На десять лет назад (джен)

— Доброе утро, мистер Снегг, — вежливо поздоровалась девочка, привычно сидящая на полу в гостиной.

— Юла, для сиденья в этом доме есть мебель. Стоит позади тебя.

— Да, мистер Снегг, — не прекословя, девочка забралась на диван и, привычно подвернув под себя ноги, снова уткнулась в книжку.

— Руки мой и иди завтракать.

— Хорошо, мистер Снегг.

Никаких «еще одну главу», «ну я вот дочитаю и сразу приду», «я пока что не голодная». Видимо, в большинстве вопросов девочка предпочитает уступать и просить о чем-то только в том случае, если ей реально важно выполнение просьбы.

— Досмотрела?

— Да.

— И чем все кончилось? — как можно более безразличным тоном уточнил Северус.

— Девчонку ее парень спас, ну тот, который полицейский. Мафиози перебили — целых сорок минут перестрелки погони шли. Ну а того чувака, который до этого родителей девчонки слил, эти же мафиозо и прибили. Дурак он.

— Почему это?

— Жадный. До славы, до денег, до… Девчонка и парень ее нормально ему предложили: давай, мол, меняй сторону, помоги нам, и мы позаботимся, чтобы ты и в тюрьму по минималке влетел «за помощь следствию», и чтобы эти не достали. А он, дурак, отказался. Жалко даже немного.

— А чего его жалеть? — невесело усмехнулся Северус. — Убийца ведь, как ни крути, хотя и не своими руками, но отправил ее родителей на тот свет.

— А, типа, если его в труп превратить, что, родители — оживут, что ли? Да и сложно там все, в кино этом. Вроде как и не таким плохим мог быть, если бы вовремя по шее один раз хорошенько надавали, чтобы мозги встали, куда надо. Да и вообще… Не думаю, что убив человека, который был когда-то небезразличен, без видимой на то причины, можно спокойно спать ночами. Как по мне — достаточно, что ему с этим жить. Ну и в тюрягу, естественно. Но девчонке он реально мог бы помочь.

Завтрак прошел в молчании. Северус никогда не верил в различные предзнаменования, знаки и тому подобную чушь, предпочитая даже к магическим вещам подходить с научной точки зрения. Но фильм, который практически полностью соответствовал тому, что произошло десять лет назад…

До самого вечера он не выходил из лаборатории, а все последующие дни старался сводить общение с Юлой к минимуму. Девочка словно понимала его настроение, поскольку взяла за правило не попадаться ему на глаза, выходя из своей комнаты только на завтрак, обед и ужин, а свободное время проводя либо у себя, либо во дворе, где из старой веревки и доски соорудила себе качели, подвешивающиеся к старой железке для выбивания ковров.

Можно было даже сказать, что за такое поведение Северус ей был благодарен. Тяжело, больно, просто невыносимо каждый раз сталкиваться с ней, каждый раз словно встречаться с Лили и тут же вспоминать, что она давно мертва. И что вежливая, милая девочка, ни капли не похожая на Джеймса Поттера, на самом деле является его дочерью. Будь она мальчишкой, похожим на злейшего врага — и у Северуса хотя бы ненавидеть ее получилось бы, а так… Все, на что он способен — «присматривать» за ребенком, который, впрочем, замечательно способен справиться с большей частью своих проблем и без его помощи.

Девочка сама стирала свои вещи, хотя могла бы попросить Северуса, чтобы он сделал это с помощью магии. Наводила порядок в своей комнате, никогда не спрашивала его советов о том, какую именно книгу почитать. К телевизору по-прежнему не подходила, сдерживая данное в прошлый раз слово, а также не пыталась начать разговор о магическом мире за ужином, как это было в тот день. Профессор не знал, как именно реагировать на это, поскольку сближение с Лилиан было ничуть не менее болезненным, чем отдаление от нее.

Все изменил визит в Косой Переулок. Профессор зельеварения закономерно решил отвести Лилиан за покупками в субботу потому, что в этот день работали абсолютно все нужные магазины — второй раз возвращаться за перьями или ингредиентами в это место ему не хотелось. Со второго класса Хогвартса он предпочитал заказывать учебники, ингредиенты и мантии по почте, а не ходить по магазинам самостоятельно. К сожалению, для покупки волшебной палочки требовалось обязательное присутствие первокурсника, а значит — отвертеться от прогулки на аллею волшебных магазинов ему не удастся.

После завтрака Юла отправилась собираться. Под «сборами» подразумевалась экипировка в привычную клетчатую рубашку и джинсы, а также кепку с козырьком, которая отлично маскировала шрам. На нос девочка надела детские солнцезащитные очки, на правой дужке которых была большая царапина. Судя по тому, что расцветка была скорей мужской, чем женской — данная вещь досталась ей от кузена. Одним движением палочки Северус устранил неисправность и, взяв подопечную за руку, достал из тайника рядом с камином мешочек с летучим порохом.

— Юла, теперь крепко держи меня за руку и, что бы ни произошло — не отпускай, поняла?

— Да, сэр, — девочка кивнула и стиснула его ладонь.

— Косой переулок, — произнес Северус, бросая в огонь горсть порошка и проваливаясь ногами вперед в образовавшийся магический тоннель.

— Йухууууууу!!! — заверещала рядом Юла, по-прежнему не отпуская его руки. Кажется, у него будет синяк — девочка действительно физически не по годам развитая. Как справедливо было замечено ранее самой Юлой — Сильная, но Легкая. — Это было потрясающе! Это круче, чем на американских горках! Это… Это просто уууууууииии! Ой, простите, сэр… А где мы?

Вопросы сыпались из Юлы один за другим, реакции сменяли одна другую. Сейчас она как никогда ранее была похожа на того, кем была на самом деле — маленькую девочку, которая хоть и была достаточно серьезной, но все же иногда вела себя, как и полагается ребенку одиннадцати лет от роду.

— Мы в Косом переулке — про это место я тебе уже рассказывал. Сейчас зайдем в банк, и ты сможешь взять деньги на все необходимые к школе вещи.

— А откуда мне эти деньги… — непонимающе начала Юла.

— Про то, что твой отец был богатым человеком, ты не знала, верно?

— Понятия не имела, — Юла нахмурилась. Неожиданно зло почему-то.

— Все в порядке? — уточнил у нее Северус.

— Нет, не в порядке. Но думаю, что вам бессмысленно задавать вопрос, какого черта я, являясь обладательницей немалого, по вашим словам, состояния, десять лет своей жизни ходила в обносках, живя на иждивении у тетки, которая меня чуть ли не каждым куском хлеба попрекала.

— Да, ты права. Бессмысленно, — согласился Северус. Его самого в последнее время крайне интересовал этот вопрос. — Я не знаю всех тонкостей — возможно, все дело в твоем возрасте и…

— Ну так я и сейчас вроде несовершеннолетняя и по меркам волшебников, и по меркам обычных людей. Знаете, чем больше я узнаю о вашем мире, тем больше нелогичным все кажется. У нас бы, случись что-нибудь эдакое с богатой наследницей, назначили бы опекуна, который должен был бы заботиться о ребенке, выдавали бы ему на руки ежемесячно фиксированную сумму на расходы… Возможно, заставляли бы отчитываться, что он потратил деньги именно на пропитание, одежду и развлечения для ребенка, а не на свои капризы. Почему не сделали то же самое с Дурслями? Почему никто не удосужился за десять лет проверить, как я там живу? Если в вашем волшебном мире человека можно просто так взять и выкинуть, как мусор какой-то, то я, пожалуй, лучше обратно. К обычным людям, у которых предусмотрены приюты и интернаты, которых защищают полицейские от произвола других граждан и родителей-опекунов. У которых существуют пенсионные фонды и программы по поддержке молодых специалистов, которые живут в двадцатом веке, а не застыли в каком-то средневековье.

Под гневный монолог Лилиан они дошли до Гринготтса. Непонятно почему, но нападки Юлы в адрес Альбуса Дамблдора заставили Снегга почувствовать моральное удовлетворение. Возможно, потому, что он представлял, как будет разочарован директор тем, что вместо доброй, ласковой, забитой и послушной девочки в Хогвартс приедет Юла с ее подозрительностью и недоверчивостью. Ох и хлебнет с ней лиха Альбус Дамблдор, ох и хлебнет! А он, Северус Снегг, завоевавший доверие девочки, в кои-то веки будет стоять в стороне и наслаждаться представлением, а не находиться на месте обвиняемого во всех смертных грехах.

— И вообще — что это за бред? Годовалого ребенка завернули в одеяло и положили на крыльцо! На крыльцо! И это в ноябре-то месяце! Что, типа шоу «Последний герой»? Если выживешь — молодец, а если нет — что же, и такое бывает? А то, что кругом полно бродячих животных, то, что не лето на дворе, и то, что для ребенка такого возраста все могло закончиться пневмонией и последующей смертью, никого, что ли, не волновало? Кто там меня притащил к Дурслям — Хагрид, Дамблдор и МакГонагалл?

— Хагрид, профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл, — с нажимом произнес Северус. Неуважение к должностям этих людей задевало его, поскольку могло значить, что и к его званию профессора девочка будет относиться далеко не положительно.

— Ну, Хагрида я видела. Там все понятно — он не осилит задачку с интегралами, да и учебник биологии за девятый класс вряд ли открывал. Но чтобы два профессора да не знали об опасностях пребывания ребенка на улице… Уж на что меня Дурсли ненавидели, но даже им никогда не могло в голову прийти меня оставить на ночь вне дома. Да ночью нормальные взрослые — и те по домам сидят, а эти двое… О, кстати, насчет Дурслей… Почему-то никому не пришло в голову, что они запросто могли меня сдать в приют, а то и вовсе не возиться: швырнуть ребенка в мусорный бачок — и пускай сдыхает.

— Ну это ты хватила… Родная кровь все-таки, не поступили бы они так.

— Да что вы говорите? По статистике, даже в нашей чрезвычайно прогрессивной и развитой стране ежегодно на улицах находят трупы десятков младенцев, убитых или оставленных умирать на холоде и в голоде родными матерями. Не у всех, знаете ли, материнский инстинкт в наличии имеется. И мне кажется, что директор по определению не может быть эдаким наивным простачком, который ничего не знал.

— Возможно, он приставил к твоему дому кого-то проследить, чтобы тебя все-таки приняли в семью. Уверен, если бы этого не произошло — Дамблдор бы нашел другой выход. Я понимаю, почему ты злишься, и также считаю, что ты имеешь право на эту злость, но… Мне бы не хотелось, чтобы ты делала поспешные выводы о ком бы то ни было, в особенности о людях, с которыми тебе предстоит провести бок о бок последующие семь лет.

— Я вас поняла, сэр, — Лили серьезно кивнула. — Не волнуйтесь, обычно я никому не рассказываю о своих догадках и подозрениях. Только вам.

От этих слов стало тепло на душе. Девочка никому больше не доверяет, только ему. Даже ее подруга Николь на самом деле многого не знала о Юле. Дружба между этими двумя казалась Северусу очень странной. Она ни капли не напоминала ту дружбу, которую он встречал в своем детстве между разными детьми. Пожалуй, отношения между двумя девочками были сродни дружбе двух взрослых. Впрочем, учитывая тот факт, что и Николь, и Лилиан были не по годам развиты — подобное положение вещей было объяснимо. И, кажется, их такая дружба абсолютно устраивала.

Гринготтс встретил их ослепительно ярким светом, видом высоченных потолков, роскошной отделки на стенах и, конечно же, специфическим, характерным для каждого подобного учреждения, гулом от приглушенных разговоров. Лилиан осмотрелась по сторонам и, заметив гоблинов, рефлекторно схватила Северуса за руку. Судя по всему, ей не терпелось узнать, что это за существа-то такие, но спрашивать о них в их присутствии явно было не в характере довольно тактичной и хорошо воспитанной девочки.

Именно поэтому Северус не сказал больше ей ни единого слова, а подвел к знакомой стойке, где находился гоблин по имени Крюкохват.

— Мы пришли, чтобы навестить хранилище мисс Поттер, — тихо произнес он. Крюкохват постучал пальцами по конторке и, перегнувшись, посмотрел вниз на девочку.

— Во-первых, мне хотелось бы, чтобы мисс сняла очки и головной убор, поскольку нахождение в них здесь как минимум невежливо и вдобавок — мешает рассмотреть лицо.

— Простите, сэр, — девочка чуть склонилась в поклоне и стянула с головы бейсболку и темные очки. Кажется, от теплого взгляда зеленых глаз, по которому Северус за прошедшие полчаса даже соскучиться успел, даже гоблин стал добрей.

— Я так полагаю, ключа у юной мисс нет, — тихо произнес Крюкохват. — Мисс не боится крови? Придется пройти небольшую проверку личности.

— Что я, крови не видала, что ли? — тихо пробормотала девочка, с готовностью протягивая руку вперед и даже не вздрагивая, когда гоблин сделал укол в ее палец и довольно быстро набрал в колбочку нужное количество красной субстанции. Порывшись в картотеке, гоблин достал небольшой пергаментный свиток и капнул кровь на большую печать, отливающую металлическим блеском. Не прошло и секунды, как свиток открылся и на ладонь Крюкохвата выпал маленький яркий ключ.

— Теперь он ваш, мисс. Рекомендую не терять — изготовление нового обойдется вам в два галеона. Кстати, именно данная сумма будет изъята нами в качестве платы из вашего хранилища.

Лилиан бросила вопросительный взгляд на Северуса. Видимо, заметив его, Крюкохват принялся пояснять девочке основные особенности магической денежной системы. Любопытная Лилиан сразу же начала задавать гоблину дополнительные вопросы, а также объяснять Крюкохвату, в чем отличие магических и маггловских систем. Словосочетания «эмитирование валюты», «обеспечение денег», «акции, облигации и другие ценные бумаги», «золотовалютный резерв», «баррель нефти» и другие, отдельно вырываемые разумом из общего, еще более непонятного текста, навевали на него тоску и повергали в сонное состояние. Весь путь в тележке по рельсам на нижние ярусы Гринготтса он благополучно дремал, изредка вслушиваясь в термины «экспансия нефтяных месторождений», «расчетные электронные системы» и прочие, еще менее понятные вещи, которые произносила Лилиан. Но судя по тому, с каким восхищением на девочку смотрел Крюкохват, когда тележка приехала к месту назначения — она явно говорила что-то интересное для этого создания. Осмотревшись и увидев номер хранилища, где хранились деньги Поттера, Северус пришел к выводу, что гоблин специально повел тележку какой-то окольной дорогой, чтобы иметь возможность завершить беседу, а не оборвать ее на полуслове.

Следуя указаниям гоблина, Юла открыла сейф ключом и, первой сделав шаг в небольшое помещение, тут же выскочила обратно спиной вперед. Судя по идеально круглым глазам девочки, она столько денег отродясь не видела и не представляла, наследницей какого состояния является.

— И… Сколько я могу отсюда взять? — хрипло уточнила она у гоблина.

— Сколько угодно, мисс. Гринготтс является лишь местом хранения денег, и, в отличие от маггловских банков, мы никоим образом не ограничиваем держателей средств в тратах, если иное не прописано в завещании. Но указания вашего отца на этот счет были абсолютно иными — согласно им, по первому вашему требованию вам должен быть предоставлен доступ ко всем вашим средствам.

— О-бал-деть, — тихо произнесла девочка. Судя по всему, сейчас в ее голове работал с невероятной скоростью калькулятор, который пытался хотя бы приблизительно оценить размер привалившего состояния. Впрочем, ступор у девчонки продлился недолго — в следующую минуту она принялась набивать свой рюкзак золотыми монетами, совершенно справедливо рассудив, что самых «дорогих» денег можно взять намного больше.

К его удивлению, девочка остановилась примерно на трехстах галеонах. По его мнению, это была на редкость маленькая сумма для ребенка, который впервые в жизни дорвался до неограниченных трат.

— Ну все, теперь я сюда приду только в следующем году, — произнесла довольная девочка, после чего обратилась к Крюкохвату. — Скажите, а где именно я могу обменять галеоны на фунты?

— Я вам все покажу, мисс. Кстати, еще хотелось бы с вами обсудить…

Снова поездка в тележке — на этот раз путь наверх растянулся на добрый час, в течение которого Северус все так же дремал, слушая монотонную речь гоблина и девочки. Уже у самого выхода из банка Лилиан обменяла галеоны на фунты. А Крюкохват перед тем, как попрощаться с ней, неожиданно щелкнул пальцами — и ключ, который Лилиан до этого сжимала в руке, внезапно растворился в воздухе.

— Мисс, теперь просто каждый раз, входя в эти двери, вытяните правую руку вот так, — заговорщицки улыбнувшись, гоблин разжал ладонь Лилиан и повернул ее таким образом, чтобы свет от неизвестного источника упал на ее центр. В тот же момент из потока света материализовался знакомый яркий ключик.

— Большое спасибо, сэр, — Лилиан присела в реверансе, а Крюкохват, поклонившись на прощание, посеменил к своей стойке.

— Да, Юла… Ты даже гоблина очаровать смогла. И почему я не удивлен? — меланхолично спросил Северус. Сонливость еще не исчезла до конца, поэтому реакции были немного заторможенными. Впрочем, едва они оказались на улице, к зельевару вернулось прежнее довольно бодрое состояние. — Могу узнать, зачем тебе маггловские деньги?

— Здрасте-приехали! А на одежду и всякие мелочи мне что, у вас попрошайничать? Нет уж, не надо.

— И в чем причина таких глупостей?

— Это — не глупости. Одно дело, когда реально нет денег, ну, как у меня раньше. Тогда понятно — меня обеспечивала тетя Петунья, ну а потом вы забрали…

— Получив взамен превосходную кухарку, — ввернул Северус. Интуиция подсказала ему, что именно сказать для того, чтобы смягчить угрызения совести девочки. Было понятно, что ежедневные попрекания куском не пошли ей на пользу, и с тех пор тема финансовой независимости от других для Юлы — больное место. Приближалась осень, а за ней по всем правилам должна была наступить зима, но Лилиан по-прежнему предпочитала игнорировать тот факт, что у нее нет зимних сапог и подходящей для зимней поры верхней одежды. Вот для чего ей понадобились маггловские деньги!

Что же, раз ей так хочется… Изначально Северуса покоробило нежелание девочки принимать его помощь, как до этого коробило то, что за различными мелочами вроде «вытереть пролитый чай» и «постирать рубашку» она не кидалась к нему и его магии. Не сказать, чтобы ему этого хотелось, просто он совсем иначе понимал термин «опека». Ему казалось, что взяв девочку к себе, он обязан о ней заботиться и если уж не выполнять все капризы, то хотя бы обеспечить приемлемый для ребенка уровень жизни, а также образование и воспитание. Вот только вышла небольшая неувязочка: с воспитанием у Лилиан не было никаких проблем. Образование тоже не подкачало — достаточно вспомнить, о чем она говорила с Крюкохватом. А излишняя самостоятельность привела к тому, что с Северуса требовалось только вовремя забрасывать продукты в холодильник, обеспечить ребенку подходящую жилплощадь и дать доступ к библиотеке, а все остальное Лилиан делала сама.

— Куда теперь? — уточнила у него девочка, привычно пряча лицо за солнцезащитными очками, а на приметную рыжую макушку натягивая бейсболку. Темно-рыжая коса была привычно убрана под рубашку, практически полностью лишая возможности опознать в девочке Лилиан Поттер.

— Сначала купим волшебную палочку у Олливандера. Потом… Знаешь, я уже заметил, что ты не особо любишь ходить по магазинам, поэтому предлагаю вариант: я оставлю тебя в магазине Мадам Малкин, где тебе понадобится провести какое-то время, чтобы смогли подогнать школьные мантии, а сам пройдусь за остальными принадлежностями. А потом… Сходим вместе во «Флориш и Блоттс», договорились?

Девочка радостно закивала. При упоминании книжного магазина на ее губах засияла такая знакомая улыбка. При виде такой тяги к знаниям Северус почувствовал умиление. Как все-таки она похожа на мать… Он уже понял, что книг на Лилиан просто не напасется — за прошедшую неделю она осилила около двух десятков книг в его библиотеке и по всему выходило, что скоро ей будет абсолютно нечего читать. Хотя… Зная Юлу… Она просто перейдет к книгам для второго курса, потом примется за третий, четвертый… В основном у Северуса были книги по Травологии и Зельеварению — всю литературу, связанную с заклинаниями и темными искусствами, он заблаговременно спрятал, так что как минимум по двум предметам Лилиан должна была стать если не образцовой, то хотя бы на приличном уровне успевающей за программой ученицей.

Лавка Олливандера встретила их привычной тишиной, запахом плесени и мраком. Судя по тому, как передернулась Лилиан — ей здесь явно не понравилось. Северус уже заметил, что девочка не любит темные помещения с маленькой площадью, которые, вдобавок, основательно захламлены. Скорей всего, это обстоятельство объяснялось тем, что большую часть своей жизни она провела в мрачном чулане под лестницей — от такой обстановки у любого клаустрофобия появится!

— Так-так-так, кого я вижу, — едва двое волшебников подошли к прилавку, как откуда-то из глубины помещения, заваленного коробками с волшебными палочками, выкатился на передвижной стремянке Гаррик Оливандер собственной персоной. Этот наполовину лысый волшебник близоруко прищурился, а Северус привычным движением стянул с Лилиан очки: поскольку девочка носила данный аксессуар едва ли не впервые в жизни, было вполне естественно, что она забывала о его существовании. Бейсболку девочка стянула сама, с улыбкой уставившись на незнакомого волшебника, но не спеша первой начинать разговор. При этом Лилиан держалась чуть за спиной Северуса — видимо, почтенный изготовитель волшебных палочек попал в разряд маньяков уже за то, что первым начал разговор с девочкой.

Северус уже заметил, что Лилиан предпочитала, чтобы взрослые, занятые работой, выполняли только свою работу и ничего кроме работы. Единственное за последнее время исключение было сделано для Крюкохвата, да и то, возможно, только потому, что первым с гоблином заговорил Северус, да и находился он все время рядом с Лилиан и во время поездки к хранилищу, и после оной.

— Здравствуйте, — вежливо произнесла Юла.

— Здравствуй-здравствуй, Лилиан Поттер. Эх, а ведь прошло, кажется, не так уж много времени с тех самых пор, как твои родители пришли сюда за своими первыми волшебными палочками. Ну-ка, постой смирно.

Волшебник щелкнул пальцами, и вокруг девочки завертелись рулетки, сантиметры и прочие приспособления, которые должны были замерить пропорции тела ребенка, а также выявить характер магической энергии, чтобы хотя бы примерно определить тип дерева и сердцевины. При этом Гаррик болтал без умолку — видимо, неловкая тишина была для него непривычна, вот он и старался разговорить эту улыбающуюся рыжеволосую девочку, которая, в отличие от других детей, выросших не с волшебниками, до сих пор не задала ему ни единого вопроса. Она вообще ни слова не произнесла с момента приветствия.

— Палочка твоей матери… Ивовое дерево, десять дюймов и одна четверть… Гибкая, хлесткая, превосходно подходящая для заклинаний. Сердцевина, подумать только, волос единорога… Полагаю, именно на этой сердцевине мы и остановимся. Жаль, жаль что ее палочка была сожжена вместе с ее телом — именно она является твоим родным оружием, — сокрушенно покачал головой Олливандер. А Северус ощутимо вздрогнул.

Волшебная палочка НИКОГДА, НИКОГДА в жизни не выбирает себе другого владельца. Можно получить возможность управлять ею, если отобрать у предыдущего хозяина, но чтобы второму владельцу палочка стала настолько же родной, как и первому… Это невероятно! Это… Это невозможно!!!

— Этого не может быть, — тихо прошептал он, чувствуя, как снова сводит горло.

Палочка Лили принадлежит ее дочери. Помня, что за девочкой в любой момент может начаться охота, Северус, будучи достаточно сведущ в магии, отлично понимал, что может произойти, если у девочки не будет ЕЕ СОБСТВЕННОЙ палочки. А ведь ее не будет — об этом буквально во всеуслышание заявил Гаррик Олливандер несколькими секундами ранее. Юла молчала. Она просто не понимала, насколько это плохо. А он ей не скажет. Он не станет ее пугать. Просто будет следить. Постоянно следить, чтобы волоса с этой рыжей головы не упало.

И сейчас… Сейчас уже было дело вовсе не в обещании, данном Дамблдору в порыве эмоций сразу же после Хэллоуина. Северус чувствовал, что еще немного — и он поддастся собственному желанию принять иллюзию за реальность. Начать чуть ли не всерьез считать, что каким-то невероятным образом его маленькая, добрая и милая Лили не погибла в ту ночь, чудом выжила и снова пришла к нему, на этот раз в облике маленькой беззащитной девочки, чтобы он хоть как-то загладил свою вину перед ней. Хоть на сколько-нибудь… Чтобы больше не просыпаться от кошмаров. Чтобы перестала каждую ночь в видениях приходить она — раньше просто мертвая, а сейчас — вымазанная в крови, с глубокими ранами на животе и груди.

— Джеймс, отец ваш, конечно, тот еще был хулиган. Палочкой из красного дерева с сердечной жилой дракона вытворял вещи, очень сильно далекие от трансфигурации. Однажды втроем со своими друзьями подвесил этого молодого человека вверх ногами и пытался стянуть подштанники, а все ради прекрасных глаз вашей матери… — беспечно продолжил трещать Олливандер.

— Я подожду тебя на улице, — от гнева и злости потемнело в глазах, а грудь сдавило знакомое ощущение беспомощной ярости. Точно такое же было тогда, во время того неприятного инцидента. Прежде, чем он успел сказать хоть слово… Прежде, чем Олливандер рассказал еще какую-нибудь пикантную подробность из жизни родителя Лилиан, Северус внезапно почувствовал прямо-таки потусторонний холод, который исходил от девочки. Теплый и лучистый взгляд зеленых глаз вдруг стал холодным и жестоким, а в следующий миг неизвестная сила перевернула мистера Олливандера вверх тормашками. И подвесила в воздухе так, чтобы его голова находилась на одном уровне с лицом Юлы.

— Довожу до вашего сведения, что издевательства над другим человеком, унижение его личности и достоинства являют сами по себе не только мерзкое по своей сути, но еще и уголовно наказуемое деяние. Я знаю, каково это — когда тебя публично унижают перед толпой народа. И я не считаю это смешным. Если вы гордитесь тем, что подарили недалекому хулигану инструмент для его действий, то мне искренне жаль вашу ущербную личность. Всего хорошего, мистер Олливандер, — едко произнесла Лилиан, после чего оттолкнулась от прилавка ладонями, резко развернулась и пролетела к выходу. Практически достигнув его, девочка неожиданно мягко улыбнулась зельевару и, взяв за руку, повела за собой, на улицу. — Думаю, палочку мы купим у другого изготовителя, который будет лучше помнить свои обязанности продавца и не окажется сплетником, как этот гнусный старикан.

— Лилиан, мне не нужна помощь…

— Паршивой грязнокровки? — девочка лукаво прищурилась и с усмешкой глянула на него исподлобья. Это стало последней каплей. Он кинулся прочь. Сбежать. От самых страшных воспоминаний, от этого… От этого жуткого ощущения, что перед ним стоит Лили. От… Скрыться, исчезнуть, получить небольшую передышку, хоть немного прийти в себя. Получить возможность сделать хотя бы пару нормальных вдохов.

Лили бы обиделась. Ребенком она вечно обижалась на всякие пустяки. Когда он нечаянно от большой злости ударил ее сестру сучком. Когда Петунья разозлилась на Лили из-за того, что они увидели письмо от Дамблдора, в котором тот отказывал девочке принять ее в школу. Когда Северус начал проявлять интерес к Темным Искусствам. При виде Лили он всегда терялся, не мог сказать нужного и важного, а еще — мог ляпнуть что-нибудь эдакое, из-за чего получить как минимум ссору на несколько дней, а как максимум… Максимум был в конце пятого курса, во время экзаменов СОВ.

И сейчас история едва не повторилась с Юлой. С ее дочерью. Она на удивление похожа на мать внешностью, движениями и предпочтениями в еде. Разница в одежде и прическе объяснялась скорей переменчивой детской модой, которая резко отличалась от того, что было двадцать лет назад.

Забежав за угол в пустой переулок, мужчина буквально повалился на деревянную скамейку, содрогаясь всем телом и судорожно пытаясь дышать ровней. Не выходило. Не получалось. Но и слез не было. Просто плохо. Просто нечем дышать. Просто все внутри сейчас разорвется от горя, от той боли, которая не дает спокойно жить последние десять лет. Юла обезоружила его одним лишь взглядом, буквально парой слов сняла всю психологическую защиту, что он выстраивал вокруг себя все эти годы. Она раз за разом пробивается сквозь барьер, разделяющий его и весь остальной мир, заставляя снова чувствовать, снова вспоминать… И от этого было больно. Эта боль заставляла опять чувствовать себя беззащитным пятнадцатилетним мальчишкой перед жестокими ровесниками, перед всем остальным злобным и равнодушным миром.

— Северус, — рядом на скамейку села Юла. Он хотел сказать ей, чтобы ушла, чтобы подождала его возле входа. Он сейчас… Он вернется, только пусть на пару минут… Побыть одному, успокоиться, снова глубже спрятать эмоции. Хватит и того, что с ней он ведет себя так, как порой не вел с самыми любимыми студентами. Но прежде, чем из его горла вырвался хоть один звук, неожиданно крепкие руки притянули его к себе, обнимая и прижимая головой к плечу.

— Все хорошо... Сейчас будет лучше... Тебе больше некого бояться… Здесь только я, а я никому не скажу. И смеяться тоже не буду, потому что это не смешно, совершенно не смешно… Он давно мертв — тот, кто тебя обижал, а больше тебя никто не обидит, ты ведь теперь очень сильный… И я не дам тебя обидеть… Мы ведь теперь друзья... И бояться меня не надо. Я никогда тебя не обижу. Все будет хорошо, — долетали до него обрывки фраз сквозь нарастающий шум в ушах, сквозь тиски в груди. Неожиданно очередной вдох дался намного легче и проще. Сильно трясло, тело по-прежнему практически не слушалось, но было легче, чем пару минут назад. Было легче оттого, что Юла, притянув его к себе, мягко гладит по голове и плечам. Странно было осознавать это, но в девочке чувствовалась какая-то странная сила. Сила, которая давала возможность сейчас прийти в себя, отбросить дурные воспоминания и даже избавиться от привычных уже страхов. Юла не обманула — стало лучше. Намного. Через пару минут вернулось осознание окружающей действительности. Он почувствовал, что взмок от предшествующего напряжения и практически полностью обессилел.

— Мистер Снегг? — тихо спросила Юла, когда он отстранился.

— А чего это вдруг «мистер Снегг»? Я думал, что уже «Северус» и на ты, — непонятно, откуда в нем появилось это веселье.

— Ну… Старше же.

— Ничего страшного. Но в Хогвартсе чтобы без фамильярностей обходилась, поняла? И на людях тоже.

— Хорошо, — Юла снова покладисто кивнула. Она уже знала, что Северус — школьный учитель, и поэтому, будучи девочкой достаточно умной, понимала, почему в Хогвартсе нельзя будет обращаться к нему не по правилам. — Может, пойдем домой?

— Нет, — чувствовал он себя немного паршиво, но прогулка поможет развеяться куда лучше, чем посиделки в лаборатории или чтение очередной книги в четырех стенах. — Пойдем, отведу тебя в магазин Мадам Малкин, а сам вернусь за тобой минут через сорок. Если с тобой закончат раньше — никуда не выходи из магазина, жди меня.

— Хорошо, — очередной кивок. Делать этого ей необязательно, но Юла предпочитает показывать собеседнику, что услышала его слова и будет следовать указаниям.

Оставив девочку на попечение весело щебечущих ассистенток Мадам Малкин, которые тут же втянули Лилиан в разговор на куда более приятную тему, чем прошлые обиды ее школьного учителя, Северус отправился в другие магазины Косого Переулка, крепко сжимая в руке список нужных вещей как для себя, так и для девочки с говорящей кличкой Юла. Вот уж действительно, Юла. Вроде бы и тихая, и спокойная, и вежливая, но чем-то слишком уж сильно отличается от большинства других детей. Она что-то изменила в нем сегодня, одним лишь десятком слов. Но что именно — понять Северус пока что не смог.