set your eyes on the setting sun, this is the (джен)

На заявку: "Во время бегства из Лотеринга погиб Гаррет Хоук. Смогут ли Карвер и Бетани пройти путь "Защитника Киркволла"? Как они будут вести себя в сложных ситуациях, что должны были упасть на плечи старшего брата?"

«Так уж заложено природой в человеке: то, что его не убивает, делает его сильнее. То, что не может сломать, лишь подначивает его упрямство, укрепляет веру в себя и свои силы. И чем больше на долю человека выпадает испытаний, тем крепчает сила его духа.

То, что довелось пережить простым беженцам из Ферелдена, выдержать может не каждый. Смерть близких, подневольная служба в тенях Киркволла, гонения на отступников, бедственное положение семьи… но они выдержали, выстояли.

В горниле этих испытаний ковались судьбы Защитников, какими мы их знаем сейчас…»

— Как заливает, шельмец. И ведь не поспоришь, — звякнул о камень металл, когда к валуну прислонился сильверитовый двуручник. Его хозяин тяжело опустился следом.

Каждый год, в один и тот же день, в один и тот же час перед закатом, они приходят к Расколотой горе. Садятся на один и тот же камень, и девушка открывает одну и ту же книгу на одной и той же странице.

Судьба распорядилась так, что, пусть и с разницей в несколько лет, в один и тот же день они потеряли и отца, и старшего брата, и мать.

— Да уж, в чём, а в писательском таланте Варрику не откажешь, — Бетани захлопнула небольшой томик. — Что бы там ни говорили его злопыхатели. А ты сегодня поздно, — девушка отложила книгу в сторону и с улыбкой посмотрела на брата.

— Пару часов всего, как добрался, — объяснил Карвер, — Андерс такую бучу поднял своим взрывом… все Стражи Ферелдена сейчас на взводе, особенно Натаниэль — на него снова смотрят косо, и его это нервирует — лучший друг, как-никак. Командор пока ещё в авторитете — что, кстати, удивительно, с её-то линией поведения, — но шепотки за спинами ходят, сама понимаешь, — Хоук устало потёр переносицу. — «Пригрела змею на груди», и так далее. Письма с требованиями выдать нашего ненаглядного отступника Махариэль даже не читает — сразу отправляет в печь.

Бетани молча кивнула, глядя на закат. Этого, собственно, и следовало ожидать. Ещё Казематах она поняла, что решение отпустить Андерса с миром аукнется не только ей, но каждому магу Тедаса, отступнику или нет. Косо смотрят и на неё — оно и понятно, столько лет знакомы, несмотря на разные взгляды на жизнь, Бет за Стража даже перед Мередит в своё время вступилась, а тут — нате вам!

Пройти сквозь такое с гордо поднятой головой и не дать переломить себе хребет дано не каждому.

Тяжело вздохнув, Хоук-младшая снова потянулась за книгой. Некоторое время брат и сестра не разговаривали: девушка читала творение Тетраса, Карвер сидел рядом, сцепив руки в замок, и думал о чём-то своём.

Лучи заката играли с ярко-зелёной листвой, порождая причудливые цветовые гаммы и узоры, возвещавшие приближение ночи.

— А знаешь, — неожиданно заговорила магесса, — Мииран о тебе частенько вспоминает, да. Он теперь, кстати, в Казематах ошивается, — пояснила Бетани в ответ на недоумённый взгляд брата, — жив, здоров, работоспособен, к вящему неудовольствию конкурентов.

— Нда… — протянул Страж. — Вспомнилось что-то, про «подневольную службу» — это Варрик, конечно, загнул. То есть, работать с «Кровавыми клинками» было, прямо скажем, не сахар — спасибо дяде Гамлену, чтоб ему икалось, — но и не так ужасно, как наш дорогой гномик там себе понапридумывал.

— Кому ты это говоришь, — хмыкнула Бетани. — Я, пока вела дела с Атенриль, всякого повидала. Будет о чём внукам рассказать. А Мииран, кстати, на первых же буквах твоего имени начинает цвести и благоухать, аки розовые кущи летом, — девушка недовольно фыркнула. — Про контрабандистов киркволльских я вообще молчу.

Карвер под конец уже не смог сдержать рвущийся наружу хохот. Во взгляде Бет поразительным образом смешались ехидство и сестринская нежность.

Отчего-то вспомнилось. Тогда, на Глубинных тропах, когда вся эта каша, приправленная храмовниками и красным лириумом, только-только начинала завариваться, они стояли вчетвером на перекрёстке: сама Хоук-младшая, Варрик, Андерс и непонятно почему отставший от собратьев по ордену Страуд. И, глядя в спину довольно бодро, несмотря на полученные ранения и скверну в крови, топавшему в компании Серых Карверу, Страж подмигнул девушке и сказал «Далеко пойдёт».

Вряд ли Бетани когда-нибудь расскажет ему об этом.

— Создатель помилуй, — отсмеявшись, заявил Хоук, — в тебя вселился призрак Гаррета. Изыди!

— Что поделать, — магесса шутливо заехала парню локтем в бок, — я, как продолжатель традиций нашего славного рода, — девушка легонько хлопнула по рукояти посоха, — вынуждена нести в мир наше наследие — целиком и полностью, включая гарретово чувство юмора, — и, помолчав немного, добавила: — Ну, или то, что он под ним ошибочно подразумевал.

Ветер разнёс звонкий смех по всей долине, но вскоре стих и он. Наступила тишина, нарушаемая лишь шелестом травы.

— Знаешь, я всё время спрашиваю себя… — Карвер покосился на сестру. Взгляд Бетани был устремлён куда-то за горизонт. В голубых глазах стояли слёзы. — … глупо, конечно, столько лет ведь прошло… а я каждый раз думаю — не могу не подумать: «А что бы Гаррет сделал на моём месте…?».

Страж вместо ответа обнял её за плечи. Прильнув лбом к наплечнику, девушка просто позволила солёным каплям орошать холодный металл.

Хоук-старший посмотрел на Расколотую гору. Утомлённое дневной работой светило тяжело опускалось за горный хребет, бросая прощальные отблески на зелень, камень и слёзы. Карвер по собственному опыту знал, что демонстрировать эмоции на людях — значит показать им свою слабость, а Бетани в это трудное время быть слабой по статусу не положено. А ещё Карвер знал, что в душе она всё та же хрупкая и ранимая малышка Бэт, и что как никогда сейчас ей нужна поддержка близких.

— У меня есть кое-какие соображения на этот счёт, — с улыбкой заметил парень. Магесса подняла на него совершенно красные глаза — от ветра красные, разумеется. — Они касаются, в первую очередь, нездоровой любви нашего горячо любимого старшего брата к серокожим рогатым существам и не менее нездоровой привычки лезть на них с кулаками.

Бетани в ответ слабо улыбнулась. Приободрённый, Карвер продолжил:

— Нет, серьёзно. Встретить огра широкой грудью с объятиями нараспашку? Знаем, умеем, практикуем. Стоит заметить, почти сработало: взрыв был мощный, а рогатая тварь половины головы недосчиталась, — Страж подозрительно покосился на сестру. — Я надеюсь, ты не практикуешь ритуальные самосожжения и самоподрывы, пока я этого не вижу? — улыбка стала чуть шире. — С Аришоком, наверное, было бы то же самое. Только вышло бы гораздо эпичнее, а не как я.

Бетани уже смеялась вовсю, утирая рукой слёзы.

За Расколотой горой догорал костёр заката.

— Хах. Бетани Хоук, Первая чародейка Круга магов и Защитница Киркволла — звучит, а?

— Карвер Хоук, Страж-лейтенант и заместитель Героини Ферелдена — звучит?

— Ну, во-первых, я не заместитель, эта честь за Натом, а во-вторых… эм…

— Что?

— А Мерриль тебе не рассказывала?

— О чём?

— Она и Страж-командор Махариэль из одного клана.

— Даже так.

— Представляешь. Каждый раз как первый, честное слово, на докладах чувствую себя так, будто с родителями невесты знакомлюсь… эй, это совсем не смешно!

Вполне возможно, что где-то там, за туманной завесой лучшего из миров, двое отступников и одна дама благородных кровей смеются тоже, видя, что их родные ещё не утратили способность счастливо улыбаться.

На заявку: "Хотелось бы увидеть, как ревнует наш дорогой командор Каллен. Направленность — гет. Главное — никакого слэша."

— Вот смотрю я на тебя, друг любезный, и думаю, — Дориан созерцал оппонента с солидной долей снисходительности, и видно было, что маг даже не утруждает себя попытками эту самую снисходительность скрыть, — а не влюбился ли ты часом? — Павус тонко усмехнулся, отчего выражение лица его, обычно не выражающее ничего, кроме ленивого превосходства над окружающими, стало походить на оное кота, умявшего в один присест рыбу, которая ему совершенно не полагалась, и теперь ждёт, когда же хозяева удостоверятся в этом лично. Предварительно примостившись на подоконнике у открытого окна.

Очевидно, что где-то на задворках Тени (ну, или куда там грешники после смерти попадают) есть специальное место, отвечающее за наказание этих самых грешников ещё при жизни — и с прискорбием Каллен вынужден был признать, что место ему там уже застолбили.

А всё из-за взглядов.

Кассандра смотрит сочувственно, Солас — с пониманием, Блэкволл так вообще тихо ржёт себе в бороду. Выражение лица Быка — как обычно, впрочем, — за кружкой с элем особо не разглядеть, но Резерфорд отчего-то уверен, что улыбка там во все тридцать два (или сколько там зубов у кунари).

Каллен при таком раскладе избрал тактикой поспешную капитуляцию в свой кабинет и баррикадирование личного пространства стеной из отговорок о том, что у него полно работы. Поначалу это работало — ровно до тех пор, пока в этом самом кабинете не возникла, словно телепортацию освоив, Лелиана, и с хитрой усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего, не предложила партию в шахматы.

Тебе надо развеяться, говорила она. Отвлечься от работы, привести мысли в порядок, говорила она.

Вот и доверяй после этого начальнице скайхолдовской разведки.

Неладное Резерфорд заподозрил ещё при входе в сад, когда в беседке вместо ожидаемо Соловья обнаружился Дориан. И вот теперь храмовник хочет весьма культурно запустить в него шахматной доской.

— С чего ты взял? — как можно нейтральнее спросил Каллен, переставляя фигуры.

— Ну, знаешь, — некромант развёл руками. Хитрый блеск в его глазах нагонял на командора тоску и желание пойти глотнуть красного лириума, — просто мысли вслух.

«Мысли вслух, удивительным образом общие на весь Скайхолд», — раздражённо подумал храмовник, но благоразумно промолчал.

Желание отправить доску в полёт от этого никуда не делось.

— Приятно видеть, что вы не пытаетесь убить друг друга, — заметили откуда-то сзади.

— Разве что на шахматном поприще, — Дориан мило улыбнулся подошедшей долийке.

Резерфорд, согласно храмовничьему церемониалу, тут же вскочил с места (надеясь при этом, что враз вспыхнувшие уши не выдадут с потрохами его восхищение любовью Вестницы к кунарийским нарядам).

— Оставляете победу мне, командор? Это так мило с вашей стороны, я прям тронут до слёз, — точка невозврата приближалась неумолимо, но Дориан и сам не дурак, знает, когда нужно остановиться. — Однако же, если миледи изволила пожаловать сюда лично, это означает только одно… — маг воззрился на эльфийку, вопросительно вскинув бровь.

— Копия Либерналума, прямиком из Тевинтера, как ты и просил, — усмехнулась Лавеллан. — Ждёт тебя в библиотеке.

— О, благодарю! Боюсь только, партию нельзя оставлять недоигранной, — хитро прищурившись, посмотрел на магессу. — Ну что, могу я оставить свою честь в твоих, без преувеличения, умелых руках?

— Да не вопрос, иди уже! — рассмеялась Айльхана.

Целомудренно (постольку, поскольку это понятие и Дориан Павус вообще совместимы) чмокнув эльфийку в макушку, некромант поспешил на встречу с вожделенным талмудом, а долийка уже в следующую секунду сидела в его кресле, скрестив ноги.

— Ну что, командор, продолжим партию?

И нет, Каллен определённо не ревнует.

Первая мысль, возникающая поголовно у всех, кто впервые имел (не)счастье лицезреть Вестницу воочию — что по ней застенки Круга горькими слезами плачут и умываются. Самые рьяные из храмовников, после минутного созерцания тонких длинных эльфийских пальцев, сплошь и рядом покрытых попеременно татуировками и шрамами, шрамами и татуировками, благим матом вопя «магекровь!», сгребли бы остроухое недоразумение в охапку и (не дай Создатель) поволокли бы усмирять.

Каллен же в эльфийке видел в первую очередь… кота.

И дело тут не только в глазах.

Маленького такого, чёрного котейко, с невинно-ехидной мордочкой, чистым взглядом и нечистыми шаловливыми помыслами. Того самого кота, который гуляет, где хочет и делает, что хочет.

А хочет Инквизитор всегда много и не по делу.

Не удивительно, что они с Сэрой так быстро нашли общий язык, думает храмовник, глядя на Соласа. Совершенно не обидившийся эльф умудряется вышагивать гордо и с достоинством, невзирая на покрывающую его с головы до пят зелёную краску.

Рядом похабно ржут кусты.

Удивительное существо эта Айльхана Лавеллан, в первую очередь — своей способностью находить общий язык буквально со всеми. Нет, серьёзно, она даже с Вивьен подружилась! Вестница может забыться и совершенно случайно назвать её «Вив» — мадам де Фер на это лишь фыркнет, но промолчит.

На Каллена это умение почему-то не распространяется. При встрече с ним Лавеллан держится вежливо, но несколько отстранённо и нет, Каллен всё ещё не ревнует.

— Да ладно тебе, босс, долби сильнее! — слышится с тренировочной площадки, и в следующую же секунду вот уже второй раз за день двор Скайхолда оглашает этот ни с чем не сравнимый звук, как будто дракон с большой высоты рухнул на строительные леса (ломающегося дерева, то бишь).

— Миленько, — судя по голосу, Акласси необычайно доволен тем фактом, что его двухсполовинойметрового бугая-начальника только что вырубили прицельным ударом доски по голове. — Нет-нет, что вы, Ваша Светлость, не утруждайтесь, мы его сами дотащим, — можно подумать, ему только что премию за десять лет непосильного труда выдали.

Перегнувшись через парапет Каллен с высоты отчётливо видит руку Айльханы на плече Крэма, и — недолго музыка играла его образу непробиваемого командора, ибо таки да — он ревнует.

Анализируя своё эмоциональное состояние, Каллен довольно быстро и без лишних самокопаний не только сумел назвать самое душераздирающее, на данный момент, чувство, но и дать ему сравнительно вразумительное определение. Как оказалось, ревность в понимании Резерфорда — это когда тебе физически больно наблюдать за взаимодействием объекта вожделения с окружающими. В качестве примера память услужливо воскресила образ Нерии Сураны. Та, не обращая никакого внимания на томно вздыхающего по ней храмовника (впрочем, как и на весь остальной храмовничий батальон, занимавшийся ровно тем же), сначала чисто по-дружески заигрывала с Йованом (воспалённое сознание умудрилось разглядеть в сих незамысловатых и не несущих никакого подтекста действиях флирт напропалую), а потом и вовсе — помогла малефикару унести ноги, предварительно разбив вдребезги и амулет последнего, и сердце бедняги Каллена. После чего, сбежав из-под стражи на полпути в Эонар (заметка на будущее — не доверять магам с «земляной» специализацией и проверять заколки на наличие скрытых отмычек), магесса умудрилась добраться незамеченной сначала до Гварена, потом до Киркволла, а оттуда и вовсе до самого Ривейна, где, по слухам, прошла Посвящение в Стражи. Так что теперь белобрысых остроухих чудовищ, посылающих к Думату элементарные законы физики (этого новомодного орлейского изобретения), логики и здравого смысла, уже двое (первое каким-то чудом умудрилось спасти Ферелден от Мора и стать его Героиней).

Сравнивать Нерию и Айльхану — всё равно, что пытаться на земле найти небо, и наоборот. У Сураны серебристо-белая непослушная шевелюра и глаза цвета бирюзы — как безоблачное небо, как лёд, созданный прикосновением Инквизитора, искрящий на солнце. Волосы Лавеллан черны, как помыслы Корифея и прямы, как её слова и поступки, её глаза, при всей их кошачьей желтизне в огне отдают зеленью листвы, которую так любит магесса Круга. Единственное, что их роднит — острота ушей, умение находить приключения на пятую точку да взгляд, который, вроде и вскользь, а смотрит сквозь тебя и видит — насквозь, вплоть до стенки, к которой ты привалился, несчастное изваяние.

Хотя, вот на этом месте можно немного потешить себя надеждами и подёргать за ниточки самолюбие — взгляд Вестницы иногда направлен и на него. Внимательный такой взгляд, изучающий. Что-то иногда мелькает в нём искрами, только вот что — Каллен понять не может…

— Она не знает, как к тебе подступиться, — книга, которую Резерфорд читал, стоя у окна, и про которую он уже добрых пятнадцать минут как благополучно запамятовал, дум великих полон, скорбно ухнув страницами, полетела куда-то вниз.

Каллен обернулся. Скрестив ноги, пятками на лестнице, Коул сидел на самом краю всё ещё не достроенного спального яруса и задумчиво теребил края шляпы.

— Прошу прощения…? — храмовнику оставалось только надеяться, что на самом деле это прозвучало не настолько глупо, как он себе представил.

Коул улыбнулся.

— Она смотрит на людей, видит раскрытые книги, и для неё не составляет труда разглядеть и сами строчки, и то, что скрыто между ними. А твоя, — с высоты лестничного пролёта звучало немного обвиняюще, — для её понимания закрыта. Её это нервирует и пугает.

Общий сбор на фоне наступившей тишины пронёсся по Скайхолду подобно грому.

Чудно, прелестно и замечательно — теперь Каллен ревнует к самому себе. Ох уж эти долийские эльфы со своими гляделками…

По идее, командор должен был бы радоваться тому, как всё сложилось в Зимнем дворце. Императрица спасена, Флориана в тюрьме, Гаспара ожидает виселица — и всё это при нулевых потерях со стороны Инквизиции, и — ах, да! — Орлей теперь их верный и преданный союзник в борьбе с Корифеем. О, а ещё у «остроухой лесной дикарки» (от тяжких телесных повреждений маркиза Безымянного — никто ведь не спросил, как его зовут, ну правильно, а кому оно надо? — спасла лишь оказавшаяся в нужном месте в нужное время леди Кассандра со своей драконьей хваткой) — внезапно! — обнаружился дипломатический талант, которому даже леди Монтилье рукоплескала стоя.

Всё бы ничего, но с момента возвращения в Скайхолд Инквизитора никто не видел. Кто-то из разведчиков доложил, что — вроде бы — Вестницу видели спускающейся из библиотеки вниз, и…

… Каллен бы пропечатал лбом дверной косяк собственного кабинета, находись тот на пару сантиметров ниже, в унисон с тяжёлым вздохом, донёсшимся со стороны рабочего стола. В указанном направлении обнаружилась никто иная, как сама Айльхана Лавеллан, очень сонная и жутко уставшая.

— А, это ты, Каллен, — на звуках собственного имени, произнесённого с едва заметным акцентом, сердце храмовника ёкнуло как-то уж слишком радостно. — А я было испугалась, что меня нашли и сейчас опять потащат… — магесса помахала в воздухе рукой. — … куда-нибудь. За чем-нибудь. Опять, — эльфийка широко зевнула. — Спать хочу.

— Беседа с Соласом оказалась настолько изматывающей? — получилось одновременно по-детски обиженно и по-взрослому резко.

— А что Солас? — пробормотала сонная Лавеллан. — Соласа я, конечно, уважаю как личность… но если он ещё раз назовёт балы «моей стихией», я своими руками осчастливлю его шевелюрой. Превращу его в кактус — будет ходить у меня, зелёный и в колючках. Кстати, — уже было опустившая голову на скрещённые руки Айльхана резко встрепенулась, — ты не против, если я у тебя переночую? А то эти коршуны от дипломатии на мне живого места не оставили, заклевали всю…

Счастливая улыбка идиота говорила сама за себя.

— «Пей больше лириума, и его песнь откроет тебе истину…» — Каллен обернулся, ища глазами Инквизитора.

Как назло (хотя, это с какой стороны посмотреть), Айльхана стояла аккурат спиной к Резерфорду, и в этот самый момент как раз наклонилась, чтобы поближе рассмотреть разбросанные по полу инструменты. Явив храмовнику прекрасную возможность полюбоваться на навершие посоха, стилизованное под тевинтерского бога-дракона (кажется, это была Разикайль, хотя, откровенно говоря, в тот момент, когда Лавеллан пыталась ему это объяснить, Каллен не слушал — он её глазами любовался), украшенное вычурным орнаментом лезвие того же посоха — и милейшие, обтянутые тонкой кольчугой булочки строго посередине. — Да что бы оно там ещё понимало…

Уже за спиной командора трое спутников Лавеллан обменялись понимающими взглядами.

— В этот самый момент где-то в мире рыдает от безысходности вся орлейская аристократия, — шёпотом заметил Дориан, — ибо самые вожделенные кучери страны отныне безвозвратно во власти, цитирую, «долийского отребья», — тевинтерец коварно усмехнулся. — Печально, друзья мои, очень печально.

Мелодичное «Господа хорошие, вы говорите погромче, вас ещё не все недобитые красные храмовники услышали» с одной стороны, и возмущённое сопение с другой, с точки зрения всё той же троицы, сочетались необычайно гармонично.

— Слушай, всё спросить хочу…

— О чём?

— Почему именно тогда, после бала? Почему не раньше и не позже?

— Честно? Стою я, значит, во дворе скайхолдовском, никого не трогаю, думаю, с какой стороны начать тебя очаровывать, а тут — бац! — прямо рядом со мной на булыжники «Песнь Света» падает. И тут я поняла — это знак свыше, либо сейчас, либо никогда. Сразу, правда, не получилось, пришлось на бал ехать… так, ты чего ржешь, гад?! Ты бы видел, какую дыру в земле твой талмуд проделал! А если бы он мне на голову рухнул, тогда что?! Так, а вот этого не… ой, всё. Не надо на меня глазками своими щенячьими смотр… ай, ладно, иди сюда, обниму…

На заявку: "Полу-вольная фантазия на тему того, как кто-либо из спутников Хоук (Андерса-братьев-сестер в расчет не берем) мог бы стать Серым Стражем. При каких индивидуальных условиях в частности, почему это могло бы случиться. Заражение скверной в бою, взвешенное решение, или какая-нибудь личная драма толкнула на это? Как пройдет его Посвящение? Встретится ли он с Хоук(ом) после этого? Да и выживет ли вообще?"

Холодный ветер шуганой птицей бился о стёкла, и его вой нагонял на Логэйна дикую тоску. Он только что прибыл в Башню Бдения из Орлея, но уже успел перекинуться парой слов с собратьями по ордену.

Слухи в тесном коллективе, как известно, распространяются быстро.

По мере подъема его продвижение замедлялось, и на вершину Башни он буквально прокрался, как охотник, выслеживающий свою жертву. Хотя было подозрение, что «жертва», свесившая ноги с любимого уступа, прекрасно осведомлена, кто и с какой целью к ней крадётся.

— Из тебя бы вышел отличный грифоний всадник, — заметил Логэйн, подобравшись ближе и стараясь не смотреть вниз, — с твоей-то нездоровой любовью к высоте.

— А в Орлее, я смотрю, не такую уж и дрянь разливают, — парировала Махариэль, не отрывая взгляда от книги, которую читала, — раз уж ты всё ещё здравствуешь.

— Я разговаривал с Натаниэлем, — в разговоре с таким человеком, как Махариэль, тянуть кота за хвост смысла не было, и Логэйн уяснил это уже давно.

— И?

— Ты, кажется, совсем не обеспокоена происходящим.

— О, ну конечно, — фыркнула Героиня Ферелдена. — Я ни в коем разе не обеспокоена тем фактом, что в своей экспедиции в Вольную Марку Нату повстречался мой клан, и уж тем более — новостью о том, что единственный человек, не смотревший на меня косо, погиб от рук девушки, которую я считала своим другом. И что эта девушка сейчас направляется сюда.

Теперь ветер, казалось, завывал ещё громче.

— Что будешь делать?

Махариэль негромко хмыкнула. И захлопнула книгу.

Где-то за толщей камня текла вода.

Журчание невидимого источника иной раз перемежевывалось с методичным «кап-кап», тихим шипением пара и лязгом металла — где-то далеко ещё оставались порождения тьмы.

Беспокойный взгляд Хоук метался от одного лица к другому, но ни один из Стражей не проявлял особого беспокойства: Карвер, сидевший на каменных ступенях тейга, полировал свой двуручник, облюбовавший самый дальний угол Натаниэль Хоу возился с луком, стоящий рядом Андерс что-то ему говорил. А это значило, что со схватками — на сегодня, по крайней мере, — было покончено.

«Первая хорошая новость за сегодня», — мрачно подумала Мариан, переводя взгляд на Мерриль.

Выражение лица, с каким долийка рассматривала свою раненную ногу, ей определённо не нравилось.

— Жжётся, — (почти) весело заметила Мерриль.

— Я почти слышу это, — заметил Фенрис с другого конца огромного подземного зала, — как она мысленно произносит «А, ерунда, я решу эту проблему с помощью магии крови!».

— Не самая удачная идея, — говоря это, Андерс даже не обернулся.

«Панталоны Андрасте, только не снова…!» — это случилось в той пещере, где погибла Хранительница клана Мерриль, это произошло при стычке с кланом Мерриль, это случилось ещё сотню раз после этого, и это определённо случится сейчас.

Нервы у Хоук…

— Не обижайтесь, но ваше мнение по этому поводу меня не интересует.

— Мерриль, нет.

— Хоук, ну ты же сама используешь её…! — …определённо не железные.

— И покажи мне хоть одного демона, которого я призвала с её помощью! — голос срывается на крик.

Где-то за толщей камня течёт вода.

— Ничему тебя жизнь не учит, Мерриль, раз за разом ты с упорством, достойным лучшего применения, наступаешь на одни и те же грабли. Одни. И. Те. Же. Чёртовы. Грабли, — Хоук, распаляясь, начала мерить шагами обтёсанный камень. — Да, я маг крови, но я, чёрт возьми, хотя бы отдаю себе отчёт, что я собираюсь со своей и чужой кровью делать! И поверь мне, Мерриль, ни один демон в мои планы не входит! Ну, а если вдруг… — тут Хоук остановилась и посмотрела сначала на Фенриса, затем на Андерса, — ну, в общем, вы знаете, что делать.

— Речь сейчас немного не об этом… — замахала руками Мерриль.

— Именно! Мы говорим о тебе! И знаешь, что? Твоя непроглядная твердолобость мне, мягко говоря, надоела. Меня, если честно, совершенно не удивляет тот факт, что из всех ты попалась на удочку именно демона гордыни, Мерриль, — Хоук изо всех сил старалась успокоиться. — В своём священном походе во имя этой твоей «долийской культуры» ты не видишь дальше своего носа! И в один прекрасный момент ты одумаешься. Оглядишься вокруг — а рядом не будет никого — никого, Мерриль, слышишь меня?! Все либо погибнут — по твоей милости! — либо отвернутся от тебя, и в минуту крайней нужды ты останешься совершенно одна…!

— Я и так одна! — выпалила Мерриль. — Я потеряла из-за скверны лучшего друга! Откуда тебе знать, каково… ой, — Мерриль резко замолкла, услышав негромкое покашливание Карвера.

— Мне вот просто интересно, — ядовито отозвалась Хоук, — что бы сказал этот твой «лучший друг», если бы узнал, что произошло в твоём клане…?

— О, за это можете не переживать, — подал голос до этого молча следивший за происходящим Натаниэль, — В своём докладе Героине Ферелдена я обязательно упомяну то, что здесь произошло и поинтересуюсь её мнением на этот счёт. И знаете, — Страж криво усмехнулся, оглядывая скептическим взглядом вмиг притихшую толпу, — кажется, я начинаю понимать, почему Страж-командор Махариэль так не любит говорить о своём долийском прошлом…

— Да, командор сказала именно так, нет, больше она ничего по этому поводу не говорила, и нет, у меня нет причин не доверять ей или сомневаться в её искренности, — Натаниэль мужественно тёр переносицу и призывал на помощь остатки самообладания, однако поток вопросов иссякать никоим образом не желал.

— С такими соклановцами я, как пить дать, тоже сбежал бы, — начал было язвить Фенрис, но был моментально сражён наповал увещевательной силой хоукова подзатыльника.

— Я не понимаю, — Мерриль, наконец, успокоилась, и теперь потерянно озиралась. — Почему Лина так поступила…? Она ведь могла вернуться в клан. Наша магия бы ей помогла…

— При всём моём уважении к долийской магии, — тут Натаниэль как-то странно усмехнулся, — она всё же не способна излечить человека от скверны.

— И магия крови, кстати, тоже, — добавил Андерс. — Очищать предметы от скверны — может быть, но человека… — целитель покачал головой. — Знаешь, я как-то видел одного несчастного, который по глупости заразился, и по глупости же попробовал магию крови, чтобы очиститься, — Андерс поёжился. — То, во что он превратился, до сих пор иногда является мне в кошмарах. Демоны и скверна ладят не очень хорошо.

— Значит, остаётся единственный проверенный выход, — резюмировала Хоук, и вопросительно посмотрела на Натаниэля. Тот пожал плечами.

— В Стражи принимают предателей, отступников, убийц… кого угодно, кто может помочь в борьбе с Мором и порождениями тьмы, так что ещё один малефикар погоды нам не сделает.

— Значит, решено. Мерриль, отправляешься к Стражам.

— Как человек, имеющий какой-никакой опыт в данном вопросе, смею заметить, что это смертельно опасно, — подал голос Карвер.

— Ты же выжил, — резонно заметила Хоук, и добавила, обращаясь уже к Мерриль: — А ты, — эльфийка поёжилась под внимательным взглядом, — постарайся хоть в этот раз не накосячить, ладно?

— Я… попробую… наверное? — прозвучало действительно как вопрос, но Мерриль выглядела настолько потерянно, что у Хоук язык не повернулся чихвостить её как положено.

— У нас тут стоянка неподалёку. Основная часть моего отряда наверняка уже там, да и нам пора, — подытожил Натаниэль. — Я пойду вперёд, начну приготовления. Карвер, покажешь ей дорогу, — Хоук-младший на это лишь кивнул. — Проведём Посвящение сразу же, как доберётесь.

— Остаётся только надеяться на благоразумие Героини Ферелдена, — пробормотала Хоук, глядя в спину удаляющимся фигурам.

— Не спорю, командору иногда свойственны… экстравагантные решения, — успокоил её Андерс. — Но демонов у себя в крепости она не потерпит, это я тебе гарантирую.

К тому моменту, когда они достигли пункта назначения, Мерриль, поначалу окрылённая известиями, окончательно спустилась на землю. Скверна, проникшая в кровь через рану на ноге — существ, оставивших эту и сотни тысяч подобных, Карвер назвал «крикунами», и с ужасом Мерриль узнала, что это по сути своей поражённые скверной эльфы, — медленно, но верно расползалась по телу. Хотелось спать. Вдобавок, из каждой тени ей мерещилось едва слышное пение.

— Словно кто-то пытается позвать на помощь, но не знает, как это сделать, и потому поёт, — подсказал Карвер, и в ответ на недоумённый взгляд с печальной улыбкой пояснил: — Просто… не обращай на неё внимания.

В самом лагере Мерриль притихла окончательно. Разбитого в центре небольшой пещеры костра не хватало для освещения всего пространства. Огненное зарево танцевало на суетящихся сумрачных силуэтах, придавая им откровенно зловещий вид.

Как пояснил ей Карвер, всего в лагере находилась дюжина Стражей, считая его самого и Натаниэля.

Сам Хоу стоял у костра и о чём-то негромко переговаривался с одетой в униформу эльфийкой. Когда на её лицо упали отблески костра, Мерриль с удивлением узнала в покрывающих его татуировках валласлин. Выражение этого лица явственно свидетельствовало, что долийка чем-то недовольна.

— Восхитительно! — воскликнула она, и в её голосе отчётливо проступал сарказм.

Увидев Карвера и Мерриль, эльфийка махнула им рукой и, сказав что-то напоследок рассмеявшемуся Натаниэлю, куда-то ушла.

— Вы уже здесь, отлично, — сказал Натаниэль подошедшей паре. — К Посвящению всё готово. Я бы дал тебе время передохнуть, но, и Карвер не даст соврать, когда имеешь дело со скверной, промедление в прямом смысле подобно смерти. Так что, — Страж ободряюще улыбнулся, — приготовься.

Присоединяйтесь к нам, братья и сёстры. Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно. Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься. И если вам суждено погибнуть, знайте — ваша жертва не будет забыта. И однажды мы все присоединимся к вам.

Раньше Мерриль не знала, что такое «горячо». Раскалённая полуденным солнцем брусчатка под ногами, кипяток, пламя от факела или даже костра — всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала сейчас. Словно по венам вместо крови пустили лаву. Мучительно медленно она расползается по телу, выжигая калёной болью всё на своём пути.

Раньше Мерриль не знала, что такое «громко». Песня, что мерещилась ей с самого момента заражения скверной, теперь отдавалась в голове, заполняла каждую клетку тела — и не спрятаться от неё, не скрыться. Песня везде и всюду.

Раньше Мерриль не знала, что значит — «быть у всех на виду». Десятки, сотни, тысячи глаз следили за ней из темноты, не мигая — выжидая.

А потом… всё закончилось.

Когда Мерриль открыла глаза, первое, что она увидела — улыбающееся лицо Карвера.

Добро пожаловать в орден, сестра.

— Я… пока в раздумьях.

— Думаешь о том, что тебе думать по этому поводу? — скептически осведомился Логэйн. — Я уверен, у тебя получится додуматься до чего-нибудь… хорошо продуманного.

— Ах, не мешай мне, старче, — рассмеялась Махариэль, — ибо я морально готовлюсь раздавать подзатыльники. А если серьёзно, то меня, я более чем уверена, ждёт очень серьёзный разговор на эту тему. Так что… — Махариэль просто развела руками.

Ветер уже больше не выл — просто тихо шелестел в распущенных белых прядях.

— Кстати, я вот о чём подумала, — Махариэль с улыбкой посмотрела на бывшего тэйрна. — Ты бы это… подстригся, что ли…?

Несколько лет спустя, Тень.

Хоук не знает, сколько времени прошло за пределами, но здесь, в Тени, она уже целую вечность. Целую вечность, наполненную тихим вкрадчивым шёпотом и ночными кошмарами, поджидающими за углом. Хоук может только догадываться, как сейчас выглядит со стороны — зеркала в Тени показывают что угодно, только не твоё отражение, — но уверена, что ничего хорошего она из себя сейчас не представляет.

Шёпот Кошмара непрерывен.

— А помнишь, что ты мне говорила? О том, что слушать демонов — себе дороже?

Зелёное пламя горит в стальных грифоньих глазах, когда знакомая рука помогает ей подняться, и Хоук почему-то кажется, что это — не сон.

На заявку: "м!Инквизитор/Хардинг. Неизвестные страницы из жизни и службы разведчицы Хардинг. Дружба или роман — на усмотрение автора."

Поначалу путающееся у храмовников под ногами рыжее нечто Хардинг приняла за лисицу. Обыкновенную такую лисицу — ту самую, которая старший собрат несчастного фенека и которая своей хитрожопостью и явным нежеланием даваться в руки доводит до белого каления вожделеющих новые меховые воротники дам. Впрочем, тут же возникли подозрения в ошибочности данных выводов, ибо как-то уж слишком резво это самое «нечто» вскочило на спину ближайшего храмовника. А потом и вовсе — молвив пару слов на неизвестном тьмутараканьском наречии, вцепилось в шлем бедняги с явным намерением стянуть сей предмет обмундирования.

Конец домыслам положила пока ещё сдерживаемая, но уже забористая ругань Искательницы Пентагаст.

После побоища (счёт 23:0 в пользу Инквизиции и нет, Хардинг ни в коем разе не считает) наконец познакомились. Рыжее чудо оказалось тем Вестником Андрасте, о котором ходило столько домыслов — и по скромному мнению Хардинг, все они далеки от истины. Представившись просто Лавелланом, Вестник тут же засыпал бедную разведчицу вопросами: где, что, кого, по какому поводу, с какой стороны лучше подойти, чтобы красивше навалять неприятелю, куда бежать, чтоб потом не наваляли в ответ… вопросов было столько, что, если бы слова были стройматериалом, Хардинг в момент обзавелась бы апартаментами размером с половину Орлея.

В общем, единственное, что приходило на ум в попытке дать Вестнику сколько-нибудь вразумительное описание — «хитрая лисья морда», и Хардинг, привыкшая доверять первому впечатлению, поняла сразу — они подружатся.

Выглядело происходящее с точки зрения среднестатистического обывателя довольно странно.

— И как тебя вообще в Инквизицию-то взяли, позорище ты остроухое?! — сурово вопрошала Хардинг в процессе подметания Вестником брусчатки Скайхолда.

Вестник, к удивлению случайных прохожих, использованию себя любимого в качестве веника отнюдь не сопротивлялся — напротив, скорбно сложив руки на груди, Лавеллан выражением своей наглой эльфийской физиономии демонстрировал полнейшее смирение и раскаяние.

Пока народ глазел, гномка дотащила свою экзотическую ношу до таверны.

На следующее утро челядь не знала: то ли ей радоваться за подозрительно довольного жизнью Инквизитора — то ли пугаться чёрных кругов под его глазами.

Слухи по Скайхолду ползли самые разные.

— Ты бы ещё позже об этом сказал, — заметила Нитка. — Например, прямо на балу.

— Уж не Кассандре ли? — иронично вскинул брови Лавеллан. — Она так трясётся над репутацией Инквизиции, что, узнай она об этом, закопала бы меня прямо во дворцовом саду, — эльф коварно усмехнулся. — Хотя сама, наверное, тоже танцевать не умеет.

— Внешность бывает обманчива, — назидательно произнесла Хардинг. — Вот по тебе, например, не скажешь, что твоя партнёрша рискует остаться без ног, — на что Лавеллан лишь рассмеялся.

— Вот поэтому я к тебе и обращаюсь. Кто, как не гном-разведчик, научит бедного меня танцевать и не позориться.

— Вызов принят, — и Лавеллан получил локтем в бок.

До бала во дворце Селины оставалась неделя.

— Главное — мотивация! — глаголил Лавеллан, уминая третью по счёту тарелку овощного супа (хозяйка таверны самолично вызвалась носить Вестнику казённые харчи — и судя по взглядам, украдкой брошенным на светившийся неподдельным энтузиазмом лик Лавеллана, ещё немного — и в подвале появится алтарь его имени, где ему будут возноситься честь, хвала и просьбы приходить почаще).

— Это ж какая, если не секрет? — подозрительно сощурилась сидящая рядом Хардинг. — Какие посулы несметных богатств стали причиной выпавшей в осадок орлесианской аристократии? Я серьёзно, — нахмурилась гномка в ответ на ехидный взгляд Инквизитора, — тот твой танец с Флорианой уже вошёл в легенды.

Смерив подругу нечитабельным взглядом, Лавеллан всё же ответил:

— Всё очень просто, — Хардинг показалось, или эльф действительно пытается от неё отодвинуться…? — Те танцевальные па, которые ты мне показала, я отрабатывал… — а, нет. Не показалось. — … ночью. На крепостной стене Скайхолда. — Стоп, что? — Ну, а что? Тут тебе и дополнительная тренировка скрытности — от патрулей мимопроходящих, и для дела полезного — вон какой эффект, да и вообще — ничто так не мотивирует к усердию, как пара сотен метров до земли…

— То есть, ты хочешь сказать, что за неделю перед балом страна могла остаться без Инквизитора…?

— К вящему её неудовольствию — могла, но не осталась.

— Останется сейчас. Лавеллан, а, Лавеллан, а ты быстро бегаешь…?

На заявку: ""- О Создатель, что это Инквизитор опять привёл?!" Реакция жителей Скайхода на нового ездового питомца. Полёт фантазии относительно того, чем окончилось Житьё-бытьё каких либо вещей (и не только) из-за любимцев Вестника, шутейки сопартийцев касательно того, "как хорошо, что нас не было, когда привели ЭТО" и "да сколько ж можно собирать всё, что готово идти за твоим сухпайком", ужас неженок из Орлея, а также мнение самого Инквизитора касательно всего происходящего — приветствуются!"

Этим утром Лавеллан честно пытался сосредоточиться на работе. Получалось не очень: лучи солнца, лениво скользившие по ставке командования, принципиально не желали заползать куда угодно, только не на глаза, отчего лик Вестника, и без того демонстрировавший недостаток жизнерадостности, озарялся выражением совсем уж крайней степени пофигизма. Советники, к их чести, мужественно терпели сие истязание, однако любому терпению рано или поздно приходит конец. Через полтора часа бесплодных попыток заставить Инквизитора вникнуть в дела епархии первой не выдержала Кассандра и, бормоча под нос ругательства, взашей вытолкала Лавеллана из ставки.

— Да благословят тебя Забытые, Кэсс, — проворковал вмиг повеселевший Лавеллан, за что тут же схлопотал пинок в вовремя захлопнутую дверь и разъярённое «Изыди, демонопоклонник, глаза б мои не видели…!».

Изобразив подленькое хихиканье гоблина и уже потирая руки в предвкушении очередного богатого событиями денька, Лавеллан бодрой походкой великовозрастного хулигана направился в сад.

— А не кажется ли вам, друзья-товарищи, — Жозефина задумчиво тёрла подбородок, из окна наблюдая за Лавелланом — погода стояла прекрасная, в атмосфере витало нечто, настраивающее на поэтический лад, и иначе, чем «порхает по двору», охарактеризовать поведение Вестника ей было проблематично, — что Инквизитор сегодня необычайно доволен жизнью? То есть, это, конечно, хорошо, но мне кажется, имело место быть близкое общение с грядками с эльфийским корнем…

— Или он стоял рядом с кадками с глубинными грибами, — весело хмыкнула Лелиана, и тут же посерьёзнела. — Хотя на самом деле, всё куда хуже.

— Что случилось?! — встрепенулась было леди Монтилье, однако на её плечи тут же мягко опустились руки подруги.

— Жози, ты лучше присядь. Там Инквизитору нового «скакуна» доставили…

Каллен переводил страдальческий взгляд от одного лица к другому. Лавеллан уже даже не утруждал себя попытками скрыть ехидную ухмылку, мастер же Деннет лишь скорбно развёл руками, мол, знать ничего не знаю, приказ сверху, все дела.

Первым, как и всегда в таких случаях, не выдержал Инквизитор. Каллен аж вздрогнул — ладони у Инквизитора горячие, и это ощущалось даже через доспехи.

— Каллен, свет очей моих, — почти участливо произнёс эльф, — ты своим постным видом мне сейчас всю живность распугаешь.

Слов у Каллена не нашлось… одни эпитеты.

На памяти Лавеллана, такими огромными глаза Сэры не были даже в тот момент, когда он имел наглость подарить ей банку с уховёртками. Правда, потом ему пришлось часа три выслушивать причитания Кассандры, Жозефины и Вивьен, но, по скромной оценке самого Вестника, оно однозначно того стоило. Теперь же разбойнице не хватало лишь надписи на лбу — «всецело одобряет», большими светящимися буквами.

— Ух ты… — только и смогла выдавить из себя Сэра. — Ну просто… ух ты! — обернувшись к Лавеллану, та одарила его восхищённым взглядом. — Ты это сейчас серьёзно?!

— Более чем, — усмехнулся Вестник.

Лицо Сэры расплылось в не предвещающей ничего хорошего улыбке.

— Вы ведь в курсе, Кассандра вас обоих за это своими же руками придушит…? — скептически осведомилась проходящая мимо Хардинг. — И меня за компанию — за то, что поддалась твоему, — обвиняющий перст указал на Лавеллана, — тлетворному влиянию…

— Зато хоть со скуки не помрём.

— О, это определённо обнадёживает.

Если и есть в мире некое постоянство, так это Вал Руайо — солнце, сверкающее в позолоте, запах духов и неодобрительные взгляды, бросаемые за спиной Лавеллана орлейской аристократией. Последнее, как и всегда, впрочем, Вестника волнует меньше всего, особенно в процессе растрачивания карманных денег, в тяжком бою добытых у Жозефины.

Пока Вестник спорил с очередным продавцом о стоимости нового посоха — старый почил с миром… несколько необычным способом, — его спутники получили возможность переброситься парой слов.

— Да ладно, чего ты от него хочешь, Солас? — поинтересовался облокотившийся о стену Дориан. — Скажи спасибо, что он, с его-то предпочтениями, сейчас себе оружие покупает — а не нового коня.

— Ничего против предпочтений Инквизитора не имею, — парировал Солас, — однако смею заметить, что именно из-за них у нас и появилась дополнительная статья расходов.

— Ты это так называешь? — скептически вскинул брови Блэкволл.

— Ну, согласись, по сути так и есть, — пожал плечами Дориан.

— Мда. Вы хоть знаете, чем его лошадь питается?

— Знаем. Нашей одеждой, — кивнул Блэкволл. — Моими рубашками в частности. Я только за эту неделю уже трёх недосчитался. И ведь ему, кажется, нравится: ещё ни одной обратно не выплюнул, поганец.

— И не только это. Тебе, мой остроухий друг, беспокоиться не о чем. А вот нам с Блэкволлом… — Дориан провёл рукой по волосам. — … определённо есть о чём беспокоиться.

— … вы это слышите? — спросил подошедший к трио Лавеллан. Битву с продавцом он таки выиграл, и теперь за его спиной красовался новенький магический атрибут.

С площади слышались крики, звуки бьющейся посуды и падений в обморок.

Спутники скептически переглянулись. Дориан, на правах стоявшего ближе всех к двери, выглянул наружу.

— А, ничего особенного. Твоя лошадь захотела яблоками полакомиться.

— И чего тогда панику разводить? — искренне удивился Лавеллан, выглядывая следом. Пару секунд полюбовавшись на открывшееся ему зрелище, Инквизитор тяжело вздохнул.

— Мда-а-а… и это, по-вашему, страна-флагман просвещения? Драколиска никогда не видели, а туда же.

— И не говори, — усмехнулся Дориан. — Куда катится этот мир…?

Пальцы на обеих руках тевинтерца, да и у остальных спутников тоже, были скрещены.

— Пресвятая Андрасте, это ещё что за… индивид?! — слов у Каллена всё ещё не находилось.

— Это авварский боевой наг, Каллен, — произнёс Лавеллан таким тоном, словно разговаривал с душевнобольным. — В простонародье наголопа. Подарок от племени за победу над Гакконом. Тебя что-то смущает?

— Но ведь… это… — даже у вытащенной из воды и брошенной на берег рыбы не бывает столь офанаревшего выражения лица. — … у него… это же… руки.

— Ну да, — как-то уж слишком жизнерадостно отозвался Вестник. — Поразительно, но именно руки — первое, что бросается в глаза среднестатистическому обывателю.

— А вам… то есть, тебе — нет? — удивился чуть пришедший в себя Каллен. — А что тогда?

— Рога, — мысленно Лавеллан уже прикидывал, сколько черепушек можно будет на них повесить. И как сильно влетит ему от Кассандры, если он сунется в Вал Руайо уже вот на ЭТОМ…

«Humans aren't gonna behave

Like we think we always should»

В другом времени и при других обстоятельствах они бы не встретились.

— В этом-то и кроется вся трагедия современного мира, друг мой! — Дориан салютует собеседнику бокалом вина. — Что в нём всё до ужаса предсказуемо — не ровен час помрёшь со скуки и даже этого не заметишь.

Каллен в ответ лишь усмехается.

В другом времени и при других обстоятельствах они бы д а ж е н е п о с м о т р е л и д р у г н а д р у г а.

Кресло слишком мягкое, вино слишком сладкое, красный лириум под кожей поёт слишком громко. Дориан всё так же любит разбрасываться книгами. Краем уха слышится далёкий смех, краем глаза видится белое и синее. От этого п о ч т и больно.

— Так ты по-этому присоединился к Корифею? — удивляется Каллен. Песня в голове отдаётся чувством плохо скрываемого недовольства. — Чтобы не умереть от скуки? В смысле, — храмовник неопределённо помахал рукой. Торчащие из перчаток красные кристаллы презабавнейшим образом коверкают отбрасываемые тени, — уж прости за грубость, но ты производишь впечатление человека, который делает что-то по своей собственной прихоти, а не по чьей-то…

— Тебя это смущает? — сквозь показную слащавость в вино кислотой стекает горечь.

Каллен отрицательно мотает головой. Не то, чтобы они были вот прямо друзьями неразлей-вода, просто Дориан, хоть и показушник, хотя бы честен с самим собой — качество, которое Каллен не уважать не может.

— Надеюсь, это не проверка преданности от нашего Великого и (во всех смыслах) Ужасного, — Каллен не может сдержать улыбки, а Дориан шутливо прикладывает палец к губам, — потому что я хочу рассказать тебе один секретец.

— Представь себе такую картину. Ты живёшь в замкнутом пространстве, внутри которого прогнило абсолютно всё, от людей до воздуха, но при этом ты не выходишь за пределы этого пространства, потому что прекрасно знаешь, что тебя там боятся, ненавидят и убьют при первой же возможности. Представил? — дождавшись согласного кивка, Дориан продолжает. — Так вот. Балом правят порядки и традиции, которые уже давно изжили себя, и все прекрасно понимают, что вот оно, пора что-то менять…! нооо — нет. Никто этого делать не будет. Потому что змеи в банке озабочены единственной целью — как сожрать противника и не быть сожранным в ответ. И как не подавиться в процессе.

— Кажется, я понимаю, — Каллен пригубил вина. С каждым глотком оно кажется ему всё более безвкусным.

— Именно! — восклицает Дориан, совсем по-детски всплеснув ладонями. — Обычно под конец междоусобных войн не остаётся никого, но знаешь, что я думаю? Корифей рискует остаться единственной змеёй в банке, когда остальные будут съедены, и именно он будет решать, как нам жить дальше.

— И жить ли…? — бормочет Каллен.

— Очень ценное замечание, друг мой! — отвечает Дориан, подливая себе ещё вина. — Ну, а ты? Что привело тебя в наши, не побоюсь этого слова, стройные ряды тевинтерских магистров и малефикаров? С учётом твоей очевидной нелюбви к магам. А нет, погоди! Дай я сам угадаю! Это всё из-за… женщины. Я прав? — Дориан мило улыбается обиженно насупившемуся храмовнику.

Предположительный ответ Каллена тонет в надсадном скрипе дверных петель.

— Простите, сэр, — рядом с Калленом материализуется фигура одного из его людей. Меч в огне на доспехах почти не виден за потёками красного лириума. — Вернулись наши разведчики, у них есть вести по поводу храма, — Каллен молча кивнул, и солдат продолжил: — Множество беженцев стекаются в Убежище под знамёна новообразованной Инквизиции. Разведка их работает чётко и слаженно, а вот войска у них состоят в основном из ополченцев, однако…

— Что?

— Командор Инквизиции и ответственная за обучение солдат — Серый Страж из Ферелдена, эльфийка-магесса…

Каллен застывает аки изваяние, а Дориан прячет улыбку за бокалом вина.

Из всех напастей это определённо должна была быть женщина.

«Is it running in our blood

Is it running in our veins»

— Святотатство! Ересь!

Рука замирает, так и не решившись повернуть ручку. Атмосфера удушья просачивается из-под двери.

— Опомнись, Искательница! — вещает Родерик. — Мало того, что эта ваша Инквизиция — сборище наёмников и прохиндеев, так теперь вы ещё и малефикаров в свои ряды набираете! — а вот это уже интересно.

— У вас есть более подходящая кандидатура на должность командора наших войск, канцлер? — холодно интересуется Кассандра. — Может быть, вы сами хотите попробовать?

— Вы забыли, что сказано в Песни Света…?!

— А вы где-то в Убежище видели хотя бы одного демона, канцлер? — новый голос. Тихий, спокойный, не вкрадчивый, но к нему стоит прислушаться — такими шепчут кошмары безлунными ночами.

— Нет, но это только вопрос времени…

— Ну, значит, как увидите демона, передайте ему, что я зову его на чай, — смешок.

Дверь в ставку с треском распахивается, и оттуда стрелой вылетает Родерик, бормочущий под нос «Еретики! Клятвопреступники! Измена…!». Адаар провожает его взглядом.

— Молюсь на тот день, когда всё это закончится, — вздыхает Кассандра.

Инквизитор смотрит не на неё. Инквизитор смотрит на невысокую, закутанную в плащ фигуру.

Из-под капюшона на него внимательно взирали ярко-голубые глаза.

— А, Вестник, разрешите вам представить нашего военачальника — Стража-командора Нерию Сурану, Героиню Ферелдена.

— Храмовниконенавистника, малефикара и просто хорошего человека, — с улыбкой добавляет Сурана, пощелкивая костяшками пальцев. На её лице блеклой краской вытатуированы грифоньи крылья.

Адаару кажется, что мысленно Страж сейчас далеко отсюда.

«I'm not the only one who

Finds it hard to understand»

— Боитесь, командор?

Убежище медленно, но верно заполняется красным. Вой лириума разрывает барабанные перепонки.

Сурана морщится.

— Не богов нужно бояться в этом мире, — ветер треплет белые пряди. — Люди куда более непредсказуемые создания.

На холме, рядом со Старшим, Каллен непроизвольно ёжится под взглядом голубых глаз.

«We live, we die

We steal, we kill, we lie»

Запечатанное письмо, которое ей приносят из Храма Думата, командор сжигает, не распечатывая, прямо на своей ладони.

Языки пламени — режуще-синего цвета. На красный Сурана смотреть больше не может.

«We can be bad as we can be good»

Его приводят на суд в кандалах. Некогда доверенный лейтенант Корифея нынче представляет собой настолько жалкое зрелище, что ей хочется смеяться и плакать одновременно.

Каллен смотрит куда угодно, только не на Сурану. Впрочем, его первые слова обращены именно к ней.

— Ты прочитала моё письмо?

— Нет, — сухо отзывается командор. — Заявления о том, какая я эгоистичная самовлюблённая сволочь, — в мгновение ока в руках Стража оказывается её посох. Посох вспыхивает тусклым бирюзовым — оскал тевинтерского бога-дракона (вот уж действительно, насмешка судьбы) на навершии становится ещё ехиднее, — я предпочитаю выслушивать непосредственно. Так что, — сквозь каменный пол зала посох проходит, как сквозь масло. Из образовавшейся трещины в полу сочится могильный холод, — можешь начинать высказывать всё, что обо мне думаешь. А я послушаю, — Сурана устало, но грациозно присаживается прямо на каменную ступень.

На кожаных ремнях рукояти почерневшие пятна крови.

«Underneath it all we're just savages

Hidden behind shirts, ties and marriages»

В конце она задаёт лишь один вопрос.

— Ну, и стоило оно того?

«Truth is in us all, cradle to the grave

We're just animals still learning to behave»

В конечном итоге Дориан оказался прав.

Из всех напастей Каллену досталась женщина.