Особенности межгалактических вояжей рыцарей Рен или Это не метеорит! (гет)

Примечания:

Визуализация к главе: https://pin.it/4KK1a8i

---

Планета Чарни. Гарнизон Межгалактического центра коммуникаций и слежения. База рыцарей Рен.

Майор смотрел за окно своего кабинета на унылый осенний пейзаж, выслушивая рапорт капитана Урравина, который в его отсутствие оставался «на хозяйстве». Как всегда бесстрастный тон докладчика наложился на недавнее напряженное противостояние с командующим группировкой войск на Чарни.

— Капитан, — не выдержав, вдруг прервал отрешенное течение речи главы службы безопасности Майор, — вот скажи мне, тебе жена мозги не делает? Ну, что вот ты такой зануда?

Урравин прервал доклад и замолк, сдвинув красивые брови. Плотно сжатые губы на волевом лице и военная выправка, гармонировавшие с холодно-твердым взглядом, никак не изменились, только в глазах мелькнуло и погасло нечто, как импульс выброса вещества из атмосферы звезды в окружающее пространство, явно нарушая условие механического равновесия.

За почти полтора года совместной работы майор ни разу не видел, чтобы у капитана хоть как-то, даже намеком, изменялось сурово-озабоченное выражение лица, или чтобы в его глазах вспыхнуло что-то, взбаламутив устойчиво-ледяную поверхность взгляда.

— Нет, — все так же отрешенно ответил глава разведки.

Майор подождал, но конкретики не последовало, разговора по душам не получалось. Тут Грид подумал, что иногда его неспокойная супруга бывает права. Это молодое поколение нынешних офицеров… Крифф! Замороженные ньорки! Ни шагу влево-вправо! Только рапорты, «да, сэр», «нет, сэр!», и даже выпить не с кем!

— Идите, капитан, — устало махнул рукой начальник гарнизона, чуть повернув седовласую голову, когда Урравин, печатая шаг, направился к двери.

Напряженный разговор, почти на повышенных тонах, произошел с командующим силами Первого Ордена на Чарни по причине разногласий в достижении поставленных задач.

Если строительство административного Центра освещалось весьма ярко и даже несколько пафосно, то вот наличие подведомственного Майору гарнизона никак не должно было волновать прессу. Для этого, собственно, и была создана зона безопасности. Но тут оказалось, что все эти любопытные журналистские и не только морды, с разрешения полковника начали активно шнырять повсюду, освещая не столько строительство Центра, сколько ведя репортажи о красотах планеты, и даже настаивая на том, чтобы Чарни сделалась эдаким еще одним туристическим раем. Так что свои претензии на то, что служба безопасности в подчинении полковника Дибту просто «банта пуду» какое-то, начальник гарнизона высказал конкретно и не стесняясь в выражениях, в том числе и какой степени консистенции «банта пуду» является эта его служба безопасности. Выходило, что диарейной.

А претензий у майора накопилось действительного много. Журналюги творили, что хотели. Вот нахрена тогда устанавливали планетарный щит и «ворота» входа, если секретный объект уже и не секретный? И какого хера такое количество не пойми кого толчется на планете? Ладно бы они толклись на той ее стороне, что подконтрольна службе безопасности ранга «жидкое банта пуду», да и крифф с ним! Все эти пиар акции Майора не касаются, но почему вполне незаселенный и почти неисследованный мир заполонили толпы непонятных существ с голокамерами? С этого дня он (Майор) отдает приказ на уничтожение ЛЮБОЙ цели, которая войдет в зону уже его ответственности.

Формально Майор подчинялся именно полковнику Дибту, но на самом деле начальник гарнизона отчитывался только перед Верховным и Хаксом. Потому что у первого в радиусе зоны ответственности был дом и его Рены (чтоб их!), а второй ревниво относился к таким секретным объектам, взяв под контроль межгалактические коммуникационные центры вместе с персоналом. Впрочем, чего только не взял Хакс. Под контроль.

Вообще Майор был бы очень неприятно удивлен, если бы узнал, что его правая рука — капитан Урравин вообще не просто так в этой дыре оказался. Находящаяся под личным контролем Хакса Чарни имела наиважнейшее значение. Правда, базу Ренов начали строить еще раньше, до перевернувших как Первый Орден, так и заодно всю Галактику, событий. Поэтому Хакс, разыскав своего однокурсника, пожалуй, единственного, кто не лез с ним в противостояние во время учебы (да отличнику Урравину вообще было плевать на Хакса и на всех остальных вместе взятых тогда), принял решение направить его на самое важное задание. Проклятые Рены должны быть под неусыпным контролем, чтобы каждый их чих… каждый, этот… шаг, да чтобы каждое ВСЕ, знал Армитаж.

В какой-то мере это удавалось Тут Ренам стесняться было нечего, поэтому рапорты об их недисциплинированности, откровенно девиантном поведении и всяческих аморальных выходках (могли запросто по базе голышом бегать, для закаливания, расстреливать пустые бутылки из-под бухла, пугать женское население гарнизона, отпуская разные шуточки пошлого содержания в не совсем трезвом виде, а еще громко и четко поносить Хакса), приходили с заветной регулярностью. Пока на базе не появились Ренши.

Но теперь Траджен уже по серьезному усовершенствовал свою систему безопасности, чтобы исключить возможность всяких там желающих смотреть не столько на самих Ренов, сколько на их любимых жен. Поэтому сканеры слежения Урравина, хоть и самые современные, усовершенствованная система Траджена ловила своими сенсорами, в автоматическом режиме выпуская дезинтеграторы. И это не считая того, что Курук, развлекаясь, щелкал из винтовки дорогостоящую аппаратуру, как будто сбивал гра-орехи с дерева. Потеря такого количества сканеров была признана Хаксом, как «лот-коту под хвост до хрена денег», поэтому Урравин, поразмыслив, обратился за советом к жене, а после, выслушав ее предложения, выкатил свой план наблюдения за рыцарями.

Оставалось ждать удобного случая, чтобы внедрить своих агентов, и такой случай представился, когда безбашенная девчонка Ренов устроила переполох с бунтом в школе, а сами рыцари свалили в неизвестном направлении, оставив своих дам без трепетного надзора.

Однако тут по секретной личной связи состоялся долгий разговор с генералом, где капитану было дано недвусмысленное задание особой важности. На этот раз каждый чих, каждый этот… шаг и прочее ВСЕ, касались исключительно Ренш. А именно, при намеке на любые попытки двинуться куда-то, кроме Чарни, требовалось немедленно, просто сию же секунду докладывать Хаксу. А еще тщательно отслеживать контакты, особенно в Голонете, поисковые запросы и фиксировать все вызовы кого-либо по всем каналам связи.

Столь суровые установки заставили Урравина опять обратиться к помощи друга, то есть жены. На что мадам Урравин задорно рассмеялась и выдала анализ ситуации:

— О, Кристо! Ты слишком зациклен на своей работе и совершенно не знаешь женщин!

С этим спорить было бессмысленно, поэтому капитан просто кивнул. Вот тут его супруга и разложила по полочкам проблему, которая сидела занозой в заднице Хакса, не давая расслабиться ни на минуту.

— Вспомни, что тут было, когда Ренши появились. Вспомнил? Хорошо. Большой взрыв всего и сразу, качнувший нашу жизнь, как хорошее землетрясение, у нас в памяти. Теперь вспомни, что было, когда они все отправились жениться. Вспомнил? Тоже хорошо. Тогда качнуло уже пол Галактики. Ну, о том, что регулярно нас тут раскачивает, когда Рены являются домой, я умолчу, это уже рутина. Но вот то, что эти бандиты, хулиганы и по совместительству элита самого Верховного, стоит помнить всегда. Где ты, говоришь, они сейчас? Не знаешь. А Ренши? Тоже не знают. И это самое тревожное. Долго они в неизвестности оставаться не будут, уж поверь мне. У них два режима существования: идиллия и поиск. Или Рены их ищут, или они их. Значит, стоит ждать чего-то, сопоставимого по степени катастрофичности с каким-нибудь взрывом сверхновой и потрясением всегалактического масштаба. Это если Ренши пойдут в поход. Так что тут Хакс прав. Стоит нам прощелкать момент активации в режиме «поиск», и все.

— Что все? — спросил Урравин, внимательно процеживая аналитику жены в уме.

— Последствия окажутся непредсказуемыми! Так что наш план по внедрению агента…

— Агентов! — не согласился капитан.

— Ладно, хотя за себя я не стану утверждать в позитивном ключе, эти дамы решительно отвергают всяческие попытки кого-либо приблизиться к их компании, но я постараюсь. Наш план, Кристо, превосходен!

Тут глава разведки сделал вид, что серьезен и увлечен обдумыванием поступившей информации, а сам в это время с гордостью любовался румянцем на щечках супруги, которая сейчас так конкретно выявила главную проблему, четко изложив ее в правильной последовательности.

Пока мадам Урравин укладывала волнистые густые волосы в прическу, сидя перед зеркалом, капитан подумал, что в плане грамотной оценки действий и последствий этих действий именно дамского общества, у него пробел основательный. Потому что его система структурирования «действия-последствия» никак не совмещалась с логикой (вернее ее полным отсутствием) противоположного пола.

Спустя восемнадцать дней после пропажи Ренов ситуация все еще находилась под контролем, однако тревожные тенденции кое-где уже выглядывали из щелей, в которые агенты Урравина посматривали все это время.

А сегодняшние рапорта службы слежения Коммуникационного Центра и вовсе просигналили, что назревает то самое, с последствиями. Майору об этом знать было не обязательно, в его зоне ответственности все было благополучно. Гарнизон, как ни странно, жил спокойно. Ну, если не считать нескольких тревожных дней с поимкой очередного засланного проникновенца, выдворением небольшой толпы любителей вурпаков и кратковременным нашествием малахольного вида ученых-лингвистов, явившихся лично выразить свои восхищения и поздравления коллеге Роук, тьфу ты, Миаре Рен.

Малахольных вежливо попросили, да еще и сопроводили в административный центр, даже поселили в одной из двух гостиниц со всеми удобствами. Потом выяснилось, что разного рода делегации прибывали в результате скрытной деятельности супруги майора, Ширы. Урравин был вынужден бесстрастно заявить первой даме гарнизона, что ее активность вокруг секретного закрытого объекта с привлечением толп посторонних крайне нежелательна. Хотя он подозревал, что теперь, когда начальник гарнизона вернулся с той стороны планеты, Шира вынесет мужу мозг и капитана ждет неприятный разговор. Но это все фигня по сравнению с надвигающимися событиями под кодовым названием «Если Ренши пойдут в поход. По Галактике».

Чертовы рыцари, ни минуты покоя! Дома они, нет их, все время на горизонте маячит боевая тревога. И угораздило же им расположиться всей бандой прямо в непосредственной близости от объекта! Ладно, эти Рены больные на голову, но ведь эти Ренши ж не лучше! Хотя с виду вроде адекватные и местами даже интеллигентного вида. Особенно профессорша. Но как раз этот самый их «вид», по утверждению агента «весьма привлекательный для противоположного пола», начал создавать проблемы. Тут тоже засада, как показали последние наблюдения.

Патруль, засевший в кустах момуса, проводил взглядами капитана, который вроде бы направлялся домой, но остановился, прислушался и скользнул сквозь живую изгородь, растворившись в темноте ночи.

— Пятый день в лес таскается, — сказал сержант сам себе.

— Сэр, — шепотом добавил штурмовик, — это подозрительно! Надо доложить службе безопасности!

— Он сам служба безопасности! — сказал второй, — Кому на него докладывать будешь? Ему же? Но вот что может делать в лесу ночью глава нашей разведки, а?

Солдаты посмотрели на сержанта с вопросом прямо через визоры шлемов. Ответа у командира не было. Но очень хотелось узнать, почему капитан Урравин исчезает в одном и том же месте уже пятую ночь подряд, а когда и как он возвращается, патрульные почему-то не фиксируют?

— Я думаю, — наконец прошептал первый штурмовик, — у него там свидание.

— С кем? — шепотом спросил второй.

— Ну… не знаю, — пожал плечами солдат,- тут вон, дам сколько, да и незамужние красивые есть…

— Это не значит, что они чокнутые! — хмуро заметил сержант,- Вы его взгляд видели?

— Мне KT-5913 со второго взвода рассказывал, — горячо зашептал один из патрульных, — что капитан на него вот так посмотрел и все! Вся репродуктивная система заморозилась!

— КТ-5913 надо меньше с девушками обжиматься во время несения службы, — вздохнул сержант, — тогда и в карцер не попадешь, с последующей заморозкой всего.

— Интересно,- задумчиво произнес патрульный, — он спит когда-нибудь?

— Да он и не человек, говорят.

— А кто? — удивился сержант.

— Репликант!

— Надо же! А жена у него такая… зажигательная… Тоже репликант?

— Не-е-е, — не согласился первый патрульный, — репликанты так смеяться не умеют, она точно не дроид!

— А как же они тогда… живут?

— Да крифф его знает, — вздохнул сержант.

Капитан, обойдя патрульных с фланга, пристроился за деревьями, слушая размышления личного состава, а вот майор бы точно был сражен наповал, если бы в этот момент увидел, как беззвучно смеется Урравин.

Дальше пути патруля и начальника разведки разошлись. Капитан действительно направился в лес. Судя по уверенности, с которой он двигался в темноте, дорогу знал хорошо, как и то, когда и где появятся сканеры слежения, облетая свой участок дозора.

Дерево Сердца Урравин нашел случайно, и то только потому, что увидел на мониторе краснеющие плоды, когда листва почти облетела. Фруктовых деревьев в округе в лесу было почти ничего совсем, поэтому он, чтобы рассеять свое изумление увиденным, проверил. Плоды в виде сердца были в наличии, но высоко. И чем холоднее ночи, тем сочнее и слаще были эти сердца. Свое открытие капитан утаил, но вот уже пятую ночь, подойдя к гладкому от сброшенной коры стволу, подпрыгивал, цепляясь за толстую ветку, подтягивался и лез дальше…

В этот раз возвращение домой опять происходило скрытно, а маршрут пролегал через окно второго этажа, в спальню. Дом был погружен в темноту, поэтому Урравину приходилось быть вдвойне осторожным, залезая по выступам на балкон собственной спальни…

Аккуратно достав из поясной сумки два алых сердца-плода, он положил их на прикроватную тумбочку, потом, не раздеваясь, опустился на постель и… накрыл объятиями одеяло, под которым угадывался силуэт человека. Через секунду капитан сдернул одеяло, узрев в густых сумерках света, сочившегося с улицы, скрученные покрывала и мягкую игрушку в виде толстого тука, изображавшую голову спящего.

Глава службы безопасности гарнизона едва слышно хмыкнул, скинул форменное пальто, прокрался к двери, прислушался, спустился вниз, в гостиную, почти бесшумно и ориентируясь практически в полной темноте, так как жалюзи защиты были опущены.

Он вроде бы смотрел в сторону кухни, а сам уже сконцентрировался и, за мгновение, когда дуло бластера должно было упереться в его спину, развернулся, одним резким движением руки выбил пистолет. Под тихий вскрик оружие полетело на пол.

На этот раз объятия точно зафиксировали объект интереса, а руки тут же пустились в свободный выгул, сканируя жену довольно подробно.

— Ты проиграл! — сказала мадам Урравин в темноте, когда капитан отпустил ее губы из долгого поцелуя. Перевести дыхание.

— Да неужели? — весело спросил Урравин,- Твои духи фонили еще на лестнице.

— Не ври! Я не прибегала к духам!

— Значит, у тебя шансов нет, Винна! Получается, что я тебя чую и без духов.

Винна легко толкнула капитана, потом нажала на активаторную панель, гостиная озарилась приглушенным светом, она посмотрела на мужа, который улыбался, подмигнув ей смешливым лучиком в серо-зеленых глазах, и сказала:

— В следующий раз я выставлю режим парализатора, тогда не отвертишься!

— Посмотрим!- кивнул капитан, — Наш главный агент спит?

— Спит, — вздохнула Винна, — но мне кажется, мы его теряем.

Маленький столик у дивана был сервирован на двоих, капитан потер ладони, во взгляде вспыхнуло предвкушением ужина, но тут мадам Урравин молча указала на дверь в рефрешер. А еще через три минуты припозднившийся со службы глава службы безопасности, тщательно вымыв руки, уплетал браккенберг-рагу, прихватывая вилкой салат из бербекского краба с соусом диндра.

Винна Урравин, положив себе на тарелку только ложечку салата, все поглядывала на капитана, пряча улыбку, и совсем не пряча взгляд, в отствете которого игрались отблески света и совершенно откровенное обожание.

— Так что насчет потери агента? — спросил, чуть утолив голод, глава разведки и скорчил смешную рожицу, стрельнув теплыми искорками во взгляде.

— А ничего нового, — вздохнула Винна, — помнится, когда тебе было десять лет, ты серьезно объявил мне, что вырастешь и увезешь меня в какой-нибудь гарнизон. Было?

— Было, — согласился капитан, — а наш агент что сказал?

— А наш агент сказал, что девчонка — то, что ему нужно, он уже так решил. И что теперь надо поскорее вырасти.

— Та-а-ак, — Урравин приподнял одну бровь, — серьезная заявка на провал операции… Кстати, я тебе сказал или нет, что вот это потрясающе вкусно?

— Ты нет, а вот леди Рен, Фэйн которая, да! Так что я буду участвовать в конкурсе!

— Винна! — тут капитан сбавил горение восхищения во взгляде, и его глаза смотрели теперь настороженно, — Тебе совершенно не обязательно готовить для кого-то, кроме меня.

— Да вот уж нет! — вдруг вскинулась мадам Урравин, — Во-первых, это прекрасная возможность сблизится с этими Реншами. А во-вторых, мой дорогой, это еще и прекрасная возможность, чтобы о тебе говорили в контексте твоей жены, умницы и красавицы, да еще и прекрасного повара, а не в том, что сейчас!

— А сейчас что? — нахмурился капитан.

— Вот ты знаешь, как тебя зовут наши дамы?

— Нет. Меня это не интересует.

— Еще бы, — вздохнула Винна, — а зовут они тебя бездушной сволочью!

Урравин довольно хохотнул и протянул руку жене, она вложила свою, легко прыгнув к нему на колени:

— Вот Шира говорит, что, если тебя перекрасить в рыжий и надеть генеральский мундир, то у нас будет свой Хакс.

— Да, — кивнул Урравин, — когда мы были кадетами, таких одинаковых почти, был целый курс. Но Хакс все равно оставался главной сволочью, потому что рыжий был только он.

— Однако, вот леди Хакс это не помешало увидеть в нем что-то, помимо бездушной сволочи!

— Видимо она заметила, что он может быть сволочью одухотворенной.

— Да перестань, — засмеялась Винна, — ты же так все равно не считаешь.

— Нет. Но зато я считаю, что нашего агента надо отзывать из этого логова.

— Поздно! — вздохнула Винна, — Он уже все решил. Ему интересно с этой девочкой, у них много общего. Как он заявил — все!

— Винна! Ты не понимаешь! Если девчонка вытянет из него…

— Да она уже вытянула! — воскликнула жена, поворошив пальчиками волосы мужа, — Точнее, он сам ей рассказал!

Вот тут теплый блеск во взгляде капитана сразу угас, на что мадам Урравин ответила заливистым хохотом:

— Обожаю, когда ты включаешь-выключаешь капитана. Ты такой смешной тогда…

— Винна! Мне не смешно! Девчонка расскажет Реншам, что я настроил парня на слежку. А Ренши…

— Да они вполне приятные девочки!

— Ни одна нормальная девушка в здравом уме не может выбрать себе в спутники этих Ренов! Ты мало что о них знаешь…

— Кристо, двенадцать лет назад эти же слова сказала моя мама. В отношении тебя… Ты становишься похож на свою тещу?

При упоминании тещи капитан мгновенно мобилизовался, рефлекс. Явления тещи в гости закаляли его волю, но намек Винны отрезвил мгновенно. Еще не хватало!

— Я же молчу, что некоторые жители нашего гарнизона открыто считают, что ты репликант! — сдерживаясь, чтобы снова не смеяться, грустно вздохнула Винна, — А я, следовательно, живу с дроидом! Так получается?

Капитан склонил к ее ладошке голову, проворчав:

— Если тебя это так напрягает, я могу расследовать, кто этот умник, что запускает такие слухи...

— Да зачем? — пожала плечами Винна, — Это забавно... что еще они там придумают...

Еще несколько минут в гостиной висела тишина, потому что капитан предпочитал выражать свои чувства и желания без слов, что вполне устраивало его жену.

— Сколько там у тебя? — прошептала Винна, кивнув на поясную сумку.

— Три, — тоже шепотом ответил глава службы безопасности.

— Он все равно отдаст их девчонке, а она скормит их своей вурпачке, потому что у той малыши и ей нужны витамины...

— Главное, что он отдаст сердца ей...

— Согласна. Только учти, Урравин, если ты опять вырубишься рядом с Матью в его комнате, на десерт можешь не рассчитывать, а твое сердце я съем! Вот так!

— А агентурное донесение? — тут капитан уже сдерживал улыбку.

— Сначала десерт! — строго ответила Винна, выскальзывая из его объятий и направляясь к лестнице на второй этаж.

Капитан вздохнул и пошел к сыну, которого практически не видел уже три дня, потому как отсутствие начальника гарнизона требовало почти круглосуточного присутствия на службе.

— Я, между прочим, как тебе известно от меня, выполняю задание государственной важности! — первая дама гарнизона обошла дроида, накрывавшего на стол и расположилась в кресле, похлопывая себя по дряблой шее, вбивая омолаживающий (как было написано) крем нового поколения от компании «Адаскорф».

— Я в курсе, — кивнул Майор, наливая себе в стакан янтарное набуанское виски, потом придержал руку и удвоил дозу.

— Я, можно сказать, не сплю и не ем! — воскликнула Шира возмущенно, — чтобы ты, Грид, мог быть спокойным, что эти Ренши не устроят нам тут какой-нибудь форс-мажор!

Майор снова кивнул, думая о своем. Когда неспокойная супруга начинала таким тоном, лучше было просто кивать. Насчет «не спать» и «не есть» можно было и не согласиться, потому что храп жены частенько будил начальника гарнизона по ночам и он толкал ее в бок, а уж регулярный прием пищи по три раза в день (согласно последним рекомендациям диетологов Корусанта) она не пропускала, но Грид промолчал и тут. Так спокойнее. Она еще только начала…

— …это я написала во всех группах любителей вурпаков и даже в университет Санбры, что у нас неизученный подвид вурпаков! И что он дал потомство! И ведь почти неделю, Грид, НЕДЕЛЮ! эти самые вурпаки оттягивали на себя внимание Ренш и научного сообщества, пока этот злобный Урравин не вытурил их вон! Подумаешь, несколько именитых ученых…

— Почти два десятка, — вставил майор.

— Пусть! Но с твоего разрешения! Были у нас в гостях! И, если ты помнишь, я лично курировала, чтобы они не совались в гарнизон, а их встречи с этой ветеринаршей Анной проходили строго на территории гостевых модулей.

— Хорошо, — согласился майор, — суета и охи этих самых вурпачников принимаются, но ты и капитана пойми…

— Нет, это ты пойми! — взвилась супруга, — Я, можно сказать, скрытно и окольными путями устроила момент славы этой профессорше, раструбив в Голонете, где можно и где нельзя, о ее уникальных способностях в изучении совершенно нового вида разумных, этих наших то ли зайцев, то ли хомяков. Вся прогрессивная научная общественность явилась, чтобы поддержать коллегу…

— Шира! — гаркнул Майор, — Все эти нашествия взбаламученной тобой научной общественности почему-то не санкционированы ни мной, ни капитаном! Это уже перебор! У нас тут, если ты еще помнишь, секретный объект…

— Твой Урравин… — крайне возмущенно воскликнула неспокойная супруга, но майор остановил ее рукой, накатил еще раз двойную дозу, откинулся в кресле и устало прикрыл глаза:

— Давай дальше…

Шира, вдохновленная самой Леей Органой, к выполнению ответственного задания отнеслась со всей страстностью души, несколько подвядшей в глуши лесов Чарни и изголодавшейся по кипучей деятельности. Однако с ходу взяла слишком быстрый темп. Не учла объективную реальность. Ренши — это совершенно иной женский мир оказался, неправильный, как отметила для себя Шира. Призывы пойти в поход, чтобы как-то сблизится с этими неправильными девочками, не нашли отклика. Более того, Ренши как-то резко захлопнули двери перед носом первой дамы гарнизона. Напролом пробить оборону не получилось, поэтому умудренная опытом гарнизонной жизни Шира решила пойти иными путями. Разными, но очень кружными.

Сначала она, все же, переиграла свой план сближения на пленэре и отважилась на героический поступок. Прихватив с собой боксик с бутербродами и горячим кафом, первая дама раненько утром, никого не оповестив, незаметно шмыгнула с дороги к базе Ренов, предварительно попыхтев и сложив пирамидку из камешков в точке своего ухода от цивилизации, и углубилась в лес. Отвага Ширы нашептывала ей, что надо еще чуть-чуть, чтоб натурально выглядело, поэтому она продвигалась, как ей казалось, строго по прямой. И еще чуть-чуть… лучше еще немного… Продравшись сквозь заросли примерно с километр, нашла подходящую сухую полянку с жухлой травой и поваленным стволом толстого граба, разложила свои припасы, вполне комфортно расположившись среди осеннего пейзажа.

Было в этом что-то приятно-расслабляющее, прозрачно-прохладный воздух, насыщенный запахами засыпающего леса, с легкой грустинкой и раздумьями о красоте природы.

План Ширы был прост и гениален. Она связывается с Фэйн, чтобы взволнованно сообщить, что заблудилась. Причина банальна — ссора с мужем (с кем не бывает), желание успокоиться и пострадать в одиночестве (природа лечит!), только мужу не сообщайте (тут должна сыграть женская солидарность), и Ренши обязательно кинутся ее спасть!

Шира уже вызвала по комлинку Фэйн, потому как знала ее код благодаря тому, что он слишком хорошо был известен в школе. Успела сказать, что заблудилась, добавив в голос дрожи, а вот потом… Дрожь и страх вдруг стали натуральными и Шира заорала:

— Он меня сожрет! А-а-а-а!

Больше Фэйн услышать ничего не смогла, кроме рыка и все того же удаляющегося «А-а-а-а! Помогите-е-е-е!», так как первая дама, бодро начавшая воплощать свой план, совершенно стремительно кинулась с полянки, бросив комлинк и боксик с недоеденным бутербродом.

Пепел унюхал неспокойную супругу майора уже давно, и пока она бродила по лесу, двигался параллельным курсом, внимательно отследив ее вояж и сопроводив до самой полянки. Запах грудинки бруаллки щекотал рецепторы и, немного поразмыслив, тук’ата смело вышел из засады и сказал: «Р-р-ры-ы-ы!», что в переводе на общегалактический означало: «Поделиться неплохо бы!».

Шира, узрев огромное чудище с рогами, шипами, пастью, полной острых клыков, смотрящее на нее небесно-голубыми глазами голодного хищника явно с намерениями гастрономического характера, не только онемела, но и застыла от ужаса, забыв и про комлинк, и про выполнение плана. Отмерев через несколько секунд, первая дама, панически вопя, метнулась в лес со скоростью истребителя в атмосфере, ломясь сквозь дебри напролом, спиной ощущая, что охотник следует за ней по пятам и вот-вот схватит добычу (то есть Ширу!).

Пепел, задумчиво проводя взглядом взбалмошную дамочку, вернулся на базу, таща в пасти боксик, где вкусно пахло грудинкой, сыром и пашкинской колбасой. Ночь вопросительно взглянула на тук’ата, потому что Ренши подорвались с места и рванули куда-то, не забыв оповестить гарнизон тревогой, включив свои «сторожки» на всю громкость.

Ширу нашли довольно быстро, правда снимать ее с ашаапового дерева, куда она забралась, сама не зная как, намертво вцепившись в розовато-охровую толщину ветви, пришлось уже не Реншам, а штурмовикам.

Результат похода был не очень. По итогам провальной операции Майор прочитал ей лекцию о технике безопасности, капитан Урравин снял показания (какого хрена она поперлась в лес?), Ренши вообще не впечатлились, в первый раз, что ли, Пепел загоняет кого-то там куда-то. В дополнение к провалу операции Шира потеряла комлинк, одну туфлю и порвала пальто (которое покупала, между прочим, в одном дорогом бутике на Донифоне). Моральный ущерб не мог оцениваться ничем, поэтому, отойдя от стресса, первая дама, гонимая долгом, решила идти к цели другим путем.

Дома майор впервые сорвался. И не из-за того, что гарнизон в какой-то там раз был поднят по тревоге, уже как бы и привыкли, и вовсе не потому, что теперь шептались гарнизонные дамы, строя предположения столь странного поступка первой дамы, косясь на начальника гарнизона: «Может, это он довел ее до такого состояния?», а из-за того, что он банально испугался за свою жену.

— Эти Ренши дурно на тебя влияют! Что тебя понесло в дебри, осенью, в холод, скажи! Какого черта ты придумала эту чушь и воплотила на «отлично»? Шира! В твоем возрасте лазить по деревьям травмоопасно. Да это немыслимо! Никогда за почти сорок лет нашей с тобой совместной жизни я не помню, чтобы ты шлялась по лесам и сидела на деревьях… без туфлей! Что еще мне ожидать?

Тут Шира вынуждена была признать, что план оказался не продуман и, да, для Грида это уже оказалось перебором, поэтому молчала, скромно сидя в кресле, пережидая шторм. Не часто за совместную жизнь она доводила майора до такого состояния. В основном успевала затормозить в нужный момент, а тут не вписалась в крутой поворот, подгоняемая долгом и жаждой активных действий, и вот результат. Грид вышел из себя. Правда, обратно он зашел довольно быстро, сразу после того, как присмиревшая супруга шмыгнула носиком и всхлипнула.

Далее Шира решила продвигаться скрытно и вдумчиво, запланировав несколько путей подхода к супругам рыцарей.

Путь первый выразился в составлении плана культурно-массовых мероприятий в гарнизоне с учетом специфики вовлечения Ренш. Сюда вошли кулинарные конкурсы, ярмарка-обмен с тиками (то ли зайцами, то ли хомяками), выступление самодеятельности учеников школы (Ренши присутствовали в полном составе, а их безбашенная девчонка взахлеб рассказывала о своих чудовищах, притащив в качестве наглядной агитации пару щенков этих самых тук’ата), от посиделок дамского сообщества гарнизона Ренши отказались, тут вычеркиваем, а гарнизонный бал оказался под вопросом, потому что злостный Урравин был категорически против, но это мы еще посмотрим...

Второй путь оказался продуктивнее. Шира взяла на вооружение Голонет. И ей удалось привлечь внимание общественности как к вурпакам исключительно необычайного окраса (этих любителей вурпаков оказалась тьма-тьмущая!), так и немного не в себе всяких лингвистов, среди которых клекот местных тиков (то ли зайцев, то ли хомяков) произвел фурор, и они явились на Чарни с разрешения полковника Дрибта. Но очень быстро были выставлены вон противным и негостеприимным капитаном Урравином. А майор почему-то шел у него на поводу. И это самое возмутительное!

В целом нейтрализация Ренш продвигалась успешно. Например, Танит Рен натолкнула Ширу на очень интересное решение, и через несколько дней после бунта, устроенного все той же мелкой Реншей, очкастый директор, проинструктированный авторитетом Ширы, лично предложил Элси, как дипломированному биологу, место преподавателя в школе. Правда, это решение стало фатальным для карьеры в гарнизоне самого директора.

Вообще бурная деятельность Ширы активизировала и неприглядные стороны Ренш, что выразилось в нескольких случаях неинтеллигентного поведения, которое сама первая дама классифицировала, как вопиющее. Видимо, близкое общение с Ренами давало побочный эффект, но, скорее всего, с виду вполне нормальные дамы Рен, все же обладали той степенью ненормальности, что и позволила им стать этими самыми Рен. Тут Шира сокрушенно качала головой и ничего поделать не могла, а вот несносный зануда Урравин высказал ей свои претензии. Впрочем, претензии у него были и к пострадавшей стороне.

Проблема-то была в самих девушках! Шира даже думала, что они испускают какие-то невидимые ядовитые флюиды, приводящие к дестабилизации мужской гормональной системы, потому что никакие другие дамы, причем несравненно более привлекательные (по мнению первой дамы) не сподвигали мужское население как гарнизона, так и прибывшее извне, отнюдь не на конструктивные действия.

Во-первых, очкастый, всклокоченный и напрочь лишенный хоть чего-то, напоминавшего о маскулинности директор, вдруг ни с того ни с сего воспылал страстью к этой заразе Элси, которая, как вечный двигатель, развила бурную деятельность в школе. Она даже летала со своими учениками на несколько дней на Исопи, в какие-то там заповедники, вызвав восторга и разговоров на несколько дней. Далее, она сама приволокла в школу разные материалы по предмету, причем не входившие в программу, но эти ее материалы о живом мире разных миров оказались крайне интересны учащимся. И вообще, она предпочитала проводить уроки на свежем воздухе, совершая марш-броски по лесам, чем спокойно и солидно преподавать классе. Ну не Зараза, а? И ведь ничего не скажешь теперь! А вот директор почему-то решил, что такая увлеченная биологией девушка точно не может быть замужем! О Ренах он имел смутное представление, так, символичное совсем. Поэтому, вдохновленный гормональным выплеском, всклокоченный директор не выдержал напора чувств и эмоционально (кто бы мог подумать!), а, главное страстно, пытаясь доказать эти свои чувства, умудрился обнять Элси в коридоре школы, убеждая ее, что он идеальная партия для молодого биолога, и вдвоем они завоюют Галактику на поприще науки, так как гениальность ничем не скроешь. За что традиционно и получил по башке (совсем не символично) тупым тяжелым предметом, и его пришлось отправлять в медмодуль с сотрясением мозга. Теперь Урравин категорично потребовал убрать очкастого, и Майор с ним почему-то согласился!

Во-вторых, профессор Миара, которая теперь Рен, делая доклад в административном центре, куда все тот же противный Урравин сослал титулованных лингвистов, была задержана службой безопасности (которая «банта пуду») по причине непозволительного поведения и нанесения телесных повреждений средней степени тяжести одному, тоже титулованному, но как оказалось, ее бывшему мужу. Этот самый муж явился по призыву Ширы в толпе лингвистов, озабоченный столь широким резонансом открытия и исследования новой расы. На фуршете по окончанию встречи, можно сказать научного конгресса (спонтанного), бывший как-то решил, что Миара почему-то до сих пор испытывает к нему чувства, ну а дальше он не учел, с какой скоростью профессорша преображается в кошку Тиксо. Подрала она его основательно. Тут свою роль сыграл бокальчик сокоррского мескаля и дурное влияние Траджена Рен. Урравин вызволил профессоршу, которая еще бушевала при задержании, грозилась всех урыть и отчикать причиндалы бывшему категорично (ну и всем остальным, посмевшим ее тронуть, заодно), то есть троим патрульным и дознавателю. Конфликт был замят, лингвистов быстро отправили по домам, а Миара пообещала Урравину, что о происшествии Траджену не расскажет, в чем капитан сильно сомневался.

В-третьих, четвертых и пятых ядовитые флюиды (по заключению неспокойной супруги начальника гарнизона), исходящие от неправильных Ренш, вызвали целую тираду ненормативной лексики из уст Майора. Что привело в крайне волнительное состояние саму Ширу, так как в этом случае Грид винил сам себя и слишком консервативного капитана Урравина. Насчет капитана Шира была согласна, насчет супруга не очень, поэтому успокаивала, как могла, настругав закусочки и заботливо налив янтарного вискаря в любимый стакан.

Наличие базы рыцарей Рен в непосредственной близости от гарнизона вообще не афишировалось. И когда Рены жили в режиме «идиллия», о них как-то и подзабывали. Посадочная площадка для кораблей у них была своя, снабжение тоже, так что их явления в гарнизоне не наблюдались. Режим «поиск» и вовсе гарнизона не касался, чудили рыцари и их дамы за пределами орбиты Чарни, на просторах Галактики.

Хозяйственная жизнь гарнизона была неотъемлемой заботой Майора, поэтому участие Ренш в этой самой хозяйственной жизни, не обсуждалось. Для этого хватило одного взгляда Верховного. Очень выразительного взгляда, и все вопросы отпали. Оказалось, что дамы Рен вполне себе профессиональны в разных областях, и Майор был даже доволен. Профессорша вообще предстала находкой, кто б еще так двинул вперед коммуникационный процесс с местной расой, рыжая Фэйн сразила офицерский состав качественной кормежкой, ветеринарша сняла заботы о привлечении кого-то со стороны, а уж хрупкая, казалось, Хоника в качестве техника на космодроме, поразила уже самого Майора. У девушки явно был талант, как отчитывался старший инженерной службы.

С расширением степени охвата подпространственной связи, а также в силу того, что теперь на той стороне Чарни образовался административный центр, личный состав гарнизона пополнялся разными нужными специалистами, а вот для хозяйственной деятельности было решено привлечь персонал с основательной проверкой со стороны Службы безопасности.

Таким образом, на данный момент в зоне ответственности майора был не только непосредственно сам объект, гарнизон, но и хозяйственные службы.

Ренши ничем не выделялись из общего коллектива персонала, что и явилось, в конечном итоге, причиной некоторых инцидентов. Собственно, отношения полов Майор всегда держал в уме (а что ж делать?), за весь срок службы ничего не изменилось, но дамы Рен привнесли в обычное течение этих отношений свой колорит. Потому что обычная попытка противоположного пола как-то приударить за ними приводила почему-то к очень кардинальным мерам. Директор — это раз, один из пилотов прибывшего на космодром транспортника с простреленной бластером задницей — это два, слишком уверенный в себе лейтенант из вновь прибывших в офицерской столовой с фингалами под обоими глазами ( Фэйн попала точно в переносицу) — это три, и, наконец, вырубленный Пигалицей-докторшей посредством ударной дозы транквилизатора игриво настроенный работник с фермы горнтов — это четыре.

Бывшего мужа в расчет не брали, инцидент произошел не на подведомственной территории, но профессорша обучала языку тиков и вновь прибывших офицеров, поэтому капитан Урравин счел своим долгом предупредить офицерский состав, что пострадавших от профессора Миары Рен будет сразу выдворять вон, с соответствующей характеристикой.

Медики были несколько удивлены, что поток пострадавших имеет характерные сочетанные травмы, на что капитан Урравин невозмутимо заметил, что не терять квалификацию лучше на сочетанных травмах, чем на всяких там банальных отравлениях непознанными местными деликатесами с характерными симптомами в виде поноса.

— Меня поражает! — воскликнула Шира, а Майор включился в монолог супруги, по времени и тону понимая, что на заключительном этапе надо бы быть внимание, а то обидится, — Меня поражает, насколько в этих Реншах нет того самого женского, что должно быть! Они агрессивны и непредсказуемы! Наш медблок забит пострадавшими! Из-за чего, ответь мне, Грид? Когда это, в какие времена нормальное мужское внимание не тешило самолюбие женщины? А?

— Ну, тут смотря какое внимание… — проявил заинтересованность Майор.

— Брось! Ни одна дама не откажется от того, чтобы знать, что у нее есть поклонники! Это приятно, в конце концов, повышает самооценку, а это важно! Очень важно для женщины! И то, что в ее круге есть несколько членов… То есть члены ее круга… то есть… круг членов, которые ей симпатизируют…

— Шира! — гаркнул Майор, — Оставь свои выводы при себе! И не вздумай выносить их на обсуждение гарнизонных дам! И с каких это пор всякие не понятно чьи члены повышают твою самооценку, а?

— Грид, ты неисправим, — простонала супруга Майора, закатив глаза и откинувшись в кресле, — я ему об одном, он вообще о другом. Почему бы этим Реншам просто не улыбнуться, ну там, пококетничать, невинно пофлиртовать… Нет же! Любое проявление мужского внимания и все! Сочетанные травмы, как доложил мне доктор Адразер. Они ведут себя не как женщины, а как… как…

— Как Рены, — вставил Майор и плеснул еще немного в стакан, поскольку круг всяких членов, нужный дамам для поддержания своей самооценки, его почти добил. Он что, многого не знал о своей жене, что ли?

Пока Шира убеждала Майора, что он вообще все неправильно понял в силу солдафонского мировоззрения, начальник гарнизона почему-то подумал, что Урравин точно найдет всех этих… поклонников Ширы за все сорок лет совместной их жизни, и тогда…

— Ты меня слышишь? — донесся до уже нагревшегося, как нить накаливания начальника гарнизона голос супруги, — Я говорю, что предстоящий бал просто обязан переключить мысли Ренш на правильное поведение и, наконец, разбудить в них, я уверена, просто спящее настоящее женское начало. Ты только представь! Сама подготовка к такому мероприятию, выбор наряда, прически, украшений… да это ж… это ж просто гигантский объем работы!

— Какой бал, Шира? — простонал начальник гарнизона,- Какие, нахер, наряды?

Супруга замолкла, потому что тон, с которым ругнулся Майор, предвещал что-то зловещее.

— Рапорт Урравина ясно говорит о том, что эти самые Рен то тут, то там куролесят по Галактике, и это не какие-то туманные голофото полусумасшедших фанаток, а вполне четкие изображения! Подумай сама! Если Рены светятся в голонете и не выходят на связь, то что будет, когда их Ренши узнают… если УЖЕ не видели?

— Ка-а-ак… куролесят? — опешила Шира, — Вот так вот открыто?

— Вот так вот! — огрызнулся Майор, поболтал бутылку и хлебанул из горлышка, потому что проклятые рыцари со своими дамами выносили мозг даже находясь где-то на задании, и размеренная жизнь вверенного ему гарнизона грозила опять перевернуться с ног на голову. На его, между прочим, седую голову!

То, что Танит сдружилась с мальчишкой, всеми девушками было воспринято позитивно, а спустя две недели, на традиционном ужине в доме Фэйн, единогласно принято, что пацан влияет на Танит благотворно.

Поначалу ежедневное появление на базе этого парнишки, который был старше Принцессы года на два, вызвало настороженность. Удвоение энергии действия и творческих порывов Танит, и так почти безграничных, грозили перерасти в стихийное бедствие планетарного масштаба, но все оказалось совсем наоборот.

Если Принцесса была скорее извергающим немыслимое количество планов вулканом, то пацан своей серьезностью и рассудительностью не по годам прикручивал выбросы ее проектов до минимума, поддерживая вполне здравые намерения.

Взять хотя бы прибытие с транспортником некоего оборудования для гидропонного сада, где и было воплощено начало сада мартанских фруктов. Допрос Танит, откуда деньги на все это (она могла придумать все что угодно, а заполошные мамаши потом будут предъявлять претензии по отъему средств у отпрысков), закончился на стадии вопроса. Потому что мальчишка, чуть нахмурив красивые брови, внятно и по-военному лаконично объяснил, что траты на оборудование были составлены из Танит и его личных средств, предоставив скрин накладной и чека, а так же полный отчет, что и для чего нужно.

Игры со щенками тук’ата были переведены в другую плоскость, а именно наблюдение и ведение специального дневника, куда записывалось все практически по минутам. От того, кто как и что конкретно ел, как спал, как ведет себя в той или иной ситуации и много еще чего.

Через несколько дней после визита Мамы и Иллы забот прибавилось, потому что волнительное для всех событие произошло ночью. Эксклюзивный чемодан с исполосованным дорогостоящим тряпьем Мамы перебазировать в более удобное место не удалось. Диверсант защищал выбранную Бараночкой дислокацию, грозно шипя и ругаясь, потрясая крохотными кулачками. Пришлось оставить уговоры и смириться, что теперь придется входить в дом через кухню. На момент самого события Бараночка первым выгнала Диверсанта, потом всех остальных, оставив только Анну.

Новоявленный папаша, черной кляксой прокатившись по коридору, увидев трех крошечных отпрысков, нахохлился, покачался на лапках и упал в обморок. Правда, шершавый язык Пепла, пришедшего вместе с Ночью порадоваться за товарища, привел его в чувство, а Ночь подтолкнула Диверсанта к гнезду лапой.

Ренши, столпившись у входа, с умилением рассматривали эту идиллию, пустив слезу, а Танит шепотом кричала: «У нас вурпасики! Вурпачатики! Вурпачата!» и прыгала то на одной, то на другой ноге от избытка чувств.

На следующий день Танит уже вместе с мальчишкой нянчила черно-белые пушистые шарики, что само по себе было удивительно. Тут Анна отметила, что и тук’ата и вурпаки как-то сразу приняли пацана. Но это было только начало! Именно Матью задал резонный вопрос, а что вы будете делать, когда дети подрастут? Ну, вот, куда и щеночков, и вурпачат? Конечно, хорошо бы оставить их тут и понаблюдать в живой природе, но тогда возникает вопрос, где найти им пару? Прямо так и сказал.

Ренши смотрели изумленно, Анна и Элси переглянулись и доктор спросила:

— Есть предложения?

— Конечно, — кивнул мальчик, — мы могли бы взять на себя мониторинг Голонета и поиск по Галактике подходящих экземпляров. Это сложно, но выполнимо.

Так что теперь режим дня Танит был упорядочен сразу несколькими важными делами, что исключало ее внезапные порывы туда-сюда и регламентировало ее планы в данный момент времени.

А еще Фэйн, пошептавшись с подругами, сама предложила выделить ребятишкам средства на их исследования, гидропонный, а затем экспериментальный сад, а так же, удостоверившись, что Матью спокойно и обстоятельно учит Танит водить лэндспидер, снова посовещавшись с девочками, приняла решение купить Принцесса маленький лэнд с ограничителем скорости. Потому что пацан сказал, что Танит пора становиться самостоятельной. На недоуменный возглас Фэйн, что этой самостоятельности у Принцессы хватит на пол Галактического содружества очень активных девочек, Матью резонно заметил: «Вы не поняли. Ответственно самостоятельной!»

В один прекрасный день, когда Танит начала рассказывать Матью историю своего знакомства с Викрулом и Фэйн, он вдруг остановил ее, несколько секунд серьезно и прямо смотрел ей в глаза, а потом сказал:

— Прежде, чем ты продолжишь, я должен тебе кое в чем признаться. Потому что считаю, что дальше надо быть честным.

— А почему «дальше»? — спросила Танит, смотря на Матью удивленными глазами цвета летнего неба и теребя белый завиток волос у ушка.

— Потому что я не могу подвести отца. Я должен вовремя предупредить его, если ситуация будет выходить из-под контроля.

— Какая ситуация? — тут Танит пододвинулась поближе, — Если ты расскажешь, может и я смогу помочь, чтобы ситуация не вышла никуда?

Матью честно признался, что он внедренный агент, потому что иными способами узнать, что госпожи Рен замышляют, возможности нет. А госпожи Рен должны оставаться на месте, чтобы не баламутить Галактику, как мама объяснила. Но потом Матью понял, что обманывать Танит, это нечестно, потому что она его друг.

Танит сидела, насупившись, не знала, злиться ей или нет, злиться не хотелось, потому что Матью тоже ее друг.

— Ты ничего не знаешь! — тихо сказала Принцесса, — Вы все ничего не знаете! Наши Рен на очень, очень, очень секретном задании! И вообще! — тут она подскочила с подоконника, на котором они сидели, и сжала кулачки: — Мой Вик самый лучший! Он мне как отец!

— Мой отец тоже самый лучший! — кивнул Матью.

— А я вот знаю, что про него плохо говорят! Да-да-да! И что его боятся, тоже знаю!

— Твоих Ренов тоже боятся! — Матью старался быть объективным, но его задели слова «что говорят плохо про твоего отца».

— Все врут! — воскликнула Танит и расплакалась, — Уходи!

— Не уйду! — Матью погладил ее по светловолосой головке — Отец говорит, что информация должна быть проанализирована из нескольких источников. Голонет не тот источник...

— Я! — закричала Танит, — Я твой источник! Вот ты мне веришь? Веришь?

— Давай так, — тут Матью вздохнул и смело приобнял ее за плечики, — я тебе расскажу, какой мой отец, а ты потом, какой твой. И это будет секрет. Потому что ты будешь знать о моем, а я о твоем.

Танит перестала плакать, вытерла слезы, посмотрела в светло-карие глаза Матью, копия маминых, и сказала:

— Идет!

А еще через три дня Матью в школе отозвал Танит в сторону на перемене и включил датапад:

— Смотри, если ваши Рен на очень-очень-очень секретном задании, то получается, что не такое уж оно секретное?

Принцесса жадно вглядывалась в запись, где, действительно, рыцари в полном составе махали своим диковинным оружием на какой-то планете... Она впилась взглядом в Викрула, ничего не понимая, и только жужжал в ее головке один вопрос, больно жаля в сердце: «Почему же он даже не вышел на связь ни разу... Ни разу!»

Танит ворвалась в дом, Фэйн и Анна сидели в гостиной, а Элси только вышла из кухни с чашкой чая...

— Вот! — воскликнула взволнованная Танит и дрожащей рукой протянула датапад, — Сами не на связь не выходят, а вся галактика почему-то их секретное задание наблюдает? И еще есть! Вот! Вы смотрите, смотрите!

Фэйн впилась взглядом в изображение, на ее лице менялись эмоции от радости до вопроса, а потом в джунглях глаз собралась гроза...

— Это как? — шепотом спросила Анна, а шоколад во взгляде закипал...

Вджунская уже искрила, снова прокручивая запись. Танит беспокойно заглядывала через плечо... но тут Элси тронула Анну за локоть, губки уже сложились в жопку курочки куко, а веснушки побелели на носике:

— Это...

— Это не Ап’лек, — потрясенно прошептала Анна.

— И не Вик, — Фэйн обменялась взглядами с подругами.

— Это не наши Рены! — воскликнула Элси.

— Тогда, где наши? — Анна встала и кинулась к комлинку.

— Надо подождать Миару и Хони! — вдогонку ей крикнула Элси.

— Не надо! — ответила доктор, — Я ждать не буду! Я прямо сейчас узнаю, почему нас водят за нос. Где Кайло и Рей, и Юми? А вот когда Миара и Хони вернуться, мы решим что делать!

Буря из эмоций, чувств, тревоги и возмущения уже набирала обороты, грозя превратиться в первоклассный ураган, который был способен снести выстроенную защиту Хакса, да и Леи с Иллой заодно, потому что выпущенная на свободу тревога за своих Ренов обрушилась вдруг всей мощью, побуждая только к одному — действию!

Где-то, совершенно неизвестно где конкретно, но точно в гиперпространстве.

«Ты опять не спишь», — вздохнула Рей, садясь на кровати и отбрасывая волосы за спину. Кайло перевернулся на бок, сквозь ресницы смотря, как она, обхватив себя руками, чуть склонила голову, закрыв глаза. Что-то необычное, смутное, трепетно-тревожное.

— Ты тоже это чувствуешь? — прошептала Рей, обернувшись.

Ее волнение явственно кружило вокруг, вливаясь в потоки Силы, едва читаемыми ручейками растворяясь в необычно плотном золотистом цвете, который по нарастающей начал напитываться цветом жемчуга угхарт, по полотну энергетического поля пошла рябь, все сильнее, сильнее. Точно кто-то невидимый бил по ровной глади, а эти круги расходились широким радиусом, неспешно, словно кисельно-вязкие волны бились о какую-то преграду, возвращаясь назад.

В тишине каюты попискивали датчики, обрабатывая данные о состоянии систем корабля, выводя на маленький монитор конечный результат своей работы каждые пять минут. Кривые, прямые, эллипсоподобные линии, пересекаясь в разных точках, создавали немыслимый узор уложенной в графики и формулы информации, хотя этот танец выкладок можно было и не рассматривать, и так ясно по цветовой гамме сенсоров, что все в порядке.

«Ипсилон» несся в гиперпространстве уже месяц. В целом полет проходил спокойно, за исключением прошлого дня, когда пришлось всем вместе держать корабль, который трясло и болтало, когда выли эти самые датчики, а щиты сдвига плавились от напряжения. Кайло, чувствуя, что происходящее с кораблем — это не штатная ситуация, резко приказал выводить все, что есть, на полную мощность. А в «Ипсилоне» много чего было, чтобы защитить корабль и его пассажиров, так что, когда через несколько минут шаттл перестало трясти и смолкли орущие «аларм» датчики и Тьма внутри, Юми посмотрела на Кайло, вытиравшего капельку пота, скатившуюся по виску, и спросила:

— А, если нам в таком режиме все оставшееся время полета предстоит?

Рей откинулась в кресле второго пилота, прикрыв глаза и явственно ощущая где-то там, за рвано-вибрирующими вокруг потоками Силы, отсвет чего-то яркого, как будто впереди вставало Солнце, пробивая своим светом уходящие грозовые тучи…

— Нет, — покачала головой Рей, — это… как барьер какой-то… и мы его прошли. И Рены прошли. Я это чувствую, потому что Сила ведет нас! А она не ошибается!

Тут леди Рен оказалась права. Эта ее способность предвидения, натолкнувшая Кайло на мысль, что догнать и вернуть Ренов они смогут с уверенностью в девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента, и явилась катализатором авантюрного плана Верховного, в результате которого шаттл летел сейчас в неизвестность, но с гарантиями вроде бы, от самой Силы.

Даже после этой мощной встряски, когда даже Кайло начал сомневаться, выдержит ли защита, он чувствовал, что полет проходит относительно нормально. Напичканного новейшими технологичными системами жизнеобеспечения и защиты, выбор «Ипсилона» как транспортного средства, был правильным. Усиленные дефлекторные и магнитогравитационные щиты, а также щиты ускорения, установленные на этот тип шаттлов, несмотря на то, что жрали энергии в три раза больше штатного полета, в комплексе позволяли не терять позитивности восприятия надежности корабля. В конце концов, переход крупных кораблей из одной точки Галактики в другую в некоторых случаях мог длиться и до двух месяцев. Так что время полета не было чем-то неординарным.

Сложности лежали в другой плоскости. Сравнительно небольшие габариты «Ипсилона», плюс уплотнение жилого блока в виде еще одной каюты и дополнительных запасов, сжимали свободное пространство до минимума. Отсюда и вытекали последствия, которые Кайло определил как: «Баай шфат!» (по-хаттски) или коротко «Дрог ит» по-кореллиански, что в просторечии означало «пипец какой-то».

Мало того, что произошедшие события и так добавляли напряженности, так еще Рей почти три дня не отходила от Юми, оказывая ей психологическую поддержку, что выражалось в их бесконечных разговорах за закрытыми дверями каюты Юми. Отголоски этих чисто женских переживаний долбили в ментальные щиты Кайло с упорством тарана, но он держался. Однако побочным эффектом шли уже его собственные переживания, отчего Ренам, накосяпырившим в этот раз сверхурочно и в зашкаливающей степени, было раз триста обещаны страшные муки наказания в различных вариантах. И варианты эти были еще не исчерпаны! Потому как взятые на борт в качестве разведгруппы и консультативного совета дарты своих обещаний не высовываться, пока не позовут, не выполняли!

Проникнувшись серьезностью момента, личной ответственностью и собственной важностью, дарты копались в своих архивах, ведя громкие дискуссии, дрались (конечно, влетало Йокзику, но он привыкший) и провоцировали обеих леди Рен попробовать то одно, то другое из своих хранящихся в голокронах запасов техник Темной Стороны.

Леди Рен велись на эти посулы, хватаясь за соломинку. У Юми в топазовом взгляде глаз полыхало знатной решимостью испробовать все и сразу, чтобы хоть на минуточку, хоть на секундочку увидеть Ушара и узнать, что с этими Ренами происходит. А мера ее тоски и тревоги терялась в потоках Силы, выходя за все мыслимые пределы. Кайло приходилось пресекать скоростные выходы на встречную полосу, потому что без подготовки считал все эти эксперименты неуместными и опасными.

Дарты сливали информацию о способностях Темной Стороны консолидировано, но Верховный на это не купился. Тогда обе леди Рен, жаждущие хоть как-нибудь узнать судьбу Ренов прямо вот сейчас, потому что терпеть уже не в силах, несколько раз пытались снова пройтись по Потоку, но Кайло вновь сурово пресекал эти попытки. Можно сказать, один против всех! Дартам было обещано загнать их в голокроны до окончания спасательной операции, а леди Рен не намеками, а прямым текстом высказано, чтобы перестали дурью маяться. Следующие два дня они закрылись в каюте Юми и с ним не разговаривали. И завтрак, обед и ужин Кайло был вынужден готовить себе сам под сопровождение нравоучительных речей призраков. Дарты вещали, конечно же, в помощь нуждающемуся в поддержке Кайло.

Зная, что когда Рей начинала вредничать и упрямиться, это прямым текстом означало, что он, по ее мнению, не прав, Верховный, уже имеющий достаточный опыт в нейтрализации этого вредничания, предложил альтернативный вариант. И расписание тренировок, и план занятий по изучению Силы, был принят леди Рен в качестве компенсации за упрямство Кайло.

Таким образом, примерно через неделю полета установилась относительно спокойная атмосфера, Кайло выдохнул и похвалил себя за сдержанность. Но все же женщины — вид наукой неизученный, любые неконструктивные действия приводят хрен знает куда, но не куда хотелось бы. Поэтому, когда однажды утром Рей зашла в их каюту (наконец-то!), неся на подносе чашку кафа, а гаталенском чае ее глаз уже кто-то разболтал ложек пять сахара, подсвечивая медовыми искорками, Верховный вложил в свои слова долго сдерживаемое желание, сообщив, что задолбался спать один.

Леди Рен ответила, что ему стоит проявлять стойкость, на что Кайло предложил свою стойкость продемонстрировать прямо сейчас и прямо до обеда.

Рей думала секунду, в Силе как будто вспыхнул уголек, на который дунул горячий ветер, но тут Юми постучала в двери и напомнила, что по расписанию у них изучение траката. Это как нельзя лучше подходило Юми, как боевой стиль, предполагающий передвижение и защиту без применения Светового меча. А вот то, что в определенный момент боец включает меч, пронзая противника, очень и очень было интересно Рей.

Вот тут леди Рен и поняла свою ошибку. Кайло глотал ее взглядом, генерируя такое количество переплетенных в Силе чувств, что Рей, как ни странно, заливалась румянцем, пропускала удары, с запозданием реагировала на атаки, а Юми была обескуражена. Конечно, она все замечала, но ее вопрос касался только программы подготовки:

— Это, получается, — сказала Юми, пряча улыбку, — что ситхи со своим Дунч Мо не доработали, что ли? Психологическая составляющая у них касалась только насмешек и оскорблений во время боя. А тут выходит, что совершенно противоположные чувства тоже способны… атаковать?

Рей опустила взгляд, сжимая рукоять тренировочного меча. Верховный Лидер, ничуть не смутившись, кстати, очень эмоционально обнял Рей и вполне серьезно ответил:

— Это же тоже... страсть... Думаю, когда ты будешь предъявлять претензии Ушару, где их носило столько времени, такой способ атаки точно позволит тебе овладеть преимуществом в бою. А так, шансов у тебя, Юми, придержать его страсть до выяснения причин, какого фриппинга они снова устроили жевание луна-сорняков, точно нет!

Юми вскинула взгляд на Рей, та вздохнула, уютно устроившись в объятиях Верховного:

— Иногда Кайло накрывает… Сказывается влияние Ренов. То есть наши парни опять повели себя неадекватно…

Дарты, висевшие темными кляксочками в углу у самого потолка тамбурного отсека, где и приходилось проводить активные занятия, тут же взбодрились, учуяв новую тему, интересную и содержательную со всех сторон.

Галактические ругательства, как лингвистический багаж прошлого, мог пополнить лексикон Верховного при недипломатических переговорах с разными расами, а поэтому тремя облачками Пинвус, Врис и примкнувший к ним интеллигентный Йокзик шмыгнули сквозь переборки. Делиться опытом.

Кайло еле дотянул до вечера по корабельному времени. Защиту он наблатыкался ставить еще с той первой ночи на луне Кетз, когда их с Рей взаимное желание весьма основательно качнуло штаб, и некоторые сопротивленцы попадали с коек, а Лея подумала, что землетрясение совсем некстати, усовершенствовав ее настолько, что даже «Добивающиему» теперь ничего не грозило. За шаттл можно было быть спокойными, Рей нагромоздила такое количество монументальных ментальных баррикад, что и Юми ничего не грозило, так что они бросились друг к другу с жадностью злагдемона и мощью чоку, сплетаясь наяву и в Силе, как арракские лозы.

Рей подумала, что не отпустит Рена до утра, Кайло в ответ усомнился, что утро — это конечный пункт этого раунда…

И от мучительной сладости кружилась голова, когда касанием кожи запускаются волшебные импульсы, проникая сквозь мембраны каждой клеточки тела, знакомым почерком рисуя узоры разгорающейся страсти. И ритм сердец изнутри играет в унисон, и тает, исчезает видимый мир, оставляя только тот мир сверхчувств, где только двое…

Дарты явились еще на этапе предварительных ласк, как всегда, просунув сквозь стену краснокожие рожи, возбужденно шевеля лицевыми отростками и двигая бровями, с горящими оранжевым светом глазами. Йозик с фингалом, но с ответственным выражением на призрачном лице, скромно сказал: «Кхе-кхе… я извиняюсь…», а Пинвус важно заметил, что у них актуальная информация… Больше никто ничего не успел. Из дартов. До Вриса возможность молвить слово не дошла.

Кайло взревел яростью раненого аль’фэйского льва, дарты быстро так смотались, но было уже поздно. Верховный гонял их по шаттлу в том, что не успел еще снять, то есть в штанах, швыряясь Силой и вкладываясь с чувством и прицельной концентрацией. Но Рей подозревала, что в таком состоянии гнева он бы гонял их и в абсолютно голом виде, настолько ему было пофиг.

Пинвус и Врис перешли на ситхский, пытаясь оправдаться. Йокзик оказался вертлявее всех, сказывалась многовековая длительная практика бегств от дартов. Но пару раз и его припечатало к переборкам. Йокзик извинялся громче всех, зато заикался в пять раз сильнее обычного, так что выходило сплошное: «Я-я-я-я-я…. и-и-и-и-и…ю-ю-ю-юсь…»

Юми со сна выскочила в салон в одной сорочке, присоединяясь к Рей, которая, накинув халатик и босиком, пыталась остановить Верховного, умоляя его не использовать молнии, иначе всем капец.

Общими усилиями леди Рен удалось защитить разведгруппу от уничтожения. Запыхавшаяся Рей загородила собой створы в отсек, где хранилось топливо в специальных контейнерах (коаксий крайне взрывоопасен), выставив энергетический барьер, чтобы хоть на несколько секунд остановить Кайло.

— Ослабь свое энергетическое ядро, — выдохнула Рей, приготовившись отражать напор Верховного.

Но, как ни странно, он действительно остановился, чуть нахмурив брови. Эту фразу частенько он слышал от отца. Давно очень. Призыв остыть... Какой, фраккинг, остыть!?

Даже после того, как дарты поспешно попрятались по своим голокронам, угроза расправы со стороны чуток остывшего Кайло оставалась. Но им пришлось довольствоваться гарантиями безопасности от леди Рен и прятаться в своих пирамидках, пока Верховный окончательно не остынет.

Кайло высказал все, что накопилось, попросив Юми и Рей заткнуть уши. Разъяснительная беседа с притихшими в голокронах дартами за малым не окончилась тем, что Мама обычно называла «поставить в угол». Пристрелить разведгруппу было проблематично, а вот спалить, нахер, голокроны молнией Рен мог запросто.

Рей контролировала процесс вразумления, вовремя в Силе тормозя накатывающие волны решимости Кайло, а Юми сказала, что столь радикальные меры контрпродуктивны, потому что они тоже члены экипажа.

— И, между прочим, — подал голос Врис, а его пирамидка мелко затряслась, но выход был перекрыт Верховным напрочь, — мы извинились, как порядочные ситхи. Были не правы...

— В-в-в-виноваты! — глухо зазвучало из голокрона Йокзика, — Мы не по-по-по-подумали...

— Заткнулись! — рявкнул Кайло, — Теперь расписание ваше такое — подъем и выход на свободу в девять утра по корабельному времени, отбой, в зависимости от того, как мы решим...э-э-э-э... но не позже времени отбоя для нас.

— Это прямое угнетение! — возопил дарт Пинвус.

— А вы что хотели, мурглаки ситхские, — уже спокойнее сказал Кайло, — мы тут не джедаи, сюсюкать о свободах не станем. Не устраивает что-то?

Отрегулировав таким образом передвижения пронырливых призраков, Кайло строго запретил сострадательным Рей и Юми выпускать дартов помимо установленных квот, ухватил свою леди Рен за руку и направился, наконец, в свою каюту. Регламентировать личную жизнь.

Дарты смирялись недолго. Протестное поведение выражалось в том, что теперь они орали свои ситхские песни, вроде и на трезвяк, но почему-то гнусными пьяными голосами. Кайло даже подозревал, что содержание репертуара совершенно не эстетичное, но смолчал. Отдельные слова еще как-то можно было разобрать, но общий смысл был понятен. «Ситхи бравые ребята — джедаи ссыкливое говно, хоть и наглое».

Рей попыталась урезонить заключенных, но тут дарт Йозик сказал, что это народный ситхский фольклор и искажать древние тексты неправильно.

Орание «народного фольклора» в конце концов надоело Кайло, тогда он выпустил наказанных дартов и провел с ними еще одну разъяснительную беседу о правилах поведения на корабле.

За последующие дни полета дартов загоняли в голокроны в качестве штрафных санкций всего два раза. Первый, когда они присели на нервы Юми, рассказывая истории, как леди ситх, оставшись вдовами, брали себя в руки и поднимали хозяйство и детей... Дальше Юми слушать не стала, уж ее Темная Сторона, как сжатая пружина, распрямлялась мгновенно. Ситхи просидели двое суток, но извинений не последовало, потому что они считали, что знание исторических реалий возрастом лет две тысячи назад расширяет кругозор и никаких намеков они не делали. Их просто не правильно поняли.

А во второй раз их рассадили по пирамидкам за драку. Не сошлись во мнениях по поводу того, куда их выкинет точка выхода из коридора. Страстные натуры сцепились друг с другом, Йозик вовремя выскользнул, Пинвус и Врис еще клубились мглой, мотаясь от стены к стене черным клубком тумана, и ругались, что мешало Рен медитировать, а что было признано нарушением договоренностей.

Юми снова почувствовала, как что-то двинулось в Силе, и невольно остановила взгляд на свою часть браслета, вторая половина которого так и осталась у Ушара. По его синей глади вдруг ожил водоворот того странного, живого, прячущегося в недрах кристалла. И тепло от руки к груди, растекаясь волнующей рекой, затопило ее всю предвкушением. Как будто он совсем рядом. Юми подумала, что когда-то, в том сне… Она спит? И она ущипнула себя, тихонько ойкнув. Вполне себе реальная боль, настоящая. Это что… не сон? Или ее чувства настолько обострились от постоянной тревоги и напряжения, что ей уже кажется, что Сила вокруг будто наливается густотой и плотностью какого-то странного вязкого, золотистого тумана?

Она почти не видела каюты, вокруг только гудящая стена энергии, и браслет на ее запястье горячим пульсом. И когда вспыхнул голубой свет, ударив лучом в густоту этого кисельного тумана, она вскрикнула, потому что там, сквозь плотную пелену, моргнула ответная вспышка, как знак, до боли знакомый…

— Ушар… — прошептала Юми, не веря ни своим глазам, ни своим ощущениям. Еще не смея поверить! Он стоял и смотрел на нее. В глазах цвета меда пчел улья Нем светилась теплым светом радость. Почему в какой-то странной рубашке в синюю полоску и в незнакомых штанах зеленовато-синеватого оттенка, босиком…

Он шагнул навстречу, силясь что-то спросить, но не мог сказать ни слова, не мог оторвать от нее взгляд, не мог поверить…

Они не виделись целую вечность, и всю эту вечность он видел только ее, среди чужих звезд и чужих планет…

Юми читала его, дрожа от безудержной радости, от волнения, которое сквозь Силу передавалось от Ушара к ней, от того непомерного накала своих эмоций, что разгорались раскаленным пламенем в ее сознании.

А он разливал лакримед во взгляде, по ее лицу, по плечам, по груди. И Юми было все равно, пусть это сон! Но эти их сны когда-то соединяли их за пределами видимого мира, они не знали тогда, что уже были предназначены друг другу. Теперь все другое! Теперь она ищет его среди звезд… Нашла? И она бросилась к Ушару, взлетев на его руках вверх. Поднял, подхватив под колени, как пушинку, а в глазах плещется медовое море… Ах, как она скучала по нему! Такой родной… Живой! Как жарко сразу стало, пронзая сердце сладостью и щемящим криком души.

Юми зарылась пальчиками и лицом в его пряди волос, прижимая его голову к своей груди. А он вдохнул ее, какой помнил, и обнял ее так отчаянно-желанно, смотря в ее глаза и теплое медовое море растеклось по телу дрожью предвкушения… И Юми едва не задохнулась и от его напора, и от своего счастья, с трудом оторвавшись от его губ, смотря сияющей синевой топазов своих глаз.

— Это ты!

— Это я… Помнишь? Мы были на Явине, а оказались на Зигуле… Эти штуки-браслеты рвут пространство… для нас…

Юми не стала больше ничего говорить, потянув его за собой к кровати, теперь боялась оторваться, хоть на секунду, они снова где-то? Нет же! Ведь нет никаких молний, никаких вспышек, только знакомый жемчужно-золотистый плотный туман вокруг, и мерцают среди этой плотной завесы сине-голубым жидким огнем их браслеты. Подарки неведомых древних. КАК это работает? Какая разница… Все потом… Сейчас Сила вздыхает негой прикосновений.

Она позволила своим рукам заблудиться где-то на затылке в его волосах, потом полетать по широченным плечам, и кончиками пальцев провести по его губам… Юми улыбнулась. Они как лук охотника, два крыла и юдзаку. И ямочка над вершиной. Он охотник… Ее нексу… Она целовала, обхватывая его губы, мягкие, гладкие, теплые… И ласкала его такими любящими руками, что нексу готов завыть от наслаждения.

Вот так тонуть в его глазах, растворяться в нем, как крупинка соли в воде…

— Подожди… — прошептал Ушар, его чувства сейчас взмыли вверх, вливаясь в Силу ослепительным Светом.

Рен рванул тельняшку, отбросив ее в сторону, чуть развернувшись, стянул штаны, швырнув на пол, и застыл, потому что за секунду его Юми превратилась в разъяренную отту. Он ничего не понимал, а Юми-отта, стояла на кровати на коленях, вокруг клубилось темное, злое, в Силе кричало болью и таким отчаяньем…

— Юми! — Ушар сделал шаг вперед, но тут отта стремительно вскинула руку, и нексу отлетел к стене, бахнувшись спиной в переборку, а за ее плечами уже раскрывались крылья ее Темного Дыхания:

— Эт-т-о… что-о-о? — дрожащим голосом почти просипела Юми, — КТО это с такой страстью наоставлял на тебе СВОИ следы? И ты явился мне ЭТО продемонстрировать, что ли?

Ушар повернул голову, пытаясь заглянуть себе через плечо. Что она говорит? Какая страсть? Краем глаза заметил что-то…

Она увидела эти иссиня багровые полосы! Сразу, как он чуть обернулся. Как будто какая-то любвеобильная трианийка, (эти мурчащие кошко-соблазнительницы и не на такое способны!) в порыве вожделения разодрала спину ее Ушару… Ее?

Юми показалось, что она с огромной высоты грохнулась на острые камни... Только в долю секунды ее Мгла взвыла от боли и швырнула заряд энергии в нексу. Он не ожидал?

Сидящая на цепи в уголке сознания Ушара Тьма клацнула клыками и завопила: «Понеслось, бля-я-я! Че мы опять не то сделали-то! Выпусти меня-я-я, а то сейчас эта отта нас на клочки разнес-е-ет! Щас ее это дикое…»

Дальше по накатанной... Правда, тут уж Ушар понимал, что у него только одна попытка для броска, а поймать Юми-отту, когда она в ярости, задача не из легких. Главное, с каких хренов она вдруг впала в эту ярость? Какие следы? Чьи? На принятие решения были секунды, Ушар отклонил Силой полетевшие (традиционно) в него какие-то контейнеры, которые раскрывались в воздухе и оттуда высыпались датапады, чьи-то вещи (мужские, форменные!), несколько железяк неясного предназначения, предметы гигиены типа туб со специальным гелем для бритья, флаконов, что обычно стояли в рефрешерах на «Добивающем», нераспечатанные пары носков (тоже форменных), три бутылки (не полных) саваринского бренди и еще какая-то хрень, Ушар все эти снаряды запулил в переборки, тут же отражая энергетические атаки (научила ее Рей на его голову!).

Юми рыкнула и вспомнила, что изучение траката предполагало передвижение и защиту без применения Светового меча… И атака, да! НИКОГДА она не простит ему ЭТО! Ее Мгла клокотала от бешенства, подстегиваемая дикой болью, Юми прыгнула в сторону, уворачиваясь от захвата Силы, где-то рыдало ее счастье, обнаженный Ушар не сводил с Юми глаз, в которых водоворотом крутило его азарт охотника и недоумение мужа, которому жена вдруг устроила разнос не пойми отчего…

«Не профукай бросок!» — отрывисто сказала Тьма, — «Отта принимает решения быстро, так быстро, что снова тебе в нос или там куда вцепится, и все, загрызет, нахер!»

«Это мы еще посмотрим…» — прошептал сам себе Ушар, сконцентрировав себя только на одной попытке, уклоняясь от летевшего в него всего, что было не прибито к полу.

Отта бушевала, выдирая светильники из панелей, корежа стойки кроватей… Кроватей? Кубрик? Чей? Подушки хоть и не актуальный снаряд, но разорванные рывками Силы, осыпались на Ушара наполнителями — мелкими пластнитями, витая в воздухе, как искусственный снег. Хронометры, мониторы голотрансляторов, защитный экран иллюминатора… тоже пришлось откидывать куда-то. Грохотало, бабахало, звенело… Что звенит? Похоже на датчики предупреждения… Там… серебристые знакомые линии… Они в гипере!

— Не подходи! — закричала Юми, пылая негодованием, как взорванный плазменный реактор, — Как ты мог! Как ты мог!

В ее глазах и боль, и отменная злость, и Ушар слишком хорошо знал, что остановить эту лавину ее эмоций можно только одним способом…

— Да что мог? — заорал Ушар, уже определив, куда она рванет.

— Замолчи! — Юми сжала кулачки, а он увидел, как бешено носилось жидкое пламя в ее браслете, — Можешь говорить что хочешь, я все увидела!

Она никак не могла собрать в одну точку Силу эмоций, как учил Кайло, для удара, НИКАК! В ней бушевало сразу все! Слишком сильным оказалось то потрясение, что она испытала, когда увидела эти следы страсти от ногтей на его спине… И теперь она словно висела над пропастью, потому что НЕ ЗНАЛА, как ей дальше жить… без него. Но только представить, что кто-то с ним там, где-то, где он был…

Отта взревела от душевной боли, жгуче-ядовитой режущей, и кинула захват Силы, чтобы удушить нексу, чтобы…

Ушар ушел от энергетической удавки, не привыкать, ему очень не хотелось применять Силу, но Тьма цмыкнула и глубокомысленно сообщила: «Не вариант, отта в гневе, а значит будет мочить нас по взрослому… Ты вспомни, вспомни! Какой она фингал-то нам поставила на Рен-Варе, да и вообще, хрен знает, че она придумает…»

Она почти разгадала его маневр… почти! Потому что нексу — охотник и прыгнул, снова точно рассчитав расстояние, сгребая ее лапами и пробивая ментальные щиты с настырностью кратча, давя на ее сознание.

Отта себе не изменяла, теперь главное было ее удержать, потому что она была способна вывинтиться из любого захвата, кусаться он ей не позволил, прижав ее голову к матрасу кровати своей, руки он удерживал, ноги… ноги это проблема…

Взрывная смесь из ее ревности, ожесточения, свирепости и жажды мщения буквально клокотала на поверхности сознания… Отта пыхтела, кряхтела, сопела, давила Силой, Ушар прижимал ее все сильнее, рычал и тоже, давил Силой, наконец, поймав ее ноги и сжав бедрами. Тут притягивающий луч между ними заискрил от напряжения, Ушар не выдержал, потому что пробить ее щиты он мог, но тогда ей будет больно! Снять свои? Он останется почти беззащитен… Да и черт с ним!

Тьма втянула в себя все его измученные чувства, его мысли, его тоску, отчаяние и надежду и сколько смогла безграничья его чувства к отте, ее Мгла щелкала клыками, пытаясь достать, Тьма уворачивалась, ну не душить же! Тогда вообще Ушар ее в клетку на веки вечные! Нифига! Нате вам смачный кукиш! У нее-то опыт, а у этой что? У отты чистая ярость, хоть и люксовая, но необузданная! Женщины в гневе, конечно, противник серьезный, но против нее — тьфу просто! Тут главное с огоньком, с фантазией... Опа! И Тьма Ушара рывком зажала Мглу Юми в пасти, свиваясь кольцами и укладываясь в сознании Ушара...

Он просто взял и открыл ей себя, хотя Юми знала, этого делать нельзя, они связаны! И сплетение сознаний может сыграть злую шутку, так уже было! И Кайло говорил...

Она видела странные вещи... Только мелькание какое-то хаотичное, она чувствовала все, и страх, что он больше не увидит ее, что им никогда не вернуться обратно, что Курук снова... Так много снега... Холодно! А теперь жарко! И кто-то бьет по спине...

Юми заерзала, точно пытаясь увильнуть от этого... Какой-то парень с веселым мокрым лицом: «Да ты че! Уже ж листьев почти нет! Ты чего его хлещешь, когда прутья торчат, вон, новый надо! И нечего так хлестать!..»

Ушар дернулся, потому что Юми повернула голову, уткнувшись ему в шею:

— Не надо...

— Это баня, рефрешер такой. И веники. Это веник, Юми...

— Я не знаю, что это... ЧТО я должна была подумать?

— Ты забыла? Я — это ты, а ты — это я...Если бы я тебе соврал хоть раз, разве бы ты не узнала в это же мгновение?

— Откормили там тебя, что ли... — прокряхтела отта и пихнула его немного.

Ушар захват ослабил, совершенно определенно зная, что отта не остыла, но вот такую ее, в огненной искрящей шкурке, он и любил. И точно знал, что ему придется сражаться с ее Мглой, потому что неуемные эмоции Юми продуцировали кучу вариантов, а она почему-то всегда выбирала не тот, нелогичный который...

— «Хе-х!»- прошамкала Тьма внутри, держа в пасти сникшую Мглу, — «Но мы то знаем, как в три с половиной минуты нейтрализовать противника!»

Ушар приподнялся на локте, смотря в синие топазовые глаза, уже обливая ее своим медовым взглядом, улыбнулся, опускаясь к ней...

Его губы не лгут! Это как признание, как шепот, когда нектар м’иийум вместо крови, когда снова эта щемяще-сладкая боль от той нежности и ласки, которую он дарит, и ее руки парят по его плечам, по груди, по спине…

Он поймал ее руку, проводя ладонью от плеча к запястью, а браслеты вдруг стремительно стали напитываться энергией. Свечение синего водоворота внутри разгоралось сильнее, сильнее, искорки побежали по выпуклой глади кристалла, и когда их руки сомкнулись, разряд синей молнии ослепительной вспышкой озарил кубрик, отдавшись взрывом в Силе...

Рей вслушивалась в себя, уже понимая, что в Силе что-то происходит...

— Бен... — позвала она, — ты тоже это чувствуешь?

— Я бы сказал, что это невозможно, но мы же с тобой ходили друг к другу в гости... — — Верховный тоже сел на кровати, положив голову леди Рен на плечо: — Это Ушар, Рей!

Она поворошила черные локоны, задумчиво смотря в стену каюты:

— Они были на Явине, а потом оказались на Зигуле... Теперь Юми здесь, а Ушар ... КАК?

— И между ними Узы Силы, — кивнул Кайло и поцеловал ее плечо, — в чем проблема?

Они оба почувствовали слабую вибрацию корабля, а в потоках Силы засветился перламутровым цветом жемчужный след...

— Красиво, — вздохнула Рей, прикрыв глаза, — надеюсь, «Ипсилон» крепкий корабль...

Кайло почему-то был сосредоточен, смотря на свою леди Рен весьма серьезно. В его взгляде плавилось напряжение пополам с тревогой, а в ее взгляде витал вопрос. Когда вибрация стала усиливаться, Сила вздрогнула и Кайло сжал локоть Рей.

— Вот в чем проблема...

— Но ведь Ушар сможет выставить хоть какую-то защиту...

— Хоть какую-то? Рей! Сейчас их эмоции в связке с чувствами как ураган разнесут тут все! Ты только представь себе...

— Ой! — прошептала леди Рен и приложила ладошки к щекам, — Но как же... Бен... как же им мешать...

Кайло кинул взгляд на монитор, где всегдашний однотонный узор из графиков-показателей параметров полета уже хаотично метался кривыми и эллипсоподобными линиями, а сбоку мелькали столбцы знаков и цифр, датчики вдруг замигали, а снаружи, из кабины послышался многоголосый звон-сигналка, что «Ипсилон», кажется, уже не в спокойном полете...

<tab Верховный сорвался, натягивая штаны и прыгая на одной ноге:

— Давай, Рей, я в кабину, а ты останови их!

Рей бросилась одеваться, выскочила вслед за Кайло, пролетела салон, краем глаза заметив, что в коридоре, отделявшем кают компанию от кубрика экипажа в углу висели дарты, скучковавшись в мглистый комок. Рей остановилась, прислушиваясь. Из-за двери каюты Юми слышался грохот и падение чего-то, в Силе уже бушевала целая буря, затмив перламутровый свет совсем темным и основательно яростным. Леди Рен опешила, не понимая, что происходит.

Корабль уже потряхивало, а датчики не мигали-звенели, а выли...

Из мглистого комка высунулся нос Йокзика и дарт испуганно проблеял:

— Н-н-н-е-е- н-н-надо им ме-е-е-шать! Э-э-это о-о-оп-а-асно! К-к-когд-а-а о-о-ни-и в-в-выясн-я-я-ют о-о-отно-ше-ени-я-я, л-л-лучше-е и-и-х н-е-е т-т-рога-а-ать! Ю-юми м-меня в п-п-про-опасть с-с-кинула-а-а, а У-у-ушару-у н-нос п-почти-и-и о-о-ткусила-а-а! А е-е-ще..

Тут грохот в кубрике затих, Сила закружила взволнованно, снова эти жемчужные волны, все в искорках, снова этот странный отклик в Силе...

Датчики перестали выть, осталась только вибрация и Йокзик шмыгнул носом:

— С-сейча-а-с он е-ее у-уговори-ит и в-в-се!

Рей прислонилась к панели стены, все еще не решаясь стукнуть в дверь, потому что по себе знала, что творилось с Юми! Да она чуть с ума не сошла, когда однажды Кайло пропал на целых пять дней! И он молчал! А тут целый месяц!

Сам Верховный появился в коридоре, уперся в стену рукой, чуть склонив голову:

— Ничего не понимаю, ты тоже это чувствуешь?

— Почему такое напряжение? — прошептала Рей, — Мне кажется, что вокруг водоворот из энергии... Бен... Что это?

Верховный вскинул руку, открывая двери кубрика, но тут «Ипсилон» тряхнуло так, что леди Рен повалило на Кайло, створы двери вышибло наружу, Кайло едва успел увернуться, держа Рей в объятиях, мелькнула ослепительная вспышка синей молнии... И все стихло.

Рей влетела в каюту, остановившись на пороге, не в силах ничего сказать, потому что картина разгрома была похожа на сцену после боя, причем складывалось такое впечатление, что тут находилось не два человека, а все Рены разом решили погромить кубрик пилотов, предварительно накатив нехило чего-то забористого.

Юми сидела на кровати, обхватив руками прижатые к груди коленки, и плакала.

— Только не говори, что Ушара тут не было, — сказал Верховный, отплевывая пластнити, которые все еще кружили в воздухе и лезли в глаза и нос, — что опять?

— Веник, — прошептала, всхлипывая Юми, откидывая с глаз упавшие локоны, отливавшие жемчужным цветом, — его там били веником! И это ужасно!

Рей залезла на кровать, обнять и поддержать подругу:

— Где били, ты спросила?

— Н-не знаю, как-то не успела...- Юми шмыгнула носом и кулачком утерла слезы.

— Да и плевать, — вдруг встрял Кайло, — найдем, уроем, если до того момента тот, кто посмел пытать Ушара, еще жив будет.

— Действительно, — подбодрила Юми Рей, — они Рен или Рен?

Верховный потрогал пальцами ноги валявшийся на полу чей-то носок, осторожно переступил осколки разбитой бутылки бренди, запах которого витал в воздухе, двинул челюстью, прикидывая, что скажет Хакс, когда они вернутся и он подсчитает незапланированные убытки.

«Что и следовало ожидать», — вздохнул Кайло, скосив глаза на Юми, которая смотрела в одну точку, слушая, что там Рей ей шептала. Понятно. Значит, опять будет утешать дня три...

Верховный еще раз обвел взглядом кубрик. Хорошо хоть эту кровать не разгромили... И тут увидел что-то, совершенно чуждое в каюте экипажа и совершенно точно не принадлежащее Юми...

— Это что? — спросил Кайло, Рей и Юми повернули головы.

Рен держал в одной руке тельняшку, а во второй уставные армейские кальсоны (с начесом, между прочим!).

— Эт-то...- Юми всхлипнула, — это вот... что осталось...

— Ну-у-у... — Верховный покрутил кальсоны туда-сюда, — будем надеяться, что все не так плохо, раз он там что-то новенькое себе приобрел.

Где-то на севере европейской части 1/6 части суши планеты Терры

Проводив участкового, дед Саня, задумчиво глядя на баню, откуда доносились возмущенные вопли Альбреха и дружное ржание Ренов, задумчиво сказал:

— Сергеича придется как-то нейтрализовать... Надо подумать... Ты иди, Гешенька, холодно, ну, а мы еще разок-другой веничками, после забегов ихних…

Вот между «разок», когда Рены грелись сами и очень интенсивно прогревали взбунтовавшегося не по делу Альбреха, и перед «разком другим», когда Валера выдохнул, выйдя из парилки: «Хорошо, но надо бы еще мокнуться!», а все дружно поддержали призыв, симеонг в проруби-то и побывал.

Дед Саня не вмешивался, видя проказливо-приподнятое настроение Ренов, пускай молодежь резвится, выпил еще пару чашек чаю, размышляя над деталями завтрашнего налета. А в это время Валера, ухнувшись в прорубь, заорал: «Давай!», и Траджен с Кардо, раскачав симеонга, держа за руки и за ноги, швырнули его в черную воду в качестве наказания за нехорошее поведение, вдогонку пообещав бросать его каждый раз, когда он задумает идти против коллектива.

Альбрех с шумом булькнулся в прорубь и… пропал. Почувствовав тревогу после того, как симеонг сразу же после броска не всплыл на поверхность, Валера всматривался в темноту, стоя по грудь в воде, но Альбрех не всплывал.

— Ох-х… Бля-я-ять… — протянул Костик, топтавшийся по снегу босиком, и перекрестился.

Рены ринулись было всей голой толпой вперед, но перилки не выдержали такого напора и треснули. Кардо по инерции полетел вперед, протаранил снег и съехал к самому краю проруби, тормозя ногами и загребая снег массой, Траджен и Ушар прыгнули одновременно на одну деревянную ступенечку, она крякнула и переломилась, а остальные Рены сиганули прямиком, рассудив, что усугубление крушения перилок и ступенечек точно вызовет гнев госпожи Жени. Но тут Валера пошарил рукой в воде и приподнял за шкимок Альбреха, показав обществу, что симеонг жив!

Кузнец висел, зажав нос пальцами и надув щеки, набрав побольше в рот воздуха, с обвислых ушей и шерсти стекала озерная вода, от него валил пар. Сам симеонг трясся от холода, но решительно оттолкнул Валеру, ухнувшись снова в воду так, что только одни уши торчали. И только потом, насладившись достигнутым эффектом, степенно вылез на ступенечки, потряс шкурой и выразился, оскалившись на всех Ренов, окруживших прорубь, сразу:

— Фаркленд… борго! Думали, откусите больше, чем сможете прожевать?

— Сам свинья! — проворчал Траджен, укутывая Альбреха в полотенце и толкая к бане, — Думаешь, мы не справимся без тебя? Хочешь проверить? Или уж допрет до тебя, наконец, что надо вести себя тихо?

— Клянусь всеми богами ситхов… — совсем не пафосно пробурчал кузнец и резво побежал в парную, греться.

Дед Саня, наблюдая, как совершенно непостижимым образом Курук о чем-то говорит с Костиком и оба смеются непонятно над чем, как Траджен что-то тихо говорит Валере, без вокодера, а Валера кивает, как будто понимает, подумал, что он, видимо, чего-то упустил. Потому что самогоночки для взаимопонимания никто не употреблял. О чем тогда речь ведут? Это вопрос интересный…

Для Альбреха баба Женя, скрепя сердце, выделила панталоны. А то как-то неправильно получается. Альбрех хоть и обезьян, но все ж научный работник, опыты делает, а трусов нету! Постирушки баба Женя назначила на завтра, а сейчас кузнецу во что надеваться? Поэтому панталоны, сильно похожие на их это нижнее и в обтяжку, получалось, что подойдут. Новехонькие, еще и с бирочкой фабрики «Красная Заря», бледно-желтого цвета, зато на резиночках! Чтоб не поддувало!

Дед Саня, похлопав глазами, наконец, замысел бабы Жени понял. Оно и понятно, в остальном-то утонет. Поэтому и скомандовал:

— Нижнее тебе, надевай! Кальсонов нету.

Альбрех смотрел на панталоны, как на термальный детонатор типа «А», с уже измененным радиусом действия и начиненный невиданными поражающими элементами, а потом перевел взгляд на кальсоны Ренов и ткнул пальцем:

— А это что? А тут нету!

— Это гульфик, — рассмеялся Валера, — в боевых и не только условиях, особенно нашей суровой зимы, чтоб, значит, не морозить все сразу и задницу, щадящий вариант. Дырочку видал? Вот! Все продумано, пацан!

— А тут нету! — широкий лоб симеонга, покрытый черными волосами, сморщился, отчего надглазные дуги стали «домиком».

Кардо вздохнул, запустив пятерню в черные кудри, а в глазах, как определил Костик, назревал взрыв. Похоже, эти Рен активировались сразу, если что не так, как им надо?

— Надевай, давай! — рявкнул Кардо, — Гульфиков у него нету. Модификация такая!

— Мне цвет не нравится! — рявкнул в ответ Альбрех, на что Ушар заскрипел зубами и уже протянул руку, сжимая пальцы, а в глазах уже летали искорки янтарного огня. Костя поежился, точно дунуло стужей, Валера понимающе усмехнулся, а дед Саня выжидал. Воспитательный процесс шел по нарастающей.

— Лучше в прорубь, — спокойно сказал Траджен, и ледники Хота в его взгляде затрещали, как лед на реке по весне.

Альбрех больше терпение Ренов испытывать не решился, со всех сторон почавкивала зубастенькая Тьма, поэтому резво натянул панталоны, контрастирующие веселеньким желтеньким на темной шерсти, а дед Саня выдохнул с облегчением. Фланелевый халатик сошел за рубаху, почти по щиколотку, претензий не было, и симеонг натянул шубейку, САМ замотался платком, ухватив под мышку кое-как скомканные рейтузы, влез в коты и буркнул:

— Ладно! Халаракс не может изменить свои пятна, но вы ж заставите! Я жрать хочу!

Дед Саня кивнул сам себе, когда Викрул перевел, и махнул рукой:

— Рысью давайте!

«Рысью» припустил один Альбрех, переваливаясь в котах по снегу, плоские подошвы скользили, но Пырка уже высунулся из будки, зевая и потягиваясь, так что симеонг проскочил двор даже не рысью, а галопом. Рены потрусили следом, отсвечивая кальсонами сквозь полы тулупов, за ними Валера с Костиком, а сам дед Саня, чувствуя, все же, приятную усталость, не спеша двигался в кильватере.

Баба Женя, разлив по глубоким тарелкам ароматную юкву из пеляди, такую духовитую, что Альбрех, взяв ложку, шумно сглотнул, смотря на бульон с жирком да зеленью и большие куски плотного белого мяса, протерла фартуком холодную пол-литра и посмотрела на деда Саню.

— Можно, — кивнул лесник, — по полтинничку, Геша! Устали мы сегодня, да и завтра день… тяжелый намечается.

Это потом она сидела, подперев голову сухоньким кулачком, с какой-то тихой радостью глядя, как за большим столом Рены и Валера с Костяном, да ее дед и симеонг с прилизанной шерстью на голове и распушившейся от шампуня на ушах, уминали юкву. А потом пражитом-яй, томленое в печи мясо, с клюквенно-капустным взваром. Этот соус баба Женя готовила нечасто, когда сыны приезжали, но тут не удержалась. Для гостей. Да еще каких! Где ж они там на своих планетах еще такое поедят-то? У них и клюквы-то нет, наверное.

А еще ж и грибы, и капусточка, и пироги с рыбой, и картупеля-сочен, свежие, румяные, хрустящие картофельные лепешки, а к ним заливочка из хрена с медом и клюквой, да треугольнички чукуров с мясом рябчика.

От всего того, что стояло на столе, у Костяна почти кругом голова пошла. Нет, они-то себе хорошо готовили! То картошки нажарят, то, вон, пельменей в магазине в картонных пачках купят, даже с кальмарами были! А еще ж китовое мясо, да лосятина в банках, раз-раз, вскрыл открывашкой, в картошку или там макароны кинул…

О-о-о! Костик зажмурил глаза от наслаждения, что это все можно ЕСТЬ! Да разве ж Светка будет готовить, пока он на полетах? Да ни в жизнь! И сапожки на высоченных каблуках с голенищами «гармошкой» из мягонькой кожи тут не прокатили, замерзла Светка сразу, да и дубленка-мечта, вся приталенная да с лохматым мехом по вороту, рукавам и подолу, оказалась тут хоть и модной-премодной, только хилой. Вообще Светка была вся «статусная», и ей очень нравилось, что Костик не жмотчинал, пятьсот рублей на эту дубленку легко так кинул, ну и так, по мелочи… А вот приехала, глянула и аж позеленела. А им, между прочим, квартиры в новом доме дадут! И газа тут завались, вон смежники тоже свои «нитки» рядом тянут, и дома по новому проекту и школа будет, и садик, и…

Костик хотел впасть в уныние, но передумал, потому что Валера мигнул бабе Жене, а в глубине серых глазах плясали веселые такие огоньки. Инопланетяне почему-то переглянулись, а самый старший, такой сильно серьезный всегда, заулыбался! И Костян подумал: «Да ну ее, Светку, и ноет и ноет, то у Наташки это есть, а нее нету, то Вихряевы «стенку» новую купили... Да у вас тут ничего нету, и выгулять дубленку да сапоги некуда. И вообще тут все ужасное, и холодно!» А у нас тут вон — инопланетяне со звезд, а завтра…

Тут Костик потряс светлыми вихрами, сбрасывая душную Светку из памяти, а Валера уже подкручивал колки на грифе, украшенном синим бантом, настраивая на ноту «ми» первой октавы.

— У вас там музыка-то есть? — спросила баба Женя, собирая тарелки и решая про себя, кого назначить из парней на мойку посуды.

— Есть, — ответил за всех Викрул, — разная, вот такой инструмент похожий есть, двойная виола называется.

— Что ж, и играете, и поете? — бабе Жене было интересно очень.

Траджен перевел, Рены замотали головами и горячо запротестовали. С музыкой у них было не очень, репертуар вообще ни в какие ворота, все больше неприличное. Ну, а где б им приличное-то взять? Поэтому горланили они свои песни в сплоченном коллективе, в основном после «мозгового штурма» или там удачного набега на кого-нибудь. Реншам свои способности не демонстрировали, формат не тот. Поэтому, когда Валера провел пальцами по струнам, замерли от необычного звука, а Ушар тихо сказал Ап'леку:

— Прям продирает как-то.

— Может, нам надо как-то ментальные щиты усилить? — Ап'лек тоже заметил, что звук странных переборов этих струн резонировал с одной частотой в душе, точно эти вибрации притягивали друг друга.

Кардо, когда Валера запел, почему-то сразу погрустнел, даже голову опустил, чтоб не видно было, что там в его взгляде теснилось, кружа воспоминаниями. Эта музыка затапливала памятью, как горьким медом, и там, в этой памяти его Хоника пела в кантине на Габредоре...

Голос у Валеры оказался сильный и глубокий, с бархатистым тембром, только Рены слушали и читали не только голос, а эмоции, и даже не понимая слова, понимали смысл.

...В дальней дали мне слышится, снится,

Голос твой, долети, доплыви!

И с любовью ничто не сравнится,

Даже звезды не выше любви!...

А вот когда Викрул, помолчав, перевел, Курук сказал:

— Скажи ему, пусть замолчит! Хватит этого, разве не чувствуете, что в Силе?

Они чувствовали! И от этого становилось еще паршивее. Этот плотный «кисель» колыхался в такт, отдаваясь в сознании то теплом, то холодом, вырывая из памяти мгновения, о которых Рены, ставя защиту, старались не думать. Потому что каждому теперь было, что вспоминать и было то, что они не могли потерять. Потому что для каждого из них тепло этого дома светящейся Нитью жизни в Силе тянулось сквозь пространство к другому теплу. К тем, кто не побоялся испачкаться, кто отмывал их души, выполаскивая в чистой воде искренних чувств, отмывая от грязи, крови, скверны, подарив им то, чего у них никогда не было и сжигая мосты в ту их прошлую паршиво-паскудную жизнь. Их Ренши, единственные, кто не шарахнулся, как от зараженных ракгульской чумой. Наверное, они вправду превратились бы в ракгулов, если б не эти девушки… Говорят, от этой чумы лекарства нет. А оказалось, что есть…

...И когда я с тобою прощаюсь

И ладонь твою глажу, любя,

Ты не верь, это я возвращаюсь,

Я иду от тебя до тебя...

Ушар хмурил ровные брови, кровь толчками долбила в сердце, браслет на его руке нагревался, слова отдавались в сознании, впиваясь звенящим эхом... И он не выдержал, прижал предплечье Валеры к деке...

Струны жалобно охнули... Ушар посмотрел Валере в глаза и покачал головой:

— Хватит. Не надо больше...

Пффаск! Странное место! Странный мир! Тут все не так! Вместо того, чтобы вести себя, как привыкли на чужих мирах, резко, нагло, грубо, властно, постоянно быть в напряжении, чтобы не получить удар спину, поминутно помня о том, что все вокруг может быть враждебно, что на каждом мире, как правило, угрожающе или злобно, Рены чуяли, тут все наоборот. Даже Сила какая-то сонная, плавная и усыпляющая. Разве так бывает? Даже их личное, темное, недоброе, настороженное, убаюканное этой тишиной, не рычало и не рвалось наружу.

Они могли сесть где угодно! И это не была планета Силы! Но почему-то именно она привела их в эту глушь, где сама ее концентрация зашкаливала. Хотя местные або сами никак не были чувствительны к Силе, почему-то именно они непостижимо, с проникающими, сразу опутали всех Ренов (кроме Альбреха) все теми же невидимыми сетями, что были накинуты на рыцарей их Реншами, не давая вырваться наружу всему тому темному, что должно было вырваться, как обычно, когда Рены попадали в такую вот асс… И почему, пролетев хрен знает сколько световых лет, они оказались тут, где густые леса, где так же, как на Чарни, единственном месте, где их ждали, где вот так же обнимала их Сила, даря тишину? И почему эти або помогали им, совершенно не страшась того, что вполне себе опасные незваные гости могли стать смертью для них?

Не знали рыцари, что баба Женя и дед Саня составили свое мнение о них почти сразу. Дед Саня, пройдя войну и повидав всякого, да сама Женя, чутким сердцем уловив, что там есть внутри них, отметив, как они смотрели на голограммы, когда показывали свой дом, да девушек своих. А дед Саня, пожевав губами, заметил:

— Видно, Геша, они, как рассохшиеся печи… были. И треснутые кирпичи в них, и чадило угаром так, что мерло все, да сажей забито под завязку. А вот же, переложили печи-то, да и дымоходы прочистили…

И уж, конечно, не знали Рены о законах этих суровых мест, где незнакомцев в тайге встречают с опаской, но тем, кто просит о помощи, никогда не откажут. Как же отказать? Не напоить, не накормить, не обогреть? Это тут с молоком матери впитывается.

-Э-э-эх! — вдруг сокрушенно высказался Костя и с чувством приложил ладонь к столу.

Вилки возмущенно звякнули, а второй пилот, заметив, что присутствующие смотрели с удивлением, а баба Женя с тревогой, сказал:

— Я говорю, до чего ж нас бабы доводят!

— До чего? — поинтересовался Кардо, уловив в салатнице крупный черный груздь и захрумкав в выжидательной тишине.

— Ты, Костик, много ль баб-то знаешь? — ласково спросила баба Женя, а дед Саня встрепенулся, тут уж надо бдить! Коли Евгеша так начала издалека...

— Ты свою эту Светку за всех баб не ровняй! Сам дурак! Она ж как пиявка с тебя только деньги тянула, а ты и рад! И то ей надо, и это надо, да все заграничное, да такое, что там-то у вас таких денег и не видывали! Дергала, как корову за вымя, доила и доила. Ты, вон, иногда сутками пропадаешь, сколь раз-то вас крутило с Валеркой, то в метель, то в ураган, да в грозу? Когда вы в тундре-то три дня сидели прошлой зимой, пока вас нашли да вызволили, а потом ты месяц в городе в госпитале валялся, она приехала? Двадцать три рубля самолет стоит! Да ей-то это зачем? Она ж ни разу сюда к тебе не приезжала, только ты все с почты по телефону, а она все «дай» да «дай»! Ты б не на красоту ее расписанную, как вон, индейцы, что мы в клубе смотрели, Чингачгуки эти, пялился, и всякие там прелести, а на то, что за тобой она никуда не поедет! Да и нечего ей тут у нас делать, фифе такой, все кривилась в магазине, все ей не то, она ж привыкла, чтоб как в городе, чтоб она как вышла, а все на нее бошки поворачивают, и пошла, и пошла...

— Евгения! — голос деда Сани был очень строг.

— Да правда все, — вдруг тихо ответил Костя, — сам дурак.

— Во-о-т! — совсем другим тоном произнесла баба Женя, — А то «доведут»...

— Валерку вон Ирка ж довела... почти, — вдруг ляпнул Костик и пожалел, потому что командир отложил гитару и смотрел на Костика тяжелым взглядом свинцово-пасмурного неба.

— Костьке либо много налили, либо мало, — тихо сказал дед Саня, — вот ты, Геша, со своим языком... На кой черт ты влезла? Сейчас вот Валерка...

Викрул, который уже бегло читал в визорах, прекрасно видел, как над Валерой собралось что-то в Силе, напоминавшее рой огненных черных пчел, видать Костян задел то, что трогать нельзя.

Ушар, сидевший рядом с пилотом, когда Викрул перевел, понял, что надо действовать:

— Твоя Ирка тебя любит. Мы проверили. Да не тронули мы ее!

Валера маханул чаю, уже подостывшего, смотрел в тарелку, где лежал кусок пирога, баба Женя встревожилась, Рены почему-то оживились, а пилот спросил:

— Чем проверяли? — и уставился на Ушара серым цветом дождливых облаков во взгляде, пронизанным приближающейся грозой, только на щеках выступил румянец.

— Это я их попросила! — баба Женя уже понимала, что разбудила бурю, ох, не надо было, про баб-то...

— Зачем? — Валера обернулся к хозяйке, заметив, что Рены о чем-то переговариваются, Костик аж голову в плечи втянул, дед Саня потер пальцами подбородок, ища выход из ситуации, а Викрул выпалил:

— Да ни зачем! Просто хотели помочь тебе. Ну, напугали мы ее немного. Так, чуть-чуть...

— А она? — Валера явно сдерживался, потому что никто не смел тронуть Ирку! Даже инопланетяне!

— В момент опасности, я тебе скажу, все кричат, — Ушар смело глянул в серые глаза, — а я знаю, что говорю! — и мелькнуло в его лакримеде взгляда что-то страшное, — А она тебя звала.

— Решительная! — кивнул Викрул, — Как моя Фэйн. Еще, вон, все норовила по башке врезать, как Элси.

— Нет, — возразил Ушар, — она как Юми, сражается так, что не знаешь, откуда прилетит. А уж нам отовсюду летело. Такую штуку схватила, как трезубец, точно бы в пах воткнула...

Траджен запнулся при переводе, через секунду сказал:

— Это еще что! Моя Миара, знаешь, радикально вопрос решает. Чик тем, что под рукой, и все!

Валера слушал с интересом, у Костика открылся рот от такого обилия подробностей агрессивных действий инопланетных девушек, дед Саня беззвучно смеялся, а баб Женя утвердительно кивала, все правда! Ирка, она такая!

— Осталось только задницу ему прострелить, — прогудел Кардо...

— И всадить в ту же задницу чего-нибудь успокоительного, чтоб вырубился, — добавил Ап'лек, — и все!

— Да что, все? — не выдержал таких зверств со стороны женщин Костян.

— Комплект! — резюмировал Курук, — Значит, надо брать!

— Как? — уже спокойно спросил Валера.

— По обстоятельствам, — пожал плечами Ушар, — но решительнее, чем она, это точно!

Баба Женя выдохнула, потому как гости почему-то вместо оптимизации усилий в уверенности Валеры в своих силах, сникли. Сам Валера задумчиво бренчал по струнам, а дед Саня ерзал на стуле, потому что ему нужно было срочно обговорить с Традженом детали завтрашней операции, а они тут вон, все про баб! Ох же, Геша! Завела волчар в бурелом!

Костян, взгрустнувший со всеми вместе, встрепенулся и предложил:

— Валерыч, а давай нашу...

— Ну, нашу, так нашу, — вздохнул КВС.

Дед Саня кивнул Траджену, приглашая его за собой в другую комнату, Альбрех, все это время усиленно питавшийся, незаметно затолкал в карманы по шаньге и придвинул к себе черинянь, там еще два куска оставалось.

Дед Саня прикрыл двери в залу, откуда уже неслись бодрые аккорды гитары, махнул рукой, включив настольную лампу над столом, за которым когда-то его сыновья уроки делали, еще когда в Цыеле своя школа была, маленькая и деревянная, да детишек было как раз на эту школу. Это уж потом стали всех на учебный год вывозить в город... Развернул старую карту, потрепанную и местами, по сгибам совсем хлипкую и ткнул пальцем в точку на карте:

— Вавля завтра вас сюда приведет, но придется по лесу еще идти. То, что там бичи... Это такие... как бы тебе объяснить. Ни кола, ни двора, много у нас тут из бывших сидельцев оседало. Приживались, а этим вот... Валерка сказал, что опасные.

— Нам все равно, — ответил Траджен, и дед Саня увидел, как в глубине его глаз словно дыхнуло смертью, так заморозило.

— Ну, вот этого я и опасаюсь, — вздохнул лесник, — не спрашиваю я, кто вы там у себя, мне без надобности, только вот что скажу, смертоубийства тут у нас не сметь! Думаю я, покалечить вы их тоже можете так, что и смерть благом покажется, так?

— Так, — усмехнулся Траджен, — хотите и топливо взять, и чтобы эти бичи... не пострадали?

— Хочу, — вздохнул дед Саня.

Траджен смотрел на карту, а из-за двери неслось:

По горам, лесам и весям, облака винтами месим,

Как Малыш и Карлсон, вместе, разлучить не смогут нас.

В небе жизнь совсем другая, пусть земля меня ругает,

Я по воздуху шагаю, Сжав ладошкою шаг-газ.

Ррррррррр, Вертолётик, Ррррррррр, Вертолёт!

Дед Саня чуть повернул голову, потому что при повторе Рены вдруг зарычали: «Ррррррррр, Вертолётик, Ррррррррр...»

Траджен поводив глазами по карте, кивнул:

— Хорошо. Наше оружие...

— Это которое лучами пуляется?

— Бластеры, — согласился Траджен.

— Видел, — дед Саня мысленно облегченно выдохнул. Все так, как он и думал, а ведь могли уже раз сто свое оружие забрать, нет, попросил, значит, не ошибся дед Саня.

— Не убьем, — добавил Траджен, — полиция?

— Полицаев мы в сорок пятом добили, — буркнул лесник, — милиция у нас. Ты лучше скажи, что с охраной делать. Я тут думал... как бы нам так обернуться, чтобы эти бичи ничего не видели...

— Легко! — ободрился Траджен. — Мы топливо заберем, бичей уложим отдыхать, а ангар уничтожим. Сгорит, так пойдет?

— Нет, не пойдет! — строго сказал дед Саня и пристально посмотрел а глаза Траджену, — Это у вас там пойдет, а нас нет! Жечь-то зачем? Скажи мне? Пывзян сколько стоял, сколь еще простоит, а вы «сжечь»...

Как мальчиш-плохиш из книжки, Нехорошие мальчишки

Достают порою слишком, вспоминаем чью-то мать.

Кто с рогаткой, кто-то с пушкой: все берут меня на мушку,

Отобрать хотят игрушку, вертолётик поломать — не дам!

— воскликнул Валера, баба Женя звонко рассмеялась, а Рены заорали: «Ррррррррр, Вертолётик! Ррррррррр, Вертолёт. Ррррррррр...»

Сергеич, меж тем, завернув за изгиб зимника, снегоход остановил, сидел и думал. И думки его были тревожные. Почему это Валерка никому не доложил, что какой-то цирк привез еще до Нового года? Почему этот самый цирк обосновался у лесника Михалыча и опять, никто не видел, не слышал? Почему «соцлагерь»? У нас что, своего цирка нету? И на кой этим бугаям из «соцлагеря» забираться на Новый год в такие дебри? Нет! Тут что-то не то!

Сергеич еще покумекал и решил, что творческий подход к разведке будет самое то! Поэтому вытащил из сетки на снегоходе свои, обтянутые камусом лызь, вставил пимы, закрепил, прикинул расстояние и круг, который надо бы сделать, чтоб грамотно зайти, и двинул сначала по зимнику, а потом уже лесом, сужая свой «круг», обходя заимку Михалыча с подветренной стороны. Пырка и Парма участкового знали, но пробраться к дому было все равно проблематично, поэтому Сергеич решил, что сначала заляжет и посмотрит, что там делается, а уж потом решит, рисковать или нет.

С бугра, откуда начинался огород, в бинокль участковый увидел, как эти самые циркачи потрусили к дому, а этот обезьян прям вприпрыжку погнал. Че они на него напялили-то? Хотя, шимпазе, он и в Африке шимпазе, че не напяль, ему-то все равно...

Дальше Сергеич уже осторожничал, сделав еще крюк и заходя уже из тайги.

Собаки молчали, а это уже полдела. Полежав минут десять в снегу, участковый прополз вдоль забора к воротам, закрыты плотно, потом пополз обратно, трогая толстые доски. Сидели крепко! Надо подумать...

Но тут из открытой форточки на втором этаже раздались звуки гитары и голос Валеры тосковал, летя над Сергеичем.

Участковый перевернулся, спрятав бинокль, погрузившись в снег и приложил глаз к щелке, поднимаясь вверх, чтобы уловить приемлемую щель. Уловил. Ничего. Говорят о чем-то. Тоже странно. Значит, что? По-русски знают? А орали не по-нашему. Точно, значит, из соцлагеря. Во! Опять не по-нашему.

Сергеич напрягал зрение и слух, пока Валера опять не запел. Тут было громче и четче, участковый даже в такт подвигал задницей.

И тогда я огрызаюсь, во все тяжкие пускаюсь,

И за небо я хватаюсь, каждой лопастью держусь.

Нам домой вернуться нужно, с вертолётиком мы дружно

Под огнем свой танец кружим. Он герой — я им горжусь!

Ррррррррр, Вертолётик Ррррррррр, Вертолёт Ррррррррр...Ррррррррр...

Не менее дружно в доме раздался смех, причем баба Женя явно выделялась голосом из этого мужского хора...

Сергеич почесал в волосах, сдвинув шапку, и подумал, что тревога, возможно, ложная. Это, значит, Валеркины кто-то. Интернационалисты. Ну и что, что не по нашему! Значит, точно, из дружественных нам стран! Других бы дед Саня уже бы упаковал, да в участок привел под конвоем! А обезьян причем? Тоже этот, воин-интернационалист? Фигня получается. А может он там заместо собаки-нюхача был? Собаки, вон, мины-то чуют, показывали! А этот — шимпазе-нюхач. Обученный. Чем хуже?

Сергеич снова приложился к щелке. Оттуда на него смотрел голубой глаз и слышалось «хе-хе-хе», а красный язык торчал из пасти.

Пырка тихонько подобрался! Хитрый, зараза! Где-то ж и Парма... Может, с тылу пошла?

Сергеич эдак заискивающе проворковал:

— Надзен, Пырка! Это ж я! — а у самого малость как-то сжалось все, для разбега уже.

Пырка сказал: «Ррррррррр...», и Сергеич понял, что мотать надо быстро. Очень быстро!

Ап'лек хохотал, почему-то так было весело, когда это «р-р-р-ы-ы-ы» громко и все вместе. Только Альбрех, сытно рыгнув, клонился то вправо, то влево, норовя припасть то к Кардо, то к Куруку. Те отталкивали симеонга, он таращил глаза, опять клонился. И нечто совсем бесшабашное играло в Силе, рассеяв сумрак тоскливого личного.

То, что ворвалось в сознание Ап'лека, он воспринял совершенно спокойно. Песелей он чуял постоянно, только вот никак активно с ними пообщаться не выходило, но в уме держал. Возможность. Может, ночью? Волнение лаек Ап'лек почувствовал сначала как легкий ветер, но потом, еще смеясь, понял, что они насторожены и даже настроены на охоту. А вот это интересно!

Курук, заметив, как изменился взгляд Ап'лека, толкнул под столом ногой Ушара. Уж слишком хорошо они знали этот его взгляд. Хищника в засаде, который вдыхает чужой запах и наблюдает...

Он и наблюдал, шаря Зрением Силы за стенами дома. Сигнатуры псов читались отчетливо, а вот там... Что-то непонятное... Зверь? Э-э-э, нет! Человек!

— Там кто-то есть! — резко сказал Ап'лек, — За забором! И собаки его учуяли!

Баба Женя смотрела на Ап'лека удивленно, но тут Пырка предупреждающе залаял, Парма вторила ему доносчиво и отрывисто. И перемолчка только для того, чтобы сменить тембр, теперь уж все слышали, что лайки отчетливо облаивают не зверя.

Дед Саня выскочил из комнаты, баба Женя ему подала двустволку, Рены уже толпились на выход, Альбрех дрых.

Валера отложил гитару и сказал:

— А чего это Сергеич к тебе, дед Саня, приезжал?

— Заметил все же. Думаешь? — спросил Михалыч.

— Да он цепкий, — спокойно ответил Валера, — все равно бы приперся выяснять. Смотался уже. Будет он ждать, пока ты его застукаешь.

Сергеич двигал ногами, скользя по снегу прямо по зимнику, прикидывая, сколько у него времени, чтоб нырнуть в снег и затаиться. Все равно темно. Может, Михалыч собак и не выпустит. Ах ты ж! Нехорошо-то как! Рассекретился! Теперь точно Михалыч отлучит от самогонки! А эти лосяры сколько выжрут, пока тут? И вообще, что вот скажет дед Саня, если поймает? Зачем следишь? Это с каких пор ты, Сергеич, подглядывать да вынюхивать начал? И все! И доверию, и дружбе конец! Дались ему эти интернационалисты-циркачи... Бежал участковый так, как в молодости и на соревнованиях по лыжам в районе не бегал! А уж нормы ГТО были перевыполнены с результатом мастера спорта, несмотря на пузцо и возраст.

Успокоился только, когда уткнулся в снегоход и понял, что конфронтации с дедом Саней удалось избежать. Дед-то ладно, а вот баба Женя потом заклюет... Отдышавшись, Сергеич покатил в Цыель. Творческий подход к выяснению ситуации как-то не очень получился. Лучше было официально, без всяких там... инициатив.

— Умаялся, — жалостливо вздохнула баба Женя, заботливо подтыкая одеяло, чтоб спящему Альбреху не фонило прохладой ниоткуда.

Симеонг отрубился еще за столом, на стадии чая, захрапев прямо на стуле, свесив голову вниз и зажав надкусанную шаньгу в руке. Еще две обнаружились в карманах фланелевого халатика, выданного ему бабой Женей как домашняя одежда. Настькины сохраненные вещи оказались впору кузнецу, и даже узор в зелено-красную клетку ему вполне глянулся. Не в цветочек же!

Баба Женя, несмотря на недружественные действия Альбреха, как-то сразу прониклась к умному обезьяну состраданием, потому что считала, что ему сложнее, чем лосярам-Ренам. То ли это его некрупные размеры так повлияли, то ли напоминание ей, что когда-то и ее дети и внуки были не столь высоки и самостоятельны, и еще требовали заботы, то ли просто симпатия к обезьянам, как предку человека, про которых она смотрела в передаче в «Мире животных».

Кардо, стоявший у стены, сложив руки на груди, смотрел на эту заботу госпожи Жени и недоумевал. Альбрех мало того, что вел себя, как мурглак, так еще ж и тырил, что мог. Привлекать внимание хозяев к тому, что у них пропали вилка, ложка, пару мелких железяк неясного предназначения из сеней и нечто дугообразное, прибитое над дверью хлева, но явно из какого-то сплава, Рены пока не стали. Потом тряханут симеонга, когда он соберет свои «сокровища» в одном месте. На данный момент это был угол в кладовой, заваленный шкурами. Что еще успеет умыкнуть кузнец, нанюхав для себя интересного, было впереди.

Баба Женя оставила включенный ночник, глянула печку, и махнула Кардо, пора посуду мыть!

То, что Кардо, Ушар и Викрул останутся завтра в доме, было решено Традженом с подачи Валеры. Протест принят не был, потому как необходимость выявилась. В такой снег вертолет не сядет, значит, придется расчищать площадку. Пока Траджен обсуждал с Ренами, склонившись над картой, условия завтрашней операции, дед Саня и Валера смотались на снегоходе к «Канюку». КВС определил место, обозначив ветками ели границы, не удержался и обошел корабль, прикладывая руку к обшивке, словно слушал что-то.

Костян с Кардо мыли посуду горчичным порошком, доливая в «Мойдодыр» горячей воды, причем у Кардо почему-то получалось ловчее.

И только »сверив часы» дед Саня дал команду «отбой», выставив будильник на три часа ночи. План проведения операции был признан удовлетворительным, а Рены, расслабленные и с приятной истомой после бани и сытного угощения, пошли организованного спать.

Валера потянул полусонного уже Костю к снегоходу, но тут баба Женя, отправив второго пилота за дверь, остановила КВС в сенях, загородив выход:

— Видала я сегодня, как Ирка-то чуть сознания не лишилась, когда узнала, что ты уезжаешь...

Валера опешил немного, даже хотел сказать-что, но баба Женя была настроена серьезно:

— Это я сказала, что ты уезжаешь. Совсем. Хотела глянуть... Она аж побелела вся. Ты, вот, засранец такой, что там в городе опять натворил, а? Ты зачем девицу с собой притащил в интернат, а? Ты, вот, знаешь, что пацан сам не свой вернулся, да два дня ревели они с ней, что ты такой вот... ходок! А ведь мальчишка тебе верил! А ты взял и да все это доверие одним махом!

— Да она привязалась! — только и успел воскликнуть Валера, но баба Женя его перебила:

— Ты мне тут не рассказывай! Не захотел бы и не привязалась! А, если позволил, значит...

— Ничего не значит! — вспылил Валера, — Я эту специалистку знать не знаю!

— И про Ирку ты ничего не знаешь! — не менее горячо ответила баба Женя, — Только все время тебя, Валерка, налево заносит!

— Да какое лево! Баб Жень, ну хоть ты не начинай! И про Ирку я все знаю!

— Это как это? — теперь опешила уже баба Женя, потому что никто, кроме нее и Зинаиды Денисовны не мог знать!

— А так это, — тихо сказал КВС, взъерошив волосы, — я ж почту тоже вожу, баб Жень, думаешь не прошерстил, кто ей пишет? Никто! Кроме матери, как оказалось. А отпуск у меня длинный был, вот я и решил...

— Что узнал? — нахмурилась баба Женя, смотрела с такой настороженностью, что Валера решил говорить открыто:

— Что Игорешка не ее сын! Что она подделала подпись сеструхи, чтоб забрать пацана из дома Малютки, а потом провернула эту аферу с тем, что свидетельство о рождении вроде, в воде совсем пострадало. И что там заменили Марина на Ирина. Ловко. Что ее сестрица непутевая свалила в неизвестном направлении. Она мать забрала, они уехали в другой город. Жених ее бросил, когда она пацана привезла. Главное захотеть, баб Жень, а уж нарыть информации всегда можно.

Баба Женя мрачнела от такого подробного расклада, поджала губы и посмотрела на Валеру с подозрением:

— И откуда такие подробности?

— Из первых рук, — ответил КВС, честно смотря бабе Жене в глаза, — ну, пожил я две недельки у ее матери, крышу починил, забор новый, так, по хозяйству то, се... Я ж коммуникабельный! Прониклась она ко мне. Только сначала я рассказал ей все... И документы она мои смотрела! А я так и сказал, что хочу Ирку с Игорешкой в семью сделать, а Ирка ни в какую. Поладили мы с ее матерью. Я ж ей понравился, да! Так и сказала, что я то, что Ирке надо, только она еще не знает, потому что упрямая. Вот мы с мамой ее и договорись, что Ирка ничего не знает, про заговор, а я, значит... — тут Валера тяжко вздохнул, — ни хрена у меня, баб Жень не получилось...

— А то, что ее сестрица Игорька от летчика, что полгода ее обхаживал, нагуляла? Знал? Вот прилетал, ел, спал, улетал, удобно ж! А когда про пацана узнал, что будет, сразу ж и фьюить, улетел и все! И что ж ты, дурень такой, всю осень кругами ходил, коль знал? Не понял, чего она шарахалась? Тоже вот, летчик-налетчик нашелся... Она ж у тетки спряталась, потому как боится она, что кто-то узнает все! Что документ-то подделала! Да пацана отберут, а ее посадят! И еще ж ты, летун, такого союзника потерял! Как вот теперь мальчишке объяснять будешь? Ты хоть как-то бы думал, что ли! — с горечью добавила баба Женя, но смотрела с прищуром и как-то оценивающе.

— Да нет у меня никого! — жарко воскликнул Валера, несколько обескураженный от напора бабы Жени, — Ну, пару раз злился я, хотел чтоб приревновала!

— «Приревновала», — передразнила очень вредно баба Женя, — а на самом деле что получилось? Что ты ходок еще тот! Додумался он! С этими, городскими, из стройотрядов, танцы устраивать у всех на виду! Смотри какой, мол я, нарасхват! А потом, значит, пришел к ней и что? Ой-ей, дурак, как есть... Вот не умеешь ты, Валерка, как надо! И как ей тебе верить? Дождался? Что Ирка теперь точно уедет! А ты все никак не разродишься! Хоть чем-нибудь.

— Как это...- опешил Валера, переваривая новость, — куда это уедет? Да я ж сколько раз пытался, баб Жень! Она ж лупит сразу залповым и массированным. Вот атака и захлебывалась каждый раз!

Баба Женя, конечно, досаду в словах и во взгляде Валеркиных глаз чуяла, видела, но не сдавалась:

— Не с той стороны ты, Валерка, заходил! Налетами своими. Она ж помнит, как сестрица-то ее обожглась. Вон он, ожог, уж восемь лет ему, а не зарастает, а ты ж, о-ох дурень, так ей и напоминаешь.

— Я разберусь! — упрямо сказал Валера.

Баба Женя заметила, как там бултыхалось горячее что-то в глубине его глаз, но остановила:

— Разбиральщик... до пенсии, что ль, разбираться будешь? Вот как бы тебе опять не наворотить чего... Есть у меня думка...- тут баба Женя подмигнула и ткнула КВС в грудь кулаком, — мы с правильной стороны зайдем! Езжай давай, — добродушно добавила баба Женя, заметив, как посветлело надеждой лицо Валеры, — пусть Ирка сегодня еще пострадает, а уж завтра мы... предпримем действия.

Костян сидел на снегоходе, нахохлившись и подремывая, Валера рванул с места, подняв снежный вихрь, а второй пилот, уцепившись за командира, старался не слететь. Валера что в воздухе, что на земле, своему стилю не изменял, миновав расстояние от заимки до поселка по ночной заснеженной тайге с рекордным временем, влетев в Цыель в локальной метели из-под лыж «Бурана». Костян, уже свыкшийся со скоростным режимом и жаждущий принять горизонтальное положение, чтоб вырубиться до расчетного времени подъема, отследив, что снегоход свернул «не туда», озабоченно спросил:

— А мы куда это? Валерыч, нам спать всего часа четыре осталось...

— С половиной! — как-то весело ответил командир, — Щас, Костян, мы тут заедем... на минуточку...

Поселок, конечно, уже спал. Ложились тут пораньше, потому как пораньше и вставали, да еще ж и морозы, так что ни прохожих, ни гуляющих на улице не было. Бушевавший буран намел сугробы, занес основательно дороги, навалил снега под заборы и во дворы так, что в грянувшие следом морозы пришлось откапываться и хоть как-то чистить тропинки. Свет в окнах уже гас, завтра рабочий день, и только самые стойкие смотрели фильм после программы «Время».

Растянувшийся по холму Цыель в звездно-серебристом свете напоминал спящего кита, на белой шкуре которого прилепились дома, огороды, деревья...

А Костя понял, куда они едут, когда снегоход завернул в сторону от центральной улицы, повилял по переулкам и затормозил у дома бабки Мошевой, почти на границе тайги. Свет не горел нигде, только фонарь чуть дальше отбрасывал тень на снегу, да зазвенела цепь, на которой бабка Мошева сажала на ночь своего пса Ошку.

— А чего мы тут? — почему-то шепотом спросил Костя, отворачивая поднятый ворот форменной куртки, которым укрывал лицо от ветра при езде.

— По делу,- буркнул Валера, соскакивая со снегохода.

Краткий обзор местности выявил, что дом как стоял темным, так и стоит. Спят что ли? Ладно.

Валера, с одной стороны аргументированно окрыленный Ренами, с другой укоризненно-пристыженный бабой Женей и снова окрыленный, почему-то решил вот немедленно что-то предпринять, чтобы «до завтра» впустую не прошло. Но отсутствие света и признаков жизни в доме сбавило жар в груди.

— Может она к тетке ушла? — снова шепотом спросил Костя.

— Может... — процедил Валера, осматривая окна второго этажа.

Внутри он никогда не был, но знал точно, что Ирина с Игорешкой обитали именно там, а сама бабка Мошева предпочла нижние комнаты.

Валера думал недолго, ковырнул нетронутый снег от дорожки, хмыкнул. Снег был не рыхлый, а скорее немного спрессованный. Буран намел, мороз полирнул. Покромсав корочку на кусочки, Валера пригреб метательные снаряды, удерживая согнутой в локте у груди рукой, и шикнул на своего второго пилота:

— Товсь, Костян! Разведка боем! Все цели на втором этаже!

— Командир... — Костик шмыгнул носом и быстренько набирал себе прихваченные морозом кусочки снега, — может не надо? Спят же...

— Ниче, — кивнул Валера, сузив глаза и выбирая окно, — у меня дело неотложное, а баба Таня все равно глуховата...

Залп вышел дружный, но с наведением и целкостью, как оказалось, у второго пилота не задалось. Мало того, что снаряды полетели в бревна стены, так часть дробно и как-то сильно громко простучала по окнам бабки Мошевой. Валера отстрелялся точно, погромыхав плотным снегом по стеклам всех окон Ирки.

— Бля, Костян, — сказал КВС, — из тебя стрелок, как из говна пуля, надо нам с тобой над этим поработать...

Старый пес Ошка, полуглухой и полуслепой, загремел своей цепью, подойдя к воротам и втягивая воздух. Глухо и хрипло, но тихо поздоровался: «Гав», потому что Валеру узнал, а Валера его прикармливал регулярно, с тех пор, как Ирка тут поселилась.

Цепь загремела в обратном направлении, видимо, Ошка обратно пошел спать в будку.

Никакой реакции на обстрел не последовало. Валера бегал взглядом с окна на окно, но свет не зажегся, однако то, что едва заметно шевельнулась занавеска за стеклом, почти до половины разрисованным морозными узорами, заметил.

Валера сделал контрольный заброс. «Ба-амс!»

— Ира-а-а! — заорал пилот, — Я ж знаю, ты дома! Я что хотел сказать... Если уедешь, так знай! Я вас все равно найду! Ира-а-а!

Тут внизу открылась маленькая форточка и бабка Мошева, невидимая в темноте да за морозными узорами, сердито закричала:

— А ну, идить отсюда! Я тебе поору! Валерка, ты?

— Я! — весело ответил Валера, не спуская глаз с окна.

Движения не было, но он точно знал, что она там!

— Вот я щас Ошку-то спущу, вот он вам задаст!

— Ага, — согласился негромко Валера, — вы его еще из будки выгоните сначала.

— Ах, ты ж парази-и-и-ит! — бабка Мошева совсем рассердилась, — И хватило наглости сюда явиться! Сам там с девками какими-то в городе по ресторанам ходит...

— Бля, командир, — удивился Костя, — а меня че не взял?

— О! Уже по ресторанам, — с досадой сказал Валера, — скоро наплетут, что у меня в гареме этих Гюльчатай штук сто..., — замер на секунду и заорал: — Ира-а-а! Никого не слушай! Все врут! Никого у меня нет, кроме тебя! Завтра приду!

— Валерка! — заорала из окна бабка Мошева, — Я вот на тебя нажалуюсь Сергеичу!

— Да он в курсе, — Валера рассматривал снежную плотную целину у дороги, потом кинул взгляд на окно и толкнул Костика, — давай за мной, след в след!

— Начальству твоему жалобу напишу! — не унималась бабка Мошева.

— Да пишите! — не выдержал Костик.

— Шли б вы спать, Татьяна Григорьевна! — крикнул Валера, вытаптывая шагами в снегу послание Ирке.

Сама Ирка не спала, смотрела в потолок, переживая события сегодняшнего дня, заодно переживая и еще прошлые события. Валера не шел из головы, не говоря о сердце. Она снова сомневалась, терзалась, злилась на него, на себя, опять на него, думала о том, почему она такая невезучая, а, если баба Женя не так все поняла? Да и как его понять-то?

И тут за окном услышала звук двигателя снегохода, а сюда, в угол самый, кому надо? Поэтому прокралась к окну, заглянув сквозь занавеску, но мороз нарисовал плотные расписули, поэтому Ирка подышала и приложила пальчик, с самого краешка, чтобы глянуть, что там. Залп из снега ее удивил, она даже хотела спрятаться, но осталась. И сквозь двойные рамы, но все слышала. Потому что прислушивалась.

Сердце колотилось так, что ей казалось, что там, на улице, Валерка слышит и все поймет... что она... Ирка снова приложилась глазом к дырочке и сказала:

— Черт бы тебя побрал, Мацура! Никогда не знаешь, что ты выкинешь! Завтра весь Цыель опять обсуждать будет...

За окном Валера и Костик, двигаясь «паровозиком» друг за другом, топали в снегу, вырисовывая для Ирки шифрованное послание. Валере ничего в голову не пришло, кроме сердца, проткнутого стрелой. Вот они вдвоем тщательно так и изобразили, утаптывая унтами снежный покров. Сердце вышло слегка кривоватое, но зато большое, стрела малость скосила, но ведь ночь же! Да и экипаж не Репины.

— Ира-а-а! — заорал пилот снизу.

Ирка выбралась из-за занавески, прислонилась к стене, приложила руки к пылающим щекам и улыбалась, потом снова прильнула к своей дырочке на стекле, растопив ее теплом пальчика, и полюбовалась на сердце на снегу. Проткнутое стрелой.

А Валерка сказал Костику:

— Все, поехали.

Кардо ворчал еще минут десять, так как был не доволен, что его с собой не взяли! Викрул только поскрежетал зубами, но доводы Валеры и Траджена принял. Однако, взглянув на хмурого Ушара, высказался:

— А нам тут, значит, опять говно грести за животными, воду таскать, какие-то пельнянь лепить?

— Вам тут помимо говна и пельнянь еще утрамбовать площадку и освободить трюм и ангар, — сказал Траджен, — лэнд вытащите, або Михалыч сказал, себе заберет, может на что сгодится. Ап'лек нужен и Курук тоже.

— Да я этот пывзян своей пушечкой! — начал Кардо.

— И еще метров сто снесет все, что за ним, — сказал Ап'лек, — мы втроем справимся, а вот куда садиться будем? Валера говорит, что знает только сколько он привозил, но это ж не значит, что там еще не будет! А у него, как это... вертолет не резиновый!

— Ррррррр, вертолетик... — пропел Курук.

— Все правильно, — тяжко вздохнул Ушар, потому что ему тоже хотелось поохотиться на этих бичей, — еще трое, лишний вес и эти, как там их...

— Олени, — подсказал Ап'лек.

— Олени сколько повезут? Бросать лишнее? Нам топлива еще неизвестно сколько потребуется, но я б этих бичей...

— Вот именно, — Траджен повернулся к стенке, — что ты, что Кардо. Вам все равно по какой поверхности этих утырков размазывать. Хоть по дюрастали, хоть по снегу.

— Да когда мы в последний раз размазывали-то? — возмутился Кардо.

— Ладно, — Викрул был раздосадован, но ведь кому-то надо было остаться.

Дед Саня рассудил, что Ушар и Вик уже обученные на хозяйстве, и втроем они и со скотиной, и с площадкой, и с Альбрехом, если что, справятся. Только вопрос с таинственными пельнянь остался нераскрытым, но Викрул уже был морально готов к неизведанному, и даже не прочь прокатиться опять в магазин, потому что у него сформировался, пока еще нечетко, но план, как снова помочь Валере, только теперь уже более решительными действиями. Непокорная Ирка должна быть покорена в кратчайшие сроки!

Если бы Викрул мог в этот момент прочитать мысли бабы Жени, то был бы удивлен, насколько они схожи. И удивился бы еще больше, что в своем плане баба Женя отводила Ренам одну из главных ролей.

Ушар слышал, как вздыхал Вик, как сопели уснувшие Рены, как беспокойно ворочался на раскладушке Альбрех, производя ненужные ассоциации этим скрипом, потом захрапел... Пока Траджен не гаркнул:

— Кардо! Выруби его, нахрен!

Сам Ушар не спал по одной причине. Едва он закрывал глаза, как плотный «кисель» Силы вокруг начинал вращение, и в этих кружащих потоках энергии он отчетливо видел, как струится жемчужная Нить цвета жемчуга угкхарт, куда-то в глубину этого медленного водоворота, а браслет на его запястье пульсировал горячими вспышками, озаряя комнату синим светом. Ушар не знал, почему это началось, но его память, словно назло, воспроизводила ярко и сочно картинки прошлого, когда там, на Рен-Варе, они разломили артефакт Древних с оттой, и у каждого оказалась половина... Или не разломили? Или эти две половины только казались тогда одним целым? Или наоборот... Ведь те сны-явь он и Юми видели именно после того, как эти половины оказались у них! Все время потом это были лишь их половины-талисманы, кристаллы больше не светились энергией, водоворот в кристалле не казался движущим, почему же сейчас Ушар опять чувствует, как нагревается браслет и этот свет-мерцание, в такт биению сердца. Его или... Юми?

Что-то волнующее и будоражащее его кровь растекалось по венам, и он никак не мог заставить себя отключить память. Не получалось. Он снова мысленно видел свою отту, как будто она была здесь, сейчас, не в прошлом, в настоящем...

Синие сполохи от кристалла сливались с тем жемчужным светом в Силе, а так было, когда она была рядом. Но ведь он всегда чувствовал ее присутствие. Потому что между ними Узы Силы и ничего необычного не было. Не было! До СЕЙЧАС!

Ушар не выдержал, вскочил с кровати, стоя посреди комнаты и уже понимая, что в нем самом что-то происходит... Чрез Силу это «происходит» выглядело, как будто он стоит в центре водоворота и отчаянно сопротивляется потоку энергии, который пытается его утянуть... КУДА? Браслет стал таким горячим, что почти обжигал... А если... Ушар закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться, попытаться понять, что хочет от него Сила. И услышал... Нет, это звенит в ушах, как тогда, на Явине... Пронзительная тишина, давящая... Если не сопротивляться? Совсем? Словно кто-то тянул его вперед... Кристалл сиял все ярче, а «кисель» Силы вокруг становился плотнее, гуще... и он увидел... там, за этой пеленой... Синеватый отблеск... И вдруг понял! Юми!

Дед Саня подскочил оттого, что дом тряхнуло, а за окнами словно голубоватый свет... Вспышка? баба Женя ничего не поняла, но спросила:

— Это что, Сань, трясение какое?

— Погоди, Геша, — Михалыч прислушался. Тишина. Но он-то точно чувствовал. Качнуло дом-то! И это что было за окном? Откуда? Ах, ты ж! Оттуда!

Дед подорвался, накинув ватник в сенях и пошел вниз, к Ренам.

Ушар сидел на тканых половичках, на полу и голый А вот Рены, одетые как положено (дед даже на секунду возгордился, целое отделение в кальсонах и тельняшках, как в казарме прям), толпились вокруг, из другой комнаты раздавался храп, Альбрех дрых. Ярко светилась штуковина на запястье Ушара, но ее свет гас прямо на глазах.

Сам Ушар глаза не открывал, сдавливая ладонями виски, а Траджен, смотря на него, спросил:

— Ну и на хрена ты тут?

— Да бахнуло так, что это точно не он с кровати навернулся! — Кардо явно был возбужден от произошедшего, черные кудри в разные стороны, во взгляде предчувствие грандиозного мордобоя, еще не зная с кем, но кто-то ж тут бабахал!

— Не знаю, как он, — сказал Курук, потирая плечо, — а я точно навернулся, — Манка пристально осматривал комнату, с подозрением вглядываясь в темноту под кроватью Траджена.

Вик наклонился к Ушару и постучал по его темноволосой макушке:

— Ты нас слышишь или нет? Чего устроил? Здешний «кисель» из Силы скачет, как укушенный змеей кодаши...

Ушар слышал, но дурнота еще не отступила, и потрясение от того, что с ним произошло, как-то сдавливало грудь. Он силился вздохнуть глубоко, не получалось. Тут Вик прав был, энергия Силы крутила вертуном, но, вроде, что гудящее напряжение стихало.

Дед Саня отодвинул Ап'лека и тоже наклонился над Ушаром:

— На полу-то чего? — пасмурно спросил Михалыч, рассматривая Ушара и, особо, его спину, — Застудишься! А голый зачем? Закаляешься, что ли?

Ушар, наконец, открыл глаза и сфокусировал взгляд на Михалыче, потом перевел его на Траджена, Викрула, Кардо... Лакримед в его взгляде явно бурлил градусами, точно Ушар накатил в одиночестве прилично чего-то совсем ядреного.

— Одежа, говорю, где твоя? — поинтересовался дед Саня, изучающе глядя, как проясняется в глазах Ушара и разглаживается напряженная морщинка между бровей. Легчает, значит...

— Там, — сказал Ушар, неопределенно махнув рукой, и посмотрел в глаза Траджену, — на Ипсилоне. Они в гипере, Традж! Кайло и Рей точно там! Я их чувствовал! А Юми почему-то в каюте экипажа...

— Какого черта она там делала? — уточнил Ап'лек.

— Экипажа нет, она одна... И мне высказала претензии, — Ушар кивнул за свое плечо, вздохнув глубоко, выдохнул и потер лицо ладонями, а Вик присвистнул:

— Меня бы Фэйн, наверное, сразу убила, без претензий!

— Да, братан, — покачал головой Кардо, — видно попал ты... Сочувствую.

Курук поджал губы, только вечер в его глазах как-то сразу перешел в ночь:

— Теперь Юми, что, нашим девочкам расскажет, что мы тут, получается, вовсю развлекаемся? Раз уж Ушар вон, весь страстно исполосованный...

Ап'лек кинул мрачный взгляд на Траджена:

— У тебя тоже... там, прям за душу берет, я видел... — и сделал пальцами движение как бы ножницами «чик-чик». Ответ Миары, — И все, парни! Хрен отмоемся! Чего тебя, бля понесло, Ушар! Так накосячить опять!

— Вспоминай, что еще! — серьезно сказал Траджен.

— Что «еще»? — вскинулся Ушар, — Юми разбушевалась...Потом, я, конечно объяснил...

— Это понятно, — согласился Вик, — ну, может, заметил там что...

Ушар потрепал вихры, помотал головой, кинул взгляд на деда Саню, который задумчиво пощипывал седую бровь, вслушиваясь в тревожные интонации Ренов, — вибрация! Да! А потом, вроде датчики... — Ушар прикрыл глаза, ресницы-стрелочки дрожали, — точно! Вот у нас примерно дня за два до того, как мы сюда выскочили, помните, когда нас трясло и генератор термального щита чуть не полетел...

— Да ну, на... друк сванг! — воскликнул Курук, отчетливо вспомнив тот момент, — И что?

— И ничего, — выдохнул Ушар, собираясь встать, — жахнуло молнией и... я вот... тут.

— Да это ж...- воскликнул Ап'лек, но дед Саня решительно перебил:

— А ну! Хватит галдеть! — и посмотрел на Траджена.

Тот быстро прошел в другую комнату, за вокодером.

— Одежа где? — сурово вновь спросил лесник и подергал кальсоны на Викруле , когда Ушар передислоцировался на кровать: — Штаны, спрашиваю, где потерял?

— Одежды тут нет, — сказал Траджен, — она в другом месте... Боюсь, что потеряна навсегда.

— Та-а-ак! — протянул Михалыч, — Четко и ясно: в другом, это где? Где он мог шляться ночью, чтоб вернуться без штанов?

Траджен почесал кончик носа, поскреб макушку, в наступившей тишине был слышен только богатырский храп Альбреха.

— Заткни его! — шепнул Курук Кардо.

— Телепортация, — ответил Траджен и посмотрел на лесника, вполне серьезно, — он был тут, потом уже не тут. Изменение координат объекта, которые нельзя описать математическими функциями. У нас так бывает... при определенных условиях. Дырка в пространстве. Если два объекта, владеющие Силой, имеют сильную привязанность и эмоционально связаны... хм-м-м. То есть энергетическое поле Вселенной как бы прорывается, и ты можешь оказаться рядом со своей привязанностью. Как это происходит, мы не знаем. У Ушара раньше такого не было, он мог чувствовать и общаться с Юми только мысленно.

— А у кого было? — не менее серьезно спросил дед Саня, делая поправку на то, что они ж инопланетяне, все же, черт их знает, что там в инопланетных делах происходит, хотя похоже на брехню. Скажи кто другой, не поверил бы. Но вот он, сидит потерянный и без штанов.

— У Кайло было, — Траджен вздохнул, — мне Миара рассказывала, а ей Юми. Это... ну вот как в гости ходить. Раз, и ты уже в гостях. Кайло так с Рей общался. Теперь, получается, что Ушар тоже... в гости сходил... И вот — результат.

— Ага, — дед Саня с интересом глянул на Ушара, смотревшего куда-то в стену, явно раздумывающего о чем-то, — значит, на свиданку, что ли, мотанул?

— Вроде того, — согласился Траджен, — но там возникло... эти вот следы, от веника, Юми восприняла, как... как... В общем она решила, что у Ушара была связь с другой женщиной... А это, можно сказать... смертный приговор!

— Хм-м-м... ну, дальше понятно, — кивнул лесник, — обратно она его отправила голым и босым. Это залет, парни! Вот что я вам скажу.

— Мы уже поняли, — вздохнул Траджен, — но он успел ей объяснить, что это недоразумение. Сила сама решила, что свидание пора заканчивать.

Дед Саня помолчал, потом усмехнулся:

— А что? Удобно! Вот мой Петька. В море как уйдут, так на несколько месяцев. Ныряют там на своей лодке... А тут, гляди-ка, раз — и уже у жены под бочком! Раз, снова под водой на лодке. Или там, в военных действиях, очень даже нужное изобретение. На войне-то ох, как баб не хватает... Кхе-кхе... Главное, чтоб боевая тревога не зазвучала, а то ты там с женой на свиданке, а потом раз, и без штанов уже в атаку... А так-то очень даже...

— Сань! — все обернулись на голос, баба Женя, в длинной фланелевой ночнушке и накрывшись большим платком, стояла в дверях, с удивлением в глазах и на лице, видимо, разговор слышала.

Ушар натянул одеяло по пояс, а баба Женя, пройдя в комнату и осмотревшись в густых сумерках, сказала:

— Уж не знаю, кто тут куда по ночам шастает, не мое дело, но Ушара надо одеть. Иди, Сань, там из шкафу достань. А я тут пока... С ним побуду, — баба Женя присела на кровать к Ушару, покачала головой, седые прядочки выбившиеся из заплетенной косицы, заколыхались в такт, — он же сам не свой! Столпились они тут! И спать вы ляжете или нет?

Операция по изъятию стыренного с завода неучтенного спирта началась строго по плану. Вавля поднял дядю Володю-диспетчера, а по совместительству и начальника полетов, точно в условленное время, вызвав по рации. Сказал только, что Валерка срочно нужен, он знает, что делать, и отключился. Врать Вавля не умел, поэтому сказал правду — Валера был нужен!

Дядя Володя, продрав глаза и костеря результативных сынов Вавли на чем свет стоит, поплелся к летчикам в домик, затарабанив в двери:

— Валерка! Твою ж мать! Там опять у Вавли прибавление намечается. Ты прям как в воду глядел! Точно с рани невестка рожать надумала, что ли. Давай, на вылет! Проснулись — нет? Вставайте! Я пока деду Сане вызов сделаю, только б рацию включенную оставил... А то придется Костьке за бабой Женей сгонять...

Валера подождал, пока диспетчер скроется из глаз, просматривая в окно, уже одетый и готовый к выходу и сказал второму пилоту:

— Они сейчас подъедут, сразу в вертолет, за кустами веди, с тыла, а я пока дяде Володе зубы буду заговаривать...

Дед Саня притарахтел на «Буране», тащившим сани с Ренами тоже, строго по плану. Рены, в тулупах и шапках, несли с собой шлемы, все замаскировано под поклажу, обвязанное платками а-ля «узелки дорожные». Курук винтовку упрятал под тулуп, отчего она выпирала некрасивым пупом. Встреченные на подходе к полю, быстро продвигались за Костиком к вертолету, освещенному прожектором.

Валера в это время отвлекал диспетчера рассказами о том, что слетали-то вроде и не зря, а вроде ж вон только сейчас что-то наметилось у невестки, и то не факт, что снова не фальстарт. Дядя Володя хмурился, потому как метеорологи выдали не слишком приятный прогноз. За ночь здорово потеплело. Такие перепады не в диковинку, конечно, но вот надвигавшийся снегопад мог здорово осложнить работу:

— Запад-юго-запад, ожидается усиление до 10-15, понял, Валера? А там кряж рядом! Фронт может быстрее двинуться, попадешь ты...

— Первый раз, что ли, — отмахнулся Валера, считывая взглядом, что там пришло от синоптиков.

По карте выходило, что, вроде должны успеть. Вавля вчера и без синоптиков сказал, что будет снег. Ну, снег, так снег.

— Разберемся, — Валера уже надевал шапку, как дядя Володя воскликнул:

— А чего это там у вас лишних сколько?

Заметил все-таки!

— А это... Дак племянники ж, бабы Женины, с нами полетят, сидят же тут, а им домой надо! Если невестку рожать в район везти, и они заодно, а если нет, так Вавля их на упряжке доставит, он точно хотел в район ехать!

— Племянники что, тоже все фельдшеры? — с подозрением спросил диспетчер.

— Не-е-е, — честно ответил КВС,- но им точно с нами надо лететь!

— Иди ты, Мацура! — не зло возмутился дядя Володя, — Ничего записывать пока не буду. Нарушаю из-за тебя! Только попробуй напортачить что! Тогда точно впишу, тогда сам будешь разгребать! За несанкционированных пассажиров!

— Идет! Главное, чтоб вылет был санкционирован, правда?

Валера подмигнул диспетчеру и побежал к вертолету.

— Даже не знаю, на что похоже это, — сказал Траджен, обозревая салон вертолета, — оно точно летает? — он обернулся к Ап'леку, облокачиваясь с опаской на спинку кресла от «Икаруса».

— Летает,- подтвердил Ап'лек и почему-то рассмеялся, — вот подумал, а как бы это вело себя в гипере? Но сейчас сам узнаешь...

Дед Саня немного волновался. Все же впервые «на дело» шел, по сути, разбойное нападение, совесть где-то там подкусывала в сознании, но не больно, потому что Михалыч точно знал, что никто не пострадает, вот был уверен и все! И еще отъем заныканного от общества спирта не для личного обогащения, а для острой необходимости. Дело жизни и смерти! Однако ж, втянув в преступную группу Валерку с Костиком, все равно мысленно каялся и тщательно просеивал дальнейшие варианты развития событий. Сергеич, конечно, не вовремя нарисовался, теперь придется следы путать и участковому самогонки нагнать в двойном размере.

Жена Сергеича бросила, один остался, страдает... А тут пенсия уже повисла на погонах, да никаких происшествий нету... А тут подозрительный цирк приехал...

«Будем думать», — решил дед Саня, возлагая большие надежды на бабу Женю.

Курук с таким откровенным восхищением рассматривал кабину и приборы, что Костян засопел ревниво:

— Что? Не ваш корабль, да? Да все равно наша птичка лучшая! Да наш вертолетик...

— Ррррррр, вертолет! — уважительно воскликнул Курук, он просто жаждал узнать, как тут все устроено, и был готов прямо сейчас взять и взлететь...

Просто взять и взлететь не получилось, потому что Валера снова обнюхивал и осматривал машину...

— Пристегнулись все! — гаркнул Валера строго, усевшись в свое кресло, подключая шлемофон, — Костян, смотри мне! Взгляд влево-вправо, хоть на секунду отвлечешься, отстраню, нахрен! Готовимся к запуску! Что с подветренной?

— Левый...

Потом они все включали или выключали какие-то рычаги, рычажки, кнопочки, свет и маяки, нет ли льда в каких-то каналах, не примерзли ли лопатки... Курук вслушивался в эти переговоры и команды, а внутри подрагивало от того ощущения, что происходит нечто, между пилотом и машиной, мгновения, когда корабль оживет и теперь все будет зависеть от того, насколько ты знаешь и чувствуешь свою машину...

Курук скучал по «Канюку». Сейчас почти обескровленному, который стоял там, в снегу, все таки донеся их на этот мир невредимыми...

И только потом Валера, выслушав разрешение дяди Володи, сказал:

— Запускаем!

Впечатления от взлета Курук выразил восхищенным взглядом и общеизвестным жестом, а Траджен, вспомнив огроменное пернатое страшилище с клювом, полным зубов как у циркулярной пилы, когтями на крыльях и кривоватыми лапами, как у бегового ранкора, по кличке Шукша, глубокомысленно заметил:

— Ну, на ком мы только не летали...

Вавля ждал вертолет, выйдя чуть вперед, всматриваясь в темное небо, по которому неспеша пока, тянулись облака, а в прогалинах между ними подмигивали звезды.

Шесть грузовых нарт, нгуросов из большого хозяйства Вавли, и одни легкие, уже выстроились в караван. Оленей из ездового стада Вавля выбирал сам, быков-темг, которые поведут упряжки, обучал сам, поэтому был уверен. Собственно, обучали всех хабтов, чтобы каждый мог упряжку тянуть, кроме важенок и быков производителей. Но, как говорил Вавля: «Некоторые учатся, некоторые вообще не учатся. Которые не учатся, их оставляем, чтобы съесть потом...» Свою гордость, беговых, быстрых, конечно для такого дела, как тяжелый переход по тайге, не взял. Тут не быстрота нужна, а выносливость и опыт. Быстрые, те на соревнования! Опять приз будут брать! А для такого дела — нет, тут особые нужны...

Любимый нензаминдя Вавли, ведущий олень, и есть главный в пути. И только на него Вавля может сейчас положиться. Снег будет. И уж тут чувство направления передового и в буран, и в снегопад не сойдет с пути, да еще и Вавлю предупредит, если отклонится. Домой возвращаться как раз в снег придется, да с метелью... Поэтому старый оленевод и сыновьям, и внукам установку дал, да проследил, как оленей ставят, как плечевые лямки с поясом сели, и к каждому оленю подошел. От них теперь зависеть многое будет. В агрише не пойдешь, не тундра, лес, так что придется каждому свою упряжку вести. А домой передового чутье ведет, этому не научишь, бывало сам Вавля в пургу, когда видимости нет, бросал вожжи, доверяя передовому. Привык он к нему, уже восемь лет вместе, понимают друг друга.

Цель экспедиции вглубь тайги Вавля объяснил просто: «Валерке с Михалычем помощь нужна». А раз помощь нужна, то больше и спрашивать нечего. Тут не принято ни знакомого, ни незнакомого в беде оставлять. Но Вавля, наморщив и без того сморщенный лоб, добавил:

— Очень нужно. А Михалыч сказал, что цирка будет! Да еще топливо для генератора!

Это известие подняло настроение, мужчины переговаривались, олени лежали в снегу, а Вавля ждал вертолет, сдвинув на затылок капюшон совика, вслушиваясь в темноту.

Валера, снижаясь, включил посадочные и прожектор, но Курук, прилипнув к иллюминатору, видел только белое поле внизу и размытые очертания темного на темном, Шельнеж-камень, лесистый кряж, а остальное — сплошная мгла.

Дед Саня сразу направился к Вавле, что-то тихо говоря ему, а когда подошли Рены и пилоты, кивнул оленеводу: «Вот они!»

Собаки, по традиции, расселись неподалеку, внимательно следя за происходящим, свое общество не навязывали, но зорко следили за незнакомцами, а для знакомых слегка приветственно повиляли пышными хвостами.

Вавля узнал Ап’лека, тот протянул руку, как дед Саня учил. Вавля приподнял брови, снял рукавицу совика и пожал руку. Двое других, в тулупах и унтах, были рассмотрены тщательно, в ответ смотрели спокойно, хотя и заинтересованно. Тот, что постарше, с холодным и цепким взглядом, вызвал у Вавли эмоцию:

— Тц-ц-ц... — и посмотрел на Михалыча, — тосакабтада!

Дед Саня цмыкнул и ответил:

— Не для своих!

Траджен усмехнулся. Вавля заметил, но только покачал головой в капюшоне. Звездные люди выглядели как те, что во время Великой Войны пришли с побережья, когда лихие люди на обозы с олениной, китовым жиром и шкурами в тундре напали.

Пришли и ушли, лихих искать. Такие же вот. Хищники, что идут по следу, и пока добычу не загонят, не устанут и не свернут.

В глаза Куруку оленевод смотрел чуть дольше. Манка взгляд не отводил, так несколько секунд они и изучали друг друга, пока Вавля не вынес свой вердикт:

— Сармик ханена, но молодой, азартный.

Костян мялся с ноги на ногу, потому что ненецкий почти не знал, точнее, только несколько слов, Валера — чуть больше, но спрашивать сейчас точно не следовало. Знакомство — дело серьезное, а Вавля тут старший. Дед Саня с облегчением выдохнул и сказал:

— Так и порешим. Хулиган, Опасный и Волк-охотник.

Тут Вавля уставился на тулупы Ренов и ткнул рукой в меховой рукавице в Ап’лека:

— Силы потеряют, разве не видишь? Тяжело и мешать будет!

— Ничего, — дед Саня поджал губы, потому что Вавля прав был, но другого не было, а в своих одежах замерзнут, — они крепкие, да привыкшие. Осилят!

— Э-э-э-э! — Вавля насупился, — Не так! Время упустим, а там метель идет! Нельзя, чтобы медленно, надо быстро! — старик обернулся к своим сыновьям и крикнул, — Якля! Совик няхар! — и показал руками, расставив их широко.

Один из внуков, парень лет двадцати, сорвался с места и скоренько двинул к балку, а Вавля, окинув взглядом Ренов сказал:

— Так правильно будет, — посмотрел хитро, с прищуром, на Валеру, который с тоской глядел на упряжки и стоявших кучкой ненцев, готовых к дороге, — к Ханде пойдете, там ждать будете.

— Я с вами пойду, — вдруг глухо и твердо сказал КВС и посмотрел на Михалыча с отменным стальным упрямством во взгляде.

Ап‘лек встретился взглядом с Традженом, на этот раз эмоции Валеры снова били через край, хоть внешне никак не было заметно.

Курук тихо сказал:

— Наш пилот, как ударный модуль с искровым каллиматором Клинта. Даже страшно представить, что будет, если он направит всю энергию из своего реактора к преобразователю синхронизации...

— Вот это меня и волнует, — пробормотал Траджен, — что его преобразователь все никак не синхронизирует энергию с этой Иркой... Энергии выход нужен.

— Во там у него темного играет! — восхищенно произнес Ап’лек.

— Сдается мне, — Траджен кинул взгляд на деда Саню, — что наш главный або против...

Михалыч действительно был против:

— Еще чего! Такого медведя, да с собой! В тебе, почитай, пять канистров будет!

— И что? — уперся Валера, — И не пять, мне лишнего не приписывайте! Четыре с половиной!

Вавля с любопытством следил за спором, прикидывая, что Валерка-то еще и обидится вдруг, оно и понятно, все ж с этими, со звезд, интереснее, чем тут чай пить, да ждать.

Траджен, подождав пару секунд, сам принял решение:

— Боевая слаженность сыграет нам на руку. Даже если Ирка эта синхронизироваться не захочет в ближайшее время, Валера своих не бросит.

Курук усмехнулся и вытащил свой бластер из-за пазухи:

— Мне моей винтовки хватит.

Ап’лек, соглашаясь, кивнул.

Вавля, заметив движение, повернул голову и уставился на бластер, а Траджен, подключив вокодер, сказал:

— Он нам нужен!

Дед Саня посмотрел на Вавлю, Вавля помолчал, на лице цвета старого пергамента едва шевельнулись глубокие морщины, оглянулся на упряжки:

— Ладно. Только больше, чем повезут мои няхара хабт, в нарты не возьмем!

Костян, вслушивающийся в разговор, волновался и расстраивался с каждым мгновением. Ему уже двадцать шесть, а он вообще ни в какие приключения еще не вляпывался. И на войне он, как Валерка не был, и никаких подвигов не совершил. А тут такая возможность!

— А я? — встрял, не выдержав, второй пилот, с надеждой глядя на КВС.

— А ты при вертолете! — отрезал вдохновленный Валера, у которого сразу отлегло. Вот так, оказывается, тосковать по опасности... Когда звездные пойдут одни, а он, значит, будет в чуме сидеть и баранки хрумкать?

— Валерыч! — в отчаянии воскликнул Костик.

Вавля покачал головой:

— Не-ет, пять канистров...

— Четыре с половиной! — вставил дед Саня.

-Да еще три с половиной... тц-тц-тц... Что нам тогда, аж в четыре попрыска идти? А обратно все шесть? Не-ет, лишний груз, хабтам тяжело и так будет, обратно в метель идти придется.

— Ну, команди-и-р! — Костя почти впал уныние

Перспектива чаепития и ожидания в чуме его совсем не вдохновляла.

— Не хочешь чаю и угощений — иди в балок! — сказал Вавля, — Там тепло, выспишься. Мюсена со своими нескоро придут, им за стадом смотреть, далеко будут.

Принесенные внуком совики были розданы Ренам. Валера в летной куртке был признан годным к походу по сугробам, потом всех распределили по нартам, и Вавля, забрав с собой Михалыча, пошел вперед, к своей упряжке.

Для тайги оленей запрягали не веером, а цугом, попарно, а грузовые нарты были уже и гораздо длиннее тех, которые использовались в тундре. Так что рыцари, забравшись на дощатое покрытие, устроились на шкурах, а Траджен, вздохнув, резюмировал:

— Ну, на чем мы только не ездили...

Старая Ханде вышла проводить своих, выделяясь в темноте белой оторочкой ягушки, а Костик, понуро поплелся к балку в сопровождении лаек.

Вавля, а затем и сыновья с внуками, громко причмокивая, уже взяв в руки длиннющие хореи, поднимали оленей, трогая нарты с места. Еще некоторое время Вавля и остальные шли рядом с нартами, держа вожжу, только потом, когда олени ускорили шаг, прямо на ходу садились слева, криками «ехэй! ехэй!», погоняя оленей вперед, за основной упряжкой.

Траджен, осматриваясь, все никак не мог понять, почему это ощущение ДРУГОГО мира не проходило? Что здесь было не так? Сколько он видел этих стылых, во льдах и снегах, миров? Много... И здесь холод, но вот всегдашнего чувства опасности, которое генерировала его Тьма еще на орбите, не было! Что не так с этими або? Этот, спину которого он видел перед собой, только несколько раз оглянулся, почему-то улыбаясь, глаза превращались в щелочки, обветренное лицо, едва различимое из-за надвинутого капюшона с густой опушкой, и сказал: «Ты там держись, Тосакабтада!» То есть, старик со сморщенным лицом назвал его, Траджена, опасным, и..? И все?

Почему эти люди даже не насторожились? Рен видел ружье, лежащее справа от погонщика, но никакой тревоги не было! Вон оно что... Ведь никто не предупреждал их, что тут могут водиться ледяные черви Драл'к, как на Полусе, или вампы, или ледяные топтуны, или таквы, или еще какие твари, которыми кишели ледяные миры их Галактики. Да и не только ледяные. Где бы ни оказывались Рены, в джунглях или дождевых лесах, в пустынях или болотах, лес или не лес, как таковой сразу же воспринимался только как источник смертельной опасности. Этот лес... Траджен прислушался к Силе. Тьма копошилась там в своем углу, но не конкретно, скорее поругивалась, что ни хрена ей тут развернуться негде.

Мерцание снега в тусклом звездном свете, звуки скрипа полозьев, голосовые команды оленеводов, в такой глухой и дремучей спящей тайге, сомкнувшейся над ними заснеженными вершинами елей, и Сила, струящаяся густыми потоками, пребывавшая тут вечность... Мир, где Траджена не боялись, где никто не спросил кто он, где эти странные або не требовали за свою помощь никаких кредитов, не хитрили и не пытались обмануть... Странный мир.

Вавля, направляя упряжку, только касался пластмассовым шариком спины своего нензаминдя, подергивая вожжей, как опытный передовой уводил за собой остальных, продвигаясь вглубь замороженной тайги, обходя распадки, буреломы и выбирая более открытые места, где снега было меньше, и копыта-снегоступы оленей не проваливались глубоко. Однако периодически приходилось вставать с нарт, когда снег попадался глубже и тверже, облегчая хабтам путь.

Дед Саня, знавший эти места не хуже Вавли, все равно удивлялся, как это передовой, который тут не был никогда, чуял именно ту лазейку между пихтами и елями, где как раз пройти нужно?

Здесь уже сливались небо и тайга, а деревья проступали неясными силуэтами из Тьмы, свет звезд между подгоняемых ветром туч еще отражал снег в прогалинах между стволами, но эти «окошки» среди обрывков плотных облаков, становились все меньше.

Ап’лек, меж тем, выдыхая пар, косил взглядом на опушку своего совика, лезшую в глаза, а сам совик, пропахший дымом костра и чужим мужским запахом, был тесноват в плечах, но зато не так тяжел и сковывал движения, как этот основательный тулуп. Тулупом он накрывался, вскакивал по команде, чтобы продраться в снегу метров двадцать, опять сесть. Сын Вавли, ведший упряжку, молчаливый и отстраненный, как казалось, только рукой указывал, за что держаться, толкая нарты вперед.

Самому Ап’леку казалось, что он растроился, или, нет, расчетверился, мля! В этом мире, где все не так, его ощущения, всегда просто привычные, почему-то имели кучу вариантов! С одной стороны предстоящее дело поскуливало Тьмой от нетерпения, что наконец-то что-то стоящее, и что впереди уже замаячило определенностью. Путь домой, пусть пока расплывчатый, но хоть так, это не пустота.

С другой стороны, сегодняшняя ночь и Ушар, который не только видел Юми, судя по тому, что голым вернулся, лупасили по сознанию тоской по Анне с проблесками обреченности, если опя-я-ять придется искать, ловить и доказывать, что Рены накосяпырили, конечно, но это совсем не то, о чем она подумала...

С третьей стороны ему почему-то абсолютно нравился этот странный мир, где Сила струилась отовсюду, а источника не было! Словно этот лес, снег, земля и небо сливались в одно сплошное энергетическое поле, где сигнатуры або светились яркими силуэтами, а тени Тьмы проносились не концентрируясь в одном месте, а растворяясь в этом густом «киселе». Это тревожило Ап’лека, потому что такого быть не могло! На любом из миров в этом поле Силы были жирно наляпаны сгустки отменной Тьмы, откуда Рены с удовольствием черпали себе, сколько могли, врубаясь в противника и используя Тень по назначению. Тут Тень была. Он ее чувствовал, но почему-то не наваливалось, как обычно, то самое обостренное понимание, что на каждом мире их ждет смерть, стоит только на мгновение расслабиться. Рены были совершенно лишены каких-то сантиментов в отношении абсолютно всех, кроме своих. И эти «свои» — только ближний круг, куда доступа никому не было. Почему же сейчас Ап’лек был уверен, что и дед Саня, и Валера, и даже этот сморщенный старик Вавля, которого он видел всего второй раз в жизни тоже «свои»?

С четвертой стороны Ап’лек так легко погружался в этот самый «кисель» Силы, чего ему никогда не удавалось нигде и никогда. Точно малейшее усилие слияния его желания откликалось действием... Зрение Силы, которым он обладал еще до того, как Кайло решил, что их безалаберное отношение к своему потенциалу пора купировать и радикально укоротил их необузданность в поведении, приучая совсем к другому времяпровождению, чем то, как они разгульно-свободно жили до этого, именно тут почему-то воспринималось, как совершенно обыкновенное состояние. И это ему тоже, нравилось!

Первый переход, когда Вавля остановил караван, состоялся километров через семь, судя по навигатору на предплечье Курука. Олени отдыхали минут пятнадцать, ненцы о чем-то говорили, спрашивали, Вавля отвечал, дед Саня переговаривался с Валерой, а Траджен, подойдя к Ап’леку и Куруку, заметил:

— Они таскают с собой свои ружья всюду, смотри, отлить пошел и ружье с собой!

— Або Михалыч говорил, что волки, — ответил Курук.

— При чем тут волки? — поддержал Ап’лек, — Валера мне чуть не засадил в своем доме, хотя, думаю, не засадил бы, так, пугал. Но ружье бабахнуло, у меня в ухе звенело.

— Значит, у этих бичей может быть этого оружия до хрена, — резюмировал Траджен, — а я обещал, что они не пострадают...

— А я уверен, что у этих бичей есть песели! — сказал Ап’лек, — Тут у всех песели. Вот тут засада может быть.

— Насчет собак уговора не было, — нахмурился Траджен, поправляя ножны.

Ножи с собой взял каждый из Ренов, потому что Рены без ножей не выходили никуда, кроме своего дома.

— Собаки не виноваты! — уперся Ап,лек.

— Зарядов танглера не так много, — покачал головой Курук, — всех валить на полную мощность может не хватить. Расход большой. Плюс добавка на полную, чтоб мы успели уйти, а эти бичи минут через двадцать только очухались.

Ап’лек был недоволен и даже хотел разозлиться.

— Глянем со сканера, решим, — подумав, успокоил его Траджен, а потом повернулся к Куруку, — ты боевой для Валеры заблокируй, если что не так пойдет, он всех наглухо укладывать будет.

— Согласен, — кивнул Курук.

Тут Ап’лек резко обернулся назад, вглядываясь в темень леса:

— Там... метров пятьсот... не собаки, крупнее...

Вавля, выслушав Траджена, спокойно заметил:

— Сармик, знаю, не подойдут, сопровождают. Умные. Не полезут, только следят. Не будут нападать, хоть и хочется им.

А потом опять, зигзагами по снегу. Примороженные ветки каких-то кустов хлестали по плечам и лицу, приходилось уворачиваться, опять вскакивать и толкать нарты, и так до второго передыха оленей.

Курук все это время, чутко прислушивался к малейшим звукам, как привык, отделяя те, что шли от каравана и людей, от тех, что издавал лес. Скрип деревьев, падающий с лап елей снег, посвист крыльев пикирующего филина, даже слабый «кок» пойманной куропатки. Только все равно, отмечая в сознании все, что происходило тут, мыслями он возвращался к тому моменту, когда набирал в навикомпе координаты Каннидж Барр, а набрал, крифф возьми, какую-то хрень. КАК? Не мог же он ступить настолько, чтобы выйти за пределы сетки координат СВОЕЙ Галактики? Ну да, мог нырнуть куда-нибудь не туда, но не так же кардинально-то! Да и было всего раза три... хорошо, пять! И что? Знакомились с каким-то новым миром. Когда фонило Силой, шли по следу и удачно так брали, что нашли. И все! При чем здесь ДРУГАЯ Галактика, где все не так? Никогда и нигде Куруку столь сурово не поступало приказа. Он не понимал, к чему такие сложности. Манка-кот на охоте прекрасно бы справился и один, выманив бичей какой-нибудь громкой штуковиной, и пощелкав их, как сидящих уток за несколько секунд. И сделал бы так, что их никто и никогда не найдет. Плазмы у него три кассеты! Это захват? Захват. Рены берут то, что им нужно. Теперь придется подбираться не больше, чем на десять метров, потому что для нитей танглера и парализатора это максимальная дальность... И еще собаки! И еще это веселое, что кружило в Силе, когда они в доме деда Сани... Как будто и не чужой мир, и как будто они там были уже в сотый раз, хотя прошло только три дня...

Душераздирающее «ыууу-ыу» и ответное в ночи, слушалось жутковато, но никто из ненцев не схватился за оружие.

«Сармики», — подумал Курук, — «волки по-ихнему, а я, по определению або Вавли, тоже... сармик-охотник. Как догадался? Он не мог читать мысли и считывать эмоции...»

Второй раз Вавля остановил караван почти на границе нетронутой палом тайги и того, что открывалось за этим краем живого леса. Мертвое место, с торчащими черными, заляпанными снегом сгоревшими стволами, открытое и слабо мерцавшее в бледном свете звезд пространстве, где сливавшиеся мрачные тени складывались в зловещие какие-то фигуры.

— Отсюда пойдем быстрее и тише, — сказал дед Саня, — остановимся за километр, ближе нельзя. Не передумали Валерку с собой брать? — спросил лесник, глядя, с каким азартом летчик приноравливался к бластеру, — Он-то в ваши игрушки не играл, скорее вмажет с размаха, а это вот нам не надо... Его остановить-то, — дед Саня крякнул, покачал головой, — на кой он вам нужен, скажите? У них ружья, а Валерка, конечно, в рукопашной точно медведь, задерет и не рыпнешься. А, ну, пулять начнут?

— Не начнут, — усмехнулся Траджен,- а ему надо... стравить давление в двигателе...

Дед Саня посмотрел прямо в глаза Траджену:

— Ты это... с давлением бы вы аккуратнее, что ли, были.

Сруб пывзяна рубили еще когда артели промысловиков были. Уходили в лес надолго, на несколько месяцев, бригадами, так что избушка и не избушка вовсе, а приличная изба получилась. Со временем обветшал, но в шестидесятых пришли бородатые геологи, тоже себе присмотрели это место. Базу там устраивали с весны и до осени. Тогда и сарай пристроили, и огородили, пару навесов, защищенных с трех сторон, обустроили. Потом артель разогнали, геологи нашли, что искали, но севернее, а пывзян еще долго служил прибежищем тем промысловикам, кто в ту сторону уходил. Но после нескольких лесных пожаров живность с тех мест подалась в более спокойные обиталища, а пывзян ветшал себе потихоньку, хотя запас провизии, дров и спичек всегда на месте был.

Рены и ненцы обступили Курука, который, вытащив из-за пазухи датапад, отсматривал показания запущенного маленького сканера, который Траджен вез в своем шлеме. Только глазели або не на показания, а на то, что невиданная штуковина в руках Курука светилась голубоватым светом, а еще, перехватывая предплечье прямо по меху совика широкой пластиной вокруг руки, мигали разными огоньками какие-то то ли кнопочки, то ли окошечки, да на крохотном квадратном экранчике светящаяся точка двигалась.

Дед Саня все прилаживал комлинк к запястью и повторял про себя, что нажать, когда заметит зеленый огонек.

Вавля помял губы и спросил:

— Этот «глаз» издалека... от какого топлива работает?

— Там, внутри него, блок питания, — ответил Траджен, — но его тоже нужно заряжать, хоть и нечасто. Пока у нашего заряд еще остался, посмотрим, что там в пывзяне происходит.

Вавля отошел к деду Сане и задумчиво сказал:

— Звездные люди много умеют. Смотрят издалека. Хорошо. Сиди себе в чуме, чай пей, да смотри в тиливизор, куда стадо идет. Но тогда толстый станешь, ленивый, пропадут олени... Вот мои два лета назад, пятьдесят голов ушли, не углядели. Искали, искали... Один охотник потом сказал, там твои олени. За семьдесят километров ушли! Пришлось потом два дня домой гнать. Этот «глаз» увидел бы. Да-а-а... хорошо... хорошо там у них, не теряют своих оленей...

Старик еще помял губу об губу и сказал:

— Сто оленей дам, как думаешь, отдадут «глаз»? У меня ведь генератор есть!

Дед Саня покумекал, решил, что Рены сто оленей не возьмут, куда ж их девать-то?

— Нет, вэсако, оленей не возьмут. За «глаз» спросить можно, конечно, только там, на звездах, все другое, может, генераторов у них таких и нету, свои есть. Узнаем!

После пала опять сомкнулась темным кругом снежная тайга, до пывзяна совсем немного, но тут Вавля свернул с прямого направления и повел караван кружным путем. Чтобы зайти с подветренной стороны, как объяснил потом дед Саня. Валерка хоть собак и не видел, когда спирт сгружали, но не могли бичи в тайге без собак жить. Значит, учуют Ренов раньше, чем нужно, а это уж совсем ни к чему.

Выбрав место посвободнее, старый оленевод собрал в круг все нарты, причем оленей развернули головами к ним. Ап’лек полюбовался на это зрелище, когда в клубящемся от дыхания паре стояли эти сильные, умные и красивые животные, протащившие за собой нарты по снегам дремучего леса, а один потянул заиндевевшую морду к Рену и смотрел печальными глазами, вопрошая.

— Хлеба хочет, — вздохнул внук Вавли, — разбаловали его дети...

Хлеба у Ап’лека не было, он только осторожно тронул мягкие губы оленя, надо же... не дернулся, а ведь Ап’лек чужой...

— Ты Енко пахнешь, его совик. Не чужой, раз пахнешь Енко.

Траджен опять всматривался в изображение, что выводил на экран датапада Курук, сканер покружил, снизился, облетел еще раз, завис у освещенного окна пывзяна.

— Не спят, — процедил Курук.

— Может, на охоту собрались, — вставил предположение дед Саня, — может прогноза-то не знают, а, может караул у них посменно, а, может, керосинка так горит, от волков.

— Керосин? — Траджен повернулся к Михалычу.

— А что ж еще? Кто ж сюда свет тянуть будет?

— Керосин горит хорошо? — снова спросил Траджен.

— Да еще как! — воскликнул Валера, совсем приободренный и совершенно точно возбужденный предстоящим походом.

Курук глянул на Траджена и пожал плечами:

— Как ветер.

— А тут что? — Траджен ткнул пальцем в что-то темное в отдалении.

— Да баня! — дед Саня тоже щурил глаза, пытаясь рассмотреть, что там «глаз» показывает, — Старая уже. Там речушка такая, оттуда и воду берут. Сейчас и не видна.

Курук кинул взгляд на Ап’лека, снова на Траджена, но тот покачал головой:

— Там, смотри, дровник почти рядом, нет, не вариант...

Сканер, меж тем, почти вплотную приблизился к окну, но что-то рассмотреть было невозможно, кроме как подивиться фантазии мороза, красиво разрисовавшим маленькие стекла.

Собаки нашлись под навесом, в углу, три штуки, спали, свернувшись «калачиком» и прикрыв хвостами носы. По виду вполне себе здоровые лайки, грамотно устроились. Вроде и в затишке, за снегоходом, укрытым брезентом, а вроде и обзор двора приличный.

— Эк Альберт-то обустроился, — процедил дед Саня, — основательный какой. Снегоход, значит у них... В Цыеле чужих не видать было, значит, в район гоняют. Там-то всяких полно, кто ж их разберет, там вон газовики туда-сюда шастают, да и народу побольше. Думаю я, ребята, и рация у них есть. Раз так комфортно устроились. Даже вон, сортир новый поставили, хотя его там сроду не было. Да забор Альберт вокруг навтыкал, гляди-ка, да-а-а...

Вот тут Ап’лек оживился и ткнул пальцем в стоящий в отдалении маленький прямоугольничек:

— Сортир!

— Рефрешер по-вашему, — согласился дед Саня, — подальше, на выпасе устроили, там раньше геологи своих лошадей держали, когда на базе обретались...

— Подойдет, — повеселел Курук.

Дед Саня задумчиво смотрел куда-то в темень тайги, соображая, что тихо никак не получится. Собаки и забор. Хоть с какой стороны заходи, учуют. Эх, не напортачили бы пришельцы, может зря он Валерку-то взял... Волновался Михалыч.

Ветер уже поднимался, небо заволокло окончательно, хлипкие снежинки кружились в воздухе, точно первые десантники, а Вавля, втянув воздух, сказал:

— Не успеть вам до снега.

Ап’лек усмехнулся:

— Да нам все равно, — тронул деда Саню за рукав и нажал невидимую сбоку кнопочку. На комлинке замигал желтый крохотный датчик.

— Маяк, — сказал Ап’лек, — и у нас маяк. Как Традж вызовет, так и идите.

— Он что, боится, что мы заблудимся? — удивился Вавля, а ненцы заулыбались.

А вот, когда Рены надели сначала подшлемники, потом шлемы, все разговоры смолкли. Теперь оленеводы смотрели с какой-то выжидательной натянутостью. Никогда ранее не виденные головные уборы кардинально поменяли облик этих незнакомцев, укрыв лица за страшными масками, словно отделив за минуту этих от тех, кто ехал с ними в одних нартах.

Дед Саня, видя, как Вавля хмуро рассматривал пришельцев, сказал:

— И я вот так же, вэсако, как увидел, так заледенел, поначалу. Думал, шпионы какие. Это форма у них такая. Чтоб и ночью видеть, да всякое разное у них там внутри, от всякого разного. Как противогазы.

— Противогаза знаю, — отлегло у оленевода.

— Вот! — отлегло и у деда Сани, — Считай, в противогазах они, потому и страшненькие такие.

Все-таки тут снега было не в пример меньше, чем на поле, где сел «Канюк». Это радовало. Валера таранил целину, заменяя Кардо, Рены вполне сносно, всего лишь по колено, топали позади, да и веса в них сейчас было меньше, чем в своей броне и с оружием.

Внизу ветер не слишком хулиганил, пока только играл в верхушках елей, пихт и лиственниц, ссыпая на головы и плечи налетчиков снег. То, что некоторое сопротивление навстречу присутствовало, Валере было все равно. Он сам не ожидал, что подзабытое чувство опасности, покалывающее в затылке и совсем чуть-чуть пьянящее куражом, настолько обострит его восприятие реальности и заставит адреналин бушевать в крови.

Залегли под разлапистой пихтой, Курук осматривал в оптику пывзян и двор, а Ап'лек, сосредоточившись, сказал:

— Четверо. Трое лежат, один сидит. Больше никого нет...

Голос, изменённый вокодером, казался чужим и не живым, да и в этих масках Рены выглядели странно. Вроде в совиках, унтах, и херня какая-то на голове. Издалека вообще могло показаться, что головы у них нет.

Ап'лек еще раз проверил бластер Валеры, еще раз показал, как переключать мощность режима, на что летчик с досадой ответил:

— Тут дите лет десяти врубится, мне чего разжевываешь? Я ж не дебил и не в дупель пьяный.

— Собак сразу на полный, — не обиделся Ап'лек, — бичей можно вполовину, это минут на десять, потом добавим. Главное — песели.

— Если б не Михалыч... — процедил сквозь зубы Траджен, собаки вынудили план изменить.

— Псы не виноваты! — упрямо заявил Ап'лек.

— Кьюсаков на Лоте ты крошил своей дубиной без признаков соплей, — бросил Траджен Ап'леку.

— Не сравнивай! — огрызнулся Ап',лек, — Это были бешеные псы пиратов, и целая стая. Они убивали нас, мы их, тут все честно. А эти песели — другие! И мы пришли забрать топливо!

— На Локе мы тоже пришли забрать кое-что, — напомнил Траджен.

— Хватит вам, — Курук приподнялся и смотрел теперь сквозь кружащиеся снежинки вправо от пывзяна. Там деревья почти вплотную подходили к забору, которого тоже раньше здесь не было.

— Я стреляю оттуда. Как взлетит сортир, вы уже на позиции.

— А говно куда полетит? — спросил Валера, — У меня куртка новая.

— Как говно с плазмой взаимодействует, вопрос еще не изученный, — Курук выставлял режим на винтовке, — удар направлю от пывзяна, а уж какой разлет... неизвестно.

— Ты, это, — Валера смотрел на Ап'лека, показывая знаками, — сортир тоже посмотри, может там кому приперло, а мы его разнесем.

Дальше, уже включив режим боя, двинулись осторожно, каждый к своему месту. Ап'лек все контролировал, не взбаламутят ли лайки бичей раньше времени.

Курук легко подтянулся и забрался на пихту, просыпав снег с ветвей, но ветер уже и так вихрил пелену снежинок, сдувая ее с деревьев, крыши пывзяна, и поднимая с земли. К забору ползли в снегу, с двух сторон, Ап'леку и Траджену пришлось обойти по большему радиусу, чтобы подобраться к самому пывзяну, а Валера замер, высмотрев себе место, где надо будет махануть вперед. Собаки ему достались.

Курук забирал цель под крышу дощатого домика, но, все равно, «ба-ба-а-х» получился знатным.

Сгусток плазмы характерного желто-сиреневого цвета до столкновения с препятствием успел расшириться, но влетел в доски сортира в вполне коротким радиусом, сконцентрировав разряд на малой площади. Это ж не пушка Кардо, которая сносила все на своем пути метров на двести. Но то, что домик разорвало на мелкие клочья, взлетевшие вверх в столбе пламени, впечатлило Валеру основательно.

«Ни хера ж себе выстрел из винтовки...», — успел подумать пилот, зарываясь в снег и прикрывая голову руками, потому что фейерверк из огня, обломков досок и еще чего-то темного, согласно гравитации, устремился вниз. «Шлеп-шлеп-шлеп...» Метрах в пяти от залегшего Валеры что-то плюхалось в снег.

«Недолет», — констатировал летчик и рванул к забору.

Ап'лек и Траджен вообще не заморачивались куда и что летит, перемахнули ограждение почти одновременно, так же одновременно затрещали по швам совики, все же маловаты они для них оказались.

Один из охранников, бодрствующий, за несколько секунд выскочил на крыльцо, держа винтовку наперевес, за ним следом второй, в носках, но в штанах и свитере. Из избы кто-то орал: «Что там?»

— Говно рвануло! — заорал в ответ первый, но тут собаки, бросавшиеся на забор, как припадочные, потому как малость были ошарашены взрывом и не понимали, что происходит, одна за другой кувыркались на снег.

Синий радиальный светящийся луч не заметить было невозможно. Валеру, восседавшего с бластером на угловом стыке забора, за навесом, мужики не видели, поэтому замерли от удивления.

Тут Ап'лек и Траджен, не церемонясь, сначала долбанули охрану в стену пывзяна, причем довольно чувствительно, ударив о мерзлые бревна, винтовку рванули Силой, отбросив ее подальше, упавших и ничего не понимающих охранников добили из парализатора. Третий, в открытую дверь увидел нечто, в светлом, а вместо головы темнота, и заорал, паля из двух стволов сразу:

— А-а-а-а-а, бля-я-ять, тут эти, без головы... всадники..., — пытаясь лихорадочно достать из карманов ватника патроны трясущимися руками.

Валера был настолько собран, что истерично-яростные псы, даже заметив его, не произвели впечатления. В такие вот моменты его мозг отключался от всего, кроме задачи и цели. А цели — вот они, хоть и подвижные, но на «пуск» летчик нажал всего три раза. Парализатор сработал мгновенно, застав псов в прыжке. Выстрелы прогремели неожиданно звучно. Валера спрыгнул и, пригнувшись, вдоль забора метнулся к дому, краем взгляда уловив движение слева. Значит, Ренов не задело?

Ренов не задело, потому что, как всегда, за пол секунды «до» их уже не было на линии огня.

Траджен даже хмыкнул от удовольствия, все же огонька немного будет! Это интересно.

Ап'лек, уйдя в тень шамьи, подумал, что не скучно вовсе! Вот тут Тьма разыгралась вовсю, вдруг мгновенно выйдя из спячки и собравшись в тугой комок, концентрируя эмоции, обостряя все чувства и заставляя четко и точно мыслить.

Валера двигался по стеночке к освещенному окну, за которым мелькали тени. Мужские голоса возбужденно переговаривались, потом стекло зазвенело, Валера отпрянул, прислонившись к промороженным бревнам, а высунувшийся из разбитого окна ствол был до боли знакомым.

Вот тут летчик разозлился. «Ах ты ж, падла!» Очередь автомат дал не целясь, поводив стволом вправо-влево. Из дульного тормоза был виден огонь, но Валеру это не смутило. Таких вот пламегасителей он близко повидал... замучаешься считать. Очередь смолкла и Валера рванул ствол вверх и на себя, стрелок держал крепко, поэтому подался вперед. «Ага, сука, капец тебе!» — и Валера хотел уже въехать прямым ударом, но тут автомат как-то сразу оказался выпущенным из рук охранника, Валера по инерции, потому что тянул, отступил назад, а детина, судя по габаритам нехилый, схватившись за горло, захрипел...

Траджен в это время Силой открыл-закрыл двери, два выстрела из дома, от досок отлетели щепы. Все внимание четвертого было приковано к дверям, он орал, матюгаясь, что ни хрена безголовые его не возьмут... Курук вообще не обращал внимания ни на что, а просто пробрался по крыше к печной трубе и кинул туда светошумовую гранату.

Раздался еще один «бабах!», потом вспышка, ор охранника. Он вывалился в двери, держась за уши и закрыв глаза, и Траджен уложил его из бластера, тут же переключив на танглер. Липкие нити полетели вперед, найдя жертву, оплели от плеч до колен и застыли сероватыми неопрятными соплями.

Придушенный детина был вытащен на снег за ноги.

— Он живой? — спросил Валера, держа автомат в руке.

— Живой, — Ап'лек рассматривал охранников. Бичи оказались вполне себе откормленными, небритыми, но в Силе кишело каким-то скопищем чернильных щупалец, исходивших от противника.

Курук появился из-за угла, устроив винтовку на плече:

— А поддувает уже! Этих куда? К продуктам или в баню?

— В баню, — сказал Траджен, посмотрел на лежащих псов, — и собак туда же. Танглером сначала бичей, что останется — собакам. Сколько там у нас осталось еще парализатора?

— На этих, — Ап'лек толкнул одного охранника носком унта в бок — хватит, на псов не уверен.

Траджен нажал вызов на комлинке, дав сигнал, чтобы караван выдвигался.

— Тащите их, — Рен пошел к забору, доставая свой сайбер.

Вавля, заслышав звук взрыва, покачал головой и посмотрел с укоризной на деда Саню?

— Тц-ц-ц... вэсако, громко. Тайга не любит так громко! Твои звездные люди об этом не знают, только не мы одни слышать будем. Все будут слышать.

— Некому тут слышать, — не согласился дед Саня, — зимник еще не расчистили, и время не рабочее, а волкам да росомахам этот взрыв не навредит.

— Смерти я не чувствую, — вздохнул Вавля, — но не разбудили бы чужаки Нга, чтобы он не выпустил своих нгылека. Минлей машет крыльями, но нгылека могут напугать ее и тогда попадем в буран... тц-ц-ц... Духи леса, вэсако, не любят, когда взрывают.

— Знаю, вэсако, только звездным, раз уж их в Верхнем мире пропустили в наш мир, обратно надо, поэтому им разрешили, не сомневайся! — уверенно ответил дед Саня, но в этот момент прозвучали выстрелы.

Лесник различал их так же, как и голоса птиц, поэтому автоматная очередь застала его врасплох. Не могло быть автомата тут! Откуда? Еще взрыв....

Вавля поднимал оленей, покрикивая на сыновей и внуков, но тут комлинк замигал зеленым, и дед Саня выдохнул:

— Пошумели и все, вэсако, так что будет тебе цирка! Веселая!

«Буран» с дедом Саней и Ренами еще маячил в снежно-ночной мгле, а баба Женя уже выводила запряженного в сани Кольку со двора.

Кардо, Ушар и Викрул покидали в сани выданные хозяйкой инструменты в виде лопат для чистки снега, и смотрели теперь на госпожу Женю, пристально вглядывающуюся в каждого со вниманием.

Сама баба Женя, рассудив, что лучше сразу озвучить план работ на сегодня, поправила рукавицей маличи капюшон, натянув его поглубже на лоб и сказала:

— Забот у нас, ребятки, много… ох, много. Поэтому сейчас быстро раскидаем снежок, разомнетесь заодно, а потом приступим к плановым работам. Сначала скотина, потом будем пельняни лепить, потом постирушка у нас по плану.

— Скотина, пельняни, постирушка, — пробормотал Кардо, когда Викрул перевел.

— Снежок еще, — добавил Ушар, — раскидать…

— Да фигня! — приободрился Кардо, — скотину, нахер, с одного удара, завалим…

— Цыц там! — баба Женя еще не закончила, строго посмотрев на Кардо, — Еще дело у меня к вам. Ответственное! Потому что сегодня вечером надо бы нам поучаствовать в общем празднике. Традиция у нас такая. Заодно посмотрим, как там вы веселить народ умеете.

Рены перебросились взглядами, а Ушар спросил:

— Мы что должны будем делать?

— Веселить... народ, — ответил несколько озадаченный Викрул. Может он не правильно перевел?

— Подробности я вам потом расскажу, а пока думайте, как снег будете кидать, кто из вас что умеет. Петь, плясать, на дуде играть. Дуда у нас есть, еще ложки деревянные и гармошка губная, Саня с войны привез. Раньше-то знатно получалось, когда парни наши еще при нас были. Ох, и наколядовывали мы! — баба Женя расплылась в улыбке, в темной сини глаз блеснуло таким отменным озорством, что Викрул удивился.

— Мы веселить никак… — Ушар посуровел, помотал головой, что «нет», — мы только попугать… можем.

Кардо почесал затылок под шапкой и добавил:

— Или там разбить, разобрать, взорвать…

Тут Вик толкнул его в бок, Кардо замолчал, а баба Женя, подняв бровь, спросила:

— Что «нет»? Петь, плясать, на дуде играть?

Вик закивал и сказал вполне четко:

— Да!

Баба Женя махнула рукой на сани, садитесь! Уже взяла вожжи в руки, обернулась:

— Ладно, тогда будем ряжеными. Куття-войса по-нашему. Там говорить не надо, молчать и шалить, дровник там раскидать… не сильно, в сугроб кого закинуть, или шапку, или человека, можно еще девушек зацеловать, например, а в дом входить шумно, громыхая, чем найдете… А Саня, как всегда на гармошке, а я уж ложками постучу… Ох, давно мы не озорничали!

Вик еще не перевел, но уже показал «Здорово!»

Кардо, выслушивая перевод, уже сейчас был готов идти, кидать, громыхать, кроме пунктика про девушек. Тут сработал рефлекс, ягодичные мышцы напряглись и он даже оглянулся, словно Хоника уже достала бластер, а она не промахивалась! Свою роль сыграло ночное наказание Ушара, так что в вопросе девушек Рены были единодушны. Это зацеловывание срочно вычеркиваем!

— А еще можно какую-нибудь девушку и с собой прихватить… ну так, ненадолго… — баба Женя тронула Кольку, а сама ждала реакции повеселевших рыцарей.

— Ирка? — спросил Ушар, ясно прочитав ее мысль, чему сам удивился.

— Соображаете, — баба Женя подмигнула Ушару и рассмеялась.

Ее план обретал конкретные очертания, оставалось выстроить творческую составляющую, то есть набросать какой-никакой сценарий проведения хулиганских действий, чтоб Ирке деваться было некуда. Проблема заключалась в Альбрехе… Баба свела брови и подумала, хорошо б вернуться, пока он спит, а то точно что-то натворит!

— Симеонг заартачится, — сказал Кардо, — может нам всю веселость запороть, мурглачий сын!

— Надо прикинуть, что ему пообещать…

— Пообещать ведь не значит, что мы потом отдадим то, что пообещали? — спросил Ушар.

Колька трусил по уже довольно укатанной снегоходом, санями и Ренами дорожке в снегу. К темноте леса рыцари как-то привыкли, белизна снега отражала слабый звездный свет, так что было видно контрастно темные тени деревьев на светлом снежном поле. Викрул глазами отслеживал проплывавшие рядом лапы елей, тяжело поникшие от снега, думал.

Валера рассчитал расстояние, выходило, что фронт работ приличный. Викрул поглазел на разложенные ветки, прикинул и стал объяснять бабе Жене, что надо бы поездить вот тут, как мог, изображая Кольку, сани и «топ-топ». Но госпожа Женя уже стала привыкать к тому, как они что-то показывают, произнося знакомые русские слова, поэтому кивнула на сани, Рены расселись и еще минут десять катались по предполагаемой посадочной площадке. Колька кружил по снегу, пару раз пытался оглянуться, поворачивая голову и навострив уши, не понимал, чего он тут таскает сани туда-сюда.

Наконец, баба Жена сказала, что неспокойно у нее на душе, время идет, скотина не кормлена, козы не доены, да и Альбрех без надзора.

Дальше Рены, отследив визуально инструктаж госпожи Жени, принялись утюжить площадку, бурно двигаясь по прямой, выкидывая снег за пределы ограниченной им площади. Вскоре тулупы полетели в сани, разгоряченные рыцари даже прибавили темп, а Ушар, покумекав, в самом центре доскреб снег до мерзлой, почти черной замершей травы, очертив некое подобие квадрата.

Потом они, не без усилий, но вытолкали обездвиженный ленд по грузовой аппарели, протащив его к полю метров на десять. Дальше застряли, потому как растопленный «Канюком» снег закончился, и начиналась целина.

Баба Женя думала о своем. Рены во время выполнения поставленной задачи рассуждали о том, как заставить Альбреха во-первых, принять участие в «цирке», потому что он таких «фокусов» мог показать, что и в Галактике мало кто мог увидеть, а, во-вторых, Викрул, считавший, что Ирку нужно покорить во что бы то ни стало, остановился, чтобы утереть пот со лба и сказал:

— Как думаете, если Валера преподнесет Ирке… дорогую вещь, она оценит?

— Это ты к чему? — не понял Кардо.

— Это я к тому, что мы свои кредиты, что на корабль откладывали, все вложили в подарки.

— Как-то не очень-то эти подарки зашли…- Кардо кинул полную лопату снега, дерево ковша затрещало, баба Женя крикнула:

— Это ж не экскаватор! Куда ты набираешь столько?

Ушар вспомнил, как они развернули «Канюк», барыгу и то, что свадебные подарки, ввиду непредвиденных нападений хейпских, не стали аргументами в доказательстве своих намерений.

— Кажется мне, что для Ирки драгоценности не показатель, — отрезал Ушар,- но тут важно, как именно Валера подарит.

— Валере мотаться за подарком на другой конец Галактики не надо, — добавил Викрул,- так что на этот раз обойдемся без косяков. Поэтому предлагаю… — он посмотрел сначала на Кардо, потом на Ушара, каф во взгляде нагревался, Тьма как-то встрепенулась — что-то намечается, а Вик хитро усмехнулся, — наш симеонг за несколько часов может соорудить из своих сокровищ такое, что Ирка ахнет!

— Да он жмот! — воскликнул Кардо, — Трясется над своими камнями...

— Ну мы же пообещаем ему что-нибудь? — с нажимом намекнул Вик.

— Осталось додумать, что именно, — проворчал Ушар.

Напаренный, накормленный и уставший от репрессий Альбрех храпел так, что было слышно в сенях.

Баба Женя облегченно вздохнула и кивнула в сторону хлева:

— Втроем-то быстро управитесь.

Кардо, хитро направленный Викрулом к козам, не будучи посвященным в тонкости ухода за скотиной, но предупрежденный Ушаром о коварном боевом Борисе, решил сразу расставить приоритеты:

— Стоять всем! — рявкнул Кардо, втискиваясь в загончик с лопатой и ногой за собой задвигая старое корыто для козьих отходов жизнедеятельности. Пахло как положено, но Кардо это не испугало. Зато Кардо испугал живность. Козочки сбились в кучу, смотря настороженно, Борька перестал жевать клочок сена и затряс бородой. Вторжение этого здорового и наглого козлу не понравилось. Главное, хлеба не принес, а орет! На его козочек!

Кардо был уверен в своем авторитетном рыке. Еще бы! Вон, на Рутане, когда от стада кудан отделилось штук восемь голов и понеслась прямо на Кардо и Ап'лека, которые завалили быка и уже тащили мясо к лагерю Ренов, Кардо рявкнул так, что ведущий дезертиров бык резко затормозил и погнал своих сподвижников обратно. Так что сейчас Рен, закатав рукава свитера по локоть, принялся добросовестно выгребать, что там накопилось в загончике, поглядывая на испуганных козочек, жавшихся друг к дружке и кидавшего взгляды на притихшего Борьку.

Козел понимал, что новый неформальный лидер суров, поэтому прикинул и решил усыпить бдительность.

Ушар, Курук и Колька из стойла с интересом наблюдали за развитием событий, а баба Женя не контролировала процесс, так как в это время в курятнике собирала урожай яиц.

Борька пятился назад мелкими шажками, пока не уперся мохнатым задом в стену, еще подобрался, выждал, когда Кардо наклонился, чтобы подтащить корыто поближе и стартанул. Впрочем, финиш оказался там же, где и старт, у стены. Тьма Кардо, совершенно трезвая, а потому на стреме, долбанула в сознании, Рен развернулся и приложил Борьку к бревнам, удерживая Силой, потом сиганул через корыто, ухватив за рога, завалил на пол загона, глядя в бессовестно-вызывающие желтые глаза козла:

— Ты на кого рога свои наставил, а? Да я тебя прям здесь завалю, боглик бодливый!

Тут баба Женя, вылезая из курятника воскликнула:

— Ах, ты ж, паскудник!

Кардо, уловив негодующие интонации в голосе госпожи Жени, наподдал пинка своей Тьме, спровоцировавшей его на нарушение пределов необходимой самообороны, отпустил козла, который, шатаясь, встал, потрусил бородой и тут же нагнул голову, демонстрируя намерения. Все те же, кстати.

Баба Женя поставила миску с яйцами на пол, сдернула висевший на стене серп и, подняв над головой, потрясла им:

— Я тебе! Причиндалы твои поотрубаю, да пойдешь на мясо!

Викрул, который натянул сдвинутые на лоб визоры, шепотом перевел Ушару пламенный монолог бабы Жени, а Колька, увидев серп, сделал два шага назад.

— Здешние дамы, я тебе скажу, — зашептал Викрул, весьма решительно угрожают лишить мужчин самого дорогого...

Кардо застыл, обозревая хреновину, по виду очень острую, а Борька вдруг дробно простучав копытами по доскам пола, скоренько притулился к своим девчонкам и сделал вид, что его тут вообще нету.

Баба Женя выдохнула и обратилась к Кардо:

— Вот давно б его уже на суп пустила, да, зараза, уж больно хорош! Таких козлят исправно строгает, что загляденье!

Кардо, наконец, понял, что острая хреновина не по его душу, а Ушар сказал:

— Все, расходимся.

Колька пофыркал, попрядал ушами и согласился с Ушаром, что инцидент был исчерпан.

Сделав три рейса с ведрами к компостной яме и набрав. сколько смогли унести дров (получилось много!), вполне себе получившие достаточно физической нагрузки Рены, наконец, ввалились в кухню, где весело трещали поленья в печи, а на плите варилось что-то пахнущее мясом. За столом сидел умытый и даже причесанный Альбрех, при их появлении что-то сунувший в рот и тут же сложивший руки на клеенке. Ну, как причесанный... Шерсть на голове не торчала во все стороны, а была прилизана мокрыми руками.

Рены сгрузили с грохотом дрова, а Ушар грозно заметил:

— Уже спер что-то.

Баба Женя, быстренько обежав взглядов посуду, открыла-закрыла ящик стола. Вроде все на месте...

— Проголодался? — участливо спросила она неожиданно смиренного Альбреха. Тот перевел взгляд исподлобья на Викрула. Мол, что сказала?

— Жрать хочешь? Опять? — хмуро спросил Викрул.

Симеонг кивнул и, что-то прожевав, сглотнул.

— Да что ж ты тесто-то сырое... — начала баба Женя, заметив, что, да, отщипнул неплохо кузнец, — идите вон, мойтесь, а я тут быстренько на стол соберу...

То, что на столе в зале снова не было хлеба, баба Женя заметила сразу. Впрочем, Рены зря думали, что она не видела пропажи некоторых предметов обихода. Баба Женя в своем доме видела все! Сейчас она острым взглядом определила, что не хватает литого подстаканника, а так же в серванте пропал сувенирчик, который ей дарила внучка на восьмое марта. Безделушка, где над половиной земного шара, изображавшим 1/6 части суши на тонкой металлической проволочке взмывал вверх металлический спутник.

Схрон Альбреха она обнаружила сразу. Тырил он только металлические предметы, странно и жадно смотря на любой, поглаживая кончиками пальцев и даже двигая ноздрями, нюхал, видать. Вот тут у бабы Жени и срослось. Мысль о том, что вечером ряженые в исполнении Ренов произведут фурор в поселке, заиграла блеском праздника, смехом Ирки и Валеркиным счастьем, инопланетяне, приобщившиеся к традициям и обычаям, дружба, значит, межгалактическая, а потом-то, понятное дело, официальный визит в нашу страну и... И... Тут баба Женя выдохнула и мысленно показала загнивающему западу фигу. Вот вам Империя зла, падлюки!

Совсем повеселевшая и даже как-то помолодевшая душой, баба Женя вернулась на кухню, готовая не только прикрыть своей грудью Ренов от вездесущего подозрительного Сергеича, отстоять Валерку в боях с Иркиным упрямством, но и с гордостью потом, когда время придет, рассказать односельчанам, что эти самые инопланетяне в ночь на Рождество у них немного так шалили, а потом еще и радовали всех своими «фокусами». Вот удивления-то будет! А, если ж эти парни еще и в гости успеют, ну, когда будут своего, как там... короля... нет, Лидера, сопровождать... А, если б еще и девушек-то своих привезли, вот хоть одним глазком-то глянуть...

В общем, баба Жена на взлете своих размышлений о великом будущем, поставив Кардо крутить мясо в мясорубке, а Викрула с Ушаром чистить рыбу и резать овощи, подсела к Альбреху и сказала:

— Подстаканник, между прочим, еще дедов, до революции купленный. Наследство браты привезли, на новоселье. Ладно с ним, с подстаканником... Есть у меня для тебя... подарок. Но не за так!

Баба Женя толкнула Викрула, переведи.

Альбрех сидел насупившись, осознав, что добычу могут отобрать.

Вик переглянулся с Ушаром, догадавшись, что вот и нашлось, чем можно Альбреха заинтересовать.

— Скажи ему, — госпожа Женя почти улыбалась и была очень, очень довольна чем-то, — что пусть забирает, что украл, ладно, прощаю, память о нас останется, но, если он сделает так, как я прошу...

Тут баба Женя скоренько занырнула к себе в комнату, покопалась в шкафу, достав большую коробку, тяжелую, плоскую и с тиснеными буковками ЗиШ.

Коробок таких было две, синяя и красная. Просто невестки, не посовещавшись, на сорокалетний юбилей деда Сани и бабы Жени придарили наборы столовых приборов, солидные, дорогие, из мельхиора, да еще посеребренные, но баба Женя тут же рассудила, что это и хорошо. Семья-то большая! Правда с тех пор так и лежали себе коробки в шкафу на полке.

Альбрех, едва завидев госпожу Женю с этой коробкой, приподнялся со стула и втянул воздух носом, а в темно-карих глазах забегали по радужке желтоватые искорки восторга...

Кардо крутил ручку мясорубки, наблюдая, как, чавкая, выползают через мелкие дырочки "мясные червячки", подкидывая куски мяса, а сам думал о том, что госпожа Женя явно что-то задумала, судя по ее эмоциям в Силе, нечто похожее на взрыв фейерверков в честь Дня Жизни. Ага. Это вот взрывающееся и красочное, Кардо УЖЕ нравилось. Мясорубка кряхтела, даже постанывала, стол почти ходил ходуном, но баба Женя уже открыла коробку, где на атласной подложке сверкнули серебристым светом довольно массивные, с узорным тиснением на ручках, ложки, вилки и ножи.

Альбрех засопел, ткнул ногтем указательного пальца в нож и услышанный отзвук едва не привел симеонга в экстаз. Он как-то утробно зарычал, прикрыв глаза и пробормотал:

<tab — Кодоанская медь... Откуда тут кодоанская медь? Никель с Антара-4, и одна треть ниикса! Ниикс, фраккинг! Который чиссы зажали у себя и хрен кому дадут!...

Баба Женя, внимательно следящая за реакцией симеонга, осталась довольна:

— Чего сказал-то?

Викрул, отложив луковицу и утерев выступившие слезы, поморщив нос, потому что хотелось чихнуть, перевел:

— Говорит — медь, никель и ниикс. Редкие, говорит.

— Да какое там, — махнула рукой баба Женя, — мельхиор чистить все время надо, подстаканник, что он спер, так тот серебряный...

Викрул глянул на Альбеха вскипавшим свежезаваренным кафом, по старому рецепту Ренов, и симеонг понял, что сейчас отберут сокровище...

— Вот что я надумала, ребята, — сказала баба Женя, — вечером пойдем мы с вами в праздник, надо ж нам как-то и выглядеть и вести себя соответственно!

— У нас репутация соответствует, — согласился Кардо, — все сделаем, как надо!

— Э-э-э! Еще ж не все! Надо ж, чтоб нам еще и наш мешок наполнили!

— Чем? — осторожно спросил Ушар, разделавшись с рыбой, и весь малость в мелкой шелухе.

— Как, чем? А пироги, а шаньги, да сладкого много! А еще ж кто и колбаски домашней подкинет, да вот сколь лет уже и апельсины, и мандарины... у-у-у... Мои-то мальчишки и пели и плясали...

— Мы плясать не умеем! — строго заметил Вик, с ужасом представив себя в роли танцора.

— А ты? — вдруг спросила баба Женя, уставившись в упор на симеонга, — У нас, вон, в цирке-то, по телевизору показывают, шимпазе так забавно пляшут... И на велосипеде ездят, и на лошадке скачут, все умеют!

Кузнец не отрывал взгляда от коробки и от сверкавших ложек....

— Альбрех! — рыкнул Ушар, гася в себе нетерпение и желание придать ускорение мыслительному процессу симеонга, — Тебя госпожа Женя спрашивает, какие танцы ты знаешь?

— И какие фокусы показать сможешь, а? — очень грозно спросил Викрул, — Нам за топливо рассчитаться надо! Участвуешь — хрен с ним, с подстаканником и с тем, что ты там натырил и в кладовке припрятал...

— Ты вот ему скажи, — добавила баба Женя, — что я ж ложки-то со всем остальным ему отдам, если он нам поможет... Вот так и вижу, приходим мы к Ирке, ну это уже с мешком, конечно, думаю, что полным, а наш кузнец и так, и эдак под гармошку, вот Ирка-то порадуется... Жаль вот Игорек у Зинаиды, да мы ж и туда можем потом нагрянуть, ведь правда? Так как? А нарядимся! Ох! Как вспомню, как Саня-то...

— Это мне будет? — хрипло от волнения спросил симеонг, даже надбровные дуги и кончики ушей покраснели, и он потянул руку к коробке.

— Тебе, — согласился Викрул, думая, это привалило удачно, что баба Женя этот поход с мешком затеяла, — но с одним условием...

Тут Вик кивнул Ушару, Кардо сам бросил бешено крутить ручку мясорубки, она была точно рада, потому как Рен молотил мясо со скоростью дробильного бура горнодобытчиков, поднял палец, привлекая к себе внимание бабы Жени. Та поняла, что что-то важное, закрыла крышку коробки, волшебное сияние пропало, симеонг закряхтел, а Ушар сказал:

— Сокровище получишь, если сделаешь одну вещичку. Не знаю какую, тут уж тебе решать. Поройся там, в своих боксах, тебе лучше знать, что можно приличного и, не побоюсь этого слова, драгоценного, сделать девушке Ирке в подарок.

— Свадебный, — проникновенно прогудел в ухо кузнецу Кардо, — и не зли меня, а то в угол поставлю!

Тяжелая ладонь Кардо опустилась на плечо Альбреха, мобилизованная из углов сознания Ренов Тьма нависла над симеонгом и весело оскалилась, а Вик спросил:

— Как там в твоей башке, творческий процесс уже идет?

Кузнец поводил ушами, потарабанил кривоватыми пальцами по клеенке, кинул алчный взгляд на коробку, баба Женя снова ее открыла, сокровища засияли...

— Идет! — прошипел Альбрех.

Вик кивнул бабе Жене, она подскочила со стула, относить коробку обратно, до выполнения всех обязательств. На пороге своей комнаты оглянулась. Рены в тельняшках, обступившие напыженного симеонга смотрелись сейчас до того домашними, что баба Женя подумала, это ж какие трубочистки их девушки, что им удалось от сажи дымоходы реновские очистить. Да и ручки у них золотые, видимо, раз эти здоровенные печки с угарным газом переложить смогли... так Саня сказал, а уж Саня повидал таких вот... лосяр...

После завтрака, баба Женя распределила Ренов за столом и дала новую вводную, раскатывая тесто и выкручивая из него ровные кружочки стопочкой:

— Пельняни, это меня Саня научил, у нас тут как-то не очень было, потом-то да, понравилось, теперь вот вкусно всем! И вам понравится! Но много надо! Так что мы тут впятером быстро управимся!

Два мешка пельменей на леднике в расчет не попали, потому что бабе Жене очень хотелось, чтоб инопланетяне как можно больше узнали о наших обычаях, привычках, о жизни, чтоб, значит, прониклись они русским духом, чтоб поняли, эта их Галактика и наша Земля теперь вроде и побратимы будут. Вон, столица-то автономной республики с одним городом в Болгарии тоже побратим. По братски, значит. А это уже много! Вот все вместе, по-братски, пельняней и налепят! А баба Женя пока и напечет, и наварит дня на два, да постирушки запустит, воды пришельцы натаскали, хватит. Сейчас нагреем и...

Кардо, следивший за руками госпожи Жени, никак не мог понять, зачем такой крохотный кусочек фарша втискивать в такое маленький кружочек? Альбрех очень старался, но у него ничего не выходило. Баба Женя терпеливо обходила бригаду лепщиков, показывая, как правильно. Ушар злился, Викрул почти рычал, один Альбрех сопел и упорно сдавливал пальцами тесто. Весь в муке Кардо, пыхтя, наконец-то соорудил нечто отдаленно напоминавшее лепешку с подранными краями.

Баба Женя не обижалась, ей было забавно наблюдать за ними, как они сосредоточенно пытались добиться результата. Когда на присыпанном мукой большом деревянном листе были уложены первые результаты титанического труда, хозяйка похвалила тружеников, пряча улыбку, и сказала:

— Теперь тут сами, а у меня дело!

Взмыленные от усердия Рены проводили бабу Женю мученическими взглядами, с тоской глядя на горку кружочков из теста и целый таз фарша. Кардо взял два кружочка, повертел их, смял, добавил третий, потом четвертый, решил, что пока хватит. Скалка его не пугала, механизм своеобразный, зато доступный, принцип понятен. Осталось модифицировать. Он раскатал учетверенный кружочек, выхватил из таза фарш, прикинул и добавил еще, залепил края. Фарш немного выпирал, но зато пельнянь ему понравился!

Альбрех, отследив действия Кардо, сказал:

— У меня глазомер точный! Наследственное. Предлагаю. Это тесто беру на себя, остальное ваше.

Ушар (теперь к мелкой чешуе на шее и щеках добавилась еще и мука) глянул на Кардо:

— Это ты правильно рассчитал. Быстрей закончим, быстрей постирушки, быстрей Альбреха на «Канюк» закинем. Мы же после постирушек свободны?

— Его одного оставлять нельзя! — сказал Викрул.

— Когда я работаю, — огрызнулся симеонг, — мне соглядатаи не нужны! Это моя тайна! И нечего вам лезть!

— Да пошел ты... со своими тайнами, — Ушар шлепнул фарш на лепешку, раскатанную кузнецом, — у нас еще работы на корабле... ты, что ли «Канюк» в обратный полет будешь готовить?

— Моя задача — топливо!

— А все остальное — наша! — Кардо полюбовался на продукт своего творчества и остался доволен.

— Я пойду, — сказал Ушар.

Викрул кивнул и спросил:

— А этим куття-войса, ряженым, ничего не будет, если они девушку похитят?

Тут Рены отставили художественную лепку модифицированных пельняней и посмотрели на Викрула. Заинтересованно.

— А что? — Вик ухмыльнулся,- Эту Ирку надо поставить перед фактом, то есть пред Валерой, на нейтральной территории.

— Это где? — осторожно спросил Кардо.

— Это в твоей каюте! — уверенно ответил Викрул, — У тебя там кровать подходящая.

— Да что опять моя каюта? — взвыл Кардо, — Как в постель, так все ко мне в каюту! То Кайло, бля, меня выселил, только опять привык...

— Вик прав, — вздохнул Ушар, — опять же, теперь твои железяки в отдельной кладовой, так что придется соглашаться. Да и тебе что? Ты ж тут, они никуда не полетят в какой-то там медовый месяц... Но нейтральная территория подходящая. Ирка по тайге бегать не станет, тут мы проследим, щиты включим, хрен сбежит, а на «Канюке» Валера ее точно поймает, уж как-нибудь...

Дальше рыцари принялись обсуждать детали похищения Ирки, но их совещание по этому вопросу прервала баба Женя, вернувшаяся из кладовой внизу, где хранилось, как ворчал дед Саня, «всякое барахло».

Это самое барахло из далекого далека баба Женя сейчас перебрала, не утерпела, чтоб точно знать, что пойдет, что придумать еще надо, чтоб инопланетные куття-войса сегодня сразили поселковых наповал.

Она уже решала, кому отдать маску волка, кому трех поросят, кому...

Баба Женя застыла, забыв что хотела сказать. На деревянном листе стройными рядами возлежали пельняни, не сказать, что б уж квадратные, так, живописно почти круглые, величиной с ладонь бабы Жени и с сильно пожмаканными краями. Но пузатенькие!

Кардо хотел объяснить, что он модифицировал эту мелкотню, чтобы было, что есть, но вспомнил, что вокодер у Траджена.

Баба Женя подошла поближе, поджала губы и сказала, стараясь не рассмеяться:

— Молодцы! Главное, пол таза осталось. Теперь еще чуток, и можно считать, что пельняни вы освоили.

Рены, настороженно читавшие ее эмоции, поняли, что госпоже Жене почему-то весело, расслабились, но тут Ушар, ощутив знакомую рябь в Силе, сказал:

— Вик, где твой комлинк? Почему-то думаю, что надо связаться с Траджем...

Баба Женя кинула взгляд за окно, уже светало, а там, за окном кружились крупные снежинки.

— Ох, — сказала баба Женя, — хоть бы не замело опять, а то как же Валерка-то полетит? Застрянут там у Вавли дня на три...

А Ушар тихо сказал:

— Пффаск!

---

Примечания:

юква — уха

черинянь — рыбный пирог

чукуры — треугольные пирожки " на укус", начинка разнообразная.

надзен — "тихо"!

пельнянь — пельмени

нгуросы — один из видов грузовых нарт, для перевоза тяжелого груза, бочек с горючим, запаса дров и проч.

копылья — специально выделанные бруски, набиваемые в полозья нарт для их скрепления.

попрыск- переход упряжки, после которого оленям дают отдохнуть. Около десяти километров летом, но зимой гораздо короче. До сих пор является мерой расстояния, которое измеряют именно в попрысках, то есть переходах.

хабт- кастрированные самцы, ездовые олени.

важенка — олениха

агриш- караван нарт, когда олени упряжки привязываются за впереди идущие нарты. Как правило, таким способом переезжают при каслании на новое место.

тосакабтада (ненец.) — опасный

сармик (ненец)- волк

ханена (ненец) — охотник

няхара хабт — трехгодовалый ездовой олень

пывзян — промысловая изба в тайге

вэсако (ненец.) — старик.

шамья — просторный чулан на сваях, где хранятся продукты (защита от хищников)

Нга-главный злой бог.

Нгылека -злые духи, подчиненные Нга.

куття войса( коми) — ряженые

Минлей — гигантская птица, создающая ветер.

Песни Юрия Антонова и Николая Анисимова.