Небесная презумпция (джен)

Прошло уже несколько спокойных месяцев. В воздухе чувствовался привкус колкого морозца, уже выпадал снег, который либо тут же таял на дороге, либо обрастал ледяной коркой. Людей на улице днем становилось меньше, реже проезжали повозки и омнибусы, в которых был всегда набит народ. Единственные, кому было все равно на перемены — дети. Они и не думают о последствиях лишней прогулки под дождём или любой другой непогодой. Единственным для них разочарованием могли быть нравоучения людей постарше: строгой няни, педантичной матери или отца, перепуганных братьев или сестёр. Они пообижаются, надуют щеки, потом снова побегут играть, только если их не посадят под домашний арест. Детство, воспоминания о нем, порой вовлекают взрослых в печальные и тёплые раздумья о прошлом, о том времени, которое они не ценили.

— Марта! — из дремы вытащил голос Алисы.

На дворе было позднее утро. Выходной, даже в стенах училища.

— Вставай, засоня! Без тебя тут скучно!

Девушка недовольно потирала глаза, потянулась, посмотрела по сторонам. Никого из соседок в комнате не было. Марта удивлённо уставилась на Алису, которая спрятала лёгкий смешок между губ.

— Всех отпустили уже, а ты спишь и спишь! Я из-за тебя никуда не уходила. Ждала, караулила, сон охраняла.

— А… Я тебе что-то обещала, раз уж ты так настроена?

— Нет, но у меня есть предложение от которого ты точно не откажешься!

Марта приобняла уголок одеяла, расфокусировав взгляд.

— И какое же?

— Прогуляться! А может ещё и на каток пойдём…

— М, ты серьёзно? Я ожидала что-то чуть… иного, — протянула Марта, ещё полностью не отойдя ото сна.

— Да, и чего же? — спросила девушка, дёрнув бровями.

Марта призадумалась, ища в голове различные варианты ответа: ничего не думалось. Ладно, она сказала все в пустоту.

— Опустим. Я не против погулять.

Военная поднялась с кровати, подошла к общему шкафу и взяла со своей полки форму. Немного мятая, но вполне сносная.

— Алиса, отвернись, пожалуйста. Я переоденусь.

— Да? А в присутствии других ты не так сильно об этом заботишься! — заметила подруга.

— Тц, я просто встала не с той ноги, — отмахнулась Марта.

Подруги уже шли по улице, покинув стены училища. Невесомый снег плакал, хрустел под сапогами. Лёгкий морозный ветер дул на щеки, врезался в нос, вызывая дрожь по всему телу. Не противную, довольно лёгкую и бодрящую. Как раз то, что было нужно нашей сонной подруге. Бодрость давала думать, а мысли заставляли вспоминать. Зима ассоциировалась у Марты с детством — той порой, которую она до слез любила по сей день.

* * *

Зима. Примерно декабрь, уж точно не вспомнить. Девочке ещё нет восьми, она смиренно спит на большой кровати, укрывшись пухлым одеялом. Ей так было теплее, мёрзнуть она не любила. Тик-так. Звон будильника прерывает сладкий сон, из-за чего Александра недовольно мычит, заткнув уши подушкой, обвив ей лицо. Не подействовало. Девочка катается по кровати, берет свою любимую плюшевую игрушку — вязаного серенького пуделька, которого ей подарила на пятилетие тётя, хочет кинуть его в злобное нечто, что позволило себе кричать в такую рань.

— Граф, угомони его! — бурчит она своему шерстяному другу, тряся его в руках.

Граф будто ей кивает головой и смотрит своими преданными глазами-бусинками. Он готов исполнить приказ своей маленькой подруги. И вот он наконец летит до часов, словно обретает крылья. Пёс раскидывает лапы, готовясь к атаке — он поскальзывается и плюхается на пол.

— О нет, Граф! — девочка невольно вскрикивает. В её голове слышалась детская, чуть преувеличенная печаль.

Дверь в комнату открывается.

— Доброе утро, Александра, — из-за двери выглядывает отец, а после заходит в комнату, на миг замерев. — Тебя беспокоит будильник?..

Гавриил подходит к комоду, выключает будильник. Мужчина переводит взгляд на пол.

— Опять Графа мучила? — спросил родитель с доброй улыбкой.

— Не мучила, а попросила помочь, — возразила девочка, надув щеки.

Мужчина поднимает игрушку с пола, оттряхивает и смотрит на неё — глаза пуделька довольно заблестели.

— Держи. И пообещай ему, что больше не будешь так жестоко с ним обращаться.

Александра берет друга из рук отца с аккуратностью, прижимает пуделька к себе. Потом, переводит взгляд на родителя.

— Разве ты не уходишь по утрам, папа?

— Сегодня нет. У меня выходной.

— Выходной?!

— Да. Скоро Рождество, нас отправили на выходные чуть раньше. Не прекрасно ли это, Александра?

Девочка несколько раз кивает.

— Ты будешь играть со мной?

— Играть?

— В куклы! Нет, будем играть в прятки или догонялки!

Девочка не перестаёт перечислять всевозможные для неё варианты весёлого времяпрепровождения. Она смотрит на отца, залившись смехом. А вроде и недавно она была совсем сонной и вредной. Александра прыгает с кровати, держа Графа в руках и пулей вылетает из комнаты.

— Догони меня, папенька!

Нечёсаные чёрные кудри забавно подпрыгивали, пока девочка бежала из одной комнаты в другую, потом кружилась по коридору, чуть не запнувшись на ровном месте о кафель.

— Держись, Граф!

Александра держала игрушку в руках, хихикая, убегая на кухню. Отец, поддавшись милой простоте дочери, пошёл за ней, подыгрывая, что не может догнать её. Девочка знала, что точно победит. Цель — комната мамы.

Не рассчитав скорость, малышка врывается в комнату, чуть не сбив родительницу с ног.

— Мама! Я выиграла!

— Ох, а я-то думаю, кто тут шумит, — с наигранным удивлением сказала женщина, широко улыбнувшись, — Доброе утро! Ах, ты как домовой! Позволь тебя расчесать…

Александра вмиг замирает и стоит, словно старинная статуя. Граф еле держался за руку своей подруги, болтаясь над ковром.

— А ты расчешешь Графа?

— Да, и его тоже.

— А меня, Сонюшка? — Гавриил выглядывает из-за угла, приподняв уголки губ. Чёрные пряди волос спадали на лицо.

— Ты уже причесан, — Софья отрицательно кивает головой.

Мужчина хмурит брови и хмыкает, кинув взгляд на супругу.

— Ладно — ладно.

Вскоре Александра сидела на высоком (для неё) стуле, болтая ногами, пока её матушка старалась распутать волосы дочери. Движения руки её были еле ощутимыми, нежными. Она не хотела случайно принести девочке боль.

— Мама, ты скоро?

Малышка вертела всем телом, ибо ей уже наскучило сидеть на одном месте.

— Ух! Александра, не мотай головой, а то вдруг гребнем в глаз тыкну!

Девочка перепугано вздыхает, смотрит на Софью и замирает, изредка моргая и смотря в одну точку.

— Молодец, я почти закончила.

Укладка закончена, Александра теперь похожа на обычного ребёнка с горящими любопытными глазами и бесконечными идеями и энергией.

— Спасибо, мама!

— Александра, запомни: не мама, а матушка.

— Ой, мам—тушка! А в чем разница?

— Этикет. Когда мы будем где-то в обществе: в гостях, к примеру, ты должна называть меня так. Ты же у меня хорошая девочка, да?

— Да!

— Как все быстро меняется, знаешь ли… Одно десятилетие пройдёт — это слово правильно, другое нагрянет — иное слово верно, — Софья смотрит на дочь, которая недоуменно свела брови, сидя на стуле, — Ох! Что-то я вправду Заговорилась.

Женщина помогает девочке слезть. Александра поправляет платье, кружится, приподняв его уголки.

— Позволь тебя поцеловать, милая!

Софья целует дочь в щеку, получая в ответ широкую улыбку, чуть оголившую ряд молочных зубов.

— А меня не хочешь поцеловать, душенька? — подловил мужчина, вновь выглянув из-за угла и подмигнув.

— Гавриил, что-то ты размечтался. Не при ребёнке же…

— Милая, это просто поцелуй. Ничего такого… Мы столько лет с тобой вместе, — продолжает говорить военный, приподняв бровь.

Мужчина переводит взгляд на дочь, которая в то же время глядела то на него, но та Софью, не до конца понимая происходящее.

— Софья, ты же помнишь, как мы с тобой познакомились… — тянул мужчина, идя к самому интересному и довольно забавному эпизоду.

— Не время для этой истории! П-потом. Уговорил меня, хитрец.

Женщина делает несколько шагов и легонько целует. Руки плавно скользнули к волосам Гавриила, кончики пальцев коснулись прядей, задели собранный хвостик, сорвали резинку. Софья отрывается от мужчины, хитро ухмыльнувшись, смотрит на Александру, смущённо хихикнув. Гавриил же не спускал с глаз с супруги. Девочка все это время сверлила родителей взглядом, выгнув брови, показывая так свое удивление и… любознательность?

— Кхе — кхем! — притворно кашляет Саша, желая, чтобы на неё снова обратили внимание.

* * *

Девочка бежит по улице, дождавшись наконец того дня, когда она проведёт его вместе с отцом. Прохлада и снег обоймили землю, покрыли еле чувствуемой ледяной коркой.

— Саша, осторожней! — говорит с лёгкой тревогой Гавриил, поправляя пальто, на котором красовались военные знаки. Он потирает бровь, ибо недавний шрам ещё время от времени давал о себе знать.

Александра замирает на месте, подаёт отцу ручку, скрытую перчаткой.

— Так лучше? — задаётся вопросом девочка, растянув губы в длинную полоску.

— Лучше.

Теперь они шли гораздо спокойнее, не считая минутных детских шалостей: Александра могла дёргать Гавриила за пальто; отпустить руку отца, пробежать так несколько метров, поскользнулся на ровном месте, шлепнуться, сесть посреди тротуара, затем резко встать и вернуться к родителю, будто ничего и не было.

— Александра, мы почти дошли. Будет не смешно, если ты себе шишек набьешь, а потом будешь маменьке плакаться, — Гавриил присел, чтобы быть на уровне с дочерью. Девочка посмотрела на него, попытавшись полностью осознать сказанное.

«Как можно набить шишек, если они растут на деревьях?»

— Поняла тебя, папенька.

Они подошли к катку. Летом это просто пустырь, окружённый деревьями и скамьями (из него когда-то хотели сделать парк), зимой — излюбленное место детей и взрослых, преимущественно средних сословий. Александра сидела на скамейке, ожидая, когда Гавриил принесёт ей заветные коньки — она мечтает научиться кататься.

— Папенька, а ты будешь кататься? — спрашивает девочка, наклонив голову вбок.

— Нет, сегодня я буду твоим учителем и поддержкой, — отвечает мужчина, по привычке убрав одну руку за спину.

«Вдруг шлепнешься, ушибешь что-то, а отхвачу я.»

Вот острые лезвия уже на ногах. Мужчина застегивает ремешки. Александра идёт на лёд, но уже с большей осторожностью, Шажок — нога скользит сама по себе. Девочка ставит вторую на лед, замирает.

— Как-то страшновато…

— Я тоже учился, когда был совсем маленьким, — Мужчина встаёт на лед, готовый подстраховать дочь. — Я бывало, даже сбегал из дома, чтобы уделить время катанию.

— И тебе не было страшно одному?

— Ну, я тогда был чуть взрослей тебя. На годиков пять.

* * *

Вечер. В старом доме пахло сыростью — мокрая древесина на чердаке давала о себе знать. В 18ХХ часто лили проливные дожди, быстро ударяли морозы, покрывавшие все улицы города льдом. Такое наблюдалось несколько лет подряд, об этом не раз печатали в газетах тех времен, давая повод на дискуссию людям, которые умели читать. Промозглость зим прошлого чувствовалась даже через буквы.

Снежная поволока, громкие разговоры, смех прохожих, звенящие входы в магазины и лавки — то, что ассоциировалось у юного Гаврилы с кануном Рождества. В день, когда матушка позже потащит его на службу, говоря всю дорогу о Господе и покойном отце, совсем не уделяя внимания маленькому сорванцу. Любопытные вопросы сына она пропускала мимо ушей, часто погружаясь в свои мысли: женщина не могла уйти от скорби.

— Маменька! Маменька! — Гаврила тянет родительницу за рукав, стараясь обратить на себя внимание. Бывали случаи, когда мальчик пытался калечить себя — лишь бы матушка вышла из раздумий, обратила на него внимание и приласкала.

«Как же зовут тебя, маменька? Ах, эгоист. Я забыл. Забыл твоё имя. Я помню твою унылую печаль в глазах, то, как ты стоишь у иконы, как крестишься и плачешь.»

— Гавриил, сынок, ты уже — мой подарок! — восклицала ты время от времени, будто в радостном припадке.

А я, глупый мальчонка, лишь наблюдал за тобой. Не смел двинуться, тем более убежать. Ты распахнешь свои худощавые руки — я невольно дивилюсь этому.

— Ты послан мне Богом. Я так долго молила об этом Господа… — продолжала ты, обняв меня резко, с каким-то благородным порывом, который вызвал в моем теле лёгкую боль.

Иногда моему детскому разуму казалось, что это мило, когда-то — странно. Иногда ты пугала меня, но молодое сердце прощало эти странности.

Мне жаль, что ты не увидела меня в погонах. Ты мечтала, чтобы я стал счастлив. Но, я не чувствую к тебе большой привязанности. Ты — часть моей жизни, но не та, которую хочется вспоминать так, что после будут слезы.

Гавриилу уже 10, и жизнь его не так однообразна. Мама нашла себе нового ухажера, как говорят, состоятельного дворянина и офицера, который прошёл через большое количество сражений, обладал стальным характером. Маленькому Державину он не сильно нравился, особенно, когда мужчина пытался командовать мальчиком, что-то вскрикивать и приказывать. В один из таких случаев Гавриил убежал из дома.

И снова была зима. Все тот же пушистый снег. Всё те же счастливые люди, семьи, друзья. А мальчик шёл совсем один, держа коньки в маленькой сумочке. Бывало, когда Гавриил так бродил в одиночку, какой-нибудь неравнодушный человек спрашивал, не потерялся ли он. Гаврила качал головой по сторонам, продолжал идти.

Он любил играть с другими детьми: обычно это были дети мещан или зажиточных крестьян. Они часто составляли компанию мальчику, помогали отрабатывать умение кататься.

Гавриил пришёл к этой идее довольно рано и горел ей все детство. Когда мальчик чувствовал себя неуютно в окружении семьи он шёл на каток, на площадку, в парк — куда угодно, чтобы учить себя и развлекать, чтобы быть подальше от жестокого отчима и несчастной матери. И так шли его юные года, пока новый отец не изменил в корне судьбу наивного сына. Но какой бы лист календаря себя не сменял, молодой офицер помнил о своей детской мечте.

* * *

От накативших воспоминании внутри груди Гавриила будто сжались лёгкие — волнение окатило все тело на миг. Мужчина не показывает на себе боль прошлого, ласково придерживает дочь за плечи.

— Держись на льду ровно, если что — расставь руки, словно птица. Будто хочешь махать крыльями, так твоё тело будет балансировать, — военный вздыхает и продолжает говорить. — И запомни: не падай на спину, лучше на бок, руки прижми.

Пока мужчина что-то объяснял Александре, она сделала несколько шажков по льду, чуть пошатнувшись.

— Попробуй походить, правильно! Потом я тебе покажу, как надо скользить. Конечно, если ты себя будешь чувствовать уверенно на ногах.

Девочка кивает, снова пытается идти. Запинается — отец сзади подхватывает её.

— Говорю же, Саша. Не на спину.

Александра хихикает, идёт по льду теперь без опаски.

— Хи — хи, скоро я буду как ты, папа!

Так они провели за занятиями несколько часов. Спустя небольшого количества падений, в начинаниях малышки стали происходить успехи, что не могло не радовать её. Конечно, после этого и Гавриил чувствовал гордость за свою дочь и за самого себя. Потом, когда они шли обратно, Александра была в таком воодушевлении, что улыбка не спадала с её лица, а щеки и нос чуть покраснели.

— Папа, скажи, у меня правда хорошо получается? — спрашивает девочка несколько раз, дергая за рукав. Гавриил ей кивает, приулыбаясь. — Точно — точно? — и снова в ответ кивок.

— Конечно, Сашенька. Разве я когда-нибудь тебе врал?..

* * *

Алиса и Марта сидели на скамейке, закрепляя на ногах коньки.

— Алиса, погоди… Ты вообще умеешь кататься? Мы с тобой так-то впервые пришли, — вопрос был спонтанный, но вполне к месту.

— Довольно плохо. Но ты меня поймаешь, если что? — с лёгкой саркастичностью в голосе спросила девушка, закрепив второй конёк.

— Сама падай. Мы не в парном катании участвуем, — военная перевела взгляд на Алису, которая недовольно смотрела в ответ. — Если что, лучше падай на бок.

На заявление Марты девушка недовольно хмыкнула и, потупив глаза, осмотрела каток. Лёд был чуть припорошен пушистым снегом, голые его участки поблескивали на солнце, доставляя глазам небольшой дискомфорт. Девушка встала на лед и, сделав парочку неуверенных шагов, оттолкнулась и поехала без какого-либо страха. Тут же к ней приблизилась Марта, схватив за плечи. Алиса замерла.

— А-а-а! Чего пугаешь? — девушка вмиг расставила руки, пытаясь удержаться. — Я чуть не упала!

— Так я бы тебя подняла, чего боишься, — подтрунивала Марта, еле сдерживая смех.

Девушка отдалилась от подруги и скользила по льду дальше, не пугаясь вырисовывать какие-нибудь простые фигуры. Ловкость и плавность движений будто были выстроены у неё сразу в своём внутреннем порядке: хотя это был результат долгих тренировок из детства. На миг Марта будто забыла про то, где она, кто она, кого играет и перед кем: девушка облачилась в ту самую наивную Александру. И тяжело от себя её оторвать, отделить. Ведь это её часть.

И кажется ей, что все видимое — сон, и что она скоро проснётся. Кто-нибудь вытащит её из этой затяжной комы.

Резкий порыв ветра. Марта остановилась рядом с Алисой, уткнувшись уголком лезвия о лед, которая за все это время лишь наблюдала за подругой, ощущая, как в груди расползался странный жар: это было восхищение. Неужели её вечно приземленная, мечтательная о прошлом Марта, способна на что-то подобное?

Алиса глянула на подругу, затаив дыхание.

— Я… Я не думала, что ты способна на такое. Это было красиво! Да и шаг по сравнению с тобой не сделаю. Почему ты не говорила о том, что умеешь кататься?

— Не хотела афишировать свое умение. Скучно, когда человек знает обо мне слишком много, — отвечала с гордостью девушка, чувствуя, как самооценка поднималась вверх после комплимента Алисы.

— Какая ты все-таки странная, Марта! — воскликнула Алиса, наконец сдвинувшись с места и проехав по льду с большей уверенностью.

— Я знаю, — подметила девушка, смотря по сторонам, недолго молча. — А давай наперегонки.

— Чего?

— Я первая! Догоняй! — Марта смеялась над ситуацией. Она быстро ускользнула от подруги, наконец ощутив в своей душе какую-то забаву.

— Постой! — Алиса вскрикнула, и, морально приготовившись надавать тумаков Марте, наконец поехала. — Я тебе такое задам!

Время шло, а к катку поспевало все больше людей: беззаботных детей и взрослых, решивших наконец отвлечься от тяжелых рутинных тягот. Солнце уже давно было не в зените, но не собиралось покидать горизонт.

— Скажи, Анастасия, как ты относишься к резким преобразованиям в обществе? — спрашивал мужчина коллегу, держа руки за спиной. — По типу насильственным переворотам…

— А не опасный ли это вопрос для такой обстановки, Рафаил? Мы идём мимо многолюдного места. А сейчас сам знаешь, какой народ, — отвечала женщина, глядя то на товарища, то на ближайшие невысокие здания с искусной лепниной.

— Брось, Вы, люди, всегда будете искать выгоду в первую очередь не для других, а для себя. — Рафаил принялся рассуждать. А это он очень любил. — Так что, если кто-то и услышит, то не думаю, что побежит жаловаться: скоро праздник, знаешь ли… А если будет донос, то об этот будут пестрить заголовки газет — кто хочет такие новости перед Священным Рождеством, а? — последние слова он протянул с какой-то странной, еле ощущаемой брезгливостью.

— Так Рождество же не завтра… — заметила женщина, искоса уставившись на приятеля.

— И не послезавтра. Настенька, Вы совсем перестали читать газеты? — изумился мужчина. — Знаете, как долго там все пишут и публикуют? А сколько идёт сам уголовный процесс, если кого-нибудь такого… Ать!.. Да поймали. Да на это и уйдёт несколько недель!

— Рафаил, прекратите занудствовать! Вы слишком в хорошем настроении! Никак не отойдете от последней встречи? — отрезала приятельница, хмыкнув.

— Анастасия, Вам хмурость не идёт. Улыбнитесь, милая, — завершил Рафаил, сказав это с аккуратностью.

Женщина ухмыльнулась, пряча улыбку, переводит взгляд на каток, уже заполненный людьми. Кто-то сидел на скамьях, болтая или переобуваясь, кто-то учился кататься, падая при каждом сделанном шаге, а кто-то пытался самоутвердиться на льду и показать всем свои умения, получая даже аплодисменты от незнакомцев. Внимание Анастасии привлекли две фигуры, которые чуть ли подрались на льду. Правда было видно, что одна из них была комично неуклюжей, когда пыталась резко тормозить или поворачиваться.

— Ты же знала, что я плохо катаюсь! Я чуть лёгкие не выплюнула, пока гналась за тобой! — причитала Алиса довольно раздраженным тоном, держа Марту за подбородок.

— Алиса, успокойся. Из-за тебя мы сейчас похожи на двух дур, — девушка ехидно щурилась, явно довольная собой.

Марта глядит в сторону, где был тротуар. Там стояли Анастасия и Рафаил. Вдалеке не было видно их лиц, так что девушка не признала своего знакомого.

— На нас даже уже вон смотрят. Отпусти. Прости. И все!

Женщина все это время не отводила взгляда от них двух. Это поведение ей не казалось каким-то специфичным. Она сделала несколько шагов вперёд, чтобы разглядеть получше: голос одного силуэта она будто где-то уже слышала. Издалека, конечно, он звучал чуть по-иному. Это мог быть её старый друг, подруга или знакомый. А может кто-то более…

Вмиг внутри Анастасии что-то ёкнуло: она не хотела подходить ближе, но чувствовала то, с чем ей пришлось расстаться много лет назад. Вмиг её окинула странная тяжесть и смирение, которое быстро вернуло её обратно в реальность. Женщина повернулась к Рафаилу всем телом.

— Тоже о чем-то задумался? — она спросила Рафаила, который загляделся на небо. Оно было ясным и безоблачным. Голубой и лазурный разливались по бескрайнему холсту небосвода.

«Был бы он рад встрече со мной?» — мимолетная мысль Рафаила о далёком прошлом. — «Да я сам себя обманываю сейчас! Не рад, не рад!»

— А? Да ничего особенного. Ответишь все-таки на мой первый вопрос?

Катание вскоре подошло к концу. Подруги уже успели помириться и шли обратно в свою «вечную» обитель.

— Марта, а знаешь… Я вот вспомнила про свою родню… — начала Алиса.

— Родню? Так ты же говорила, что…

— Дурочка, я про тётю и дядю своих! — буркнула девушка. — Так вот, они мне писали этой весной, что хотели бы встретиться со мной! А когда именно, не сказали! — Алиса недовольно сжала губы, выдохнула. — Я думала, что поеду к ним на это Рождество. Но я им ничего не писала даже. Они, наверное, не знают вообще, как я тут…

Марта шла рядом, слушая.

— Так вот. Ты бы хотела поехать со мной к ним в гости? Я бы тебя представила, сказала там, кто ты, — девушка глядела на подругу, которая удивлённо хлопала глазами. — Что тебя так удивило?

— Твоё предложение.

— Ну это лучше, чем сидеть в четырёх стенах все выходные, так ведь?

— Да, ты права. Только вот…

— Что?

— Твоя родня — она какая?

— Я тебе не рассказывала до этого? Да что ты! Мои тётушка и дядюшка — люди добрейшей души! — с восторгом заявляла Алиса, — Я же бывало, говорила про них, — девушка вздохнула, — А может ты и забыть успела, но ладно… Они меня никогда в обиду не давали, в платья наряжали, уму учили и сладости давали, когда мой отец этого не разрешал!

— Отец не разрешал носить платья? — Марта уставилась на подругу, — Так это же… Традиция вроде, как это называют. Это мы с тобой, нарушительницы закона, в брюках. Видимо, твой отец был очень странных взглядов.

— Он видел во мне мальчика.

— Что?!

— Это долгая история, потом — потом!

«Видимо, что-то серьёзное, если она отнекивается. На неё не похоже.» — подумала Марта.

— Надо будет только им написать письмо. Хорошо, что живут они не так далеко отсюда, — продолжала говорить для себя Алиса. Вдруг она наконец вспомнила про Марту. — Ты же не против поехать со мной?

— Конечно нет. Новые знакомства — это хорошо. У меня их в последнее время что-то многовато стало…

— Значит станет еще больше! О, а потом я тебя познакомлю со своими братьями?

— О, так ты не одна у них?

— Конечно нет! Знаешь, если бы не мой старший брат, то меня бы не отпустили учиться сюда.

— Правда? — Марта на миг остановилась, вскинув бровь. — Ты сама желала учиться тут?

— Именно! Тебя это до сих пор удивляет?

Марта отвела взгляд, чувствуя себя как-то пристыженно: в училище она оказалась ввиду необратимых обстоятельств. Возможно, для нее это был единственный выход, шанс остаться целой. Для кого-то же обучение там было точной целью и мечтой. Горечь растеклась по груди девушки, неприятно сдавив её.

— Да, немного.