Тени над водой (гет)

Вода. Такая чистая, прохладная, окрашенная в цвет теплой ночи. Стоит только нагнуться, зачерпнуть пригоршню — и насладишься долгожданным вкусом. Как хочется пить! Как хочется окунуться, упасть в это озеро, утонуть в нем, скрываясь от настигающей кары. Темный Лорд далеко. Дамблдор — тоже. Нет ни замка, ни Поттера, ни проклятой войны. Только свежесть, влага и ночное озеро, манящее своей глубиной.

Северус всмотрелся и заметил тень, изящно скользившую в толще воды. Тень то отливала серебристым свечением, то превращалась в тонкую черную струю, извивалась, вывязывала узоры и завлекала мужчину все глубже и глубже, заставляя нагнуться к озеру, лицом ощутить холодную гладь, задержать дыхание... Главное — не упустить это странное видение, в котором нет красоты, но есть какая-то особая сила, магия, магнетизм, что-то непередаваемое...

Тень свилась в клубок, из черной снова превратилась в серебристую, а затем протянула Северусу руку — невесомую, сверкающую руку, мягко касавшуюся лица, волос, лба, скользнувшую по тонким губам, которые запечатлели странный вкус.

Вкус холода. Тайны. Обмана.

«Ты — ложь», — пронеслось в голове, но мужчина был не в силах оторвать взгляд. Теперь он ясно видел, что серебристое облачко, тянувшее к нему уже две руки, его погубит, затянет в водоворот, за которым только смерть. Ну, пусть смерть. Только бы продержаться еще минуту, ведь облачко растекается в водной глади, превращаясь в прекрасное гибкое женское тело, отливающее необыкновенным свечением. Он давно не видел таких плавных изгибов. Серебряные волосы до пят окутывают их вместо платья, изящные тонкие пальцы скользят и грациозно движутся подобно танцу без музыки. И сейчас...сейчас она повернется к нему лицом и откроет свою тайну, а потом — смерть. Но прежде тайна.

Внезапно невесомые руки цепко схватили его за плечи и, встряхнув, вытолкнули обратно. В резком движении Северус не успел разглядеть черт лица, но ему на миг показалось, что в бесцветных глазах незнакомки отразилась твердость и сила, а губы плотно сомкнулись, не издав ни звука.

Он вынырнул и разомкнул усталые, давящие тяжестью, веки. Но на картинке все краски слились воедино, как на холсте недовольного художника, смазавшего творение грязной тряпкой. Мужчина попытался сосредоточиться и ощутил, как ноет его тело, отдавая болью и жаром в каждой клеточке. Адская, невыносимая боль — последствие затяжного Круциатуса.

Во рту запекло, язык прилип к нёбу. Очень хотелось пить. Хотя бы глоток воды, пусть и из чертового озера. Но где оно? Где женские серебряные руки, околдовавшие его своей грацией и светом? Он уже умер? Как странно выглядит мир после смерти: он качается, горит тусклым пламенем; он сжался до размеров комнатки, отгороженной, как ширмой, белой простыней. Приступ, как растворившаяся волна, накатил снова, и мужчина закричал. Но с пересохших губ сорвался лишь слабый хриплый стон, и последнее, что увидел Северус, прежде чем провалился в темноту, — пытливый взгляд, полный беспокойства.

* * *

Он очнулся Мерлин знает когда и обнаружил, что лежит на низкой тахте, подушка и простыня под ним — совершенно мокрые, а комната начинает приобретать очертания старого ветхого дома без особого убранства. В изголовье в воздухе колыхался подсвечник.

Северус еще не решил: жив он или мертв. Но, если мертв, почему так больно? Почему тело горит огнем? Он попытался выпростать из-под одеяла руку и после долгой борьбы с волнением увидел, что она перевязана бинтами, на которых проступили кровяные полосы.

За белой ширмой что-то громко стукнуло. Тяжелые шаги затопили неизвестную половину дома.

— Очнулся этот? — пробасил густой голос.

— Еще нет, — тихо отозвался другой, женский.

— Чертов слизень! Валяется четвертый день. Давай-ка лучше унесем его в школу — пусть там с ним сюсюкаются. Меня тошнит, домой идти не хочу.

— Нельзя, Хагрид, — возразила женщина. — Он очень слаб. В школе все считают его пропавшим. Я еще не разобралась, какими заклинаниями его пытали.

Вот дьявол! Он в хижине Хагрида! Повезло, ничего не скажешь. А этот голос... Кажется, принадлежит той незнакомке, что сломала ногу в Запретном лесу. Связная, или как ее там. Та самая, ради которой по совету портретов Северус разыграл спектакль. Да, пожалуй, он скорее жив, чем мертв, и даже кое-что помнит.

— Жаль, его не огрели Авадой, — обозлился лесничий и шумно высморкался. — Сам-то, небось, уже забыл, как кусал руку, которая его столько лет кормила.

— Тише, Хагрид, — шикнула женщина, по-видимому, передвигаясь по комнате и негромко позвякивая жестянками. — Это был сговор.

— О, Мерлин! Горе мне! — простонал лесничий. Больную рану снова расковыряли, и она закровоточила, заставляя волшебника хлопнуть дверью и выйти вон в сердцах.

Тихие шаги раздались в комнате, и простыня, отделявшая больного от жильцов, откинулась. Северус машинально прикрыл глаза. Он слышал, как незнакомка вздохнула, поставила что-то на крошечный табурет и принялась разматывать бинты на руках.

— Я знаю, что вы очнулись, — негромко сказала она.

Северус, пойманный на лжи, как ребенок, распахнул глаза и увидел перед собой сидящую на тахте женщину в цветастом платье, уже знакомом ему. Она совсем не походила на серебристое видение: волосы ее, каштановые, были уложены в небрежный пучок, тонкие пальцы, чуть дрожа, осторожно перехватывали бинты, а лицо полностью сосредоточилось на руках мужчины, хотя и покрылось румянцем.

— Кто вы? — выдохнул он.

Она подняла на него свои большие глаза, прятавшиеся под челкой, и Северус едва не лишился чувств. Ядовито-зеленые радужки, густые черные ресницы, маленький нос, тонкие губы, вокруг которых расходились морщинки. Женщина была немолода и похожа на...

На нее...

На Лили...

— Нет, — вырвалось у Северуса, — это не ты. Не ты... Не ты! — внутри похолодело, вздрогнуло и будто отправило волшебника в невесомость. Теперь он не чувствовал под собой ничего и только шевелил губами, беззвучно повторяя имя. Глаза его расширились, так что в комнатке стало слишком ярко и резко. Возле него сидела прекрасная Лили, слишком прекрасная, чтобы быть правдой.

Женщина вздрогнула, губа нервно дернулась, и она тут же отступилась от работы. Мгновение незнакомка блуждала взглядом по комнате, а потом все-таки повернулась к убитому догадкой Северусу и натужно протянула:

— Нет. Я не Лили. Я ее кузина. Асфодель.

— Какая... еще... кузина, — судорожно вздыхал Северус, медленно выговаривая слова. — У вас не было родственников... — он подался вперед и протянул к ней руку. Но будто меч вонзился ему в позвоночник, мужчина захрипел и упал в темноту.

Он не знал, сколько пролежал, прежде чем очнулся. Открыв глаза, первым делом уставился на помощницу, которая лечила его руки. Тоненькие пальцы скользили по глубоким ранам и были настолько осязаемы, что мужчина вздрогнул. Она не видение, она — реальность. Теплая, живая, настоящая.

Оба молчали, но в этой тишине каждый скрывал разные чувства. Северус жадно блуждал глазами по лицу, ожившему спустя много лет. Теперь он находил черточки, одну за одной, которых не помнил у той, настоящей Эванс, и с каждым разом, словно ухватываясь за тоненькую нить, терял ее из виду. Новая «Лили» говорила как американка, округляя и смягчая слова. Этот голос он слышал в лесу и хотел верить, что это все же ее голос, хриплый, низкий — но теперь он не журчал, как ручеек, а больно скрежетал по металлу.

— Лили, ты спасла меня, — дрожащим голосом сумел выговорить он. — Спасибо.

Она еще раз взглянула, и странная смесь неразличимых чувств показалась на красивом, еще молодом лице. Она будто искала нужные слова и не находила, а потому, уставившись на окровавленные бинты, бегло и отрывисто начала:

— Меня зовут Асфодель Эванс. У дяди Фрэнка, отца Лили, был брат Томас. Он познакомился с моей матерью Клэр и переехал в Америку. Так родилась я. Наши отцы очень похожи, и мы с кузиной унаследовали их черты. Пожалуйста, не называйте меня ее именем, — последняя просьба прозвучала почти жалобно.

Картинка в глазах Снейпа тут же разлетелась на мелкие кусочки вместе с радостью и надеждой. Он только нашел ее и тут же потерял. Да, это слишком красиво и невероятно, чтобы Лили внезапно ожила. Слишком сказочно и горько, чтобы быть правдой. Северус вспомнил мистера Эванса — невысокого, поджарого, добродушного человека, который охотно пускал его в дом. Но ни о каком брате он никогда не слышал, а потому не мог отыскать его в памяти. На ум всплывала только верещащая маленькая Петунья, дразнившаяся из-за кустов.

— Я знал Фрэнка. Никакого брата у него не было, — разочарованно прошептал Снейп, не отрываясь от ее лица.

— Ну, мне-то лучше знать, — усмехнулась Асфодель. Терпение и выдержка уже овладели ею. — Вернитесь в Коукворт и спросите местных стариков — они вам расскажут, как мы приезжали в гости всей семьей.

Северус замялся. Проверить, и правда, недолго. Человек, уверенный в правоте, не будет юлить.

— Эвансы — маглы, — ухватился мужчина за новую нить. — Лили, — он запнулся на имени, все еще вглядываясь в женщину, — была единственной волшебницей.

— Мистер Снейп, — улыбнулась Асфодель, выкинув грязные бинты на пол, — я начинаю сомневаться в вашем уме, — окровавленные, исполосованные руки, обезображенные заклятием, повисли перед мужчиной. Он не сразу поверил, что это — его руки. — Волшебные гены сами по себе не появляются. У нас в роду есть маги, поэтому в своей семье волшебницей стала кузина, а у моих родителей — я.

— Где вы учились? — тоном следователя спросил Снейп.

— В Ильверморни, конечно. Факультет Пакваджи. И обязательно пошлите им запрос, — перебила она возникшую в голове мысль мужчины.

— Где вы нашли меня? Почему лечите? Вы из Ордена? — сыпал вопросами волшебник.

Асфодель осторожно прикоснулась к ранам и капнула густую слизь на кожу. Северус взвился, но боль выдержал, признав по запаху Противоожоговое.

— А сами-то как думаете? — бросила она лукавый взгляд. Так же стреляла глазами Лили, когда ее переполняло чувство превосходства от обладания тайной. Он хорошо это помнил, и оттого тяжелее было подмечать все новые и новые сходства. Волшебник уставился на свои руки, собирая мысли и остатки сил.

— Вряд ли вы вхожи туда же, куда и я, — парировал Северус, пытаясь выхватить чистые бинты, но женщина резко отстранила его, дав понять, что сделает все сама.

— Тут вы правы, — согласилась она. — Хагрид нашел вас у границ школы. Видимо, кто-то из ваших чокнутых дружочков сжалился и перенес сюда, а дальше уж как вышло. Честно скажу: Хагрид вас чуть не прикончил.

— Не стоило ему мешать, — хмыкнул он.

— Услуга за услугу. Вы спасли детей, а мы — вас. Правда, пришлось рассказать ему кое-что из ваших шпионских секретов.

— А вот это зря, — холодно отозвался Снейп, ворочаясь в кровати. Теперь, когда он понял, что перед ними действительно другой человек, у него пропал всякий интерес разговаривать. Он будто провалился в холодную воду и вынырнул замерзший и озлобленный. Зеленые глаза скрылись за пушистыми ресницами и показались снова, уже потухшие и бесстрастные.

Женщина потуже завязала узелки на бинтах, смочила губку и неуверенным движением прикоснулась к горящему лбу мужчины. Он почувствовал долгожданную прохладу и едва касавшиеся кожи гладкие пальцы. Этот жест смутил обоих, и они старались не смотреть друг на друга. Чтобы как-то скрасить неловкость, женщина достала пузырек, предлагая мужчине питье.

— Сможете приподняться?

Он старался вытянуть себя из мокрого одеяла, но попытка вышла не слишком удачной, и Асфодель мягко схватила его за голову, приподнимая и поднося бутыль к запекшимся губам. Северус безошибочно признал зелье из своих запасов. Он решил, что обязательно даст хорошую взбучку ворам, но не сейчас — нужно сперва встать на ноги.

— Я немного покопалась в вашей кладовой, уж простите, — хохотнула женщина, — но иначе вас не поднять. В Мунго добираться опасно — Воющие чары повсюду.

— Учтите, я никому не позволяю рыться в моих вещах, — грубо ответил Снейп, проглатывая зелье.

— Будем считать это благодарностью за спасенную жизнь. А теперь поспите, — Асфодель одним заклинанием осушила постель, отправила снадобья в комнату и встала. Уже отдернув простынь, она загадочно улыбнулась болезненной для Снейпа улыбкой. — И постарайтесь в этот раз вести себя тихо — прошлой ночью вы выболтали половину своей биографии, — и шторка окончательно скрыла ее.

Он хотел тщательно все обдумать, восстановить цепь событий прошлых дней, очнуться или, наоборот, забыться, но этот разговор отнял у него так много сил, что Северус на полуслове задремал беспокойным сном, в котором разрывался между двумя тенями, скользившими по холодному озеру. Он никак не мог выбрать: сердце молчало и не откликалось на его тщетные и бесполезные мольбы. Весь вечер и ночь волшебник беспокойно метался по подушке, но сквозь сон чувствовал, будто чьи-то мягкие руки невесомо ложатся на его лоб, а тихий шепот убаюкивает, как в детстве.