Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Интересно, мое тело уже выдрыхлось, или еще нет? Вернувшись из «кабинета» в реальный мир, я распахнула глаза и в недоумении уставилась на окружающий нас бардак через стекло, заляпанное засохшей кровью. Ах, да — я в противогазе. Напротив меня сидел на посту один из защитников Тургеневской. Остальные двое спали, как и Артем. Я осмотрелась вокруг в поисках Хана.

— Он ушел в дальний конец станции, к тоннелю, — произнес мужчина, после чего вернулся к бдению, то есть продолжил смотреть на пляшущий перед нами огонь.

— Спасибо, — я кивнула и отправилась на поиски.

Так и есть — Хан обнаружился неподалеку от обрушенного туннеля. Мужчина занимался тем, что рассматривал трупы уничтоженных давеча мутантов.

— Хан, нам надо поговорить.

— Я ждал, что ты придешь, — мужчина поднялся с корточек и прислонился спиной к стене, глядя на меня. — Может, снимешь с головы эту, как ты выражаешься, кастрюлю? Все равно остальные спят, да и не видно нас с той стороны станции.

— Да, конечно. Хан, я… Мне надо поговорить насчет того, что в тоннелях было, когда мы мимо тех призраков в разлом шли.

— Нет.

— Но…

— Катя, я сказал, что не хочу это обсуждать. Ни с тобой, ни с кем-либо еще. И твое любопытство сейчас абсолютно неуместно.

— Да…

— Замолчи, — практически прорычал Хан. Меня обдало привычной атмосферой холода, снова во взгляде собеседника мелькнули знакомые оранжевые огни. Блин, если бы не просьба от тех, кому, в принципе, нельзя отказать, то я бы уже сейчас развернулась и ушла.

Погасив всполох прорвавшейся словно из ниоткуда агрессии, мужчина резко обернулся и пошел в сторону станции.

— Рвануло из-за Сереги. Он не доверял вам, полез проверить и перепутал провода, — тихо произнесла я ему вслед. — И вот еще — меня просили это вам передать. Сказали, от Тимки Забулдыги, — из кармана появился тот странный предмет, который был дан мне. Сейчас я поняла, что это что-то вроде амулета на цепочке. Но не знакомые нательные крестики. — Тот, кто мне это дал, сказал, что слушать уже сил нет, как вы грызете себя каждый раз, когда по этому тоннелю идете.

Хан обернулся, за два шага преодолел расстояние между нами, после чего осторожно взял из моей руки цепочку. Несколько секунд рассматривал ее, после чего — аккуратно спрятал в один из многочисленных внутренних карманов куртки. Сев на сваленные горой старые доски, мужчина кивком указал мне на место рядом с собой.

— Вот, значит, оно как… Спасибо тебе. И прости за то, что…

— Не надо, — я села рядом, уперевшись спиной в плечо Хана. — Все в порядке, правда. Если я могу что-то сделать…

— Ты уже много для меня сделала. Пожалуй, больше, чем все остальные за последние несколько лет. Забавно оно бывает — зайдешь случайно на заброшенную станцию и обнаружишь там что-то необычное. Как будто метро само подкидывает загадки и подсказки для их решения. Обычно на Достоевской люди пропадают бесследно… Но, оказывается, бывает и наоборот.

— А много в Метро таких тоннелей? Ну, в которых люди именно пропадают.

— Четыре, — подумав, произнес Хан. — Три из них на данный момент завалены и добраться туда если и можно, то только с поверхности. Могу узнать, зачем тебе это понадобилось?

— Если предположить, что пропадают — это значит «попадают в другой мир», то есть наличие в тех местах временно-пространственных разрывов, то можно по ним отследить кто, когда и куда перемещался. Ну и заодно через связи естественных разрывов, то есть тех, что возникли сами по себе, проследить, не создавались ли разрывы искусственные.

— Вот оно что. И ты предполагаешь, что у тебя получится отследить эти перемещения, таким образом вычислив, кто именно здесь присутствует из другого мира, кроме тебя?

— Ну… Шансов маловато на успех — если кто грамотный через разрыв шастает, то за собой подтирает так качественно, что не разглядеть… Но хотя бы попытаться на досуге стоит, если путешествие с Артемом не принесет результатов.

— Давай я отмечу тебе на карте эти туннели.

— Я не пользуюсь картами, Хан. Просто скажите, а я запомню.

— Что-то слабо верится.

— Назовите любую станцию, и я скажу, какие находятся вокруг нее. Я сообщу, какие станции на какой ветке располагаются, куда с них можно попасть согласно довоенной карте, увиденной мною один раз на стене Достоевской. У меня практически абсолютная память.

— Еще одна удивительная вещь в копилку странностей.

— То, что для вас удивительно, уже два века спустя считается средним стандартом.

— Вот как? То есть, никаких чудес, никаких необъяснимых вещей, все просто и понятно, так, что ли?

— Да нет, конечно, — я завозилась, устраиваясь поудобней. — Есть чудеса, есть необъяснимые вещи, которые заслуживают внимания. Встречаются они редко, но есть. Вообще — нахождение в Темных и низших технических мирах должно становится молодняку вроде меня уроком, средством дать понять, к чему именно может привести халатность, наплевательское отношение к другим и окружающей среде, эгоизм, банальная глупость… Но иногда даже в таких мирах можно найти что-то настолько удивительное, что заставит цепляться за конкретную вселенную, вытаскивая ее из дерьма. Ради этих вещей можно смело лезть под пули, наплевав на последствия для себя самой. Можно раз за разом нарушать правила, уже не страшась суда Сениора, не отступая перед авторитетом начальства…

— И что это за вещи, на твой взгляд?

— Я бы не сказала, что это именно вещи. Скорей, речь идет о некоторых… человеческих качествах, которые вдруг встречаются в серпентарии с ядовитыми змеями.

— Какую ты лестную характеристику человечеству нашего времени даешь, — Хан рассмеялся.

— Это я еще змей оскорбляю, — фыркнула я. — Нет, ну правда. Вы не думайте, что я раз выгляжу маленькой глупой девочкой, то и впрямь таковой являюсь. Мало того, что я выросла в таком же примерно мире, так еще и на Базе провели, так сказать, разъяснительные работы по теме «что такое люди в мирах данной категории и как с ними себя вести». Я знаю, что вы мелочны, эгоистичны, что вы готовы ради денег, то есть простите, ради патронов, на любую подлость. Я прекрасно знаю, что работников военных организаций и различных служб уже через пару лет перестают интересовать вопросы морально-этического характера, и они превращаются либо в убийц с пустыми глазами, либо в изворотливых ублюдков, готовых на все ради теплого места на полголовы выше других и похвалы начальства. Я знаю, что даже те немногие, кто отличается от основной массы и в душе против творящегося вокруг дерьма никогда не посмеют вскочить на ноги и прокричать свое мнение другим в лицо, кинуться его отстаивать, пытаться что-то изменить в лучшую сторону… — я замолчала переводя дыхание. — И вот мы приходим в такой мир, а потом как-то неожиданно встречаем добросердечного короля, который действительно заботится о своих подданных. Или нам на помощь вовремя приходит так называемый бандит, который, оказывается, не грабит караваны и не убивает ни в чем не повинных людей. Или же вдруг мы видим, как кто-то, рискуя собой, спасает других, причем даже не близких друзей, а незнакомцев… Когда мы приходим на Базу, нас учат, что альтернаторы — это лучшее, что есть в мирах. И что именно на нас равняются те, кто знает о нас и о нашей деятельности. Но на самом деле… Пожалуй, в каждом мире существует что-то намного более светлое. Кто-то намного более добрый, честный и справедливый, чем мы. Хотя бы потому, что нам-то такими быть легко: когда ты можешь взмахом руки убить десяток человек, довольно просто отстаивать свои идеалы и сражаться за свое дело… А вот что чувствует обычный, не шибко отличающийся от своего окружения человек, когда совершает такого рода поступки? Что толкает на них? Чей-то пример? Собственные принципы и убеждения? Как бы то ни было, но такие люди — самое большое чудо, которое можно встретить, странствуя по мирам. И именно ради таких людей в конечном счете мы забываем, сколько раз в нас стреляли аборигены, как именно они нас ненавидят и насколько сильно боятся как чуждых, неведомых, враждебных… Ради одного такого человека можно рискнуть и спасти целый мир.

— Сейчас ты думаешь об Артеме, так?

— Немного есть такое… Парень либо отшибленный на всю голову, либо святой. Сунуться с родной станции неведомо куда при условии, что раньше никогда с нее не уходил… Да еще и то, что он сегодня, то есть вчера вытворил… Он ведь даже не знал, смогу ли и, главное — захочу ли я его защитить, если мутантов окажется слишком много? Просто вот так вот взял и пошел в пекло. По идее, мог бы запросто отмазаться, даже если бы и попросили о помощи — дескать, если я сдохну, то мое дело никто не доделает, а он, можно сказать, свою жизнь на карту поставил ради чужих людей.

— Вдохновился твоим примером. И, вдобавок, был уверен, что в одиночку у тебя ничего не получится. Можно сказать, защитить напарника хотел.

— Вот как…

Разговор завис на середине фразы. Да и говорить уже, казалось, было не о чем. Вроде все друг другу сказали, на все вопросы ответили, на которые могли… Вот почему так бывает? Вроде встречаешь интересного персонажа на своем пути, вроде даже и сама неглупая особь, а говорить не о чем...

— Может, и не нужно нам разговаривать? — Хан чуть хмыкнул. — Если честно, из меня никудышный собеседник. Уже привык путешествовать в одиночку или со случайными компаниями…

— Вроде пришельцев из параллельных измерений, — завершила фразу я, прыснув со смеху по непонятной причине.

— Да… должен сказать, эта вылазка на Достоевскую… разнообразила мои и без того не особо серые будни.

Мы снова завели разговор ни о чем. Сидя на старых ящиках рядом с обрушенным туннелем рядом с Ханом, я впервые за последние два дня в этом мире чувствовала привычное странное спокойствие.

— А знаете, Хан, что еще мне нравится в моей работе? То, что благодаря ей начинаешь ценить вот такие вот моменты. Посиделки в тихом углу, разговоры на какие-то либо философские, либо ничего не значащие темы. Когда знаешь, что через несколько часов можешь оказаться в эпицентре бури, каждое мгновение штиля становится по-настоящему важным. По-особенному ценным. Какому-нибудь офисному планктону из довоенного мира этого ведь действительно не понять…

— Теперь остается только дать тебе в руки гитару и наслаждаться тихими мелодичными старыми песнями у костра, — с долей сарказма произнес Хан.

— А не получится, — я состроила было тролльфейс, но вспомнила, что моего лица не видно.

— Это почему же?

— Разрешите представиться, перед вами ярый и преданный поклонник тяжелого рока и трэш-металла. Самая популярная реакция, которая выдается на мои музыкальные предпочтения — это «малая, выруби нахрен свой сатанизм, ты же девочка, как можно это слушать!!!».

— Да, как же можно. А на вид такая приличная девочка… — кажется, Хан решил меня затроллить.

— А я косуху дома забыла, да и сапоги в берцы не успела переобуть, — фыркнула я. — Да и вообще, стараюсь не шокировать представителей старшего поколения.

— Ты давай, огрызайся-огрызайся, в Полисе тебе это пригодится, — хмыкнул Хан.

— О как! Интересно, почему это?

— Да есть там один шутник — любит проехаться по всему, чему можно и по всему, что нельзя, тоже. — Возможно, вы с ним поладите. Если не пристрелите друг друга к дьяволовой бабушке после первой недели совместного времяпровождения.

Снова зашел ничего не значащий разговор о вещах, не имеющих к делу ровным счетом никакого отношения. Мы просидели возле обвалившегося туннеля часа четыре, пока не проснулся Артем. Я едва успела надеть шлем, благо, шаги у парня достаточно громкие.

— Хан, Рин, — поздоровался он с нами.

Сейчас капюшон был убран с его и лица и получила возможность оценить внешность предполагаемого попутчика. Ну, как минимум не урод. Темные волосы, серо-зеленые глаза, признаки наличия интеллекта во взгляде. Подстрижен аккуратненько так. Наверное, живи не в таких условиях и обладая долей везения, запросто мог бы попасть на какой-нибудь рекламный плакат «а-ля брутальный мачо».

— Ну что, готовы выдвигаться? — спросил у нас Хан.

— Агась.

— Да.

Наши ответы с Артемом прозвучали одновременно.

— Хорошо, — Хан встал и кивком приказал нам следовать за ним. Идти пришлось недолго — дальнем от костра конца станции виднелся пролом в стене, пройдя через который мы оказались в тесном узком коридоре. Идти приходилось по одному, Артем и вовсе зажег фонарь, чтобы что-то видеть.

Коридор резко свернул налево, и мы оказались в большом круглом зале с высоким потолком. Надо полагать, до войны это была какая-то цистерна. Я такие уже видела, но не могла понять, зачем именно они нужны. Сточную воду, что ли, собирать? Или выполнять роль хранилища? Впрочем, не так уж важно, для чего использовалось это помещение до войны. Сейчас это был храм.

— Храм Надежды, — произнес Хан. — Даже после войны, уничтожившей мир, мы не можем избавиться от вещей, которые делают нас людьми.

Артем непонимающе посмотрел на меня.

— Потом поясню, — тихо произнесла я, осматриваясь. Кругом — на старых ящиках, а то и вовсе на неровном полу из трапецевидных железных плит стояли чьи-то фотографии. Рядом с ними горели свечи, лежали какие-то вещи и патроны.

Стараясь ничего не задеть, мы приблизились следом за Ханом к центру площадки. Мужчина аккуратно снял с одной из плит фотографии и свечи, после чего приподнял ее, открывая технический тоннель внизу.

— Вот и все. Забирайтесь.

Артем полез по лестнице первым, держа наготове пистолет. Вполне разумный шаг, учитывая, что там, внизу, может быть что угодно — от кикимор, которые нам нестрашны, пока мы вдвоем, до упырей и особо опасных носачей.

— Помни, Артем — теперь все зависит от тебя и только от тебя. До встречи. И… Удачи вам обоим.

Спустившись следом за Артемом в технический коридор и выслушав скрежет закрываемого высоко над нашими головами люка, я посмотрела на парня сквозь стекло противогаза.

— Я так понимаю, ты из атеистов.

Разговаривать хотелось по крайней мере для того, чтобы не слушать завывание ветра в трубах и, вдобавок, не вздрагивать от капанья воды с потолка. Судя по всему, Артем придерживался такого же мнения, потому что тему поддержал охотно.

— Отчим всегда говорил, что вся эта «религиозная лавочка» предназначена только для удерживания людей в страхе, ну и заодно — выкачивания из них денег. По крайней мере, так было до войны. Ну а сейчас… Сейчас, наверное, просто многим страшно, вот они и обращаются к всяким богам.

— А тебе что, не страшно? — подначила парня я.

— Да как тебе сказать… Страшно-то оно страшно, вот только не думаю, что сидение на коленках перед какой-то картинкой и методичное битье лбом об пол поможет мне хоть чем-то.

— О, наш человек! — фыркнула я.

— А в храме ты вел себя совсем по-другому. Как-то более… сдержанно что ли.

— Ну, так то храм… Знаешь, я, конечно же, атеист до мозга костей, то есть в богов всяких не верю, молиться им не собираюсь, но и чужие предпочтения в этом вопросе стараюсь не задевать. Ну, естественно, до тех пор, пока мне религиозные предпочтения других не навязываются и если эти самые религиозные предпочтения не подразумевают совершения кровавых жертвоприношений и прочей байды в таком же духе.

— Все с тобой ясно, — Артем чуть улыбнулся. — Слушай, может снимешь противогаз, а? А то как-то…

— Жутковато, да? Вроде как с живым человеком разговариваешь, а кажется, как будто перед тобой что-то безликое…

— Вот именно.

— А не сниму. Бойся меня, жалкий смертный, ибо я есть Невидимый Наблюдатель, посланный Хозяевами Туннелей, дабы карать невиновных и миловать недостойных… То есть, тьфу, блять, наоборот.

Артем издал нервный смешок, но с требованиями показать морду лица отвалил. Вывод — отказ понимает с первого раза и на грубости нарываться не собирается.

Разговор перешел на тему пауков, что было вполне естественно, учитывая количество паутины, через которую нам приходилось продираться с помощью зажигалки Артема.

— Рин, кстати, а почему у тебя ни вещей нет, ни даже всякой мелочи типа фонарика?

— Хм… Интересный вопрос, юноша, — постаралась спародировать Хана я. — Скажем так: я предпочитаю путешествовать налегке…

— И спать на голом полу, если не найдется какой-нибудь лежанки, да?

— Именно так, юноша. Как показывает практика — мутантам неприятно, когда их завтрак приправлен несъедобными бытовыми предметами, а посему я предпочту не портить им трапезу в случае, если они до меня доберутся. Да и вообще — сумка за спиной жесть как мешает и бегать, и драться.

— Ах, да, это я не учел. Прошу меня простить, сударь, — парень шутливо поклонился, пародируя героев старых книг века эдак с восемнадцатого.

С учетом того, что идти приходилось на полусогнутых, да и часто доводилось поворачивать назад, поскольку впереди оказывались непреодолимые завалы, мы проплутали в технических коридорах порядка пяти часов прежде, чем вышли к туннелю, ведущему на Кузнецкий Мост.

Разговаривали много, но ни о чем. Я не стремилась расспрашивать парня о его биографии, поскольку упоминания отчима само по себе свидетельствовало о том, что у него нет либо отца, либо обоих родителей. Он в свою очередь прекрасно понял, что я не стремлюсь открывать свою личность случайному, как мы пока что считали, попутчику, а значит — ничего не расскажу о себе. Поэтому трепались в основном «о природе, о погоде», рассказывали какие-то смешные случаи, услышанные на станциях… В общем, просто старались не молчать, дабы не оставаться наедине с гнетущей тишиной.

Но вот мы оказались после блужданий перед красноречивой табличкой «Стой! Проход запрещен!», которая была поставлена прямо на середине пути. Тут же по глазам ударил свет и раздалось зычное:

— Стой! Кто идет?

Мы с Артемом как по команде задрали вверх руки, отворачиваясь от света прожектора. Прежде, чем кто-то из нас успел сказать хоть слово, обладателю голоса дал ответ собственный напарник.

— Расслабься и выключи свет. Это люди.

Прожектор погас и нам сверху произнес уже «зычный».

— Да уж, выглядите вы, как люди. Заваливайте. Это — свободная станция.

Мы недоумевающе переглянулись с напарником, но приглашению последовали — оставаться в сыром и мрачном туннеле не хотелось.

Прошли в ворота под небольшим мостом, на котором и располагался аванпост, миновали несколько баррикад и наконец-то оказались на перроне. Когда мы проходили мимо одного из охранников, он счел нужным предупредить нас:

— Ну вы, парни, все-таки поосторожней. Станция у нас свободная, но красные за нами присматривают — повсюду их агенты. И это не паранойя, а осторожность. Так что держитесь поскромней, поняли?

Мы с Артемом переглянулись. Практически сразу же из громкоговорителя над нашими головами раздалось объявление:

— Внимание! На станции проводится проверка документов! Всем просьба пройти к месту своей прописки. Помогайте органам правопорядка выполнять их работу!

— А у тебя документы есть? — как бы невзначай спросил у меня Артем.

— Усы, лапы и хвост — вот мои документы, — фыркнула я.

— И у меня нет.

— А у тебя-то чего нет, гражданин свободной и независимой ВДНХ?

— А вот не надо ерничать. Я, между прочим, отчиму не сказал, куда направляюсь — он считал, что отправил меня с караваном на соседнюю станцию, а там мне документы без надобности. Если бы я попросил у него свой паспорт, то возникли бы подозрения и сидел бы я под замком.

— Ого! Строгий он у тебя… Это, типа, перестраховка — паспорт у пасынка отобрать, чтобы не отправился в соседнее село на дискотеку? Обычно документы хранятся у начальника станции, насколько мне известно.

— Так у меня отчим и есть начальник станции.

— О, так ты у нас благородных кровей? — подначила я.

— Рин, ты это…

— Что, слов не хватает? — хмыкнула я. — Ну, я тебе щас быстро словарный запас увеличу. Значит, есть замечательные слова «отъебись», «иди нахуй»…

— Заткнись…

— Ну, вместо «заткнись» обычно используется «завали ебало», — хмыкнула я.

— Рин, серьезно, заткнись, а? — прошептал парень, осматриваясь по сторонам. Огляделась и я.

— Что-то тут не так, красных слишком много, — отметил Артем.

— Ну так тебе же сказали, что их агентов полно… Расслабься и не дергайся, веди себя естественно. И на будущее — шепот вызывает подозрения, — произнесла я, и не думая сбавлять децибелы. Все равно вокруг гомонила толпа. И если шепот привлекает внимание, то уж обычный разговор — нисколько. Подслушать, конечно же, могут, но вроде как мы ни о чем таком ни разговаривали запрещенном.

— Предлагаю искать Андрея Мастера поодиночке, — парень мои слова принял к сведению, поскольку говорил теперь нормально, да и держаться старался расслабленно.

— Принято. Когда кто-то из нас его найдет — встречаемся здесь же.

Дождавшись кивка парня, я сделала шаг назад и растворилась в толпе. А, выйдя из поля зрения Артема, сняла противогаз и скинула в мусоропровод пропитавшуюся кровью мутантов куртку. Теперь на станции не было никакого подозрительного пришельца с непривлекательным внешним видом, а вместо него в наличие имелась милая девочка-подросток шестнадцати лет на вид. Блин, хоть бери и благодари долбанные гены за то, что я выгляжу младше своих лет.

Едва я отошла на несколько метров, как позади раздались выстрелы и крики. Что за…

— Хватай его! Держи!!!

— Шпиона поймали!!! — радостно взревела толпа, жаждущая, как обычно, хлеба и зрелищ.

— Да не поймали его, убег, — произнес какой-то мужик в хоре голосов, но его никто не слушал. Кроме, естественно, меня. Когда кто-то говорит, что «не поймали», лучше поверить его словам.

Коридор, в который ушел Артем, был оцеплен. Именно поэтому мне пришлось двигаться в обход. Дорога вывела меня к рынкам, где я купила за тридцать патронов новый «верх». Что меня радовало, так это то, что на шмотки цена была более-менее некусачая. Ну так оно и понятно. В цене в основном всякая там специализированная защитная экипировка, оружие, чистая вода. А вот одежда, быстро пропитывающаяся радиацией и приходящая в негодность по другим причинам, была не шибко-то и дорогой. Правда, прошлая куртка была не в пример теплей, ну да ладно — если даже придется выбираться на поверхность, то там будет настолько «жарко», что я и замерзнуть не успею.

Пока покупала куртку и еду для себя и Артема, успела узнать, что таки было двое «шпионов», одного из которых застрелили, а второй — успел убежать и спрятаться. Что же, я надеюсь, что у него хватит ума не возвращаться к месту встречи, где наверняка усилят охрану. Затарившись жаренными грибами (надеюсь, что не галлюциногенными), прикупив патронов к пистолету и дробовику, а также захватив несколько обойм для автомата Артема (я-то видела, что у него эта пушка самая любимая и патронов к ней после боя не Тургеневской не осталось), я принялась искать парня по запаху. Конечно же, нам надо было найти Андрея-Мастера, вот только это было намного сложней, чем отыскать спутника, запах которого мне знаком.

Пока занималась поисками, успела перекусить и подумать о том, насколько жирную свинью мне подложил Хан. Артем ведь прямо ходячая неприятность, как оказалось. Верней, притягивает на себя неприятности. Нет, этим и я сама грешна бываю почти всегда, но все-таки… Все-таки, когда таким качеством наделена я сама — это одно, а когда ими обладает подконтрольный «объект», который желательно довести до Полиса в целости и сохранности — это другое. Завершив трапезу и надев противогаз, я взялась за поиски.

Нюх уловил знакомый след, идущий откуда-то из вентиляционной шахты к запертой двери. Стук результата не дал.

Оглядевшись, я приникла к замочной скважине и пробормотала.

— Артем, открывай, это Рин.

Дверь заскрипела, пропуская меня в полутемную комнату, где на одном из стульев сидел мой напарник, а прямо за спиной на данный момент находился невидимый пока что мужчина, держащий оружие наготове.

— Андрей, все в порядке — это мой друг. Мы вместе пришли на станцию, а потом разделились и я попал в переплет.

Кулаки чесались надавать этому несчастью ходячему подзатыльников. Но разборку затевать не хотелось, поэтому я просто скинула с плеча сумку и поставила на находящийся рядом стол кулек с жаренными грибами.

— Ешь. И на вот еще держи, — из той же сумки появились патроны к автомату.

Пока Артем перекусывал, Андрей Мастер объяснял нам ситуацию. Впрочем, ничего нового он не сообщил.

— Путь к Полису идет через линию фронта между Красной Линией и Четвертым Рейхом. Самый простой и быстрый путь — поехать «зайцами» на поезде, который везет очередную партию пушечного мяса на передовую. Имейте в виду — это только самая простая часть пути, дальше все будет сложней, а помочь вам будет некому.

Мы лишь кивали, как китайские болванчики, на каждое слово. Ну а я, пользуясь случаем, рассматривала мужчину. Мужик, как мужик. Абсолютно лысый то ли от радиации, то ли по собственной воле, он при этом абсолютно не походил на шкафа-бандита с Трубной. Скорей уж производил вид типового работяги, любящего «накатить» после тяжелого рабочего дня. Хм, если бы встретила этого мужика где-то «на улице», то ни за что бы не догадалась, что именно он занимается организацией «подземной железной дороги», помогая бежать с территории Красной Линии всем неудобным коммунистическому режиму. Судя по тому, как он раздавал указания нам с Артемом — мы были для него одними из «конвейерных» беглецов, которых на этот раз, исключительно для разнообразия, надо было направить в другом направлении.

Выданные безразмерные рабочие комбинезоны мы натягивали прямо поверх одежды. Против противогаза на моем хлебальнике Мастер ничего не сказал, даже наоборот — заставил Артема скрыть морду лица похожим образом.

— Это никого не удивит, — пояснял он нам, пока вел через вереницу заставленных хламом коридоров в сторону перрона. — Работяги все время то со сваркой работают, то с чем-нибудь особо… ароматным.

Вот уж насчет аромата он был прав на все сто — противогаз даже без фильтра позволял хоть немного его маскировать. За то время, что я воспользовалась на беду своим чутьем для поиска Артема, я получила такой удар по обонятельным рецепторам, что сейчас морщилась украдкой от головной боли. Благо, что ни на напарник, ни Андрей Мастер на меня особого внимания не обращали.

— Спокойно, мужики. Эти двое со мной, — произнес он паре работяг, находящихся рядом с готовыми к отправке дрезинами. — Лезьте в яму.

Речь шла о техническом углублении между рельсами — надо полагать, оно создавалось для того, чтобы ремонтник мог залезть туда и чинить дрезину снизу, когда это требовалось. Дважды просить не пришлось, по крайней мере, Артема. А вот меня Андрей Мастер задержал ненадолго, положив руку на плечо.

— Хвост заправь, девочка, — тихо пробормотал он мне на ухо. — А то ведь заметит парень, когда на свет выйдете. А вообще — ты зря боишься, уж он-то будет последним, кто тебя обидит.

— Спасибо, — я выполнила манипуляцию, пряча выбившиеся волосы обратно под шлем-противогаз. — А когда вы догадались, что я… ну… не парень?

— Да еще когда ты сначала еду достала, а потом патроны. Только женщина сначала мужика накормит, а потом к другим делам перейдет.

Проницательный, блин! С другой стороны, а чего я ожидала от друга Хана? Мужик-то сам далеко не валенок, вполне естественно, что в приятели себе выбирает таких же непростых и непонятных людей.

Когда мы с Артемом оба оказались в яме, Андрей дал команду своим подручным подкатить поближе дрезину.

— Видите там, внизу, багажное отделение? Вот туда и залезайте, — приказал он нам. Дважды никого просить не пришлось. «Багажное отделение» представляло собой небольшой нижний ярус, на котором мы могли только лежать, прижавшись друг к другу, чтобы никого не закрутило в движущиеся механизмы. Конечно же, людей перевозить в таких условиях не рекомендовалось, но другого выбора у нас не было.

Дрезину с нами медленно покатили по рельсам.

— Слушай, Андрей, а там точно безопасно? Не хотелось бы, чтобы ребят размазало по рельсам.

— Ну да, это тебе не вагон СВ. Но если они останутся на станции, то точно трупы. Билеты на Лубянку — они только в один конец.

Про Лубянку я знала из курса школьной истории. И сейчас, столкнувшись с подобием тех Красных, что были сотню лет назад, я невольно начала сомневаться в том, что все, рассказанное в книгах, было ложью. По крайней мере, Артема эти ребята не пожалели. Он теперь, судя по всему, при виде красной звезды и слове «коммунизм» дергаться будет сильней, чем от вида мутантов. Да и я тоже. Больше всего мне происходящее на этой станции напоминало творящийся в родном Убежище беспредел. И это еще была не Красная Линия, а ее преддверие, так чего же ожидать от центра «нового светлого государства»?

С громкоговорителя неслась какая-то очередная пропаганда, Артем рядом замер, вполне закономерно боясь лишний раз дышать. Вот дрезину зацепили каким-то подъемным устройством, переставляя с технических путей на основную линию. Неизвестно, чья рука дернулась первой, но уже парой минут спустя мы с Артемом снова крепко держались за руки, как в туннеле с призраками. Только бы получилось… только бы получилось! Черт, а я-то чего боюсь?! По идее, я легко смогу вырваться даже из оцепления… Или же нет? Почему, когда мы оказались на станции, подконтрольной Красной Линии, у меня появилось в груди щемящее чувство страха? Может, генная память русской по происхождению Айрин пошаливает? Хотя, вроде, уж ее-то предков при коммунизме не обижали, даже наоборот…

Но вот — погрузка бойцов завершилась, были выданы им последние напутствия, и дрезина тронулась с место под жизнеутверждающее объявление о том, что дезертиры будут расстреливаться на месте. Какая прелесть, я уже обожаю этот дивный мир!

Так, все, ко мне вернулся мой сарказм, а значит — все налаживается. Впрочем, у меня сарказм кишит даже тогда, когда я в полной жопе. Ну, до полной жопы-то еще нам далеко…