Кружащие листья (гет)

Альфия спала долго, и когда она проснулась, день сменился ночью, а как известно ночь — самое подходящее время для всяких темных делишек.

Альфия встала и, закутавшись в тонкое одеяло, отправилась вон из комнаты. Первая, кого она встретила, была та самая прелестная девочка, которая дала ей стакан.

— Как тебя зовут, прелестное дитя? — спросила Альфия, садясь перед ней на корточки.

— Гоинька Прекрасная.

— А что ты тут делаешь?

— Я — помидорный упырь! — заявила деточка и ощерилась своими мелкими зубками, — я выращиваю помидоры.

— Как мило, — вздохнула Альфия.

— А ты наша королева, — сказала Гоинька, — твое появление было записано в Великой Помидорной книге, которая досталась нам от двух магистров древности Мичурина и Лысенко. Но тебе нужно приготовиться. Сегодня, как только взойдет луна, мы коронуем тебя на власть. Пойдем со мной, — Гоинька взяла Альфию за руку и повела её куда-то.

Первым делом Альфию умыли ключевой водой, которая серебристыми каплями стекала по нежной коже, потом её погрузили в бассейн с темно-красной жидкостью. Лишь попробовав на вкус, Альфия сообразила, что это кровь помидоров.

Затем её бросили на деревянное ложе, сделанное из душистого кипариса, и растерли помидорными листьями. Кто-то сшил ей туфли из помидорной кожицы, платье из золотистых цветочков и повесил на шею хрустальную цепь с изображением толстого спелого помидора.

И когда взошла луна, Альфию возвели на трон и водрузили на её голову золотой венчик короны.

— Величайшая королева Помидорного царства Альфия Первая! Веди нас на бой с противниками томатов.

— Да, — ответила на это Альфия, вонзая зубы в сочный томат, — но не сейчас. Сейчас я, как полагается царственной особе, должна провести инспекцию своих владений, собрать войско и растоптать под своей пятой неразумное человечество.

В это время Кларуся металась по кровати, её мучила жара и жажда.

Жажда крови.

Милый Трэвис был далеко, Антона она есть не хотела.

Спустив ноги с кровати, Кларуся, похожая на пушистое белое облачко в своей воздушной белой тончайшей батистовой рубашке с вышитыми цветочками, открыла окно и легко спустилась в темную жаркую ночь по стволу глицинии. Оказавшись на прохладной, смоченной ночной росой, траве, Кларуся на минутку задумалась и, после некоторого раздумья, направила стопы прямо к любимому мужчине.

К Эйвону.

В доме, где жил Эйвон, было темно. Кларуся, неслышно ступая босыми ногами, приоткрыла дверь и бесшумно скользнула за порог. Пробежав по скрипучим ступенькам, она вошла в комнату, где спал Эйвон.

Его волевое и гордое лицо выделялось на белой подушке в лучах серебристой луны. Одеяло сползло, открывая вожделенную шею.

— Эйвон! — выдохнула Кларуся, — я хочу тебя!

Эйвон что-то пробормотал и повернулся на другой бок.

— Хочешь ты этого или нет, — свистящим шепотом продолжила Кларуся, — но ты будешь моим. Ты — любимый мужчина моей мечты, — Кларуся бесшумно скользнула Эйвону под одеяло, обняла его и спокойно уснула, не помышляя о том, что хотела укусить его.

А в полночь Пертвишне было видение. От стены отделился темный силуэт, обернувшийся Кристофером Ли, который был одет в черный костюм и темный плащ с кровавым подбоем. Он подошел к ней, присел на край кровати и, сдернув с старушечьего тела длинную хлопковую ночную рубашку, молниеносно овладел ею. Старушка стонала, кусая в кровь губы, кричала, плакала от счастья и царапала Кристофера крепкими ногтями.

Но вот запел петух, и видение сгинуло, растаяв серым дымом.