Шепот ветров прошлого (гет)

После своего раннего и не особо счастливого брака, Платон Штольман на всю жизнь остался уверен: стоит только отдать ребенка на воспитание бывшей жене, и в итоге ты получишь не мужчину, а маменькиного сынка, и, к тому же, своего непримиримого врага. Ничем потом волчонка не купишь — ни заботой, ни подарками, ни игрушками.

С Яковом вышло все ровно так, как он и опасался. Марина, его мать, первые годы ребенка и вовсе не давала, отказывалась от общения, да он, новоявленный отец и не настаивал. И чем дальше отодвигалось их возможное общение с сыном, тем призрачнее становилось вероятность воссоединения. Шести-семилетний Яша забыл отца совсем и вспоминать не хотел. От встречи с ним, незадолго до смерти бывшей жены, у Платона осталось тягостное воспоминание. Юный Яков при обращении к нему отца воротил нос и помалкивал.

После смерти бывшей жены Платон не смог, как по мановению волшебной палочки вернуться и начать вдруг срочно исполнять обязанности отца, да и с чего вдруг! Там, где он служил, Родине очень нужны были его знания и опыт. Да и отцом в тот момент Платон давно перестал себя чувствовать. Передать почти забытого ребенка тетке, хоть и двоюродной, казалось хорошей идеей, тем более, что мальчик уже подросший, школьник. Сестра жила тогда в Воронежской области. Деревня, прекрасный климат, леса, поля, сезонные овощи и фрукты, мальчишке должно было понравиться. Не в интернат же его было пристраивать? А в деревне друзья, купание, рыбалка, воздух, жить Якова определили к каким-никаким, но родственникам. Валентина была женщиной хорошей, понимающей, словом, мировой. Но Яков, избалованный матерью, не смог прижиться.

Он изводил тетку, врал, воровал, обзывался, курил. Валя жаловалась, что парень растет наглым и неблагодарным. Бьет девочек, троюродных и приемных сестер, ворует, убегает. В письмах Валя извинялась, что приходится использовать ремень. А как было совладать с этим дьяволенком? К тому же Яшка постоянно чудил. То портил вещи одноклассникам, то бил окна, приходилось регулярно оплачивать его проделки. Денег Платон зарабатывал достаточно и на сына не жалел, высылал, сколько просили с даже сверх этого.

Когда наступил пубертат и парень стал стремительно взрослеть, Валя в ультимативной форме потребовала забрать Якова или определить его в интернат.

Случайная минно-взрывная травма все расставила по своим местам. Приехав на Родину лечиться, Платон немедленно забрал сына в Москву. Спустя пять с половиной лет его встретил настоящий волчонок. Мальчишка вырос злым, хамовитым, еще и агрессивным до невозможности по отношению ко взрослым. Он еще и врал, осыпая женщину, что вырастила его проклятиями и рассказывая сказки про чудовищные истязания.

— Ты что, кино про немцев насмотрелся, какая ледяная вода?! — изумлялся Платон Михайлович. — Я точно что-то такое видел по телевизору. Избиения? У тебя совесть есть? Да, тебя били, но за дело, и с моего согласия. Валя всякий раз очень переживала, писала мне. Курить вздумал? Вот и получил...

После этого разговора мальчишка набросился на него, еле ходящего, с кулаками, за что он, Платон, живо надавал ему затрещин и жёстко предупредил, что еще один фокус, и подросток отправится в самый заштатный интернат.

После этого пыл у Якова заметно поутих, пацан затаил злобу, но драться больше не лез. В каждом его движении, каждом взгляде сквозила искренняя ненависть. Сын рос ехидным и злопамятным, совершенно не шел на контакт. Эти четыре года у Платона было полное ощущение, что он живет со злейшим врагом. Пригрел змею на груди! Ни уважения, ни благодарности, ничего. Зато в школе Яков неожиданно взялся за ум и к одиннадцатому классу закончил лицей всего с несколькими четверками. Сын старался пореже бывать дома, занимался карате, другими единоборствами, денег не просил, занашивая старую одежду буквально до дыр, пока Платон его с силой не вытряхивал из нее, словно какого-то бомжонка. О планах на будущее Яков не распространялся, пока неожиданно не собрал вещи и не объявил, что поступил в мединститут и уходит из дома.

Отец догадывался, чем обусловлен такой выбор. Классная руководительница у Якова была мировая женщина, она увлекла детей химией и биологией так, что даже отъявленные хулиганы показывали результат. В последующие двадцать лет они с сыном иногда пересекались, но отношения всякий раз неизменно сходили на нет.

* * *

Платон этой ночью переживал. Ему показалось, что Аня, девушка его непутевого сына — очень хорошая и добрая. И надо же ей, такой молоденькой и наивной связаться с... этим. Да Яшка об нее ноги вытрет, удовольствие получит и дальше пойдет. Ему не впервой обижать женщин.

Он слышал, как эти двое, по приходу домой после дежурства, полночи шептались. Лобзались они так истово, что и ему не спалось. Он все опасался, что они начнут характерно скрипеть кроватью, но обошлось. Дурацкое это дело, подслушивать за взрослым, почти чужим сыном и его молоденькой девицей, а куда деваться с подводной лодки? Может быть, ему в стационар жить пойти? И уезжать рано. Валентина лежит тяжелая, со дня на день дух отпустит, да и у Вероники мальчонка потерялся...

Волей-неволей Платон прислушивался к шёпоту сына. Слов было не разобрать, но интонация говорила сама за себя.

Таким трепетным он его никогда не видел и не слышал. Яков в основном разговаривал с людьми свысока и через губу, а тут с какой-то девчонкой казался совсем другим.

Он говорил с ней так, что и самому Платону стало ясно, что Яков сильно влюблен.

Что там за Анна такая необыкновенная, что грубый себялюбивый эгоист привязался к ней настолько, что пылинки сдувает? И как долго эти именины сердца продлятся? Он жениться собирается?!

* * *

Сначала Якову показалось, что Анна сильно разозлилась. На него или на жестокие слова отца — не ясно. Она обиженно и сердито сверкнула глазами, но обижаться было некогда, хоровод жаждущих получить лечение все пополнялся и выяснять отношения было некогда. Якову даже, в конце концов показалось, что все в порядке. Что Аня не приняла грубые слова отца близко к сердцу. Но прием закончился, и когда они в девять наконец выползли из кабинета, девушка вдруг загрустила.

— Что с тобой? — осторожно спросил Яков.

— Сама не знаю, — задумчиво сказала Анна.

— Это из-за отца? Да кто он такой, портить тебе настроение?! Не нужно его слушать, он такой и есть, одни гадости и на уме, и на языке! — горячо сказал мужчина.

— Мне что-то нехорошо. Впечатлений много. Наверное, с непривычки день длинный, ну и люди... разные. — Пойдем скорее домой, — вздохнула Аня.

— Пойдем, — согласился Штольман.

В постели девушка, вместо того чтобы по обыкновению прижаться, отвернулась, уткнувшись носом в подушку.

— Ну ты что? — испугался Яков.

— Ничего. Прости меня! Просто столько яда за один день. Мне нужно поспать, Яша. Утро вечера мудренее, — попросила Анна.

— Ладно, — кивнул мужчина. — Как скажешь!

Анне достался довольно целомудренный поцелуй куда-то между лопаток, потом в пушистый затылок.

Теперь уже Яков уткнулся в нее и вдохнул тонкий аромат волос. Он не мог без нее, без ее нежного запаха и тепла. Привык, она умиротворяла его, с ней Яков чувствовал себя счастливым, наполненным, спокойным. Отворачивается, пусть, он обнимет со спины, пока его от обиды совсем из постели не выгнали. Не выгнали же? Ну вот, он будет рядом.

Аня очень быстро уснула, похоже действительно просто от стресса и усталости. Он тоже уснул. Приснились какие-то бессвязные кошмары.

Но спустя пару часов они вновь проснулись — уже в обнимку. Кто кого обнял ночью, было непонятно, но он почувствовал ее дыхание у себя на шее и крепко стиснувшие его руки. Он нашел ее губы и начал исступлённо целовать, словно проверяя, его ли это еще женщина или уже своя собственная.

Аня отозвалась. Она дышала ему в губы и отвечала на поцелуи столь же яростно-нежно. Он ласкал ее скулы, волосы, не забывая прижиматься всем телом, словно вдавливая ее в себя.

— Милая моя, хорошая, — шептал ей Яков, целуя губы, лицо и путая волосы.

Но Анна ничего не спрашивала, а он больше почти ничего не говорил.

* * *

Пациенты сегодня были, в основном, с гноем и травмой. Ничего серьезного. Пожалуй, Анне запомнился лишь пятнадцатилетний паренек, который никак не давал снять швы с колена. Вроде бы сел к Якову спокойно, но как только хирург приблизился к нему, заверещал как поросенок и начал сильно пинаться. Больной хаотично махал конечностями, отбиваясь от доктора и увещевающей маменьки. Он зацепил локтем мирно стоящую рядом Анну.

После чувствительного удара по носу Аня взвизгнула, зажав нос руками, а Штольман рявкнул на подростка так зло, что мальчишка сразу замолчал, испуганно глядя на хирурга.

— Все нормально? — уточнил Яков у Ани.

— Все нормально, ушиб небольшой, — посмотрела в зеркало на стене девушка.

— Ну, увалень, — ошарашенно покачал головой Яков. — Не стыдно тебе? Перед тобой четырехлетнего малыша приводили, и он молчал, терпел. Тут делов-то на две минуты.

Детей в поселковую больницу приводили очень много. Если в городе все стационары были разделены на взрослые и детские, то на периферии этого не было. Штольману приходилось лечить детей, учитывая все нюансы переломов детей нежного возраста.

С Яковом на приеме было и спокойно, и интересно. Он был заинтересованным учителем, мягким, внимательным. Аня довольно ловко помогала ему, уверенная в том, что делает. Почти все это она видела в городской травматологии.

Основной прием был с утра и к обеду поток больных сначала поредел, а потом и вовсе иссяк.

— Ну, что думаешь о сегодняшней работе? — усмехнулся Яков, насмешливо глядя на то, как его невеста без сил опустилась на стул, стянула шапочку и потерла травмированный нос.

— Все-таки городская больница сильно отличается. Там есть и дежурный хирург, и детский, и травматолог с урологом. А здесь ты один. Я столько пробелов в знаниях обнаружила... У меня голова распухла, — потерла виски Аня. — Напряжение не столько физическое, сколько интеллектуальное.

— А ты не сдавайся. Практики у тебя с перехлестом, будет время, засядешь за теорию. Зато теперь ты ясно видишь, где пробелы, — доброжелательно сказал Яков.

В кабинет прибежала санитарка.

— Яков Платонович, там полиция приехала.

— Кто-то с травмой? — напрягся Штольман.

— Вроде нет, — пожала плечами санитарка.

Вслед за ней зашел капитан полиции.

— Штольман? — полуутвердительно спросил он.

— Да, дежурный хирург-травматолог, — представился Яков Платонович.

— Нам нужен свободный кабинет для полиграфа, письменный стол, два стула, доступ к розетке, — перечислил капитан.

— Аня, сестринская у вас свободна? — спросил Яков. — В ординаторской какой-то склад ортопедических конструкций.

— Да, — подтвердила Анна, — свободна.

— В прошлый раз вообще в школе делали, — посетовал капитан, — но сегодня суббота, и школа закрыта. Пришлось к вам.

— Наша помощь нужна? — спросил Штольман.

— Санитарки или медсестры достаточно, если протереть мебель нужно будет. Будем датчики крепить, — проинструктировал полицейский.

Так как санитарка мыла палаты, а к Якову пришел запоздавший пациент, помогать полицейским отправилась Анна.

— Скажите, а кто будет проверку проходить? — спросила она. — Это по делу пропавшего мальчика? Есть новости?

Капитан с интересом посмотрел на медсестру:

— Да никого не нашли, ни пропавшего, ни подозреваемых. Вон, опекуншу второй раз привозим.

— А первый раз? Вероника Зубова же уже проходила полиграф?

— А откуда такая информация? — нахмурился полицейский.

— Поисковики сказали, — пояснила Анна.

— Нет, не прошла. Не смогли ее проверить. Мальчишку найти не можем, понятное дело Вероника Владимировна переживает. На прошлом сеансе она плакала безостановочно, показания прибор показывал такие, что не разберешь, где какая реакция! — объяснил капитан.

Аня ветошью протерла стол, помогла разместить оборудование.

Экспертом-полиграфологом оказалась очень милая женщина лет пятидесяти.

— Так жалко мальчонку, — поделилась она с Анной. — Второй раз уже за неделю приезжаю, только бесполезно это все!

— Почему? — удивилась девушка.

— Да потому что непричастна она. Я, как мать, как женщина, вижу, кто любит детей, а кто нет. У тебя, милая, есть малыш?

— Нет, — смутилась Аня. — Пока нет.

— Ну вот, а здесь опекун и сама трижды мать, и из очень хорошей семьи, где давно к себе ребятишек под опеку берут. Она каждую детскую беду близко к сердцу принимает и любит Сахрата как родного. Я перед первым приездом даже ее соцсети изучила, там очень добрых, искренних фотографий, такое не подделаешь. Вот, к примеру. Я делала скрины в папку, это было нужно для теста:

Эксперт показала Анне фотографию улыбающейся Вероники с маленьким Сахратом в обнимку.

Фото было опубликовано месяц назад.

"С днем рождения, наш малыш! Ты появился в нашей жизни недавно, но мы тебя очень любим! Расти веселым, здоровым мальчуганом!" — прочитала Аня.

— А вот еще, — поделилась эксперт:

"Дети с особенными потребностями не редкие и не странные, они лишь хотят того же самого, что и другие: чтобы их приняли! <...> Сил вам и здоровья!" — писала Вероника под постом о воспитании.

— Каждому бы такую мать, — убежденно сказала полиграфолог и раскрыла ноутбук. — Скажи оперативникам, Анюта, что я готова, и можем начинать.

Когда Анна вышла к полицейским, она увидела Веронику Зубову. Опекунша мирно разговаривала с оперативниками, то и дело кивая и прижимая к глазам платочек.

— Эксперт приглашает вас в кабинет, скромно сказала девушка.

— Спасибо, — поднялись оперативники.- Пойдемте, Вероника Владимировна, это всего лишь формальность, полиграф этот. Не убивайтесь вы так, найдем мы пацана. Может, по железке сбежал... Транспортная полиция тоже ищет.

— Да, да, — тихо и очень скромно сказала опекунша.

Больных, ожидающих приема, в коридоре не было, и Анна себе позволила выйти на улицу, чтобы подышать воздухом.

Через пару минут к ней присоединился Яков, разглядевший невесту из окна процедурной.

Осуждающе поцокав на ее незащищённую от холода девичью фигурку, он накинул ей на плечи куртку.

— Не бережете себя, Анна Викторовна, — сказал Штольман и поцеловал ее в щеку.

— Спасибо за куртку, — улыбнулась девушка.

— Супчика бы горячего, — вздохнул Яков. — Думаешь, дома все приготовилось?

— Да, — оживилась Аня. — Не сомневайся. Ты же видел, я утром поставила на печку томиться чугунок, наверняка все сварилось.

— Как представлю, так слюнки текут. Придём домой, я помогу накрыть, — пообещал жених.

Тут перед крыльцом остановилась машина скорой помощи. Из салона раздавалась приглушенная хмельная песня.

Из кабины выскочила испуганная фельдшер:

— Яков Платонович, у нас ножевое ранение в живот! Помогите с носилками, больше некому?!

Штольман настороженно, но быстро пошел на звук залихватской песни и решительно открыл салон.

На носилках лежал вусмерть пьяный парень и, придерживая выпавшие петли кишечника, веселился.

— Здравствуйте, больной — сказал Яков. — Вам положена срочная операция.

— Пошел на х..! — отрезал раненый.

— Вам нужна помощь, — выглянула из за спины Якова Анна.

— Я, сказал, на х.., лепила... лепилы! — ответил парень, соскочил с носилок и оттолкнув опешивших медиков бросился наутек. Штольман побежал следом.

Пьяный упал на посыпанную песком дорогу и давай валяться.

— Пожалуйста, вставайте, — причитала подбежавшая Аня. Она не знала, что делать, никогда такого не видела.

Яков присел рядом и попробовал уговорить буйного:

— Вам показана операция. У вас, пардон, все кишки наружу!

— Я — Антоша Севостьянов, — орал парень, — и я отказываюсь от операции, и все тут. Гыыыы! Докторишки! Помру, а вас посадят!

Фельдшерица и водитель, подбоченившись, смотрели на эту сцену, не спеша помогать новеньким.

— Яков, ну что же делать. На кишечнике пыль, грязь, гравий, кошмар! — чуть не плакала Анна.

— Пожалуйста, успокойтесь и пройдемте на носилки, — просил Яков.

— Пошел на х..! Что тут не ясно? — орал раненый.

От уговоров Штольман перешел к угрозам, но все было тщетно.

Аня смотрела на водителя и фельдшера, они на нее. Тут ее стошнило.

Рядом с ними остановилась легковая машина. Из нее, хлопнув дверью, выбрался крепкий, уверенный в себе парень.

— Анестезиолог, — шепнула Анна Якову. Она уже видела этого доктора.

— Иван, — отрекомендовался прибывший.

— Яков, — кивнул Штольман.

— Ну что, товарищи новоприбывшие, проблемы у вас? — спросил анестезиолог.

— Да, надо оперировать, а он дурака валяет, — задумчиво сказал Штольман, потирая травмированную руку, которая, как назло, от нагрузки разнылась.

— Нууу — протянул анестезиолог, подмигивая побледневшей Анне. — тут по-другому надо.

— Как? — изумилась девушка.

— А вот так! — сказал Иван, взял валявшегося Антошу за шкирку и волоком потащил в здание больницы.

— Вызывайте Платона Михайловича! — крикнул он.

Анна посмотрела на Якова.

— Да, экстренных оперирует он у нас, — кивнул мужчина. — Пойдем умываться, по пути наберем ему.

Штольман набрал номер и, не дожидаясь ответа, включил громкую связь. Пока шли гудки, он начал мыть руки.

— Да, — сухо сказал Платон.

— Экстренного привезли, — коротко сказал Яков. — Ножевое в живот. Нужно оперировать.

— Сам оперируй, — категорически отказался Платон. — Я на вызове, больная требует внимания.

— У меня плохо восстановилась рука, — играя желваками, сказал Яков.

— Отговорки, — фыркнул отец.

— Тебя привлекут за неоказание помощи, — повысил голос Яков.

— На свою медсестру будешь орать! Тебя тоже привлекут, — злорадно сказал Штольман-старший. — Бросай эти глупости, иди и оперируй, слабак! Это тебе не твоя платная медицина, изящных косметических швов никто не ждет. Разговор окончен!

Платон положил трубку.

Яков ненавидящим взглядом уставился в стену.

— Ну что, Платон едет? Я даю наркоз? — Выглянул анестезиолог. — Анечка Викторовна, мойтесь, будете сегодня операционной медсестрой, я все покажу.

— Не едет он, — бросил Яков.- Сам прооперирую.

— У вас же что-то с рукой, говорили? — посомневался анестезиолог.

— Кто крючки держит? — не затрудняя себя ответом на вопрос, спросил Яков.

— Гинеколог сегодня дежурит, она и ассистирует, — ответил Иван. — Зинаида Петровна опытная, только меланхоличная очень.

Дожидающийся операции Антоша теперь только икал, скромно поддерживая вывалившийся кишечник и матерился.

Аня мылась под строгим присмотром Якова, но он, видя, что девушка делает это достаточно умело, оставил ее в покое.

С кушетки им в спину летели пьяные проклятья.

— Не переживай, Аня, — шепнул Яков. — Я все подскажу, ругаться не буду. — Ты на таких операциях в травме присутствовала?

— Нет, — честно сказала Аня.

— Все когда-нибудь в первый раз, — подмигнул ей жених.

Вскрывать переднюю брюшную стенку было уже не надо. Чья-то умелая рука одним ловким движением ножа сделала Антоше харакири почти по средней линии живота. Значимых повреждений внутренних органов Штольман не обнаружил. Он успевал работать и лихо комментировать все для своей студентки. Операция была не сложная.

Штольман во время операции иногда посматривал на Анну. Как держится? Страха у девушки не было, но кончики пальцев иногда подрагивали, выдавая волнение.

— Смотри, что видишь? — позвал Яков девушку к ране.

— Эээ... сильнейшее поверхностное загрязнение кишечника и брюшной полости землей, песком, — сказала. девушка.

— Правильно, а повреждения? — задал наводящий вопрос Яков.

— Я не вижу, — испуганно призналась Аня.

— Правильно, их нет, — успокоил ее Яков.

Он тщательно отмыл внутренности от грязи, установил дренажную трубку в малый таз и зашил рану. — Все! Операция завершена. — объявил он.

Закончив выполнение своих обязанностей, Анна вышла из операционной одной из последних, когда осталась лишь санитарка.

Девушка остановилась в коридоре, устало прислоняясь к дверному косяку, и переводя дух.

Вдруг из ординаторской она услышала негромкий голос ассистентки, той самой меланхоличной дамы-гинеколога:

— Все нормально, операция простая была, правильно и сделали, что не поехали, рука у него функционирует неплохо, если бы не свежий рубец, я бы и не поняла ничего...

Из сестринской выходила полиграфолог. Ни Вероники, ни полицейских уже не было видно.

— Как все прошло? — спросила Анна у эксперта.

— Не смогли мы толком ответы дифференцировать. Вероника Владимировна очень беспокоится за мальчика, то и дело плачет. Результаты некорректные, — вздохнула полиграфолог. — Так жаль ее, так жаль! Хоть, говорит, не я их родила, а все равно все мои!

— Вы еще приедете? — спросила Аня.

— Думаю, смысла нет. Напишу заключение о том, что опекун говорит правду, — убежденно сказала эксперт.

Когда Аня зашла к Якову, он уже почти дописал протокол операции.

— Ну что, с почином тебя! — улыбнулся ей жених. — Устала?

Аня рассказала о том, как Вероника проходила сегодня детектор лжи.

Яков нахмурился.

— Полиграф — крайне ненадежный метод. Эксперта можно обмануть. Тем более, аппарат они привезли самый наипростейший...

- Алле! Лепилы! - услышала Анна грубый испитой голос. - Мужик, ты ща оперировал?

Передо ними стоял небритый алкоголик, одетый в спецодежду.

- Я, — сказал Яков. — А вы, собственно, кто?

- Кто я, не важно, - прошипел визитер. - Важно, зачем ты это сделал?

- Как? - храбро вступилась за Якова Анна. - Он был ранен, Яков Платонович — хирург. Его обязанность спасать людям жизнь.

- Антоха не человек, он мудак, - произнес незнакомец и осклабился. - Я не для  того эту гниду распотрошил, чтоб ты, лепила, ему жизнь спасал! Я тебя об этом просил? Мужик внезапно распахнул свой бушлат, выхватил из-за пояса двуствольный обрез и направил Штольману прямо в  лицо. — А ну в сторону, сестричка!

Аня смело встала перед Яковом, жених рыкнул на нее и спрятал за спину.

- Веди к Антохе! Показывай, где он лежит! Не дорезал, так застрелю! И не вздумай дергаться! - приказал бандит.

Штольман лихорадочно соображал: что предпринять? Неужели это не сон? Еще каких-то полчаса назад они были в операционной, а сейчас перед ними безумец с ружьем.

Неожиданно в проеме двери показался Платон Михайлович. Не растерявшись, он сильно ударил своей тростью нападавшего.

Аня и глазом моргнуть не успела, как в кабинет влетели какие-то люди в камуфляже, завернули руки преступнику и надели наручники.

— Все нормально? - спросил накачанный парень с погонами старшего лейтенанта.

- Да! - выдавила Анна из себя. - Даже толком и испугаться не успела.

- Ну, ничего, ничего! - ответил старлей. - Мы этого гада от  самой блатхаты вели, а возле самой больницы потеряли. Но вовремя нашли!

- Да уж! - согласно кивнул Яков. - А он, правда, нашего пациента порезал?

- Правда, правда! Он не только Антона, но еще двоих таким вот макаром разделал, только им уже ваша помощь не нужна, — поведал полицейский.

- Спасибо! - поблагодарил Штольман старлея, пожав ему руку.

— Доктора вашего благодарите, удар, что надо, — одобрительно сказал полицейский.

Платон Михайлович тем временем отсиживался на кушетке, растерянно разглядывая свою трость. На деле он тоже испытал стресс.

— Спасибо, — искренне сказала ему Аня.

Отец Якова хмыкнул и посмотрел на сына, но тот упрямо отвел глаза.