Дуб, залитый солнцем (гет)

«Дорогая Агнесса, пишу тебе не первое и не последнее письмо, надеюсь, что дома все хорошо, потому что в последнее время меня одолевают нехорошие сны и нехорошие предчувствия, надеюсь, они беспочвенны. Я устроился неплохо, по крайней мере, хочу в это верить и убеждать себя. Встаем мы рано и ложимся поздно, хотя, наверное, это тебе неинтересно… Думаю, что тут можно чувствовать себя комфортно, тут очень холодно — особенно в это время года. Нас не кормят плотно: у меня всегда остается чувство голода после обеда или ужина; хоть и еда тут пресная, это лучше, чем ничего. У нас полевые сборы — учимся жить в лесу и ориентироваться по карте, я в этом лучший из нашей группы. Тут у меня появился хороший друг. Александр — я вас как-нибудь познакомлю как приеду, скорее бы уже. Мы тут постоянно тренируемся, и по ночам все тело болит и невозможно спать. Мы учимся кидать гранаты, обращаться с оружием, а еще зубрим историю Германии, хотя я ее и так помнил. Оказалось, что это место не для таких, как я, оно больше ориентировано на силачей, чей мозг не нужен для выполнения команд и силовых упражнений, я же похожу на хорошего пай-мальчика, который любит читать и учиться. Меня тут не теснят, хотя и дали прозвище kleule, от маленького совенка. Думаю, у меня получится приехать на Рождество. Буду ждать твоего ответа.»

Августин быстро сложил письмо и пошел на первый этаж отправлять его сестре; в коридоре его догнал Александр, хлопнувший Августина со спины.

— Ты сегодня обязан пойти со мной. — Алекс сегодня был крайне громкоголос и активен, что было в обществе юных солдат редкостью.

— Алекс, давай не сегодня. Я устал, к тому же ты знаешь, что на завтра нужно подготовить плакат со статьей. Меня вроде как записали в студенческую газету, — пролепетал Августин, подписывая письмо и отдавая на почте для отправки.

— Ой-ой-ой… — Алекс состроил лицо. — Ну напишешь ты свою статью чуть позже, ну пожалуйста! Сегодня же выходной! — Алекс начал упрашивать его, когда они шли по коридору.

— Алекс, назови хотя бы четыре — нет, три причины, почему я должен куда-то идти.

— Во-первых, потому что это общепринятое мероприятие, его устраивают только старшие группы, во-вторых, потому что будет весело — будет алкоголь и много веселой музыки. В-третьих, потому что к нам приезжают девчонки из… — он выдержал паузу, — женского подразделения.

— Тем более нет. — Августин хмуро посмотрел на друга. — Не пойми меня неправильно, но я ввязываться в это не буду. Помнится, я слышал, что в прошлом году выпускники вытворили что-то подобное и на следующий день их всех отчитали и чуть не выгнали. Спасибо, но нет. Если ты скажешь, что это соблюдать правила — скука, то я буду лучше скучным, чем выгнанным.

Алекс тяжело вздохнул. Он хотел вытащить приятеля хоть куда-нибудь, куда-нибудь, кроме тесной комнаты, где он спал и занимался своими делами.

— Если ты не пойдешь на эту вечеринку, я порву твой рисунки. — Августин, до этого стоявший спиной к другу, развернулся и покачал ногой.

— Ну ты и манипулятор. — Алекс, чуть не прыгая от счастья, обнял друга, и они пошли дальше вместе. По дороге Алекс прожужжал все уши Августину, без умолку болтая о предстоящем празднестве.

Они шагали по коридорам уже опустевшего здания. Алекс и Августин вышли на улицу через служебный выход, потому что главные ворота и двери запирались после девяти. Августин очень волновался: если он правильно понял Алекса, то именно тут должны были встретиться все остальные. Он услышал чьи-то шаги в стороне и понял, что все остальные пришли. Среди них все вокруг были ему незнакомы — юноши из других подразделений, которых Августин иногда видел на занятиях.

Алекс уточнил, не видел ли их кто-нибудь, и те ответили, что все проверили за собой. После они группой из семи человек двинулись сквозь узкие дворы и поля для стрельбы и бега, перепрыгивая через небольшие ограждения прямиком на служебный двор, где жили только прислуги и стояли ангары под хозяйственные нужды. На улице был легкий холод, но Августин его практически не чувствовал — он лишь ощущал, как колотится его сердце. В тот момент ему казалось, что на один вечер он стал плохим мальчишкой, который разбивает себе коленки в кровь и который вряд ли слушает, что ему говорят, у которого только лишь один ветер в голове, зато полные карманы свободы. Августин всю дорогу молчал, и его глаза постоянно смотрели по сторонам — на луну, на дорожку из гравия и на своего друга. Может, Алекс не просто так к нему тогда присел и заговорил, может, это и называется дружбой, что дается человеку только лишь однажды и неважно, в каком лице?

Они пришли к одной из небольших построек, что стояли обособленно на окраине. Стены у таких зданий были плотные, и там хранилось оружие — начиная от пистолетов, заканчивая ручными гранатами, но в это время туда бы никто не зашел. Внутри уже были люди, и Алекс, как только они вошли, оповестил об их приходе. Все сразу разошлись кто куда. Столы действительно были уставлены алкоголем, доносился джаз из проигрывателя, а за одним из столов сидели девчонки его возраста, кокетливо помахивая ему руками. Августин присел в сторонку к проигрывателю и присмотрелся к пластинкам. Они притащили сюда только заграничные пластинки — как иронично.

Августин особо даже и не двигался, наблюдая за происходящим. Кто-то сразу начал заводить разговор с девушками, кто-то открыл вино и стал пить; Августин только и успел увидеть своего друга в обществе двух красоток. Самому Августину их внимание вряд ли было нужно, он не получил бы удовольствия от женского общества.

— Ты тоже тут сидишь и скучаешь? — Высокий и звонкий голосок заставил Августина повернуть голову и выйти из пелены иллюзий. Справа от него теперь сидела девушка, одетая в форму, и, как и он, наблюдавшая в стороне.

— Прости, а что ты имеешь в виду? — Августин смутился.

— Я имею в виду, что тебе тоже это все поперек горла. Тебя тоже сюда притащили насильно, потому что тебе нужно развеяться. — Девушка не была пьяна, однако язык оказался у нее подвешен.

— Ну, предположим, что так. Меня зовут Августин.

— Меня зовут Ирен. — Они пожали друг другу руки, и Августин присел рядом с ней, подальше от проигрывателя. Ирен выглядела симпатично, но Августина мало интересовали девушки, и в этом отношении он был гораздо более скучным, чем Алекс, который только и успевал менять поклонниц.

— Не хочешь прогуляться?

— Если проводишь меня до моего корпуса. Он тут неподалеку, мы приехали сюда ненадолго.

— Хорошо.

Они встали, и уже подходя к выходу, Августин прошептал другу, что уходит к себе в корпус. Тот, хмельной от вина, только покачал головой.

Дорога заняла немного времени, но Августин, идя с Ирен, думал, что она будет вечной. Они медленно шли и мало-помалу перебрасывались фразами об истории и о звездах, о небе и о холодной погоде. Ирен, как оказалось, тоже была сюда приведена подругой — Хильдой. Августин лишь улыбнулся, сказав, что, наверное, в этом и заключается роль друзей. Ирен поддержала его в этом. Остановившись неподалеку, они попрощались.

— Думаю, что отсюда не будет видно, что ты пришла с кем-то. Наверное, нам пора прощаться. Мне было приятно побывать в твоей компании. — Августин отвесил поклон и уже собрался уходить, но Ирен остановила его. Она приподнялась на цыпочках и кротко поцеловала его и, оставив след помады на его устах, пошла прочь, маша рукой на прощание. Августин же еще долго стоял, не зная, как реагировать, и улыбался, как дурак.

Он пришел в комнату незадолго до прихода Алекса и других, и, в отличие от них, вставших с головной болью, Августин лежал не шевелясь, вспоминая тот поцелуй Ирен.

Утро выдалось со скандалом: их вызвали к директору школы, и поэтому вместо построения у них произошла вычитка.

— Вы должны понимать, молодые люди, что подобного рода ситуации идут в минус только вам. Вчера на вечерней проверке вас всех не было в комнате, а около трех двадцати пяти утра вас видел постовой — всех, кроме Августина. Где вы были?

— Мы ходили за пределы корпуса. — Алекс, как самый старший, нес ответственность, Густав и Эрих, стоявшие рядом, тяжело дышали: их мутило от выпитого вчера. Августин же стоял спокойно с каменным лицом, ведь знал, как нужно себя вести при таких людях, как директор; Августин подметил, что Алекс походил чем-то на его отца.

— Значит, вы понимаете ответственность за это. — Директор выставил их из своего кабинета — на этот раз выговор получили все, кроме Августина; его почему-то решили обойти. Августин шел сзади вместе с Алексом.

— Ты ушел сразу же?

Августин покачал головой.

— Я понял, что для меня там не место, и ушел примерно через полчаса. — Алекс, слыша это, вздохнул с ноткой зависти, что его друга никак не коснулось наказание. Эта поблажка задела не одного Алекса. Густав, шагая впереди, резко остановился и развернулся к Августину.

— Ты ведь был с нами, я видел, как ты приходил вместе с Алексом.

— Я сразу ушел через полчаса.

— Почему тогда он не получил выговор?! — Густав закипал, как каша на плите, взглянув на друга с ненавистью. — Это он нас сдал перед постовыми.

— С чего, друг? Ты умом тронулся? Я ушел сразу же, я тебе говорю. — Августин был спокоен. В очередной раз его спокойствие и отстраненность от этой ситуации дали свои плоды, и он не повелся на провокации Густава.

— Может, я и умом тронулся, но доверие к тебе и к нему, — он указал на Алекса, — потеряно. — Он развернулся и пошел прочь.

— Невелика потеря, — прошептал Августин. Алекс вздохнул. Не думал он, что все так закончится для них. — Нам бы выпуститься, а то Густав пакостный, он много чего может наделать, — спокойно сказал Августин.

— Ну, пусть, ему же хуже. Ему с нами еще жить. — Алекс потер глаза: сонливость брала свое, но отлеживаться не было времени. Августин подбадривал друга как мог. Они вместе пошли на занятия. Им повезло, что урок был в классе, и можно было, слушая учителя, параллельно думать о чем-то еще.

Прошла неделя с того самого вечера, и Августин, прогуливаясь как-то вечером, заметил у дуба знакомую фигуру. Он приблизился — да, это была Ирен. Она стояла неподвижно, смотрела на небо, и первые сумерки ложились позади нее, придавая ее лицу бледно-фарфоровый оттенок.

— Добрый вечер, — тихо произнес Августин, и девушка вздрогнула.

— А, это ты… — Ирен поприветствовала его в ответ, молчание затянулось, не отягощая собеседников. — Слышала, что случилось у вас, вам сделали выговор.

— Не мне, я пролетел мимо этого, но теперь на меня злится вся комната. Это неважно. По крайней мере, для меня теперь не нужно искать ничьей благосклонности.

Ирен посмотрела на него.

— Ты ведь здесь надолго? Мы приезжаем каждую осень, но тебя я вижу второй год.

— Ну да, я в том году не гулял — болел, поэтому отсиживался в классе. — На улице окончательно похолодало, а Ирен продолжала стоять, смотря на небо, на котором рассыпались первые звезды. Августин смотрел на небо вместе с ней, замечая, как перемещаются ее глаза по небу от большой и яркой звезды до маленькой и бледной. — Думаю, скоро тебе будет пора, уже около восьми и холодает.

— Правда? — запамятовала Ирен. — А я хотела еще посмотреть на звезды. Все так болит после этих походов, и ничего неохота, а когда придет время побыть одной, уже пора снова спать.

— Когда-нибудь это закончится, не переживай. Это в любом случае лучше, чем вообще не видеть звезды, как другие девочки, что только и интересуются тем, как соблазнить мальчиков. Ну да, это лучше, однозначно.

— Так что ты будешь делать, когда вернешься, Августин?

— Наверное, подумаю об этом, когда уже закончу — пока мыслей никаких нет. А ты?

— То же самое. Я хочу все-таки попробовать себя в роли певицы, когда выйду отсюда.

— Я буду рад прийти на твой концерт, если позовешь.

Ирен хихикнула.

— Конечно, позову.

Они еще сидели в ночной тишине, но вскоре холод окончательно пробрал их. Они все же разошлись: Августин в свою сторону, а Ирен в свою, но оба поняли одно: они нашли приятного собеседника. Августин узнал только через неделю, что Ирен уехала, и поначалу грустил, потом грусть сменилась надеждой, что когда-нибудь они смогут встретиться снова.

* * *

Идя на занятие по стрельбе, Августин тяжело переставлял ноги. Эта дисциплина — единственная, которая была у него завалена. Он, находясь тут уже много времени, так и не научился стрелять. Хотя, может, у него еще будет время это сделать до выпускных экзаменов. Осень в этом году наступила совершенно внезапно. Сильные ветра, пришедшие с севера принесли с собой дожди, а те, в свою очередь, слякоть и хмурость. Занятия на улицах быстро прекратились, и бо́льшая часть из них перенеслась в помещения, хотя на построение они все так же выходили на улицу. Подвалы, где проходила учебная стрельба, отапливались плохо, так плохо, что, выдыхая, можно было увидеть рядом со ртом облачко пара.

Александр, шедший рядом, потирал руки в попытке согреть их. Но у него мало что выходило.

— Черт, они нас так заморозят до смерти, — с озлобленностью произнес он, когда они стояли рядом, выстроившись в шеренгу в несколько рядов в тире.

— Они хотят, по-видимому, сделать из нас трупов, не чувствующих холода, нежели людей, — едва слышно произнес Августин. Для него это был очередной день в занятиях и собственных мыслях. Дожить бы до Рождества, до момента, когда можно будет приехать домой, если его отпустят. Весь его мир теперь был беден и скуп. Хоть он и старался вести себя едва заметно, все-таки недоброжелателя он себе нажил. Густав прошел мимо и толкнул его плечом.

— Он опять сегодня не в настроении. — Александр похлопал Августина по плечу в знак поддержки.

— Не обращай внимания, он всегда такой, — тихо сказал Августин.

Августин все гадал, но ответа так и не находил. Помещение, в которое перенесли урок, было просторным и объединенным с гаражными помещениями, хотя сейчас тут находился лишь тир. Видя, что скоро настанет его очередь, Августин собрался с мыслями, что сегодня нужно показать хороший результат. Александр, стоявший перед ним, очень метко выстрелил, попав при этом во все цели. Густав похвалил его за это.

И на позицию встал Августин. Он слышал, как Густав ухмыляется за его спиной. Густав так и напрашивался на ссору или на драку, в которых частенько был зачинщиком. Августин берет оружие, прицеливается, рука дрожит, минуту-другую он выжидает и стреляет мимо цели. Густав, стоя позади, так и сыплет ругательствами и обзывает его. Августин отходит, не обращая никакого внимания. Александр, стоявший рядом, поднимает голову, смотря на обоих. Воздух накаляется, несмотря на то, что Августин не отвечает, — Густав провоцирует его на драку, как это обычно бывает.

— Августин, может, ты вообще уедешь отсюда, если ты даже стрелять не можешь? — кричит ему вслед Густав. Все поворачиваются, наступает тишина, все взгляды прикованы к этим двоим. Учитель пытается утихомирить ребят, но авторитета как такового у них он не имеет.

— Может, я и не умею стрелять, но у меня есть другие сильные стороны. — Августин, поворачиваясь, видит, как лицо Густава меняется от милого к гневному, — он зацепил его. Слова и теория никогда не были его сильной стороной. Все знали в их группе, что Александр всегда прикрывал с домашними заданиями Густава, так как тот ничего не соображал. И Густав мог бы замять это дело, однако все слышали это, а Густаву не нужна была порча репутации.

Тот подходит, берет его за грудку и шипит, глядя в лицо и гневно дышит, словно загнанный бык.

— Слушай ты, теоретик, а че ты тогда к нам приперся, а? А не в универ какой-нибудь поступил?

Августин пытается снять с себя его руки, но ничего не выходит. Он слабее его.

— Это не твое дело! — грубо отвечает Августин, и Густаву сносит крышу. Он ударяет Августина по лицу кулаком, и тот падает, не успевая среагировать. На него обрушивается град из ударов по всем возможным местам: голова, руки, ребра, на фоне слышны голоса — Густава пытаются оттащить, учитель в два раза меньше ростом не может контролировать ситуацию, среди ребят начинается переполох. Половина встает вокруг Августина, половина успокаивает Густава, который теперь сыплет ругательствами с пеной изо рта. Александр наклоняется к Августину — тот, ничего не понимая и не видя, пытается за что-то ухватиться, ничего не выходит. Все плывет, и в конце концов он сдается и закрывает глаза, лежа на полу.

Ослепляющий солнечный свет заставляет Августина неохотно приоткрыть глаза. Он в палате, хоть левый глаз практически не открывается, он все равно делает над собой усилия, чтобы прийти в себя. Пахнет йодом и хлоркой. В медицинском кабинете тихо, даже слишком тихо — он один. Тишина сначала давит на него, потом он понимает, что так было не всегда. И постепенно приходит понимание, что когда-то давно, как теперь он считает, он был другим. Он любил тишину и уединение, но пришлось все это отложить на другую жизнь. Теперь, только теперь у него есть такая возможность. Чуть пошевелившись в кровати, он понимает, что ему тяжело дышать, ребра чем-то стянуты. Августин на минуту-другую прилег. Послышались шаги и голоса. Судя по радостным возгласам, пришли его соседи по комнате — Эрих и Александр. Медсестра быстро проводила их до его койки.

— Только недолго — ему нужен покой. — Строгий голос медсестры убрал с лица Эриха улыбку, но ненадолго. Как только она ушла, он присел к Августину на кровать и стал говорить, как он рад, что тот остался жив.

— Эрих, ему никто бы и не дал тут помереть! — возразил ему Александр.

— Ты знаешь, Густав так лупил его, что я и правда чуть не подумал обратное, к тому же как хорошо, что теперь он не с нами.

— Что? — чуть слышно произнес Августин. — Густава перевели?

— Скорее отчислили. — Александр произнес это с ноткой довольства в голосе — За неуважение к старшим, а еще за неуспеваемость. Ты должен поправляться — скоро зима, а это значит тесты и Рождество. Ты, кстати, еще не думал, куда поедешь?

— Нет, — тихо произнес он.

Они еще чуть-чуть поговорили, и вскоре парни ушли, оставив Августина в тишине больничных стен. «Скоро Рождество», — пронеслось у него в мыслях. И правда, порой думаешь, что жизнь действительно измеряется одними праздниками, поэтому люди их и придумали. Интересно, как там Агнесса? То Рождество он проводил вместе с Анной и Вильгельмом и получил в подарок масляные краски, а Агнесса — новое пальто. Младшенькие получили сладости. Анна с Вильгельмом всегда здорово им устраивали праздники. Августин погрузился в сон — в тихий и спокойный сон. Ему снилось, что он снова дома и ему снова одиннадцать; он снова читает книгу под дубом, а рядом сидит Агнесса, рассматривая ромашки и клевер.

Заключительная речь директора школы по поводу выпуска была не сильно воодушевляющей. Стоя на июньском легком ветру, Августин, как и многие другие, кто так же, как и он, собирался выпуститься и пойти кто куда, вряд ли думал о чем-то серьезном; скорее, что теперь они смогут рассчитывать на государство. Густава и вправду исключили, и, как уже позже узнал Августин, домой он вернулся ни с чем и никем — печальная судьба. Вещи были собраны накануне, и оставалось только забрать их из комнаты. На Августина накатила легкая грусть, и главный вопрос: «А что дальше?», который он задавал себе все чаще и чаще в последние два года, так и оставался без ответа. Однако может ли быть ответ на него?