Хорошая мать: 1988 год (джен)

Марк Темпе стоял в центре огромного зала, ослепительно освещённого мягким светом люстр, висевших на высоте нескольких метров. Сложные лепные узоры на потолке, золочёные карнизы и витражи с яркими цветами создавали ощущение безмятежной роскоши, будто сам зал был не музеем, а дворцом. В его чёрном сюртуке, с белоснежной рубашкой и идеально отполированными лакированными туфлями, он выглядел как истинный денди. На носу его постоянно сверкало пенсне — элемент, ставший частью его образа, не только для того, чтобы добавить элегантности, но и для того, чтобы ближе разглядывать мельчайшие детали в мире, который был ему так близок.

Коллекция бабочек, выставленная в витринах по обе стороны зала, была захватывающей. Это были не просто редкие экземпляры — это были настоящие произведения искусства. Каждая бабочка, каждая пара крыльев, каждая полоска цвета на их нежных телах была воплощением утончённой красоты природы, которую Марк изучал всю свою жизнь. И хотя он был профессором кафедры фортепиано, любил искусство музыки и преподавал его, именно в мире бабочек он чувствовал себя по-настоящему свободным. Тут не было нужды в строгих теориях, тут не было обязательств. Ловля бабочек, сбор коллекций — всё это было для него истинным удовольствием.

Сколько раз, будучи в Бостоне, он выкрадывал свободные минуты и, оставив на время свои студенческие лекции, гулял по паркам и лесам, ловя крылатых созданий с необыкновенной грацией. Он был самоучкой в этом деле, но с каждым годом становился всё более искушённым энтомологом. Каждая бабочка для него была не просто насекомым, а воплощением целой истории, загадки, которую хотелось разгадать.

В этом зале, где висели витрины, наполненные яркими крыльями, Марк чувствовал себя как рыба в воде. Он стоял, погружённый в мысли, рассматривая выставку, будто бы вглядывался в таинственный мир, который скрывался за каждой булавкой и стеклянной стенкой. Его взгляд был сосредоточен, и даже безмолвные посетители не могли отвлечь его от этого умиротворённого состояния.

В этот момент его мысли прервал звук шагов за его спиной. Он едва заметно повернулся, не спуская взгляда с бабочек, ожидая увидеть кого-то знакомого, или, возможно, просто интуитивно ощущая присутствие другого любителя природы, который мог бы оценить его увлечение. Это был мужчина с тонкими усами и начинающейся лысиной, одетый в серый пиджак, чёрный жилет и безукоризненно отутюженную рубашку. Остановившись рядом с Марком, заговорил с ним странным, несколько елейным тоном:

— Интересуетесь? — спросил он, взгляд его скользнул по витринам, будто бы не был уверен, что именно привлекло внимание этого человека.

Марк слегка повернул голову и, не отрывая взгляда от коллекции, ответил с интересом:

— Да, интересуюсь. Коллекция, безусловно, впечатляющая, но на мой вкус, она всё-таки не завершена. В ней нет одного важного элемента — Делии Эухарис.

Мужчина замер, а затем, с ноткой приятного удивления в голосе, произнёс:

— Ах, вы большой знаток! Да, конечно, Делия Эухарис — это настоящее чудо природы. Она появляется всего лишь раз в столетие! И тот, кто её увидит, может считать себя поистине самым счастливым человеком на свете.

Марк едва заметно улыбнулся, понимая, что этот человек только что произнёс те слова, которые он сам часто использовал в разговорах с коллегами и друзьями. Было что-то в его манере говорить, что оставляло ощущение, будто мужчина сам не совсем верил в то, что говорит, но, тем не менее, делал это с таким изяществом, что трудно было не восхититься.

Марк и мужчина одновременно вернулись к созерцанию коллекции. Внимание мужчины явно было поглощено витринами, где среди разнообразных бабочек виднелись редкие и экзотические виды, каждый из которых оставлял впечатление особой утончённости. Мужчина, слегка наклоняя голову в сторону одной из витрин, заговорил с некоторым волнением в голосе:

— Я многое повидал на своём веку. Вижу редкие экземпляры, такие как Рапсодия Стратосфера, или ту самую Иридесцентную Ледянку, и даже Шумную Эсперансу. Но вот Делии Эухарис, увы, не довелось встретить. И что ещё более печально, похоже, я больше никогда её не увижу.

Он умолк, как будто его слова сами по себе были тяжёлыми и вескими, и замер на мгновение, сосредоточившись на витрине с особенно яркими экземплярами. Затем, не спеша, поднял взгляд на Марка, его глаза искрились любопытством и лёгкой хитринкой.

— Но... возможно, вам повезёт, — сказал он, с лёгкой улыбкой, добавив ироничную нотку в голос. — Кто знает, может быть, вы окажетесь тем самым счастливчиком, который однажды встретит эту стыдливую дамочку и насадит её на свою острую булавочку?

Марк чуть заметно усмехнулся, и его губы изогнулись в широкую, почти задорную улыбку, как если бы он только что услышал сальную шутку (впрочем, оно так и было), но вдруг, почти мгновенно, его выражение изменилось. Он резко поднял брови, и взгляд стал более напряжённым, как если бы какое-то внезапное осознание охватило его. Он коротко кивнул, будто отвечая самому себе, и, не ожидая продолжения разговора, произнёс:

— Простите, — произнёс он с таким же спокойствием, как и прежде, но теперь в голосе прозвучала тень чего-то серьёзного, словно ему вдруг стало неуютно в этой компании.

Он отстранился от витрин и сдержанно отошёл, делая шаг за шагом, пока не оказался на расстоянии от мужчины. Не оборачиваясь, он продолжил свой путь по залу, покидая того в одиночестве, среди бабочек, витрин и роскошных украшений. Он прошёл через огромные двери зала и оказался в коридоре, который был полон людей. Атмосфера здесь резко контрастировала с тихим уединением зала с коллекцией бабочек.

В коридоре царил настоящий бал аристократов — здесь собралось множество гостей, каждый из которых был облачён в великолепные наряды, словно все пришли на приём к королевской семье. Мужчины в элегантных фраках и смокингах, женщины в изысканных платьях, с дорогими украшениями, с тщательно уложенными прическами и выражениями лиц, полными утончённой грации. Каждый взгляд был направлен в сторону собеседника или на блюда, которые сновали в руках слуг, но никто не мог скрыть своего внимания к Марку, который, несмотря на свою несомненную элегантность, выглядел среди них как тот, кто попал сюда по какой-то случайности.

Он не спешил, словно забыв о своём внутреннем напряжении, которое оставил за собой в зале с бабочками. Он уверенно двигался через толпу, его шаги были спокойными и точными, словно он был частью этого мира — мира, где люди, казалось, наслаждаются изысканными беседами и социальными играми. Но внутри его холодный взгляд, направленный вперёд, выдавал его истинное состояние — он не был частью этого бала. Он был здесь как наблюдатель, а не как участник, словно пришёл на миг, чтобы осмотреть всё, а потом уйти, оставив за собой лишь лёгкое, неуловимое ощущение чуждости.

Он проходил между группами людей, слыша лишь отголоски разговоров о политике, искусстве, последних светских новостях, пока наконец не оказался возле мужчины, стоявшему у одной из дверей. Этот господин с изысканными чертами лица носил смокинг, точно такой же, как у самого Марка, и, несмотря на его аристократическую внешность, его взгляд был полон спокойной уверенности. Его черты напоминали фигуру из старинных романов — что-то между Арамисом и благородным авантюристом, готовым к любому повороту событий, но всегда сохраняющим безмятежное достоинство. Мужчина с лёгкой улыбкой, едва заметной, повернулся к Марку, и, будто утверждая что-то, произнёс:

— Пойдёмте.

Марк кивнул в ответ, не произнеся ни слова. Оба они одновременно начали двигаться вперёд по коридору, с теми же плавными и уверенными шагами, что были характерны для тех, кто привык к вниманию, но не искал его. Молча, с сосредоточенным взглядом, они прошли между группами высокопрофильных гостей, которые переговаривались о самых разных вещах, не обращая особого внимания на окружающих.

Роскошные люди в смокингах и вечерних платьях, с блеском и величием, создавали атмосферу утончённой праздности, но Марк, как и его спутник, лишь краем глаза следил за ними, оценивая их жесты, разговоры, их движения. Порой, среди этой общей суеты, мелькали белые кители жандармов — их присутствие было почти незаметным, но всегда ощутимым, создавая контраст с остальной публикой. Их строгие лица и молчаливое присутствие напоминали о силе и порядке, стоящих за этим светским великолепием.

Марк и его спутник двигались с таким же молчанием, будто их шаги были заранее согласованы. Они не останавливались, не оборачивались, лишь продолжали путь, оглядывая эту картину с беспристрастной наблюдательностью. В глазах обоих можно было увидеть нечто схожее — глубокое понимание того, что они здесь всего лишь гости, но их место в этом мире было куда сложнее, чем просто следовать за потоком.

Марк и его спутник продолжали двигаться вперёд, наслаждаясь великолепием апартаментов. Интерьер был просто ошеломляющим: роскошные мраморные полы, позолоченные рамы картин, массивные люстры, излучающие тёплый свет, который мягко отражался от блеска драгоценных тканей и позолоты. Каждая деталь говорила о богатстве и изысканности, и в этом окружении Марк не мог не чувствовать себя словно участником какой-то грандиозной постановки, где каждый шаг был частью продуманной игры.

Но в этот момент его спутник — доктор Араго, как его звали в партии — слегка повернулся к нему и, несмотря на его внешнюю сдержанность, голос звучал твёрдо, но тихо:

— Делайте вид, что ничего не случилось, — сказал он, не меняя интонации.

Марк кивнул, понимая, что это не просто просьба, а приказ. Он постарался скрыть любое волнение, поглощённое великолепием вокруг, продолжал идти, но сердце всё равно сильно билось в груди.

Араго же, продолжая свой путь, не спешил, но в его движениях чувствовалась некая скрытая решимость. Они подошли к шведскому столу, и мужчина, совершенно не обращая внимания на окружение, взял бокал шампанского. Как будто ничего не происходило, он с лёгкостью поднёс его к губам, а затем, повернувшись к Марку с бокалом в руке, произнёс с такой суровостью, что у Марка почти перехватило дыхание:

— Вашу жену приговорили к пожизненному заключению.

Марк не смог удержаться: его взгляд мгновенно опустился вниз, а губы едва заметно дрогнули, когда он прошептал:

— Я...

Но Араго, не обращая внимания на его реакцию, продолжал стоять перед ним с безэмоциональным выражением лица, на которое больше всего походил взгляд опытного игрока в шахматах, который делал следующий ход, не переживая о последствиях. Он поднял бокал и, глядя на Марка, сурово произнёс одно лишь слово:

— Тихо.

Его голос был холодным, почти строгим, и в его словах не было ни сочувствия, ни упрёков, только безжалостная фактическая констатация. Марк, стараясь вернуть себе прежнюю выдержку, быстро взял себя в руки. Взгляд его стал решительным, но внутреннее напряжение оставалось. Он поднял голову, глядя на Араго, и сказал, сдержанно, но с ясной настойчивостью:

— Что я могу для неё сделать?

Ответа не последовало сразу. Араго, казалось, не услышал вопроса, хотя Марк был уверен, что тот точно понял его суть. Вместо слов, он просто кивнул в сторону шведского стола, указывая взглядом на бокалы и разнообразие напитков. Марк понял, что это был не просто жест, а нечто большее — приглашение следовать его примеру, найти время для размышлений, возможно, для того, чтобы привести себя в порядок. В молчании, Марк тоже взял бокал с шампанским, его пальцы слегка коснулись стекла, как будто это был маленький ритуал, помогающий остыть, прежде чем продолжить разговор.

Араго, не торопясь, сделал глоток из своего бокала. В это время его взгляд стал мягче, но с какой-то глубокой тоской, которую Марк не мог не заметить. Это было не просто сожаление — скорее, печаль от осознания, что всё не так просто, как хотелось бы.

Он поставил бокал на стол и, слегка качнув головой, произнёс:

— Для начала, вам бы нужно хотя бы повзрослеть. Хорошо, что хоть наш экзамен выдержали, — его слова были тихими, но твёрдыми, словно он говорил не о Марке, а о всей ситуации в целом.

Марк, понимая, что его собеседник не имеет в виду прямую критику, почувствовал, как в груди сдавливает тяжёлый ком. Он молчал, сдерживая эмоции. Тоска в глазах Араго говорила о том, что он видел, как Марк ещё не осознал всей глубины происходящего, и, возможно, эта лёгкость, с которой он поддаётся соблазнам или надеется на нечто более простое, была лишь его слабостью.

— От лица всей нашей партии я передаю вам кое-что важное, — произнёс Араго, его голос стал твёрдым, без малейшей эмоции, как будто каждое слово было прописано заранее. — Вам нужно отправиться в один город, который сыграет особую роль в в будущем рабочем движении. И я хочу, чтобы вы об этом не забывали.

Марк слушал внимательно, хотя внутренне чувствовал, как туман непонимания медленно расходится, и перед ним вырисовывается нечто значительно более масштабное, чем просто личная трагедия. Но Араго продолжал:

— Этот город, — он остановился на мгновение, давая время Марку осознать, — опутан сетью лоялистов. Их влияние в нём сильно, и для того, чтобы ваша миссия увенчалась успехом, вам предстоит познакомиться с их союзом Архангела Гавриила, который...

Араго, загадочно остановился на полуслове, словно передавая этим приёмом всю важность момента. Не закончил свою фразу, он оставил её в воздухе, как нераскрытую тайну. Тишина между ними на мгновение стала оглушающей. Марк пытался понять, что именно он пропустил в этих словах. И почему это задание было таким важным для всей партии.

Марк, сбитый с толку и явно поражённый всей этой загадочной атмосферой, с удивлением отпил из своего бокала. Его взгляд метнулся обратно к Араго, и он не смог удержаться от вопроса:

— То есть… от меня что, требуется развалить этот союз? — спросил он, с явным недоумением в голосе, словно не совсем понимал, что скрывается за этим поручением.

Араго вздохнул, и его лицо на мгновение стало холодным, как лёд. Этот вздох был настолько глубоким и разочарованным, что Марк почувствовал себя будто бы маленьким ребёнком, не сумевшим понять простую задачу. Ответа не последовало сразу, и когда Араго снова взглянул на него, его взгляд был наполнен разочарованием.

Марк не переставал задавать вопросы, пытаясь разгадать замысел Араго:

— А, может, мне нужно возглавить рабочих и совершить переворот в этом городе? — его голос звучал уже немного напряжённо, словно он пытался выстроить логическую цепочку в этом сложном плане, но ответ так и не приходил.

Араго, выслушав его, посмотрел на него взглядом, в котором явно читалось разочарование. Он, казалось, ожидал от Марка чего-то более осмысленного, а не простых догадок.

— Вам бы сначала не помешало ознакомиться с трудами основоположников революционного движения, — сказал он с тяжёлым вздохом, будто это было самое очевидное, что можно было бы сделать в его положении. — Клянусь, вы даже не удосужились взять их в руки.

Эти слова словно грозовой разряд прошлись по Марку. Он тут же опустил взгляд, его глаза упали на пол, и внутри всё сжалось от стыда. Он почувствовал себя пристыжённым за своё невежество. Он и в самом деле никогда не читал трудов тех, кто стоял у истоков революционного движения, лишь слышал о них в разговорах, но так и не углубился в их теорию. Внезапное осознание собственной недостаточной подготовки резко подорвало его уверенность.

Араго, заметив, как Марк опустил взгляд и почувствовал себя уязвимым, словно взвесил всё происходящее, вдруг слегка улыбнулся, словно удовлетворённый его молчанием. Он продолжал смотреть на него, в его глазах читалась не столько насмешка, сколько лёгкое одобрение — Марк, наконец, понял, насколько глубока его невоспитанность в вопросах, которые касались революции.

— Ну вот, — сказал Араго с легким оттенком удовлетворения, — теперь, когда вы признали своё полное незнание, я могу перейти к сути.

Он сделал паузу, и, глядя на Марка с полусерьёзным выражением лица, продолжил:

— Отложите в сторону все эти симфонии Малера и, — здесь он не сдержался и рассмеялся, — удержитесь от выстрелов по беззащитным мишеням. Ведь вы не герой боевика, Марк.

Марк молчал, чувствуя, как его смущение только усиливается. Араго, продолжая смотреть на него с лёгкой ироничной улыбкой, отпил из бокала, и не торопясь медленно направился прочь от столика, продолжая держать бокал в руках, словно не обращая внимания на происходящее вокруг. Марк, понимая, что слова Араго, скорее всего, были лишь частью плана, пошёл следом, стараясь не терять времени. Араго произнес что-то почти шепотом, но это было сказано так, что каждое слово словно отголоском резонировало в воздухе.

— У нас в распоряжении буквально считанные секунды, — сказал Араго, глядя прямо перед собой, его тон был серьёзным, но будто слегка приглушённым. Марк понял, что время играет против них, и теперь было важно действовать быстро.

Когда Марк последовал за ним, стараясь не выделяться среди гостей, Араго внезапно обернулся и, понизив голос до конспиративного шёпота, произнёс:

— В домен номер 82 на Виейра Стрит вас будет ждать паспорт на имя Ангуса Парвиса, инженера железнодорожных путей. Там также будут деньги, письма и оружие, всё упаковано в саквояж.

Марк кивнул, ощущая нарастающее напряжение. Он знал, что каждое его действие теперь должно быть безупречным, иначе всё может быть обречено на провал.

Но тут в коридоре, как по волшебству, появились двое жандармов. Они шли медленно, не спеша, как будто нацеленными взглядами окидывая каждого. Эти двое были настоящими стражами порядка, их внимание было сосредоточено на том, чтобы ничего не ускользнуло из их поля зрения. Марк почувствовал, как на него сдавливает тяжёлое присутствие их постороннего внимания.

Кажется, они нарочно шли медленно, как будто выжидая, когда кто-то из гостей сдадится или сделает ошибку, чтобы выловить невидимый след преступников. Все эти мелкие детали, кажется, начали соединяться в какую-то большую картину, но пока всё ещё оставалось неясным.

Араго продолжал идти, словно не замечая жандармов, но его лицо стало серьёзнее. Он всё ещё держал бокал с шампанским, но его взгляд был устремлён в даль, а шаг — решительный. Он не завершил фразу, но Марк знал, что в их положении каждое слово важно. Пытаясь сохранить спокойствие, он не мог оторвать взгляда от жандармов, которые медленно продвигались по коридору. Его сердце колотилось от волнения, и дрожащим голосом, словно пытаясь обрести ясность, он спросил:

— И в какой же город мне нужно отправиться?

Араго, не замедляя шага, ответил, словно это было самое простое из всех возможных вопросов:

— В Кембридж, недалеко от Бостона.

Марк почувствовал, как что-то внутри него напряглось. Он знал, что в Кембридже, помимо университетов и научных центров, находится ещё и нечто гораздо более тёмное — места, о которых предпочитали не говорить вслух. Он ощутил, что что-то не так, но всё же не мог сдержаться и задал следующий вопрос:

— А как же Хари? — произнёс он дрожащим от тревоги голосом.

— В Кембридже находится политическая тюрьма, — будто успокаивая собесденика, отчеканил Араго. — Все приговорённые к пожизненному заключению за последние шесть лет отправляются именно туда, — добавил он с холодной точностью.

Марк, услышав эти слова, почувствовал, как тяжесть этого ответа обрушивается на него. Он знал, что каждый момент, каждый выбор сейчас мог стать решающим. Но, как бы он ни пытался обуздать свою тревогу, вопрос остался без ответа.

Вдруг Араго неожиданно прервал его мысль, почти резко:

— Так, это наш последний разговор, — сказал он, обращая внимание Марка на нечто гораздо более важное, чем его вопросы.

Марк не удержался от ехидной улыбки, которая, несмотря на его тревогу, вспыхнула на его лице. Он посмотрел на Араго и, с натянутым тоном, произнёс:

— Вы что, считаете, что это за вами? — его слова были полны сарказма, как будто он сам не верил в то, что только что сказал.

Араго тяжело вздохнул, его взгляд стал усталым, как будто он пытался найти нужные слова, чтобы объяснить всю серьёзность происходящего, но понимал, что ничего больше Марку не скажет. Марк тихо, почти шёпотом, обратился к Араго:

— В сущности, это второй этаж, — произнёс он решительно, но с налётом напряжения. — При удачном прыжке высок шанс зацепиться за ветку рядом стоящего дерева.

Он быстро оценил возможные варианты, прежде чем продолжить, с некоторым преувеличением добавив:

— И если это нужно, я остановлю своего супостата, не переживайте.

Араго взглянул на него с явным недоверием, подняв одну бровь, как бы исследуя его слова.

— Правда? Интересно, как именно? — произнёс он, не скрывая сомнений в голосе.

Марк замялся, попытался подобрать более убедительное объяснение, но вместо этого выдал не совсем то, что ожидал:

— Ну, я... — промямлил он, глядя себе под ноги. — Я просто ударю его коллекцией бабочек по голове. Это сработает, наверное.

Араго мгновенно нахмурился, его взгляд стал твёрдым и решительным. Он понимал, что такой подход точно не приведёт к желаемым результатам. Его голос, становясь немного более строгим, прозвучал как наставление.

— Если вы и дальше будете мыслить такими категориями, то наша революция, боюсь, умрёт, не успев толком родиться на свет, — сказал он с лёгким укором, словно пытаясь донести до Марка, что в этом деле всё гораздо сложнее, чем простое насилие или случайный удар.

Араго скользнул взглядом по коридору, аккуратно окинув жандармов, которые стояли неподалёку, внимательно наблюдая за всем происходящим и почти незаметно наклонился к Марку.

— Отойдите от меня, — прошептал он ровно, без злобы.

Марк моментально понял намёк. Он распрямился, отойдя в сторону, и, чтобы не привлечь лишнего внимания, громко и отчётливо произнёс:

— За ваше здоровье! — и, не теряя времени, чокнулся с Араго бокалом шампанского.

Глотнув, он не стал задерживаться, а, продолжая двигаться вперёд, сделал несколько шагов в сторону выхода, направляясь на улицу. Араго, наблюдая за ним, кивнул, оставив бокал на столике. Он продолжил следить за жандармами, а когда один из них медленно повернулся и стал спускаться по лестнице, Араго незаметно увязался за ним, словно не испытывая никакой спешки. Он следил за его каждым движением, зная, что этот момент может оказаться решающим.

На улице, спрятавшись за углом, Марк заметил, как Араго вышел из здания. Он стоял там, выждав, когда тот, не спеша, подойдёт к своему автомобилю. Вдруг дверь машины открылась, и удивление на лице Марка стало явным, когда он увидел, как один из жандармов открыл дверь для Араго.

Марк не сразу понял, что происходит, но его внимание было привлечено именно этим неожиданным знаком уважения — уважения ли? — со стороны жандарма к инсургенту. Марк стоял, наблюдая, как Араго садится в автомобиль, а жандарм, на вид совершенно спокойный, аккуратно закрывает дверь за ним.

Это зрелище заставило Марка задуматься — его первоначальное ощущение, что Араго был на виду и открыто демонстрировал свои действия, оказалось не таким простым, как он предполагал. И как только машина Араго тронулась, Марк сжал зубы и, не выдержав, резко ударил кулаком по воздуху, как будто пытаясь выразить свою ярость. Его тело напряглось, и не раздумывая, он ринулся обратно в здание, словно от этого зависела вся его судьба. Взгляд был устремлён вперёд, и, преодолев несколько шагов, он вбежал по лестнице, стремительно поднимаясь на второй этаж.

Когда он добрался до балкона, его ноги буквально скользили по ступеням, а сердце билось как сумасшедшее. Остановившись на пороге, он быстро снял пенсне, отложив его в нагрудный карман своего чёрного сюртука. В голове пронеслось десятки мыслей, но было уже не время для раздумий.

Сделав несколько шагов назад, он разогнался, и, не задумываясь, прыгнул. Момент в воздухе был как замедленная съёмка — всё вокруг растворялось, и только густая трава под деревом становилась всё ближе. С громким шорохом он приземлился, почувствовав, как земля отозвалась под ним. Боль в коленях прошла через секунду, и Марк, не теряя времени, быстро поднялся на ноги и снова стремительно побежал к входу в здание. Он был полон решимости, как никогда раньше. В его движениях чувствовалась уверенность и даже некая ярость, побуждающая его двигаться быстрее, чем обычно.

Скоро он снова оказался перед дверью, снова взобравшись по лестнице, несмотря на усталость, которая начала накапливаться в его теле. Не останавливаясь, он вновь добрался до балкона, теперь даже не думая о том, что мог бы найти другой выход. Он был в каком-то безумном, почти механическом состоянии. Понимание того, что время на исходе, было как топор, повисший над его головой.

Подняв взгляд на горизонт, он снова оттолкнулся ногами от балкона, и, не думая о последствиях, прыгнул вниз. Воздух вокруг рвался от его стремительности, и, приземлившись на траву, сразу поднялся, словно не чувствуя усталости, после чего стряхнул с себя листья, которые прилипли к его одежде, и на мгновение остановился, оглядываясь по сторонам.

Его взгляд поднялся вверх, на дерево, которое стояло ближе всего к окну. Он видел его ветви, свисающие чуть ниже балкона, и знал, что это его следующий шаг. Не тратя времени, Марк снова бросился к зданию. Он был как машина, целеустремлённый и решительный. Он снова вбежал внутрь, не обращая внимания на шум, не пытаясь скрыться от лишних взглядов. Лестница была знакома, его движения были быстрыми и уверенными, и, вскоре, он оказался на балконе, готовый к следующему прыжку.

В этот раз он не колебался, не замедлял скорость — Марк был почти уверен, что этого будет достаточно, чтобы достичь своей цели. Он разогнался, как будто прыгал в последний раз, и в мгновение ока уже висел на одной из веток дерева. Руки инстинктивно схватились за крепкие ветви, и он повис, держась за них с ловкостью, которой мог бы позавидовать акробат.

Ветер шевелил листву, и Марк начал осторожно спускаяться по стволу дерева, удерживаясь за ветви. Он уже почти достиг земли, когда вдруг, повернувшись лицом к балкону, заметил нечто неожиданное. Из окна, расположенного на этаже пониже, выглядывала девушка с длинными чёрными волосами, которые, казалось, переливались на свету. Она была одета в жёлтое платье без рукавов, и в руках держала чёрный котелок.

Марк мгновенно понял, что всё это время она наблюдала за его прыжками. Волнение мгновенно охватило его, а на щеках вспыхнул румянец. Он почувствовал себя неловко, как будто пойманный за каким-то нелепым поступком. В ответ на её взгляд, он развёл руки, как бы оправдываясь, и произнёс:

— Что поделаете, дорогая Эмили, тренировка...

В ответ она подмигнула ему и, весело улыбнувшись, сделала жест рукой, приглашая подойти поближе. Марк, ещё не совсем понимая, что происходит, подошёл к дереву, стараясь выглядеть максимально непринуждённо. Девушка открыла форточку, и, не теряя ни секунды, бросила в его сторону котелок.

Марк, инстинктивно подставив руки, поймал его на лету. Вдруг его охватил странный прилив театрализма, и он почувствовал, что момент требует особого жеста. Он начал пятиться от окна, одной рукой широко отводя котелок в сторону, а другой, в знак благодарности, пустив в её сторону несколько воздушных поцелуев. Ситуация казалась настолько абсурдной, что он даже не заметил, как неудачно ступил на корень дерева, споткнулся и, с тихим воплем, рухнул на мягкую траву.

Девушка залилась лёгким и непринуждённым смехом, наблюдая за его падением. Марк мгновенно поднялся на ноги, чувствуя, как неловкость захлёстывает его. Он взмахнул руками, пытаясь избавиться от пушинок одуванчиков, которые цеплялись за его одежду, словно приклеенные. Они были белыми и пушистыми, и теперь, когда он стоял на траве, они выглядели как нежные, но неприятные напоминания о его падении. С раздражением на лице он встряхивал их с себя, отрывая каждую пушинку, как будто они были виноваты в том, что произошло.

Бросив на девушку сердитый взгляд, Марк почувствовал, как его терпение иссякло. Смех за его спиной звучал всё громче, и его раздражение, наконец, переросло в порыв действия. Он не желал больше оставаться в этом месте, под пристальным взглядом той, которая так легко его рассмешила. В голове уже не было места для логики — только желание скрыться.

Марк опрометью рванул прочь от дома, не оглядываясь, его шаги становились всё быстрее, а смех девушки всё настойчивее следовал за ним, словно злой эхо. Этот смех, хоть и лёгкий, но проникающий, не давал ему покоя, и всё, что он хотел сейчас, это убежать подальше, чтобы никто не увидел, как он краснеет и волнуется.