Под эгидой льва (джен)

Если бы ещё месяц назад кто-нибудь сказал Гарри, что он будет прятаться от обитателей Хогвартса у мерзкого Снейпа, Гарри бы рассмеялся. Теперь же он три дня как жил под крылом профессора, и это было не «вау» или «здорово», но и не так уж сложно, как казалось с начала. В подземельях, в комнатах самого ненавистного школьного преподавателя Гарри чувствовал себя спокойно и в безопасности, а большее ему пока и не требовалось.

Снейп не обманул, когда сказал, что они практически не будут пересекаться. Он очень мало времени проводил в своих покоях, возвращался только для того, чтобы поспать несколько часов. Через Ликси, вознамерившуюся как будто бы их помирить, удалось выяснить, что профессор после уроков и проверок домашних заданий, варил зелья для Больничного крыла и общался со студентами. Узнать о последнем было даже немного обидно. Профессор МакГонагалл практически не появлялась в гостиной Гриффиндора, по крайней мере, на памяти Гарри за весь первый курс она не зашла к ним ни разу. А Снейп каждый вечер обретался на территории факультета, отвечая на вопросы своих учеников, решая их проблемы и наказывая особо провинившихся. Потом ещё в библиотеку отправлялся, в Запретную секцию — искал там что-то, что могло бы ему помочь разобраться с Тем-Кого-Нельзя-Называть в теле профессора Квиррелла. По заданию директора искал Гарри в Запретном лесу, словом, с такой занятостью он мог бы оставить Гарри в своих покоях, но всё-таки открыл для него три дополнительные комнаты. Отдельные спальня, маленькая гостиная и ванная с туалетом вместе примыкали к его покоям, и Ликси хватило одного вечера, чтобы привести их в порядок. Как пояснил Снейп, раньше деканам, а ещё школьному зельевару, гербологу и мастерам любой науки, обучавшим учеников на какую-нибудь степень, полагался ассистент, который тоже жил при Хогвартсе. Покои вот такого ассистента-зельевара Снейп, расконсервировав, и отдал Гарри. Они имели и собственный выход в один из коридоров подземелий, и смежной дверью соединялись с комнатами самого профессора. Это было довольно удобно: Гарри жил как бы отдельно, но как бы и вместе со Снейпом, так что совсем ничего не боялся. К тому же, он себя знал, он бы не смог проводить круглые сутки у профессора и ничего там не осмотреть и не потрогать. Тот бы сразу понял, начал ругаться, а Гарри не хотел лишиться поддержки единственного взрослого, кто заботился о нём.

Три комнаты! Всё равно как если бы Дурсли отдали Гарри второй этаж их дома целиком! По сравнению с крошечным чуланом, где Гарри жил, — огромное пространство, которое он не знал теперь, как занять. У Гарри появился собственный, только его одного (который не нужно делить с соседями по спальне) платяной шкаф, куда Ликси повесила купленную для Гарри по приказу Снейпа одежду, письменный стол и удобное кресло к нему, камин, иллюзорное окно с видом на Чёрное озеро, куча книжных полок, правда, полупустых, но тут уж ничего нельзя было поделать. Зато Ликси натаскала откуда-то цветов и милых безделушек, украсила гостиную половичками и салфеточками, и получилось очень уютно. Ну и что, что через стенку находились спальня и гостиная Снейпа? Да Гарри на него почти готов был молиться! Профессор Снейп за эти дни, что Гарри прятался, сделал для него больше, чем директор и профессор МакГонагалл, вместе взятые, за целый год!

Начать хотя бы с того, что он не стал ничего утаивать, а рассказал всё как на духу. И не просто рассказал — показал свои воспоминания о встрече всех деканов с директором Дамблдором, когда тот объявил о пропаже Гарри и решалось, как же его будут искать. Маги, оказывается, умели вытаскивать воспоминания из головы и просматривать их в специальном артефакте. Получалось так, будто смотришь видео, но с эффектом погружения, необычно, волнительно, а порой и немного жутковато. Гарри словно сам побывал на том совете, и хорошо, что только в воспоминаниях профессора. Окажись он там вживую, не удержался бы, начал кричать и топать ногами. Директор Дамблдор запретил нормально искать его! Нормально — то есть, сообщить в магическую полицию, организовать людей, пойти прочёсывать лес. Вместо этого Гарри в светлое время суток разыскивал Хагрид, а вечером и ночью на несколько часов к нему присоединялся кто-то из деканов. Профессор Снейп ещё скептически заметил, что глубоко расстроенный Хагрид имел привычку запивать своё горе в одном из кабаков Хогсмида. Это же в каком состоянии он возвращался в Запретный лес? Кого он мог найти? Да потеряйся Гарри на самом деле, остался бы в лесу до скончания веков. А директору хоть бы что, он о репутации школы заботился и о своей собственной, как намекнул профессор Флитвик. Гарри был потрясён увиденным до дрожи и заикания, ему даже вечером пришлось пить специальное зелье, чтобы страшное во всех смыслах совещание не повторилось в кошмарном сне. И это он уже понимал, что директор Дамблдор — совсем не добрый, похожий на Санта Клауса, волшебник, а очень даже себе на уме. Какое счастье, что Снейпу не всё равно, и что он забрал к себе Гарри, иначе Гарри бы, наверное, не справился ни с чем или превратился в неизвестно кого. Право слово, директор из него какое-то оружие выращивал, не меньше.

После такого Гарри, всё осмыслив, извинился перед Снейпом. Много за что пришлось просить прощения, Гарри и не думал даже, что столько накопилось, смущался и запинался, но договорил до конца. И про своё ужасное поведение на уроках сказал, и про нежелание слушать объяснения профессора, и про их с Роном идиотские подозрения, будто это именно Снейп хотел украсть философский камень и заколдовал метлу Гарри во время первой игры в квиддич, и за испорченную мантию на том же матче извинился, и даже за то, что просто думал про него плохо! Если бы Гарри раньше знал, что признаваться в собственной глупости и ошибках так стыдно, то, конечно, вёл бы себя иначе, но прошлой осенью ему казалось логичным, что Снейп пытался вывести из игры ловца соперника. Гриффиндорцы же рисовали профессора отвратительным, гадким и способным на любую низость человеком, чуть ли не дьяволом во плоти, и Гарри от них отставал, а теперь, вспоминая прошлое, разве что за голову не хватался.

Прийти к профессору с повинной было страшно. Гарри частенько приходилось произносить подобные слова в доме Дурслей, по поводу и без, но его никогда не прощали по-настоящему. Затыкали, отправляли в чулан «думать над поведением», нагружали домашней работой в отместку за совершённый проступок, издевательски переиначивали его объяснения, — только не прощали. После того, как Гарри узнал о волшебстве, он понял почему: тётя с дядей просто понимали, что, несмотря на все его слова, ситуация повторится или даже станет ещё хуже. Так что он чуть ли не на уровне инстинктов уверился — просить прощения бесполезно, но тем сильнее хотелось извиниться именно перед Снейпом. Пусть профессор, если и не простит, то хотя бы поймёт, что Гарри осознал глубину собственной глупости и очень хотел исправиться. Может быть, его всё-таки простят… надежды на это было мало, но Гарри отчаянно держался за неё.

Профессора он застал врасплох своими оправданиями. Снейп не стал привычно ехидничать в ответ на неуклюжие попытки извиниться, а выслушал и сделал это даже не с совсем уж унизительно-снисходительным лицом. Он помолчал немного и ответил замершему в липком ужасе Гарри, что извинения принимаются, и он надеется, что Гарри больше не будет тратить свой ум на нечто, подобное тому, что творил прежде, и вмешиваться во взрослые дела. Гарри горячо, с лёгким сердцем, заверил его, что именно так всё и будет.

Он и в самом деле непозволительно расслабился, пользуясь тем, что никто из преподавателей Хогвартса не мог отправить Дурслям грозное письмо об его успеваемости. И дело было не в том, что Снейп, строгий и дотошный, взялся приглядывать за ним, и не в том, что, кроме учёбы, взаперти нечем было заняться. Гарри воочию убедился, насколько в волшебном мире опасно не знать. Можно не просто не суметь защититься от опасности, а вообще не распознать её! С Гарри именно это и произошло, он попался в одну из множества непонятных ловушек авторства директора, когда согласился стать ловцом в сборной. В итоге, как объяснил профессор, многие ребята посчитали Гарри выскочкой и высокомерным человеком, который без зазрения совести пользуется своим привилегированным положением, потому что первокурсникам запрещалось иметь собственные мётлы, а Гарри разрешили играть в квиддич. Нет уж, он не хотел быть слепым дурачком, которым вертели, как хотели. Так что Гарри учился, благо Ликси снабдила его учебниками, а ещё и, невидимо присутствуя на уроках, приносила домашние задания. Не таким уж и скучным оказалось это занятие, напротив, весьма интересным, хотя и прошло всего три дня. Брать из спальни Гарри его книги домовушка отказалась, запретил Снейп: Гарри же пропал, и его вещи должны были остаться нетронутыми, — так что приходилось пользоваться, по-видимому, учебниками самого профессора. Они были довольно старые, очень потрёпанные и нещадно исписанные, но не абы чем, а пометками по поводу зелий или чар. Снейп-то оказался жутко умным! Он был немногим старше самого Гарри, когда начал улучшать рецепты зелий и придумывать новые заклинания. Ещё недавно Гарри в стиле Рона покачал бы головой и назвал бы Снейпа про себя заучкой, но если посмотреть шире, получалась совсем другая картина. Профессор и анимагом был, и лекарства на всю школу готовил, и слизеринцев своих держал в узде, и изобретал, и ещё многое, многое другое. Всё успевал, всё умел. Гарри подумал, что вообще-то тоже бы так хотел. Он понятия не имел, чем заниматься после Хогвартса. Рон грезил о квиддиче или службе в Аврорате, но по прошествии этих трёх дней в обществе Снейпа и Ликси профессия игрока в квиддич стала казаться Гарри путём в никуда. У простых людей профессиональные спортсмены недолго находились в зените славы. Травмы, неизбежное старение и наступающая на пятки молодёжь через несколько лет обязательно смещали их с пьедестала, а то и раньше. Конечно, у магов эти годы могли растянуться на десятилетия, но что делали в квиддиче? Летали и только. Ну, ещё и довольно жёстко сбивали друг друга — Вуд как-то рассказывал, что самые жёсткие игры между Гриффиндором и Слизерином это детская возня по сравнению с профессиональной лигой. А магия, как оказалось, была куда более интересной и обширной, чем Гарри представлялось в самом начале, и глупо тратить свою жизнь не на её изучение, а на какой-то квиддич.

Самым, однако, важным для Гарри, тем, что заставляло его глупо улыбаться, зная, что уж теперь-то в его жизни всё однозначно будет хорошо, стало одно его неожиданное открытие. Гарри выяснил, почему профессор заботился о нём, кому дал то самое обещание, о котором говорил.

Он дружил с мамой Гарри в детстве!

Конечно, сам Снейп не признался. Спрашивать у него Гарри поостерёгся: пускай профессор и вёл себя прилично, не придирался и даже один раз назвал его по имени, это было уж очень личное. Если бы Гарри о чём-то сокровенном спросили вот так, в лоб, он бы не ответил. Нет, он догадался, сложив воедино оговорку Снейпа о «сестре Лили», его знакомство с тётей Петуньей и фотографию рыжей девочки на камине. Это была его, Гарри, мама! Жаль, что посмотреть на неё больше не удалось: когда Гарри, несмотря на осуждение и причитания Ликси, что так делать нехорошо, тайком пробрался в спальню Снейпа (а было это на следующий день после их разговора), фотографии на каминной полке уже не оказалось. Обидно. Гарри бы не сказал никому ничего и сам бы не приставал с расспросами, ему просто хотелось узнать о маме от того, кто знал её. Непонятно, почему профессор не хотел поделиться, то есть, наоборот, понятно: про отца Гарри он ни разу не сказал что-то хорошее, с ним, значит, враждовал, но так Гарри же не про папу хотел спросить, а про маму! Утешался Гарри лишь мыслью, что, возможно, потом, если он будет хорошо себя вести, Снейп сменит гнев на милость и позволит сделать копию маминой фотографии. Вдруг тогда и припомнит что-нибудь о ней — взрослые иногда пускались ностальгировать, Гарри знал это от тёти.

Вообще верхом его затаённых надежд было вызнать у Снейпа, придётся ли на лето возвращаться к Дурслям, но задавать этот вопрос Гарри боялся ещё больше, чем про маму. Не хотелось, чтобы профессор подумал, будто Гарри навязывался, и тем более не хотелось услышать от Снейпа «вы, мистер Поттер, опять лезете, куда не надо». У Гарри и так долго горели уши после того, как Снейп высказался об их с ребятами расследовании тайны философского камня. Ну, правда же, они, неучи-первокурсники, возомнили себя круче и умнее профессора и самого директора, забыв при этом, что камень, конечно, супер-важный артефакт, но всё-таки чужой артефакт. Его притащил в школу Дамблдор, и Дамблдору пришлось бы отвечать, случись что. А вот жизнь Гарри принадлежала самому Гарри и была ему очень дорога, так что он страшно боялся сделать что-то не так и помешать профессору, даже просто сбить с мысли не вовремя заданным вопросом. Снейп и так делился с Гарри всеми странностями, которыми с пугающей быстротой обрастало исчезновение Мальчика-Который-Выжил, и ему тоже было не по себе от необходимости постоянно общаться, но Снейп удерживался от ядовитых высказываний, и Гарри очень это ценил. Да и стыдно было спрашивать про лето, если пока непонятно, как и когда они с профессором разоблачат тех плохих магов, что желали Гарри зла. Спрашивать стыдно, а получить ответы — ещё и страшно.

Волшебники оказались ещё более странными людьми, чем их представляли Дурсли: они не сомневались в том, что им говорили, вообще словно не думали! Отговорку, будто Гарри в Больничном крыле, они приняли на ура, и никого не интересовало, чем же болен Мальчик-Который-Выжил, что к нему категорически не пускали посетителей. Гарри не поделился своей болью ни с Ликси, ни, само собой, со Снейпом, однако ему было очень плохо, когда выяснилось, что никто из гриффиндорцев не пожелал его навестить. Профессор не следил за Больничным крылом специально, у него имелись более важные дела, но на очередной встрече деканов из-за Гарри присутствовала мадам Помфри, школьная медведьма. Она и рассказала, что встретиться с якобы больным Гарри пытались только Грейнджер и Уизли, после чего профессор МакГонагалл тут же получила строгое указание угомонить своих первокурсников. Гарри до последнего верил, что друзья не сдадутся, продолжат прорываться к нему, только Рон и Гермиона, они… притихли. То ли поверили в легенду преподавателей, то ли им некогда стало думать о Гарри, потому что начиналась усиленная подготовка к экзаменам. Обсудить это Гарри было не с кем, и потому сердце у него болело всё больше и больше. Домовушка Ликси вряд ли могла посоветовать что-то, Гарри уже успел уяснить её характер: она бы утешала, обещала, что всё будет хорошо, но не смогла бы подсказать, как вести себя, как справиться с почти что предательством друзей. А делиться с профессором… Не настолько уж хорошие у них отношения для подобных разговоров. Зачем озадачивать и так занятого Снейпа своими мыслями? Да на фоне его проблем они — просто детские глупости! Гарри, наверное, просто надо терпеть, как и раньше, терпеть, пока всё наконец не разрешится. Он десять лет прожил с Дурслями, будучи не нужным никому, и дальше проживёт спокойно, только было очень досадно и горько, что первые друзья Гарри, казавшиеся настоящими и верными, так поступили с ним. Забыли, перестали искать и тревожиться. Проклятый Малфой тоже подвёл, а Гарри такие надежды на него возлагал! Неважно, что он в своих рассказах выворачивал правду наизнанку, и это Гарри получался смертельно напугавшимся и бросившимся наутёк трусом, а не наоборот. Пусть бы только Малфой передавал всем и каждому эту историю, пусть бы напоминал о пропаже Гарри! Но слизеринский хвастун тоже молчал. Профессор сказал, что волей главы Хогвартса директор отменил свой же собственный приказ поговорить с Малфоем, всё у него выведать и велеть не афишировать события той ночи в Запретном лесу. Почему же Малфой ничего не делал? Гарри терялся в догадках.

Ещё никто не обратил внимания, что вместе с Гарри пропал и профессор Квиррелл. Точнее, как пропал: директор объявил, что у Квиррелла возникли срочные семейные дела, это как бы очень неприятная новость для учебного процесса, но все они люди, и нужно войти в положение профессора. Эту новость студенты приняли с восторгом, думая, что уроков ЗОТИ больше не будет, пока не узнали, что часы поделили между собой Снейп и профессор Флитвик. Снейп очень долго негодовал. Из-за Квиррелла, из-за того, что «Дамблдор совсем сошёл с ума», из-за того, что у него и так непосильная нагрузка, а теперь придётся ещё и давать дополнительные уроки, мол, он хотел, конечно, преподавать ЗОТИ, но не таким же образом. Ох, Гарри тогда думал, что профессор надерёт ему уши и выгонит вон! Как получилось-то, на самом деле: Гарри ждал Снейпа у того в комнатах, хотел кое-что спросить по зельям, а профессор влетел в гостиную, ничего не замечая и страшно ругаясь. Потом осознал, что всё это время был в комнате не один, замолчал, и лицо у него сделалось такое жуткое, что Гарри испугался не на шутку. Но всё обошлось. Снейп, грохнув дверью, скрылся у себя в кабинете, а Гарри шмыгнул к себе и сидел там, как мышка, до самого утра. К утру профессор, вроде ничего, оттаял.

Однако каким бы ужасным ни выглядел Снейп, для Гарри самым страшным человеком в Хогвартсе всё равно оставался директор Дамблдор. Страшным в своём равнодушии, могуществе, в том, что никто никогда не заподозрил бы, что он способен на жестокие поступки. Директор твердил профессору, будто Гарри у кентавров, а когда его там, естественно, не оказалось, совсем не расстроился и не заволновался. Поисковое зелье тоже не помогло (Снейп постарался, испортив так качественно, что не придраться); после этого профессор Спраут с профессором Флитвиком, как Снейп говорил, на два голоса требовали вызвать авроров, даже профессор МакГонагалл, осознав, ужаснулась и присоединилась к коллегам! Профессор и вовсе стал носить специальную иллюзию, которая заставляла его выглядеть ещё более худым и измождённым, — так, если Гарри правильно запомнил, на него должны были действовать откаты магии за нарушенное обещание, ну, то есть, если бы с Гарри действительно происходило что-то плохое. Снейп (да и Гарри тоже) надеялся, что, может, это заставит директора действовать, но нет. Директора Дамблдора больше волновало, что Квиррелл, он же Волдеморт, так и не пытался добраться до философского камня.

Что в затылке Квиррелла каким-то невероятным образом жил Волдеморт, Гарри рассказал Снейпу на следующий же день после их самого первого разговора. Просто в тот вечер профессор вернулся от директора совсем невменяемый от новостей, и Гарри пожалел его, не стал добивать ещё и своим откровением. Хотя, наверное, лучше было сразу сказать, а то профессор лишился дара речи и несколько минут буравил Гарри нечитаемым тяжёлым взглядом.

— Я забыл, про-простите, — по-своему расценив его молчание, виновато пробормотал Гарри. — Столько всего произошло, и я думал, вы сами знаете. Вы же его… ну…

Когда Снейп наконец совладал с собой, то процедил:

— Лучше бы вы на экзамене что-нибудь забыли, Поттер!

Это было очень смешно: самый строгий преподаватель Хогвартса советует что-то забыть, — но Гарри было не до смеха. Он понимал, что запоздалое признание только добавило проблем им обоим. Профессор Хогвартса оказался главным тёмным магом страны, чудом избежавшим смерти, а директор Хогвартса охотился за ним. Да тут нужно привлекать всю магическую полицию, армию, всех! Шутка ли — в замке, полном детей, жил монстр с паразитом в затылке, и не абы какой паразит, а сам Волдеморт, и профессор Снейп даже не мог никому намекнуть об этом, ведь иначе бы его тут же стали допрашивать, и докопались бы до Гарри. Но факт оставался фактом: директор Дамблдор использовал Гарри в своей охоте на Волдеморта в качестве… кого? Живца? Отвлекающего элемента? Вряд ли тут есть большая разница, директора в любом случае не заботило, останется ли Гарри в итоге в живых или нет.

Гарри долго и мучительно думал об этом и почему-то постоянно перед сном. Как ни крути, единственным шансом миновать той участи, которую ему готовили, было доказать дурные намерения директора. Только как? Настоящих доказательств ни Гарри, ни профессор не имели, одни лишь воспоминания, умозаключения и догадки. Такое ни один суд не посчитает хоть сколько-то стоящей уликой. Директор Дамблдор, к тому же, очень важный и именитый маг, любой судья трижды подумает перед тем, как в чём-то его обвинить. У маглов частенько случалось, что известные, популярные или попросту очень богатые люди избегали ответственности за совершённые преступления, потому что их спасала репутация или деньги. К несчастной жертве попросту не прислушивались, считая, что этот человек хочет нажиться на известной персоне. Гарри тоже, конечно, не рядовой маг, однако он ещё ребёнок, его не воспримут всерьёз. Профессор Снейп и вовсе не обладал даже малой толикой той популярности, что Дамблдор или Гарри. Это была настоящая беда. Выходило, что либо Гарри должен прятаться очень долго, либо, когда он вернётся к нормальной жизни, директор может снова попытаться втянуть его в свои замыслы, и тогда все старания Снейпа окажутся напрасными. Этого Гарри совсем не хотел, но и иного выхода не видел.

Заканчивался четвёртый день его импровизированного заточения. Отбой в Хогвартсе уже наступил, и Ликси вовсю настаивала, что и Гарри пора ложиться спать, но он медлил. Снейп всё не возвращался, хотя как раз сегодня не должен был задержаться. В Запретный лес на поиски отправлялись профессор Флитвик и профессор Спраут, а Снейп собирался посвятить поздний вечер варке зелий в лаборатории, что была частью его покоев декана. Гарри ждал его, не потому что профессор был настолько приятным собеседником, что с ним хотелось коротать время, а потому что обычно, сразу по приходу, Снейп рассказывал последние новости. Пропустить даже самое незначительное событие Гарри было страшно, но ещё страшнее оказалось ждать, не понимая, что (или кто) так сильно задержало профессора. Волнуясь так, что сна было ни в одном глазу, Гарри рассеянно грыз ноготь на большом пальце, перебирая в уме все возможные причины, помешавшие профессору прийти вовремя. Увы, с большим отрывом лидировала версия, что весть о пропаже Мальчика-Который-Выжил всё-таки вышла за пределы Хогвартса, здравомыслящие люди заинтересовались ею, и в школе высадился десант из полицейских и следователей. Узнай Снейп об этом, наверняка бы высмеял Гарри, сказав, что далеко не всё в этом мире вертится вокруг Гарри Поттера, но о чём ещё можно было подумать в такой-то ситуации? А если, не дай Мерлин, в Хогвартсе действительно проверка, как бы профессора не обвинили в том, что он сделал что-то с Гарри. Говорили же, что прежде, десять лет назад, Снейп был на стороне Волдеморта. Гарри теперь категорически не верил в эти слухи, категорически. Мало ли, что придумывали оскорблённые строгостью и придирками слизеринского декана студенты! Да как бы Снейп тогда дружил с мамой Гарри, если бы поддерживал её врага и будущего убийцу? Стал бы сейчас возиться с ним самим, защищая от грязных планов директора? Конечно, нет.

Время уже перевалило за полночь, когда Снейп-таки вернулся. Он саданул дверью так, что задремавший Гарри испуганно подскочил в кресле. Профессор, не глядя, швырнул мантию на стол, рванул воротничок рубашки (сюртук у него и так уже был расстёгнут) и, рухнув в кресло возле камина, распластался в нём совершенно без сил. Сидевший в уголке софы Гарри весь сжался, пытаясь стать как можно незаметнее. Он прежде не видел, чтобы Снейп настолько не контролировал себя. Что бы ни случалось на уроке зелий, какие бы ужасные ошибки ни совершали ученики, профессор всегда выглядел собранным, сдержанным и непоколебимым как скала. Господи, что произошло, что Снейп пребывал в полном раздрае?

— Я имел разговор с господином директором по вашу душу, мистер Поттер. — Когда профессор наконец соизволил обратить на него внимание, Гарри сделалось совсем не по себе. Глаза у Снейпа горели нездоровым, шальным блеском, а он сам походил как будто на шаровую молнию: только задень и получишь страшнейший разряд. — Прошло четыре дня, все его версии о вашем местонахождении не подтвердились, и где вы, никто не знает. Но он всё ещё не хочет звать Аврорат и ДМП.

— Почему? — севшим голосом спросил Гарри. Градус волнения вдруг так рванул вверх, что ему сначала стало очень жарко, потом очень холодно, особенно рукам и лицу, словно кровь отхлынула от них и вслед за душой устремилась в пятки.

— Директор отказался говорить. Нет, мистер Поттер, не уклонился от ответа и не перевёл тему, а прямо сказал, что не будет передо мной оправдываться. Я дам вам посмотреть воспоминания в Омуте, убедитесь сами.

— За-зачем, н-не нужно, я вам и так верю, сэр.

— Чтобы никогда я больше такого не слышал, — гневно загремел тот, — понятно? Мало вам тех неприятностей, в которые вы влипли, безгранично доверяя директору? Хотите по уши завязнуть в его игрищах?

Гарри с силой замотал головой. Нет, не хотел, ни в коем случае! Снейп смерил его сердитым взглядом, с досадой вздохнул и, сев прямо, сказал:

— Магия, мистер Поттер, даёт волшебникам слишком много возможностей обмануть, оболгать или утаить правду. Так что если вы продолжите принимать всё на веру, то в лучшем случае останетесь с пустыми сейфами в Гринготтсе, а в худшем можете и с жизнью распрощаться. Глупо стесняться и думать, что вы кого-то обидите недоверием. Так вы только сделаете хуже себе, ясно?

— Да. Простите, сэр, я не подумал, — повинился заалевший от стыда Гарри. Конечно, профессор прав, он всегда оказывался прав в последние дни, и просто как после этого не поверить ему? — Больше не повторится.

— Сделаю вид, что поверил.

Профессор снова замолчал, теперь уже надолго, отрешённо глядя куда-то вдаль. Он взял себя в руки, и больше ни единой эмоции не отразилось на его лице, но Гарри сердцем чувствовал, что Снейп боролся с собой. Как если бы он должен был что-то сказать, отчаянно не желал этого и не мог решить, что всё-таки делать. Жаль. Гарри бы всё-всё выдержал, любой удар, их и так уже было немало. Это только казалось, что он, отрезанный от остального мира, мало что знал о происходящем вокруг, имея Снейпа в роли эдакого буфера. Нет, вот уж кто-кто, а профессор Снейп никогда бы не стал держать его в неведении и оберегать от малейших волнений, и Гарри горячо приветствовал такой подход. Но лучше бы Снейп сразу рассказал, что случилось или должно случится, чем оттягивал момент признания.

Их вот-вот раскроют? Гарри вернут в школу и сотрут ему память? Директор шантажировал чем-то Снейпа, и ему пришлось выдать Гарри? Квиррелл сбежал, и нет шансов его найти?

— Мистер Поттер, — начал профессор, собравшись с мыслями, — видит Мерлин, когда я отправился за вами в Запретный лес, я и представить не мог, чем всё закончится. Однако я больше не могу отрицать очевидное. Мы оба знаем, что сейчас опасность вам грозит не только и даже не столько от по… Того-Кого-Нельзя-Называть, сколько от директора Хогвартса. Я уверен, как едва вы появитесь в поле зрения Дамблдора, он постарается так или иначе столкнуть вас обоих.

— Значит, он знает, что Волдеморт жив? — уточнил Гарри, который как-то не задумывался над этим вопросом раньше. Снейп утвердительно кивнул. — То есть, директор знал, знал и ничего не делал?! И давно он знал?

— Достаточно давно, я полагаю. Я ещё с прошлого лета говорил ему, что Квиррелл ведёт себя слишком странно. Если принять за факт, что директор в курсе личности Квиррелла, многие его поступки становятся куда понятнее, но не все, увы.

— Так надо же что-то делать, сэр! Я не могу просидеть всю жизнь взаперти, боясь выйти наружу!

— Повторюсь, мистер Поттер, — процедил Снейп противным тоном, и Гарри тут же закрыл рот, — я не предполагал, что всё так обернётся. Но вы правы. Я вижу пока единственный выход: нужно обезвредить директора, чтобы он больше не представлял для вас угрозу.

Недоверчиво взглянув на профессора, Гарри осознал услышанное и возликовал. Неужели Снейп нашёл какие-то неопровержимые доказательства, или у него есть план, как раскрыть всем глаза на истинную природу поступков директора? Однако радость была недолгой и сошла на нет, стоило Снейпу продолжить:

— Вам необходим волшебник-опекун, потому что родственники-маглы в магическом мире никто, их слово ничего не значит. Пока что вашей судьбой распоряжается Дамблдор — как глава школы, председатель Визенгамота и якобы просто неравнодушный маг. Но при наличии опекуна втягивать вас в разные махинации станет сложнее. По уставу школы его или родителей обязаны извещать в случае разных неприятностей и проступков. Я думаю, Дамблдор поостережётся этих писем, ведь нормальный маг быстро сообразит, когда речь идёт о детской шалости, а когда замешаны взрослые. Есть ещё второй вариант — покинуть страну, но это очень рискованно и почти невозможно, это на самый крайний случай.

Гарри слушал его объяснения, не зная, что и думать. Едва зашла речь о возможном опекунстве со стороны волшебников, Гарри наполнили радость, восторг и, самую малость, недоверие. У него появится другая семья? Не нужно будет возвращаться к Дурслям? Да Гарри был готов даже жить летом один в пустом Хогвартсе, лишь бы без родственников, которых язык не поворачивался так назвать! Ближе к экзаменам он хотел узнать у профессора МакГонагалл, можно ли провести летние каникулы в школе, поделился этим с друзьями, и Гермиона, огорчённо покачав головой, ответила, что такое вряд ли возможно. Целую кучу аргументов привела, опять «Историю Хогвартса» цитировала. Гарри повздыхал, но смирился. В глубине души он и сам не очень верил в то, что к его просьбе прислушаются.

Предложение Снейпа в корне меняло дело. Гарри мог бы жить в волшебной семье, добирая всё то, что упустил за десять лет, и учась новому: за эти дни он понял, сколького не знал из-за собственных глупости, лени и чужого решения отправить Гарри к маглам. Тогда слизеринцы вроде Малфоя перестанут задирать нос из-за того, что он чего-то не знает или ведёт себя неправильно. Так что иметь волшебника-опекуна очень здорово, и думать нечего, Гарри согласен! Кто им станет, интересно? Может, родители Рона? У них очень большая и дружная, наверное, семья, Гарри мечтал именно о такой. Однако Уизли жили небогато, даже бедно, достаточно посмотреть на старую, истрепавшуюся палочку Рона, его же сумку для учебников и одежду. Куда им ещё один едок? Наверное, Гарри смог бы заплатить за себя, за еду и всякие нужные вещи, — в сейфе в Гринготтсе у него достаточно денег, — только ключа от этого сейфа у Гарри не было. Да даже если бы и был, стыдно и неудобно напрягать своим присутствием и без того многочисленную семью.

— Но есть одно очень важное условие. Опекуном должен стать маг, у которого хватит сил тягаться с Дамблдором.

Гарри издал жалобный вздох. У него не было друзей и знакомых со столь могущественными родителями.

— Это обязательно, сэр?

— Мистер Поттер, вы ведь не думали, что с появлением семьи директор просто так оставит вас в покое? Он, знаете ли, не привык отступать от своих планов.

— Я просто не понимаю тогда, кто бы это мог быть. Я никого подходящего не знаю.

И тут до него дошло. Не имел ли Снейп в виду себя? А что, он профессор в Хогвартсе, важная и уважаемая должность, он уже заботился о Гарри, пускай и меньше недели, зато с каким результатом! Ещё Снейп противостоял директору, дружил с мамой Гарри и обещал ей, так что...

— Вы поразительно быстро согласились, — с заметным удивлением произнёс профессор.

— Вы же знаете, как мне жилось у Дурслей. Я рад любому шансу не возвращаться к ним, но у меня нет больше родственников, кроме тёти Петуньи, — пробормотал Гарри, спешно придумывая, как бы потянуть время. Он не мог понять, хотел ли видеть Снейпа своим опекуном. Мысли от такого выбора просто разбежались в разные стороны. — А кто-то посторонний… не знаю, сэр, это такое важное решение. Я ведь буду зависеть от этого человека до своего совершеннолетия.

— Хорошо, что вы всё понимаете, мистер Поттер. Да, это так, поэтому я и не требую от вас немедленного решения, хотя времени у нас, боюсь, почти нет. Сейчас мне нужно ваше принципиальное согласие, чтобы начать искать того, кто возьмёт ответственность за вас.

— Моё согласие? — Гарри стало страшно. Одно дело — просто говорить, обсуждать, и совсем другое — разрешить профессору действительно найти ему нового опекуна. Вроде же он хотел уйти от Дурслей, но едва вопрос встал ребром, как Гарри уже не был так уверен в своём решении, что с кем-то другим ему будет лучше, чем с тётей, дядей и Дадли. Их самих, их требования, хорошие и плохие стороны он знал, а чужой человек каким окажется? Вдруг только поначалу добрым и справедливым? Потом-то уже не сбежать будет, скажут ведь, что сам согласился. — Мне всего одиннадцать, сэр, как я могу что-то решать?

— Вам уже одиннадцать. Раньше в этом возрасте молодые маги шли в оруженосцы, а через три года вступали в официальный брак и рожали детей. У маглов дети — ещё дети, а у волшебников всё иначе из-за старых, но пока действующих традиций. И по поводу родственников вы неправы. Петунья — ваша единственная родня по матери, да, но со стороны отца, — Снейп поморщился, — много кто ещё остался. Много, правда, все родственники дальние… хотя директор всяко дальше, он вообще по крови к Поттерам не имеет никакого отношения. Есть семья Блэков, то есть, была семья Блэков, сейчас из неё остался один только Сириус Блэк, — он скривился в презрительной гримасе, — сидит в Азкабане за массовое убийство и предательство. Блэки много с кем пересекались раньше, и через них вы родственники с Лонгботтомом, Уизли и половиной магических семей Британии. Самые близкие из всех к вам — Малфои.

— Малфои? Вы хотите, чтобы моим опекуном стал отец Драко?

— Не буду скрывать, я думал об этом. У Люциуса Малфоя точно хватит финансов и поддержки в Министерстве, чтобы отстоять опеку над вами.

— Но он же был заодно с Волдемортом!

— Официально его оправдали. Впрочем, Малфои не единственный вариант, мистер Поттер. Я просто назвал самую подходящую кандидатуру.

— А вы сами? — набравшись храбрости, спросил Гарри. Самую подходящую кандидатуру! Нет, если выбирать, то Гарри предпочтёт знакомого профессора Снейпа, чем родителей противного задаваки Малфоя!

— Что — я?

— Вы не хотите быть моим опекуном?

Ему удалось поразить Снейпа своим предложением, потому что профессор не удержал лицо: широко распахнул глаза, слегка приоткрыл рот и уставился на Гарри с недоверием и непониманием. Не с ненавистью, уже хорошо. Гарри до этого момента и понятия не имел, что для него, оказывается, так важно знать, что Снейп его не ненавидел.

— Мистер Поттер, я...

— Вы ведь уже заботитесь обо мне, так? Так. Вы меня спасли, учите, защищаете от Дамблдора...

— Директора Дамблдора, — автоматически поправил Снейп.

— Вы, в конце концов, обещали моей маме! — воскликнул Гарри и тут же добавил: — Сэр. Вы же дружили с ней, я знаю.

Профессор побледнел так, что впору было забеспокоиться, не стало ли ему плохо.

— С чего вы взяли, Поттер? — то ли прохрипел, то ли прошипел он, буравя Гарри взглядом.

— Догадался. Это же её фото я видел у вас на камине? — Рассудив, что если его до сих пор не заткнули, Гарри решил пойти ва-банк. Почему-то было такое чувство, что Гарри прямо сейчас, сию же минуту должен узнать, а согласится ли стать его опекуном сам Снейп. Да, про себя самого Гарри ещё не мог сказать точно, но вдруг он захочет этого, воодушевится, будет надеяться, а профессор откажет? — То самое, которое вы потом убрали. Я не навязываюсь, сэр, не думайте, мне только... только важно знать.

Когда он замолчал, в возникшей тишине было отчётливо слышно тяжёлое дыхание Снейпа. Гарри очень хорошо знал этот неприятный, трудный, с хрипотцой звук — так дядя начинал дышать, когда ему становилось плохо с сердцем. Услышав подобное от профессора, Гарри не на шутку испугался. Не хватало ещё, чтобы его единственного защитника хватил удар.

Снейп поднял руку и медленно стёр с лица пот.

— Вашу бы сообразительность да на уроки, — наконец сказал он, вроде усмехаясь, а вроде и нет. Только глаза у него застыли, сделались пустыми, мёртвыми. — Я действительно дружил с вашей матерью, мистер Поттер. И обещал... ей. Но быть вашим опекуном я не готов.

Его отказ Гарри не удивил, и больно от этого не было. Наверное, потому что в глубине души Гарри предполагал, что услышит от профессора именно «нет». Поражало другое: как именно прозвучало это «нет» от Снейпа. Без криков, без ругани, без упрёков, что Гарри лез не в своё дело, без обвинений. Вообще без каких-либо эмоций! То ли профессор регулярно употреблял Умиротворяющий бальзам, то ли Гарри задел давнюю рану в его душе, которую Снейп когда-то пережил едва-едва и сейчас бросил все силы, чтобы справиться с ней. Вот ничего на ругательства и наказание не осталось. Понурившийся Гарри даже пожалел, что спросил профессора напрямик, не стал ждать удобного момента. Сглупил и ещё как.

— Я дам вам два дня на раздумья, мистер Поттер, — Снейп поднялся с кресла, показывая, что разговор закончен. — Больше времени нет, нужно действовать, иначе Мерлин знает, чем всё это для нас с вами обернётся.

И как бы ни желал Гарри услышать от него что-то ещё, профессор больше не сказал ни слова. Ждать, что Снейп передумает и объяснится, было бесполезно: он никогда не менял своих решений, а жаль. Хотелось бы узнать правду всё-таки, ведь в тот момент, когда профессор признался, что не готов взвалить на себя такие обязанности, у Гарри будто что-то оборвалось внутри. Наверное, надежда, не успевшая толком окрепнуть.

Профессор вытянул воспоминания о последнем разговоре с директором, поместил их в Омут и поспешно скрыться в своих комнатах. Гарри проводил его расстроенным взглядом. Снейп ему ничего не обещал, не говорил и не намекал даже, однако всё равно из-за его отказа и молчания Гарри было обиднее некуда, как если бы он и не подозревал заранее ничего подобного. Велев себе не раскисать, он подумал, что позже решит, как теперь относиться к Снейпу, и нырнул в Омут памяти просматривать очередное его воспоминание. Лучше бы Гарри, послушавшись Ликси, лёг спать! Из Омута он вылез совершенно ошалевшим, да что там, убитым напрочь. Гарри каждый день практически видел директора Дамблдора: в Большом зале, иногда сталкиваясь с ним в коридорах, — но всегда директор был эдаким мудрым и длиннобородым старцем со всепонимающей улыбкой и ласковым взглядом. Взгляд, правда, заставлял понервничать, он как будто проникал в самую душу, но дарил ощущение заботы и тепла, одобрения и защиты. Но с профессором Снейпом разговаривал совсем другой Альбус Дамблдор. Вроде те же глаза, лицо, тот же взгляд из-под очков, но Гарри никак не мог отделаться от ощущения, что смотрел на опасную, готовую ужалить в любой момент змею. Леденящий холод, равнодушие и пренебрежение — вот что он почувствовал, поприсутствовав на новой встрече профессора с Дамблдором.

«Повторяю, я запрещаю тебе, Северус, обращаться в Аврорат».

«Я отказываюсь отвечать. Мы не на допросе, Северус Снейп».

«Ничего ужасного не происходит. Мальчик справится. Всё под контролем».

Лживое «всё под контролем» взбесило Гарри больше всего. Под контролем? Правда? Профессор рассказывал ему, как были организованы поиски. Никак! Деканы не делили Запретный лес на квадраты, не прочёсывали их по очереди, не привлекли к поиску кентавров, не проверяли лес сверху, летая на мётлах — они просто ходили по чаще, руководствуясь поисковыми заклинаниями, которые постоянно сбоили из-за особой магии Запретного леса и потому что Ликси по приказу Снейпа стёрла большую часть магических следов Гарри. Надо отдать должное профессорам, они старались, но что могли два человека и полувеликан, если Запретный лес огромен и до конца не исследован? Вдобавок ещё и начальство попросту отказывалось делать то, что положено. Гарри в очередной раз подумал, как ему повезло, что в ночь отработки профессор всё-таки вмешался, а сам Гарри был слишком напуган, чтобы по привычке нахамить ему и потерять свой единственный шанс на спасение.

Так что никакого возвращения под крыло директора Дамблдора, нет, ни в коем случае. Чтобы над жизнью Гарри продолжались странные эксперименты, граничащие с безумием? Да у маглов бы после первого же случая с метлой такого опекуна затравили бы проверками, затаскали бы по судам и правильно бы сделали! И даже ещё раньше бы, как только узнали, в какую семью определили сироту, как ему там жилось и что опекунам не платилось ни пенса на воспитание и обеспечение. Снейп до этого объяснил Гарри, что у волшебников с этим не так строго, как у маглов, потому что магов-сирот практически не бывает. Живут волшебники долго, болеют редко, а зельями можно вылечить практически всё, вплоть до того, чтобы вырастить новые кости. Ещё в магическом мире все друг другу родня, дальняя или близкая, так что если ребёнок оказывался один, его брали на воспитание родственники. Случай Гарри во всех смыслах оказался уникальным, а авторитет Дамблдора был настолько высок, что никто и не задумывался, по какому праву именно он распоряжался судьбой Мальчика-Который-Выжил.

Утром, когда Гарри встал, выяснилось, что Снейп уже ушёл. Понять, что Гарри избегали, было нетрудно, и потому позавтракал он совсем без аппетита. Всё же не стоило вчера так напирать. Теперь же ничего не исправишь, нужно как-то выкручиваться и не думать, что Снейп не хотел становиться его опекуном.

Поев, Гарри перебрался за письменный стол, но вместо учебников положил перед собой чистый пергамент. Задумчиво покусывая кончик пера, он принялся выписывать все «за» и «против» предложения Снейпа. Предстоящее решение определяло дальнейшую судьбу Гарри, нельзя принимать его на эмоциях. Конечно, профессор не подберёт ему в качестве попечителя кого-то неприятного или злого, не такой он, на самом деле, оказался человек, но всё равно нужно было обдумать и оценить варианты. Ну, насколько получится, Гарри не был настолько хорош в логике и анализе, как та же Гермиона.

Спустя три часа мучений на пергаменте красовалось целая куча аргументов «за» и всего несколько несчастных «против». Гарри ещё раз пробежался по всем минусам авантюры, предложенной Снейпом. В общем-то, они были взаимосвязаны между собой. Раз нужен маг, способный противостоять Дамблдору, это должен быть либо кто-то богатый (как Малфой), либо принадлежащий к другому политическому лагерю (опять же, как Малфой). Дамблдор так просто не сдастся, значит, будут дрязги, судебные тяжбы и наверняка очень много грязи в газетах. Гарри довелось слышать и видеть такое: в прошлом году, когда он ещё счастливо не знал ничего о мире магии, какая-то популярная американская звезда разводилась с супругом, и то, как они делили детей, не сходило с газет и телеэкранов несколько месяцев. Тётя и дядя обсуждали это с негодованием: во-первых, стыд и позор из-за самого развода, а во-вторых, делать детей разменной монетой взрослым людям стыдно. Возмущаться тихо Дурсли не умели, поэтому Гарри знал многое, если не всё: и про попытки похищения детей, и про преследование журналистами, и про подкупы, шантажи. Кто поручится, что в его ситуации не случится того же самого? Хоть маги и были очень консервативны, но, как говорил дядя, если принципов нет, то для такого человека все средства хороши! Гарри совсем не хотел становиться мишенью для волшебных журналистов, чтобы его имя склоняли на все лады и выдумывали разные небылицы. Это не говоря уже о том, что будущий опекун мог сильно разозлиться из-за такого давления и отказаться от Гарри. Ещё неизвестно, как Рон и Гермиона отнесутся к тому, что Гарри откажется от своих родственников... Впрочем, подумав, он вычеркнул из списка этот пункт. Рон с Гермионой его друзья, но не им решать, что для Гарри лучше, тем более, они быстренько перестали искать его.

И всё же одна вещь не давала Гарри покоя. Фактически Снейп же его похитил. В комнатах ассистента зельевара Гарри прятался вполне себе добровольно, это да, но он пока просто не пробовал выбраться, не нарушал данного профессору обещания. Всё, что он знал о происходящем вокруг своей персоны, было со слов и из воспоминаний Снейпа. Можно ли воспоминания подделать? Наверное, да, но профессор вытаскивал их из своей головы в присутствии Гарри. Стыдно так-то уж демонизировать Снейпа после того, как он столько раз спас Гарри жизнь. Стыдно-то стыдно, а всё равно Снейп — его единственный источник информации, что не очень-то хорошо. Вдруг он лгал? Вдруг клятву можно обойти? Гарри уже тысячу раз укорил себя за то, что был невнимательным на уроках и не читал дополнительную литературу, как Гермиона. Тогда бы у него точно было меньше вопросов и проблем тоже!

Поэтому Гарри и продолжал сомневаться, даже несмотря на то, что выгоды от предложения Снейпа перевешивали с разгромным счётом. Да, профессору и другим деканам запретил вмешиваться директор, который сам палец о палец не ударил для его поисков. Да, вся почта (ну, наверное, всё-таки не вся, а тех, кто знал о пропаже Гарри) просматривалась, и ни Малфою, ни кому бы то ни было ещё не удалось сообщить за пределы Хогвартса о происшествии. Да, в Запретном лесу бродил Волдеморт, о чём директор, скорее всего, знал и хотел ещё раз столкнуть его с Гарри! Но неужели, правда, не было никакого другого выхода, кроме как воевать — с Волдемортом и с Дамблдором?