Океанский простор маячил перед глазами бескрайней, темно-синей незыблемой равниной, чью застывшую на безветрии поверхность лишь изредка нарушали выпрыгивающие рыбины, желающие не то полюбоваться дневным светилом, не то глотнуть чистого, свежего воздуха, и птицы, которые ныряли вслед за ними, пикируя с большой высоты, да головами хищных Морских драконов, терпеливо дожидающихся добычи, что порой сама же, по глупости своей плыла им в пасть, предрекая этим свою судьбу.
Над ступенчатым плато, торчащим из воды будто скала в окружении барьерного рифа, защищающего его от внешних напастей и укрывая за пепельным туманом, опоясавшим леса и горы, стоял гул голосов, удары молота и треск древесины, смешанные со скрежетом полируемого камня и детским смехом, раздающимся то тут, то там, сменяющимся визгами и хаотичной болтовней, напоминающей рой жужжащих пчел.
Уже почти половина домов была достроена, тропинки вытоптаны, грядки посажены, а Большой Зал приобретал все более четкие очертания, с каждым стуком молотка приближая тот день, которого все с нетерпением ждут, а я боюсь и ненавижу, видя это уже во снах и чувствуя запахи горящих факелов даже наяву. Смертоносные Валькирии, так и свихнуться недолго!
Тяжко вздохнув, я бездумно уставилась на опостылевшую океанскую гладь, успевшую мне поднатореть за минувшие дни заточения в собственной деревеньке, и вновь подперев подбородок ладонями, в который раз вздохнула, проделывая этот ритуал через каждые несколько минут уже в течение часа, изрядно утомив этим и себя и окружающих викингов, отворачивающихся каждый раз, стоило им пройти мимо, лишь бы не видеть мою кислую физиономию, не прибавляющую никому настроения.
— Сними ведро с головы! — раздался гневный голос Липучки и я с неохотой перевела на нее взгляд, лениво повернувшись в ее сторону. Невысокая брюнетка в нелепом розовом платьице, украшенном грубой шнуровкой стояла перед рыжим громилой с упомянутым деревянным ведром на голове и таким же деревянным мечом, выражая всем своим видом явное недовольство его выходкой, пока непонятно в чем заключающейся. Ну подумаешь, ведро на голову вместо шлема надел. Разве это преступление?
— На кой, Молот Тора, ты его напялил?! Тебе что, мозгов не хватает, чтобы понять, что для того оно не предназначено?! — продолжала она бушевать, с каждым своим словом повышая голос и выходя из себя, снова заставив меня задаться вопросом: а в чем, собственно, дело? Чего она пристала к нему? А хотя… Разве ей нужен повод поругаться с ним? Нет. Все их споры каждый раз возникают на ровном месте и в этот раз тоже все по старому.
— Что ты прицепилась ко мне, женщина?! — взвился в ответ Скряг, напустившись на хрупкую, но не менее бойкую девушку. — Не мешай нам с Тюком играть в пиратов-захватчиков! — На этих словах он принял соответствующую позу и взмахом меча ненароком снес шлем с головы Липучки, за что тут же получил поддых и застигнутый врасплох согнулся пополам, выронив пресловутый меч.
Молча подняв шлем и безжалостно сдернув ведро, Липучка круто развернулась, напоследок стегнув его по лицу волосами и гордо удалилась к берегу. Ведро ей понадобилось, как выяснилось несколькими минутами спустя, чтобы было чем перекладывать пойманную рыбу, заполнившую уже все кадки, что стояли рядком на повозках, запряженных мулами, готовыми везти их в пещеры, где всегда холодно и хорошо хранится мясо. Оу… Это что-то новенькое. Неужто этим двоим наконец надоело сотрясать воздух попусту и они решили сотрясать его по делу?
Час от часу не легче.
— Все развлечение испортила, глупая женщина, — пробурчал расстроившийся Скряг, отреагировав на выходку Липучки на удивление гораздо спокойнее, чем ожидалось, что было изумительно вдвойне, ведь все прекрасно знали, что спокойствие и Скряг — вещи несовместимые. Все еще потирая ушибленную грудь, он задумчиво почесал лохматый затылок и заозирался по сторонам, явно что-то ища. — А где Тюк? — спросил он ни к кому конкретно не обращаясь. — Никто не видел Тюка?
— Здесь я, — раздалось откуда-то с боку. Удивленно повернув голову к близ стоящему кусту, я сунула руку в колючие ветви и с легкостью выдернув оттуда изрядно помятого юношу, всего истыканного колючками и репейниками, озадаченно спросила:
— Что ты там делал?
Тюк внимательно, с легкой долей недоумения взглянул на меня и ответил, указав пальцем-прутиком на не менее удивленного Скряга:
— Он швырнул меня в «трюм», сказав, что я его пленный, а мое судно теперь его. Ты что, не видела?
— Не-а, — сказала я просто и отпустила его обратно в куст, из терний которого он смог выбраться уже сам. Отряхнувшись и вытащив все листики и веточки, хлипкий викинг сел рядом и, помолчав несколько томительных минут, наблюдая, как и я, за скучающим Скрягом, продолжающим от безделья изображать из себя пирата, время от времени костеря Липучку на чем свет стоит, и сетуя на утерю капитанской шляпы, коим и было ведро, тихо обратился о мне:
— Ты так сильно не хочешь за него замуж?
— Представь себе, — съязвила я, проявив хоть какое-то более менее яркое подобие эмоций за минувшее утро, в течение которого только и делала, что сидела на выструганной из балки скамье и бессмысленно таращилась в горизонт, рассекающий океан и небо идеально ровной, почти невидимой линией, разделяя их на два ровных лоскута — голубой и синий.
Снова немного помолчав, Тюк осторожно заговорил, кося на меня рыбьими глазами:
— Разве он так плох?
Стрельнув взбешенным взглядом в посмевшего ляпнуть такое друга, я уже хотела было высказать все, что думаю о его глупых словах и перечислить все недостатки своего нерадивого жениха, но только открыла рот, как тут же закрыла его и отшатнулась, стоило блондинистой голове Ряхи, чьи бесчисленные косички-колтуны впились мне в лицо будто иголки, вклиниться между нами и безжизненно глядя на нас тусклыми глазами, еще не продравшимися ото сна, спросить:
— Что делаете?
— Да так, — с трудом сдерживая мгновенно разбушевавшиеся внутри чувства, ответила я. — Хотела выцарапать Тюку глаза, но ты мне помешала.
— За что выцарапать? — широко зевнув, даже недоусужившись прикрыть непомерно огромный рот ладонью, вновь спросила она, будто нарочно плюхнувшись посередине, вынудив нас потесниться и тем самым оберегая Тюка от моих далеко не миролюбивых посягательств.
— За то что хотел сказать об Утэре хорошее!
— А разве он так плох? — еще раз зевнув удивилась она, а я выпучила глаза, не веря своим ушам. Да она же слова Тюка в точь в точь повторила! Сговорились они все, что ли?!
— Ну знаете, — процедила я сквозь стиснутые зубы и отвернулась, сев к ним спиной, всем своим нутром ощущая, как они втроем переглянулись и дружно вздохнули, уже достаточно подустав за последние три дня пытаться переубедить меня и доказать, что Утэр — хороший.
Это Утэр-то хороший? Да «ха-ха» три раза! Такие как он просто не бывают хорошими!
В этот же момент к нам подошла Липучка и всучив Скрягу ею же отнятое ведро со словами «теперь носи его на голове сколько хочешь», оглядела наши тусклые, скучающие и немного смущенные физиономии и конкретно мою, злую, и спросила, растерянно приподняв бровь:
— Чего вы тут сидите?
Ответить ей никто не успел: Скряг, который несказанно обрадовался вернувшейся «капитанской шляпе», возопил во все горло, едва учуял удушливый запах рыбы, которым насквозь пропиталось несчастное ведро, при этом покрывшись еще и соответствующей слизью, и напустился на Липучку, ухватив ее за грудки:
— Что ты сделала с моей Капитанской Шляпой?! Она же рыбой воняет! — орал он, со слезами на глазах от досады и разочарования.
— Да потому что я в ней рыбу носила, як ты доморощенный! — неожиданно заорала в ответ Липучка, оглушительной силы своего голоса заставив нас аж подпрыгнуть и ошарашенно воззриться на них. Чего это они? Недавно ходили как в воду опущенные и тут вдруг опять разорались. С ума сойдешь с вами!
— А ни в чем другом не могла?!
— Нет, не могла! В следующий раз в твоем шлеме понесу!
— В своем неси!
— Еще чего!
И ожидаемо сцепились и покатились по земле, подняв клубы пыли, в котором только и виднелось розовое платье Липучки и алые космы Скряга, мелькая в этой каше-мале с поразительной быстротой.
Я хлопнула себя по лбу и, вместо того, чтобы привычно бежать разнимать их, осталась сидеть на месте и все так же бессмысленно таращиться на океан, да будь он неладен. Заворожил он меня, что ли?
— Может, разнимем их? — неуверенно предложила Ряха, склонив голову на бок.
— Лучше не надо, — возразил Тюк, которому совсем недавно доставалось от Скряга так, как не доставалось за всю его недолгую жизнь, что он с ним знаком, то есть, еще с самого с рождения. Ну еще бы! Вмешайся я и не дай Скрягу волю, наш бедный хлипкий викинг не мучился бы так, изображая из себя богатого купца, захваченного капитаном-пиратом, Грозой Семи Морей, издевающимся над ним, как душа пожелает. Но сегодня я не у дел, так что… Пусть сами как-нибудь справляются. Не маленькие уже.
— Согласна, — поддакнула я, вяло ковыряя носком башмака землю. Затем посмотрела на свою изношенную и потрепанную обувь и почувствовала болезненный укол раздражения и нарастающую злость, не на башмаки конечно же, а на саму сложившуюся ситуацию в целом, в которую попала так… так нелепо, Молнии Тора меня разрази!
Мне не хотелось быть здесь. Не хотелось сидеть тут, на этой дурацкой скамье, в этой дурацкой деревне, смотреть на этот дурацкий океан, один вид которого вызывал у меня тошноту, и страдать от безделья и скуки, совершенно не зная, чем себя занять кроме домашних хлопот и скитания между улочек, любуясь кипящей работой и послушно выполнять просьбы викингов (иначе папа с меня три шкуры спустит), если они были, потому что лицезреть противную морду мачехи и смазливую моську трусливой сестрицы Флики мне не хотелось абсолютно! Вот я и моталась туда-сюда, как шаболда, плюясь и насвистывая непонятные даже мне самой песенки, и думая, думая о том, как избавить себя от клейма сосватанной девицы.
Нет, мне хотелось совершенно другого: гулять по лесу, охотиться и бегать. Чувствовать свежий ветер, остервенело бьющий в лицо, ощущать хлесткие ветви и листья на своей коже, держать в руках лук и сбивать пальцы в кровь, стреляя, стреляя и стреляя… Я хотела свободы, быть вольной как птица и делать, что хочу…
Но еще больше я хотела к вулкану… Туда, где в его необъятных недрах прячется Дреки и ее новорожденные малыши. Я хочу встретиться с ней и видеть, как растут детеныши, а не протирать здесь штаны, выслушивая, какой же мой будущий муж распрекрасный да пригожий, и какая я дура и клуша, раз упускаю его достоинства из виду в угоду своему упрямству и эгоизму.
Только и слышу везде: Утэр хороший, Утэр хороший… Даже бабушка мне это твердит!
Окончательно взбесившись, я со всей силы пнула неудачно, или наоборот, очень даже удачно подвернувшийся камень, отправив его в долгий полет, и притопнула ногой, скрипя зубами так, что уверена — все это слышали.
— Э… — протянул кто-то неловко, а затем весело предложил: — Слушайте, а может устроим гонки на досках? Давно ведь этого не делали, правда? — Этим кто-то оказался Скряг, с напускным воодушевлением оглядывающий нас. Его предложение все тут же подхватили, осчастливленные возможностью развеяться и по настоящему развеселиться. — Что скажешь, Рапика? Присоединишься к нам? — спросил он меня.
— Не хочу, — буркнула я, не удостоив их даже взглядом.
— Рапика, — обратилась вдруг ко мне Липучка неожиданно серьезно, невольно привлекая мое внимание. — Я, конечно, понимаю, что ты совсем не хочешь замуж, но может не будешь так убиваться и срываться на всех? Мы же не виноваты, что твой отец решил вас поженить… — Она ненадолго замолчала. — Мы твои друзья и хотим тебе помочь, но не сможем, если ты не позволишь.
Хмуро взглянув на нее, я переспросила:
— Что ты имеешь ввиду?
Липучка вздохнула и пояснила:
— Да, ты выходишь замуж, но ведь это не конец света, ты будешь все той же Рапикой, которую мы знаем и любим, только уже нашим Вождем, а не просто дочерью Вождя… — Снова ненадолго замолчав, она продолжила: — Я лишь хочу сказать: давай оторвемся как следует, все вместе, пока можем… Давай проведем это время за любимыми занятиями и не будем думать о грустном… Идет, Рапика?
Отняв руки от лица и медленно выпрямившись, я посмотрела на каждого по очереди, видя на их лицах одинаковое выражение, какое бывает у друзей, желающих поддержать своего друга в беде и быть с ним рядом несмотря ни на что, и неожиданно для себя отчетливо осознала, что она права.
И чего это я в самом деле? Хожу как неприкаянная, постоянно думаю о плохом… Свадьба — не приговор и нельзя сдаваться, отпускать руки… И если уж я и вправду ничего не смогу изменить, — что маловероятно, с моим-то характером, — то хоть в самом деле оторвусь как следует и буду потом с улыбкой на губах вспоминать эти озорные деньки и не жалеть ни о чем… Разве что о свадьбе, которую не смогла сорвать… Что опять-таки, маловероятно… Уж я-то постараюсь, хе-хе.
— Знаешь что, — оживленно воскликнула я, вскакивая и впервые за эти три дня улыбнулась во все свои двадцать восемь зубов, взбодрив этим и себя и своих обрадовавшихся такой разительной переменой в лучшую сторону друзей. — Ты все верно сказала, Липучка. Идемте покорять вершины! — и почти что выкрикнув эти громкие слова двинулась за досками, кучей сваленными в одном месте, чтобы не мешались, под веселые возгласы моей разношерстной компании, поддерживающих мой настрой всеми руками и ногами, но только сделала было шаг, как тут же запнулась и застыла, выругавшись себе под нос. Вот же… И каким только ветром надуло?!
Передо мной стоял сам Утэр Хитролис, мой новоиспеченный жених, от одного вида которого у меня задергался правый глаз. Принесла же нелегкая…
— Какие это вершины ты собралась покорять? — спросил он меня, улыбаясь своей привычной полуулыбкой, очень похожей на хитрую усмешку. Позади раздались приветственные слова друзей, явно обрадовавшись ему как родному, чего я, естественно, ничуть не разделяла.
— Тебе-то что? — в миг ощетинившись, вспыхнула я и весь мой настрой сдуло подчистую. Я вновь почувствовала раздражение и нарастающую злость, плавно переходящие в бешенство.
— Просто любопытно, — ответил он, приглядываясь ко мне, не убирая с лица этой противной ухмылки, вгоняющей меня в дрожь и провоцирующую на необдуманные поступки. Так хочется стереть эту гадкую лыбу, что аж руки чешутся съездить ему по физиономии!
Так, Рапика, держи себя в руках. Только скандала мне еще не хватало!
— Рапика хотела сказать, — вмешалась в наш разговор Липучка, встав вровень со мной и глядя на Утэра со сдержанным восхищением и дружеской симпатией, неприкрыто благоволя ему, — что мы собираемся прокатится на досках, только и всего, — продолжала моя подруга и не подозревала, но возможно догадывалась, что я обо всем этом думаю.
— Вот как, — подхватил Утэр вскинув брови и снова посмотрел на меня. — Что ж ты мне сразу не сказала, я бы с радостью присоединился.
Я дернулась, а внутри меня явно что-то лопнуло. Наверное, это было мое терпение. Вот же гад лисий…
— А тебя никто не звал, — ласково пропела я, подражая голосу Липучки, которая в миг застыла с широкой улыбкой будто приклеенной к ее губам, правильно все истолковав. Да-да, подружка моя, да-да, ибо нечего стелиться перед этим пронырливым гадом!
Утэр определенно немного ошалел от моей наглости, потянув с ответом дольше, чем нужно. То-то же, поделом тебе, зараза этакая! Будешь знать, как ко мне клинья подбивать!
— Так пригласи, — вкрадчиво попросил он, наклоняясь к моему лицу, на этот раз сбив с толку меня, тупо моргающую и хлопающую ресницами, не в состоянии сделать что-либо еще. Л… Ладно, лис недобитый, твоя взяла. Этот бой — твой, признаю…
И пока я думала, что на это ответить, больше изумленная скорее его поступком, а не словами, в нашу своеобразную беседу вмешался уже Скряг, охотно принявший его в намечающееся приключение, и этому я тоже, конечно же, совсем не обрадовалась и напрягая все свои извилины в попытке сбагрить незваного гостя куда подальше, неожиданно натолкнулась взглядом на ведро с грязной водой, стоящей на балке дома, подпертого открытой дверцей, возле которого мы и сидели все это время, до того момента помогая здешней хозяйке отмывать запачкавшиеся клановые щиты над крыльцом, а ведро убрать забыли. Очень кстати, между прочим забыли, о-о-очень кстати.
На моих губах расцвела коварная улыбка, от которой даже мне самой стало немного жутко.
— Ла-а-адно, — протянула я, обращаясь к своему жениху, который уже было повернулся, чтобы пойти за досками, но остановился, услышав мой загадочный голос. — Хочешь с нами? Пожалуйста. — И сказав это прошла мимо, как бы ненароком толкнув дверь и с невыразимым наслаждением услышала, как ведро накренилось и облив его успевшей подтухнуть на солнце водой, свалилось ему под ноги, с грохотом прокатившись по земле и застыв в наступившей, оглушительной тишине.
Кое-как подавив довольную улыбку, я обернулась и испуганно прижав ладошку к губам, наигранно воскликнула:
— Ой, прости!.. Я забыла, что там ведро!
Мои ошарашенные друзья, дружно выпучив глаза, пораженно притихли, не сводя глаз с мокрого Утэра, который оглядел себя с ног до головы и обернулся ко мне, прячущей победную ухмылку за пальцами на губах. Отряхнув капли, стекающие по его волосам, лицу и одежде, он наградил меня многозначительным взглядом и едва заметно кивнув, признавая, что этот раунд за мной, стер влагу с подбородка и щек, а затем шагнул ко мне и остановившись на расстоянии всего с несколько дюймов, произнес поразительно спокойным тоном, без тени злости во взгляде или голосе:
— Все в порядке… Я присоединюсь к вам в следующий раз. — И ушел, оставив меня, уже не скрывающую своего злорадства и небольшого замешательства в том числе, праздновать свою маленькую победу. Выкуси, гад облезлый! Это только начало, все самое интересное впереди! Вот увидишь! Я же сказала, что сделаю все, чтобы сорвать нашу свадьбу? Так что, получи и распишись.
— Что это было? — все еще пытаясь придти в себя выдохнула шокированная Липучка, а стоящий рядом с ней Скряг пытался подобрать свою челюсть с земли. Тюк же с Ряхой таращились так, будто уснули стоя, забыв закрыть глаза и смотрели свой самый страшный кошмар.
Взглянув на нее, я невинно пожала плечами:
— Ничего… Это просто случайность. — И, заложив руки за голову, весело потопала за досками, напомнив об этом и им: — Идемте, чего стоите? Нам еще соревнования устраивать.
Настроение у меня было просто прекрасным.
* * *
Солнце свернуло куда-то за гущу деревьев, погружая мир в подступающий ночной сумрак, унося с собой свет и тепло, вместо них нагоняя холод и темноту, освещаемую только явившей свой бледный лик луной и ее извечными спутницами-звездами, просыпающимися после дневного сна, с любопытством взирающих на свои владения, распростершиеся перед ними такой же бескрайней равниной как и океан, окружающий наш остров со всех сторон.
Пламя очага мерно потрескивало в тишине, царящей в доме, бросая на стены танцующие красновато-желтые блики, а я грела голые стопы в его нещадном свете и, что-то весело напевая себе под нос, сосредоточенно вышивала узор на рубахе, которую сшила еще там, на нашем старом острове-материке, и не могла убрать с лица улыбку, что намертво прикрепилась к губам и никак не желала сходить, уже беспокоя этим отца и мачеху с сестрицей, искоса бросающих на меня настороженные взгляды, считая, что я что-то задумала. Верно, в общем-то, считая.
Мыслей у меня было много, а идей — еще больше.
После утренней выходки я наконец поняла, как должна действовать, чтобы сорвать ненавистную мне свадьбу, которая уже не за горами и если буду действовать в том же духе, то очень и очень скоро получу свою долгожданную свободу, избавившись от клейма сосватанной девицы. А нужно-то всего одно ведро воды сегодня и ушат помоев завтра.
Никто не любит, когда его прилюдно унижают.
Вздохнув, я поправила стежок и взялась за следующий.
Правда, есть кое-что, что меня беспокоит, и это его реакция. Он ведь даже не разозлился… Я бы на его месте уже давно крушила и ломала, а Утэр даже ухом не повел!.. Ничего себе у него выдержка, конечно… Ну ничего, и не с такими справлялась.
Я обязательно найду способ добиться своего. Обязательно.
Неожиданно входная дверь открылась, впуская внутрь вечерний холод, заставивший меня зябко поежиться и, вскинув голову, тут же в испуге отшатнуться, узнав в незваном госте собственного жениха. Ух, помяни только…
Прикрыв за собой дверь, он бросил на меня короткий взгляд, поприветствовал нас и сразу же направился к отцу, сидящему за столом у меня за спиной. Настороженно следя за каждым его шагом, я не знала чего от него ожидать и сердцем чуяла неладное. Неужто пришел поквитаться за утреннее? Хочет потребовать извинений? Я уверена: свадьбу он из-за одного ведра не отменит, а значит, привести сюда его может только мой поступок и последующее наказание.
Закусив губу, я поймала себя на том, что тяну руку к голове и остановила себя. Угх, я ведь даже не подумала, что он захочет мне отомстить, а от клана Хитролисов, злопамятных и мстительных от природы стоит такого ожидать… Вот же и вправду клуша непутевая! Надо было сразу об этом подумать, а я нюни распустила, дура!
— Что привело тебя ко мне, Утэр, в такой поздний час? — немного удивленно спросил отец, поднимаясь.
Остановившись перед ним, Утэр снова одарил меня коротким взглядом, будто нарочно испытывая мое терпение и произнес:
— Я лишь пришел сказать, что хочу прекратить охоту, Вождь.
— Что? — изумленно воскликнул отец одновременно со мной. Переглянувшись с ним, я торопливо опустила голову, вперив взгляд в пол, широко распахнутыми глазами уставившись перед собой. В-вот уж не ожидала!
— Что это значит, Утэр? — нахмурился отец, озадаченный не меньше меня. — Почему ты хочешь остановить охоту?
— Мы уже вторую неделю прочесываем лес, пещеры и даже озера, и мне кажется, что если Теневик и был здесь когда-то, то он уже улетел, и нам больше нет нужды остерегаться его, — пояснил молодой викинг, глядя прямо и открыто в глаза старому Вождю, но в этой вольности не было ни капли тайного превосходства или лицемерия, а простая и банальная уверенность в себе. — Даже мелких драконов не видно… Я уверен, Твердолоб, остров чист, — добавил он твердо.
По-прежнему сидя у очага, напрочь позабыв о шитье, я глядела попеременно то на одного мужчину, то на другого, и просто пыталась осознать, о чем они сейчас говорят, в частности, что говорит Утэр. Он предлагает снять осаду? Но почему? Я думала, он ненавидит драконов так же как и мой отец и не успокоится, пока не убедится, что их действительно, в самом деле нет. То есть, пока не вывернет весь остров наизнанку, а это произойдет еще не скоро — остров слишком большой и неизученный. Здесь много мест, где даже такой крупный дракон, как Теневик может спрятаться и остаться незамеченным. Уж мне ли не знать.
Явно не ожидавший такого, мой отец пытливо смотрел на Утэра тяжелым взглядом, нахмурив кустистые брови и думал. Было видно, что он колеблется, даже не знает как поступить, что удивило меня еще сильнее.
— Ты уверен? — уточнил он, а я не поверила тому, что слышу. Папа… Папа собирается…
— Абсолютно, — ничуть не сомневаясь тут же отозвался Хитролис.
— Ну что ж, — вновь сделав короткую паузу, заговорил отец. — Так тому и быть: мы снимаем осаду.
— Спасибо, Вождь, — поклонился ему Утэр и, одарив меня еще одним коротким взглядом, в котором промелькнуло какое-то чувство и, попрощавшись, быстро ушел, а я молча уставилась на огонь, осмысливая произошедшее.
Папа снял осаду… Больше не будет никакой охоты и запретов… Я смогу гулять по лесу… Я больше не заперта в деревне, угрозы нет…
Но почему? Почему Утэр сделал это?