Хроники магдармерии Святогорья (джен)

Никогда ещё в жизни мне не снилась такая жуть, как в эту ночь. То ли огненный вихрь, то ли огненный дождь, то ли просто полная темнота. Половину утра меня слегка потряхивало. У Пироговых, надо сказать, есть свои семейные секреты. Пусть они и не помогут мне в случае чего подняться с того света, но вытащить из поганого настроения и остатков столь же поганого сна — это запросто.

Матушка для меня припрятала блины в устье печки и кринку малинового варенья под полкой. От них как-то спокойнее стало, так что до работы я дошла вполне бодрая. И готовая идти в лес на неведомую тварь. Для начала нас с Шараповым послали охранять ритуал, который проводил Паша.

Он разместился в кабаке за самым большим столом. Из-под объёмистого пончо он извлекал нитки, какие-то щепки, бутылочку с клеем, продолговатый жбан и две палочки, на конце которых был намотан войлок.

— Кто же хочет поучаствовать? — спросил он, усаживаясь за стол. — Ничего сложного не требуется.

За стол подсел крутившийся рядом Распутин, затем Айзек, один из приехавших иностранцев. Я подтолкнула под локоть Шарапова.

— Иди ты, я поохраняю. Я всё же вчера в ритуале участвовала.

Суть ритуала я поняла не сразу, тем более не поняла его эффект. Результат я вообще узнала лишь в лесу. Павел показал, как нужно накручивать нитки на скрещенные палки. Пояснял, что цвета нужно брать те, которые хочет душа. В результате эта штука должна стать выражением тебя и потом её следует сплести с прочими судьбами…

— Не страшно, если получается неидеально, — успокаивал Павел. — Мы все разные и получаем разные узоры.

У Распутина нитки сплетались в что-то продолговатое и яркое. У Шарапова получался плотный и крепкий белый клубок.

— Вы можете присоединиться. На нас не должны напасть, — Паша указал место рядом с собой.

Подумав, я тоже уселась и взяла в руки нитки. Белые мне показались наиболее привлекательными.

— Белый — чистота, цвет первого снега…

Павел взял жбан и начал по нему постукивать палками. Жбан отзывался задумчиво-мелодично.

У меня белые нитки ложились неожиданно ровно, создавая какое-то подобие щита. Когда мне показалось их достаточно, я взяла и красные.

— У меня не осталось места на серый, — мой щит оказался заполненным до самых краёв щепочек. Серый просто некуда было наматывать.

— Что ж, значит в тебе нет пепла. Много огня, чистоты, но нет пепла.

— Ну, посчитаю, что это хорошо, — я пожала плечами.

Мимо проходивший лорд Аллар, весь свёзся.

— Какую же гадость вы творите, — произнёс он. — Не подходите ко мне с этим.

«Отлично! — подумала я, понадёжнее закрепляя нитку. — Надо будет ещё разочек такую штуку сплести».

То, что не нравится вампирам, должно же быть чем-то хорошим. Ну не обязательно хорошим, но если вампиры перестанут ко мне подходить — это уже подарок. Я завершила щиток из ниток и взялась за оружие. Мало ли, что там удумали кровососы, не помешают ли они?

* * *

Команда по отлову и уничтожению неведомой твари, терроризирующей лес, оказалась неслабой. Ко всей магдармерии и всем Укротительницам присоединился ещё Павел Добронравов со своим ловцом снов наперевес, Елена Грайворона с посохом, Айзек из Британии с серебряным мечом. И почему-то Распутин. Причём последний даже без оружия. Зато его снабдили зельями, и какое-то там у него было. Причём, по-моему, любовное. И чем оно вообще могло помочь?

Я же достала бутылку с Феликс Фелицис и зажала в ладони. Выпью, как только зайду в лес. Там мне везение понадобится. До твари уж ждать не буду. Вдруг не успею…

Лес, судя по всему, с нетерпением нас ждал. Деревья расступились, показывая ровную и широкую дорогу.

— План такой, — говорила Василиса. Она тащила на плече очень подозрительный мешок. — Чудовище не убивать…

— Что?! — возмутился Ерофей Силыч. — Ещё вчера Арьяна говорила, что это чудище вообще не очень живое и его надо уничтожить.

— Концепция изменилась, — Алевтина пожала плечами. — Это несчастное больное животное. Его надо вылечить.

— Слушайте план: у нас есть приманка, начинённая мощнейшим снотворным и лекарствами, — продолжала Василиса. — Её надо заставить съесть. Как только оно заснёт, мы вольём ему остатки того, что нужно.

— Пока оно не съело нас, — шёпотом отметил Ерофей Силыч.

Я случайно столкнулась плечами с Еленой Грайвороной. Она почему-то поморщилась и посторонилась.

— Вы как паутиной облеплены. Совсем не хочу к вам подходить.

На ум пришла поговорка про то, что подальше от помоев лучше пахнет, но ссорится с человеком (пусть даже и вампиром) прямо перед боем — так себе идея. Мало ли, придётся друг друга прикрывать? Так что вместо ответа я выпила ещё зелье удачи.

Мы шли всё дальше, а лес становился темнее и замшелее. Появились крупные валуны, стало сложнее двигаться, потому что шли мы в гору.

Чудище выступило из-за деревьев внезапно.

На вершине холма среди множества туш мёртвых драмарогов высилось нечто высотой с двухэтажный дом, и покрытое шипами. Причём не тот двухэтажный, что выстроили наши соседи: что на первом, что на втором этаже я головой балки собираю. А тот, что в Вертограде или Пелыни, чтоб люстра выше меня помещалась.

Над поляной поднимался смрад мертвечины и громкое чавканье.

— Доставай, — Арьяна пихнула под локоть Василису.

Мы осторожно рассредоточились по окружности. Кинжал я не стала доставать, только приготовила палочку. Всё равно кинжалом я этой твари даже царапины не нанесу.

Существо повернуло уродливую голову с огромными рогами. Оно нас заметило, зарычало. Да так, что у меня не только по коже побежали мурашки, я присела… И чихнула так, что сопли отдались в барабанных перепонках.

Грань между везением и невезением — очень тонкая. Я видела, что некоторые охотники, в том числе и Ерофей Силыч застыли столбом с совершенно белыми лицами. Рык имел какой-то магический эффект. Что ж… Действуем!

Алевтина выхватила у застывшей Василисы мешок и вытряхнула на землю трупик овцы. Заклинанием она подбросила её поближе к чудищу.

Чудище одной лапищей всё ещё держало обкусанного драмарога, остальные три были свободны. Оно повело носом, но не обратило никакого внимания на новое угощение.

Платон, тряхнувший головой, повёл палочкой, поднялся ветер, подгоняя запах овечьей тушки в сторону твари. Тварь снова не обратила внимания на подачку, она обводила взглядом окруживших поляну странных существ. Кажется, заметила Ерофея Силыча, выщерилась на него. Швырнула тушу драмарога в Алевтину. Затем — махнула лапой, сшибая с ног Елену.

Павел взвизгнул. Подскочив на ноги, прямо под ногами этой твари, он кинулся к Елене, на ходу расстёгивая рубашку. Я чуть было не заорала «куда лезешь, придурок?!», но тварь на него не обратила никакого внимания. Под чьим-то заклинанием наживка-овца сделала красивую дугу вокруг головы этой твари и упала к моим ногам.

Распутин выхлебал из маленькой бутылочки зелье. Наверно, для храбрости.

Дохлая овца лежала возле моих ног, тварь поворачивалась сюда. Всё складывалось, как нельзя лучше. Эта скотина не видела ни Пашку, ни Распутина… Хотя и тот, и другой были чуть ли не в её прямом доступе. Они участвовали в ритуале, а значит она вряд ли заметит и меня.

Я схватила тушу овцы и каким-то чудом смогла свернуть её поудобнее. Так, чтобы она была похожа на мяч. Выскочила прямо перед тварью…

Да прибудет со мной весь опыт игр с мячами за моё детство! Был бы кролик и бита, было бы легче.

Я замахнулась… Стоило твари открыть пасть, чтобы броситься на кого-то, как я подпрыгнула и со всей силы метнула овцу ей в зубы.

Раздался только звучный «клац!».

Тварь задумалась всего на секунду. Я считала, что сейчас она закатит глаза и рухнет на землю. Ерофей Силыч попытался её связать «Алисисом», ничего не вышло. Тварь словно не заметила. Шарапов колданул «ступефай». Тоже ничего. Только один эффект. Скотина заметила Ерофея Сылича. Её голова пронеслась мимо меня и насадила гендарма на рога.

Шарапов, для которого Ерофей Силыч был учителем, просто позеленел и достал саблю. Айзек повёл палочкой, снимая с рогов бесчувственное тело.

— Сюда! — замахала руками я. — Сюда!

Почти одновременно тварь махнула хвостом, насаживая на него Платона.

Мне на мгновение показалось, что хвостом проткнули меня. Я почувствовала в груди что-то чужое и холодное. В ушах зашумело, а тело закостенело.

Чудище ухватило зубами Дмитрия Евгеньевича.

Елена с воплем запрыгнула чудовищу на загривок и ударила посохом в глаз. Оно выплюнуло Дмитрия Евгеньевича и выпрямилось. На спину ему карабкался Распутин. Дерябнул он явно какой-то настой мухоморов, поскольку физиономия была совершенно неадекватная.

Я получила чувствительный тычок в бок от Шарапова.

— Ты — его, я — его, — Дмитрий показал на Ерофея Силыча и Дмитрия Евгеньевича. Он явно сохранил больше самообладания и уже держал в руках зелье лечения.

— А Платон? — застонала я чуть ли не со слезами.

— Я в порядке, — он отплевался несколькими сгустками крови. — Ну подожди, тварь… Инкарцеро!

Я тряхнула головой, заставляя себя снова действовать. Получилось. Подползла к Ерофею Силычу и залила в него зелье.

Тварь взмахнула лапой, Платон отлетел на несколько метров в сторону.

Когда лицо Ерофея Силыча приобрело хоть какой-то жизненный оттенок, он тут же сжал боевой посох.

— Ты доигралась, тварь! — произнёс он, поднимаясь. — Инфламаре!

Надеюсь, что это не мне. Я ещё раз познала относительность везения, поскольку споткнулась о бревно и сгусток пламени от «инфламаре» не опалил мне даже волосы. Весь он ушёл на широкую спину Шарапова.

Тварь пнула Дмитрия Евгеньевича, рухнула на землю и начала кататься, стряхивая с себя Распутина и Грайворону. Из травы поднимал голову Пашка. У него кровило плечо, но физиономия у него была почему-то довольной. Он по-пластунски пополз к Дмитрию Евгеньевичу, на ходу доставая белую тряпку.

Тварь прокатилась по поляне, протыкая мёртвых драмарогов своими шипами, шарахнулась от полосы огня перед отрядом Укротителей. И замерла в дальнем конце.

Распутин, весь израненный шипами, выглядел как обкурившийся с отрубленным пальцем: кровавая улыбка, вытаращенные глаза с расширенными значками. Елена, поморщившись, поднялась на ноги.

* * *

Не помню. Больше ничего не помню. Смутное «спасибо», кажется, от Лешего. Или от самого леса. Я с помощью «мобиликорпуса» несу Шарапова, рядом хромает Ерофей Силыч. Бесчувственный перебинтованный Дмитрий Евгеньевич плывёт под тем же мобиликорпусом. Кто-то из укротительниц несёт Платона.

Я — единственная из всех магдармов целая и невредимая. Вроде где-то рядом Василиса и Арьяна… А может, они там остались на поляне. Что-то ищут по лесу. Паша и Елена точно оставались. Айзек — не помню.

Наверное, когда кончилось действие зелья удачи, я начала спотыкаться и чуть не расплакалась. Старательно прятала слёзы от коллег… И то, что меня трясёт. И то, что мы можем дойти до знахарского центра слишком поздно.

Бой не был страшен. Он длился от силы несколько минут. Да и зелье удачи выдуло из моей головы все мысли, о том, что может пойти не так. На обратном пути все страхи, сомнения и ужас от возможной потери друзей и коллег меня догнал.

Только к границе города я смогла совладать с собой. Никто вроде бы не заметил плачущего магдарма. Может, только Арьяна… Но она никому не скажет.

Знахари нас ждали, как и всегда. Мы передали им пострадавших. Сложили их на кровати, я села в приёмной. Ждать.

Первым выпустили Ерофея Силыча.

— Не убивать тварь, не убивать тварь, — процедил он. — Отныне все взаимодействия с Укротителями только через Мирослава или госсовет по ПИСЬМЕННОМУ распоряжению. Письменному! — он подчеркнул последнее слово ударом посоха.

Отправили отдыхать Шарапова. Тот выглядел бледным, но уже не подпалённым.

Я пробралась в палату, проведать коллег. Дмитрий Евгеньевич лежал с перевязанным плечом под какими-то лекарствами. Алиса Владимирова и Белозёрский метались от стола к больным и обратно, все обсыпанные красными пятнами.

— Что с вами? — спросила я, присаживаясь рядом с Платоном. Тот уже сидел, хоть и держался за бок. И немного даже улыбался.

— О, это профессиональное, — улыбнулась Алиса. — Просто ведьмина сыпь. Слишком много сварили зелий. Так бывает, когда заработаешься. Сама-то цела?

— Ни царапины, — ответила я.

Дмитрий Евгеньевич поднялся, хотя Белозерский попробовал его удержать.

— Дарья Владимировна, принесите мне перо, бумагу и чернила, — велел Соколов, деликатно отстраняя Белозерского.

— Есть!

Я быстро слетала в магдармерию за всем необходимым, хотя предчувствия были нехорошие. Дмитрий Евгеньевич написал несколько строчек, решительно сложил в два раза и приказал нести Огинскому.

Я взглянула на Платона. Тот уже чувствовал себя бодрее. Мне на сердце стало спокойнее. Дыры от хвоста у него в груди не было. Знахари сказали, что всего несколько сломанных рёбер. Значит, мне показалось, его всего лишь сшибли. Волков ободряюще улыбнулся.

А я пошла искать Огинского. К сожалению, в кабинете его не было. И во всей магдармерии тоже. Не идти же к нему домой? А может, стоит? Или оставить на столе? Нет, надо лично в руки.

Главу магдармерии я так и не нашла. Осталась бороться с соблазном подсмотреть, что там написал Дмитрий Евгеньевич. Победила я, а не соблазн. Тем более Дмитрия Евгеньевича отпустили раньше. Он забрал у меня листок. И через несколько минут пришёл Огинский. Он получил доклад о произошедшем, а затем бумагу от Дмитрия Евгеньевича.

— Это что?! — лицо его вытянулось.

— Унтердармы, выйти! — велел Ерофей Силыч.

Я поняла, что там рапорт об отставке. У меня подогнулись колени. На них я и вышла.

Дмитрий Евгеньевич ни разу не попрекнул меня тем, что я женщина (что в постовой делали весьма часто), все мои косяки приписывал мне, а не моему полу. Это редко встретишь. Смотрел даже без надменности. Всегда вежливый, сдержанный, полный достоинства и требовательный. Он отличный человек. И отличный начальник, с которым мне очень повезло. Как же его не будет?

Надо найти Платона! Платон — один из его близких друзей. Он точно знает, что делать и как уговорить Дмитрия Евгеньевича остаться.

Из знахарского центра Платона уже отпустили, или, что скорее, он сам сбежал. Причём в кабак. Я подсела к нему. Мне тут же налили вина.

— Платон Евпатьевич, мне кажется Дмитрий Евгеньевич пытается сделать глупость, — прошептала ему на ухо я, чтобы никто не слышал.

— Дмитрий Евгеньевич и глупость? Это вряд ли, — усмехнулся Платон.

— Он принёс Огинскому рапорт об отставке, — пояснила я.

— Так Огинский и пустил его в отставку! — Платон поставил стакан.

В кабаке стоял громкий хохот. Распутин в другом углу вещал, описывая бой с чудищем. Точнее то, что он рассказывал, было мало похоже на бой. Он настойчиво утверждал, что «удовлетворил» лесную тварь. Очередные срамные шутки. Переубеждать никого не пойду.

Василиса Тихомирова и профессор Скрябина что-то нашёптывали гуслям-самогудам. Они наигрывали одну мелодию за другой.

Да никуда не денется Дмитрий Евгеньевич… И мы все живые. И Платон живой. Вон, блаженно улыбается, чуть разомлевший от вина. Тварь то ли померла, то ли вылечилась, в общем, не побеспокоит нас она. И боги с нами.

Я допила стакан и под набирающий темп мотив подала Платону руку.

— Станцуем? — предложила я.

— Что б и нет?

Он спрыгнул со стула и подхватил меня под локоть.