↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Первый день челленджа.
С праздником вас, дорогие мои читатели❤
ПБ открыта.
* * *
Ни один фонарь не осветит мой путь так, как освещаешь его ты своей любовью.
С каких пор он так отчаянно стал ждать Праздник морских фонарей? Год? Два назад? Сяо не мог сказать точной причины, почему это шумное празднество перестало доставлять дискомфорт, скорее он испытывал в преддверии... предвкушение? Нельзя сказать, что он стал ближе к людям, скорее просто относится к ним более лояльно, чем десятки лет назад. Что же стало причиной? Не настоящая смерть Моракса, его господина, что освободила адепта от тысячелетнего контракта? Или все же светловолосая девушка, отчаянно искавшая с адептом встречи, не страшась его пагубного влияния?
— Люмин...
Её имя частенько слетало с его губ, когда Охотник на демонов оставался один в последнее время. Её влияние на юношу было столь же велико, как слово Моракса для яксы. Только вот с Архонтом их связывал контракт, а с путешественницей нечто более глубокое, нечто столь неуловимое, играющее на тонких струнах его души. Это пугало и завораживало адепта, изо дня в день пытавшегося выловить знакомую светловолосую фигуру среди серой толпы других людей. Люмин была яркой, тёплой, слово солнечный свет, на который Сяо идет в непроглядной тьме.
Их первая встреча была спонтанной, совсем не радушной и грубой. Не желающий связываться с людьми якса всеми силами старался держаться от девушки подальше, не один раз говорил, что рядом с ним по пятам ходила смерть и никому небезопасно быть с ним так долго, но она... Лишь улыбнулась, так светло и тепло, что на секунду якса засомневался, что перед ним человек, а не сошедшее со звезд божество. А позже юноша убедился, что никакой Люмин не человек, а кто же тогда? Он долго не признавался себе, что ищет с ней встреч, оберегает её, оставаясь в тени, цепким взглядом выискивает из толпы, почему-то выделяя только ее.
Так почему же он ждет Праздник морских фонарей? Потому что как бы далеко Люмин не была, она всегда возвращалась в Ли Юэ, к нему... Как глупо думать было об этом, они обыкновенные знакомые, которых ничего не обещали друг другу, и все так сложилось, что именно в этот праздник они всегда вместе. Сяо невольно стал привыкать к девушке, ожидать ее, почему-то уверенный в том, что она обязательно навестит его. Так и случалось уже четыре года и в очередной раз, после путешествия в Фонтейн, она здесь, рядом. Он знал, чувствовал, что Люмин пришла и не мог все еще понять, почему так отчаянно ждет её.
Они встречаются незадолго до начала праздника, едва парой незначительных слов обмениваются и Сяо наконец приглашает её встретиться после праздника. Чжун Ли рядом одобрительно кивает, чем вызывает смущение юноши, от него никогда ничего нельзя было утаить и, кажется, мужчина знал об адепте гораздо больше, чем сам Сяо. А Люмин... Она как всегда мягко улыбается, смотря прямо в глаза и одобрительно кивает, радуясь скорой встречей с яксой наедине. Если, конечно, Паймон позволит. Еще никогда ожидание не становилось таким мучительным, казалось бы подождать всего день, для яксы, прожившего уже не одно тысячелетие подобное — сущий миг, но сейчас...Сейчас все иначе, мгновения тянутся вечностью, ожидание тревожит. Казалось бы, к чему спешка? Но Сяо знал, что надолго путешественница не останется в Ли Юэ и хотел как можно дольше быть рядом, ведь не только он жаждет получить внимание прославленной героини, выкроить кусочек её свободного времени для себя, чтобы успокоить обреченную на страдания душу.
Он ждал, пришел даже раньше положенного, наблюдая, как из-за горы в небо беспорядочно взлетают тысячи фонарей, несущие в себе людские желание. Услышит ли он её желание? Нет, среди всех этих голосов её нет. Ждет чего-то? Возможно. Люмин непредсказуема, порывиста, как ветер среди гор, может быть ему выпадет шанс сделать это вместе с ней? Раньше он если и запускал в небо фонари, но только пустые, без желаний, скорее как дань уважения традициям, а сегодня... Сегодня он хочет запустить фонарь вместе с ней, вложить в него свое желание, как бы по-детски это не звучало. После знакомства с Люмин что-то незримое в нем поменялось и ему тоже хотелось стать самым обычным человеком, жить как человек, не страшась причинять боль, хотелось наивно верить во всякие глупости, которые могли делать других счастливыми.
— Сяо! — Он слышит её голос, неспешно оборачивась. Девушка, словно сияя в эту праздничную ночь, спускалась к нему.
— Ты пришла, — внимательно осматривает её с ног до головы, а потом замечает, что рядом с ней не было Паймон. Это к лучшему, возможно ему удастся сделать то, что хотел, не смущаясь чужого вмешательства.
— Разве могло быть иначе? — Склоняет голову на бок, открыто улыбаясь. Красивая. — Как только все закончилось, я сразу поспешила к тебе, пока Паймон осталась на продолжение праздника, — девушка останавливается рядом с юношей, внимательно разглядывая его лицо.
Всегда спокойный, почти не проявляющий эмоций из-за тяжело бремени, отягощающего его сотни лет. И все же Люмин рядом с ним было спокойно, каждое свое посещение гавани встретиться с Сяо стало чем-то вроде неизменной традиции, которую путешественница соблюдала уже несколько лет. Мыслями и душой она тянулась к нему, едва ли сама это осознавая, потому что ей просто хотелось увидеть его. Одного взгляда, мимолетной встречи хватило бы, чтобы на сердце стало спокойно.
— Жаль, что тебя не было в городе. Представление было потрясающим.
— Насладиться красотой огней Праздника морских фонарей можно не только в городе.Посмотри, — он указывает на гору. — Гавань Ли Юэ прямо за этой горой. С этой точки я могу любоваться воздушными змеями, что медленно поднимаются в небо... Мне этого достаточно.
— Это отлично, — Люмин улыбается, но на дне золотых глаз пробегает легкая печаль. Наверное, ей стоило с самого начала прийти к нему, даже если бы она и пропустила представление. Разве это так важно, если дело касается дорого ей человека?
— Я пригласил тебя сюда, потому что хотел кое-что сделать, — Сяо всматривается в лицо путешественницы, ищет что-то для себя в её эмоциях. — Запустишь со мной этот небесный фонарь? — Юноша указывает куда-то рядом с собой и только сейчас путешественница замечает в высокой траве одинокий фонарик.
— Ты сам его сделал? — Удивляется она, чем явно смущает бедного адепта.
— Прошу прощения за его внешний вид... Я не силен в рукоделии, — он отводит взгляд думая, что ему лучше было бы купить уже готовый.
— О чем ты? Он прекрасен... — и смотрит в этот момент не на фонарь, а на яксу.
— Спасибо за доброту как и всегда, — неуверенно проговоривает, все еще считая эту затею полным провалом.
Люмин равняется рядом с адептом и они вместе поднимают фонарик. В теплом свете фонаря глаза путешественницы еще больше напоминают драгоценный металл. Сяо не силен в чем-то подобном, да и рядом с ней все мысли запутываются в один непонятный клубок, потому и говорит юноша мало, стараясь не показать себя в плохом свете.
— Тогда запускаю, — он поднимает руку в вверх, отпуская фонарик в небо и на секунду задевает её руку. Люмин не замечает, внимательно смотрит на одиноко летящий в бескрайнее небо фонарь, а Сяо... А Сяо смотрит на её лицо, отмечает, как расслабленно она выглядит. Уголки губ чуть приподняты, в золоте её глаз сияют отражения тысячи звезд и свет фонарика, запущенного ими, который продолжает подниматься все выше и выше.
Красивая...
— Сяо? — Зовет его, видно, не в первый раз. Девушка стояла гораздо ближе к нему, выискивая что-то для себя на спокойном лице адепта.
Адепт вздрагивает, задумавшись о своем. Как близко.
Если скажет сейчас, не сделает ли хуже? Если признается и ей, и себе, что чувствует, не испортит ли их отношения? Такие чувства, как любовь не только дарят радость, но и отягощают.
— Все хорошо? — Обеспокоенно смотрит, а затем делает еще шаг, еще ближе, теперь Сяо вовсе может уловить её запах. Шелковица и ваниль. Сладко. — Улыбнись, пожалуйста, — смело просит она, а у самой кончики ушей горят. Неловко, она тянет руку к его лицу, самым кончиком пальцев проводит по скуле, а затем заправляет темную прядь волос за ухо. — Думаю, тебе очень идет улыбка...
Люмин готова была сквозь землю провалиться от стыда. Разве может она так поступать, не уверенная в том, что адепту это нравится? Как же глупо с её стороны поступать так необдуманно, но рядом с ним все мысли разбегались и она не могла себя контролировать. Столько лет держать в себе это чувство, боясь все испортить...
— Извини, я не...
Она не договаривает. Сяо перехватывает её небольшую ладонь, прижимая к своей щеке. Они оба не особо разговорчивы, оба предпочтут быть слушателями, чем говорить самим и это не единственное общее, что есть у них. Золотые глаза путешественницы широко раскрыты, девушка не особо понимает, как ей реагировать, что говорить или делать. Сяо же молча наблюдает за эмоциями на её лице, ищет намек на неприязнь, но видит только отражение своих эмоций на её лице.
— Не извиню, — не удержался, сказал, чтобы увидеть еще больше растерянности на её лице. Милая. Адепт в какой-то момент удивляется своим же мыслям, рядом с ней он ведет себя так безрассудно... И это ему нравится. Нравится, что рядом с ней ему не нужно притворяться, не нужно осторожничать, он может делать то, что так хочет.
— Сяо, — с наигранным возмущением смотрит на него.
— Да? — Почему он шепчет?
— Сяо... — еще ближе с ним. Свободной рукой опирается о грудь адепта, привстает на носочки, в последний раз взглянув в удивленные глаза, а затем...Легко, невесомо, касается губами его приоткрытых губ, словив удивленный вздох.
«Это не сон? », — крутится у обоих в голове.
Люмин делает маленький шаг назад, хочет отстраниться, но юноша второй рукой притягивает её за талию к себе, сильнее прижимаясь к манящим губам. Словно глоток свежего воздуха, словно полет под облаками, такой легкий, непринуждающий поцелуй, ставший решением всех сомнений на их сердцах.
— Я люблю тебя, — не верит, что так легко произнес это первым, стоило лишь оторваться от её губ. Он отпускает её руку, проводит по её щеке большим пальцем.
— А я люблю тебя еще больше, — улыбается открыто, не отводит взгляд от красивого лица адепта. На сердце сразу становится так легко, так свободно, что сомнений не остается — она поступила правильно.
Сяо тихо смеется, кажется, Люмин впервые слышит его смех, да и видит таким безмятежным тоже в первый раз.
— Никакого уважения к адептам, — приближается вновь, лбом прижимаясь к её лбу...
Чем выше фонарик взлетает,
Тем жарче любовь воспылает.
Мгновение вечностью станет,
И новая встреча вновь настанет...
Примечания:
Спасибо, кто прочитал! Я буду рада любому отклику! Хотела написать это отдельно, так как момент покорил мое сердечко, а тут челлендж подвернулся.
А еще не осуждайте меня за это четверостишие, стихи явно не мое, но тут прям захотелось ?
А еще в тгк мы обсуждаем, кто будет слудущим ) Буду ждать вас в своей обители❤
https://t.me/hilichurls_write
Примечания:
Второй день челленджа.
Пб
Ревность — это боязнь
превосходства
другого.
©Александр Дюма
* * *
Тарталья всегда знал что не идеален, хотя старался казаться наоборот. От него постоянно много проблем, почти никто не считается с молодым предвестником, для которого битвы — чуть ли не самое важное в жизни. Мало кому удается выйти победителем из поединка с ним, а если такие люди и найдутся, то Тарталья до последнего не отстанет, пока победа не будет его. Раньше такая стратегия действовала безоговорочно, до одного инцидента в Ли Юэ, где молодой предвестник готов был терпеть поражение за поражением, лишь бы только от её руки. От её маленькой элегантной руки, которая чуть позже обязательно будет касаться его, которую он будет целовать, уповая от наслаждения. Люмин принадлежит ему сердцем и душой, она обещала, говорила, как сильно любит и готова была терпеть все эти дни разлуки, ведь в конце концов из пути все равно пересекутся.
Тарталья самоуверенный, наглый, для него что ни день, то новое приключение и на это его поведение Люмин лишь качала головой, но все равно оставалась рядом.
— Потому что люблю тебя, дурака, — говорила она, когда Чайлд в очередной раз задавался вопросом, почему любимая всеми путешественница все еще оставалась с ним. С ужасным и невыносимым предвестником, который устраивал хаос везде куда ступала его нога.
Люмин, его маленькая и светлая девочка, чьи цели и планы не совпадают с Фатуи, соответственно — они враги. Самые настоящие враги, стоящие по разные стороны баррикад, так почему же она все еще не ушла? Почему он все еще не может её отпустить? Аякс любит её. Любит до безумия сильно, о чем твердит каждую их встречу, вкладывает всю свою любовь в прикосновения к ней, в поцелуи, в их близость... Однако не он один проникся бесстрашной путешественницей, у девушки действительно было достаточно много поклонников. Сначала Тарталья не обращал внимание, ведь ни в ком не видел соперников и не раз убеждал себя в том, что раз Люмин возвращается именно к нему, значит повода для беспокойств не было.
И все же он не всегда рядом с ней, не всегда может уделять ей внимание, а еще он обычный человек, а Люмин... Он не знал точно, кто она и откуда, но понимал, что она не человек точно и будет жить гораздо дольше, а он состариться и умрет в ближайшие полсотни лет. У Люмин много друзей и знакомы и многие из них как раз могут дать ей то, на что Тарталья не способен — вечность. Тот молоденький и хмурый адепт, консультант ритуального бюро, он же Моракс. И если с последним путешественница всегда держалась официально, то с адептом... Для того, кто недолюбливал людей — охотник на демонов уж слишком много времени проводил с путешественницей, хотя она и не человек, может потому и сблизился с ней? Ревнует ли Тарталья? Ох, определенно да, только в силу своего упрямства не признается и до последнего будет делать вид, что все в порядке, пока изнутри его разрывает от чувств.
— Извини, я уже обещала встретиться кое-скем, давай отложим на завтра? — Отвечает она, когда встает утром с постели.
— Кому? — Недовольно, хотя и вопрос задавать не стоило, Тарталья догадывался, с кем именно Люмин могла искать встреч в Ли Юэ. — К своему Сяо? — Получилось грубее, чем он хотел сказать, но путешественница либо не обратила внимание, либо только сделала вид.
— Да, — девушка завязывает ленты черного топа на шее.
Простое "да" без всяких объяснений? Аякс фыркнул и вслед за Люмин спустился с кровати, щеголяя голым торсом по комнате. Заметив возлюбленного в отражении, Люмин улыбнулась, уже думая, как бы не поддаться искушению, жаль только Аякс думал совершенно о другом, не видя, каким взглядом его одарила возлюбленная в отражении.
— Может не пойдешь?
— Нет. Я обещала, должна пойти, — облизывая губы, она продолжает следить за ним через отражение, отмечая, что он, кажется, чем-то расстроен или все же недоволен?
— Останься, — он опускает руки на её плечи, чуть массирует их. Люмин закрывает глаза и чуть ли не мурлычет от того, как приятны прикосновения его чуть шершавых ладоней.
— Я уже обещала, — запрокидывает голову назад, опираясь о мужской торс. Покидать дом хотелось все меньше. — Я ненадолго, поверь...
Люмин уже было ожидала поцелуя, но получила в ответ лишь хмурый взгляд синих глаз. Удивленно вскинув брови, девушка сбрасывает мужские руки с плеч и поворачивается. Что-то было не так и оставлять это было бы плохой идеей. Ногой подвинув стул к себе, Люмин быстро выбирается на него, становясь одним ростом с предвестником. Тот выжидающе на нее смотрит, ожидая последующих действий.
— Что случилось? — Она берет его лицо в свои руки, заглядывая в бездонные синие глаза, так напоминающих ей бескрайний океан.
— Разве что-то случилось? — Кладет руки поверх её, взгляд не отводит. Но Люмин окончательно убеждается, будто что-то не так. Он ответил вопросом на вопрос, а так делают лишь тогда, когда пытаются выкроить время, чтобы придумать более правдоподобный ответ.
— Не смей мне лгать, — хмурится, чувствует, как чуть дрогнули его пальцы. — Только не говори, что ты пришел такой потрепанный недавно лишь потому, что вызвал адепта на дуэль. И теперь боишься, что он мне об этом расскажет, — она закатывает глаза, но все равно понимает — мимо. Не это тяготило предвестника, что-то другое, более глубокое...
— Да? — То ли соглашается с выводом путешественницы, то ли совсем на другое отвечает, мыслями находясь где-то не в этой комнате точно. Ну а так, идея сразиться с адептом была интересной, но даже в форме духа Тарталья не рискнет тронуть такое древнее существо, чья жизнь — сплошное сражение. Он проиграет. — Я просто хочу проводить больше времени с тобой, — улыбается, закрыв глаза, но Люмин уже что-то поняла.
— Ты не хочешь чтобы я просто уходила? Или чтобы уходила конкретно к охотнику на демонов? — На последнем делает особый акцент, заметив, как в очередной раз дрогнули пальцы парня. — Ты... ревнуешь? — Довольно быстро складывает два плюс два девушка и попадает точно в цель.
— Глупости, — он рассмеялся, чем выдал себя. Люмин тяжело вздохнула, сильнее сжав его щеки и заставила смотреть на себя. Тарталья напрягся, сердце в его груди застучало сильнее.
— Какой же ты глупый Фатуи, — Люмин лохматит его волосы, а потом целует в губы. Крепко-крепко и не один раз. — Поразительно, куда делась твоя самоуверенность? Чайлд, не сомневайся во мне, пожалуйста. Мы с адептом просто сотрудничаем в одном деле, касающейся останков древних и все. У нас схожая цель и желание обезопасить других людей в Ли Юэ.
Аякс молчит, не зная, что и сказать в свое оправдание. Он правда бывал самоуверенным порой, но иногда его это подводило. Он знал, что не идеален, знал, что опасен, знал, что очерняет репутацию путешественницы тем, что находился рядом, но не мог отступить. Потому что любил, потому что желал быть вместе с ней, взять ее в жены, завести семью, но понимал, что все это может остаться только мечтами, потому что он не идеальный, он сплошная ходячая катастрофа, доставляющая неприятности окружающим. А Люмин особенно.
— Дурак ты, Аякс, настоящий дурак, — Люмин обнимает его за шею, щекой прислоняясь к его щеке.
— Зато твой дурак, — шутит он, получая легкий подзатыльник. Ему все еще было боязно, что она уйдет, оставит его, полюбить того яксу, и...
— Хватит думать о глупостях.
— Ну я же дурак, о чем мне еще думать, — старается расслабленно засмеяться. Не получается.
— Так, Аякс, — Люмин отстраняется, смотрит серьезно. — Не сомневайся во мне и помни, что я тебе обещала. Ты ведь помнишь?
— ...выйдешь за меня замуж, как только решишь все проблемы. Помню.
— Молодец. Я не откажусь от своих слов, Аякс. Я люблю тебя и только тебя. И ничто не способно это изменить, мои чувства — не игрушка, они настоящие. Наши отношения не простая интрижка. У них есть будущее, далекое счастливое будущее, которое мы построим вместе. Не ревнуй меня, потому что с кем бы я не общалась, возвращаюсь все равно к тебе, любовь моя.
— Не могу не ревновать...
— Значит будешь наказан...
Девушка прижимается к его губам, а потом через полтора часа будет извиняться перед Сяо за опоздание, придумав неубедительную отмазку, почему именно она задержалась. Надо же ей было доказать, в чем не прав её возлюбленный?
Примечания:
Получилось не так, как хотела, но ситуация с обвинением в плагиате меня задела...В какой-то момент даже захотелось удалиться с фб...
Примечания:
ПБ открыта, вот и 3 день подоспел.
Я вот читаю другие работы в рамках этого челленджа и у всех все так мило, так классно и я... Без комментарие просто.
...И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
©М.Ю.Лермонтов
* * *
Он ее ненавидит. Ненавидит с тех самых пор, как появилась в этом мире, как испортила все его планы, ведущие к мечте стать чем-то большим, чем просто куклой, чем-то большим, чем неудачным образцом, которого выбросили, не пожелав дать хотя бы имя. Он ненавидел весь мир, но сейчас было проще всю свою ненависть направить лишь на одного человека.
На Люмин.
Такая идеальная, такая вся светлая, тошнить тянет. Смотря на нее, он понимает, что она виновата в его неудаче, ее вмешательство способствовало позорному поражению и исправлению в храме Сурастаны. Это все она, Люмин, чье имя означает свет, в котором Скарамучча так отчаянно нуждается, видя в нем то самое спасение. Только вот шанса больше нет, его уже не было, он заклеймил себя предателем и не может рассчитывать даже не один ее взгляд. Даже сейчас, когда о его поступках помнили единицы, его шансы все еще малы.
Он ненавидит Люмин и нуждается в ней, так как в ее силах излечить всю ту боль внутри, в ее силах понять его, в ее силах осветить ему путь в непроглядной тьме, в которой Скарамучча, теперь уже Странник, блуждает сотни лет. Он ненавидит ее, потому что во взгляде цитриновых глаз видит сочувствие и сожаление, которое Страннику к бездне не сдалось. В груди все сдавливает, когда ее долго не видит, хотя внутри него — пустота, ничего нет, он лишь все придумывает, все чуства его — фальшь. Убеждает сам себя в этом, а потом корчится от боли внутри, от тоски.
Странник любит Люмин.
Она стала его спасением, стала дорогой в другую жизнь, где он может начать все сначала, не ловя на себе осуждающие взгляды, не ощущая к себе ненависти. Путешественница такая простая, всегда всем улыбается и спешит помочь, о чем бы не попросили. И он хочет воспользоваться ее добротой, хочет присвоить ее себе, потому что ему девушка гораздо важнее, чем любому другому человеку в Сумеру. Люмин знает, что он делал в том потерянном для всех прошлом, знает и все равно не боится, все равно остается добра к нему.
За это и ненавидит.
За это любит.
Она не такая как все, но какая именно — Скарамучча не ответит. Сам не понимает, почему так считает, почему из всей толпы ищет ее маленькую светлую фигуру. И ведь находит. Она подобна зависимости, без нее невозможно, но и с ней тяжело. Два противоречивых чувства борются внутри него уже долгие полгода и всякий раз, когда Люмин приходит навестить его — Странник не знает, куда себя деть, как ему реагировать. Его хватает лишь на грубость, но на это героиня лишь хмыкает, не отбращая внимание, в крайнем случае — хмуро на него посмотрит и ответит что-то не менее колкое. И в такие моменты внутри юноши все трепещет, он внутренне ликует: Люмин ему ответила, да еще как!
Ее невозможно не любить, весь ее вид так и призывает не сводить глаз, так и притягивает грязные и похотливые взгляды, потому что с такой личностью, как путешественница, хотели быть многие. Странник в том числе, но он отличается от простых людей. Он тот, кто почти стал божеством, он творение архонта, он — самое красивое существо в этом мире и простые смертные никогда не встанут в один ряд с ним.
Он тот, кто ненавидит путешественницу.
Он тот, кто влюблен в неё самой искренней любовью.
Их встречи коротки, мимолетны, но они продлевают ему жизнь, заставляют и дальше ненавидеть, и дальше любить. Любовь и ненависть — два самых сильных человеческих чувства, два самых разных и одновременно похожих чувств, сводящих людей с ума. И как же было приятно узнать, что Люмин одно из этих чувств к нему испытывает...
Тот день был солнечный, шумный. В Академии иначе быть не могло, студенты сновали туда-сюда, раздражая одним своим присутствием. Обычно, Странник прятался среди густой зелени деревьев, скрываясь и от лучей солнца, и от надоедливых одногруппников, с которыми ему нужно было "налаживать связь" по рекомендации Кусанали. Распоряжение его свободным временем раздражало Странника, но он сам на это подписался, поздно отступать нужно и дальше было делать вид, что он раскаивается и исправляется... А может и не только делать вид, потому как Странник в какой-то степени стал меняться. Взобравшись на толстую ветку дерева, Странник удобнее расположился на ней, чтобы отдохнуть, но не тут-то было. Между ними словно была связь, он будто чувствовал ее присутствие, когда та была еще вне досягаемости его глаз.
Стал оглядываться, издалека замечая светловолосую макушку путешественницы. Удивительно, она была одна, без своей крикливой и надоедливой подружки, действующей ему на нервы. Она будто искала кого-то, оглядывалась, пока к ней кто-то не подошел в униформе академии. Странник хмыкнул, но наблюдать продолжил. Собеседник что-то активно рассказывал, жестикулировал, а Люмин лишь улыбалась.
Как же ненавидит эту улыбку, когда она для других, как же любит ее, когда она предназначена только ему.
Люмин что-то отвечает и студент как-то неохотно покидает ее общество, девушка с облегчением идет дальше, явно не впечатленная речами неизвестного. Осматривается вновь. Все-таки ищет кого-то, возможно, его? Когда девушка останавливается совсем рядом с деревом, на котором сидел Странник, то недовольно хмыкает.
— Нахида точно сказала, что он здесь, — девушка поднимает голову и ее золотые глаза удивленно расширяются. Надо же, заметила. Люмин ярко улыбается и эта улыбка многим отличается от той, которую она показывает другим. Ему это льстит. — Вот ты где! Я как раз тебя искала.
Девушка жмурится от слепящих лучей солнца.
— Зачем?
— Не спустишься? — Делает пару шагов вперед, прячась в тени дерева, чтобы солнце так сильно не светило в глаза.
— Не хочу, — отвечает лениво.
— Госпожа путешественница! — Слышат они голос издалека. Странник сначала смотрит в сторону голоса, затем переводит взгляд на Люмин. Та недовольно скривилась и явно искала место, где бы скрыться.
Забавно. Всеми любимая путешественница так относится к простым людям, тянет на скандал, но и девушку понять можно, ей каждый день досаждают такие личности, Страннику бы тоже не понравилось.
— Подойди, — схватившись за ветку, юноша нагнулся, протягивая другую руку путешественнице. Девушка ни секунды не медля, взялась за руку и Странник поднял ее, усаживая к себе на колени. Места больше не было, к сожалению...
Они оба замирают, когда из кустов выходит тот же студент, с которым Люмин недавно разговаривала. Девушка замерла, кажется, даже не дышала, лишь бы только ее не заметили. Одна ее рука все еще была в руке юноши, второй же девушка упиралась ему о грудь, прижимаясь к нему всем телом.
Она была так близко к нему, что он теперь чувствовал ее сладкий запах. Приятно. Освобождая свою руку из некрепкой хватки путешественницы, он обнимает ее за талию, прижимая еще ближе. Девушка моментально напряглась, но говорить ничего не стала, боясь привлечь внимание студента, который все никак не хотел уходить.
Это шанс.
Юноша чуть подается вперед, касаясь губами ее уха. Девушка возмущенно вздохнула, ее щеки покраснели.
— Т-шш-ш, ты ведь не хочешь, чтобы тебя нашли, — шепчет он, улыбаясь. Люмин в ответ может лишь кивнуть. Становилось жарко, особенно тогда, когда губы Странника коснулись ее шеи, он точно знал, что ей нравится, а она только подтверждала это своим бездействием. — А еще ты так и не ответила, зачем меня искала...
Он говорил все так же тихо, целуя уже открытое плечо путешественницы, рукой поглаживая спину девушки. То, что не решилось между ними в прошлую встречу, то, от чего она сбежала, но Странник еще тогда понял — любит, иначе бы ушла, иначе бы тут же убила, будь все иначе. Люмин закусывает губу, когда юноша прикусывает ее кожу. Минута растянулась вечностью, она уже перестала следить за окружением, сосредоточившись на прикосновениях Странника.
Он знал, куда давить, знал, что делать...
— Ушёл, — слышится уже громкий голос Странника и девушка едва не летит вниз, опьяненная действиями бывшего предвестника.
— Ты! — Люмин возмущена, но слов не находит, чтобы как-то побольнее задеть.
— Я? — Насмешливо. И все же, продолжает держать его, пока Люмин ерзает на его бедрах, стараясь найти равновесие. Опасно, он может и не сдержаться...
Уронить, к примеру.
— Ой, иди к черту!
— Только после тебя, — довольно целует ее, потом так же довольно наблюдает за ничего не понимающей Люмин. — Ты так и не ответила, зачем искала меня.
— Я...зачем?
Как же сильно он ненавидит девушку перед ним, ведь она разбила его мечты.
Как же сильно любит ее, ведь она дала надежду на счастливое будущее.
Примечания:
Спасибо за прочтение!
Примечания:
ПБ открыта...
Я честно хотела написать что-то милое, но я и милое похоже не в ладах...
Меня уносит в псевдопсихологию и псевдофилософию, мда...
... — Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис.
— Ты сам виноват, — сказал Маленький принц, — я ведь не хотел чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…
— Да, конечно, — сказал Лис.
— Но ты будешь плакать!
— Да, конечно.
— Значит тебе от этого плохо.
— Нет, — возразил Лис, — мне хорошо…
© Антуан де Сент-Экзюпери
* * *
Страх — это нормально. Вполне себе естественно бояться чего-то неизвестно, чего-то, что может принести боль или проблемы. Только ни боли, ни проблем Странник давно не боится, учитывая, как сильно его потрепала жизнь за эти почти пять сотен лет. Даже сейчас, перевернув свою жизнь с ног на голову, он мог бы сказать, что ничего не боится, но это будет ложью. Он боится, как и любое другое существо, только это не страх перед смертью, не страх перед будущим и сильными мира сего...
Этот страх глубже. Этот страх заставляет его задумываться перед каждым своим действием, словом, если дело касается других.
Он боится предательства, боится оказаться выброшенным, боится, что его снова оставят, когда он наконец признает, что жизнь, оказывается, не так отягощающа и мрачна. Его предавали и предательства эти сыграли с ним злую шутку, заставив пойти по неправильному пути. Юноша не раз думал об этом, но всегда приходил к выводу — одному лучше. Ни обязательств, ни проблем, ни эмоций, лишь бесконечное одиночество в наказание за прошлые ошибки.
Странник никому не верит. Не верит Кусанали, не верит окружающим его людям, не верит белокурой путешественнице, с которой вынужден был делить быт и жилище. Да, очередное задание Нахиды — познакомиться с миром и, естественно, под надзором, чтобы ничего не натворил, если вдруг. Это стало ошибкой архонта. Она хотела, чтобы он открылся другим, понял себя? Он себя понял, только это осознание стало неприятным ударом по голове, выбивающим из колеи. Он — кукла, как многие ошибочно считают, без эмоций, а значит, с ним можно поиграть и бросить, только Странник не дастся. Сломается, но играть собой не позволит, не для этого создан, не для этого продолжает жить с надеждой на что-то лучшее.
За время общего путешествия он узнает Люмин лучше, больше не видит в ней пустышку, которую каждый второй считает другом, нет. Многие считают ее товарищем, другом, но только сама Люмин — нет. Ее улыбка всего лишь формальность, ее помощь всего лишь долг перед своими принципами, не более.
Она такая же, как он — не желает привязываться, избегает лишних связей. Забавно. Скарамучча будто узнал очень важный секрет, который узнавать не стоило, но Люмин было все ровно, точнее — он слишком рано поставил ее на одно с собой место, или же она притворяется? Алкоголь не хуже любого зелья правды, прекрасно развязывает язык, особенно если на сердце тяжело. Зря он считал Люмин бездушной красивой куклой, которую все любят. Оказывается, ей тоже было тяжело, ей тоже было страшно перед неизвестностью, но весь этот страх девушка отважно прятала за улыбкой и тяжестью своего клинка.
Ее можно легко сломать.
Но Странник этого делать не будет.
— Только ему не говори, — полусонным голосом говорит изрядно охмелевшая девушка, находясь в алкогольном бреду. — Он такой противный дурак, но я так его люблю, — речь была невнятной, но Странник каким-то чудом все-таки понимал ее.
Бред. Полный бред, это она не о нем, совсем не о нем. Не заслужил, не давал повода, всегда держался на расстоянии, близко к себе не подпускал и не разрешал лезть в душу. Радость смешалась со страхом, будто взлет и сокрушительное падения. Где носит эту проклятую фею, когда она так нужна?!
Он не должен давать себе надежду. Её чувства едва сойдут за легкую интрижку, а потом она его бросит. Наиграется и оставит, как оставляли другие. Странник знал — она не из этого мира, а значит обязательно покинет его, не останется ради него, не заслужил. И все же... Хотелось поддаться этому сладкому искушению, хотелось хотя бы на секунду почувствовать себя живым, но эти секунды не стоили той вечности, которую он проживет после её ухода с разбитыми надеждами и окончательным разочарованием во всем мире. Останется ли тогда желание жить?
Уйти с ней? Звучало заманчиво, но зачем он был ей нужен? Бесполезный, не знающий ничего за пределами этого фальшивого мира.
— Пора спать, — он обнимает её за талию приподнимает, а она и не сопротивляется, охотно прижимаясь ближе. Дыхание перехватывает, она так близко...
— Пойдешь со мной?
— Обязательно, — хмыкает он. Главное правило при разговоре с пьяными людьми — со всем соглашайся, так сопротивления меньше.
Отвести в комнату было не проблемой, а вот уложить в кровать уже оказалось непросто. Люмин не хотела спать, её тянуло на разговоры. Если, конечно, её пьяный лепет можно было назвать осознанным разговором.
— Спи уже, — он кое-как уложил её на кровать, хотел укрыть, но она крепко схватила за руку и уронила рядом с собой, а затем и вовсе уселась сверху. Действия были слишком четкими для той, которая пару минут назад не могла подняться по лестнице не спотыкаясь. — Что ты...!
— Молчи, — в голосе сталь, власть и взгляд вполне осознанный, словно все это время девушка только и делала, что притворялась. — Почему ты бежишь от меня?
Люмин проводит рукой по крепкой груди Странника, цепляет пальцем украшение и ведет дальше, к шее. Останавливается на его щеке, поглаживая идеальную кожу большим пальцем.
— Я тоже хотела бежать от тебя. Но не получилось, ты выйграл, — она вздыхает, отчаянно заглядывая ему в глаза.
Нет, Странник, нет. Это все ложь, она просто пьяна, в ней говорит алкоголь. Он хочет возмутиться, не дают, целует нагло, даже не спрашивая, хочет он этого или нет.
А он хотел.
Сильно хотел, только боялся своих чувств. Они не нужны ни ему, ни ей, потому что годны лишь для интрижки. А он хотел больше, хотел настоящей любви, хотел, чтобы его любили и готовы были разделить с ним вечность, но он боялся. Боялся, что его бросят, боялся потерять то драгоценное, что приобрел бы от этих чувств, боялся, что она погибнет и оставит его одного, с тоской и сожалениями о ненаступившем будущем.
Скарамучча должен был сопротивляться порыву, но мог лишь отвечать, уговаривая себя, что один раз можно, один раз ничего не изменит и, попробовав, больше не захочет.
Но хотел.
Отчаянно хотел.
Когда она отстранилась — притянул обратно. На один вечер не страшно, ничего не изменится. Всего один раз, еще один и ещё... Ее поцелуи выводили из себя, он не мог остановиться, хотел большего... Еще и еще, пока не надоест, пока не убедится, что ошибся и ничего не испытывает, пока есть такой шанс.
Больше.
Еще больше.
Люмин могла дать ему то, что Скарамучча хотел, но избегал. Это будет обычной игрой между ними. Ничего не обязывающей игрой на один вечер, ночь... утро. Наверное.
Еще был шанс остановиться, но Странник им не воспользовался, не успел. Она взяла его за руку и заставила переступить ту грань за которую он старался не выходить. Это их точка невозврата, бесконечные убеждения — еще раз и все, и хватит, но нет.
Не хватит. Больше, еще больше. Поцелуи до распухших губ, единение тел до мелкой дрожи, связь душ до последнего вздоха... Хорошо везде — в обители, в озере, на природе, в отелях. Мало, им всегда друг друга мало, но он не хочет после сожалеть, вспоминая о временах вместе. Их будущее не имеет счастливого конца...
Юноша отстранил девушку от себя, ощущая вкус алкоголя на своих губах.
Пока не поздно, он должен отступить и оставить все как есть.
Потому что ее предательства его сломает...
Примечания:
Спасибо за прочтение! Буду рада узнать ваше мнение к части!
Примечания:
ПБ открыта.
Скорее тут есть ООС, так как Нёвилетт у меня не получился...
— Знаешь, отчего хороша пустыня? — сказал он.
— Где-то в ней скрываются родники…
©Антуан де Сент-Экзюпери
* * *
Все вокруг что-то скрывают, каждый несет на своих плечах тяжелое бремя тайн, взваленных на них кем-то другими, либо же самим собой, но это проще. Нести чужие тайны — вот настоящая мука, отягощающая жизнь. Взвалив на другого человека свой секрет, этим самым облегчая себе жизнь, люди не задумываются, что этот секрет может принести другим. Боль, разочарование, попытки не сломаться под гнетом "запретного знания". Но увы, жизнь такова, что многое приходится скрывать, избегая осуждения, а то и вовсе — смерти.
У Люмин тоже были тайны, которые никогда не должны быть сказаны вслух, во имя спокойствия людей Тейвата, ее друзей. Для путешественницы, прожившей столько столетий уже привычно молчать и говорить, когда нужно, только вот девушка всегда предпочитала первое, второе оставляла своему брату, когда они еще странствовали вместе, либо Паймон. Люмин неразговорчива, об этом все знают, потому и доверяют ей свои секреты, все больше увеличивая тяжесть этого "груза" на её плечах. О чем-то нельзя говорить вынужденно, о чем-то просто стыдно сказать вслух, у Люмин же ситуация не совсем подходящая к этим двум категориям. Её никто не вынуждал скрывать это, и ей совсем не стыдно, просто... Путешественница боится испортить ему жизнь, боится, что его осудят другие люди и не примут подобное от беспристрастно и в какой-то степени хладнокровного Верховного судьи, чье имя всегда на слуху.
Их отношения — тайна между ними двумя, ну и Паймон, потому что Люмин нужна была причина оставлять фею одну, а самой уходить на встречи к возлюбленному.
Их отношения с месье Нёвиллетом начались почти сразу после инцидента с затоплением Фонтейна, как оба тогда заметили, они могли начать встречаться раньше, но было как-то не до этого, они решили проблемы целого региона, каждый занимаясь своей задачей. И Люмин, и Нёвиллет были личностями публичными, их роман бы не оставили в покое, если бы узнали. Да и девушке казалось, что им бы не дали спокойно жить — Верховный судья, гидро лорд, в чьих рукам огромная сила и власть, и она — пришедшая с другого мира божество, только вот напрямую Люмин об этом не говорила, многие догадывались сами и распространяли эти слухи, Люмин просто их не опровергала и не подтверждала. Это было похоже на запретную любовь, но только похоже, девушка так считала, месье же был не против, если о них вдруг узнают другие. Уж после этих слов Люмин привела судье очень много веских доводов не обнародовать их отношения, во избежание худшего, они даже едва ли не поссорились из-за этого.
— Я просто не хочу, чтобы наша любовь выглядела чем-то преступным и неправильным, — сказал ей тогда возлюбленный, заставив её задуматься. Но даже после этих слов она не рискнула рассказывать об их отношениях кому-то, не стоило портить репутацию беспристрастного Верховного судьи, которого многие считают даже бесчувственным. Общество Фонтейна не одобрило бы их роман.
Придя к определенным выводам и доходчиво объяснив свою точку зрения Нёвиллету, девушка дала ему время подумать, так как уговорить в обратном её было невозможно. Конечно месье принял желание возлюбленной, хоть и нехотя. Их встречи были редкими, осторожными, как и свидания, преимущественно ночные, когда почти все люди в городе спят и возможности быть замеченными не остается. Конечно встречи, которые постоянно приходилось прятать были утомительны, но Люмин не могла иначе, ей хватало и этого. На людях оба вели себя официально, довольствуясь лишь долгими взглядами друг друга, мимолетными прикосновениями рук, а когда удавалось минута одиночества в кабинете — поцелуями, короткими, но не менее желанными и страстными.
А еще Люмин приходилось оправдываться, почему девушка так часто посещает судью, но на такой случай они придумали правдоподобную отмазку, которая вскоре стала правдой — путешественница помогала с раскрытием дел. Девушка даже увлеклась своей новой работой, проявляя все большую заинтересованность и рвение, чему Нёвиллет был рад меньше, так как Люмин, ввязываясь в очередное дело, иногда подолгу пропадала из города.
Была ли Люмин счастлива в своих отношениях? Была, хотя ей пришлось долго взвешивать все «за» и «против», так как с драконами шутки плохи. Обыкновенная интрижка, пока Люмин исследовала Фонтейн, лорда дракона бы не устроила, у них с подобным всегда было строго. Нёвиллет сразу предупредил обо всем путешественницу, чтобы та, узнав его лучше, не сбежала сразу же. Драконы по своей сущности собственники, они никогда и ни за что не позволят тронуть свою женщину другим, а если кто-то и осмелится — тому не сдобровать. Люмин не испугалась, знала, на что шла и не пожалела, потому что отзывчивее и честнее партнера, чем дракон было невозможно найти.
—... Поэтому получается, что виновным оказался её сын, а мать решила взять на себя ответственность за неразумное дитя и пойти под суд вместо него, — закончила свой отчет девушка, подняв взгляд на Нёвилетта. Мужчина словно глубоко погряз в свои мысли. — Ты меня слушаешь? — Люмин пытается обратить на себя внимание и ей это удается.
Сидевший за рабочим столом мужчина встает и ровным шагом проходит к двери. Щелчок. Дверь закрыта, Люмин, удивленно вскинув брови следит за передвижением дракона по кабинету, пытаясь прочитать его эмоции. Кто-то бы сказал, что месье ничего не чувствует, но девушка видела — напряжен и раздражен. Пока она отсутствовала на Празднике морских фонарей, что-то уже успело произойти? Они, конечно, встречались в этот период, но всего на десяток минут, успев обменяться лишь парой фраз, подарками и кратким рассказом о том, как прошли эти дни друг без друга. Даже без поцелуев, потому что их могли увидеть. Слишком рискованно. Люмин же, вернувшись после праздника, сразу же словила работу, где требовалось тщательное расследование и когда девушка говорила "сразу", то буквально переступив границу с Фонтейном, стала свидетелем прекрасного убийства, правда не сразу определила, кто причастен. Расследование, представление в театре, на которое Люмин приглашал Лини, просто встречи с друзьями и под конец дня Люмин чуть не засыпала в ванной от усталости. С таким графиком даже на тайные встречи с возлюбленным времени не оставалось, что очень печалило дракона.
Очень печалило.
Драконы жадные, поэтому то, что принадлежит им ни за что не позволят тронуть другим. Как бы не старался Нёвиллет держать себя под контролем рядом с Люмин, удавалось плохо. Потому что он считает её своей, а значит имеет полное право целовать её в любое время, но ему приходится сдерживать своего внутреннего дракона в связи с договоренностью Люмин. Было сложно.
— Месье Нёвиллет, — Люмин особенно сильно подчеркивает официальное обращение к возлюбленному, давая понять, что пока не настроена на всякие нежности. Работа и только работа. — Давайте я закончу с отчетом, отнесу его куда нужно, а вечером уже встретимся. Хотя вечером мне нужно быть в другом месте, — чем больше Люмин говорила, тем мрачнее становился лорд, подходящий к ней все ближе.
Люмин сглотнула, понимая, что влипла. Она, конечно, тоже скучала, но почему-то подумала, что Нёвиллет сначала захочет закончить с работой, а потом уже позволит себе всякие вольности. Ошиблась. Её тоска, и тоска дракона чувства кардинально разные, явно недооцененные ею. Сильно недооцененные.
Оперевшись рукой о подлокотник, а коленом о само кресло, мужчина наклонился, максимально приблизив свое лицо к лицу возлюбленной. Некоторое время он просто смотрел, пока Люмин изо всех сил вжималась в обивку кресла, пряча нижнюю часть своего лица за папкой с отчетом. Ох, доиграется она когда-нибудь, разозлить дракона каждый может, а вот выжить после этого нет. Конечно же, Нёвиллет не будет ей вредить или делать больно, скорее ей даже будет хорошо. Долго и мучительно, потому что он дракон. А у драконов не все как у людей, потому и пара им нужна выносливая, готовая ко всем прихотям.
— Не играй со мной, — сказано спокойно, но Люмин успела почувствовать дрожь по всему телу от этого тона. Скорее он с ней играет. В его глубоких аметистовых глазах невозможно было что-то разобрать, он словно смотрел ей в душу, гипнотизировал взглядом, подчиняя.
В дверь постучали.
Постучали в тот самый момент, когда он почти коснулся её губ, убрав от лица злосчастную папку.
И этого хватило, чтобы Люмин ловко вынырнула из-под мужчины и быстро юркнула к двери, щелкнув замком.
— Я приду вечером с отчетом! — Донеслось уже из коридора.
Пришедшей мелюзине пришлось лишь переводить взгляд с уже пустого коридора на судью и обратно.
А Люмин правда доигралась, о чем ей еще ни один раз скажет месье Нёвиллет в их новую встречу.
Примечания:
Спасибо за прочтение!
Примечания:
Пб открыта, писалось в дороге.
А еще у меня сегодня др)
Встретились как-то Любовь и Дружба.
Любовь спросила:
— Зачем на свете нужна ты, если есть я
Дружба ответила ей:
— Чтобы оставлять улыбку там, где ты
оставляешь слёзы.
©Притча
* * *
Люмин всегда считала Кадзуху тем самым человеком, с которым она может спокойно поговорить, рассказать о своих проблемах и попросить совета, потому что знала — Кадзуха обязательно поможет, иначе и быть не могло. Не раз Люмин обсуждала с ним свои чувства к другим, искала у него утешение, когда все шло совсем не так, как хотела путешественница. Девушка не успела заметить, как у нее появился новый друг, которого она ценила и уважала, никогда не стыдясь при нём рассказывать что-то о себе, считая, что с друзьями можно говорить обо всем. Люмин было необходимо кому-то выговариваться и таким человеком стал Кадзуха, который о путешественнице знал уже гораздо больше, чем любые другие жители Тейвата вместе взятые, включая даже Паймон. Фея, конечно, тоже была хорошей подругой путешественницы, но с ней Люмин не могла говорить обо всем, так как она попросту не поняла бы переживания мечницы.
А Кадзуха понимал. Улыбался и поддерживал Люмин, подставлял свое плечо, когда ей нужно было выплакаться. Кадзуха все понимал и был рядом, пока ситуация это позволяла, пока путешественница считала его своим другом, нуждаясь в нем. Но было в этой ситуации кое-что, о чем Люмин знать было необязательно.
Люмин для Кадзухи не была подругой, как он для нее, потому что он ее любил. Тихой незаметной любовью, довольствовуясь пока что тем, что давала ему судьба, этого было ему достаточно. Чтобы она не делала, с кем бы не была, Люмин все равно возвращалась к нему. Встречи их было редкие, порой короткие, но всегда значимые. Каэдэхара с каждым разом узнавал Люмин лучше, удивлялся, насколько она была многогранной личностью и сколько всего еще скрывала за своей прекрасной улыбкой.
Кадзуха никогда не ревновал, когда она была с другим. Не имеет права, они все еще оставались просто друзьями и терпеть ревность Кадзухи из-за его собственного эгоизма и односторонней любви, Люмин не обязана. Да, ему было неприятно, но не подавал виду, считая, что девушка ни за что и никогда не должна будет узнать о том, что он скрывает. Да, это было больно слушать, когда девушка делилась о своих едва назревающих чувствах к другому мужчине, которые позже стали лишь разочарованием и слезами на её глазах. Не раз он ловил себя на мысли, что «будь у него такая возможность, он бы не позволил той, кого любит самой нежной и трепетной любовью, плакать», потому что слезы Люмин делали и ему больно. Но увы, он мог лишь успокаивать её, гладить по голове, даже не зная, как отгородить путешественницу от этой боли в будущем.
А потом Люмин начала от него отделяться. Кадзуха сразу заметил изменения в ней. Молчалива, не спешила рассказывать о своих проблемах, постоянно приговаривая, что в этот раз у нее все хорошо и она пришла не жаловаться, а просто проверить друга.
— Мы же друзья, — она пожимает плечами, как-то по странному выделяя последнее слово. — Если будет то, о чем я хочу с тобой поделиться, я обязательно расскажу.
Фальшивая улыбка.
Он улыбается в ответ, думая, что на это есть причины, до тех пор, пока ситуация не повторяется вновь. Она снова молчит, мало говорит, предпочитая слушать или давая говорить только Паймон, изредка добавляя что-то от себя. Все та же мягкая улыбка, только взгляд совсем другой, не такой открытый и мягкий, как раньше. Кадзуха все еще верил, что на подобное поведение у путешественницы есть причины. Настолько личные, что даже ему она не может рассказать. Возможно, узнала что-то о своем брате? Или скрывает какую-нибудь тайну регионального масштаба.
После Фонтейна девушка вовсе замкнулась в себе, предпочитая искренности фальш. Взгляд, улыбка — все ненастоящее и это беспокоило ронина больше всего. Юноша пытался заходить издалека, как говорится — заговоривал зубы, но Люмин хорошо его знала, потому и молчала. Даже лучшая подружка путешественницы Паймон не смогла дать точного ответа, с волнением в голосе сказав:
— Она влюбилась. Люмин сама так сказала.
Но в кого и когда Кадзуха не знал, как и фея.
— Люмин сказала, что не расскажет мне, так как я могу сказать лишнего, но Паймон не обижается на нее, Паймон знает, что иногда не может держать язык за зубами, — поедая вторую порцию данго, отвечает фея. — И вот уже Паймон проболталась. Люмин наказала не говорить тебе, что ты не беспокоился.
Где между всем этим была связь Кадзуха так и не понял, ведь раньше путешественница обсуждала с ним тех людей, которые ей нравились... Вот именно «нравились», она их не любила, как сейчас. Чего она боялась? Осуждения? Неодобрения? Кадзуха никогда бы не помешал счастью путешественницы в угоду своим неуместным к ней чувствам. И что за глупое оправдание, «чтобы он не беспокоился». Люмин говорить не хотела, а он просто не лез, ожидая, пока сама скажет, но даже его терпение приходит конец. Эта недосказанность, избегание разговоров и встреч с ним.
— Поговорим? — Каэдэхара берет путешественницу за руку, как только она возвращается с новым подносом еды для феи. На его губах больше нет той спокойной улыбки, в рубиновых глазах больше нет той самой безмятежности и беспричастности.
Люмин могла ответить лишь молчанием, понимая, что ей больше некуда бежать и скрывать от своего друга всю ту правду, которая тревожила её. Оставив Паймон еду и сказав, чтобы она осталась пока что одна, они вышли на улицу. Легкий ветер обдувал открытую кожу и Люмин поежилась. Зазвенел чуть слышно колокольчик, висящий у входа, зашуршала листва. Девушка подошла к перилам, оперевшись на них и устремила взгляд на горизонт, за которым скрывалось солнце, окрашивая небо алым цветом. Ей было тяжело находиться рядом с ним, стараться не выдать себя, но где-то глубоко внутри Люмин тешила себя, будто ей удается обманывать его, но реальность была к ней жестока.
— Что происходит?
— Ты действительно хочешь это знать? — Встает вполоборота к нему и свет заходящего солнца освещает её статную фигуру, играет причудливыми бликами на светлых волосах. Она была похожа на наваждение, красивую иллюзию, к которой только прикоснись — исчезнет.
— Да, — он подходит ближе, заглядывая в золотые глаза, не отводит взгляд и нежно касается пальцами её руки, лежащей на перилах. Девушка вздрагивает и напрягается, Кадзуха сразу же убирает руку. — Даже так, — прошептал он одними губами.
— Извини, я, — девушка не знает, куда деть свой взгляд, — я не хотела тебя обидеть, просто...
Она замолчала и это молчание начало затягиваться.
— Просто «что»? Продолжай, — Кадзуха начинал уже раздражаться.
— Неважно, — отворачивается, вновь возвращая свой взгляд к горизонту. — Нам больше не стоит видеться... Да, так будет лучше.
Последняя фраза звучала неуверенно, словно убеждала она в этом не его, а себя. Да, наверное, так оно и было.
— А теперь скажи мне это в лицо, — ронин аккуратно касается подбородка девушки, поворачивая её лицо к себе. В её глазах он видел целую бурю эмоций и никак не мог вычленить из них те, которые дали бы ответ на вопрос.
— Кадзуха, — как ласково звучит его имя с её уст. Он не убрал руку, забылся, почти коснувшись её губ большим пальцем. Тяжело, очень тяжело сдержаться уже даже ему, что уж говорить о Люмин. Девушка замерла, ожидая чего-то, но Кадзуха отстранился, убрав руку, отвернулся.
Он чуть не потерял контроль.
— Кадзуха, извини, — шепчет путешественница, а он и не понимает, за что она извиняется, потому вновь оборачивается к ней.
Девушка мягко скользнула по его щеке узкой ладонью, последний раз заглянула в удивленные и такие любимые глаза, а затем поцеловала. Слишком быстро, юноша понять не успел, как столь желаемое тепло её губ оставило после себя лишь прохладу.
Люмин хотела уйти, спрятаться от этого позора, совершенного по собственной глупости, под порывом чувств. Теперь между ними точно ничего не будет как раньше и стоило забыть о встречах, о разговорах, об их... дружбе.
Он схватил её за запястье.
— Только не говори, что...
— Скажу, — все еще боится посмотреть в глаза. — Но это неправильно.
Кадзуха улыбнулся. Теперь все было понятно, отчего всегда смелая путешественница вела себя так по-детски. Почему не догадался сразу? Скорее боялся признавать то, что она может полюбить его.
— Почему? — Задает вопрос, хотя ответ знает. Они долго испытывали друг друга, называясь просто друзьями и это стало преградой для понимания того, что они действительно друг к другу чувствуют. Не просто дружба, она осталась далеко позади. По крайней мере с сегодняшнего дня точно.
— Я..! — Все-таки поворачивается, встречаясь с его взглядом. Кадзуха все уже понял.
— Любишь меня? — Мягко улыбается, переплетая их пальцы.
— Да, — Люмин больше не скрывает, и сразу легче становится.
— Тогда в этом нет ничего неправильного, — смеется, но в ту же секунду становится серьёзным. — Я люблю тебя.
— Хэй! Паймон съела уже все данго! Вы скоро? — Фея появляется внезапно, заставляя путешественницу вздрогнуть.
Кажется и Кадзухе, и Люмин позже нужно будет объяснить, что фее не стоит беспокоить их, пока они наедине...
Примечания:
Спасибо за прочтение!
Примечания:
Пб открыта.
Вот и последний день челленджа.
Случается иногда, что жизнь разводит двоих людей только для того, чтобы показать обоим, как они важны друг для друга.
©Пауло Коэльо.
* * *
Сколько времени прошло с тех самых пор, как Дайнслейф видел блеск золотых глаз? Он не помнит, все оборвалось так же быстро, как и началось, или он просто хочет верить в это, потому как не замечал назревающие между ними мрачные тучи. Дайнслейфу не хотелось верить в то, что даже на их встречу пала доля расставания. Больного тяжелого расставания, разрывавшего сердце на клочки. Было ли больно ей также? Думала ли о нем она? Вспоминала ли их страстные короткие встречи, когда вокруг них не было всепоглощающего хаоса, уничтожившего все вокруг? Даже спустя пять сотен лет он не забыл то время, когда сердце горело огнём только к ней, к его возлюбленной Люмин, ставшей его исполнившимся желанием, загаданным на падающую звезду.
Их любовь была завидной, верной и преданной до последней капли крови в венах. В их маленьком мире, где были только он и она, где в отражении глаз видели лишь друг друга. А ночи? Ночь — это всегда загадка, скрывающая за своей пеленой столько разгоряченных влюбленных сердец и они не были исключением. Ярким пламенем разгорались в ночи, целуя каждый раз, как последний. Её любовь к Дайнслейфу была ярче любой другой звезды на небо, ее прикосновения сквозили нежностью, как и его... Иной раз касался девушки осторожно, словно была Люмин дороже всех сокровищ мира, хотя для него так и было. Капитан никогда бы не променял ее любовь на титул или золото, хотя ему предлагали оставить прекрасную чужеземку, многое предлагали взамен, только для Дайнслейфа верность — не просто слово, он будет предан до конца тому, к чему стремится его сердце.
Пять сотен лет прошло с тех пор, как его личное счастье рухнуло, как его путеводная звезда потухла, утопая во мраке Бездны. Дайнслейф пытался понять ее, пытался сохранить кусочек того счастья, которое у них отобрали, но время беспощадно, а предательства никому не избежать. Люмин расставалась с ним на больной ноте, кричала, проклинала, делала вид, что между ними никогда ничего не было и не будет, но он знал.
Ей больно.
Больно и ему от жестокости ее слов.
Они клеймили друг друга предателями и разошлись своими дорогами, запечатав все чувства так глубоко, как только можно. Избавиться от них было невозможно, даже эрозия не помогла стереть из памяти Дайнслейфа все то, что он когда-то чувствовал, хотя, возможно, именно это и поддерживает в нем жизнь — надежда на то, что все будет как раньше, что их любовь зажжется новой звездой на небе. Сколько прошло же с их встречи? Дайнслейф не помнит, но сердце подсказывает — очень давно.
Живёт ли бывший капитан ради собственной цели, или же в нем теплится надежда на то, что все однажды будет как раньше. Их любовь, их жизнь, их мечты о совместном будущем. Дайнслейф забыл, что значит тепло или холод, Дайнслейф забыл то, что нравилось ему раньше, забыл лица своих родителей, друзей, но Люмин забыть не может, как и свою нежную и трепетную любовь к ней. Именно это не дает ему сойти с ума от безысходности.
Их встреча была неизбежна, как бы они ее не избегали, их встреча была мимолетна и тосклива. Увидев ее в том подземелье, Дайнслейф забыл, что ему все еще нужно дышать. Ее имя с нежностью слетело с ее губ и девушка от этого произношения вздрогнула, унимая мелкую дрожь и стараясь придать своему внешнему виду безразличность. Но Дайнслейфа этим было не обмануть, он слишком хорошо знал ее, до сих все о ней помнил, чтобы так легко не вестись на откровенно фальшивую игру. Знал бы мужчина, какую боль приносит принцессе Бездны... Ей дышать стало трудно, как только узнала статную фигуру рядом с ее братом.
Их любовь болезненна, уже пять сотен лет приносит боль, но и тем временем дает стимул жить дальше. Люмин как никто другой хочет вернуться в те времена, когда она могла беззаботно улыбаться, лежать рядом с возлюбленным и мечтать о тихой счастливой жизни вместе с ним. В их общем будущем они видели семью, детей, но никак не то кровавое побоище и руины на некогда прекрасной процветающей земле. Картинка счастливого будущего пошла кровавыми трещинами, оставив после себя лишь осколки из которых уже нельзя было собрать то будущее, которое они хотели.
Люмин кричит в одиночестве после той встрече, желает раствориться во мраке Бездны, ведь она все еще любит. Даже спустя сотни лет ее сердце учащенно бьется в его присутствии, а душа вновь приобретает крылья, возносясь.
— Будь ты проклят, — она захлёбывается в своих слезах. — Будь ты проклят, Дайнслейф, будь проклят...
Только Дайнслейф давно уже проклят, но даже это проклятье не убило его, наоборот — заставило жить дольше. Люмин хочет к нему, хочет обнять, поцеловать и хотя бы на одну ночь забыть все те беды, что обрушились на них, хотя бы на одну ночь возродить то пламя, что было между ними. Дайнслейф ее слабость, ее спасение и смерть, ведь если кому и дано будет однажды пронзить ее сердце, умертвить его, так это Дайнслейфу. Только ему она позволит подойти к себе так быстро, только от его руки примет свою смерть, чтобы потом возродиться где-то далеко, в мире без войн и бед, в мире, где они снова будут вместе.
Их любовь станет проклятием, свяжет их души так, чтобы каждое перерождение они встречали вдвоем. Или они уже расплачиваются за свои прошлые жизни? Если так, то сами боги прокляли их души из зависти к преданности их чувств друг к другу.
Хочет к нему, не может больше игнорировать желание собственного сердца, и так уже слишком болит.
Люмин находит его быстро, одиноко лежащим на утесе. Глаза мужчин закрыты, его сон безмятежен, он не боится быть убитым во все, скорее даже мечтает умереть, чтобы избавиться от всей той боли, что испытывает. Девушка точно знает — он ждал ее, мечтал о ней, разве теперь может она отступить назад? Подходит тихо, не слышно, Дайнслейф не реагирует, кажется, спит очень крепко.
— Из всех желаний этой ночью твое желание было почти самым громким. Почти самым отчаянным, — шепчет она, присаживаясь рядом с ним. По воздуху обводит контур его лица, касается маски...
— Почти? — Он открывает глаза, Люмин даже не вздрогнула, не испугалась, что ее заметили. Этой ночью она намерена немного побыть той, кем была далекие пять сотен лет назад.
Дайнслейф перехватывает ее руку, переплетая пальцы. Ох, он снова может чувствовать тепло. Как скучал по этому, как долго желал и сейчас, когда желание почти сбылось, он боялся открыть глаза и оказаться в сырой пещере один.
— Лишь одно желание было громче твоего, — прошептала Люмин. Принцесса наклоняется, оставляя поцелуй на устах возлюбленного. — Мое.
Примечания:
Спасибо за прочтение.
Самой стало грустно, пока писала это, и все-таки эта пара остается для меня очень сложной.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|