set your eyes on the setting sun, this is the (джен)

«Humans aren't gonna behave

Like we think we always should»

В другом времени и при других обстоятельствах они бы не встретились.

— В этом-то и кроется вся трагедия современного мира, друг мой! — Дориан салютует собеседнику бокалом вина. — Что в нём всё до ужаса предсказуемо — не ровен час помрёшь со скуки и даже этого не заметишь.

Каллен в ответ лишь усмехается.

В другом времени и при других обстоятельствах они бы д а ж е н е п о с м о т р е л и д р у г н а д р у г а.

Кресло слишком мягкое, вино слишком сладкое, красный лириум под кожей поёт слишком громко. Дориан всё так же любит разбрасываться книгами. Краем уха слышится далёкий смех, краем глаза видится белое и синее. От этого п о ч т и больно.

— Так ты по-этому присоединился к Корифею? — удивляется Каллен. Песня в голове отдаётся чувством плохо скрываемого недовольства. — Чтобы не умереть от скуки? В смысле, — храмовник неопределённо помахал рукой. Торчащие из перчаток красные кристаллы презабавнейшим образом коверкают отбрасываемые тени, — уж прости за грубость, но ты производишь впечатление человека, который делает что-то по своей собственной прихоти, а не по чьей-то…

— Тебя это смущает? — сквозь показную слащавость в вино кислотой стекает горечь.

Каллен отрицательно мотает головой. Не то, чтобы они были вот прямо друзьями неразлей-вода, просто Дориан, хоть и показушник, хотя бы честен с самим собой — качество, которое Каллен не уважать не может.

— Надеюсь, это не проверка преданности от нашего Великого и (во всех смыслах) Ужасного, — Каллен не может сдержать улыбки, а Дориан шутливо прикладывает палец к губам, — потому что я хочу рассказать тебе один секретец.

— Представь себе такую картину. Ты живёшь в замкнутом пространстве, внутри которого прогнило абсолютно всё, от людей до воздуха, но при этом ты не выходишь за пределы этого пространства, потому что прекрасно знаешь, что тебя там боятся, ненавидят и убьют при первой же возможности. Представил? — дождавшись согласного кивка, Дориан продолжает. — Так вот. Балом правят порядки и традиции, которые уже давно изжили себя, и все прекрасно понимают, что вот оно, пора что-то менять…! нооо — нет. Никто этого делать не будет. Потому что змеи в банке озабочены единственной целью — как сожрать противника и не быть сожранным в ответ. И как не подавиться в процессе.

— Кажется, я понимаю, — Каллен пригубил вина. С каждым глотком оно кажется ему всё более безвкусным.

— Именно! — восклицает Дориан, совсем по-детски всплеснув ладонями. — Обычно под конец междоусобных войн не остаётся никого, но знаешь, что я думаю? Корифей рискует остаться единственной змеёй в банке, когда остальные будут съедены, и именно он будет решать, как нам жить дальше.

— И жить ли…? — бормочет Каллен.

— Очень ценное замечание, друг мой! — отвечает Дориан, подливая себе ещё вина. — Ну, а ты? Что привело тебя в наши, не побоюсь этого слова, стройные ряды тевинтерских магистров и малефикаров? С учётом твоей очевидной нелюбви к магам. А нет, погоди! Дай я сам угадаю! Это всё из-за… женщины. Я прав? — Дориан мило улыбается обиженно насупившемуся храмовнику.

Предположительный ответ Каллена тонет в надсадном скрипе дверных петель.

— Простите, сэр, — рядом с Калленом материализуется фигура одного из его людей. Меч в огне на доспехах почти не виден за потёками красного лириума. — Вернулись наши разведчики, у них есть вести по поводу храма, — Каллен молча кивнул, и солдат продолжил: — Множество беженцев стекаются в Убежище под знамёна новообразованной Инквизиции. Разведка их работает чётко и слаженно, а вот войска у них состоят в основном из ополченцев, однако…

— Что?

— Командор Инквизиции и ответственная за обучение солдат — Серый Страж из Ферелдена, эльфийка-магесса…

Каллен застывает аки изваяние, а Дориан прячет улыбку за бокалом вина.

Из всех напастей это определённо должна была быть женщина.

«Is it running in our blood

Is it running in our veins»

— Святотатство! Ересь!

Рука замирает, так и не решившись повернуть ручку. Атмосфера удушья просачивается из-под двери.

— Опомнись, Искательница! — вещает Родерик. — Мало того, что эта ваша Инквизиция — сборище наёмников и прохиндеев, так теперь вы ещё и малефикаров в свои ряды набираете! — а вот это уже интересно.

— У вас есть более подходящая кандидатура на должность командора наших войск, канцлер? — холодно интересуется Кассандра. — Может быть, вы сами хотите попробовать?

— Вы забыли, что сказано в Песни Света…?!

— А вы где-то в Убежище видели хотя бы одного демона, канцлер? — новый голос. Тихий, спокойный, не вкрадчивый, но к нему стоит прислушаться — такими шепчут кошмары безлунными ночами.

— Нет, но это только вопрос времени…

— Ну, значит, как увидите демона, передайте ему, что я зову его на чай, — смешок.

Дверь в ставку с треском распахивается, и оттуда стрелой вылетает Родерик, бормочущий под нос «Еретики! Клятвопреступники! Измена…!». Адаар провожает его взглядом.

— Молюсь на тот день, когда всё это закончится, — вздыхает Кассандра.

Инквизитор смотрит не на неё. Инквизитор смотрит на невысокую, закутанную в плащ фигуру.

Из-под капюшона на него внимательно взирали ярко-голубые глаза.

— А, Вестник, разрешите вам представить нашего военачальника — Стража-командора Нерию Сурану, Героиню Ферелдена.

— Храмовниконенавистника, малефикара и просто хорошего человека, — с улыбкой добавляет Сурана, пощелкивая костяшками пальцев. На её лице блеклой краской вытатуированы грифоньи крылья.

Адаару кажется, что мысленно Страж сейчас далеко отсюда.

«I'm not the only one who

Finds it hard to understand»

— Боитесь, командор?

Убежище медленно, но верно заполняется красным. Вой лириума разрывает барабанные перепонки.

Сурана морщится.

— Не богов нужно бояться в этом мире, — ветер треплет белые пряди. — Люди куда более непредсказуемые создания.

На холме, рядом со Старшим, Каллен непроизвольно ёжится под взглядом голубых глаз.

«We live, we die

We steal, we kill, we lie»

Запечатанное письмо, которое ей приносят из Храма Думата, командор сжигает, не распечатывая, прямо на своей ладони.

Языки пламени — режуще-синего цвета. На красный Сурана смотреть больше не может.

«We can be bad as we can be good»

Его приводят на суд в кандалах. Некогда доверенный лейтенант Корифея нынче представляет собой настолько жалкое зрелище, что ей хочется смеяться и плакать одновременно.

Каллен смотрит куда угодно, только не на Сурану. Впрочем, его первые слова обращены именно к ней.

— Ты прочитала моё письмо?

— Нет, — сухо отзывается командор. — Заявления о том, какая я эгоистичная самовлюблённая сволочь, — в мгновение ока в руках Стража оказывается её посох. Посох вспыхивает тусклым бирюзовым — оскал тевинтерского бога-дракона (вот уж действительно, насмешка судьбы) на навершии становится ещё ехиднее, — я предпочитаю выслушивать непосредственно. Так что, — сквозь каменный пол зала посох проходит, как сквозь масло. Из образовавшейся трещины в полу сочится могильный холод, — можешь начинать высказывать всё, что обо мне думаешь. А я послушаю, — Сурана устало, но грациозно присаживается прямо на каменную ступень.

На кожаных ремнях рукояти почерневшие пятна крови.

«Underneath it all we're just savages

Hidden behind shirts, ties and marriages»

В конце она задаёт лишь один вопрос.

— Ну, и стоило оно того?

«Truth is in us all, cradle to the grave

We're just animals still learning to behave»

В конечном итоге Дориан оказался прав.

Из всех напастей Каллену досталась женщина.