Небесная презумпция (джен)

Тьма. Чей-то вой слышен среди сгущающейся пелены дыма. Александра не чувствует своего тела, не ощущает своего разума. Противный и резкий запах ударяет в нос, заставляя глаза наполниться слезами. Каждая частичка тела ужасно изнывала. Девушка старается встать на колени, но это удаётся ей с тяжелым трудом: по телу проходит волна боли.

Длинные спутанные волосы закрывают лицо. Александра поправляет их и, пытаясь ухватиться хоть за что-то, забывая, как балансировать, встаёт, покачиваясь. Голова сильно кружится. Девушка дрожит, словно хрупкий лист, смотря на запыленные ладони.

Сколько она тут уже находилась?

Растерянный взгляд по сторонам, попытка хоть что-то разглядеть через запятнанную густым смогом тьму. Вдруг в один миг, синхронно стали появляться в дыме яркие огоньки. Девушка делает шаг к ним, не подозревая ничего ужасного. Есть ли свет всегда спасение?

Миг. Огоньки одновременно стали сливаться друг с другом, отчего образовывается яркий свет. Александра закрывает глаза ладонями, боясь ослепнуть. Через секунду перед ней стоят огромные крылатые существа, обычно именуемыми ангелами.

Раньше мама говорила ей, что они хорошие, что помогают людям. Что так было испокон веков.

«На крыльях своей свободы несут они нам правду и благие вести, Александра.»

Тогда на лице родительницы была добрая улыбка, а в руках книжонка со сказками, которую так любила малышка. Конечно, тогда книжка была закрыта, ведь рассказы мамы были куда интереснее. Родительница всегда была добродушна к своей любимой и единственной дочери.

Все поменялось в один день. Невидимые существа стали заметны простым смертным. И хорошо, будь они добры и праведны, как писалось о них раньше. Они решили открыться людям, показать свое изношенное и перевернутое нутро.

Отец девочки ходит из одного угла комнаты в другой, о чем-то говоря себе под нос. Голос был его чем-то схож с твердым металлом. Стоя в дверном проеме, Саша замечает папу и незаметно подходит к нему, спрятавшись за его спину.

— Да они чёртовы звери. Что с ними произошло?..

Отец был погружен в раздумья. Девочка дёргает папу за рукав, желая получить внимания.

— Папенька, Вы про кого?

Её детский взгляд был лучиком света среди происходящих событий. Мужчина удивлённо поворачивается к дочери, распахнув глаза. Видно, что она его отвлекла от мыслей.

— А, Александра, это ты… Ты ещё мала для такого.

— Я уже совсем взрослая! Как ты и маменька.

Родитель сводит брови, неловко отводя взгляд: он бы никогда не желал соврать своему ребёнку. Но правда была слишком жестокой. Отец садится колени, чтобы быть наравне с дочерью. Они встречаются взглядом и, от резкого прилива теплоты в груди, он заключает дочь в объятия. На лице его легкомысленная улыбка, так противоположная прошлым мыслям. Зелёные глаза устало закрываются.

— Александра, побудь ребёнком. Я всегда успею тебе рассказать это. У нас с тобой ещё уйма времени.

«Однако, рано или поздно тебе реально придётся стать взрослой, пожелаешь ты этого или нет. Я не хочу тебя пугать. Ты слишком мала.»

Убийства мирных людей происходили все чаще. И это было только началом конца прошлого, которое так любила Александра.

Глаза ангелов ярко горели, хоть выражали пустоту и что-то непонятное для девушки сейчас — что одновременно отталкивало и пугало, пробирая до костей и заставляя замереть. Сердце с каждым мигом билось все чаще. Девушка смотрит по сторонам, сдерживая крик — нужно найти выход. Посланники, будто по приказу, с каждым мигом были все ближе и ближе. В их руках появлялись пики, мечи, острые концы которых целилось прямо в уязвимую Александру. Паника накрывала с головой.

— Нет!

Девушка трогает свое лицо в тяжёлом порыве: хочется впиться в свою же нежную, кожу и разодрать её, сорвать с себя полностью покров души, исчезнуть навсегда. Александра закрывает глаза. Открыв их через миг, она смотрит в сторону — рядом появилось копье. Оно было удивительно длинным, с острым концом и странными узорами, напоминающими что-то нечеловеческое. Похожие копья девушка видела лишь на картинах в музеях или в книгах за столь недолгую свою жизнь. Блеск распахнутых от удивления глаз отражается в острие. Слишком чудное событие взбудоражило юный разум.

— Шевелись!

Александра, вздрогнув, резко поворачивает голову в сторону, но не замечает того, кто мог ей это сказать. Звон неизвестного ей голоса отражается в голове. От этого ей вмиг становится ещё тяжелее. Отвратная щекотка появляется где-то в горле. Сердце бешено стучит, отдавая в виски. Рука крепко хватает копье, будто намертво желая слиться с ним. Глаза девушки неестественно начинают гореть от такого. Слезы катятся по разгоряченной коже.

— Я не умру! Не умру!

Отчаянный вопль, запечатанная мантра вырывается из глотки.

Девушка замахивается копьем, что есть сил. Вмиг все озаряет яркая вспышка, разрезающая иную реальность на множество частиц. Удар разбил все, превратил в жалкие осколки прошлого. Через тело проходит мощная ударная волна, отбросившая Александру на несколько метров. Оружие вылетает из бессильной хватки, а девушка замертво падает на землю, ударившись головой и издав последний болезненный вздох. Все перед глазами снова плыло, сознание медленно погибало. Кто-то протянул ей руку, но она уже этого не увидит, провалившись в вечный сон.

— А-а-а!

Крик оказался не таким громким, каким представила его себе только что очнувшаяся Марта. Она вздрогнула, схватившись за одеяло. Перед её глазами сейчас стены тесной казармы, поникшей в ночном свете, железные кровати, похожие на ту, на которой она спала, и, конечно, спящие соседи по комнате, которые (к счастью) не услышали её пробуждения. Девушка часто дышала, пытаясь успокоиться.

«Марта, это все дурной сон, тише.»

Своя же ладонь, накрывшая щеку, в какой-то степени успокаивала. Успокаивало ещё то, что сон был не связан с реальной жизнью. Даже выводящие из себя соседки стали слепым фактором спокойствия: она одна, но в чьем-то окружении.

Марта накрыла себя одеялом с головой, стараясь поскорее забыть из раза в раз повторяющийся кошмар, который настиг ее.

— Мама… Папа…

Она шептала, боясь сказать их имена. Тоска раздирала итак замученное в юном возрасте сердце. Измотанное не любовью к какому-нибудь богатому или нищему юноше, а слишком тяжёлыми событиями. Марте рано пришлось повзрослеть и начать жизнь не в праздности, а в вечном страхе за свою шкуру. По щекам медленно стекали слезы, капая на жесткую простыню.

«Ну вот, они сейчас ни к чему.»

Девушка жмурилась, пряча солёные капли. Несколько глубоких вздохов смогли нормализовать сердцебиение. Марта шмыгнула носом и стала вертеться в постели, пытаясь принять удобную позу. На миг она посмотрела в окно, откуда лился белый свет луны. Шуршание постельного белья было слишком надоедающим и громким для ее ушей.

«Главное — не разбудить никого.»

Девушка вглядывалась в лучи, проводя по воздуху пальцами, имитируя их направление. Делала она это, чтобы отвлечься и поскорее заснуть. Выбравшись из своих мыслей, Марта вновь прилипла всем телом к матрасу, желая поскорее вырубиться на пару часов. Когда глаза налились тягучим свинцом, девушка мельком поймала странную вспышку за окном. Теперь весь ее взор был сосредоточен на ней.

— Где-то вновь убит мирный человек ангелом… Неудивительно.

Людей сковывал страх неизвестности этого явления, но это стало происходить так часто, что уже мало кто с содроганием наблюдал за этим. Конечно, кто же знает, что на самом является причиной такого яркого света посреди ночи. Для простых людей это было лишь мигом, которому они значения не придавали. У них были дела намного важнее, да и нормальные люди ночью спят. Кто вообще бы поверил в то, что это творили ангелы? Те самые, что несли людям правду и вести.

Кто-то же из самых отчаянных и любопытных людей желал видеть все намного детальнее, чем просто знать об этом секундное явлении. Это было нереально, так как нахождение «ангела» занимало буквально несколько мгновений. Свет — память об убитом, знак о произошедшем. Дураки его не поймут, а часть знающих бросят уставший взгляд.

Карие глаза, наполненные тоской по прошлому, устало смыкались. Вскоре Марта наконец провалилась в сон, не желая в нем ещё раз погибнуть.

Рассвет хлынул в комнату, развеяв тьму и тени. Девушка все также была припечатана кровати, жадно держа рукой одеяло и прячась под ним.

— Марта! Марта! Просыпайся. Нам смотрящий головы из-за тебя отсечет.

Перед её постелью стояла молоденькая девушка лет двадцати. Её овальное бледное лицо скривилось от нелепой злобы. Русые прямые волосы спадали на плечи.

— Я позову дежурного! А ну-ка, вставай!

Она схватила Марту за плечи и несильно потянула, чтобы та наконец очнулась.

Виновница ругани наконец открыла глаза.

— Ох, доброе утро, Лиса.

— Алиса, попрошу запомнить.

— Только отворила очи, прошу заметить.

— Я вам двоим сейчас навешаю!

В их спор ввязалась уже другая соседка: с довольно несуразными чертами лица. Почти все оно было усыпано еле заметными веснушками. Ее темные, бездонные глаза бегали из стороны в сторону.

— Я? Я ничего. Всё, иду.

Марта спокойно встала с постели и быстро заправила её, единожды искоса глянув на соседок.

— Чего смотрите? Построение никто не отменял. А ну-ка — глазки от меня в другую сторону. Идите уже переодевайтесь. Другие девочки давно уже по своим делам пошли.

Дни в учебном заведении, где пребывала Марта, проходили довольно однообразно и скоротечно. Военные училища и гимназии всегда имели «спартанские» условия, но из-за недавно изданного указа одного важного лица все немного изменилось: как видите, обучение военному делу стало доступно не только представителям мужского пола. Женщины тоже могли податься, но не каждая на это решалась. Чуть улучшенные условия для обучения и жизни не сильно привлекали, ведь старый уклад жизни куда был намного приятнее простому человеку. Но лишняя сотня человек всегда сможет сыграть на руку. Для кого-то это был бы шанс попасть в общество, несмотря на неподготовленность коллектива к таким слишком либеральным реформам.

— А правда, что твоих родителей убил ангел?

Вопрос был задан Марте какой-то девочкой во время ужина в общей столовой. Сквозь звуки гремучей посуды, тихих разговоров и речей дежурных ей удалось расслышать слова. Лицо её вмиг побледнело от испуга: она не знала правду о своей родне. Кое-что мешало ей связаться с ними, да и сами мысли об общении сейчас наводили страх. Откуда вообще пошли эти сплетни?

Вздрогнувшая рука сжала стакан, наполненный темной жидкостью, похожей на чай. Здешний предмет роскоши. Девушка, не смотря на собеседницу, отпила «чай», еле сдержав желание искривить губы то ли от безвкусности напитка, то ли от заданного ей вопроса.

— Как бескультурно…

— Да уж. Не думал, что женщины любят устраивать конфликты. Простите, товарищи курсанты, что подслушал вас.

Перед столом стоял мужчина, по одежде был похож на полковника. По правде говоря, Марта не очень хорошо умела различать звания на погонах. Покопавшись в воспоминаниях, она поняла, что это был преподаватель математики.

— Не думаю, что давя на больное можно выяснить что-то о жизни человека. Советую Вам подбирать слова, перед тем, как что-то спросить.

Та девушка лишь повела бровью и странно нахмурилась. После, преодолев свое достоинство, она извинилась перед Мартой.

— Евгений Николаевич что-то сам не свой сегодня. Он ведёт себя не как старый дуралей, который гоняется за звёздами и читает скудные притчи. Не кажется ли тебе это странным, Марта? — говорит Алиса, прожевав кусок хлеба.

На самом деле они неплохо ладили, пусть они часто ссорились из-за сущих пустяков.

— Даже не знаю. Может, людям свойственно меняться?

— Но не так быстро же!

— Ты права. Может, на старости лет решил блеснуть благородием просто…

Марте смешно от своих же слов. С каких пор военный, устроившийся преподавателем, который за свою жизнь знал о сражениях только из записей и документов мог что-то знать о душе человеческой? Многогранность мысли была присуща лишь единицам военнослужащих.

— Ха! А что если его подменили?

Алиса смотрит на подругу, хитро прищурившись. Улыбка была ее настолько несерьезной, даже глупой. Можно было сразу понять, что она шутила. Марта лишь издает тихий смешок перед тем, как снова уйти в свои мысли, пока их не прогнала со столовой другая рота.

* * *

Прошел очередной день среди стен училища. Говор офицеров, курсантов, сплетенных горем и счастьем судеб, стал Марте давно привычен до тошноты. Стены старой комнаты, которую она делила с другими людьми, стали как родные. Как те, в которых она росла, будучи неразумной малышкой в окружении любящих родителей. Она смогла прижиться, смогла привыкнуть к поминутно расписанным действиям и контролю.

Интересно, когда Марта сможет стать хоть на миг свободна?..

Девушка сидела на кровати, уткнувшись в потрепанную книгу: ее страницы были затерты из-за прошлого владельца. Текст был мелковат, но чтению это не мешало. Голова уже тяжела от мыслей, Марте хотелось спать. Желание забыться от мира сего в объятиях сонных грез преследовало ее последние часы. Лучи малинового заката пробивались через окно, согревали своей фальшивой теплотой. Небосвод накрылся ярким пледом, рассыпал еле видные звёздочки. Девушка лениво перевела взгляд на окно: на улице стояло несколько курсантов-парней, которые что-то обсуждали. В руках некоторых были дешёвые папироски, на которые еле хватало денег из жалованья. Юноши заливались смехом, вероятно обсуждая что-то насущное для них. Марта даже отложила книгу: ей было интересно наблюдать за людьми. Поведение, мимика — все для неё было слишком притягательным. Раньше у неё не хватало времени, чтобы так просто за чем-то смотреть, будто она какой-то исследователь или помешанный на чем-то человек (а это не одно и тоже?). Время для Марты тянулось тонкой бесконечной нитью, пока в мысли её не привело чье-то тёплое прикосновение к плечу: военная вздрогнула и обернулась. Перед её носом была Алиса. Она хитро ухмыльнулась, смотря на смущенную Марту.

— Чего ты там пялилась на кого-то, как кошка на крысу мёртвую? — говорила Лиса с прищуром.

— Ты меня обижаешь. Я просто наблюдала, — девушка закатила глаза, цокнув.

— За парнями? Просто? — собеседница будто специально выдавила из себя наигранную интонацию, с которой обычно говорят светские дамы, обсуждая юношей с накрахмаленными костюмами на балу. Она еле сдерживала смех.

— Ну да. Мне на них молиться надо было? — интонация Марты была полной противоположностью радости Алисы. Сейчас ей не сильно хотелось шутить.

Алиса же, не поняв холодной реакции, недоуменно села рядом с Мартой и заглянула в её сонные глаза. С каждым мгновением дыхание у обеих притуплялось от нарастающего напряжения между девушками: Марте было не очень приятно, когда её так пилили взглядом.

— Алиса, прекрати. Сейчас же. Мне неловко!

Последние слова она чуть не прокричала, в итоге сдержавшись, помяв губу об губу.

— Вот и отлично: так кто же он?

На лице подруги лукавая улыбка, полная странного любознания.

— Я тебя сейчас этой книгой тресну, тогда и узнаешь может!

Марта сделала вид, что собиралась замахнуться и швырнуть книгу прямо в цель — в лицо Алисы. Со стороны это выглядело довольно… странно.

— Нет-нет!

Алиса спрыгнула с кровати и сделала несколько шагов от подруги в сторону других коек, расставленных в широкой комнате. Марта же осталась сидеть на кровати, держа книгу в руках, довольно улыбаясь, пока в глазах её плясали чертики.

— Я никогда бы не стала бить человека, особенно книгой. Книги беречь надо, а не в качестве вещи для избиения использовать.

Алиса облегченно вздохнула, подошла к подруге, наклонилась, чтобы посмотреть, что Марта читала перед их встречей.

— Сборник стихотворений… Не думала, что ты поэзию любишь! — Лиса раскинула руки в сторону, а потом поставила в боки — А кто написал?

Алиса не сильно была увлечена литературой. Вопрос был из чистого дружеского интереса.

— Софья Державина. — имя было произнесено с еле заметной дрожью в голосе. — Это её единственная изданная книга, пусть и небольшим тиражом. — Марта вздохнула, погладив обложку книги большим пальцем. — …Её, как автора, не хотели принимать в обществе.

— Звучит грустно. — уголки губ опустились вниз. — Постой, а откуда ты знаешь?

Марта вздрогнула: вопрос на миг вернул её в прошлое.

Перед глазами всплыло размытое горем воспоминаний лицо. На лице том была улыбка, до дрожи грустная, но излучавшая ласковую привязанность к смотрящей. События перед глазами военной слишком часто менялись: Так быстро, что она не могла понять, что видела и помнила. Девушка преодолела свое бессилие в тяжелой борьбе, тряхнула головой, чтобы прийти в себя.

Прошлое было всем для неё. Сейчас же оно пыталось надавить на неё, сломать, оторвать от настоящего.

— Там в примечаниях указано. Хочешь убедиться?

Лицо Марты выражало полнейшее спокойствие: ни одна мышца на лице не дрогнула в лишний раз, хоть она понимала, что сморозила сущую нелепицу.

«Такое не пишут об авторах, глупая!»

— Ты что, я тебе верю, — Алиса посмотрела на подругу, нервно сглотнув и похлопав глазами.

«Хорошо, что она не перепроверила меня…»

— Ты не знаешь, когда остальные в комнату придут?

Марта решила резко отступить от темы, которая бы легко вогнала её в водоворот прошлого.

— Не знаю. Они вроде бы ещё в столовой засели. А что?

— Ничего, просто стало любопытно.

Алиса вздохнула и неловко подсела на край кровати подруги. Что-то её тревожило.

— Марта. Я видела, как ты растерялась тогда в столовой. — Между собеседницами повисло недолгое молчание, сопровождаемое давящими стенами комнаты и дыханием. — Скажи, ты когда-нибудь видела ангела вживую?

«Ладно, ей интересно, но она же знает, что я не люблю говорить о таком.»

Ответ не заставил себя долго ждать. Кажется, Марта говорила его, совершенно не думая.

— Нет. Я не знаю, почему меня тогда вообще спросили. Она думала, что угадает и возьмёт меня за живое? Ну уж нет, не дождётся!

Слова нагло вырывались с ее губ, будто это говорила не девушка, а какой-то недоумок, стоящий посреди улицы, который обычно пугал народ. Алиса не обращала внимание на интонацию — она обычно полагалась на сами слова.

— Кошмар какой-то… А как они выглядят, как ты думаешь?

— К чему ты меня хочешь подвести, Алиса? Знай, я не настолько глупа.

— Ты какая-то зануда в последнее время. Просто попробуй вообразить.

«Боже, ее уже не поменять,» — проскочило в мыслях Марты перед тем, как она начала излагать свои мысли.

— Они существа, не имеющие истинных тел. Мы, люди, знаем, что лица их якобы человеческие, как и тело, душа — совсем иная, нам непонятная, в какой-то степени идеальная. Но для кого?.. Не знаю больше. Откуда мне вообще брать информацию об их облике? Из икон в храмах? Человеку неизвестно многое в этом мире, что-то он не сможет постигнуть или понять веками. Часто он может лишь предполагать, что да как.

— Хм… Мысль довольно неплохая. О боже! Опять со своими философскими замашками! — Алиса специально закрыла уши руками, — Хорошо, больше не буду спрашивать такое, хе-хе.

— Интересно, как тебе еще за твое любопытство не оторвали язык?

— Любопытство? Марта — ты моя подруга. Ты думаешь, что я что-то хочу узнать из корыстных целей? Что с тобой случилось? Заболела неужели?

Алиса приложила ладонь ко лбу Марты: он не был горячим, подозрения отпали.

— Сознаюсь, так уж и быть: проснулась я вчера ночью от кошмара. Чуть только глаза смыкаться стали — в окне странный свет. Был он ярким, тяжело не взглянуть. От сплетен давних я знаю, кто творит подобное.

Глаза Марты блеснули, когда она призналась. Девушка со временем научилась приукрашивать или что-то искусно умалчивать, все равно говоря по большей части правду. Правда так, чтобы это не обернулось опасностью для нее. Девушка отвела взгляд, пытаясь показаться равнодушной, хоть в душе у нее была тревога от той ситуации.

— И почему я почти во всем ищу подозрения… Странно. Возможно, мне просто нужен отдых?

Она отвела взгляд в сторону, чуть призадумавшись над своими словами. И ей самой стало интересно: а правда, почему? Почему Марта загоняет себя в этот поток странных мыслей, почему она выставляет себя слишком невинной ко всему, почему она ведёт себя так, что не узнает себя настоящую, ту самую девочку из сна? А где же она — настоящая? Что произошло с ней?

Взгляд в другую сторону. Блеск карих глаз притупился.

В окне уже не было тех парней, лишь тишина и покой ночи. Марта не успела проводить солнце за горизонт: тёмное небо стало сценой для хоровода звёзд, что светили ярко, словно бережно освещая долгий тернистый путь, принадлежащий какому-то человеку. На миг она засматривается, в глазах её отражение танцев. Девушка не знала, что путь её только начинался.

Примечания:

06/2024: на данный момент я редактирую главу. Возможны несостыковки или ошибки(потому что не успела переписать некоторые фрагменты!)

---

* * *

Яркий закат полосит по небу, согревая все живое. Тихое завывание ветра освежает выпаренную знойной жарой землю и растительность. Но даже самый тёплый день будет недостаточно теплым без того, кто делает тебя счастливым.

Скрип открытых толстых оконных рам пускает поток свежего воздуха в комнату, будоражит и выводит разум из дремы. Софья сидит у подоконника, уткнувшись в очередной роман. Она вчитывалась в каждое слово, глотала страницу за страницей — душа требовала знать, что же будет дальше и чем закончится произведение. Из чтения девушку выбивали спонтанные капризы маленькой дочери или же что-то иное, но такое же важное.

Александра до жути любопытна. Когда её мама тратит свободное время за чтением, девчушка тоже не отстаёт и вглядывается в книгу, пытается понять слова, тыкает пальчиками на то, что не понимает, хмурит тонкие полоски еле видных бровей, ловит из-за этого лёгкий смех Софьи.

— Хочешь тоже почитать?

Кивок. Конечно, ребёнку не понять тяжёлой литературы, но отказываться не хотелось.

— Можешь подсесть рядом.

Софья улыбается Александре, приглашает её, похлопав по сиденью свободного стула. Девочка старательно забирается на него.

— Вот же ты молодец у меня.

Девушка протягивает Александре книгу. Девочка делает вид, что все понимает, хмурит бледное личико.

— А-а-а-а… — тянет она, пытаясь прочитать предложение, — Любопытно, чего люди больше всего боятся? Шага и слова!

Последние слова Александра говорит с особым энтузиазмом, будто желая показать свои великие способности в чтении. После этого девочка хлопает в ладоши, радуясь своим же успехам.

— Саша молодец! Я молодец!

— Да, ты умница, моя дорогая.

Софья взъерошила итак пушистые тёмные волосы дочери, слушая её милый хохот. Девочка вновь перевела внимание на книгу, что-то в ней высматривая. В ее голове назрел обыкновенный, частый вопрос:

— А когда папа придёт домой?

Девушка на миг выпадает из реальности, услышав такие слова. Нет, её супруг не был ужасным человеком. Он не уподоблялся пьянствам или азартным играм, которые любила часть офицеров. Долгое молчание Софьи оглушало тяжелое качание маятника из стороны в сторону. Глухое тиканье обычно быстро надоедало, даже в какой-то степени раздражало. Его назойливое кряхтение было схоже с карканьем старой противной вороны, как обычно говорила сама девушка.

— Мама?

Софья наконец вернулась в реальность, выдохнув с удивлением.

— Александра? Ой… Я же говорила, что папа вернётся! Да, и довольно скоро.

«Надеюсь, все же он сдержит обещание, данное мне в тот день. Как же хочется видеть его живым. За что же страдать простому человеку…»

— Ты говоришь одно и то же почти каждый день! Папы долго нет и я печалюсь. Я в календаре отметила, что его уже нет дома как 5 месяцев!

— Ага, но он же не может появиться по щелчку пальца, Саша. Я бы уже так пальцы себе все переломала.

Ладонь Софьи проходит по волосам дочери, ласково их поглаживая.

— Потерпи ещё немного, милая. У него такая работа.

— Это да, — Саша кивает, послушно соглашаясь, — но все же я скучаю по нему.

— Я тоже по нему тоскую, но, увы, такова Божья воля, если все так и происходит! Если будешь о нем часто думать, то ничего все равно не поменяешь…

Александра опускает глаза.

Надо найти то, что отвлекло бы от плохой мысли. Идея! Девочка прыгает со стула, неуклюже балансируя руками, убегает в другую комнату для совершения плана. Через какое-то время она возвращается с маленькой упаковкой с новыми цветными карандашами. В глазах девочки сияли огоньки любопытства. Саша кладёт письменные принадлежности, вновь убегает к себе, ловя заинтересованный взгляд Софьи. Та молчала, внимательно наблюдая за действиями дочери.

— Что же Саша придумала? — наконец спросила родительница с спокойствием на лице.

— Я придумала нарисовать папу! Когда он вернётся, то обрадуется!

После этого девочка лучисто смеётся, как-то тонко и наивно. Она усаживается на пол, начинает старательно выводить довольно кривоватые, но идеальные в своих глазах линии, давя на карандаш.

* * *

Третий день шла битва на огромном забытом поле. Сражение двух государств, не поделивших кусочек земли — обыденно, странно привычно. Ржание и плач раненых лошадей мешается с выстрелами, криками и словами измученных солдат, желающих увидеть конец этого замкнутого законного ада. Мало кто уже думал о своих товарищах, с которыми они могли недавно сражаться рука об руку. Скорбеть о падших никто не успевал. Вой картечи, хлопки и взрывы гранат мешаются в оперу адской агонии.

В ушах гудит сильно.

Ощущение, что вот-вот потеряешь к чертям последние нотки еле живого рассудка. Вскоре слышен приказ. Одновременно долгожданный и неожиданный, как холодная вода по утрам:

— Отступаем!

Неужели бой окончен? Мы проиграли?

Шел месяц. Другой. Казалось, что все стало бесполезно. А эти последние дни должны были стать решающими. Перед Гавриилом проходят десятки, сотни угасающих жизней в разъяренном огне войны. И ему не хотелось бы идти за ними в пожар.

В разбитом лагере довольно спокойно — несколько палаток стоят напротив друг друга. Можно было помочь нуждающемуся или просто перевести дух. Взгляд офицера устремлен куда-то вдаль. Он должен защищать земли и свою страну, но сердце болело от совсем другого. Что для него было Родиной?

Я обещал. Я вернусь.

— Вскоре снова наступаем на вражеское войско. Считаю, что эта битва будет завершающей во всех смыслах.

После этого заявления солдаты и офицеры начали обсуждения. Кто-то говорил о невообразимом и реальном плане, кто-то о своей скудной или когда-то полной жизни.

— Державин, чего головой поникли?

Вопрос был задан командиром отряда, который просто наблюдал за офицерами.

— Не хотел бы я погибнуть в этой битве. Я держался столько месяцев ради того, чтобы остаться в земле?

— Что же Вы так печалитесь. Вы довольно известный офицер и похоронят Вас с почестями.

От таких слов внутри Гавриила екнуло что-то неприятное. Противно знать, что тебя расценивают уже как погибшего. Офицер ничего не отвечает на эти слова, только нервно хихикает. Следующий похожий вопрос прозвучал чуть позже, но был адресован другим солдатам.

— У меня уже нет смысла возвращаться: моих родителей выкосили ангелы.

Говорил это молодой паренёк, сидящий в углу лагеря, вдали от толпы. Глаза его были по-настоящему пусты, темны.

— Я стану жертвой рока, если вернусь. Или моя невеста. Я этого не хочу. Пусть уж лучше она будет жить с другим, но в безопасности. Она не заслуживает такой глупой смерти.

В зубах юного солдата тлела сигара, а губы подрагивали после сказанного. После, он закрывает свое лицо руками и отворачивается ото всех, желая побыть наедине с мыслями. Державин не думал лезть к нему. Многие, услышав про ангелов, начали снова перешептываться, странно поглядывая на того парня.

— У кого-то кончилось питье? Могу дать, если надо.

Гавриил поправляет спавшую прядь волос на лицо, пропустив вопрос и интуитивно помотав головой в стороны.

— Напоить перед битвой солдат — решение хреновое, — также отвечает кто-то из толпы с ноткой смеха в голосе.

— Так это вода, чего смешного, — говорил офицер с перевязанной рукой, с звоном открыв металлическую фляжку, — Выпьем только после победы над этими иноземцами!

Он тут же осушил её, вытерев пальцем намоченный ус.

— Господин гренадер, — этот же военный подсаживается к Державину, одаривая вниманием.

Гавриил еле заметно вздрагивает. Этот офицер общителен со всеми, так что кажется довольно безобидным. (Глаза его поблескивали легкомыслием). Как и всегда лицо его выражает искреннюю приветливость, свойственную пробивным и услужливым людям. Раболепство и лесть помогли этому человеку встать на ноги.

— Здравия желаю, господин поручик.

— Чего это Вы так опечалены?

Глаза Державина на миг темнеют в еле взрачной вуали накатившей ярости.

— Уже ничего. Просто я задумался. Отдыхаю перед битвой. А от чего Вы так сами любопытны? Увы, для кого-то это и вправду последние часы жизни, и быть скромным с тем, с кем ты был бок о бок огромное количество времени — глупо. Думаю, со мной Вы согласитесь.

Гавриил оглядывает своего старо-нового собеседника, вскидывая равнодушно бровь. Поручик спокойно приулыбается Державину, ожидая какой-то дальнейшей инициативы в его разговоре.

— Конечно. Рад, что со мной тут хоть кто-то согласен. Хотел бы я тоже вернуться домой. Хотел бы просто жить как раньше, когда был совсем мальцом, также в беззаботности.

«И пьянстве?» — внутренняя усмешка проскочила в мыслях Державина.

— По количеству седых волос на голове вашей понять уже можно, что не вернётесь, — говорит Державин, сразу же поджав губы от собственного недоумения, — Извиняюсь за прямоту.

— Это точно, — офицер хмыкает, а после замолкает.

Рука скользнула в ближайший карман, нащупав перемятый клочок бумаги. Гавриил разворачивает его бережно, боясь испортить. Подсевший офицер, не скрывая своего любопытства, решил мельком глянуть, что было в руке гренадера. Перед глазами Гавриила был довольно небрежный детский рисунок. На нем были нарисована семья, в центре которой — маленькая девочка в голубом платье.

— Это рисовал… Ваш ребенок?

— Да, так и есть. Это нарисовала моя дочь. Чтобы я не тосковал.

Офицер на миг замер, а затем широко улыбнулся.

— Как трогательно. Вы прям тут на себя похожи, — подметил собеседник то ли с насмешкой, то ли с иронией.

Почувствовав еле заметное душевное равновесие, Державин также складывает и убирает бумажку в карман. Она прошла с ним через все трудности, став маленьким ценным оберегом.

* * *

Все это — пыль воспоминанийЛишь правда, скрытая во тьме;Вкус пепла, горести, страданий так ощутим на языке;Солдат, не плачь ты понапрасну,Судьбу назад не повернешь;Чрез вой, чрез тернии иглистые,К победе ты нас приведешь!Ты не увидишь зов лучистый,Не ощутишь уста любви,Пока твой путь, благой и храбрый,Берет в объятия свои.

* * *

Прошло несколько дней. В доме Софьи как всегда царило уютное спокойствие, но в последнее время в воздухе витало чувство тревоги, будоражащей до дрожи и тошноты. Одиночество девушка скрашивала походами в гости к старшей сестре Стасе, делясь переживаниями. Державина также не пропускала ни одного выпуска газеты, где обычно писали о последних событиях, происходивших в Северном государстве.

Среди ночи сердце Державиной могло бешено колотиться от неизвестного страха, а слезы вскипали сами по себе и резали глаза. Фальшивое спокойствие выводило себя саму.

Как можно быть спокойной, не зная, жив ли твой любимый человек или нет? Когда ты не можешь увидеть его, не тронуть его ладони, не поймать его лёгкой улыбки, когда не…

«Софья, все обязательно когда-нибудь закончится.»

Радостная новость пришла к ней довольно неожиданно, в один из дней, когда небо ржавело от наступающего заката, когда ветер покусывал щеки своей летней теплотой, а хохот детей на узких улочках все не угасал, хотя уже смеркалось.

Обыденным делом для Софьи была прогулка по переулкам и проспектам столицы. Такой же простотой обросли нечаянно услышанные сплетни щеголят, собиравшихся на площади. Ходили они компашками, чаще всего у купольного собора, чей блеск не угасал даже в самую непогоду, или же у домов и магазинов здешних купцов.

— Слышали, что её Высочество собирается издать «Манифест…»?

— О! Да неужели!

Вопрос, конечно, не был адресован Софье, но она тут же прислушалась: тема была близка и важна. Державина делает вид, что невзначай проходит мимо, стараясь не пропустить нужных слов. Она хотела верить в их правдивость.

Державина идёт, толкая зевак, которые тоже решили прогуляться в довольно людном месте. Дорога к императорской резиденции перекрыта. Обычно у их ворот сидели бедняки и тунеядцы, просящие подаяние, склонив головы пред ногами толпы. Сейчас их

разогнали.

Возможно, и вправду готовится что-то серьёзное. Только что? Император тяжело болел, может?..

Софья бросает взгляд на дальние ворота и, развернувшись, направляется к собору, который был уже окружен другой толпой верующих людей и тех, кто притворялся верным Господу.

Ходить женщине одной в поздний вечер небезопасно: на улице встречаются мужчины, слишком прилипчивые и верящие в свое превосходство. Державина была редкой участницей таких перепалок и ни одна из них не проходила мирно.

По пути к ней успел прицепиться мужчина средней внешности, который был в раза два старше её.

— Да я замужем, сударь! — отрезала Державина грубым тоном, показывая кольцо на безымянном пальце.

— Тогда где Ваш супруг? Знаете ли, что женщинам не положено гулять одним! Я бы мог составить Вам компанию, — физиономия собеседника расплылась в странной мысли.

— В отличие от Вас он приносит пользу, окаянный!

— Как Вы смеете?.. — мужчина начал краснеть.

— А каким образом Вы можете быть так назойливы к незнакомкам?!

— Интересно! Как у такой дамы с характером может быть муж? Ужас!

В руках Софьи был зонт, который она носила с собой больше в качестве украшения, нежели чем защиты от дождя (хотя лили они здесь довольно часто.) Она замахнулась им и ударила мужчину в бок. Клинья хряснули с неприятным звуком, будто ругаясь.

— Я ему также даю, если не слушает.

Тот пошатнулся, не успев среагировать. Лицо мужчины сморщилось. Софья, покрутив зонт в руке, мягким движением сложила его, невинно улыбаясь.

«Чертов недоучка.»

— Идите кокетничать со старушками! Видите, сколько их там стоит? — девушка указала на храм, — Видимо в очередь ради Вас выстроились, стоят — ждут.

Софья оставила мужчину наедине с болью от удара, идя домой важным и уверенным шагом. Остальной путь прошел без встреч и происшествий.

* * *

День, месяц… Сколько уже прошло? Считать уже, мягко говоря, надоело. Из вырванных листов календаря можно было сделать подобие карточного дома. Жаль, что он хрупок! Софье ничего не оставалось, кроме того, чтобы ждать и снова ждать. Если страшного письма нет — жив. Манифест давно подписан, войска выведены. Последние дни девушка была на иголках, ощущая предвкушение скорой встречи. Видела перемену в её настроении и Александра, часто трогая маму за рукав одежды и задавая гору вопросов. Все бесившее и раздражающее перестало быть колючим и неприятным.

Ближе к вечеру в дверь постучали. Софья рванулась к ней, приподнимая подол длинного платья. Державина открыла дверь дрожащей рукой и замерла: это был он.

Два взгляда наконец встретились после долгой разлуки. От накатившего жаркого волнения дыхание притупилось, застряв в удивленном вздохе.

— …Гавриил!

Державина бросилась ему на шею, не желая больше совладать с разумом и болью ожиданий.

— Моя милая-! Тц-ц, спокойнее. Ай, Софья, аккуратнее со спиной, мне там полоснули недавно.

Военный зажмурился от сдавленной боли в районе лопаток. Гавриил растерянно посмотрел на супругу, прошел в коридор. Знакомый топот кирзовых сапог наконец раздался в тоскующих стенах дома. Девушка невольно вздрогнула — в глазах Гавриила не было радости, не было той знакомой любви к жизни и простоты, которую она когда-то полюбила в нем.

Стал ли он монстром после всех ужасов? Разлюбил ли он ее со временем?

Сделав несколько шагов, Державин остановился перед супругой, будто угадывая ее переживания, скрытые в блестевших глазах, сжатых ладонях и вздымающейся белой груди в скромной ткани светлого платья.

— Сонюшка, не плачь. Я тут, живой, — прошептал он тихо, в какой-то степени интимно. — Что ты так смотришь на меня? Я не тот? — он наклонил голову в сторону, положил ладонь на теплую щеку супруги, касаясь нежно. И не скажешь, что он держал оружие в руках и, возможно, отбирал чужие жизни.

От вопроса в горле Софьи встал ком, мешавший сказать желаемое слово.

— Ты… Ах, прости! Все хорошо, это просто мои мысли! Да, мысли! — пробормотала Софья, начиная оправдываться, чувствуя, как слезы покатились по коже.

Гавриил в порыве притянул девушку к себе, обнимая осторожно, но крепко.

— Сонюшка, ты правда думаешь, что я перестал любить тебя?

На вопрос супруга Державина отвела взгляд, стыдливо кивая. Светлые кудри качнулись в такт, падая крупными волнами на плечи.

— Ах, фантазерка, — Гавриил покачал головой, еле слышно цокая языком.

Большая бледная ладонь легла на спину Софьи, а затем спустилась к талии, нежно сжимая. Державин наклонился к уху девушки и с улыбкой прошептал ей:

— Я хранил память о тебе, я сохранил рисунок Саши. Я был и буду верен тебе и только тебе, моя дорогая.

Не успела Софья ответить, как мужчина приложил палец к ее губам.

— Тише. Может, выразишь свои чувства не только в слезах? — ладонь скользнула с губ снова на щеку. Безымянным пальцем Гавриил приподнял подбородок супруги. — Нам обоим было тяжело… Сонюшка, — в голосе звучала ласковая мольба.

— Я постараюсь.

— Только не ударом зонтика, пожалуйста. Не с порога.

На эту просьбу Софья широко улыбнулась, а затем прижалась к желанным губам, закрыв глаза. Мягкость царапалась о неласканную заветренную сухость. Гавриил, внутри ликуя от желанного внимания, ответил на поцелуй, позволив себе задуматься о чем-то родном, утонуть в диком всплеске запрятанных временем эмоций. Руки офицера легли на талию супруги, аккуратно поглаживая сбившуюся ткань на талии.

— Вот так? — задала вопрос Державина, закончив лобзания.

На бледном лице Гавриила проступил яркий румянец, а глаза наконец заблестели знакомой жизнью. Державин слова заключил супругу в объятия, прижавшись к ее затылку, вдыхая запах волос, широко улыбаясь. Отдаленный травяно-цветочный запах отвара ударял в голову. На миг в коридоре повисло молчание.

— Все, Гавриил, хватит, — залепетала Софья, сдерживая рваный вздох, краснея, — Сейчас по времени должна проснуться Саша, и…

— И? — мужчина приподнял брови, ожидая услышать что-нибудь про дочь.

— Снесет нас с ног.

— О, она все такой же маленький вьюнок?

Ответ на вопрос долго не заставил себя ждать. Топот ножек стал слышнее, пока в коридоре не показалась фигура маленькой девочки.

— Папа?

Александра выглянула из-за угла, прищурившись, будто не доверяя. Вдруг она поменялась в лице, заулыбавшись.

— Папа!

Девочка выскочила из-за укрытия, подбежала к папе, звонко хихикнув и замахав ручками. Мужчина, распахнув руки, заключил дочь в объятия. Александра, не прекращая улыбаться, несколько раз похлопала в ладоши от избытка чувств, пока Гавриил кружил ее.

— Вьюнок, я и не думал, что ты так быстро проснешься! Как же ты выросла!

«Без меня, Саша. Прости»

* * *

Да. Тот день. Я прекрасно помню долгожданную встречу с папой, те теплые разговоры. Ах, эта сладость воспоминаний. То, чего уже не вернуть хотя бы на миг.

«И ведь сдержал свое обещание. Только где же ты теперь, отец? Почему твоя пропажа окутана для самых родных людей темной пеленой?»

Для семьи Александры это стало резкой потерей. Не может человек просто так исчезнуть с лица земли — ни тела, ни слов, ни очевидца.

Все, что помнил разум девушки из прошлого — взмах пары крыльев, звон оружия, перепуганный и храбрый взгляд матери, нечеловеческий взгляд монстра, который разбил их жизнь. Прожигавший, одновременно прискорбный, одновременно полный ненависти к живому. Он отпечатался в мыслях навсегда, теперь посещая в кошмарах, которые так ненавидела новая Александра.

Она лежала вновь на кровати, среди привычной ночной тишины, среди уютной тьмы. Тут она могла дать волю воспоминаниям, хоть видеть их и не желала. Иногда Марта старалась вспоминать своих родителей, чтобы окончательно не пасть духом. Девушка массировала виски пальцами, хмурилась, прогоняя тянущую головную боль. Перед глазами снова всплывал противный образ — ангел. Ангел, ангел… Существо, которое не видит простой человек.

Что же стало происходить, что они перестали быть теми, как им завещал Отец, такими, какими их представляли люди?

Новая Александра не любила все, что вязалось с религией, не любила суеверность. Такие люди казались ей до жути примитивными, но порой она все же восхищалась ими, особенно, когда они реально надеялись на помощь высших сил. А она не могла поведать таким людям, что видела своими глазами в переломный момент своей жизни.

Эти слова могут стоить ей жизни.

Девушка вспоминала это, часто хлопала глазами, прогоняя ненужные слезы. Скрип кровати наполнял шумом спящую комнату. Сбивчивое дыхание казалось слишком громким, перебивавшим иногда слышное сопение соседок по комнате.

— Интересно, где они сейчас?

— Кто «они»?

Полусонный хрипловатый голос ответил Марте посреди ночи. Через тьму пробивались лучики лунного света, падавшего на соседние кровати. Завидев резкое движение по соседству, девушка перепугано вздрогнула и вцепилась одной рукой в простыню, пытаясь понять, кто с ней говорил. Лучики падали на койку Алисы, струились тусклым всплеском на лице и волосах Заруцкой. Девушка сонно посмотрела на Марту.

— Перепугалась? Как видишь, не каждый может терпеть твоё шуршание по ночам.

— Ну-у, цыц. Сама ты как лошадь пожарная спишь. Впервые так проснулась! Меня винить не надо. Иди-ка ты дальше на боковую.

— Ты тоже иди спать, а то как мышь шуршишь посреди сарая.

Марта хмыкнула, уставившись на подругу. Карие глаза еле заметно сверкнули. Кажется, что в них нет ничего, кроме странной тоски, жажды и усталости. Девушка еле слышно зевнула, прикрыв по привычке рот ладонью. Особенно мягкая в этот момент подушка так и тянула, быстро примагнитив Марту к себе. Вскоре, военная заснула, на время забыв о мыслях.

Марта шла по широкой улице. С каждым шагом прохожих было все меньше и меньше, день был рабочий и улицы часто пустовали в такое время. Редкое явление, когда в полдень встретишь большую компанию людей. В этот день у нее был небольшой перерыв, когда учащимся разрешалось выходить в город на время. Длился он максимум часов пять, а то и меньше. Обычно она ходила вместе с Алисой, ловя странные взгляды прохожих, которые не могли привыкнуть к девушкам в военной форме. В этот раз же шла она одна, из-за того, что её подруге пришлось вступить на дежурство. В голове сейчас её гулял ветер, а мысли об учёбе отошли на второй план. Она шагала, наслаждаясь видом пустой, но прекрасной улицы. Обычно Марта проводила все свое время в стенах училища, на каникулах тоже там была — ей некуда идти. Обрести одиночество ради спокойной жизни — нужно ли? И правда ли жизнь её так спокойна?

Тишина нарушилась странным шелестом позади — Марта резко сняла с себя маску беззаботности, повернулась в сторону, откуда ей послышался звук. Никого нет. А она прогадала — кто-то стоял уже перед её лицом. Вмиг девушка застывает — сердце ушло в пятки, руки её вздрогнули. Перед ней стоял ангел. Простая человеческая фигура, не имеющая даже точных очертаний. Почему-то этот был слишком медлительным — специально ожидал, когда Марта на него отреагирует.

— Умри.

Единственное, что могло сказать ангелоподобное создание без своего разума, зато с единственной точной целью.

— Ч-чего?

Рядом с виском Марты пролетел меч — она успела увернуться. Девушка отпрыгнула назад, приземлилась на пятки, пропустив над головой несколько ударов. Рука держалась у чехла с саблей, подрагивая от напряжения. Конечно, Марта понимала, что сейчас это оружие ей мало чем поможет и выхода у нее нет.

— И все? Какой-то ты спокойный! — дерзит Марта существу, ставя жизнь на больший риск.

— Люди пугаются. Ты нет. Умри.

После этого ангел притянул Марту к себе, схватив за горло.

— Грх… Отойди! —

Она не успела договорить, чувствуя, как веки тяжелели с каждой секундой.

Это не конец, Марта, нет.

Умереть в хватке безумного «ангела» — исход обычный для здешних негодников, а девушка себя таковой не считала. Вдруг она поймала взглядом странную вспышку позади ангела, прищурила глаза от резкой боли. Внутри все оцепенело от шока. В голове стали всплывать отголоски прошлого.

Хватка ослабела, позволяя набрать воздух в разболевшиеся лёгкие. Кто-то оттолкнул военную в сторону.

— Осторожней, вояка.

Марта перевела взгляд вниз — через существо прошло копье. Ангел потерял свою форму, распался на части в истошном вопле. От крика по спине Марты прошел холод. Как знакомо…

— Ему не больно, оно не имеет сознания, — успокаивающе протянул спаситель, убирая оружие.

Военная застыла, чувствуя ком в горле от увиденного. Марте хотелось кричать, словно она была маленьким ребенком, который испугался городской легенды. Вмиг её губы искривились в невольной сладостной улыбке от осознания того, что она все же не погибла по-глупому. Девушка нервно засмеялась и перевела взгляд выше — перед ней… её спаситель?

Похож на парня, кожа его словно фарфор, не слишком высок ростом, одет слишком типично для неэлитных дворянских кругов.

Нет, откуда у простого человека в её время копье?

А может, ей померещилось?

Перед глазами Марты все плыло. Она схватилась за голову, сжала кожу в области висков. Спаситель смотрел на неё — карие глаза излучали свет, а форма зрачков менялась каждое мгновение.

— Вы ранены? — спросил незнакомец.

Голос был хриплым, но таким приятным и бархатным, что девушка невольно дрогнула.

— Меня чуть не придушил ангел, а Вы тут вопросы задаёте…

Это единственное, что Марта смогла выпалить перед довольно долгим молчаньем. Парень тут же примолк, видимо задумавшись. Она не смотрела ему в глаза — в голову уже закрадывался целый ряд подозрений насчёт незнакомца.

Во-первых, кто он?

Во-вторых, как он тут оказался и откуда у него копье?

В-третьих, каким образом он, черт его подери, одолел разом ангела?

Сейчас она не будет спрашивать его об этом — вдруг спугнет. Все же, он ей жизнь спас.

— Как Вы себя чувствуете? Может, Вам помочь?

Наконец глаза незнакомца пришли в норму и Марта, будто не прогадав, посмотрела на него, знакомясь с чертами лица. Взгляд его был приторно добродушным и прилизанным до прекрасно-безобразного, в какой-то мере противного. Девушке показалось это подозрительным. Не будет простой человек так манерничать и спасать кого попало.

«Марта, глупые мысли в сторону. Я и сама дойду.»

— Нет, спасибо. Я сама, пожалуй.

— Я вижу, что Вы себя неважно чувствуете. Не упадете ли Вы в обморок посреди улицы?

— Смеётесь? Да я!-

После этого она положила руку на плечо незнакомца, чуть ли не наваливаясь. В ушах гремели вопли погибшего существа.

— Я сама.

— Не бойтесь так. Вы не первый человек, кого я спасаю. Все нормально. Не каждого человека захотят убить ангелы. Ну… Как захотят. Их обычно заставляют.

Марта удивлённо перевела взгляд на спасителя.

— Заставляют? Откуда Вам знать?

— Поверь, вояка, меньше знаешь — крепче спишь.

— А мне хочется знать! Знаете ли…

— Ох, какой нрав. В Вашей семье были военные помимо Вас? Обычно они такие гонористые. Не в обиду, просто заметил.

«Чего? Ладно, возможно он и вправду знает что-то о людях. Странный тип.»

— Можно и так сказать.

— Готовы идти сами?

— Хорошо шутить надо мной, да?

Незнакомец лишь ухмыльнулся, не отводя глаз. В его голове зародилась одна идея, но не знал он, как деликатно сказать о ней.

— Можно… Прикоснуться к Вам? Мне по делу, честно.

—Чего? Ладно. В мерах приличия. А то Вам несдобровать. Пусть я выгляжу сейчас не очень, но могу вам ответить…

— У меня нет грязных мыслей, не беспокойтесь. Я не разбалованный сынок богатого человека, уж поверьте.

Спаситель положил ладонь на голову Марты и удерживал её несколько секунд. Дрожь в теле резко прошла, сменилась приливом сил. От такого военная, мягко говоря, опешила. Шок улетучился, а произошедшее будто растворилось в памяти.

— Что Вы делаете?

Голос её дрогнул.

— Ты сама не понимаешь? Лечу твой разум и тело.

«Чего он вообще несёт? Он что, маг какой-то? Да ну, они только в сказках. Совпадение! Я видимо встретилась просто с душевнобольным. Марта, стой смирно, он должен уйти.»

Незнакомец убрал руку.

— Вроде упадка сил сейчас не должно быть, — лепечет спаситель себе под нос.

На лице его снова та самая улыбка, а зрачки вновь меняли форму. Ладонь незнакомца вздрогнула и военная наконец поймала это странное явление, забирая в копилку памяти.

— Вы сами-то в порядке?

— Да, просто я давно такого не делал. Моему телу это непривычно. Воздействия ангелов на людей довольно сильны.

— Понятно, — бурчала Марта, не зная, что ответить на такое заявление. Её разум все равно находился в ступоре, хоть тело уже все отпустило. — Спасибо Вам огромное.

—Что же, не стоит благодарности, — спаситель резко отвернулся и перед тем, как уйти, бросил взгляд на Марту. — Это мой долг.

—…Как мне Вас звать?

— Когда встретимся в следующий раз — обязательно представлюсь Вам.

После этого незнакомец уходит от Марты быстрым шагом в сторону домов. Девушка проводила его взглядом.

«Что это сейчас было?»

— Не зря Алиса говорила мне спать по ночам, а не кошмары ночные разбирать. Почему он такой… Странный? Так, надо выбросить его из головы. Стереть из памяти. Глупая случайность. Какой-то он псевдокультурный ещё. С чего ему не представляться?

Спаситель бежал неестественно быстро для обычного человека, оставляя за собой поток ветерка. Внутри все клокотало от наступившего вмиг истощения, которое желало проесть эфемерную плоть мужчины. Чувствуя подступающий приступ кашля, он останавливается.

«Моё тело… Надо больше тренироваться. Я слишком несовершенен! Жаль, что такие ангелы-куклы по моему велению не появляются.»

Мужчина кашлянул, чувствуя, как бессилие отдавало по всему телу. Он посмотрел по сторонам, убеждаясь, что рядом нет прохожих и, щёлкнув пальцем, телепортировался в другое место.

* * *

Тьма. Снова? Разум обволакивает пустота, густая и противная словно деготь.

— Эх, Рафаил — Рафаил. Сколько раз я тебе говорил — не лезь в чужие дела. Ты снова идешь против меня. Я зря пощадил тебя в тот день?

Сквозь тьму виден знакомый силуэт. Очертания его остры, но лицо и тело скрыты в пелене. Длинная роба обвивает тонкое, ослабленное временем и битвой тело.

— Вы… — взор Рафаила падает на поблескивавшие в темноте янтарные глаза. — Да что Вам нужно от меня…

Следующее слово он не желает выговаривать всеми силами: начало души его дрожит в яростном сопротивлении. Он не мечтает снова попасться в тонкие, пронзающие совесть сети злобного прародителя.

— Отец… Я ни за что не буду верен Вам боле! — пустой крик, полный протеста, вырывается из груди. — Я не позволю Вам убить меня снова!

— Глупый мальчик… Ты же не хочешь повторения судьбы своего брата? — янтарные глаза продолжают сверлить карие. На вытянутом бледном лице расползается улыбка, из-под тонковатых губ обнажаются два острых клыка, схожих со змеиными — такие легко прокусят человеческую кожу, да и боле тяжелые препятствия. Ангела.

— Хотите — убейте меня. Вы все равно сейчас в моем видении — настоящий я не умру!

Резкая боль пронзает тело. Невесомый удар, исходящий из Воли, а не из движения отбрасывает в невидимую стену, вмиг распавшуюся на осколки. Звон прошелся по всему телу, вырвав сдавленный вздох из груди. Рафаил падает вниз, в самую бескрайнюю пустоту, чувствуя, как тело просыпается после сна.

Юноша отлип от спинки дивана, судорожно вздыхая, ловя последние крупицы произошедшего в своей голове, зевает, прикрывая рот ладонью, как научили его ещё давно. Человеческий этикет казался для Рафаила странным, ибо тот постоянно приобретал какие-то изменения. Хотя, без этого, никак в обществе не обойтись, ибо без него сразу посчитают за тугодума. Рафаила раньше тянуло другое — страсть к обучению, особенно естественным наукам. На это большее влияние оказала воля его Создателя и собственные мысли ангела. У Рафаила была своя цель, которую он никому так и не раскрыл, даже когда из-за неё упал в грязь лицом и снова повернул себе спокойную тягомотную жизнь в другую сторону. Он привык плыть в таком круговороте и спокойные дни ему не казались хорошими. Рафаэль не знал, сколько времени прошло после долгого сна.

— Черт, голова сейчас расколется, — шептал он себе, держась и потирая лоб.

— Папенька?

Знакомый голос совсем рядом. Меж дверного проёма стояла Мария — его приёмная дочь. Взгляд её голубых глаз сейчас обеспокоен — состояние Рафаила её волновало, ибо он довольно часто страдал от подобных снов. (Или не снов вовсе?)

— Маша, все в порядке.

Он встал с дивана, сделав несколько шагов к девочке, смотря на неё.

— Ты сделала домашнее задание?

Голос Рафаила был спокоен, будто ничего страшного до этого не происходило. Кажется, что любой родитель мог начать разговор с ребенком с подобного вопроса.

— Нет. Мне уже ничего не дают учить, ибо я в школе хорошо работаю! Как говорит мой учитель по арифметике: «Считаю за весь класс!»

План не сработал. Значит, Мария могла начать переспрашивать своего отца десятки раз, как его голова и что такого сложного ему дают на работе, что он постоянно такой подавленный и угрюмый. Рафаил поджал губы, смотря на девочку как-то по-отцовски жалостливо и строго одновременно — он ни за что бы ей не рассказывал про настоящего себя, ибо это, по его мнению, повлекло бы к скорой её гибели.

— Хорошо. Ох, милая, ты и вправду у меня самая лучшая!

Успехи девочки не могли не радовать, и тут же резкая боль сменилась гордой радостью.

Парень положил ладонь на волосы девочки, поглаживая, широко улыбаясь.

— …И ты не думай, что я забуду про свой вопрос, папа!

— Ох, я просто устал на работе.

— Устал? Грубые пациенты попались?

— Да, тяжеловато иногда быть медиком. Хотя бы хорошо, что я работаю только на определенных людей, — мужчина сделал несколько шагов. — Но, это не отменяет тяжести работы…

— Да уж, — девочка стукнула каблучком по полу, — Может тебе чаю заварить?

— Малышка, не надо, — Рафаил улыбнулся, — Я сам все сделаю. Вдруг обожжешься, ещё потом твои ручки лечить. Мала с самоваром тягаться.

— Папенька, ты же талантливый врач! Я во дворе слышала, как какие-то дамочки про тебя наговаривали, что ты можешь мигом вылечить тяжёлые недуги! Тогда для тебя ожог будет проще простого вылечить! Ты у меня самый талантливый папа!

— Машенька…

Рафаил на миг замер, чувствуя накатившее смущение от похвалы, подбирая слова. На самом деле девочка была права, но правду говорить не хотелось.

— У теть просто богатое воображение, понимаешь? Я просто спасаю людей, и уж точно не быстро. Для этого требуются минуты, часы, порой дни и недели…

— Угу, ясно, — Маша кивает головой несколько раз, принимая серую реальность с довольно опечаленным лицом.

Рафаил прошел на кухню, открыл дверцу комода, разглядывал полки в поисках своей кружки. Посуды на самом деле было немного, но парень имел привычку переставлять её в абсолютно разные места и потом забывать. Маша же смотрела за цветами на подоконнике. Взор ее чаще всего был уставлен на горшок с лилиями, которые были словно воплощением хрупкости и элегантности. Узкие белоснежные лепестки, словно чьи-то чистые слезы, такие невинные и полные забытых грез, стояли для напоминания о чем-то далеком.

— Пап, я цветы полью?

Рафаил, держа кружку, повернулся к Маше.

— Конечно. Только будь особо аккуратна с лилиями. Не залей их, они не любят большое количество воды. И, как думаешь, тут им не слишком жарко?

Девочка глянула на отца с каким-то недоумением в лице.

— Э-э-э, хорошо! И почему ты так бережен к ним? — спросила она и побежала за лейкой для цветов, хихикая.

— Они просто в уходе капризны!

«И словно память для меня о нем…»

Прогнав мысли, он достал маленький самовар, чтобы вскипятить воды. Через какое-то время, проделав несколько манипуляций, Рафаил уже наблюдал за чайником, ожидая, когда заварится чай. Травяной напиток часто помогал забыться его бедному разуму. Хоть процесс всего приготовления был не таким и быстрым, парня это совсем не напрягало. Вот он уже вглядывался по привычке в свое отражение в чашке, чувствовал тепло от исходящего пара.

— Ох, Рафаил, как долго же ты будешь жить как простой смертный с ребёнком на плечах… — он снова бормотал себе под нос спонтанные мысли, не желая получить на них ответа, — Хотя, это же ради моей безопасности…

Он дунул на заваренный чай, взял пальцами кружку и чуть отпил. Вскоре к нему за стол подсела Маша, широко улыбаясь.

— Нальешь мне тоже чаю?

— Конечно.

* * *

Вечерело. Строевая подготовка на сегодня подошла к концу и стены казарм вскоре заполнились шумом и щебетанием. Конечно, Марта никому не успела рассказать о произошедшем — да и по правде говоря, не хотела. Комната, где проживала Марта, не была исключением. Большую часть свободного времени девушка делала наработки к одному из проектов, который был ей задан. А ближе к отбою она все же решила переброситься парой слов с кем-нибудь. Взор как обычно упал на Алису, которая в это время жевала взятый из столовой кусок белого хлеба.

— Алиса!

— Ась? Подожди, дай доесть.

Марта подсела к подруге, встретившись с ней взглядом. Девушка одарила улыбкой трапезничавшую.

— О чем хотела поговорить?

— Да просто кое о чем таком… Не то, что личном, больше тайным для других. Ибо я доверяю тут больше всего только тебе.

— Ой, что же такого могло случиться, пока я была на дежурстве, а?

Марта смотрела на Алису, приподняв уголки губ как-то с насмешкой.

— На меня сегодня напал ангел, — голос её вздрогнул, а глаза быстро захлопали. Девушка резко и глубоко вздыхает, оставаясь спокойной, — Это произошло днем. Он был не похож на простого человека, как их часто описывают. Его глаза были пустыми, скорее всего, зрачков не было. Крыльев за спиной тоже не видела. Действовал он быстро — сразу атаковал меня.

— Какой ужас! А он говорил что-то тебе?

— Односложно говорил про свою цель. Думаю, уже понятно какую. Конечно же я уворачивалась от его атак! Бил он копьем и потом уж я думала, что умру! Но меня спас какой-то странный парень. Хотя, спасибо ему, что спас.

— О, а как? Одолеть «ангела» же довольно тяжело…

— Я сама её успела понять, но заметила в его руке какое-то оружие… Ах да, это тоже было копье. Может, мне показалось?! Так, опустим это…

— Он тебе как-нибудь представился?

— Нет, но сказал, что представится мне в следующий раз.

— В следующий? А он неплох.

На лице Алисы вмиг появилась хитрая улыбка.

— Алиса, нет-нет! Не в этом смысле он говорил уж точно. Ты странная какая-то.

— Странная? Тебе сколько лет уже, а? Старой девой хочешь быть?

— Почему тебя это так волнует. А ты сама как? Не забывай, где мы вообще находимся.

Некогда телячьих нежностей испытывать! И скоро экзамены ещё годовые…

— Ладно — ладно. Я то хоть тебя на год младше, мне можно ещё. Мою матушку вообще выдали замуж в семнадцать лет…

— Не думаю, что в нынешнее нелегкое время надо задумываться лишь о браке и детях. Глупо мыслишь, подружка. Я иногда разочаровываюсь.

— Да ладно тебе, опять шутки в иное русло поворачиваешь. Как ты жить потом будешь? Вот смотри: ты выпустишься, возможно, пойдешь на службу в неплохое место… А дальше что?

Марта показала указательным пальцем на Алису, двинув раздражённо бровью, видимо, не находя ответа.

— Ну же, зануда, иди-ка ко мне!

Алиса протянула девушке руки, взяла её за плечи, притянула к себе. Марта сперва противилась такому теплому действию со стороны тактильной подруги, сжавшись и громко вздохнув. Ладони Алисы поглаживали руки, волосы Марты, пока та лежала на её груди, забыв как дышать из-за накатившего удивления.

— Тебе нужна ласка, а то уж правда как старуха ворчишь. Сейчас успокоишься и я поговорю с тобой.

С каждым словом щеки Марты все больше горели от того, насколько ситуация была комичной и как странно выглядело это все со стороны.

— П-прекрати, пожалуйста. Мне неловко!

— От чего именно?

Пальцы девушки скользнули в волнистые волосы Марты, трогая и нежно перебирая их.

— Я тебя прихлопну чем-нибудь, когда встану с твоей кровати! — бурчала военная.

— И чем? Книжкой, как в прошлый раз? — Алиса хихикнула.

Через какое-то время недовольство Марты отступает и она расслабилась, позволив себя спокойно обнимать. Она изредка что-то мычала, уткнувшись носом в грудь или мямлила, ибо не могла говорить из-за подступившей дремы.

— Нас дежурный обеих убьёт, — наконец-то внятно сказала военная, — Так что дай мне слезть.

— Хорошо, ибо вижу, что спокойна.

— Я про книгу на забыла!

— Так что я хотела тебе сказать… Ты кому-то говорила ещё о случившемся?

— Конечно нет. Даже времени не было.

— Что же… Знаешь же, что после нападения ангела выживают немногие. Если кто-то узнает, то новость разлетится ой как быстро. И думаю, нам стоит сейчас сбавить тон разговора — вдруг услышит кто-то болтливый.

Марта кивнула. Девушки перешли на шепот.

— Я хотела ещё добавить насчёт своего спасителя. Мне он показался вправду неординарным человеком! Понимаешь, похож на дворянина, вежлив, старается как-то успокоить, но и предчувствие у меня неприятное: одновременно слащав и храбр, услужлив к незнакомцу. Думаешь, нынешний дворянин себя так поведёт при виде перепуганного человека, особенно девушки?

— Да ладно тебе, всегда есть шанс встретить отзывчивого человека.

— Он сказал мне, что ангелов обычно заставляют убить определённого человека… Интересно, он бредит или нет?

На вопрос Марты Алиса лишь отрешенно пожала плечами.

— Я не знаю, увы. Но… Я слышала однажды, когда сидела в столовой, что один офицер когда-то начинал делать рукопись об ангелах.

— Спрашивать у посторонних про книгу будет слишком подозрительно.

— Ага, но ты можешь попробовать найти этого человека и попросить.

— Очень гениально, только как я пойму кто есть автор?

— А это мне уже не знать…

Алиса пожимает плечами, улыбнувшись.

— Думаю, что если захочешь — узнаешь!

— Да, но уж точно не сегодня.

Марта наконец встала с кровати Алисы и направилась к своей. В этот момент полы казармы показались ей необычайно холодными. Девушка плюхнулась на кровать с чувством усталости, что-то снова проворчав себе под нос. Другая соседка, которая почти никогда с Мартой не пересекалась, (хоть и жили в одной комнате) что-то промямлила, но девушка и слова не уловила. Военная повернула голову в сторону Алисы, та ей с улыбкой подмигнула. Вмиг в груди Марты разлилось приятное чувство, которое проникало в каждую клеточку тела, доводило до нежелаемой дрожи. Девушка хмыкнула, повернув голову к окну. За его пределами шел ливень. Крупные капли словно специально били по стеклу громко, нарушая спокойствие, вскоре воцарившееся в комнате.

Храм — место особенное, полное человеческих секретов, тайн, грехов. Попадая в иной мир, ты видишь необыкновенное: в глаза сразу бросаются исписанные фресками стены и высочайшие потолки. Там есть своя граница, свой закон. Куда не глянь — тускловатый огонёк свечей ласково освещает иконы, чуть подергиваясь из стороны в сторону в медленном умиротворении. Запах ладана и восковых свечей нежный, сладкий и щемящий, устоявшийся навеки в стенах, мешается с запахом пота или же духов, что напоминает о том, что тут всегда есть живые души. Среди тишины и тихих молитв можно найти свой покой, пусть и на очень короткий срок. Забыться, отключить разум, дать волю чувствам, поделиться своими желаниями или переживаниями.

«Отец, когда стал ты слеп ко мне? К моей обузданной судьбой душе…»

Совесть скребла душу, драла где-то в груди до неистовой боли, что вытекала в редких холодных слезинках, стекавших по щекам. Набрать в воздух в лёгкие было чем-то непосильным.

«Я не виноват. Не виноват.»

Для Рафаила поход в храм стал своеобразным ритуалом, традицией, которую он сам для себя создал. После каждой поставленной свечки, исполненной молитвы юноша надеялся, что когда-нибудь его услышат, помогут, что все вернётся на свои круги и, может быть там, наверху, его снова безоговорочно полюбят.

* * *

Боль. В руке лежит клинок, желая выскользнуть из дрожащей ладони. Запястье сжато до ноющей судороги чужой рукой, а перед глазами все плывёт из-за града слез, подобных человеческим. Капли стыдливо текут по раскрасневшимся фарфоровым щекам, сознание мутнеет из-за наступившего аффекта. Напротив лежит увядающее тело, распадающееся на тысячи ярких частичек света. Золотые кудри все также переливались, словно отблеск солнечных лучей; блик голубых глаз навеки потух, взгляд застыл на убийце; на изуродованном трещинами лице осталась печальная улыбка. Голос в сознании проносится эхом:

«Ты не виноват, Рафаил.»

Вопль отчаяния ударяет в свою же голову, отчего кажется, что все вокруг трещит по швам.

— Чего же ты плачешь? Ты убил его.

— Я тебя ненавижу! Ненавижу! Это твоя вина!

Вздыхая от всхлипов, Рафаил жмурит глаза. Простой крик перерастает в истерику, не свойственную ангелам.

— Отпусти мою руку, урод!

Он с силой дергает ее, притягивает к себе юного архангела, оружие падает на землю. Всхлипы и рваное дыхание вырывались из Рафаила.

— Тогда кто нанёс ему последний удар? — голос проскальзывает перед разумом, заставляет вздрогнуть из-за настойчивости вопроса. Враг подкрался слишком близко, завладел чужой волей. Слова прозвучали прямо у уха, вызвав трепет ужаса и ощущение слабости. Ничего не оставалось, кроме того, как принять происходящее. Чужая рука скользит вдоль тела, останавливается на шее, сжимая, стараясь заставить полностью подчиниться случаю и злой воле.

* * *

Всего-лишь воспоминание…

Лицо мужчины и волосы были скрыты под капюшоном. Среди дворян он очень узнаваем и не хотел с кем-то не желаемо встретиться, особенно в таком месте. Лишнее внимание Рафаила не раздражало, а просто казалось чем-то неприятным.

— Матушка!

Невдалеке от себя, шагов пять, он услышал писклявый детский голос, больше похожий на визг. В ушах заныло, из-за чего мужчина прищурился.

— Этот дядя какой-то странный.

Рафаилу кажется, что это услышали не только те, кто были рядом, но и все посетители храма. А может, у мужчины просто звон в ушах от этих неприятных умозаключений. Зубы заскрипели. Рафаил сжал пересохшие губы, стараясь сохранить ангельское спокойствие. Интересно, в чем же заключалась его странность, которую подметил слишком открытый ребёнок? Ему не было до таких дотошных раздумий.

— Милана, отойди от мужчины. Ты ведешь себя неприлично!

Родительница быстрым шагом подошла к девочке и, взяв её за рукав, оттащила от Рафаила. Он спокойно выдохнул, но не сильно громко, чтобы случайно не показать всем свою радость.

— Вот зачем ты полезла к незнакомцу, а? Вдруг он и вправду душевно больной?

Мужчина сделал вид, что не слышал их разговора и вновь прикрыл глаза, молясь, но уже в своих мыслях. Кто-то же из прихожан теперь бросал косые взгляды на Рафаила, высматривая в скрытом лице страшные странности. На душе стало вмиг не по себе из-за ощущения чьих-то глаз. Рафаилу казалось, что они желали смотреть прямо в его не слишком невинную и белую душу.

Мужчина вышел из храма, ощутив такое желанное умиротворение на душе, что аж не сдержал еле слышного вздоха и улыбки в никуда. Капюшон упал на плечи, открыв взор на многим знакомое лицо. Резко подувший ветерок вмиг обласкал его, развевал легкую ткань одежды. Это напоминало мужчине о прошлом, по которому он так тосковал изо дня в день. (Конечно не так, как было раньше.)Глаза бегали из стороны в сторону, пока Рафаил не заметил ту женщину с девочкой. Обличив лица, он сразу их узнал — это были одни из бывших пациентов. Мужчина около года назад приходил к ним, чтобы лечить тяжелобольную девочку. Конечно, ему дали за это немалую сумму, но перекрыла бы она нынешнее унижение? Ощущение на себе очередного взгляда вызывало невольную дрожь — виновницей этого была та женщина. Рафаил посмотрел на неё в ответ — щеки дворянки пунцовели с каждой секундой, будто она стояла на морозе, а глаза бегали в разные стороны. Видимо, все совесть решила поиграть на её струнках тонкой души.

— Здравствуйте, Рафаил.

— Доброго дня, Ваше благородие. Давно не видел Вас. Вы в нашем городе проездом или переехали?

— Ах, я тут лишь на время, погостить. Сами знаете, жила я всю жизнь в столице, но этот городишко покорил моё сердце! Теперь на праздники ездим только сюда! В городе тут славно, да и чище.

— С последним я тоже соглашусь. Ох, как девочка Ваша выросла. Столько времени прошло с моего последнего визита.

— Да, благодаря Вам она сейчас стоит на ногах и довольно энергична. Ей совсем на месте не сидится! Как же она будет в гимназии, ой-й…

— А не рано Вы думаете туда её определять?

— Нисколечко. Пусть с детства грызет гранит науки. Хорошо, что сегодня получилось нам так встретиться. Когда бы ещё увидели Вас! Вы же ещё принимаете пациентов, на всякий случай спрошу?!

— Конечно. Мой долг — служить людям.

— Да, Рафаил, Вы словно ангел! Вы нужны многим людям. Ой, простите, что заставила Вас просто так стоять, вдруг Вы по делам шли… До свидания.

— Да, до свидания. Всего Вам хорошего.

«Как же она хитра. Думает, я не понял, что это она говорила в церкви. Я не такой и слепой. Слишком много чести для того, чтобы думать про такого простого человека.»

Шёл Рафаил домой быстро и молча, уже забыв и проглотив неловкую ситуацию с собой. Часы уже били два часа дня, через час у Рафаила должно было быть собрание.

Он влетел в свою квартиру, повесив на вешалку пальто, посмотрел по сторонам, ища дочь взглядом. Ему резко стало тревожно за неё, хоть никакой причины и не было. Видимо, привычка из прошлого.

— Мария-я, ты где?

Из прихожей коридор вёл напрямую в гостиную, где и была девочка. Она сидела на небольшом диване, где часто засыпал Рафаил, когда приходил после очередного приёма без задних ног; в её руках была толстая книга в твердой и приятной на ощупь обложке, которую она обожала перечитывать. Как говорила ему Маша, там рассказывалось об одном заплутавшем в чужом мире путешественнике. Рафаил не понимал смысла в художественной литературе, ибо с первых своих дней он был окружен лишь кучей свитков из довольно грубой «бумагой» с трактатами и учениями, но и не питал неприязни к ней и даже сам покупал Марии книги, которые она у него выпрашивала. Человеческая жизнь порой так скучна, что он сам когда-нибудь сорвётся и ухватится за первый попавшийся роман.

Дочь была настолько увлечена книгой, что не услышала вопроса Рафаила и вопросительно взглянула на него, когда он подошёл к ней так близко, что длинная его тень накрыла почти полностью.

— А? Папенька?

— Опять читаешь? Не надоело?

— На самом деле уже начинает. А ты что так беспокоен? Стряслось что?

— Нет.

Мария зевнула, потянувшись и отложив книгу. Она глядела на Рафаила по-детски наивно, веря все же его словам.

— А ты где снова пропадал, а?

— Мария, неужели ты не слышала? Я же говорил тебе, что (как обычно) посещу церковь.

— Да? А почему не позвал меня с собой?

— Особый случай.

На такие слова девочка надула щеки и отвела взгляд к окну, выглядывавшего на улицу — третий этаж, так что прямым взглядом она лишь уловила кирпичные стены соседнего здания. Для Марии походы с отцом куда-либо были одним из видов развлечений. Обычно девочкам из небогатых семей, но все же состоятельных, не были открыты все дороги в жизни.

— И ты сейчас снова уйдёшь, да?

Рафаил молча кивнул.

— И куда же? Ты так мало бываешь дома!

— Прости, милая, у меня много работы.

— Я все понимаю, но… Я хочу проводить время с тобой!

— А книжки?

— Глупый папа, они мне уже успели наскучить!

Рафаил замер, слыша, как Мария повысила голос, резко начиная бурчать слова, недовольно смотря на него. Её движения хаотичны и грубы, но её глазах проступили слезы.

— Машенька…

Она тут же бросилась в объятия отца, взревев от детской обиды, таящей в себе непростые загадки.

— Может, ты возьмёшь меня с собой на работу?

— Ты ещё не доросла до неё. Я постараюсь вернуться как можно скорее, обещаю.

Рафаил прижал дочь к себе, вздыхая печально от всей ситуации.

— Правда? Мне просто хочется быть с тобой чаще…

Через редкие всхлипы Мария осмелилась посмотреть на Рафаила, прося простое желание через жалостливый взгляд, схожий с щенячьим. Мужчина улыбается дочери, касается губами её лба, мягко целуя.

— Правда. Не успокоилась ещё?

Девочка закрывает глаза, мотает головой в стороны.

— Я тебя отпускаю, но!.. Побудь сейчас со мной чуть подольше, пожалуйста.

Мужчина поднял дочь на руки, держа над уровнем своих глаз — та хватает руками его лицо, сминает щеки, а затем пытается обнять Рафаила. После недолгого времяпрепровождения, мужчина опускает дочь на пол и уходит в прихожую, чтобы наконец одеться. Он набрасывает пальто, хватает свой кожаный портфель и, звякнув ключами в руках, сжимает связку и, выйдя из квартиры, закрывает дверь.

Один лестничный пролет проходил за другим; и вот уже Рафаил шел по людной улице, проходя по узким улочкам, заворачивая меж других домов, проходя у мастерских и маленьких магазинов. Повсюду он видел женщин и девушек в пестрых и простых платьях, маленьких детей, которых они вели за руку или под руку; также мелькали силуэты молодых юношей во фраках и скромных одеждах, мужчин в возрасте, обросших растительностью на сморщенном от возраста лице. Они для Рафаила — куклы большого спектакля, массовка, на которую он не желал заглядываться. Каждый человек был чем-то отличен от другого, даже если на первый взгляд похож. И все же это разнообразие привлекало всеизучающую и любопытную часть души, которую мужчина старался прятать от самого себя. По своей природе он был ужасно любознателен и обожал наблюдать за всем, что попадало в поле его зрения.

Когда он был совсем юн, он любил рассматривать стены гигантского дворца, помечать извитые узоры на витражах окон, прыгать, кружась в воздухе, по мраморному полу, потом случайно падая и горько вздыхая от ушибленного колена. Он любил следовать за своим учителем и братом, которого безмерно любил и уважал, пусть даже в силу детской привязанности. Ему казалось любопытным его приятная глазу внешность, его чрезмерно спокойный нрав и сладкая улыбка, которая могла разрешить любые споры. Взор завораживала плавность его движений, изящность в каждом шаге и гордая строгость в взгляде, которая вскоре стала мешаться с пылкой привязанностью. Душа Рафаила жадна до загадок — перед ним была желанная фигура. Гавриил сам представлял из себя хитрую загадку, которую сам не мог разгадать. А юноша все становился старше и упрямей — он научился читать притворство в глазах, губах, вздохах. А может, братец сам стал показывать настоящего себя через невозможность, раскрывать страшный ларец тайн, который знают лишь немногие ангелы. И, став прозорливее, юноша стал замечать, как изредка дрожат уголки губ Гавриила, когда тот смотрел в зеркало, как с его щек текли редкие слезы и как он впоследствии прятал ладонями трещинки на лице — большее себе он не мог позволить. Вестник никогда и никому не показывал такую сторону — такие эмоции казались для него проявлением чего-то неправильного. Они и так не могли быть бесподобными и настоящими в силу того, что контролировались не самим Гавриилом.

— Счастливое уж бытие моё — химера, — протяжно вздыхал вестник, с пустой печалью глядя в свое отражение.

Говорил он редко, но запомнилось это Рафаилу очень хорошо, особенно колкая ранимость в тоне голоса. После этого Вестник поправлял у зеркала причёску. А Рафаил тогда просто наблюдал за ним, сидя на небольшом диване.

Толпы людей остались на широких центральных улицах города, а Рафаил уже шёл по более спокойному району, где народ собирался только ближе к вечеру и то, это были выходцы интеллигенции и просто образованные люди. Прошел вглубь. По одну сторону — миловидные частные дома, чаще всего двух или трехэтажные, с неброской черепицей, с небольшим садом у входа в дом. По другую — крошечная библиотека, начальная школа для детей из бедных семей, чья-то выставка картин, антикварная лавка. Затем все сменяется на небольшой парк, где было искусственное озеро, где лениво плавали несколько несменяемых уток из года в год. Часто так бегали дети: играли, пели песни на всю улицу или подкармливали птиц. Кто-то пытался добраться до мирно плавающих птиц, но тут же получал тростью от пожилой женщины, что также несменяемо сидела тут из года в год. Вроде бы она раньше была женой известного торговца. Любопытство Рафаила здесь притупилось, ибо для него это слишком простая картина. Затем идёт небольшой пустырь и распутье: одна дорога ведёт в центр, другая — очередной район. Мужчина не сворачивает, идёт снова по тихой местности, куда уже не доходил шум центра. Оставалось совсем недолго до назначенной встречи. Везде царила тишь, разбавляемая грохотом изредка проезжающих телег, шумом ветра и разговорами людей поблизости, коих было не так и много. Рафаил на миг успокоился, как вдруг почувствовал, что его кто-то осторожно тронул за плечо, а потом ударил по нему.

— А?

— Рафаил, милый мой старина!

Женщина улыбнулась с ноткой саркастичности, поставив руки в боки.

— Анастасия? Какого ты тут делаешь?

— Дурень… — она говорила без желания унизить. — Ты тоже опаздываешь на наше собрание?

Рафаил кивнул и на миг оцепенел. Он понял, что забыл захватить из дома наручные часы и совсем потерялся по времени. Конечно, он мог примерно предугадать время, но с ними гораздо удобнее. Мужчина нервно потер ушибленную руку и посмотрел на подругу.

— Который час?

Анастасия засучила рукав, обнажив запястье, глянула на циферблат, перелившийся на свету.

— Пять минут четвёртого.

— Ах! Мы и вправду опаздываем!

— Рафаил, успокойся. Ты — главенствующее лицо. Никто тебя за опоздание не осудит.

— А правда же… — на лице мужчины мелькнула хитрая улыбка, — Скажем, что был уж сильно занят на работе. Первый раз… Меня поймут!

Анастасия довольно выдохнула, глядя на перемены в лице своего друга. Рафаил казался ей довольно странной и эксцентричной личностью в силу своих особенностей, но это не мешало их общению. Женщина не отличалась сильным дружелюбием, но была вежлива с теми, кто был вежлив к ней.

Рафаил был одним из таких… людей.

— Ты как приободрился, ха-ха. Улыбка тебе идет больше, чем растерянность, — сказала Анастасия искренне, без насмешки.

Рафаил вздрогнул и еле заметно покраснел от приятных слов, широко улыбнувшись.

— Лицо своей улыбочкой себе не порви случайно, — хмыкнула женщина, на что получила неоднозначный взгляд Рафаила.

Улыбка с его лица не пропадала еще несколько мгновений. Мужчина собрался с мыслями и побрел вместе с подругой к нужному дому, разговаривая с ней абсолютно на разные темы. В такие моменты он чаще всего в своих словах делал акцент на своей дочери, казусах на работе и глупости некоторых пациентов. Рафаил не осуждал таких людей, но иногда таким хотелось метнуть книжку в лицо (Или что-то потяжелее), чтобы перебросить свой накопившийся гнев на них. В отличие от многих врачей города, вокруг личности Рафаила было ну очень много слухов: хороших и плохих, выгодных и невыгодных.

Наконец они подошли многоквартирному дому, где снимали комнату для своих «мирных посиделок». Предвкушение уставших взглядов, полных удивлённого и одновременно равнодушного ожидания, когда друзья переступили порог, не заставили себя ждать. Выдуманный на ходу предлог сработал, что не могло не радовать. Все пожали друг другу руки и сели на свои места, принимаясь за обсуждения.

* * *

Сырость казарм перестала казаться такой ужасной, ибо приедалась с годами, как несвежий хлеб для тюремного заключённого. Картина была одной и той же: спящая соседка на кровати у шкафа, да ещё около осемнадцатьи таких же. Алиса, как всегда, грызла хлеб, забранный тайком у младших курсов.

«Словно сирота какая-то…» — подумывала Марта, изредка глядя на подругу.

В это время она листала толстую тетрадь с конспектами, стараясь заучивать большое количество информации.

— Какой идиот придумал вводить в программу «Закон Божий»? Только учить больше надо! Никакой пользы!

— Что же ты, Марта, — Алиса подхватила бурчание подруги. — Если на тебя нападёт ангел, ты сможешь прочитать молитву и он отстанет.

— Ха-а, очень смешно… Ты хоть сама учила что-то?

— Конечно нет!

— Нас учитель дрючить будет, тряпки кидать будет, если не выучим. Не помнишь, что было в последний раз?

— Помню, было довольно весело. Помнишь, как он в меня тряпкой замахивался? Как-то не по Заповедям он нас отчитывает, — говорила Алиса, заливаясь звонким смехом от своей шутки.

Марта хихикнула, приподняв уголки губ.

— Ну ты шутница. Послушай, у тебя остался хлеб?

— Ага, будешь?

— Если ты не против отдать— А!

Марта не успела договорить: Алиса вязла последний кусок хлеба и положила его в рот, с еле слышимым хрустом кусая корку. Девушка довольно прикрывает глаза, хихикая.

— Мда-а, от тебя куска последнего не дождаться! — ворчала Марта, нахмурив брови.

— Не бурчи, потом у меня можешь завтра из порции взять… Не! Я тебе специально принесу забранный у младшиков! У них-то он в разы лучше!

* * *

Небо наконец закрыло свои ясные очи, наслав на город тьму. Ключи в скважине повернулись с шумным звуком, дверь отворилась. Рафаил прошел в квартиру, снял пальто, аккуратно повесив его на крючок, включил свет, который вмиг все накрыл мягкой поволокой.

— Машенька-а… — позвал он дочь уставшим, но ласковым тоном. Рафаил несколько секунд на месте, рефлекторно смотря по сторонам и, одновременно снимая темно-коричневые ботинки.

— Папа!

Маша прибежала слишком быстро, так, что чуть её запнулась о свои же ноги. Девочку успел подхватить отец, а то бы она, вероятно, шлепнулась на пол.

— Маша, сколько раз говорил! Ушибешься, дуреха.

— Ты не сдержал свое обещание, папа! Ты пришёл поздно! — ощущаемая обида звучала в тонком голосе.

— Да, уже почти десятый час, — подметил Рафаил, глядя на стоящие на полочке часы. Они тихо тикали, продолжая и продолжая свой ход.

— Да, папа!

— Прости меня, дорогая. С меня новые туфли и книжка. Сходим с тобой на этих выходных.

Мужчина идёт на кухню — дочь плетётся за ним, идёт в гостиную — она не отстаёт. Как велика привязанность дитя к родителю! Он, прикрывая свои карие глаза, отпивает чай. Она — пьёт из своей маленькой чашки, будто больше для забавы старается повторить поведение отца, его медленные движения тела. Потом она ложится наконец в постель, ибо час был слишком поздний, он садится рядом, наконец открывает книгу, которую девочка желала послушать перед сном. Глаза невольно слипались, хоть настоящая его сущность не желала спать: Рафаил перенял повадки человека, и то ли он печалился то этого, то ли свыкся со своей судьбой — неясно.

— … И тогда храбрый воин оголил острие меча своего пылающего, да как взмахнул им…

— О нет! Он убьет того змея?

Глаза девочки вмиг наполнились жалостью к несчастной животине из сказки.

— И отрезал воин тому голову, но змей не погибал: отросла вторая голова.

Мария слушала, замерев. Изредка она сжимала и раскрывала от удивления розовые губы.

— Змей злобно зашипел: не видать-с-с тебе победы надо мною! Но воин стал смекать, что уж противник его прост на деле. «Я защищаю весь народ от тебя, гнусный змей! Но я же знаю, кем являлся раньше ты! Почему же ты не хочешь просто попросить прощения?» Змей смиренно закрыл свои янтарные очи. Вдруг зашипел, накинулся на воина. Тот, не оставив выбора, мечом своим низвергнул его в пропасть, оставив на терзания судьбы.

— А! Глупый змей! Почему он не захотел попросить прощения?

* * *

---

Примечания:

Ого, я так рада сюда вернуться!

Слова, сказанные однажды Алисой, надолго засели в голове Марты. Когда день вмиг становился слишком скучен, когда холодный ветер приближавшейся поздней осени стучал по окнам, будто желал сломать их, когда вмиг у неё не оказывалось лишних дел — она вспоминала:

«В библиотеке должна быть рукопись…»

Девушка сидела на той самой паре, когда у них как всегда шла одна из самых нудных для неё тем, когда хотелось не то, чтобы писать, заполняя итак толстую тетрадь огромным количеством информации, да и не слушать вовсе нудный голос профессора, из года в год говорившего одно и то же студентам. Марта достала из сумки незаметно кусок хлеба, чуть откусила, стараясь утолить резкий прилив голода, вздохнув так, что в её сторону аж повернулись несколько сокурсников. Она посмотрела на них, пожав плечами. Глаза устало смыкались, девушка положила голову на парту.

Вскоре наступил день. Марта шла обедать, идя ровно, смиренно. Она сидела за столом, не слыша других, нехотя поедая скудный обед, дарованный ей (и всем находящимся) кухарками, которые были больше дверного проёма в толщину и поварами, которые были на удивление будто тоньше спички или рыболовного крючка. Подобие супа, точнее, его содержимое, девушка нехотя проглатывала: хорошо, что скоро она перестанет быть просто курсантом-студентом, не будет больше терпеть этот прекрасный обед и крики за просто так. Хотя… Когда наступит это скоро?

Вечерело. Она уже лежала на кровати, смотря в излюбленное окно, наблюдая за другими курсантами, которые что-то слишком бурно обсуждали, заливаясь смехом, но уже без сигар и самокруток в руках. Марта не любовалась людьми, а наблюдала за их движениями, мимикой, затем пытаясь составить их примерный портрет в своих мыслях. Соседки по комнате не были слишком общительны: кто-то был постоянно чем-то занят. Кто-то спал, кто-то писал письмо кому-то близкому, кто-то же считал дни, которые он здесь уже провел, будто они было заключенными, а не учениками. Что за неуважение…

Раздумья Марты прервало ощущение чужой руки на плече.

— Алиса?

Девушка резко обернулась, вздрогнув. Подруга ей еле заметно подмигнула, улыбнувшись.

— Опять предаешься мечтам, да?

— Можно и так сказать.

— Хм-м… Ты в последнее время сама не своя. Тебя что-то забеспокоило?

— Да совпадения слишком странные… Тот случай с ангелом, странный парень-спасатель… В голове никак не уложится! Я… Я просто не могу это переварить! Почему меня кто-то захотел убить и послал для недо-убийцу?

Она говорила о том, что и вправду ее волновало, но на самом деле она знала причину.

«Хотя даже так язык не повернётся его назвать…»

Алиса пожала плечами.

— Я не знаю! Все же, ангелы и их мотивы нам неизвестны! Столько тысячелетий они были скрыты от людских глаз, а сейчас прям посыпались наземь. Что же за чудо-совпадение, не находишь ли?

— Вижу, прекрасно вижу, Алиса. И это мне совсем не нравится.

Между девушками на миг повисло молчание.

— Кстати…

— Что?

— Как думаешь, где может храниться та самая рукопись, про которую ты говорила?

Алиса глядела на подругу заинтересованно.

— О! Неужели решила достать её?

— Хотелось бы изучить её, для начала.

— Да? Так я же рассказала тебе это… Но это все слух! Я же не знаю, где она может быть! А вдруг её вообще нет?..

— На нет и судьи нет, и что я сделаю? Не будут такие слухи просто так распространяться. Или…

Марта приблизилась к Алисе. Расстояние между ними резко сократилось, настолько сильно, что Марта могла принять чужое биение сердца за свое, настолько, что распахнутые серые глаза, переливающиеся особым мраморным блеском, показались бездонным озером. Подруга замерла, ощущая на себе вмиг сменившийся взгляд.

— Ты что-то скрываешь от меня?

— Марта? Какого хрена! — девушка невольно вскрикнула и покраснела от неловкости. Алиса шагнула назад.

— Зачем ты меня хочешь напугать?

Марта ожидала такой реакции. Её хитрость резко меняется на испуг, а

затем и вовсе на лице вырисовывается улыбка.

— Алиса, это была шутка! Надо же как-то отвечать на твои выходки.

— Мои выходки безобиднее твоих в разы!

— Ну не знаю, как-то ты плохо думаешь!

Алиса тут же сложила руки у груди, отводя взгляд серых глаз, сверкнувших от недовольства.

«Да как она так могла подумать?»

Марта отошла от подруги, походила по комнате, еле слышимо ударяя подошвой тапочек о холодный пол. Девушка, погруженная в думу, чуть сморщила свои не слишком идеальные, резкие, но утонченные черты лица. Похлопала глазами, покрутила пальцем в воздухе, шумно вздохнула. Алису напугала такая резкая перемена.

— Марта, неужели ты хочешь это выяснить?

— Да, и что с того?

— Ничего, только тебе стоит быть очень аккуратной…

— Алиса, я без тебя разберусь!

— Эх, да что на тебя нашло?

Марта вышла из комнаты, пошла по коридору, не замечая ровно расставленных дверей, записей, расклеенных на стенах. Она подошла окну, оперлась на подоконник и задумалась снова, без лишних взглядов и слов под ухом, прокручивая все произошедшее в голове.

«Неужели прошлое настигнет меня?»

Взгляд в окно, открывавшего знакомый вид: мощеная дорожка, аккуратно выложенный тротуар, молодые деревья. Люди, знакомые и те, которых девушка видела лишь когда сдавала экзамены или репетировала строевые. Все похожи, все как на подбор. Одна форма, одна походка…

— Александра…

Она слышала, что кто-то шёл по коридору.

— Александра!

Голос был все громче и громче. Марта замерла.

«Да по-любому не меня зовут… Правда же?»

Она повернулась, ища глазами того, кто мог так гундеть. А, спокойно. Это была девушка, соседка по этажу, у которой так называемая «Александра» забрала шарф.

— Да я ей башку оторву!

Девушка прошла рядом с Мартой и, бросив на неё вопросительный взгляд, хлопнула дверью.

«Все же и тут никак не подумать…»

Шуршание тапочек вновь разносилось по коридору. Марта, вернувшись в комнату, села на кровать и глянула на Алису. Подруга посмотрела на Марту в ответ: на ее лице все же слабо, но читалось натянутое спокойствие. Девушку выдавали беспокойные глаза. На взгляд Марты она не ответила, лишь стыдливо отвернулась.

— Мира! — Марта обращается к одной из соседок, с которой она бывало перебрасывалась парочкой слов (что происходило довольно редко.)

— А?

— А на каком этаже у нас библиотека находится, подскажи, пожалуйста.

— На третьем.

— Благодарю.

Военная быстро переобулась, набросила на себя кафтан и вышла из комнаты. В коридоре пахло сыростью, пыль щекотала нос. Свободного времени у Марты было навалом, поэтому она не сильно беспокоилась о последствиях, которые могли бы произойти. Она преодолела несколько ступенек, прошла на этаж. В училище было две библиотеки: одна находилась в учебном корпусе, другая — в жилом. Вторая была создана по инициативе самих обучающихся, которые бывало тащили свои учебники и книги или же закупали их. Обычно там хранилась не учебная литература, а та, что разгружала мозг: газеты, выпуски рукописей очередного нового писателя или старенькие романы. Марта прошла в зал, отворив тяжёлую деревянную дверь. У читательских столов было человека два, и то они пришли сюда, чтобы поспать. Девушка прошла рядом медленным шагом, стараясь не разбудить, подходит к полкам, оглядывает комнату: она была не такой уж и огромной — тесноту ей придавала тёмная краска на стенах и такая же дубовая мебель, которая пахла свежим лаком. За книжными полками было ещё несколько читательских мест. Подойдя, Марта заметила странную фигуру, сидящую за столом, невольно вздрогнула.

— Что-то хотели, товарищ курсант?

— Д-да…

Она сделала шаг ближе, смотря на собеседника: мужчина лет сорока, не обделенный сединой и мелкими шрамами на лице.

— …Батюшки, не узнал… Александра, Вы ли это? Как Вы выросли! — голос привел девушку в себя, но тут же заставил сердце биться чаще.

Марта встала как вкопанная, вцепившись рукой за уголок кафтана.

— …А Вы кто?

— Я? Знакомый отца Вашего. Гавриила.

Девушке показалось, что вся кровь у неё отлила куда угодно, только не в мозг: она побелела от накатившего страха и удивления.

— …Да? И как я Вам могу поверить? Вы, должно быть, меня с кем-то путаете.

Сопротивление правде.

— Среди сплетен курсантов я случайно подслушал, что Вы были слишком заинтересованы в одной моей работе.

«Как случайно? Он, видимо, специально искал меня! А если он меня преследовал все это время? Черт!»

Мужчина указал на стопку листов, сшитых между собой, взял её в руки.

— И, скажу Вам что без Вашего батюшки её стало писать… Гораздо сложнее. Он был более к этому талантлив, — незнакомец перевел взгляд на военную, — Что же Вы смущаетесь, возьмите книгу. Теперь Вы знаете, что в неё вложил след тот, кто был Вам дорог. Мне она пока что не требуется.

Марта держалась до последнего, желая противиться самой себе, своим мыслям. Но все же она, мысленно признав свое поражение, затаив вздох, с наигранным равнодушием взяла рукопись, открыла форзац и провела по нему пальцем. На нем были подписи, указывавшие, что у книги было два автора.

«Папа…»

Она перелистывала страницу за страницей. Девушка не вглядывалась в написанное, лишь обращала внимание на иллюстрации, изображавшие ангелов — чуть кривые, но точны в какой-то мере. Она узнавала, чьей руке принадлежали чернила.

«Неужели ты, отец, видел все это воочию?»

— И сколько лет это пишется?

— Почти десятый год. Раз за разом что-то да меняется. Я не успеваю угнаться, слишком быстро меняется все…

— Ну да, это понятно.

— Вы тоже заинтересованы в «ангельском вопросе»?

— А мне безопасно говорить про это?

— Ну, не знаю. Я же как-то говорю.

— Вы это вы… Хм, а кто Вы вообще?

— О, вопросы о моей личности? Не удивила. Скажи, а что обо мне обычно говорили?

— О том, что Вы — офицер… И все. Как все в этих стенах.

— Вот как! Мне это немного льстит! Почти точное попадание. Правда, я в отставке. И, как знаете теперь, работал с Вашим отцом.

— Вы хоть скажите, как Вас зовут. Вы даже ведь книгу не подписали, только оставили инициал.

— Меня зовут Алексей. Я не знаю, что Вам даст это имя, но теперь Вы знаете обо мне чуточку больше. Что же, Александра, какими же Вы здесь судьбами? Решили продолжить дело своего отца? Благородно, но очень тошно.

Девушка не успевала дать ответ, когда новоиспеченный знакомый находил ответ на вопрос. Слова на языке Марты не вертелись: Она была в странном замешательстве. Таком, будто завалила экзамен у самого любимого преподавателя, таком, будто маска на лице её, полном фальша, начала трескаться под натиском скрытого. Будто кто-то насильно её кто-то вынуждал говорить и действовать так, как не хотелось.

— Я не думаю, что могу делиться с Вами подробностями моей жизни. Я Вас сознательно вижу впервые. У всего должна быть граница-а…

— Пожалуй, с этим соглашусь.

— И ещё вопрос к Вам: что вы вообще здесь забыли?

— Разумный вопрос, юная Державина, — отметил Алексей, делая акцент на фамилии с еле проскользнувшей насмешкой в голосе. — Здесь довольно тихо, мирно. Никто не тронет тебя, пока работаешь, никто не потревожит — сюда приходят обычно ради сна. Я тут бываю редко, по работе. Да и связи так-то у меня имеются…

— Думаю, Вы не безумец…

— Безумец? Помилуйте, работал ли бы Ваш отец, гордый офицер, с безумцем?

— Нет, конечно нет! Подождите, — Марта глянула по сторонам, — А как Вы все-таки меня узнали?

— Вы — практически копия Гавриила, как Вас не узнать. И цвет глаз все тот же, только взгляд иной… — Алексей умолчал свои дальнейшие мысли.

После этого они недолго молчали, девушка не отводила взгляда от рукописи. Ей казалось, будто пазл, который она мечтала собрать, наконец начать проявляться; маленькие детальки вели к одной большой разгадке. Марта боялась сказать лишнее слово: незнакомец разглядел в ней ту, которой не существует, которая уже не живёт на этом свете.

— Могу ли я взять её на какое-то время?..

— Конечно, только будьте к ней бережны. И, если пожелаете вернуть, оставьте её на той полке, — мужчина указывает на практически пустую книжную полку, стоявшую в самом углу комнаты, — Ибо я здесь редко бываю. Вам повезло меня увидеть.

Марта кивнула и, взяв книгу в руки, спрятала её во внутренний карман кафтана (повезло, что они были довольно широкими.) Мужчина протянул ей руку, приподняв уголок губ. Девушка рефлекторно подняла свою. Рукопожатием они скрепили свою сделку.

— Был рад встрече с Вами.

— Взаимно.

За окном снова моросил дождь, стуча по стеклу. Марта, среди соседок и товарищей не находила себе места — и снова душу её терзали мысли. Чтобы отвлечься, она отворачивается от всех, старалась погрузиться в текст рукописи (или делать подобие этого), что довольно плохо получалось.

«Ах, что за чертовщина!»

Голова снова занята не тем. Тоска. Тоска по прошлому вновь терзала ее. Марту тянуло любопытство, желание рассмотреть и понять написанное, ибо все это ей было слишком знакомо и близко. Она не может признать то, что было с ней в далеком прошлом, что это было на самом деле, что это все не сон; она отталкивала правду от себя, хоть одновременно и тянулась к тому, что ее губило изнутри. Ее выдумка не может быть вечной, ее обман когда-нибудь раскроется. Падет она в глазах других или найдет сочувствие — не узнает. Марте тяжело это представлять.

«Как же ты слаба перед желанным, Александра.»

— Марта! — из мыслей ее снова вытащил голос Алисы, уже сидела рядом. — Неужели ты нашла ее? Ту самую…

Военная вытерла резко подступившие слезинки, повернулась к подруге, улыбнувшись. Губы ее дрогнули.

— Да. Я же говорила, что это возможно. Видимо, судьба решила улыбнуться мне. Хоть узнаю, какой ангел хотел меня прихлопнуть и почему. — девушка пыталась перевести серьезный вопрос в шутку.

На самом деле она знала причину. И от этого Марте было не по себе.

«Может, скорая свобода спасет меня?»

---

Примечания:

возможно, я еще дополню эту главу.

Прошло уже несколько спокойных месяцев. В воздухе чувствовался привкус колкого морозца, уже выпадал снег, который либо тут же таял на дороге, либо обрастал ледяной коркой. Людей на улице днем становилось меньше, реже проезжали повозки и омнибусы, в которых был всегда набит народ. Единственные, кому было все равно на перемены — дети. Они и не думают о последствиях лишней прогулки под дождём или любой другой непогодой. Единственным для них разочарованием могли быть нравоучения людей постарше: строгой няни, педантичной матери или отца, перепуганных братьев или сестёр. Они пообижаются, надуют щеки, потом снова побегут играть, только если их не посадят под домашний арест. Детство, воспоминания о нем, порой вовлекают взрослых в печальные и тёплые раздумья о прошлом, о том времени, которое они не ценили.

— Марта! — из дремы вытащил голос Алисы.

На дворе было позднее утро. Выходной, даже в стенах училища.

— Вставай, засоня! Без тебя тут скучно!

Девушка недовольно потирала глаза, потянулась, посмотрела по сторонам. Никого из соседок в комнате не было. Марта удивлённо уставилась на Алису, которая спрятала лёгкий смешок между губ.

— Всех отпустили уже, а ты спишь и спишь! Я из-за тебя никуда не уходила. Ждала, караулила, сон охраняла.

— А… Я тебе что-то обещала, раз уж ты так настроена?

— Нет, но у меня есть предложение от которого ты точно не откажешься!

Марта приобняла уголок одеяла, расфокусировав взгляд.

— И какое же?

— Прогуляться! А может ещё и на каток пойдём…

— М, ты серьёзно? Я ожидала что-то чуть… иного, — протянула Марта, ещё полностью не отойдя ото сна.

— Да, и чего же? — спросила девушка, дёрнув бровями.

Марта призадумалась, ища в голове различные варианты ответа: ничего не думалось. Ладно, она сказала все в пустоту.

— Опустим. Я не против погулять.

Военная поднялась с кровати, подошла к общему шкафу и взяла со своей полки форму. Немного мятая, но вполне сносная.

— Алиса, отвернись, пожалуйста. Я переоденусь.

— Да? А в присутствии других ты не так сильно об этом заботишься! — заметила подруга.

— Тц, я просто встала не с той ноги, — отмахнулась Марта.

Подруги уже шли по улице, покинув стены училища. Невесомый снег плакал, хрустел под сапогами. Лёгкий морозный ветер дул на щеки, врезался в нос, вызывая дрожь по всему телу. Не противную, довольно лёгкую и бодрящую. Как раз то, что было нужно нашей сонной подруге. Бодрость давала думать, а мысли заставляли вспоминать. Зима ассоциировалась у Марты с детством — той порой, которую она до слез любила по сей день.

* * *

Зима. Примерно декабрь, уж точно не вспомнить. Девочке ещё нет восьми, она смиренно спит на большой кровати, укрывшись пухлым одеялом. Ей так было теплее, мёрзнуть она не любила. Тик-так. Звон будильника прерывает сладкий сон, из-за чего Александра недовольно мычит, заткнув уши подушкой, обвив ей лицо. Не подействовало. Девочка катается по кровати, берет свою любимую плюшевую игрушку — вязаного серенького пуделька, которого ей подарила на пятилетие тётя, хочет кинуть его в злобное нечто, что позволило себе кричать в такую рань.

— Граф, угомони его! — бурчит она своему шерстяному другу, тряся его в руках.

Граф будто ей кивает головой и смотрит своими преданными глазами-бусинками. Он готов исполнить приказ своей маленькой подруги. И вот он наконец летит до часов, словно обретает крылья. Пёс раскидывает лапы, готовясь к атаке — он поскальзывается и плюхается на пол.

— О нет, Граф! — девочка невольно вскрикивает. В её голове слышалась детская, чуть преувеличенная печаль.

Дверь в комнату открывается.

— Доброе утро, Александра, — из-за двери выглядывает отец, а после заходит в комнату, на миг замерев. — Тебя беспокоит будильник?..

Гавриил подходит к комоду, выключает будильник. Мужчина переводит взгляд на пол.

— Опять Графа мучила? — спросил родитель с доброй улыбкой.

— Не мучила, а попросила помочь, — возразила девочка, надув щеки.

Мужчина поднимает игрушку с пола, оттряхивает и смотрит на неё — глаза пуделька довольно заблестели.

— Держи. И пообещай ему, что больше не будешь так жестоко с ним обращаться.

Александра берет друга из рук отца с аккуратностью, прижимает пуделька к себе. Потом, переводит взгляд на родителя.

— Разве ты не уходишь по утрам, папа?

— Сегодня нет. У меня выходной.

— Выходной?!

— Да. Скоро Рождество, нас отправили на выходные чуть раньше. Не прекрасно ли это, Александра?

Девочка несколько раз кивает.

— Ты будешь играть со мной?

— Играть?

— В куклы! Нет, будем играть в прятки или догонялки!

Девочка не перестаёт перечислять всевозможные для неё варианты весёлого времяпрепровождения. Она смотрит на отца, залившись смехом. А вроде и недавно она была совсем сонной и вредной. Александра прыгает с кровати, держа Графа в руках и пулей вылетает из комнаты.

— Догони меня, папенька!

Нечёсаные чёрные кудри забавно подпрыгивали, пока девочка бежала из одной комнаты в другую, потом кружилась по коридору, чуть не запнувшись на ровном месте о кафель.

— Держись, Граф!

Александра держала игрушку в руках, хихикая, убегая на кухню. Отец, поддавшись милой простоте дочери, пошёл за ней, подыгрывая, что не может догнать её. Девочка знала, что точно победит. Цель — комната мамы.

Не рассчитав скорость, малышка врывается в комнату, чуть не сбив родительницу с ног.

— Мама! Я выиграла!

— Ох, а я-то думаю, кто тут шумит, — с наигранным удивлением сказала женщина, широко улыбнувшись, — Доброе утро! Ах, ты как домовой! Позволь тебя расчесать…

Александра вмиг замирает и стоит, словно старинная статуя. Граф еле держался за руку своей подруги, болтаясь над ковром.

— А ты расчешешь Графа?

— Да, и его тоже.

— А меня, Сонюшка? — Гавриил выглядывает из-за угла, приподняв уголки губ. Чёрные пряди волос спадали на лицо.

— Ты уже причесан, — Софья отрицательно кивает головой.

Мужчина хмурит брови и хмыкает, кинув взгляд на супругу.

— Ладно — ладно.

Вскоре Александра сидела на высоком (для неё) стуле, болтая ногами, пока её матушка старалась распутать волосы дочери. Движения руки её были еле ощутимыми, нежными. Она не хотела случайно принести девочке боль.

— Мама, ты скоро?

Малышка вертела всем телом, ибо ей уже наскучило сидеть на одном месте.

— Ух! Александра, не мотай головой, а то вдруг гребнем в глаз тыкну!

Девочка перепугано вздыхает, смотрит на Софью и замирает, изредка моргая и смотря в одну точку.

— Молодец, я почти закончила.

Укладка закончена, Александра теперь похожа на обычного ребёнка с горящими любопытными глазами и бесконечными идеями и энергией.

— Спасибо, мама!

— Александра, запомни: не мама, а матушка.

— Ой, мам—тушка! А в чем разница?

— Этикет. Когда мы будем где-то в обществе: в гостях, к примеру, ты должна называть меня так. Ты же у меня хорошая девочка, да?

— Да!

— Как все быстро меняется, знаешь ли… Одно десятилетие пройдёт — это слово правильно, другое нагрянет — иное слово верно, — Софья смотрит на дочь, которая недоуменно свела брови, сидя на стуле, — Ох! Что-то я вправду Заговорилась.

Женщина помогает девочке слезть. Александра поправляет платье, кружится, приподняв его уголки.

— Позволь тебя поцеловать, милая!

Софья целует дочь в щеку, получая в ответ широкую улыбку, чуть оголившую ряд молочных зубов.

— А меня не хочешь поцеловать, душенька? — подловил мужчина, вновь выглянув из-за угла и подмигнув.

— Гавриил, что-то ты размечтался. Не при ребёнке же…

— Милая, это просто поцелуй. Ничего такого… Мы столько лет с тобой вместе, — продолжает говорить военный, приподняв бровь.

Мужчина переводит взгляд на дочь, которая в то же время глядела то на него, но та Софью, не до конца понимая происходящее.

— Софья, ты же помнишь, как мы с тобой познакомились… — тянул мужчина, идя к самому интересному и довольно забавному эпизоду.

— Не время для этой истории! П-потом. Уговорил меня, хитрец.

Женщина делает несколько шагов и легонько целует. Руки плавно скользнули к волосам Гавриила, кончики пальцев коснулись прядей, задели собранный хвостик, сорвали резинку. Софья отрывается от мужчины, хитро ухмыльнувшись, смотрит на Александру, смущённо хихикнув. Гавриил же не спускал с глаз с супруги. Девочка все это время сверлила родителей взглядом, выгнув брови, показывая так свое удивление и… любознательность?

— Кхе — кхем! — притворно кашляет Саша, желая, чтобы на неё снова обратили внимание.

* * *

Девочка бежит по улице, дождавшись наконец того дня, когда она проведёт его вместе с отцом. Прохлада и снег обоймили землю, покрыли еле чувствуемой ледяной коркой.

— Саша, осторожней! — говорит с лёгкой тревогой Гавриил, поправляя пальто, на котором красовались военные знаки. Он потирает бровь, ибо недавний шрам ещё время от времени давал о себе знать.

Александра замирает на месте, подаёт отцу ручку, скрытую перчаткой.

— Так лучше? — задаётся вопросом девочка, растянув губы в длинную полоску.

— Лучше.

Теперь они шли гораздо спокойнее, не считая минутных детских шалостей: Александра могла дёргать Гавриила за пальто; отпустить руку отца, пробежать так несколько метров, поскользнулся на ровном месте, шлепнуться, сесть посреди тротуара, затем резко встать и вернуться к родителю, будто ничего и не было.

— Александра, мы почти дошли. Будет не смешно, если ты себе шишек набьешь, а потом будешь маменьке плакаться, — Гавриил присел, чтобы быть на уровне с дочерью. Девочка посмотрела на него, попытавшись полностью осознать сказанное.

«Как можно набить шишек, если они растут на деревьях?»

— Поняла тебя, папенька.

Они подошли к катку. Летом это просто пустырь, окружённый деревьями и скамьями (из него когда-то хотели сделать парк), зимой — излюбленное место детей и взрослых, преимущественно средних сословий. Александра сидела на скамейке, ожидая, когда Гавриил принесёт ей заветные коньки — она мечтает научиться кататься.

— Папенька, а ты будешь кататься? — спрашивает девочка, наклонив голову вбок.

— Нет, сегодня я буду твоим учителем и поддержкой, — отвечает мужчина, по привычке убрав одну руку за спину.

«Вдруг шлепнешься, ушибешь что-то, а отхвачу я.»

Вот острые лезвия уже на ногах. Мужчина застегивает ремешки. Александра идёт на лёд, но уже с большей осторожностью, Шажок — нога скользит сама по себе. Девочка ставит вторую на лед, замирает.

— Как-то страшновато…

— Я тоже учился, когда был совсем маленьким, — Мужчина встаёт на лед, готовый подстраховать дочь. — Я бывало, даже сбегал из дома, чтобы уделить время катанию.

— И тебе не было страшно одному?

— Ну, я тогда был чуть взрослей тебя. На годиков пять.

* * *

Вечер. В старом доме пахло сыростью — мокрая древесина на чердаке давала о себе знать. В 18ХХ часто лили проливные дожди, быстро ударяли морозы, покрывавшие все улицы города льдом. Такое наблюдалось несколько лет подряд, об этом не раз печатали в газетах тех времен, давая повод на дискуссию людям, которые умели читать. Промозглость зим прошлого чувствовалась даже через буквы.

Снежная поволока, громкие разговоры, смех прохожих, звенящие входы в магазины и лавки — то, что ассоциировалось у юного Гаврилы с кануном Рождества. В день, когда матушка позже потащит его на службу, говоря всю дорогу о Господе и покойном отце, совсем не уделяя внимания маленькому сорванцу. Любопытные вопросы сына она пропускала мимо ушей, часто погружаясь в свои мысли: женщина не могла уйти от скорби.

— Маменька! Маменька! — Гаврила тянет родительницу за рукав, стараясь обратить на себя внимание. Бывали случаи, когда мальчик пытался калечить себя — лишь бы матушка вышла из раздумий, обратила на него внимание и приласкала.

«Как же зовут тебя, маменька? Ах, эгоист. Я забыл. Забыл твоё имя. Я помню твою унылую печаль в глазах, то, как ты стоишь у иконы, как крестишься и плачешь.»

— Гавриил, сынок, ты уже — мой подарок! — восклицала ты время от времени, будто в радостном припадке.

А я, глупый мальчонка, лишь наблюдал за тобой. Не смел двинуться, тем более убежать. Ты распахнешь свои худощавые руки — я невольно дивилюсь этому.

— Ты послан мне Богом. Я так долго молила об этом Господа… — продолжала ты, обняв меня резко, с каким-то благородным порывом, который вызвал в моем теле лёгкую боль.

Иногда моему детскому разуму казалось, что это мило, когда-то — странно. Иногда ты пугала меня, но молодое сердце прощало эти странности.

Мне жаль, что ты не увидела меня в погонах. Ты мечтала, чтобы я стал счастлив. Но, я не чувствую к тебе большой привязанности. Ты — часть моей жизни, но не та, которую хочется вспоминать так, что после будут слезы.

Гавриилу уже 10, и жизнь его не так однообразна. Мама нашла себе нового ухажера, как говорят, состоятельного дворянина и офицера, который прошёл через большое количество сражений, обладал стальным характером. Маленькому Державину он не сильно нравился, особенно, когда мужчина пытался командовать мальчиком, что-то вскрикивать и приказывать. В один из таких случаев Гавриил убежал из дома.

И снова была зима. Все тот же пушистый снег. Всё те же счастливые люди, семьи, друзья. А мальчик шёл совсем один, держа коньки в маленькой сумочке. Бывало, когда Гавриил так бродил в одиночку, какой-нибудь неравнодушный человек спрашивал, не потерялся ли он. Гаврила качал головой по сторонам, продолжал идти.

Он любил играть с другими детьми: обычно это были дети мещан или зажиточных крестьян. Они часто составляли компанию мальчику, помогали отрабатывать умение кататься.

Гавриил пришёл к этой идее довольно рано и горел ей все детство. Когда мальчик чувствовал себя неуютно в окружении семьи он шёл на каток, на площадку, в парк — куда угодно, чтобы учить себя и развлекать, чтобы быть подальше от жестокого отчима и несчастной матери. И так шли его юные года, пока новый отец не изменил в корне судьбу наивного сына. Но какой бы лист календаря себя не сменял, молодой офицер помнил о своей детской мечте.

* * *

От накативших воспоминании внутри груди Гавриила будто сжались лёгкие — волнение окатило все тело на миг. Мужчина не показывает на себе боль прошлого, ласково придерживает дочь за плечи.

— Держись на льду ровно, если что — расставь руки, словно птица. Будто хочешь махать крыльями, так твоё тело будет балансировать, — военный вздыхает и продолжает говорить. — И запомни: не падай на спину, лучше на бок, руки прижми.

Пока мужчина что-то объяснял Александре, она сделала несколько шажков по льду, чуть пошатнувшись.

— Попробуй походить, правильно! Потом я тебе покажу, как надо скользить. Конечно, если ты себя будешь чувствовать уверенно на ногах.

Девочка кивает, снова пытается идти. Запинается — отец сзади подхватывает её.

— Говорю же, Саша. Не на спину.

Александра хихикает, идёт по льду теперь без опаски.

— Хи — хи, скоро я буду как ты, папа!

Так они провели за занятиями несколько часов. Спустя небольшого количества падений, в начинаниях малышки стали происходить успехи, что не могло не радовать её. Конечно, после этого и Гавриил чувствовал гордость за свою дочь и за самого себя. Потом, когда они шли обратно, Александра была в таком воодушевлении, что улыбка не спадала с её лица, а щеки и нос чуть покраснели.

— Папа, скажи, у меня правда хорошо получается? — спрашивает девочка несколько раз, дергая за рукав. Гавриил ей кивает, приулыбаясь. — Точно — точно? — и снова в ответ кивок.

— Конечно, Сашенька. Разве я когда-нибудь тебе врал?..

* * *

Алиса и Марта сидели на скамейке, закрепляя на ногах коньки.

— Алиса, погоди… Ты вообще умеешь кататься? Мы с тобой так-то впервые пришли, — вопрос был спонтанный, но вполне к месту.

— Довольно плохо. Но ты меня поймаешь, если что? — с лёгкой саркастичностью в голосе спросила девушка, закрепив второй конёк.

— Сама падай. Мы не в парном катании участвуем, — военная перевела взгляд на Алису, которая недовольно смотрела в ответ. — Если что, лучше падай на бок.

На заявление Марты девушка недовольно хмыкнула и, потупив глаза, осмотрела каток. Лёд был чуть припорошен пушистым снегом, голые его участки поблескивали на солнце, доставляя глазам небольшой дискомфорт. Девушка встала на лед и, сделав парочку неуверенных шагов, оттолкнулась и поехала без какого-либо страха. Тут же к ней приблизилась Марта, схватив за плечи. Алиса замерла.

— А-а-а! Чего пугаешь? — девушка вмиг расставила руки, пытаясь удержаться. — Я чуть не упала!

— Так я бы тебя подняла, чего боишься, — подтрунивала Марта, еле сдерживая смех.

Девушка отдалилась от подруги и скользила по льду дальше, не пугаясь вырисовывать какие-нибудь простые фигуры. Ловкость и плавность движений будто были выстроены у неё сразу в своём внутреннем порядке: хотя это был результат долгих тренировок из детства. На миг Марта будто забыла про то, где она, кто она, кого играет и перед кем: девушка облачилась в ту самую наивную Александру. И тяжело от себя её оторвать, отделить. Ведь это её часть.

И кажется ей, что все видимое — сон, и что она скоро проснётся. Кто-нибудь вытащит её из этой затяжной комы.

Резкий порыв ветра. Марта остановилась рядом с Алисой, уткнувшись уголком лезвия о лед, которая за все это время лишь наблюдала за подругой, ощущая, как в груди расползался странный жар: это было восхищение. Неужели её вечно приземленная, мечтательная о прошлом Марта, способна на что-то подобное?

Алиса глянула на подругу, затаив дыхание.

— Я… Я не думала, что ты способна на такое. Это было красиво! Да и шаг по сравнению с тобой не сделаю. Почему ты не говорила о том, что умеешь кататься?

— Не хотела афишировать свое умение. Скучно, когда человек знает обо мне слишком много, — отвечала с гордостью девушка, чувствуя, как самооценка поднималась вверх после комплимента Алисы.

— Какая ты все-таки странная, Марта! — воскликнула Алиса, наконец сдвинувшись с места и проехав по льду с большей уверенностью.

— Я знаю, — подметила девушка, смотря по сторонам, недолго молча. — А давай наперегонки.

— Чего?

— Я первая! Догоняй! — Марта смеялась над ситуацией. Она быстро ускользнула от подруги, наконец ощутив в своей душе какую-то забаву.

— Постой! — Алиса вскрикнула, и, морально приготовившись надавать тумаков Марте, наконец поехала. — Я тебе такое задам!

Время шло, а к катку поспевало все больше людей: беззаботных детей и взрослых, решивших наконец отвлечься от тяжелых рутинных тягот. Солнце уже давно было не в зените, но не собиралось покидать горизонт.

— Скажи, Анастасия, как ты относишься к резким преобразованиям в обществе? — спрашивал мужчина коллегу, держа руки за спиной. — По типу насильственным переворотам…

— А не опасный ли это вопрос для такой обстановки, Рафаил? Мы идём мимо многолюдного места. А сейчас сам знаешь, какой народ, — отвечала женщина, глядя то на товарища, то на ближайшие невысокие здания с искусной лепниной.

— Брось, Вы, люди, всегда будете искать выгоду в первую очередь не для других, а для себя. — Рафаил принялся рассуждать. А это он очень любил. — Так что, если кто-то и услышит, то не думаю, что побежит жаловаться: скоро праздник, знаешь ли… А если будет донос, то об этот будут пестрить заголовки газет — кто хочет такие новости перед Священным Рождеством, а? — последние слова он протянул с какой-то странной, еле ощущаемой брезгливостью.

— Так Рождество же не завтра… — заметила женщина, искоса уставившись на приятеля.

— И не послезавтра. Настенька, Вы совсем перестали читать газеты? — изумился мужчина. — Знаете, как долго там все пишут и публикуют? А сколько идёт сам уголовный процесс, если кого-нибудь такого… Ать!.. Да поймали. Да на это и уйдёт несколько недель!

— Рафаил, прекратите занудствовать! Вы слишком в хорошем настроении! Никак не отойдете от последней встречи? — отрезала приятельница, хмыкнув.

— Анастасия, Вам хмурость не идёт. Улыбнитесь, милая, — завершил Рафаил, сказав это с аккуратностью.

Женщина ухмыльнулась, пряча улыбку, переводит взгляд на каток, уже заполненный людьми. Кто-то сидел на скамьях, болтая или переобуваясь, кто-то учился кататься, падая при каждом сделанном шаге, а кто-то пытался самоутвердиться на льду и показать всем свои умения, получая даже аплодисменты от незнакомцев. Внимание Анастасии привлекли две фигуры, которые чуть ли подрались на льду. Правда было видно, что одна из них была комично неуклюжей, когда пыталась резко тормозить или поворачиваться.

— Ты же знала, что я плохо катаюсь! Я чуть лёгкие не выплюнула, пока гналась за тобой! — причитала Алиса довольно раздраженным тоном, держа Марту за подбородок.

— Алиса, успокойся. Из-за тебя мы сейчас похожи на двух дур, — девушка ехидно щурилась, явно довольная собой.

Марта глядит в сторону, где был тротуар. Там стояли Анастасия и Рафаил. Вдалеке не было видно их лиц, так что девушка не признала своего знакомого.

— На нас даже уже вон смотрят. Отпусти. Прости. И все!

Женщина все это время не отводила взгляда от них двух. Это поведение ей не казалось каким-то специфичным. Она сделала несколько шагов вперёд, чтобы разглядеть получше: голос одного силуэта она будто где-то уже слышала. Издалека, конечно, он звучал чуть по-иному. Это мог быть её старый друг, подруга или знакомый. А может кто-то более…

Вмиг внутри Анастасии что-то ёкнуло: она не хотела подходить ближе, но чувствовала то, с чем ей пришлось расстаться много лет назад. Вмиг её окинула странная тяжесть и смирение, которое быстро вернуло её обратно в реальность. Женщина повернулась к Рафаилу всем телом.

— Тоже о чем-то задумался? — она спросила Рафаила, который загляделся на небо. Оно было ясным и безоблачным. Голубой и лазурный разливались по бескрайнему холсту небосвода.

«Был бы он рад встрече со мной?» — мимолетная мысль Рафаила о далёком прошлом. — «Да я сам себя обманываю сейчас! Не рад, не рад!»

— А? Да ничего особенного. Ответишь все-таки на мой первый вопрос?

Катание вскоре подошло к концу. Подруги уже успели помириться и шли обратно в свою «вечную» обитель.

— Марта, а знаешь… Я вот вспомнила про свою родню… — начала Алиса.

— Родню? Так ты же говорила, что…

— Дурочка, я про тётю и дядю своих! — буркнула девушка. — Так вот, они мне писали этой весной, что хотели бы встретиться со мной! А когда именно, не сказали! — Алиса недовольно сжала губы, выдохнула. — Я думала, что поеду к ним на это Рождество. Но я им ничего не писала даже. Они, наверное, не знают вообще, как я тут…

Марта шла рядом, слушая.

— Так вот. Ты бы хотела поехать со мной к ним в гости? Я бы тебя представила, сказала там, кто ты, — девушка глядела на подругу, которая удивлённо хлопала глазами. — Что тебя так удивило?

— Твоё предложение.

— Ну это лучше, чем сидеть в четырёх стенах все выходные, так ведь?

— Да, ты права. Только вот…

— Что?

— Твоя родня — она какая?

— Я тебе не рассказывала до этого? Да что ты! Мои тётушка и дядюшка — люди добрейшей души! — с восторгом заявляла Алиса, — Я же бывало, говорила про них, — девушка вздохнула, — А может ты и забыть успела, но ладно… Они меня никогда в обиду не давали, в платья наряжали, уму учили и сладости давали, когда мой отец этого не разрешал!

— Отец не разрешал носить платья? — Марта уставилась на подругу, — Так это же… Традиция вроде, как это называют. Это мы с тобой, нарушительницы закона, в брюках. Видимо, твой отец был очень странных взглядов.

— Он видел во мне мальчика.

— Что?!

— Это долгая история, потом — потом!

«Видимо, что-то серьёзное, если она отнекивается. На неё не похоже.» — подумала Марта.

— Надо будет только им написать письмо. Хорошо, что живут они не так далеко отсюда, — продолжала говорить для себя Алиса. Вдруг она наконец вспомнила про Марту. — Ты же не против поехать со мной?

— Конечно нет. Новые знакомства — это хорошо. У меня их в последнее время что-то многовато стало…

— Значит станет еще больше! О, а потом я тебя познакомлю со своими братьями?

— О, так ты не одна у них?

— Конечно нет! Знаешь, если бы не мой старший брат, то меня бы не отпустили учиться сюда.

— Правда? — Марта на миг остановилась, вскинув бровь. — Ты сама желала учиться тут?

— Именно! Тебя это до сих пор удивляет?

Марта отвела взгляд, чувствуя себя как-то пристыженно: в училище она оказалась ввиду необратимых обстоятельств. Возможно, для нее это был единственный выход, шанс остаться целой. Для кого-то же обучение там было точной целью и мечтой. Горечь растеклась по груди девушки, неприятно сдавив её.

— Да, немного.

Прошло несколько недель с момента того разговора. Марта и Алиса стояли на вокзале в ожидании своего поезда. Поездке быть. Несколько платформ были набиты людной толпой — кто-то покидал город насовсем, прощаясь со своими родными, кто-то же обещал вскоре вернуться.

Марта вышла из полудремы из-за громкого пыхтения приближающегося поезда. Все было неизменно: люди толпились у тех вагонов, которые могли позволить себе финансово, контролёры проверяли у каждого документы и паспорта (если, они конечно были) и с дружелюбной улыбкой желали хорошего пути.

Девушка сидела в большом вагоне. Она положила багаж на соседнее, никем не занятие сидение. Алиса сидела напротив, сняв с себя шинель, уткнувшись в письмо, присланное недавно ее дядей — бедным дворянином, Николаем Заруцким.

— Что там такого интересного, Алиса? Ищешь загадочный шифр?

— Пф, ещё чего, Марта… — сказала девушка в ответ, поворачивая листок в разные стороны. Смотрела она на него так внимательно, что казалось, там и правда был какой-то скрытый смысл.

— Расскажи потом, какую разгадку ты найдёшь, хорошо? — спросила девушка, невольно поправив волосы и закрыв глаза, слушая, как бывало искрились колеса поезда при контакте с рельсами.

— Ладно-ладно, — хмыкнула Заруцкая и, раскрыв листок с другой стороны, стала читать, — После того, как прибудете на вокзал, направляйтесь к моему дому. Алиса, думаю, ты его помнишь — он все стоит на месте, целёхонький. Эх, папаша, мог бы хоть адрес точный написать!..

— Да глянь ты на другую сторону, может он там припрятал… — предложила Марта, смотря на подругу.

— Да… Логично, Марта! — Алиса трясла письмо, выправляла каждый возможно замятый уголок. — Пф, и тут нет. Ладно — ладно, тогда придётся положиться на мою память! — лицо Заруцкой расплылось в довольной улыбке.

Военная, сидевшая напротив, спокойно выдохнула. Затем, она полезла рукой в свою сумку и достала одну вещицу: блокнот, листы которого еле держались на своих местах. Другой рукой девушка захватила карандаш, принадлежавший Алисе.

—… Ты же не против?

— Совсем нет! — ответила в непривычно милой ноте Заруцкая, — Бери-бери.

Марта удивлённо подняла брови, держа карандаш меж пальцев, покрутила его в руке и зажала уголок меж зубов.

— Ладно.

Военная провела на одном из листков несколько хаотичных линий (от скуки). Рука вела сама, не давая воли разуму. Когда на бумаге вырисовался силуэт ангела, Марта тут же вырывала листок и спрятала его в карман, тревожно глянув по сторонам.

«Спокойней…»

Девушка откинулась на спинку сиденья, надолго погрузившись в свои мысли.

Прошел час или минута, день аль вечность — Марта посмотрела на часы. Пять часов утра. Вскоре, девушек уже поприветствовал железный перрон и небольшое здание, пестрящее маленькими, выложенными, будто плитками, окнами. Колонны старательно держали здание на месте, вклинивались в землю. Посередине, над центральными дверьми, тяжёлыми, дубовыми, был циферблат.

— Х-х… Даже и не встретили, — то ли с ноткой раздражения, то ли с грустью пробубнила себе под нос Заруцкая, таща в руке сумку.

— Ладно тебе, Алиса. Тебя сто процентов уже ждут дома!

— Да, чего бы ещё… — тут Заруцкая резко остановилась, увидев вдалеке знакомый силуэт.

«Черт… Они послали… Его?»

— Алиса-а-а!

Казалось, этот крик услышали все посетители вокзала: от путешественников, до охранника, бродяг и мимо проходящих зевак.

Юноша подбежал к девушке, придерживая розоватыми от холода пальцами (он забыл надеть перчатки) темную фуражку, из-под которой выбивались каштановые кудри. Они придавали незнакомцу очарование и вид невинного и раззадоренного жизнью создания. Он еле сдерживал эмоции, чтобы не накинуться на Заруцкую с объятиями — старался соблюдать устои.

— Здравствуй, Артур… — ответила Алиса сквозь зубы.

— Я так рад тебя встретить! Как давно мы не виделись, — Заруцкий-младший был так рад встрече, что не заметил Марту. — Оу, а кто же Вы, милая дама? Подруга ли сестры моей?

Военная выгнула бровь, уставившись на Артура, сиявшего неподдельной радостью. Его голубые глаза прекрасно сочетались с светлыми веснушками, хаотично рассыпанными на щеках.

— Я Марта. — лаконичный ответ не заставил себя ждать. — Да, мы дружим с самого начала учёбы. А Вас звать Артур, я правильно полагаю?

Заруцкий-младший кивнул, сонно покачав головой. Он не привык вставать так рано, но приказ родителей есть приказ.

— Может Вам помочь? — спросил юноша, сонно протянув слова, окинув взглядом багаж девушек.

— Я бы согласилась, но… — Марта изучала Артура взглядом. Заруцкий был одет просто, но аккуратно. Особенно если учесть чрезмерную энергичность, которую девушка успела приписать новому знакомому. Из-под острых лацканов пальто-фрака игриво выбивался шарф, — Не тяжело ли Вам будет? Все же, выглядите Вы таким юным, и…

— Да чего ему. Артур, раз вызвался — делай! — Алиса ухмыльнулась на свои слова, протянув брату багаж.

Заруцкий беспрекословно взял сумку. Марта замерла на миг: ни рука, ни пальцы юноши не дрогнули. Он пошёл рядом с подругами, а после вклинился между ними, видимо, думая, каких вопросов бы им позадавать.

— Надолго ли к нам?

— Пару дней. Рождество празднуют же не месяц!

— Каково жить в городе N?

Сонное настроение витало как и между компашкой, так и на перроне, где не было слишком много людей.

— Конечно, он больше Вашего, но… Тут как-то все уже уютнее, роднее… Все тот же хруст сугробов, те же вывески на зданиях.

Алиса смотрела по сторонам, акцентируя внимание на различных деревянных вывесках. Какие-то подсырели от частых снегопадов, какие-то все также были на своём месте, привлекая внимание яркими надписями или иллюстрациями. За стеклом все также стояли витрины, заполненные различными видами товаров, смотря, какую лавку или забегаловку компания проходила. Ателье могло похвастаться различными швейными атрибутами, магазины радиоприемников и телефонов (что было редким явлением, особенно в маленьких городах) хвастались частью моделей.

— В моем детстве такого не было… — заметила Заруцкая, уставившись на странную коробку.

— Это ушной телеграф, Алиса! — Артур ответил на возможный вопрос, появившийся в её голове.

— Артур, разве я такая глупая по-твоему? Я бы сама не догадалась?

— Просто ты так смотрела на него, будто увидела медведя у себя дома…

— Ишь, чего подметил! Артур, мне пока не пора сединой обрастать.

Марта не ввязывалась в их диалог, лишь наблюдала. Всегда ли родственники так себя ведут? В интонации голоса Алисы она не слышала отдаленного намёка на то, что она подтягивала и старалась обратить все в шутку.

«Надо будет спросить её. Не время.»

Дальнейшую дорогу девушка слушала лишь небольшие перепалки между Заруцкими, которые оканчивались смехом Артура и недовольным взглядом Алисы.

Спустя несколько пройденных небольших улочек, пока что не заполненных людьми, компания добралась до нужного им дома.

Артур постучал в дверь — ответ долго не заставил себя ждать. Домочадцы давно были на ногах.

— Алиса, миленькая! — воскликнула радостно женщина приятной наружности в элегантном домашнем платье, стоя на пороге, когда фигура Заруцкой показалась перед ней.

— И Вам не хворать, тётя Анна, — не успела ответить Алиса, как её тут тут же обняли родные руки. Хмурость и усталость сменилось ребячьей радостью.

— Артур, здороваться ещё раз не буду, — сказал Николай Заруцкий, отец юноши, окинув взглядом. — Ты никак не снимешь фуражку?

— А что в этом дурного, папаша?

Пока Заруцкие приветствовали свою племянницу, Марте хотелось провалиться под землю — она постоянно смотрела по сторонам: куда угодно, только не на тех, у кого она должна гостить определённые дни.

— А Вы та, о ком Алиса упоминала в письме? — девушку тут же заметила Анна, сделав несколько спешных шагов. — О, представьтесь!

— Я… Марта.

— А по отцу Вы кто?

Военная спохватилась, сдержала себя, чтобы не выпалить то, чего она не хотела бы говорить. Марта вспомнила, какую фамилию она назвала, когда ей восстанавливали документы много лет назад.

— Владимирова.

— Ваша фамилия аль отчество?

— Владимирова Владимировна, — как-то дополнила девушка, бегая глазами в разные стороны от ощущения несостоятельности своих слов.

— О, прелестно, — улыбнулась Анна, положив ладонь на плечо Марты. От этого жеста девушке еще больше захотелось испариться в эту же секунду.

Далее Владимирова шла вместе с Артуром и Анной, решившие провести новоиспеченной знакомой экскурсию по дому. Из долгих рассказов тётушки Заруцкой, из милых поддакиваний и дополнений юноши, Марта наконец поняла, что кухня находится совсем рядом с комнатами, которую выделили для неё и Алисы. Девушка прошла в комнату подруги и оглядела её: это была обыкновенная гостевая комната, которую могли позволить себе люди с лишними деньгами в кармане. У окна стоял диван, у одной из широких стен — кровать. Алиса с лёгкостью прыгнула на нее и уткнулась в одеяло своим лицом. Девушка перевернулась на спину, посмотрела в потолок.

— Ох, благодать!

Владимирова прошла в комнату Заруцкой, вытаскивая с каждого уголка какие-то интересные детали для себя, подчеркивая их, будто стараясь закрепить в памяти.

— Что? Нравится, да?

— Довольно уютно, — выплеснула впечатление девушка.

Взгляд её сразу же привлекли светлые обои с витиеватым узором, тёмная мебель, на которой не покоилась пыль: видно, что за порядком в доме следили. Широкое окно выглядывало на небольшой сад, который был усыпан искрящимся снегом в свете раннего утра.

— Помню, что эту комнату выделили специально для меня, когда я стала жить у тети и дяди, — Заруцкая невольно начала рассказывать. — И мало что поменялось с того момента, как я покинула этот дом. А тебе, видимо, выделили бывшую комнату старшего, — пыталась угадать Алиса, мысленно пересчитывая количество комнат. — Либо гостевую.

— Старшего? — Марта чуть наклонила голову.

— Ага, Константина. Не слышала о нем?

— А откуда мне знать его?..

— Да как! Уж третий год он в министрах. Неужели газет не читаешь?

— Читаю. Когда ими закрывают окна.

— Да ну тебя, — Заруцкая с ухмылкой отвела взгляд, — негоже так про высокие чины болтать.

Не успели девушки посидеть в тишине, как тут в комнату заявился Артур.

— Здравствуйте ещё раз, милые дамы! — ласково-задорным тоном оторвал от своих губ юноша, заставив девушек повернуться в его сторону. — Вы не голодны?

— Никак нет, благодарю, — Владимирова томно кивнула, невольно одарив смотрящего подобием улыбки.

— Нет, Артур. А ты уже хочешь поесть, да?

— Нет, это я перенёс вопрос матушки.

Заруцкая вскинула бровь, оглядев своего брата с ног до головы, изучив одним касанием все его изменения.

— Чего же ты стоишь как вкопанный, а? Не хочешь поговорить с нами, со своей… Сестрой, в конце концов? — вопрос Алисы ловко отскочил от языка, отчего Артур на миг опешил, еле слышно стукнув каблучком по полу и втянув щеки.

— Хочу…

Заруцкого, мягко говоря, удивило поведение девушки. Совсем не то, кем она была раньше. Скорее всего, она сдерживала свою худшую сторону перед Владимировой. Алиса похлопала ладонью по кровати, приглашая сесть.

Юноша сел на кровать, ощутив резкую сухость в горле. Марта с любопытством посмотрела на нового знакомого.

— Артур, — начинает Марта, стараясь вывести Заруцкого на тропу спокойствия, — Расскажи-ка о себе.

«Ничего лучше не придумала.»

Юноша почесал затылок, чуть задев фуражку.

— Я — младший сын моих родителей. Матушка из обедневшего оседлого рода, отец же из разночинцев. По службе получил чин. Работал фельдшеро—

— Кхм — кхм! — Алиса посмотрела на брата, чуть опустив брови. — Она спрашивала именно про тебя.

— Да так я и хотел… Только вот ещё со вступления начать…

— Ты ещё договори, в каком веке какой дядька получил свое такое положение…

Марта, заметила что перед ней возможно зарождался маленький конфликт из ниоткуда, ибо голос Алисы вновь не отзывался добрыми нотками.

— Артур, позволь спросить тебя…

— Да, конечно.

— Ты всегда с этой фуражкой на голове ходишь?

— Нет… Просто я… — юноша потупил взгляд, услышав хихиканье девушек. — Снять забыл, да.

— Поверю, хорошо… — Владимирова глядела на Артура, улыбаясь.

В подтверждение своих слов, Заруцкий с превеликой тяжестью на сердце снял свой фирменный атрибут.

— В общем, я… — Артур недолго подбирал слова. — Я кадет здешней гимназии. Скоро буду в училище поступать, через пару годков. А пока я в подготовительной какое-то время… А может и в академию возьмут!

Марта с внутренним интересом слушала рассказы Заруцкого, сложив руки у груди.

— А в какой род войск хочешь? — глаза девушки блеснули.

Казалось, что юноша, сидящий перед ней, был словно маленький ребёнок, хваставшийся большими победами.

— Отец говорит идти в топографы… Братец говорит, что примет мой любой выбор… — Артур едва слышно набрал воздух в лёгкие. — А я хочу в железнодорожные податься, в инженеры. Но как же это тяжело… Уроки черчения просто ад для моих рук!

— Почему же?

— Не моя стихия — бегать с гранатами или саблями на поле, боясь, что чей-то конь случайно затопчет, или ядро иль бомба прилетит… Не подумайте! Я, конечно, не трус… Но не лежит к этому моя душа.

— Даже не знаю… — проскользнуло из уст Алисы.

— Мне нравится сам предмет, но я не могу даже взять себя под контроль, когда работаю… — Заруцкий сперва глянул на Владимирову, потом на сестру. — Простите за откровение, но за черчением мои пальцы часто начинают дрожать… И так я порчу свои работы, ибо дрожь эта непонятная и неконтролируемая: никак не унять!

Это стало недавно появляться, никогда не было такого…

Марта удивленно хмыкнула на такие откровения.

— Ты посещал доктора? — задала брату вопрос Алиса.

— Нет, я их побаиваюсь… Особенно местных…

— Артур, а папаша тебе на что? Он бы был фельдшером…

— Я не хочу, чтобы он знал об этом, Лиса.

— Твоё право, братик. Только потом не злись на весь мир, когда дрожь не пройдёт и твоя мечта накроется медным тазом! — Алиса показала брату язык.

— Ладно, ты меня заставила поменять мысли…

День у Заруцких был относительно, даже слишком спокойным, не считая предпраздничной суматохи. Через день будет Сочельник, за ним следом пробежит Рождество.

За сегодняшним ужином Марте удалось разговорить главу семейства — мужчина с удовольствием отвечал на спонтанные вопросы новой знакомой. А девушке играло это на руку.

— Расскажите-ка про свое прошлое. Кем Вы работали, Николай Викторович?

Стол сегодня был небогат, да и завтра будет подобный. Постоянными гостями стола был чай, печеная ленивая рыба, пирожки с разными начинками, румяными и блестящими верхушками; рядом стояли тарелки с кутьей и соленьями. Сегодня Заруцкие были поскромней обычного, а все из-за религиозности Анны.

— Я был фельдшером по молодости, да даже был представлен к награде за свой труд.

Марта слушала с интересом, отложив надкусанный пирожок. Давно она не ела подобного, напоминающего что-то родное.

— Вау, звучит очень впечатляюще. То есть, вы участвовали в войнах, да?

— А как же, таскал раненых солдат, оказывал помощь. Чуть что из ряда вон —

отправляли в госпиталя в столицу. Я повидал разных людей: кто-то рвался в бой с изувеченными конечностями, кто-то тихо мучился от адской боли от полученных ран, кого-то же мне приносили без сознания…

— А запомнились ли Вам какие-нибудь случаи?

— Оу, сударыня, я сразу так и не скажу Вам, — Заруцкий покрутил пальцем в воздухе и приложил его к виску, — Дайте-ка подумаю… Да, бывали такие. Одного контузило гранатой, из-за чего солдат потерял слух на довольно долгое время. Я его сдерживал, когда тот пытался биться головой об стену. Помню… Ух, а вот это будет совсем не к столу. — мужчина хмыкнул. — Давайте я продолжу рассказ позже, хорошо? А то другие дамы меня так и едят недовольным взглядом.

— А мне тоже интересно это слушать, — Артур прикрыл глаза, отпив чая.

— Сынишка, ты уже слышал все истории…

— Я ещё хочу раз хочу послушать. В памяти освежить.

Прошёл где-то час. Алиса и Анна остались на кухне, а Марта, в компании мужской половины Заруцких, сидела в гостиной, ожидая скорого рассказа.

— Так какую историю Вы хотели поведать, Николай Викторович?

— Да про одного больного, которого мне удалось видеть. Помню, было сражение под Западной землёй, тогда была осень, вроде. Лили часто дожди… — Заруцкий почесал подбородок. — Доставили ко мне офицера одного. Высокий, по сравнению со мной, не грузный и не тощий. Волосы, хотя их правильней бы тогда патлами назвать — черные, будто смоль, где-то по плечи были. И как его отправили… В таком виде, подумывал я тогда. Глядел на него и строил догадки, из какого роду он мог быть: по виду помыслил, что если бы родился тот человек на век раньше, то пошёл бы в гренадеры.

— Он был настолько высок?

— Да. Мне аж казалось, что он меня мог прихлопнуть одним ударом. Лежал он без сознания ещё где-то пару минут, а потом наконец очнулся…

* * *

Свет падающего солнца ударил в глаза, пронзая лучами, пробившимися из-под темных тучек. Мужчина жмурил глаза, вздохнув от резкой судороги по всему телу. Взгляд падал то на незнакомца, но своего, то на стены палаты. Свежие, дающие учуять небольшой шлейф краски. Больной дышал ртом, чувствуя, как пронзающая боль царапала где-то внутри.

Сон в чужой, но своей постели прошёл спокойно. Удивительно, что без ночных кошмаров, которые любили покусать за голову. Этим утром широкая кровать показалась Марте императорским ложе, так что ей до последнего не хотелось выходить из объятий одеяла. Утренние лучи падали на пол. Преодолев бессилие, Владимирова порвала на себе кандалы Морфея, подняла тело и встала с кровати, покачавшись на месте, затем потянулась до приятного тянущего ощущения по всему телу, посмотрела в окно и подошла к зеркалу.

— Уф, ну и чучело я лохматое. И косматое. Как бы напугала сейчас кого-нибудь… — девушка улыбнулась отражению, — Да не буду.

Марта поправила причёску несколькими усердными движениями деревянного гребня, но её кудрявые черные локоны все равно не поддавились напору. Владимирова вышла из комнаты, захватив несколько сменных вещей, надеясь в мыслях, что ванная была свободной. Не прогадала. За стол девушка села довольно бодрой, но чуть растерянной — её привёл под руку Артур, говоря, что все в доме, будь то гости или члены семьи, должны завтракать вместе. На столе была овсяная каша, снова кутья и блинчики. Ароматный чай настаивался в пузатом фарфоровом чайнике.

— Какие планы на сегодня, матушка? — Заруцкий-младший спросил родительницу.

— Я думала сходить сегодня на рынок, чтобы купить кое-что к Рождеству. Кстати, не хочешь пойти со мной?

Артур тут же опустил уголки губ, замолчав от такого предложения.

— Что же ты, я с тобой пойду, Аннушка, — Николай оторвался от приёма пищи, встряв в разговор. — Я думаю, Артур бы хотел провести побольше времени с сестрой, так?

Алиса и Артур в ту же секунду посмотрели друг на друга. Серые глаза вцепились в милое лицо, будто желая поцарапать или изуродовать иным способом, но не из-за злобы или чего-то более противного. Марта же спокойно ела, успев мысленно смириться с подобным (и на деле типичным) поведением сестры и брата.

— Ну да. Может, мы обсудим некоторые разногласия между нами, — Алиса растянула губы в хитрой улыбке.

— Чудно. Решено.

Марта отчерпнула небольшую горсть овсяной каши и положила её в рот, наблюдая за тем, как брови и уголки губ детей-Заруцких меняли свое положение.

Через час, Когда Анна и Николай покинули стены дома, Алиса, Артур и Марта сидели в гостиной, стараясь разговорить друг друга. Комната наполнялась звонким то юношеским, то девичьим смехом.

— Артур, — посреди разговора Алиса решила задавать провокационный вопрос. — Знаешь ли ты что-то об ангельском вопросе?

— Ангельский… что? — паренёк отрицательно покачал головой.

— А ангелов вообще видел?

Заруцкий широко улыбнулся девушке, притворно выдавливая из себя искорки смеха, из странного желания и внутреннего побуждения.

— Алиса, с каких пор ты стала такой верующей? Вот матушка удивится!

— Ах, ты не хочешь отвечать мне, так… Ладно.

Все ещё не понимая, о каких ангелах говорила сестра, Артур почесывал затылок, виновато опустив глаза в пол.

— Ой, да не слушай её, Артур. Она специально хочет тебе мозги напичкать небылицами.

— Марта, он не такой маленький. Пусть узнает…

Приложив палец к губе, Владимирова шикнула. Алиса лишь кивнула на её действие, видимо, поняв причину. Артур, похлопав глазами, выдавил ляпистую улыбку, очертившую его непухлые губы. Больше за этот день Заруцкие и Марта не касались подобной темы.

Темнело рано. Все за пределами стен каменного дома накрылось синей темнотой, в которой искорками мерцал выпавший снег. Медленно, будто по наказу, зажигался один за другим фонарь, освещая узкие улочки и вывески контор, магазинов и мастерских. К вечеру, все члены семьи были дома. Анна тревожно перебирала статуэтки в гостиной, расставляя их по местам — но не мысли в своей голове.

Скоро началась Рождественская служба. Туда пошли Заруцкие старшие и Артур. Алиса же отказалась, из-за чего получила лишь протяжный и недовольный вздох тетушки и еле ощущаемый взгляд дядюшки. Марта осталась с подругой, отчего вскоре получила тысячу вопросов от родителей Заруцких о своей вере.

— Марта… — протянула девушка.

Подруги были на кухне. Опираясь бедром о столешницу, Алиса же смотрела на Марту, которая пожирала свое отражение в самоваре взглядом — видимо, о чем-то снова думала.

— Самой себе нравишься, да? — прищурившись, снова протянула Заруцкая, еле слышно хмыкая.

Наконец выйдя из транса будто по щелчку пальца, Марта помотала головой.

— Да! Ой, точнее нет! Точнее… Алиса, ты чего вообще меня взглядом сверлишь? Ты ради меня тут что-ли осталась?

— Ой, да нет. Наоборот хорошо: часок лишний не увижу эту кудрявую голову.

— М? Ты про…

— Ага, Артура. Потом расскажу. Может быть.

Марта тут же хотела возразить, но хлесткий удар бумажного конверта заставил замолчать.

— Смотри, что у меня есть. Видимо, тетушка Анна не заметила в ящике! — с предвкушением протянула Алиса. Движения девушки стали такие резвые, такие живые, будто только сейчас она проявила себя настоящую.

— Ой, Лис, что же там такого? «Министр» отписал половину губернии в управление?

— Не подтрунивай так, а то я ему про это напишу в письме, — Алиса, подшучивая, высунула кончик языка и принялась распечатывать заветный конверт. — Я ему про тебя пишу вообще-то. И вообще, он земли не может отписывать.

— Пишешь? Да я этого человека знать не знаю, а ты наверное ему там все мои секреты выказала.

— Нет, до такого я пока ещё не додумалась. Благодарю за подсказку, Марта.

Приулыбнувшись, девушка достала несколько рождественских открыток. На них были разные иллюстрации: начиная от рождественской столицы до чрезмерно милого изображения ангелов, от которых Марту все же воротило. Но подобный «подарок» как знак внимания, как уточняющая весточка о не безразличности к адресату, казался ей таким естественным и милым, что на лице её, угловатым в некоторых местах и хмуром от дум, появилась улыбка.

Алиса, быстро перебрав открытки в руках, отодвинула одну в свою сторону, выделяя, другую же рассматривала более пристально, будто пытаясь разглядеть что-то неведомое.

—… Марте от графа Заруцкого. — прочитав это, Алиса странно улыбнулась. — Что же, братец не поскупился на мою любимую подругу. Было бы подозрительно, если бы он обделил тебя вниманием: я о тебе почти в каждом письме пишу.

— О, и что ты пишешь?

Глаза девушки блеснули. Искорка страсти любознания промелькнула в них.

— О том, как ты постоянно зубришь теорию, незаметно крадешь у кадетов хлеб, пока стоишь на дежурстве и не понимаешь моих шуток!..

Марта потупила взгляд.

— Это, надеюсь, шутка?..

Алиса, изумившись вопросу Марты, подняла уголки губ, а затем захохотала.

— Ну вот, значит я права: не понимаешь шуток!

— Да все-все, дай мне хоть в руках подержать — может быть, над кроватью повешу себе, как икону. Думаешь, соседки обзавидуются? — саркастично протянула Владимирова.

— Конечно, и драться будут за это! Не каждому перепадает открытка от непотомственного, но, все же графа. — с таким же тоном, граничащим между шутливостью и наигранной серьёзностью, дополнила Заруцкая.

Взяв открытку в руки, Марта осмотрела её также пристально, как и Алиса.

«С Рождеством, незнакомая мне, но милая Алисе госпожа Владимирова. Надеюсь, что хоть эта открытка попадет в Ваши, я верю, замечательные руки. Пусть праздник принесет Вам радость...» — пробежав глазами по этим строчкам, девушка почувствовала, как на блеклых щеках её заиграл румянец. Похлопав своими тёмными ресницами, Марта постаралась отогнать от себя смущение, которое теперь будет время от времени накрывать её на протяжении, как минимум, нескольких дней, ибо не ожидала она ничего подобного в свой адрес (да и не слышала такого на протяжении нескольких лет.)

— Ну что, удивила я тебя? — Алиса улыбнулась во все зубы, а затем прокашляла, разорвав секундную тишину.

— Да, очень… Твой брат удивил меня. Передай ему в письме, пусть обрадуется.

— Отлично. Тогда я напишу ему, что ты была очень рада и даже польщена! — пробормотала Алиса, на конце предложения громко цокнув языком. —И ещё чуть не упала в обморок, но я успела подставить тебе стул.

— Алиса, да черт! — Марта, опустив взгляд, сложила руки у груди, улыбаясь так, будто была задета шуткой. — Виновата ли я, что слышу комплименты, даже на бумаге, так редко?

— Конечно нет! Хочешь, я тебе буду говорить их чаще?

Посмотрев рассеянным взглядом на Алису, Марта пожала плечами.

— Не делай одолжений, а лучше приступай к действиям. Я вся твоя!

Стук в дверь нарушил возможные шутливые действия и колкие перебрасывания фраз.

— Оу, неужели вернулись? — Марта удивлённо приподняла брови.

— Нет — нет! Возможно это детишки ходят, колядуют…

Заруцкая быстрым шагом дошла до прихожей и, открыв дверь, увидела перед собой толпу разношерстных детей.

— Кто в чудесный праздник верит — открывайте шире двери! — начала говорить девочка лет двенадцати, чья голова была укутана в толстый тёмный платок, из-под которого выглядывали медные волосы.

—Коляда, коляда,

Накануне Рождества!.., — продолжил мальчик лет десяти, стоявший рядом.

Самый старший из компании, высокий чернобровый юноша в разношенной шубейке закончил стишок.

Из этой толпы Заруцкая узнала медноволосую девочку: она колядовала не первый год и с раннего детства приходила к ним, ибо знала, что без угощения эта семья бы её не оставила.

Выслушав колядки, Алиса широко улыбнулась пришедшим. Холодный поток воздуха с улицы, окативший её, взбодрил уставшее лицо.

— Марта, принеси-ка ту тарелку, что стоит в углу, — как-то воодушевленно, даже повелительно сказала Алиса своей подруге, которая уже через несколько мгновений стояла с тарелкой, полной блинов и конфет в обертке. — Чудно!

Для Владимировой это был соблазн высшей степени: умеренной красоты и вида большие румяные блины, промазанные небольшим количеством масла. Она глядела на них с самого вечера: пока в доме суетились домочадцы, Марта будто случайно бросала взгляд на эту вместительную тарелку. Её рука желала невольно потянуться и ухватить хоть один блин, чтобы наконец испробовать забытый за долгое время вкус — но тут её останавливал возглас Заруцкого-младшего, который как будто специально их караулил, и, замечая Марту у блинов, приговаривал шепотом, что это приготовлено для колядующих и ни в коем случае блины есть нельзя — отхватишь от тетушки Анны.

Пока Владимирова раздавала каждому по несколько блинов, мельком наблюдая, как лица пришедших восполнялись радостью, Алиса давала каждому по конфете, улыбаясь будто своим старым знакомым — хотя, отчасти так и было.

— Тётя Алиса, — спросила медноволосая девочка, — А где дядя Коташа?

— Дядя Коташа? — Заруцкая притупила взгляд. — В этом году он не приехал. Девочка, переменившись в лице, расстроенно вздохнула.

— Не расстраивайся. Дядя Коташа просто очень занятой человек: он работает над тем, чтобы нам жилось спокойнее.

— Он не забыл про нас?

— Конечно нет, как он забудет. Знаешь, как ему нравится видеть улыбки на лицах ребят — он готов радоваться вместе с вами.

Марта слушала диалог, не встревая в разговор. У неё уже были вопросы, на которые бы она желала знать ответы. Когда деревянная дверь вскоре захлопнулась, а в коридоре стоял более ощущаемый шлейф холодка, Марта, оторвавшись от стены, сделала шаг к подруге.

— Не ожидала, что у тебя будут знакомые среди детей, — приподняв брови, пробормотала девушка.

— Да? Так это не я сама, это Коташа виноват.

— Кота… Коташа. Оу, я думала, что вы про кого-то выдуманного говорите. Это имя?

— Да, имя. Про Константина говорим.

— Что? Опять он? — Марта сложила губы в трубочку, затем вытянула их и вздохнула. — Алиса, у Вас тут его культ или что?

— Нет, совсем нет. Он просто меценат, а ещё на подарки детишкам часть денег выделяет.

Кивнув в понимании, Марта почувствовала, как по телу пробежала секундная дрожь: любопытство все больше накрыло её. Интересно, что из себя представляет этот Коташа, которого не могут поделить Заруцкие-младшие и которого с большой радостью ждут маленькие жители этого провинциального городка…

— Коташа, — сказала себе под нос Марта, пытаясь пропустить имя через себя, — Забавно. И кто это прозвище ему придумал?

— А давай ты лучше это узнаешь от него. Думаю, если весной-летом он пригласит меня и Артура к себе в имение — я и тебя прихвачу. Идёт?

— Меня? — Марта выгнула бровь. — Алиса, ты что-то подобрела за последнее время.

— Ну… На меня, понимаешь, повлияли те дети и вообще все! Рождество, знаешь же, время волшебства! Тетушка Анна всегда говорила, что оно создано для успокоения, радости и ощущения безвозмездной любви ко всем, и к Господу… А, прости — прости! Я не должна была говорить последнее.

— Нет, все хорошо. Я не зла на Бога, у меня злоба на иное… Он не виноват.

Марта почувствовала, как её плечи обвили девичьи руки, а затем, будто осознавая возможное негодование, те руки просто коснулись плеч.

— Скажи: ты бы хотела встретить Рождество со своими родителями?

Родители? А что говорить Марте, которая всеми силами отгораживалась от прошлого, где она была любима и нужна другим.

— Да, наверное, — сухой ответ сорвался с её губ, пока сердце бешено стучало лишь при мысли о долгожданной, но невозможной встрече.

— А, наверное? Марта, может когда-нибудь ты перестанешь говорить загадками? — прошептала Алиса, всё так же выглядываясь в карие глаза, — Мы же всё-таки с тобой подруги как-никак. Конечно, я понимаю — может у тебя было ужасное прошлое и ты не хочешь говорить об этом, но я же тоже не без секретов. Я тебе не рассказывала почему я живу с тётушкой и дядюшкой?

— Нет, не говорила.

— Ах, какая же я… За все года нашей дружбы с тобой так редко предавлась подобному… — протянула девушка, выдыхая с внутренним сожалением. — Я думаю, что сейчас тоже не время для подобных историй, так что… — Может пойдём прогуляемся, а?

Вдруг стук в дверь заставил отложить идею прогулки на свежем воздухе — это вновь были колядующие.

— Давай ещё блинов, Марта, — повторила с той же интонацией Алиса.

Так повторилось ещё несколько раз, пока стрелки часов не показали два часа ночи, а на небе блистали яркие звезды.

— Ну, а теперь? — Владимирова задала вопрос, глядя на Алису, которая рассматривала подаренную ей открытку с блестящими от восторга глазами.

— А теперь… Я, наверное, пойду посплю.

— Эх, Алиса, — Марта опустила голову, смотря на входную дверь, надевая пальто, — Такую малину мне испортила. Без тебя пойду, так уж и быть.

— Смотри: не потеряйся в сугробах!

— Спасибо за беспокойство, — ответила Марта с доброй усмешкой, прикрыв за собой дверь.

В прогулках в одиночестве Марта видела особую прелесть. Когда девушка была в настроении радостном или просто приободренном, отличном от дурного равнодушия, такие уединения души казались ей более приятными. Зима, лето — неважно. Что шелест листвы, что хруст снега одинаково влияли на Владимирову с юных лет.

А вообще, когда человек находится в настроении лучше обычного, когда радость растекается в каждой клеточке тела, то желание обнять весь мир не кажется таким странным и диким. Желал бы мир таких искренних объятий?

Хруст снега под ногами, темно-синее небо и голоса горожан, доносившиеся с разных уголков улиц, делали картину, открывшуюся перед взором Марты, до трепетной дрожи родной, будто таким все тут было и десять, и пять лет назад, и останется оно таким же спустя и пять, и десять лет...

Купола небольшого собора почти не виднелись в ночной поволоке. Скрип под ногами не утихал, а морозец бил в нос.

— Сударыня… ‐ девушку позвал из темноты знакомый голос. Марта до последнего надеялась, что это было обращение не к ней. — Марта Владимирова.

Повернувшись в сторону, девушка обомлела. Высокая фигура стояла у забора, огораживающего церковь, в которой сейчас шла Рождественская служба.

— Не узнали ли Вы меня? — задал ещё один вопрос Рафаил, сделав шаг в сторону Марты, спрятав руки в карманы длинного пальто.

— Это Вы!..

— Да, я.

— Вы меня преследовали?

Причмокнув губами, «ангел» хмыкнул, смотря в сторону церкви.

— Что значит преследовал? Совсем нет! Видимо, Вы сами пришли сюда.

— Сама? — Марта, не поверив своим ушам, нахмурилась. — Нет — нет. Ладно, говорите, зачем звали меня?

— Да так, желал я предупредить об опасности одной, что, видимо, преследует Вас не один год, — на мгновение, сложив ладони домиком, Рафаил подошёл ближе к знакомой. Он обвивал пространство Марты медленными, тягучими шагами, словно бабочка, формировавшая вокруг себя кокон. — И знаю, что Вам тяжело от неё…

Брови Марты сдвинулись вниз от понимая его слов, но непонимания происходящего.

— И что Вы мне предложите? — с внутренней усмешкой спросила девушка, уже коря себя в мыслях за подобный тон. Она не знала, что ожидать от малознакомого человека.

— Я бы Вам хотел задать вопрос. Не против?

— Какой?

—…Что Вы считаете волей?

— Воля? Свобода человека, животного, — девушка посмотрела по сторонам, не отрывая взгляда, —…любого живого существа.

— А если воля становится… Выше? — Рафаил наклонил голову вбок, сделав ещё один шаг к Марте. — Ведь знаешь... Нет ничего сильнее в этом мире воли человеческой. В отличие от ... — он недолго молчал, — ...иной, она более раскованная, она всеохватывающая и создающая абсолютно новое, словно Божья воля. Она способна исцелять, она способна радовать и разрушать. Каждый, кто пользуется ей, уникален и имеет свой неповторимый взгляд: не юных и блестящих, или злых и слепых глаз, а души — трепетной и юной или жалкой и гнусной. У кого-то блеск воли горит вечно, после отречения от этого мира, у кого-то затухает при его долгом покорении, в скором разочаровании в других взглядах...

— А что насчёт Вашей воли, Рафаил? — Марта спросила странного юношу, больше походившего на немолодого человека. Она пыталась вглядеться в испуганный, глубокий взгляд карих глаз.

Ангел на миг спрятал свой взгляд от собеседницы, чувствуя, как эфемерное тело вздрогнуло.

— Моя воля… — тонкие, худые пальцы Рафаила скользнули по воздуху, оторвавшись от холодного фонарного столба, легли чуть ниже подбородка Владимировой, подняв голову девушки на свой уровень глаз.

Марта удивилась такому жесту, но не подала знака: Рафаил все равно почувствовал её внутренние колебания — «Не бойтесь, Марта. Я не причиню Вам вреда.»

В глазах юноши промелькнул странный блеск, схожий с лучом света на пластах стали — резким и пронзительным, порождающим невольные капли слез. Военная вздрогнула. Рафаил закрыл глаза, его ресницы дрогнули перед тем, как он представил Марте взгляд иной — горящие зелёные глаза смотрели на неё. В них не было зрачков, не было отражения падающих лучей тьмы. Девушка узнала подобный взгляд — он перебросил ее на мгновение в яму памяти. Перед тем, как на её лице вырисовался панический испуг, Рафаил уже смотрел на неё привычно, как-то по-человечески тепло. Но теперь вся эта человечность стала для Владимировой какой-то наигранной: как и вечно спокойное лицо знакомого, его кроткая спонтанная улыбка на бледном, почти мертвецком лице, как его нервное постукивание каблуком или сладкая доброжелательность, способная любому существу растопить айсберг недоверия или страха.

…Каждый шаг девушке всё больше давался с трудом: она не знала, как дошла обратно до дома. Вся оставшаяся ночь осталась тягостным туманом перед глазами.

— Марта… Марта!

Чьи-то руки на плечах давали тепло телу Владимировой. Беспокойное потрясывание укачивало сомный разум. Сон, прекрасный и притягательный, не отпускал её.

— Она спит же, спит?

— Да спит, не тряси её так сильно, кудрявая ты голова!

Когда Марта открыла глаза, то увидела перед собой Артура и Алису. У первого на лице были явные признаки беспокойства за новую знакомую. Не слишком ли быстро он привязывается к людям?

— Марта!

Артур, сжав левое плечо девушки чуть сильнее, припал к другой руке своим круглым лбом, а затем губами, задевая бледную руку, но не целуя её.

Марта, вытаращив глаза на юношу, сжала губы.

— А… Чего случилось? — промямлила она.

— Ты слишком крепко спала… Или была без сознания, не знаю, — Алиса пожала плечами, вслушиваясь в тиканье часов, висевших на стене.

— И бредила во сне! — добавил Артур, отстранившись от ладони Владимировой.

— Бредила?

«Боже, чего я только могла наговорить!» — пронеслось в мыслях девушки, пока та потирала болевший затылок.

— А чего я говорила? — Марта посмотрела на подругу, опустив брови и уголки губ, подрагивавших от волнения.

— Ты молилась, — ухмыльнулась Алиса. — Не бойся, не бранила никого.

Облегченно вздохнув, Марта приподняла тело с кровати, на которой лежала неизвестное ей количество времени. Перед глазами плыли круги и цветастая рябь.

— Как плывёт все…

— Марта! — чуть ли не завопил Артур, пока Алиса со стыдом на лице оттаскивала младшего брата.

— Да она же не помирать собралась, ну чего ты орёшь? — цокнув, пробубнила Алиса.

— Все, не буду больше, — глубоко выдохнув, юноша замялся, опустив глаза в пол. — Я волнуюсь вообще-то!

— Однако ты ужасно волнительный, сынок, — сказал отец, стоя в дверях. Все это время он наблюдал. — А я вижу, что Вы уже очнулись, сударыня.

Марта, бросив взгляд на мужчину, кивнула.

— Может, доложите о своём состоянии?..

---

Примечания:

Да, это не учебная тревога! Я правда вернулась. Вначале я думала растянуть эту главу, но решила, что поделю события в ней на две...(+я планировала ещё две главы выложить до Нового года, так что все будет)

— Да, конечно, — ответила Марта.

— Артур, Алиса, можете выйти из комнаты?

— Неужели какая-то серьёзная тема для разговора? — спросил Артур, пока в это время Алиса лишь в тихом согласии тащила его из комнаты за руку.

— Да, видимо он хочет поговорить о чем-то, что обычно в широком кругу не обсуждают, — бубнила Заруцкая, чуть ли не скалясь от внезапного раздражения.

В комнате остались Марта и Николай. На несколько секунд образовалось молчание, нарушаемое тяжёлыми движениями маятника часов.

— Марта, я, конечно, не хочу показаться довольно странным или тем более юродивым человеком, но… — мужчина, подбирая слова, забегал глазами, а затем вздохнул. — Так. Начну с простого. Как Вы себя чувствуете? Именно сейчас.

— Чуть кружится голова, до этого в глазах рябило, — пролепетала Марта, стараясь держаться прямо.

— Хорошо. А что Вы ощущали до момента, пока не провалились в сон? — Заруцкий задал ещё один вопрос, стараясь узнать как можно больше информации. Цоканье ходиков давило на болевшую голову.

Тик-так.

Владимирова тут же решила напрячь свой плывущий разум, нахмурилась, опустив взгляд. Каждое мгновение в голове, до которого она желала тут же дотронуться и объяснить, не поддавалось ей, убегало куда-то вдаль в диком хохоте, полном скрытой издевки и потери.

— Я не могу вспомнить. Но ощущение, что меня будто чем-то по голове ударили. А хотя нет… — девушка вытянула губы в полоску — Нет… Совсем не похоже.

Николай, кивнув, стал ждать более цельного ответа. Но картина в голове Марты не становилась ясней.

Тик-так.

— Когда я ушёл вместе с Анной и Артуром, что Вы делали? Постарайтесь вспомнить.

Смятенно вздохнув и помотав головой, будто уже чувствуя подступающее к телу неизбежное отчаяние, Марта подняла глаза и заострила взгляд на какой-то вещи, которую теперь держал перед ней Заруцкий. Звук часов стал тише.

—… Что это?

В руках мужчины была открытка, на одной из сторон которой была изображена центральная улица Северной столицы.

— Это Ваше, не помните?

Мужчина протянул знакомой открытку.

— Взгляните, пожалуйста.

Кивнув, Марта с неожиданной аккуратностью повертела ей данную картонку.

— Марте от… Ах! Я вспомнила! — распахнув в удивлении глаза, Владимирова уставилась на поздравление, написанное настолько аккуратным почерком, что девушке невольно захотелось восхищаться и даже расцеловать руки отправителя в благодарность… Пока она не вспомнила, кем он был. От такого на лице её снова заиграл невольный румянец, чего заметил Николай, но не подал виду, чтобы не ставить девушку в неловкое положение. — Да, вспомнила…

— О, так скажите, что Вы помните. Мне важно знать, что произошло.

Потупив взгляд, Марта принялась рассказывать все, что вернулось в её память. Она старалась подбирать менее эмоционально-окрашенные слова, чтобы случайно не ввести Заруцкого в невольную панику. Но лицо его все оставалось таким спокойно-твёрдым, в некоторых местах угловатым, в некоторым более мягким.

— Я понял, — мужчина на секунду перевёл взгляд на окно, выглядывавшее на заснеженный двор. — Я бы хотел задать Вам несколько вопросов, но боюсь, что окажусь в чем-то неправым. Извините меня заранее.

— Ничего, задавайте. Раз уж мы начали говорить — надо доводить до конца.

— Вам не показалось, что Вам поплохело из-за того, что Вы попали под влияние ангела? То есть случайный человек, которого вы видели… Совсем не так прост.

Марта, похлопав глазами, потерла свой подбородок.

— А почему Вы так считаете?

— Обычно люди, попавшие под влияние ангела, — начал говорить мужчина,— через определённое время ощущают нереальность данного мира, как минимум. Не стоит путать с жаром и лихорадкой — обычно человек ощущает, что его душа старается будто отделиться от настоящего тела…

Марта, нервно сглотнув, продолжила слушать разъяснения.

— Человек перед подобным состоянием способен впасть В глубокий сон. Кто-то на несколько часов, кто-то на несколько дней. И не каждый способен выйти из него привычным образом.

— Привычным, это?..

— Проснуться, — оборвал раздумья Николай.

— А… А если он не просыпается? — Марта потупила взгляд.

— Его стараются разбудить любыми методами: но это тоже не всегда работает. Зависит от многого это. Ох, зачем я буду Вам голову этим пичкать, Вы ещё так юны.

— Нет-нет, продолжайте, — поддакивала девушка, уверяя продолжить разъяснения.

— Пока Вам достаточно знать. Эта тема не для широких кругов. Так вот, вы можете описать мне того, кого Вы видели последний раз?

Марта задумалась. Невысокая бледная фигура в темно-коричневом пальто предстала перед её глазами. Та же идеальная фарфоровость, тот же тёмный испуганный взгляд, заполненный скрытыми слезами.

— Он говорил мне о Воле…

Лицо мужчины стало более хмурым. Мягкость стала исчезать.

— Воля?

Марта вздрогнула, почувствав на себе взгляд. Не такой радостный как у Артура и не такой хитро-печальный как у Алисы…

— Да…

— И что он сказал Вам?

— Он показал себя иного…

— Показал? — губы мужчины искривились в изумлении.

На кивок Марты Николай покачал головой, составляя в голове общую картину рассказанного.

— Ну… — замешкавшись, Марта, — …Вы так смотрите на меня, будто уже что-то знаете.

Заруцкий отвел взгляд, хмыкая, закрыл глаза, опустив седоватые брови.

— Частично, сударыня. Частично. И скажу что случай довольно редкий, но имеет место быть.

— А, да?

Кивок.

— Сударыня, знаете… Константину была поручена часть дел, связанных с ангельским вопросом.

Кивок. Теперь со стороны Марты. На её лице читалось смятение.

— И что мне предлагаете? Заявиться к нему, чтобы он стал моим психологом?

— О, нет-нет, — пробурчал мужчина, еле заметно приподняв уголки тонких губ, — Конечно, он, думаю, поговорил бы с Вами. Но на всех таких как Вы его точно не хватит. Для начала напишите ему письмо — он всегда их читает.

— А как к нему обращаться?

Николай на секунду уставился глазами на Марту, затем спокойно выдохнул, видимо, поняв причину вопроса.

— Имя отчество, лучше сразу с «Ваше сиятельство». Писем давно не писали?

— Да. Благодарю за подсказку.

Мужчина, кивнув девушке, ещё раз оглядел её.

— Вам точно легче? Думаю, что лучше Вам ещё час-другой полежать.

— Пожалуй Вы правы. Спасибо за Ваше беспокойство… И простите, если доставляю Вам какие-то неудобства.

— Ничего страшного, сударыня. — он бросил взгляд на Марту, что сейчас все также сидела на кровати, почесывая побаливающий затылок. — Не случилось бы с Вами — случилось бы с другим. Кто знает, может, и со мной.

С этими словами мужчина вышел из комнаты, оставив Марту в обществе поскрипывающей кровати и тикающих часов. Упав на кровать со сдавленным вздохом, Владимирова посмотрела в потолок, затем ленивым взглядом окинула стену с теми же знакомыми витиеватыми обоями. Мысленно надеясь, что сейчас к ней не нагрянут обеспокоенные друзья, Марта встала с кровати и подошла уже к письменному столу, на котором, будто вбитые гвоздями, лежали книги и некоторые письма.

— Интересно, они так всегда на всеобщем обозрении?.. — прошептала девушка, поддаваясь спонтанному желанию, взяв один из конвертов в ладони. Он уже был распечатан и практически пуст на первый взгляд. Увидев тонкую грань листа, глаза Марты загорелись любопытством, и, поглядев по сторонам, будто опасаясь своего разоблачения, девушка достала уж слишком интересовавшую её бумажку.

— А… Открытка? Прошлогодняя. А для кого и от… — лицо девушки снова запылало, когда она нашла ответ на свой недосказанный вопрос. — А почему мне Алиса не передала?.. Ах она, — девушка фыркнула, — Зараза.

Недолго разглядывая написанное, Марта невольно улыбнулась, убрала письмо обратно. Оставив все на прежнем месте, девушка снова прилегла на кровать. И вовремя: Алиса зашла в комнату.

— Не спишь?

— Нет, совсем не хочется.

— Это хорошо, ты слишком много лежала без памяти. Не хочешь все-таки пройтись по городу? У нас в запасе ещё день остался почти. Мы же ночью поздно, помнишь? — кивок. — А то когда ещё мы тут окажемся вместе, кто знает…

— Да, давай. Через минуток пятнадцать. Голова на место хоть встанет.

Снова привычная компания в сборе. Марта, Алиса и Артур шли по заснеженной улице. Снег, поблескивавший в свете зимнего солнца больно слепил глаза (если взгляд на него был слишком долог). Хруст уже стал довольно привычным и даже приятным для ушей. Все те же привычные вывески и окна приветствовали жителей и гостей города, дружелюбно и мило приглашая своим видом в то или иное заведение.

— Марта, ты не представляешь, как я перепугался, когда увидел тебя утром…

— Прям так сильно?

— Ага, сначала Артур тебя пытался разбудить водой, потом пытался постучать по мебели, — начала перечислять Заруцкая с хитрой улыбкой, — далее, поняв, что твой сон крепче сна младенца, стал он бить по посудке чуть ли у не твоего уха — такое обычно срабатывло…

— Но не на тебе, Марта, — Артур хмыкнул, выделив имя особым тоном.

— Ты так дрожал над ней забавно, братец. Я подумала аж, что ты влюбился, — Заруцкая, хмыкнув, подняла брови.

— О, нет-нет! — Артур, замешкавшись от такого заявления в свою сторону, чуть ли не снял фуражку, чтобы прикрыть смущенную улыбку. — Просто ты, Алиса, слишком спокойно относишься ко всему! Ты не можешь предугадать последствия!

В ответ на одно слово Артура прилетало слов пять Алисы. А потом ещё и ещё, пока Марта решила не закрыть свои уши.

— Вы меня поделить что-ли не можете? — пробубнила Владимирова, глядя на брата и сестру, которые друг друга пытались кинуть в сугроб. — Я Вам тут судьей по рукопашным боям не нанималась.

После этого Заруцкие не вступали в распри. (По крайней мере до конца вечера) Маршрут прогулки был их до ужаса спонтанный — за час они обошли одну и ту же улицу, затем повернули в сторону небольшого пустыря, неподалёку от которого находились открытые торговые ряды (которые чаще всего пустели в зябкий холод) и церковь… Та, в которой вчера была служба. Глаза Марты блеснули в странном озарении, когда она вспомнила свою вчерашнюю одиночную прогулку, свою спонтанную встречу с…

— Оу, там кто-то стоит. В таком одиночестве.

— Ага… — Марта кивнула, заостряя взгляд на далекой фигуре. Девушка ощутила, как странный холод пробежал по её спине, когда она поняла, кто это был. — И нам лучше уйти поскорее отсюда.

— Думаете, что это кто-то больной на голову?

— Да. — стиснув зубы, Марта, взяв за плечи Заруцких, потащила их назад.

Свернув с дороги, компания направилась к излюбленной улице, где стояло множество маленьких домов: кирпичных и деревянных, новых и покосившихся от старости. Рядом с некоторыми играли дети, разодетые в шубейки и платки. Были они одеты донельзя тепло по желанию матерей и отцов.

Вскоре, вернувшись домой, Марта прошла в свою комнату, держа в руке толстую фарфоровую кружку, в которой дымился чёрный чай. Поставив её на стол, Марта полезла в выдвижной ящичек.

— Так… Тетрадь, — ловя взглядом спрятанные предметы, девушка решила перечислять их себе под нос. — катушка ниток, почтовые марки… Ого, небольшой альбомчик! — грохот и шуршание, казалось, заполнили угол комнаты.

— Марта!

— Ух, да что же, — хотела Владимирова выругнуться, пока не подняла голову — Артур стоял рядом с ней — А, что такое? — голос девушки сразу стал более спокойным и тихим, будто она не испытывала гнусного раздражения несколько мгновений назад.

— Отец хотел спросить о твоём состоянии.

— Передай, что мне уже лучше.

— Хорошо. А ты чего ищешь здесь? — наклонившись, юноша глянул на знакомую. Его светло-каштановые кудри упали на лицо.

— Да интересно мне стало…

— Чего интересно? Могу помочь.

— Да не-не… — спустя секунду сомнений, Владимирова все же отвела взгляд в сторону, принимая возможное развитие событий. — А хотя давай. Где у вас листы пустые лежат?

— Тебе для чего?

— Буду письмо писать.

— А кому?

— Константину.

— О-о-о, — протянул юноша, — Я могу тебе помочь с этим. А по какому поводу? О том, что произошло с тобой?

— Да.

— А…

— Ты подслушал разговор, да?

Артур, стукнув ногой по ковру, спрятал взгляд в пол.

— Ну и что? Я же волнуюсь.

— Артур, как ты можешь волноваться за того, кого ты видишь и знаешь буквально пару дней? — на лице Марты вырисовалась натянутая улыбка.

— Я вижу, что ты хорошая, поэтому я имею право. Просто ты скрываешь тепло своего сердца, потому что боишься… Отец мой не на шутку испугался — ему уже знакомы подобные случаи. Знаешь, чем они могли обернуться?..

Губы девушки дрогнули от таких слов, с груди вырвался резкий, но спокойный вздох.

— Может быть ты и прав, но не всегда стоит совать нос не в свои дела, — на последнем слова Владимирова хихикнула, как бы подкрепляя свою невозмутимость от сказанного.

— Марта, ты же понимаешь, что если ты передашь это моему брату, то это передаться мне, а потом, возможно, и Алисе? Мы друг от друга ничего не скрываем… — юноша сделал долгую паузу. — Почти. Так что тебе нечего бояться. Не смотри, что я возможно слишком юн в твоих глазах.

Марта, пожав плечами на такое, мотнула головой, принимая то, что её проблемы возможно интересуют какую-то семью в качестве сплетен. Или для кого-то будет все иначе?..

— Хорошо. Покажешь, где листы чистые? А то в этих ящиках ничегошеньки нет!

— Ага. И с этого момента ты войдёшь в список: «Опять пострадавшие, да что же это такое!». Хотя, может брат проникнется к тебе больше — ты же подруга Алисы.

Марта, хмыкнув на такое заявление, встала, сложив руки у груди.

— Показывай давай, Артур.

Достав из самого неприглядного ящика несколько чистых листов, Артур положил их на стол.

— Благодарю.

— Да не за что. Сейчас, кстати, родители чай пить собирались. Не хочешь присоединиться?

Владимирова, уже успевшая загореться идеей письма, отрицательно покачала головой.

— Передай им, что я решила поспать.

— Как хочешь, — фыркнув с хитрой улыбкой на губах, Артур скрылся в дверях.

Наконец оставшись одна в комнате, Владимирова облегченно вздохнула, села за стол.

— Пора собраться с мыслями.

В руку легла перьевая ручка, от которой отдаленно пахло чем-то железным и старым. В голове девушки уже успели появиться мысли по поводу возраста этой вещицы. Может, она возрастом как её отец будет?

Глянув на наконечник ручки, Марта отогнала от себя подобные сомнения.

— Ваше сиятельство… — начала писать Марта, говоря текст себе под нос. — обращаюсь к Вам с печальной проблемой, которую, Вы, вероятно, сами знаете…

Спустя через практически час мучений, додумываний мыслей и слов, письмо было готово.

— Кланюсь и безмерно благодарю, Марта Владимирова… — после этих слов ручка наконец с хлюпом оказалась в родной чернильнице. — Фу-у-ух. — протянула девушка, нахмурившись от резкой головной боли. — Несладко чего-то. Чёртов ангел.

Потянувшись с тихим протяжным зевком, Марта услышала, как что-то постучало в окно. Повернув голову, девушка никого, конечно же, не заметила.

— Синица, видимо, пролетела.

Ещё один стук разрушил предположение Марты.

— Да кто!..

Встав с места, Владимирова подошла к окну, распахнула, потянув ручку. Поток холодного воздуха ворвался в комнату, накрыл морозный дрожью, заползая во все уголки.

— А? Снова никого.

Посмотрев на подоконник, Марта увидела немного влажный листок. Девушка взяла его в руки и прочитала: «Приходите в седьмом часу к той церкви. Мы не договорили. Обещаю не пугать.»

— О, как мило. Марта, как думаешь, что делать? Поверить и пойти, или…

Девушка задумалась. Она не понимала, кому лучше верить: своему сердцу, голове или записке? Сердце уверяло, что ничего страшного не случится: возможно, ангел откажется от придуриваний, донесет то, чего хотел — при первой встрече он был очень осторожен и учтив. Что могло его так поменять?

Разум говорил быть осторожнее, скрытнее — доверять кому попало не следует, но вдруг этим существом движит истинное желание помощи?

«Выброси этот листок, выброси этот…» — Марта посмотрела на часы. 17:35.

— Сейчас или…

Резкий порыв ветра с громким хлопком закрыл окно.

— Сейчас.

Повернув оконную ручку, Марта, захватив письмо и записку, вышла из комнаты. Застегнув пальто, Владимирова покинула дом, никого не предупредив.

Снег под ногами все также хрустел, горизонт заливался яркими цветными пятнами. Солнце, обычно дружелюбно светившее, было скрыто под плотными, уставшими облаками. Народу на улице уже не так было много.

Купола, не поблескивавшие в свете заката, накрылись тёмной туманной вуалью. Свет близ стоявшего фонаря мягко рассеивался на поблескившавем снегу.

— А я думал, что Вы не придёте, — прозвучал голос за спиной.

— Ага. Я решила поверить Вам.

— Разумное решение.

Повернувшись в сторону собеседника, Марта увидела перед собой неизменные беспокойные глаза. Рафаил, легонько улыбаясь, посмотрел в сторону.

— Простите за то, что произошло с Вами. Я не специально, — в голосе, близком к затылку, звучало подобие жалости, желание прощения.

С губ Марты вырвался вздох.

— Но Вы сделали это осознанно. Вы же понимаете, что это могло повлечь меня к смерти?

— Понимаю, — противная жалость дрожала на губах. Вдруг тон переменился, стал более резким и острым. — И удивительно, что Вы проснулись. Значит, дух Ваш силен, как и собственная Воля.

На улице начинался снегопад. Пестро-белая поволока окутывала невидимым руками.

— И что Вы хотели мне донести?

— Точнее, передать.

— А?

Холодные пальцы вложили в руки Марты странный камень.

— Что это?

— Оружие. Против лжеангелов.

— Лже… — Марта подняла взгляд на Рафаила.

Глаза юноши сверкнули зеленоватым блеском.

— Вы все правильно поняли, — он кивнул. — Я думал, что Вы знаете об их существовании.

Девушка похлопала глазами, на её лице появилась странная улыбка. Не найдя, что ответить, Марта слабо покачала головой.

— Так почему Вы считаете, что это мне пригодится?

— Я более чувствителен к окружающему миру. И… Я могу предчувствовать какие-либо события…

Марта, помотав головой от еле уловимой боли, стала слушать объяснения ангела.

— …Вскоре с Вами должно произойти событие. После него Ваша жизнь пойдёт в иное русло, — Рафаил приложил палец к губам, улыбнувшись как-то лукаво. — Ни в коем случае камень не выбрасывайте. Он поможет Вам.

«Из событий у меня экзамены, получение аттестата… А камень против ангелов. Неужели?» — в глазах Марты промелькнула секундная тревога.

— Все гораздо серьёзнее, — Поняли, на что я намекаю?

— Да.

— Вы же понимаете, что в этом случае Вы не способны повлиять на свою судьбу? — на лице Рафаила расползлась очередная спокойная улыбка.

Марта сжала губы, боясь сказать лишнего.

— Воля Отца не выбирает, кого и когда настигнуть… Она может убить ребёнка, старика, и может даже Вас…

Внутри Марты что-то екнуло. Рафаил заметил эти колебания.

— Не беспокойтесь, она может затронуть и меня. Каждый против неё практически бессилен. Поэтому я желаю Вам помочь. Но уточню: чем сильнее лжеангел, тем большее влияние окажет он на Вас, Вашу ауру и оболочку, тем больше будет расход этого оружия. Так что не удивляйтесь, если оно распадется на осколки прямо в Вашей ладони. Будьте осторожны в его использовании.

Марта положила камень в карман пальто.

— Разве Создатель может быть зол на тех, кто ему прислуживает? — спросила Марта, указав на ангельское происхождение Рафаила. Ей не требовалось дополнительных выяснений, чтобы понять, кем он был. Признаки сложились воедино.

— Может. Ещё как может. Поэтому я против него.

Повернувшись в противоположную сторону, Рафаил пошёл в белый туман, успевший накрыть все вокруг, кроме отчаянно поблескивавшего купола.

— И Вы тоже против, Александра Державина? — прозвучал отдаленно его голос.

Девушка обмерла в растерянности.

— Я… Откуда Вам известно это имя?!

— Твое имя! Спрятавшись под маской, ты не убежишь от своей судьбы!

Бросив взгляд в сторону голоса, Марта сложила руки у груди, хмыкая.

— …А Вы убежали от неё? — крикнула девушка в ответ, чувствуя, как тонкое эхо окружало её в хаотичном танце ветра.

Ответ не последовал. Гонимый и кружащий в пелене.

— А, как под землю провалился, — хмыкнула девушка.

Буря так быстро закончилась, как и неожиданно началась. Ветер, быстро успокоившийся, не оставил следов своей шалости.

Посмотрев по сторонам, не найдя знакомой фигуры, Владимирова вздохнула, ощущая мороз в лёгких и тревогу в теле.

— Что же, придётся повторить содержание той книги… А! А я так и не вернула её!

Казалось, что никто и не заметил резкой пропажи Марты. Звук открытой входной двери никого не смутил. Сняв пальто и сапоги, девушка оказалась в комнате через несколько мгновений. Пришла она чуть позже, чем ожидала — отправляла письмо. Подойдя к зеркалу, Владимирова посмотрела на свое отражение — покрасневшие от мороза нос и щеки выдавали незаметное исчезновение.

Девушка перевела взгляд часы: почти восемь вечера.

Положив камень на стол, Марта снова оглядела его — стекловидные грани не отражали свет маленькой лампы. Владимировой, конечно, это показалось необычным, но не настолько, чтобы скривить свое лицо в наигранном удивлении. Завернув камень в близ лежавший платок на столе, Марта положила его в сумку.

— Все надо быть с ним осторожней. Кто знает, что он задумал на самом деле.

Часы били одиннадцать. Маятник гудел в ушах, отзываясь тянущей, еле ощутимой болью в висках. Этот день не прошёл бесследно в жизни Владимировой.

Когда все спали, девушка сидела на кухне в компании подаренной ей открытки, которую она не желала отрывать от себя. Почему-то Марта считала, что человек, чьи руки касались пера, которое безжалостно карябало бумагу для тёплых слов, был и вправду добр. А от человека доброго всегда желаешь услышать душегретельные слова, даже на бумаге. Её не смутили тихие шаги и поскрипывание половицы в коридоре. Невысокая фигура расползлась тенью, а затем села за стол напротив Марты.

— Тоже не спится? — в темноте, где поблескивал огонёк свечи, таким же ярким показался голос Артура.

— А? — Марта удивилась резкому появлению юноши. — Да. Сегодня день такой… Странный. И луна светит до безумия ярко. Полнолуние, небось?

Владимирова сделала вид, что собиралась повернуть корпус в сторону, что желала посмотреть в окно, выходившее во двор, но не сделала этого. В её правой руке все также была до боли ценная картонка. Артур сделал желаемое за неё. Свет упал на молодое лицо.

— Да, полнолуние. А что, боишься стать волколаком⁽¹⁾? — Заруцкий-младший хихикнул, вырвав смешок из груди. — Такой нечисти не бывает. Тут в лесу только лисы да зайцы водятся, а волков и не видели десятилетиями.

— Да уж, успокоил. Зато же есть ангелы.

— Ну, это же не совсем «те» ангелы. Если матушка узнает о таких… Ой, — Артур протянул, — Что же с ней станет тогда…

Юноша растянул губы в полоску, театрально охая, будто был уже дряхлым стариком.

— А как же Константин? Он не рассказывает?

— Отцу — да. При матушке молчит. Он очень осторожен по отношению к ней, видимо, боится за здоровье. Я могу Коташу понять, он хороший.

Марта слушала Артура с улыбкой, молча соглашаясь с возможной правдой.

— Я и хочу стать как он, — пробубнил под нос Артур, опустив голову. — Тоже хочу стать таким же серьёзным. Чтоб меня уважали и любили все близкие мне люди. Чтобы я наконец перестал быть юным глупцом в ее глазах. Чтобы… — в комнате расползлось молчание. — Я сказал это вслух? — юноша ошарашенно поднял глаза на девушку, вздрогнув от накатившего волнения. — Черт, какой раз я говорил себе держать язык за зубами!

Лицо Владимировой тут же переменилось, улыбка сползла с уголков.

— Артур, нет… Все хорошо, правда, — прошептала Марта, улыбаясь как-то виновато. — Можешь мне рассказать, что тяготит твоё сердце.

— Я не хочу тебя обременять, нет! У каждого в жизни свои проблемы, я не должен. И причём мы… — Заруцкий-младший поднял глаза, — Мы знакомы-то всего ничего. Ты бы доверила свои самые сокровенные проблемы коллеге, многоюродному родственнику, случайном прохожему? Я — нет. И ты тоже, Марта.

Владимирова понимающие кивнула.

— Но почему-то мне кажется, что ты уже словно сестра для меня. Но я все равно не хочу перекладывать свою боль. Чисто из чего-то тёплого по отношению к тебе, Марта. Ты мне кажешься тоже хорошим человеком, как и мой брат.

Марта, встав из-за стола, подошла к Артуру. Её руки легли на голову парня, поглаживая осторожно коричневые кудри. В желании успокоить, в тихом рвении поддержать юношу, не видевшего точного пути в жизни, не желавшего на самом деле обрастать репутацией обыкновенного повесы. Как и Марта. Как и все люди на Отцовской земле.

— Ну все, перестань, — начала лепетать Владимирова, пытаясь перевести печаль в шутку. — Я рада, что понравилась тебе, но мне кажется, что ты всех людей способен любить.

— Нет, — Артур прикрыл глаза, улыбаясь. — Я более избирателен.

Она стояла так ещё полминуты, перебирая его кучерявые волосы в успокаивающей манере.

— А все-таки жаль, что ты и Алиса уже завтра уезжаете. Я буду скучать.

— Ну, отдых никогда вечным не бывает. Тогда и смысла в нем нет.

— Тогда я буду ждать твоего следующего визита. Приезжай ещё, если не забудешь про нас после выпуска, — на лице юноши возникла грустная улыбка.

— Да как забыть. Эта поездка для меня — самое яркое событие за последние несколько лет, честно, — утверждала спокойным тоном Владимирова.

— Вот и славно. Я попрошу, чтобы на твой следующий визит специально приготовили блинов. Хочешь, тебе приготовит их сам Коташа?

Марта густо покраснела от такой мысли. Почему ей становилось досадно при такой идее?

— Артур, не шути так.

— Я не шучу. Он хорошо готовит, просто стесняется, — юноша хихикнул.

— Я даже с ним не знакома.

— Еще успеешь познакомиться.

Дальше они просидели в недолгом молчании. Марта ощущала, как её начало тянуть в сон, что не могло не радовать.

— А я хотел тебе ещё кое-что подарить, но…

— Артур, ну зачем? — Владимирова ахнула, похлопав глазами. — Куда же мне все девать? Дорогой ли подарок?

— Да, дорогой.

По телу Марты пробежала дрожь. Она понимала, что просто со слов она не соберёт точный образ нужной вещи. Это могло быть что угодно.

— Ты же понимаешь, что я не могу забрать это с собой. Вдруг своруют, а мне потом от этого больно будет.

— В этом-то и дело. Поэтому я и надеюсь, что это твой не последний визит в этот дом.

— Ничего не обещаю, Артур, — она подбадривающе улыбнулась, — Но все возможно. Только верь.

* * *

Лучи полнолуния ходили по земле, будто не были гостями. Воздух казался чище и гуще: почему? Почему не в Рождественскую ночь, когда голос тысяч хоров затмевал обыденное и давал веру в чудо даже самому потерянному бродяге, когда купола храмов казались маяком жизни, когда жизнь становилась добрее ко всем?..

Почему же тогда все прекрасное для нее обрастало шипами незримой тревоги в ту ночь?

Он сам не понимал причин своих переживаний. Точнее, делал вид. Лилии на подоконнике скупо роняли слезинки, разделяя с ангелом неизвестные ему чувства.

«Он есть».«Он уже с нами».«Он где-то рядом».«Это твоя ошибка, погибший поневоле.»

---

1) Волколак — в славянской мифологии человек-оборотень, на определённое время принимающий образ волка. Мотив превращения человека в волка присутствовал в народных верованиях всех славян, но лучше всего он сохранился у украинцев, белорусов и восточных поляков. (ист: Википедия)

Вернуться к тексту

Не отравляйте душу мне больную,Не вспоминайте о нем, вас молю!Лучше в могилу кладите живую,Но не скажу вам кого я люблю.

* * *

После праздников жизнь Марты будто вернулась на свои прежние, серые круги. Все те же стены, все те же койки и уставшие лица соседок. В этом году февраль был теплее, чем обычно: зима, видимо, устала насылать снежные вихри, вьюги и лёгкие снегопады.

Вдалеке широкой комнаты, на крашеной стене висели часы, монотонно тикавшие и издававшие изредка то ли скрежет, то ли постукивание.

—… Все говорят, что я ветрена бываю,

Все говорят, что я многих люблю!

Ах, почему же я всех забываю,

А одного я забыть не могу?.. — напевала себе под нос Владимирова, бегая глазами по очередной странице учебного пособия.

В конце весны её, как и Алису, ожидали выпускные экзамены из училища. Это означало, что в жизни начнётся очередной новый этап — возможный переезд… Только куда? Крепость, четыре привычные стены наконец падут, открыв свободу жизни и выбора. Тревога, вновь нарастающая тревога.

— А, ну что же этому выбрать… Тяжело! Тяжело! — видимо, случайно, выпалила Алиса, сидя на кровати, глядя в потолок и топая ногой.

— Алис, с кем ты опять разговариваешь?

— Я? Да блин, ни с кем. У Артура именины скоро, хочу снова в город заявиться к нему, если позволят. Вот над подарком думаю.

— Да? Но Вы же…

— И что мне с этого? Я же его сестра…

— А, я решила уже, что Вы в ссоре.

— Ну, можно и так сказать. Но когда-нибудь мы друг друга простим, и…

— Как думаешь, он не будет против, если я бы присоединилась к тебе?

— Думаю, что не против.

Владимирова кивнула. Она помнила о негласном обещании, которое дала своему новому другу. Утверждение Алисы лишь вселило уверенность в правильности действий.

Вскоре Марта обрамляла одну улочку уездного города за другим. Стены корпусов училища постепенно отдалялись, уступая невысоким кирпичным зданиям и аккуратным мощеным дорогам.

«С пустыми руками являться не принято, хотя говорят, что главнее всего само присутствие.»

Дойдя до ближайшей улицы, где располагались всевозможные магазинчики, Марта не могла не обратить внимание на прохожих, изредка украшавших широкий (для небольшого города) проспект своим присутствием, лёгкой походкой или очаровательным внешним видом. В первую найденную книжную лавку Владимирова зашла, не надеясь найти нужной книги. Так и произошло. Купец помотал головой, упомянув, что нужная Марте литература продаётся только в центре.

— Экой повезло, что город наш к столице близенько. Поищите в центральной лавке Господина В-а, сударыня. Чисто из-за таких студентов, как Вы, ещё не закрылась она.

Звон дверного колокольчика за спиной и стук тяжёлой двери говорил об уходе очередного посетителя. Одна лавка сменилась другой, пока улицы все больше и больше пестрили простым народом, несмотря на рабочий день. Девушка, встав посреди тротуара, решила вновь пересчитать деньги, взятые на случай покупки. Насчитав четыре рубля, накопленные за долгое время, Марта смущенно вздохнула.

— Ну я, конечно, разогналась. Глупая я. Ладно, потом выплатят мне ещё.

Убрав кредитный билет и несколько медных монет обратно в карман, Владимирова прошла в очередную лавку, которой и владел тот самый господин В-н.

Звон колокольчика, очередное широкое помещение: на этот раз с чистыми длинными окнами. На подоконнике лежали некоторые экземпляры книг, поблескивавших от яркого солнечного света. Прилавки, уже без выраженного запаха дерева, были полны различной литературы как и широкие тёмные шкафы, приставленные намертво к стенам. В помещении помимо хозяина лавки было несколько юных дам в простеньких платьях, немолодой студент и довольно высокий мужчина, медленно оглядывавший полки.

— Здравствуйте, — начала диалог Марта с продавцом, поглядывая на стеллажи.

В падающем на полки ясном свете, в тонких лучиках виднелись частички пыли. Стоявший у полок кассир повернулся к девушке, держа книгу в руках.

— Добрый день, сударыня. Чего Вам надобно? Что-то, может, порекомендовать?

— Да, мне бы… Связанное с инженерией.

— Вы студентка?

— Да, но и нет. Это не мне, это знакомому в подарок.

— Понял. Одну минуту.

Через несколько минут внимательных и тщательно поисков мужчина положил на столик несколько книг довольно выдержанного вида с золотыми тиснениями на уголках.

— Можете глянуть-с.

— Благодарю.

Спустя несколько минут изучения и создания в голове возможных сценариев исхода событий, Марта выбрала более простую книгу на вид (отличия в содержании были минимальные).

— С Вас пять рублей.

«Пять рублей? Да за такое? Да в этой провинциальной конторке? Я на эти пять рублей поесть смогу… Но Артур…»

Лицо Марты покраснело от охватившей ее растерянности. Секунды для неё стали вечностью — не могла она так утонуть в реке минутного, обыденного, но противного стыда. По лицу расползлась кривая улыбка, обнажившая зубы.

—… Скидки никакой не делаете? Могу показать свое удостоверение, что я…

— Скидка идёт максимум пятьдесят копеек, большего не могу позволить.

— Точно?

— Таков указ хозяина, я тут не причём…

Марта шумно вздохнула и, прикоснувшись к книге, открыла первую страничку, где обычно печатали цену: её глаза округлились.

— Ах так. Но на книге выпечатана цена в четыре рубля! — ощутив каплю превосходства, Марта решила зачерпнуть её любым способом.

— Позвольте, позвольте! — хрипловатый мужской голос оборвал возможную очередную перепалку продавца и покупателя.

Стук каблуков стал громче и вскоре затих. Высокая человеческая фигура чуть склонилась над прилавком, затем посмотрела на Марту. Взгляд светлых глаз пронзил растерянную девушку, заставив ту вздрогнуть и спрятать лицо, невольно закрыв одну сторону ладонью. Две девушки, стоявшие у полок, оторвались от предолгого разглядывания иллюстраций в периодически выпускаемых журналах, зацепившись взглядом за происходившую ситуацию с любопытством и странным восхищением. Одна из них, в светло-бирюзовом платье, смотрела более очарованно и, видимо, представляла себя на месте Марты.

— Сколько она стоит Вы сказали, уважаемый? — повторил все тот же спокойный и приятный голос.

Кассир тут же замер, уставившись на мягко улыбающуюся фигуру, ожидавшую скорого ответа.

— А… — мужчина, видимо, сконфузившись, что-то невнятно промямлил, а затем назвал ту же цену.

— Я заплачу. Сударыня, оставьте свое себе, — незнакомец посмотрел на Марту с ног до головы, бросив отдельно взгляд на вытянутую её руку с длинноватыми пальцами: на тыльной стороне ладони красовался еле заметный шрам.

Мужская фигура достала из кармана пальто кошелёк, а затем и кредитный билет с нужным номиналом. Вскоре, книга была выдана в руки спасителю. Тот протянул её Марте.

— Теперь это Ваше, я полагаю. Берите, сударыня.

Марта подняла свою голову, не представляя, насколько порозовело от стыда её лицо и насколько широкой была её улыбка: кажется, в такие моменты она не могла прятать себя настоящую. Вышли из магазина они вместе: человек из этикета придержал дверь, пропустив Владимировну.

— Спасибо Вам. Огромное, — еле как вытащила из себя Марта, стараясь не запунцоветь до ушей. — Мне так неловко.

— Что же Вы, не робейте так. Со всеми случается, — серые глаза смотрели на лицо Владимировой, снова изучая, выискивая перемены в нем. — Тяга к знаниям это всегда хорошо. Она — ценность и опора для любого человека. Вы себе хотели или кому-то эту книгу?

— А… Я…

«Зачем он разговаривает со мной?»

— Это подарок для моего хорошего знакомого.

— О, он инженер?

— Нет, но мечтает им быть.

— Это замечательно. Наверное, ему повезло иметь такого друга как Вы, сударыня.

— Вы собираетесь пристыдить меня?

— Что Вы? Совсем нет. Наоборот, Вы даже проявили свою жертвенность. Но… может мне показалось, что Вы желали, простите, поколотить того беднягу.

— А-а-а, — Марта снова отвела взгляд в сторону телеграфной конторы, что была напротив, снова ощущая, ещё её сердце бешено колотилось от спонтанного «допроса». — Не делайте обо мне таких выводов. Это было… защитной реакцией, — тараторила девушка, прижимая книгу в синей обложке к себе.

Фигура улыбнулась, наблюдая. Когда Марта подняла взгляд, она смогла для себя отметить, что у незнакомца были довольно приятные черты лица: бледноватая кожа и очерченные скулы заставили задержаться на себе на миг дольше, в серости глаз кипело что-то живое и одновременно спокойное; темно-русые густые брови чуть утяжеляли взгляд смотрящего, делая его более измученным. На лице мужчины оставалась все та же невесомая улыбка, что будто уже и была частью его лица. Марта невзначай оглядывала благородного незнакомца, не прекращая смущаться.

— Сударыня, ну вы будто человека убили и стоите на трибунале, — мужчина щёлкнул перед лицом Владимировой пальцем. — Спокойней, перед Вами стоит не зверь, все же. А где учитесь Вы? Простите, что слишком любопытен.

Марта отвела взгляд, ощущая, как пересохли её губы.

«Соврать или нет… Соврать или…»

— Да в здешнем училище военном.

— Каком из?

— Пе… Пехотное.

— О, интересно. Все же прекрасно, когда девушки берутся и добиваются ранее недоступных им вещей, — сказал мужчина почти не слышно. — Может мир когда-нибудь поймет, что женщины не должны быть белым пятном в истории. Всегда говорил это своей сестре.

Мужчина полез в карман пальто и, глянув на циферблат, удивлённо приподнял свои широкие брови.

— И неплохо я скоротал время с Вами. Простите, но мне нужно будет удалиться. Может, мы когда-нибудь ещё увидимся.

— Да ничего страшного. Просто я даже не знаю, как Вас отблагодарить за то, что Вы сделали…

— Купил книгу? Ох, это сущий пустяк, сударыня. Вы ничего мне не должны.

Перед тем, как развернуться, мужчина посмотрел на Владимирову.

— Только ответьте честно: стали ли вы счастливее от этого?

— Да! Я думаю, Вы осчастливили, как минимум, двоих человек!

— Вот и славно.

Одарив Марту формальной улыбкой, фигура удалилась в сторону, куда нужно было идти Марте. Боясь очередной неловкой встречи и разговора, девушка решила подождать и проводить незнакомца долгим взглядом, все также не отпуская купленную книгу для Артура.

— Вау, — Марта повертела в руках книгу, чувствуя, как жар с щек постепенно спадал. — А я думала, что опозорюсь в этом несчастном магазине.

На улице девушки появилась щекотливая улыбка, которая отразилась в груди теплым трепетом. Ещё раз взглянув на свои непотраченные четыре рубля, Владимирова глубоко вздохнула.

— Видимо, на иное все-таки потрачу…

На часах был снова вечер. Тёплый, тянущийся, будто ожидание в детстве Дня рождения — дня детского всевластия, радости и подарков. Марта прошла в свою комнату, села на свою койку и убрала в маленький шатающийся шкафчик купленную вещицу.

— Алиса, — Марта кликнула подругу, которая разлеглась на своём спальном месте, видя уже седьмой сон. — Алиса! — повторила Марта настойчивей.

Заруцкая, еле проснувшись, открыла свои сонные серые глаза.

— Доброе утро, Марта, — промямлила девушка, прожевав часть окончаний. — Чего ты меня беспокоишь? Сегодня же не будет вечерних занятий.

— Да, не будет, — Владимирова кивнула, а затем с широкой улыбкой на лице сделала несколько шагов к кровати Алисы, воодушевленно всплеснув руками. — Зато я кое-что приобрела, пока ты отдыхала.

— О? Чего же? Это новые перчатки? Платок? Мундир? — оживилась девушка, решив перечислить все возможные элементы гардероба.

— Нет, Алиса. Ты забыла, о чем мы болтали сегодня?

— Об именинах Артура.

— Ну вот, подарок взяла ему.

— Да неужели? У тебя хватило денег? — Алиса в искреннем удивлении подняла брови.

Марта, похлопав глазами, вспомнила сегодняшнюю ситуацию. Смешок вырвался с её обветренных губ.

— Да, хватило.

— Показывай, буржуйка, — хихикнула Алиса, перевалившись на другой бок и подняв голову.

— Кто бы говорил, — Марта протянула девушке книгу. — Сама, наверное, под кроватью запасы золота хранишь.

— Ага, и с тобой не поделюсь, — Алиса глянула учебник. — Интересно все же, как отреагирует на твой подарок Артурка. Думаю, он будет очень рад. Как и всегда.

— О, правда?

— Ага, ему хоть камень подари — обрадуется! Да ещё и имя ему придумает.

— Тогда на следующий праздник насобираю ему камней, пусть сам создаёт себе новый круг общения.

Хихикнув, Алиса передала книгу Марте.

— Припрячь её хорошенько, а то она может не доживёт…

— В ту библиотеку?

— Ну, не знаю. Это же не какая-то рукопись, а довольно неплохое издание! Видишь, какая тесьма на ней выбита?

— Ладно, права ты, права. Если что, будешь охранять?

— Конечно-конечно, я не оставлю своего братца без подарка. Ну, если что, меня прикроет Костя.

Сев на свою кровать, Марта потянулась, невольно зевая. Сцена в магазине все невольно крутилась в её голове, то хватая резко, то вгоняя в лёгкую краску.

«И этот тоже мне не представился,» — со странным ощущением в горле подумала девушка. В голове её поочерёдно стали всплывать строчки из песни, которую она слышала в одном из граммофонов в летний день.

— …Ах, почему же я всех забываю,

А одного я забыть не могу? — повторила она невольно те слова, чувствуя странное тепло, расползавшееся чем-то осторожным и щекотливым по её телу. Каждое слово оставалось на кончике языка с каким-то пылким послевкусием. — Не смогу…

— Марта, у тебя щеки красные такие, — из тумана, навеянного недавними событиями, Владимирову вывел голос Алисы, — У тебя температура? — Девушка не заметила, как Заруцкая уже оказалась на её койке, придвигаясь ближе.

— А! Боже, не пугай так! — Марта, вздрогнув, бросила взгляд на Алису, хлопая ресницами. — Красная? — руки Марты уперлись подруге в грудь, чтобы та невзначай не придвинулась еще ближе.

— Да я просто спросить тебя хотела, ну чего ты дергаешься? — Заруцкая хмыкнула, отодвинувшись. — Ладно, не трогаю. Просто ты прям так резко… Я подумала, что жар у тебя.

— Алиса, всё хорошо, я сама могу разобраться со своим самочувствием.

«Эх, спаситель книжный…» — Марта тут же предалась обратно мыслям, когда Алиса оказалась на своём месте. — «А глаза какие у него были? Серые ли? Хм… Я помню его голос. Пока что. Потом быстро забуду, а жаль, он был приятен. Как ужасна человеческая память!.. Вот я скоро уйду отсюда навсегда, но куда? Буду ли я также в дружбе с Алисой? Забуду ли я ее голос?»

Девушка положила руки на грудь, держа их спокойно, будто любовалась широким небосводом, а не серым потолком.

— Да, жаль, что все вскоре забудется… Но что сменит мои воспоминания? — ещё один цепляющийся взгляд на стену — в недавно отремонтированном корпусе все еще пахло свежей краской.

Небольшой кабинет с яркими лучами, простегивавшими пол, обычно не был полон людьми. Высокая фигура зашла в кабинет. Человек, сидевший за столом, встал и поклонился пришедшему.

— Доброго дня, Ваше сиятельство.

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — мужчина сделал несколько шагов в сторону директора училища.

— Для чего пожаловали сегодня? Вам нужно собрать статистику, или…

— Нет-нет, сегодня без чего-то официального: я по поводу своей кузины и будущего определения на службу. Могу ли я посмотреть информацию о её обучении?

Кивнув, мужчина подошёл к широкому шкафу с множеством ящиков, будто выученным движением открыл один из них, доставая толстую папку с подписью определенной учебной группы.

— Какой курс?

— Четвёртый, четвёртый… Поэтому и спрашиваю Вас, — отвечала фигура, держа в руке часы и смотря на бегущие секундные стрелки.

Вскоре нужное дело оказалось на столе.

— Знаете, это будет первый выпуск женского коллектива, — начал директор, снимая канцелярскую резинку с нужного дела. — И страшновато представить, как общество отреагирует на то, что дамы решили примерить на себя мужское обличье.

— Ничего страшного. На то воля Её Величества. Без её решения всего бы этого не было.

— Пожалуй Вы в этом правы, Константин Николаевич, — кивнул мужчина и протянул графу папку. — Ваше сиятельство, мне кажется, что Вас избрали на пост немного не в то время…

— Да, почему же? — спросил Константин, с особой осторожностью бегая взглядом по документу с краткой характеристикой и успеваемостью.

— Вы слишком молоды для такой должности, знаете ли…

— О-о-о, Пётр Алексеевич, опять Вы вспоминаете сказку про белого бычка. Не всегда старикам сидеть у власти, знаете ли. — Константин, невольно улыбнувшись от своих мыслей, спрятал раскрывшееся озорство в своих спокойных глазах, — Эти стены не слишком хорошее место для такого обсуждения. Так что оставим свои догадки при себе. — рассмотрев документ, граф еле слышно цокнул языком. — Прекрасно. А что Вы сами можете сказать об Алисе Павловне? Что говорят о ней преподаватели?

— Учитель Божьего слова её совсем не любит. На его претензии она по-ребячески отвечает либо погружается в молчание. Я бы поведал Вам одну историю, но не хочу, чтобы Вы краснели…

— С тряпкой?

— Да. А, так Вы знаете?

— Алиса Павловна никогда не утаит подобного.

— А что насчёт иных дисциплин, не знаете? Я бы послушал.

— Если не считать того позора, то Алиса вполне способная девушка.

— Это и было очевидно.

— Да, но ей стоить сбавить свой пыл, особенно перед учителем. Хотя, что поделать, кровь, видимо, родная бурлит у неё.

Константин тут же опустил уголки губ, поняв незаметную отсылку в словах директора: тон того сразу же переменился, стал более снисходительно-мягким, с долей ещё зримой насмешки, которую тот всеми силами пытался скрыть, но она так и показывала себя. Пропустив данный комментарий, они продолжили диалог.

—… Так все же считаете, что ей лучше служить в столице? Желаете взять её под свое крыло?

— Да.

— Константин, Вы же понимаете, что Вы итак не очень любимы Советом Министров.

— Я знаю. Они лишь вспоминают поступки её отца, отражая их на меня. Я даже внешне не похож на её родителя, что говорить о поведении.

— Не повезло Вам, Ваше сиятельство.

Медленным кивком Константин подтвердил заключение собеседника, отдавая папку.

— В этом году собираются воссоздать одну из организаций и «Тринадцатый отряд», — начал говорить Пётр Алексеевич после недолгой паузы, — Не последует ли резкой отмены? Просто уже пришло письмо с обязательством составить примерные списки.

Константин кивнул.

— Да. И это довольно опасная затея. Видимо, им не хватило прошлого опыта, — Константин стал размышлять, поглядывая то на мужчину, то на светло-желтые крашеные стены помещения. — Думаю, Вы точно слышали дело о массовом убийстве прошлых участников отряда.

— Да, было. Все высшие круги были на ушах. И я тоже.

— Из выживших остался только князь, Алексей Мещерцев. Другой числится пропавшим без вести: его дело было замято пять лет назад.

— Да, и, — директор посмотрел на Константина, — Вы хотите туда определить Вашу сестру?

— Конечно нет, это было бы безрассудно. Я долго советовался с ней в прошлом и понял, что желала бы она быть в кавалерии.

— При Императорском дворе?

— О-о-о, ну тут даже для меня это звучит слишком нереально. В полк поменьше, а потом, может, постараться добиться её зачисления туда. Не сразу ей хватать звезд с неба. Зазвездится, а это вредно для неё. — Константин вздохнул, — А какие списки Вы имели ввиду?

— Отбирали девушек с самым благоприятным уровнем сознания при специальных закрытых испытаниях.

— Но Вы же понимаете, что этого недостаточно? У ангелов есть свои особенности. Не каждый человек переносит даже нахождение рядом с ним. А что происходит с лжеангелами…

— Это да, несомненно. Все претендентки после примут участие в небольшом экзамене.

— А практические испытания?

— А откуда? Ещё пока не изобрели ничего подходящего. Все будет познаваться в будущем. Пока только стихийность будет играть роль.

— Ах, ну что за дикость.

— Дикость это то, что происходит не по нашей воле не первое десятилетие. Увы, это была инициатива военного министра, Ваше сиятельство.

— Вот же он… — Заруцкий кашлянул, притупив возможное ругательство, — Эх, человек. Это значит, что девушки будут подобны крысам для экспериментов?

— О, ну Вы слишком утрируете.

— Но все же мне уже их жаль.

— Признаюсь: мне тоже, Ваше сиятельство.