All we need is love... (гет)

Примечания:

Пб открыта, писалось в дороге.

А еще у меня сегодня др)

Встретились как-то Любовь и Дружба.

Любовь спросила:

— Зачем на свете нужна ты, если есть я

Дружба ответила ей:

— Чтобы оставлять улыбку там, где ты

оставляешь слёзы.

©Притча

* * *

Люмин всегда считала Кадзуху тем самым человеком, с которым она может спокойно поговорить, рассказать о своих проблемах и попросить совета, потому что знала — Кадзуха обязательно поможет, иначе и быть не могло. Не раз Люмин обсуждала с ним свои чувства к другим, искала у него утешение, когда все шло совсем не так, как хотела путешественница. Девушка не успела заметить, как у нее появился новый друг, которого она ценила и уважала, никогда не стыдясь при нём рассказывать что-то о себе, считая, что с друзьями можно говорить обо всем. Люмин было необходимо кому-то выговариваться и таким человеком стал Кадзуха, который о путешественнице знал уже гораздо больше, чем любые другие жители Тейвата вместе взятые, включая даже Паймон. Фея, конечно, тоже была хорошей подругой путешественницы, но с ней Люмин не могла говорить обо всем, так как она попросту не поняла бы переживания мечницы.

А Кадзуха понимал. Улыбался и поддерживал Люмин, подставлял свое плечо, когда ей нужно было выплакаться. Кадзуха все понимал и был рядом, пока ситуация это позволяла, пока путешественница считала его своим другом, нуждаясь в нем. Но было в этой ситуации кое-что, о чем Люмин знать было необязательно.

Люмин для Кадзухи не была подругой, как он для нее, потому что он ее любил. Тихой незаметной любовью, довольствовуясь пока что тем, что давала ему судьба, этого было ему достаточно. Чтобы она не делала, с кем бы не была, Люмин все равно возвращалась к нему. Встречи их было редкие, порой короткие, но всегда значимые. Каэдэхара с каждым разом узнавал Люмин лучше, удивлялся, насколько она была многогранной личностью и сколько всего еще скрывала за своей прекрасной улыбкой.

Кадзуха никогда не ревновал, когда она была с другим. Не имеет права, они все еще оставались просто друзьями и терпеть ревность Кадзухи из-за его собственного эгоизма и односторонней любви, Люмин не обязана. Да, ему было неприятно, но не подавал виду, считая, что девушка ни за что и никогда не должна будет узнать о том, что он скрывает. Да, это было больно слушать, когда девушка делилась о своих едва назревающих чувствах к другому мужчине, которые позже стали лишь разочарованием и слезами на её глазах. Не раз он ловил себя на мысли, что «будь у него такая возможность, он бы не позволил той, кого любит самой нежной и трепетной любовью, плакать», потому что слезы Люмин делали и ему больно. Но увы, он мог лишь успокаивать её, гладить по голове, даже не зная, как отгородить путешественницу от этой боли в будущем.

А потом Люмин начала от него отделяться. Кадзуха сразу заметил изменения в ней. Молчалива, не спешила рассказывать о своих проблемах, постоянно приговаривая, что в этот раз у нее все хорошо и она пришла не жаловаться, а просто проверить друга.

— Мы же друзья, — она пожимает плечами, как-то по странному выделяя последнее слово. — Если будет то, о чем я хочу с тобой поделиться, я обязательно расскажу.

Фальшивая улыбка.

Он улыбается в ответ, думая, что на это есть причины, до тех пор, пока ситуация не повторяется вновь. Она снова молчит, мало говорит, предпочитая слушать или давая говорить только Паймон, изредка добавляя что-то от себя. Все та же мягкая улыбка, только взгляд совсем другой, не такой открытый и мягкий, как раньше. Кадзуха все еще верил, что на подобное поведение у путешественницы есть причины. Настолько личные, что даже ему она не может рассказать. Возможно, узнала что-то о своем брате? Или скрывает какую-нибудь тайну регионального масштаба.

После Фонтейна девушка вовсе замкнулась в себе, предпочитая искренности фальш. Взгляд, улыбка — все ненастоящее и это беспокоило ронина больше всего. Юноша пытался заходить издалека, как говорится — заговоривал зубы, но Люмин хорошо его знала, потому и молчала. Даже лучшая подружка путешественницы Паймон не смогла дать точного ответа, с волнением в голосе сказав:

— Она влюбилась. Люмин сама так сказала.

Но в кого и когда Кадзуха не знал, как и фея.

— Люмин сказала, что не расскажет мне, так как я могу сказать лишнего, но Паймон не обижается на нее, Паймон знает, что иногда не может держать язык за зубами, — поедая вторую порцию данго, отвечает фея. — И вот уже Паймон проболталась. Люмин наказала не говорить тебе, что ты не беспокоился.

Где между всем этим была связь Кадзуха так и не понял, ведь раньше путешественница обсуждала с ним тех людей, которые ей нравились... Вот именно «нравились», она их не любила, как сейчас. Чего она боялась? Осуждения? Неодобрения? Кадзуха никогда бы не помешал счастью путешественницы в угоду своим неуместным к ней чувствам. И что за глупое оправдание, «чтобы он не беспокоился». Люмин говорить не хотела, а он просто не лез, ожидая, пока сама скажет, но даже его терпение приходит конец. Эта недосказанность, избегание разговоров и встреч с ним.

— Поговорим? — Каэдэхара берет путешественницу за руку, как только она возвращается с новым подносом еды для феи. На его губах больше нет той спокойной улыбки, в рубиновых глазах больше нет той самой безмятежности и беспричастности.

Люмин могла ответить лишь молчанием, понимая, что ей больше некуда бежать и скрывать от своего друга всю ту правду, которая тревожила её. Оставив Паймон еду и сказав, чтобы она осталась пока что одна, они вышли на улицу. Легкий ветер обдувал открытую кожу и Люмин поежилась. Зазвенел чуть слышно колокольчик, висящий у входа, зашуршала листва. Девушка подошла к перилам, оперевшись на них и устремила взгляд на горизонт, за которым скрывалось солнце, окрашивая небо алым цветом. Ей было тяжело находиться рядом с ним, стараться не выдать себя, но где-то глубоко внутри Люмин тешила себя, будто ей удается обманывать его, но реальность была к ней жестока.

— Что происходит?

— Ты действительно хочешь это знать? — Встает вполоборота к нему и свет заходящего солнца освещает её статную фигуру, играет причудливыми бликами на светлых волосах. Она была похожа на наваждение, красивую иллюзию, к которой только прикоснись — исчезнет.

— Да, — он подходит ближе, заглядывая в золотые глаза, не отводит взгляд и нежно касается пальцами её руки, лежащей на перилах. Девушка вздрагивает и напрягается, Кадзуха сразу же убирает руку. — Даже так, — прошептал он одними губами.

— Извини, я, — девушка не знает, куда деть свой взгляд, — я не хотела тебя обидеть, просто...

Она замолчала и это молчание начало затягиваться.

— Просто «что»? Продолжай, — Кадзуха начинал уже раздражаться.

— Неважно, — отворачивается, вновь возвращая свой взгляд к горизонту. — Нам больше не стоит видеться... Да, так будет лучше.

Последняя фраза звучала неуверенно, словно убеждала она в этом не его, а себя. Да, наверное, так оно и было.

— А теперь скажи мне это в лицо, — ронин аккуратно касается подбородка девушки, поворачивая её лицо к себе. В её глазах он видел целую бурю эмоций и никак не мог вычленить из них те, которые дали бы ответ на вопрос.

— Кадзуха, — как ласково звучит его имя с её уст. Он не убрал руку, забылся, почти коснувшись её губ большим пальцем. Тяжело, очень тяжело сдержаться уже даже ему, что уж говорить о Люмин. Девушка замерла, ожидая чего-то, но Кадзуха отстранился, убрав руку, отвернулся.

Он чуть не потерял контроль.

— Кадзуха, извини, — шепчет путешественница, а он и не понимает, за что она извиняется, потому вновь оборачивается к ней.

Девушка мягко скользнула по его щеке узкой ладонью, последний раз заглянула в удивленные и такие любимые глаза, а затем поцеловала. Слишком быстро, юноша понять не успел, как столь желаемое тепло её губ оставило после себя лишь прохладу.

Люмин хотела уйти, спрятаться от этого позора, совершенного по собственной глупости, под порывом чувств. Теперь между ними точно ничего не будет как раньше и стоило забыть о встречах, о разговорах, об их... дружбе.

Он схватил её за запястье.

— Только не говори, что...

— Скажу, — все еще боится посмотреть в глаза. — Но это неправильно.

Кадзуха улыбнулся. Теперь все было понятно, отчего всегда смелая путешественница вела себя так по-детски. Почему не догадался сразу? Скорее боялся признавать то, что она может полюбить его.

— Почему? — Задает вопрос, хотя ответ знает. Они долго испытывали друг друга, называясь просто друзьями и это стало преградой для понимания того, что они действительно друг к другу чувствуют. Не просто дружба, она осталась далеко позади. По крайней мере с сегодняшнего дня точно.

— Я..! — Все-таки поворачивается, встречаясь с его взглядом. Кадзуха все уже понял.

— Любишь меня? — Мягко улыбается, переплетая их пальцы.

— Да, — Люмин больше не скрывает, и сразу легче становится.

— Тогда в этом нет ничего неправильного, — смеется, но в ту же секунду становится серьёзным. — Я люблю тебя.

— Хэй! Паймон съела уже все данго! Вы скоро? — Фея появляется внезапно, заставляя путешественницу вздрогнуть.

Кажется и Кадзухе, и Люмин позже нужно будет объяснить, что фее не стоит беспокоить их, пока они наедине...

Примечания:

Спасибо за прочтение!