По-волчьи жить. Happily ever after (гет)

— Как думаешь, меня в честь реки назвали?

— А ты надеешься, реку в честь тебя? — хмыкнул Блас.

— Что это значит? Лухан? Ты знаешь?

Блас пожал плечами.

— Может, от слова луч?

— Точно! Это как лучистая? Красиво. А река почему?

— А у реки излучины.

Я воззрилась в восхищении на Бласа.

— Как это ты догадываешься?

— Это же на поверхности, — снисходительно усмехнулся явно польщенный Блас.

— А что твое имя значит?

— Которое?

Я помялась.

— Ну давай «Блас». Почему ты его выбрал?

— Звучит внушительно.

— А переводится как?

Блас вдруг улыбнулся какой-то совсем детской открытой улыбкой, какую я видела только в своих снах и смутных воспоминаниях, где он был еще мальчиком, и у меня невольно сердце екнуло от этой внезапной теплоты на всегда каменном лице.

— Заика.

— Не… Нед… Не думала я заикаться, — принялась было возмущенно оправдываться я, раздосадованная тем, что и доли секунды хватило, чтобы он распознал мое смущение, когда он усмехнулся и остановил меня жестом.

— Заика имя переводится. Это я потом уже узнал. Когда ID сменил.

Я споткнулась, пытаясь вспомнить, собственно, о чем мы говорили, и, сообразив, что к чему, залилась смехом.

— А настоящее? Рикардо. Что оно значит? — успокоившись, полюбопытствовала я.

— Не знаю, — сухо ответил Блас и отвернулся, оглядывая темную атласную ленту реки, стелившуюся под нами. Мы стояли на набережной, облокотившись о кованое ограждение. Как-то незаметно солнце закатилось, и уже стемнело так, что реки было бы совсем не видно, если бы не свет по обе стороны, скупо освещавший водную рябь. Вокруг не было ни души: все катались на аттракционах, а у нас с Бласом вечно все не как у людей, мы два часа тащились из Буэнос-Айреса загород, чтобы смотреть на реку. И, честно, оно того стоило. Я слушала едва различимый плеск воды и любовалась профилем Бласа, четко вырисовывавшимся в свете ночных огней. С того берега доносились отдаленные звуки саксофона, складывавшиеся в мелодию из какого-то старого фильма.

— Похоже на Ричард. Наверно, от слова «богатый», — авторитетно заявила я и тут же стушевалась под скептическим взглядом Бласа. — Ладно, сдаюсь. У тебя есть версия получше?

— Есть, — коротко ответил Блас и, отняв руки от перил, стал крутить головой, оглядываясь.

— Ты чего? — прыснула я. — Нет никого, не переживай. Можешь смело излагать.

— Так что там у нас первым номером?

Я тупо уставилась на него.

— Чего?

Блас закатил глаза.

— Линарес, ты как-то сегодня очень туго соображаешь. Кто-то хотел готовиться к балу.

— Сейчас? — я вытаращилась на него во все глаза.

— А когда? Завтра я занят с документами.

— Эмм… Ну тогда послезавтра.

— И послезавтра. У меня нет столько времени, чтобы каждый день тебе репетиции назначать.

— На что, интересно, ты его тратишь, — проворчала я. — Ну, Блас, ну ты что, ты ошалел? Какие танцы? Мы же в парке…

— Решай. Или стесняешься?

«Решайся. Ты можешь уйти, но если хочешь, оставайся», — отозвалось эхом у меня в голове.

— Я? Стесняюсь? Ни капли! Я просто не ожидала, что ты предложишь так резко, думала, ты забыл уже о нашем уговоре.

— Забыл, — легко согласился Блас и в глазах его заплескалась снисходительная усмешка и какой-то, что ли, вызов. — А теперь вспомнил. Так что, танцуем?

Я взглянула на него исподлобья с некоторой опаской.

— Давай, — не очень решительно отозвалась я. — Только знай, я вообще ничего не умею.

— Это мне известно, — легко согласился Блас.

— Да я про танцы, дубина.

Наверно, от смущения во мне проснулась какая-то странная агрессия, и мне было трудно унять эту бурю внутри себя, чтобы даже хотя бы приблизиться к Бласу, но я сделала шаг ему навстречу, оказавшись совсем близко к его лицу. Он с любопытством заглянул мне в глаза сверху вниз, и я поспешила отвести их, чтобы он не заметил в них смятения.

— И давай недолго, ладно? — пробурчала я что-то невразумительное. — Я вообще думала, мы уже домой поедем, завтра рано вставать… на пробежку.

На самом деле, мы с Ричем договорились встретиться пораньше и вместе поехать на учебу, но я привычно упустила эту деталь.

— Жизнь она такая, — сочувственно поджал губы Блас, — То и дело приходится делать выбор. Пробежка или танцы, танцы или пробежка…

Я хорошо знала, что Блас вовсе не о танцах и не о пробежке, а наверняка понял, куда я на самом деле собралась с утра пораньше — непонятна мне была только мрачная тень, мелькнувшая по его лицу. Казалось невероятным, что эта маленькая ложь, которую, я знала, он легко сумел считать с моего лица, способна его задеть.

Блас прислушался к едва слышным звукам саксофона, все еще доносившимся с противоположного берега.

— Moon River играют.

— Что это значит?

— Ты что, настолько не знаешь английский?

— Знаю, — огрызнулась я. — Что это значит для нас? Какой танец репетируем?

— Что-то вроде вальса.

— Почему что-то вроде?

— Потому что на балу вальс будет в два раза быстрее.

— Нет, давай медленнее, — легко согласилась я. — Давай вообще сперва не под музыку. Я сбиваюсь под музыку.

— Я думаю, не в музыке проблема, — хмыкнул Блас. — Ладно, вставай напротив вот так.

Я неуклюже повторила его позу.

— Подбородок вверх и чуть в сторону, — он коснулся моего подбородка, приподнимая его, и наши глаза встретились. Невольно он задержал на мне взгляд, затем, словно руки его действовали сами по себе, он с какой-то едва заметной жадностью опустил их мне на плечи, расправляя их.

— Линарес, ты даже в вертикальном положении удерживаться не можешь, куда тебе вальс танцевать? Еще не поздно одуматься.

— Нет уж, я буду танцевать вальс, — горячо запротестовала я, хотя всего пару минут назад сама отлынивала. — Подумаешь, ссутулилась немного, я тебе не балерина.

— Это я заметил, — пробормотал Блас, старательно пряча взгляд и, взяв одной рукой мою ладонь, а другую положив мне на спину, порывистым движением приблизил к себе. Я охнула от неожиданности и едва не врезалась в него, на миг потеряв равновесие.

— Можно полегче? — проворчала я.

— Легче всего будет прекратить репетицию и поехать домой.

Я с досадой воззрилась на него, чтобы побуравить его недовольным взглядом, но он вопреки моему ожиданию не язвил: его взгляд выглядел очень серьезным и как будто немного отстраненным. Он смотрел на меня с какой-то тревогой или даже растерянностью. Как обычно, когда он вот так неотрывно смотрел на меня, я почувствовала, как внутри поднимается теплая волна.

Первым зрительный контакт прервал Блас.

— Ноги расставь.

— А? — рассеянно переспросила я.

Блас вздохнул и, двинув мне между ног, сделал шаг вперед и повернул меня в другом направлении.

— Ты свихнулся? — возмутилась я, тут же очнувшись. — А если я тебе туда двину? Мало не покажется!

Окаменевшее лицо Бласа слегка отмерло, и на нем солнечным зайчиком проступила едва заметная ласковая улыбка.

— Так танцуют вальс, Линарес, — вкрадчиво пояснил он. — Теперь ты ставишь ногу сюда, — он указал на пол у себя между ног. Я проследила за его жестом и окончательно утратила равновесие:

— Лучше не напрашивайся, уж я тебе двину так двину, не сомневайся, калекой останешься, — продолжала дребезжать я, параллельно недоумевая, как вся эта непревзойдённая первосортная чушь нашла приют в моей голове, да ещё и решила вырваться на свободу.

Блас благородно не обращал внимание на мои припадки и лишь молча перехватил меня крепче и увел в танце, так что мне пришлось резко смолкнуть. Я болталась у него в руках, как туалетная бумага на втулке, едва успевая переставлять ноги, а впрочем, иногда и не успевая. Сделав всего десяток таких поворотов, я засмеялась в голос и взмолилась о пощаде.

— Стой, Блас, в меня уже голова кружится! Сейчас вывернет прямо на тебя!

Угроза, кажется, подействовала, так как Блас тут же опасливо отшатнулся. Он продолжал придерживать меня за спину, и его вторая рука, отпустив мою ладонь, вновь словно помимо его желания, опустилась на мои волосы и убрала их от моего лица.

— Постарайся сохранить свой неповторимый шарм для бала — глядишь, все кавалеры будут твои, — прокомментировал где-то над моей головой, пока я стояла, тяжело дыша и опираясь на колени, на случай если меня действительно вырвет.

— Что естественно, то не безобразно, — выдохнула я. — Хорошо, что мы на карусель не пошли. Мой вестибулярный аппарат не предназначен для таких нагрузок.

— Правда? А я думал, тот коктейль, на котором ты настояла, оказался лишним, — насмешливо проворковал Блас где-то у меня над головой. Он перехватил мои волосы снова, и меня пробрала дрожь от ощущения его пальцев на своей шее. Я резко выпрямилась и повернулась к нему, глядя на него в упор ищущим вопрошающим взглядом. Лицо Бласа, однако, снова ничего особенного не выражало. Оно приняло привычное издевательское выражение:

— Сдаешься?

— Ещё чего! — мгновенно отреагировала я, не отрывая от него взгляд. — Давай ещё раз.

На лице Бласа отразилось одобрение.

— Чтобы голова не кружилась, смотри мне в глаза, — почти серьезно, а может, действительно серьезно подсказал Блас. — И давай помедленнее.

Идея мне не очень понравилась, но я последовала его совету и кружила на этот раз, не отводя своих глаз от его. Меня больше не смущала его нога, то и дело норовившая угодить мне между ног, так что мне приходилось прилепляться к нему всем телом, чтобы не болтаться вслед с запозданием, как полуоторванный аппендикс. Я зафиксировала взгляд на его глазах, как он мне велел, но голова почему-то по-прежнему кружилась, впрочем, иначе, чем прежде. Все плыло перед глазами, но его глаза я видела очень четко, и было дивно, как в этих по сути двух маленьких серо-голубых шариках могла плескаться такая волшебная глубина, словно это был хрустальный шар, предсказывающий будущее, точнее, настоящее. Этот подернутый туманной дымкой прозрачный шар показывал странным образом мне саму себя без актерства и грима, меня настоящую и совсем уязвимую. Это было странное ощущение: глаза были Бласа, а видела я в них себя. Вроде бы выражение их оставалось привычно насмешливым, Блас волнения не выказывал, но я чувствовала, что и его увлекает эта круговерть, вызванная совсем не вальсом, а смешением наших взглядов и сбившегося дыхания.

Внезапно все прекратилось. Блас прервал зрительный контакт, остановил танец, и видение исчезло, как гаснет лампа по щелчку вилки, выдернутой из розетки.

Я испуганно отпрянула и взглянула на Бласа, как затравленный зверёк.

— Мда, вальсируешь ты или маршируешь, я так и не разобрался, — весело произнес Блас, и напряжение, повисшее между нами, лопнуло, как туча, пролившаяся дождем.

— Похоже, вальс — это не мое, — поспешила согласиться я, высвобождаясь из его объятий, усилием воли отрываясь от него и выпуская ладонь из его руки. — Думаю, изымем его из программы, на время вальса я и в углу постоять могу. Там ещё куча разных танцев в программе, куда лучше, чем вальс.

— Джига, например, — услужливо подсказал Блас.

— Например, — с готовностью подхватила идею я, лишь смутно догадываясь, что джига — это ничего хорошего.

— Или канкан, — подбодрил меня Блас, заметив, что я споткнулась на полуслове. Он будто не испытывал и доли моего смущения, и лицо его снова выглядело совсем обычным и невозмутимым, только светлые глаза не могли скрыть какой-то игристый радостный свет, пробивавшийся изнутри и освещавший все его лицо, когда он смотрел на меня. Мне было жутко досадно оттого что я никак не могла заставить себя принять такую же уверенную позу и улыбаться непринужденно, как он. Тело не слушалось меня, и улыбка получалась деланой, что, конечно, не могло укрыться от Бласа, так что единственное, что мне оставалось, это попытаться отойти от него на безопасное расстояние. Я неохотно отступила на шаг назад, с удивлением прислушиваясь к своему телу, которое этому всеми силами противилось и льнуло обратно к Бласу. Мне хотелось снова стоять вплотную к нему и касаться его, и было неимоверно трудно преодолеть эту внезапно возникшую гравитацию.

Оказавшись на свободе, я резко схватила отброшенную на землю сумку и пробормотала, пытаясь побороть взявшееся непонятно откуда смущение:

— Знаешь, Блас, я, наверно, сперва сама порепетирую, боюсь, я тебе только ноги отдавлю.

Блас наблюдал за мной своим пронизывающим всезнающим взглядом, но молчал.

— Я немного потренируюсь — и мы снова попробуем, когда-нибудь, ну, потом, сегодня я что-то не в форме.

— Хорошо, — только и сказал Блас и, не прибавив ни слова, круто повернулся ко мне спиной и, лишь вальяжно махнув рукой, приглашая последовать за ним, в темпе зашагал вдоль набережной по направлению к стоянке, где мы оставили машину. Я в растерянности смотрела ему вслед, пытаясь унять участившееся сердцебиение, затем мой взгляд выхватил в темноте какой-то силуэт. Присмотревшись, поняла, что это Блас оставил на ограде свою куртку. Совсем на него не похоже… Я бережно сняла его джинсовку и, прижав ее к груди, быстро засеменила за ним следом.