еще, чтобы кто-то, вроде несносного Сексты, порывался его учить.

— Положим, — как неестественно легко, с коварной ухмылкой согласился Гриммджоу, заставив арранкара снова обернуться. — Но в смерти пленницы только ты виноват, — пригвоздил он, словно стремился распять Улькиорру. — Какого хера тебя понесло во всю эту сентиментальную чушь?! Мирный план захвата Сейрейтея, тихая жизнь в горной деревне — ты что, отупел совсем, пока жил с этой бабой? — он беспомощно развел руками. И Сифер напрягся от осведомленности Джагерджака, ибо это означало, что Айзен высмеял его просьбу, его стремления подняться над бессмысленными убийствами, его надежду на будущее. — Очень хотел быть с ней? Айзен позволил ей жить, остальным насрать. Какого, блять, хера тебе понадобилось больше? — распалялся тот, как если бы Орихиме имела для него ценность. — Ты думаешь, ты весь такой особенный, да, Улькиорра? Думаешь, ты на особом счету. Айзен в тот день растоптал твою убогую гордость, утопил в крови! Это не женщина умерла, это ты подох, как собака! — он сплюнул, оттолкнул арранкара и прошел вперед. — Ты один виноват, что эта девчонка пострадала, — выдавил он со злобой сквозь зубы.

— Я знаю это, Гриммджоу, — без лишних эмоций принял Кватро свой приговор, готовый проследовать на плаху, но не Сексте вести его, не Айзену, а тот, кто достоин, умер почти полгода назад. — Я признаю свою ошибку. Теперь ты доволен? — с вызовом прошипел он. — Какое тебе до всего этого дело?

— Пошел ты. Кретин, — тот спрыгнул в открытое, чистое небо враждебного мира, щурясь от кислотного сейрейтейского солнца, теперь уже точно решив убить первого встречного, лишь бы вытравить улыбку пленницы из памяти.

Стоило Улькиорре перешагнуть границу, как он сорвался в сонидо, не желая больше терпеть раздражение, навязанное ему Джагерджаком. В конечном итоге можно было сколь угодно долго винить в гибели Принцессы Айзена, Гриммджоу и даже Куросаки, который, вместо того чтобы забрать ее с собой, отправился на заведомо обреченное сражение с беглым синигами, можно было и дальше продолжать игнорировать факт, что именно Сифер опытной рукой подвел ее к черте своими обещаниями свободы и мира, можно было продолжать заблуждаться, жить пустотой, чужими советами, всецело вверяя Владыке право вершителя судеб, можно свернуться клубком под грудой бумаг, окопаться в отчетах и по-прежнему тормозить всеми доступными способами работу души, что Орихиме вручила ему на прощанье, не анализируя, не вспоминая, игнорируя ее слова о связях, пронизывающих каждое сердце, а значит, даже если не стало ее физической оболочки, она все равно существует, живет, пока жив сам Улькиорра; можно было и дальше ничего не делать просто потому, что так легче, потому, что так безопаснее, так поступил бы любой в этом измерении. Но Сифер ведь не любой?

Он прошелся вдоль западных ворот, не встретив охраны, не найдя достойного противника, и решил подождать, ибо вторгаться внутрь, провоцировать, нарываться на бой не имело смысла. Гриммджоу не преследовал его, оставив лишь инверсионный след растревоженных воспоминаний и чувства вины, и Сифер уповал на покой, что хранил в себе, по словам пленницы, густой лиственный лес, безмятежная красота цветов, отмечая, что надо проводить вне стен затхлого, душного замка хоть пару часов в день. Он спустился к земле, прошел меж лугами, вдыхая до боли приторный воздух, срывая бутоны, касаясь губами тонких, дрожащих травинок, боясь, что те осыплются пеплом, истают в смертоносных ладонях, вслушиваясь в щебет птиц и безмерно жалея о скудости жизни в Уэко Мундо, где сама природа воспитывала ожесточенность и злобу. Так и они могли гулять с Орихиме, взявшись за руки, целуя цветы, не прерывая молчания, зная, что для пения душ слова не нужны. На расстоянии километра плеснулась чужая реацу, и Улькиорра застыл, насторожился, приготовился.

— Не каждый способен оценить красоту здешних лесов, — синигами завис в нескольких десятках метров от арранкара, выжидая, но Кватро молчал. — Айзен послал разведчиков? — скупая тень меланхолии и скуки подернула его лицо, не отображая заинтересованности.

Сифер глянул на значок — капитан третьего отряда — значит, Ичимару Гину нашли замену. Два месяца назад, когда он собирал информацию, это место по-прежнему было вакантным.

— Невежливо врываться в чужой мир и даже не представиться, — синигами сделал несколько шагов вперед, держась расслабленно, как если бы имел преимущество, и озадаченно продолжил: — никак не могу определить твой уровень сил. Ты скрываешь реацу?

Улькиорра взмыл над лесом, замер и на пробу выпустил две балы — пусть думает, что он слаб, что без труда одолеет его, пусть потеряет бдительность. Тот ожидаемо увернулся и попытался нагнать арранкара. Необходимо было составить представление о скорости противника, и потому Кватро поднялся выше, резко изменил траекторию, ушел в сонидо и оказался за спиной синигами. Капитан метнулся за ним, заметно отставая, и в итоге отпрыгнул от очередной балы, выпущенной почти в упор со спины, предпочитая больше не рисковать и держаться на расстоянии. Ясно, скорость и маневрирование — не его сильная сторона, — вывел Сифер, оставляя один процент сомнений — вдруг враг, как и он, не показывал всей силы.

— Ты один? — окликнул его синигами.

— Да, — Улькиорра стоял поодаль, вновь спрятав руки в карманы, сканируя каждое движение соперника.

— О, ты умеешь разговаривать! Тогда, может, назовешь свое имя? — он неприветливо, высокомерно улыбнулся. — Ты Эспада?

— Нет, — говорить правду, сообщая о рангах, было опасно. Узнай синигами, что перед ним Кватро, сразу свяжется со своими и вызовет отряд подкрепления — у этих, в отличие от арранкар, не было воинской доблести — это Сифер прекрасно знал — и бои один на один не приветствовались. Хотелось верить, что Гриммджоу принял те же меры предосторожности.

— Зачем ты явился сюда? — капитан, как и Улькиорра, не доставал меч и сыпал лишь среднего уровня кидо, видимо, продолжая пытаться оценить способности противника.

— Убить тебя, — Кватро вновь занял позицию над врагом, намереваясь использовать преимущества воздушного боя, и выпустил серо, не слишком долгое, но достаточное для первого урона, и нахмурился, когда синигами не защитился, верно, стремясь считать его уровень реацу.

— Что ж, тогда я буду первым, — капитан довольно ухмыльнулся, обнажая клинок и перекрещивая его с ножнами, — Роуджуро Оторибаши, капитан третьего отряда, — разрозненные аккорды управляли появившейся тонкой проволокой, что стрелой полетела к Сиферу.

Дальние атаки? — Улькиорра ненавидел сражаться с теми, кто, как и он, предпочитал в основной занимать позицию над головой противника, предпочитая бой на расстоянии. Впрочем все вздор, — и намотав струну на локоть, он резким движением оборвал ее, даже не порезавшись.

— Какое варварство — голой силой лишать мой арпеджио мелодики! — Роуз развел руками, возвращая меч в ладонь. — Ты не похож на обычного нумероса, — но тот вновь промолчал, лениво уклонившись от очередного хадо.

Слишком вялый бой, настолько неторопливый, что даже Сиферу сделалось скучно и захотелось подыскать себе другого противника. Однако он не был осведомлен о способностях этого синигами, и данный аспект слегка подогревал интерес. Он не был похож на новичка, скорее, чем-то смахивал на самого Улькиорру, только чуть более легкомысленный и любящий покрасоваться, но такой же высокомерный. Отбросив лишние размышления, арранкар в один прыжок оказался перед соперником на расстоянии локтя, использовав его заминку, и ладонью пробил тому ребра. До первой крови, да? Слишком легко, посетовал он, наблюдая, как соперник харкает ошметками легких. Откуда-то слева донеслись звуки боя и раскатистая брань Гриммджоу — как неосмотрительно — теперь ложь Сифера стала очевидной. Видимо, Секста тоже нашел себе противника и теперь развлекался в свойственной ему несдержанной манере, круша все вокруг.

— Хм. Значит, больше нет причин церемониться, — меч Роуза засиял ярко-желтым. — Играй, Киншара! — и отовсюду хлынула музыка.

Звуковая волна? — насторожился арранкар. Гриммджоу использует нечто подобное, только в более примитивной форме, подумал он, прикидывая, куда ударит враг. Хлыст щелкнул рядом, словно тот пытался обвить им тело Пустого, и Кватро отпрыгнул, собираясь ударить серо, но не успел, — хаотичная музыка лишала концентрации, путала слух, звуки фонили в голове дисгармоничной какофонией, он поморщился, злясь на себя, ибо не приучил себя к шуму, и в этот момент кнут пронесся над ухом, едва не рассек скулу. Улькиорра ухватил его, намереваясь, как в прошлый раз, разорвать, но струна завибрировала, засветилась, Роуджиро коснулся ее, и Кватро едва на оторвало руку, перемолов ткани в фарш. Он дернулся, часто дыша от вспышек боли, сглатывая собственную неосмотрительность и молчаливый упрек, выпутываясь из чрезмерно удлинившегося хлыста, распространявшего тревожный трепет по телу, нарастающий из-за нелепых аккордов, и в итоге отрубил себе изувеченную конечность вместе с наконечником кнута и отпрыгнул на безопасное расстояние.

— Струны моей гитары поют, очарованные фейерверком из твоей крови, — высокопарно проговорил Оторибаши, улыбаясь уголками губ.

Как Сифер и думал, враг лишь примерялся, прикидывал, оценивал, наблюдал. Регенерация не шла в этой форме, но высвобождать меч теперь было слишком опрометчиво. Проклятый дальний бой, который навязал ему синигами, ставил Улькиорру в невыгодное положение: с одной рукой, да даже если и с двумя, сейчас он мог лишь применить серо или балу, преимущества сонидо терялись в скорости и замахе кнута. Он глянул в строну Гриммджоу — тот пока тоже не использовал ресуррексион, хотя и был ранен. Видимо, ему попался силовой тип — как раз в его духе.

— Кажется, твой друг нарвался на Кенсея, — заметил капитан.

— Он мне не друг, — буркнул Сифер, уходя резким движением вверх и атакуя молниеносным, продолжительным серо, безуспешно пытаясь подобраться ближе.

Это не то, что сражаться с неопытным Куросаки или вспыльчивым Джагерджаком, наткнуться на противника, подобного себе в плане атак, — худшая из зол. Значит, выбора нет и все-таки придется прибегнуть к высвобождению — только так возможно восстановить руку и сражаться на равных в дальнем бою. Он скрипнул зубами, ибо для синигами увидеть ресуррексион Эспады — слишком ценный подарок, и сместился в сторону города, зная, что враг попытается избежать нежелательных потерь среди мирного населения, и глухо, властно произнес:

— Сковывай, Мурсиелаго! — уверенный, что теперь осталось недолго, быть может, пара минут.

Окрестности накрыло пеленой зеленого ливня, люди в Руконгае истошно вопили, стремясь укрыться от всепроникающих струй ядовитой реацу Пустого, а тот, облаченный в белое платье, расправил раскидистые черные крылья, аки сын Погибели, ибо теперь его очередь наслаждаться «кровавой» мелодией.

— Какого черта… — шипел Джагерджак, пропитываясь до костей давящей, разъедающей силой Кватро, впервые наблюдая его высвобождение. Кенсей, успевший к этому моменту надеть маску, опасливо озирался по сторонам, выбитый из колеи паникой внутри городских кварталов, ожидая, что охрана должна отправить как минимум один отряд на выручку. И Секста успел использовать время: за долю секунду вошел в ресуррексион, не думая, что Улькиорра непременно станет корить его за это, оглушил противника рыком и следом сковал Десгарроном, добившись относительно бескровной победы, ибо его кидотипные атаки давали огромное преимущество над любимым силовым занпакто. Синигами рухнул вниз, не умер, но и не спешил наносить ответный удар, возможно, лишь дожидаясь момента атаковать. Гриммджоу это вполне устраивало, он таращился во все глаза на мощь Сифера, опьяненный его красотой.

— Значит, все-таки Эспада, — Роуз застыл напротив арранкара, стремясь предугадать его дальнейшие действия. — Скажи, в армии Айзена не принято избегать гибели невиновных? Вы, как звери, убиваете всех подряд? — он сделал замах: — Банкай: Киншара Бутодан! — а это значит, что враг терял самообладание, раз так легко раскрыл последний из имевшихся козырей, и Сифер едва не улыбнулся в ответ на возросшую силу капитана.

— Ты предлагаешь мне обращать внимание на мусор под ногами? — не дав противнику отреагировать, он направил в того серию из пяти копий Луз де ля Луна, перемещаясь вокруг синигами, сокращая тому радиус для атаки.

— Ты сгоришь в пламени Прометея, животное! — возвестил высокомерно Оторибаши, высвобождая Танцоров Смерти, окутывая все звуками невротичного, надрывного, расстроенного фортепиано, окружая арранкара языками пламени.

Подвох? — Улькиорра чуть улыбнулся, слишком легко разгадав секрет банкая. Он одолеет его, даже если реацу синигами возрастет до небес, он все равно одолеет его с помощью уникального зрения.

— Бесполезно. Мои глаза видят все. Твои жалкие иллюзии — ничто по сравнению с гипнозом Айзена-сама, — он выставил вперед восстановившуюся правую руку и выпустил сминающее пространство, оплавляющее воздух серо оскурас и следом копье, безучастно наблюдая, как Роуз, покрытый ранами, падает на землю, отмечая, что в целом пока ничего необычного не произошло и синигами вполне держал уровень капитана.

— Ты едва не повредил мои волосы, — Оторибаши мгновенно надел маску — единственное, к чему не прибегал пока, и ударил ответным, но более слабым, серо.

Способности, как у Куросаки? — арранкар уклонился и вновь выпустил Луз де ля Луну, которую, однако, успешно поглотила атака вайзарда. Вдруг возникла волна, принялась давить, погребая под собой окрестности, и Сифер рассек ее, раздраженный, что враг, несмотря на предначертанный проигрыш, не сдается.

— Я ведь сказал, твои иллюзии на меня не действуют, — он ринулся вперед, намереваясь если не проткнуть синигами копьем грудь, то отрубить руки, которыми тот все это время активно жестикулировал, изображая игру на фортепиано. Противник попробовал скрыться в сюнпо — как глупо — Улькиорра настиг его и располосовал грудь стремительным ударом копья от ключицы к последнему ребру. — Сдавайся, и я отпущу тебя живым. У меня нет приказа убивать кого-то из вас, — надменно изложил он, словно милосердный бог предложил заблудшим спасение.

Кенсей тем временем высвободил банкай и обрушил на Гриммджоу череду тяжелых ударов и мощное серо, подавляя его потуги победить. Тот едва не терял равновесие, сгорбился, перехватил синигами за руку и в прыжке ударил ногами в грудь, собираясь выпустить Гарра де ля Пантера, чтобы пробить оборону врага, как внезапно донесся надрывный, короткий вопль Улькиорры. Секста оторопел, обернулся и, не понимая, что происходит, увидел, как Сифер, словно подкошенный, рухнул на землю. В руках капитана третьего отряда было какое-то устройство, напоминающее радар или локатор, но способный уместиться в ладони, и если ни сам Джагерджак, ни его противник не пострадали, то значит, прибор был локального действия.

— Роуз, это лишнее! — одернул Кенсей и, внезапно бросив сражаться, поспешил к товарищу. — Вызывай двенадцатый отряд, пусть заберут тела, — сообщил он так, словно Секста был уже мертв. — Возвращаемся, — он вернул меч в исходное состояние.

— Какого, блять, хрена здесь происходит? — взревел арранкар. Как вдруг устройство направили на него тоже. Заложило уши, сердце едва не лопалось от натуги, он попытался сделать вдох, и в итоге закричал, инстинктивно используя звуковую атаку для защиты.

Хрипя от усилий, превозмогая невыносимую боль, он скрыл себя и умирающего Кватро в луче Негасьона, не собираясь жертвовать его тело лаборатории синигами, отмечая, что тот истекает кровью. Открыв гарганту, Гриммджоу взвалил Улькиорру на плечо и тяжело зашагал к дому, сомневаясь, что арранкар переживет переход между мирами.

Сифер не видел, не слышал, не чувствовал больше, лишь глубже, стремительнее погружался в бездонное, вязкое тело немой пустоты, вновь лишенный возможности взаимодействовать с миром, утратив отчаянную надежду впустить в себя частицу покоя и счастья. Колебания расходились волнами, накатывали и отступали, чтобы вернуться с удвоенной силой, ползли кругами на кварцево-изломанном зеркале, проникали в сосуды организма, смешивались с вскипающей кровью и стремились наружу, переполненные отчаяньем Кватро, рыскали в тканях, в болезненном мозге, выедали глазницы, касались гулкими звуками осколков костей и трепетали вместе с сиплым, некогда бархатным голосом, скорбным воплем, плачем, стенанием, подменяя собой двойственную душу Принцессы. В глубине, где прожорливая тишина поглотила остатки стонов и криков, вдали от возможных пределов и правил жалась к разрушенным, оскверненным, не окропленным мерцанием звезд камням бедная пленница, жалкая, тающая в свете посеребренной луны. И Сифер, почуяв ее внутренним взором, рванулся навстречу, протягивая бледную руку, словно первый луч редкого, едкого зимнего солнца, все ближе и ближе, минуя преграды, отрицая влияние смерти, жертвуя ей свою бесполезную силу ради мгновения рядом с Принцессой, зная, что та непременно погибнет в его губительной страсти, зная — такая любовь искалечит обоих. Вот же она — живая, реальная, дарит ему отсвет блеклой улыбки, смотрит с укором, вот же она, совсем рядом. Орихиме! Орихиме…

Когда Гриммджоу доставил Улькиорру, покрытого побуревшими пятнами крови, в замок, его сердце не билось.