Решайся! (гет)

Мне снился сон.

Я вновь стою перед воротами лагеря. Напротив меня — Юля, улыбается, щурит глаза, вновь переливающиеся цветами. Она потянулась, привстав на носки:

— Привет, Семён! Как дела?

— Привет… Ты же и сама всё знаешь, зачем спрашиваешь?

— Я не любительница в мыслях чьих-то постоянно лазать, — она хихикнула, — Больше люблю со стороны посматривать, что ты делаешь…

— Вы с Женей не сёстры? Тоже любительница со стороны смотреть…

Юля рассмеялась, вприпрыжку обошла меня, усаживаясь на давешние качели:

— Нет, не сестры… Так как дела?

Не дожидаясь приглашения, я сел рядом, развалившись:

— Почти хорошо…

— Почти?, — она взмахнула хвостом и, поймав его руками, принялась поглаживать.

— Через 2 дня всё закончится…

— Мррр… Всё когда-нибудь заканчивается…

Это слишком быстро…

— Опять ты за своё, — она дёрнула ушами и отпустила хвост, — Семён, всё рано или поздно закончится…

Взгляд Юли словно остекленел, голос похолодел, она перешла на шипящий полушёпот, от которого мороз продрал по коже:

— Всё закончится… Не всегда так, как ты ожидал, не всегда в тот момент, на который ты надеялся… Ты можешь сделать что-то, только пока твоё время не истекло, после этого, тебе останется лишь сожаление…

Я поёжился, поведя плечами:

— Не нагоняй жути…

Она тряхнула головой, улыбнулась, продолжая своим обычным голосом:

— Серьезно, Семён, будь у тебя хоть тысяча лет, ты же будешь до последнего сомневаться…

— Да, потому что я всё еще не верю в реальность происходящего…

— Ммм? Что есть реальность, в твоём понимании?

— Реальность?, — я задумался, Юля же прильнула ко мне, искоса глядя в глаза, снизу вверх.

Я непроизвольно почесал ей за ушком рукой, лежавшей на спинке скамейки, она мурлыкнула и потерлась щекой о моё плечо.

— Реальность… Сложно так сразу сказать… То что я вижу, слышу, чувствую, о чём знаю…

— И что, именно здесь, тебя смущает?

— Разница с моим миром…

— То, что окружающая тебя реальность отличается от твоих воспоминаний, не значит, что мир не реальный.

— Это всё — как сон, где нет никаких правил…

— Правил? Ты думаешь, реальность — это только то, что следует твоим правилам?

— Хотя бы имеет смысл… Я знаю, по каким правилам существует мой мир. Здесь всё... слишком странное… Взять ну хотя бы… Тебя! Кошкодевочка?! Этого не может быть в реальности… Это какая-то иллюзия, галлюцинация, бред. Как я могу быть уверен, что это реально?

Юля хихикнула, потеревшись щекой о плечо и и провела кончиком хвоста по моей щеке:

— Иллюзия? А что, по-твоему, не иллюзия? Даже если это была бы иллюзия, ты ведь всё равно её проживаешь. Я ведь реальная? Ты меня видишь, слышишь, помнишь, можешь даже потрогать… Разве это не доказательство того, что ты живёшь в этом мире, прямо здесь и сейчас?

Я положил всю ладонь ей на макушку, неосознанно поглаживая, захватывая пальцами уши. Она замурчала, хихикнула, прильнула еще сильнее, я вздохнул:

— Я не знаю... Может быть, всё это — просто сбой моего сознания. Может быть, всё это — настоящее…

— Юля взяла мою свободную руку в свои ладони, поглаживая пальцы:

— Ты здесь. Этот мир реален, потому что ты в нём. Да, он другой, но это не делает его менее настоящим. Реальность — это не то, что тебе знакомо, а то, что ты проживаешь сейчас…

— Я же ничего не знаю про этот мир…

— Ты ничего не знал и о своём мире, когда только родился. Ты учился, познавал его, день за днём. Реальность — это не знание всех ответов. Это процесс. Она строится каждый день, из того, что мы переживаем, из того, что мы чувствуем. И ты, — она прижала мою ладонь к своей щеке, — Часть этой реальности, даже если она тебе кажется чужой. Сомневаться — это нормально. Все сомневаются, особенно в том, чего не понимают. Но иногда реальность нужно просто почувствовать, а не объяснить. И тогда…, — она убрала мою ладонь от своей щеки и подняла голову, встречаясь со мной взглядом, — Этот мир станет реальным для тебя, как стал для меня…

Мы молчали, я смотрел на ворота лагеря, продолжая поглаживать Юлю по голове, вздохнул:

— И всё-таки, всего два дня и ноль понимания, что делать…

— Дети, поменяйте один из множителей, чтобы произведение не равнялось нулю…, — Юля хихикнула.

Я только фыркнул, садясь ровно и скрещивая руки на груди. Она расхохоталась, щекоча мне нос кончиком хвоста. Я попытался поймать его, убрать от лица, но Юля хватала меня за руки, мешая, хохоча. Я зажмурился, чувствуя подступающий чих:

— Аааапчхи!!!

От чиха, дёрнулся вперед, просыпаясь, садясь на кровати. В этот же момент, заиграл будильник. Я хлопнул по кнопке и поднялся, одеваясь и направляясь к умывальникам.

Сегодня было явно теплее, чем в предыдущие дни — никакого тумана, никакой росы на траве, только утренний свежий воздух. На перекрёстке, я встретился с рыжими:

— Доброе…

— Привет, Сёмка!, — Ульяна, не смотря на столь раннее время, была бодра. Алиса же, только сонно кивнула.

Умывшись и предотвратив очередную попытку Ульяны налить мне воды за шиворот, я закинул вещи в домик и направился на спортплощадку. Из домика рыжих, с треском распахнув дверь, вылетела Ульяна и крикнув: “Сёмка, догоняй!”, умчалась в сторону площади.

Алиса, зевая, закрыла дверь и спустилась с крыльца, пойдя рядом:

— Вас вчера вечером вожатая искала по всему лагерю. Спрашивала не знаю ли я, где вы с Мику?

— Да, я её встретил перед отбоем, она говорила…

— Не нашла значит… А где вы были?

Я посмотрел на Двачевскую — она глядела в сторону с подчеркнуто незаинтересованным видом.

— Я не могу сказать…

Алиса на мгновение сбилась с шага, но тут же вновь выпрямилась, повернулась ко мне, и, натянуто улыбаясь, чересчур бодро сказала:

— Ну и ладно… Бывай!

Она ускорилась, уходя вперёд, мне оставалось только проводить её взглядом…

На спортплощадке, я покрутил головой, ища Мику. Не увидев, занял место в задних рядах, уставился в одну точку, задумываясь: Два дня… Всё закончится через два дня…

— Ты опять?!

Я сфокусировал взгляд на говорившей — Мику, скрестив на груди руки, постукивая носком кроссовка по земле, прищурилась, глядя мне в глаза.

Я улыбнулся:

— Доброе утро! Я просто задумался…

Она, с подозрением во взгляде, смотрела на меня ещё несколько секунд, потом улыбнулась:

— Верю, — и развернулась лицом в сторону площади. Физрук дал свисток, призывая внимание, и Славяна, поприветствовав всех, начала первое упражнение...

Закончив с зарядкой и переодевшись, я вышел на площадь, занимая место в шеренге.

Пришла Славя, встала рядом, наклонилась ко мне, говоря вполголоса:

— Вас с Мику вчера вожатая искала по всему лагерю, даже меня на поиски отправила…

— Тебя?

— Да, Ольга Дмитриевна была очень недовольна, что не знает, где вы и чем занимаетесь… А где вы были?

— Я повернулся к Славе:

— Это тебе интересно или Ольге Дмитриевне?

Славя потупилась, порозовела:

— Она… просила узнать…

— И ты согласилась?

Славя поникла:

— Я… не могу… Я же… помощница вожатой…

— В домике у неё, под кроватью прятались, так и передай…, — я отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Началась линейка. После переклички, пока Ольга произносила вдохновенные речи, я, как обычно не слушая её, размышлял о своём: Что ещё я в себе не изменил? И что изменил? Как понять, справился я или нет?

Вокруг послышалось перешёптывание пионеров, я прислушался к тому, что говорила вожатая:

— …ставший доброй традицией. Поэтому, сегодня вечером, после ужина, все отряды собираются на площади и мы организованно отправляемся на костровую поляну…

Ольга, проговорив ещё несколько минут, вскинула руку в пионерском приветствии:

— Будь готов!

— Всегда готов!, — хором ответил строй.

— Вольно! Разойтись…

Развернувшись в сторону столовой, я глазами нашёл Мику, поравнялся с ней:

— Сегодня костёр?

— Да, это традиция на закрытие смены.

— Смена же только в воскресение закончится? А сегодня пятница…

— Завтра будет концерт, вечером дискотека, в воскресенье — торжественная линейка и отъезд…

— Торжественная линейка?

— Не знаю, мне Славя так сказала, вроде будут вручать грамоты отличившимся, директор лагеря выступит с речью…

— Кстати о Славе… В общем, нас вчера искала вожатая по всему лагерю, Славю отправляла на поиски, а сегодня подослала узнать, где мы были…

— Да, мне Лена вчера вечером тоже сказала, что вожатая нас искала и тоже выпытывала, где мы были…

— А ты?

Мику улыбнулась, наклонив голову:

— Сказала, что мы были на моём месте…

Мы поднялись на крыльцо столовой, я придержал дверь, пропуская Мику вперёд. Получив свои порции, и оглядевшись — место за колонной было свободно, направились к нему.

— Итадакимас!

— Спасибо Сеня, и тебе, — Мику размешивала начавший таять кусочек сливочного масла, положенный на геркулесовую кашу, — Так, после обеда будет репетиция концерта, не думай даже куда-нибудь сбежать, а до обеда…

Я резко вскинул руку приложив указательный палец к губам и, наклонившись назад, выглянул из-за колонны. Прижавшись к ней спиной, там стояла вожатая, явно подслушивая, делая вид, что осматривает столовую. Она повернула голову, встретившись со мной взглядом:

— Приятного аппетита Семён!, — на её лице не дрогнул ни один мускул.

— Спасибо, Ольга Дмитриевна, а вы что не кушаете, остынет же всё?, — я, как можно шире, улыбнулся.

— Я успею…, — она вышла из-за колонны, — Хатсуне, после обеда репетиция, ты помнишь?

— Да, Ольга Дмитриевна, как раз Семёну об этом говорила…

— Что вы собираетесь до обеда делать?

Я улыбнулся вожатой:

— Клубная деятельность, я же записан в музыкальный клуб…

Она прищурилась:

— Я проверю…

— Ольга Дмитриевна, — сбоку подошла Славяна, — Вас в администрацию вызывают, к 9:00, на собрание…

Ольга повернулась к Славе:

— Хорошо, спасибо, — отходя, взяла её под локоток и наклонившись, что-то говорила на ухо. Я наклонился к Мику:

— Давай все обсудим на улице, здесь слишком много лишних ушей…

Закончив с завтраком, вышли на крыльцо, спустились и неспешно направились в сторону площади. Нас обогнала вожатая, оглянулась, но ничего не сказала. Мику пересекла площадь в сторону ворот, свернув на тропинку к клубу.

— Мику, а ты куда идёшь?

— Как куда? В музклуб, конечно.

— Подожди, мы же собирались на лодке покататься?

— Конечно-конечно, Сенечка, я не собираюсь отменять наше свидание, нам только нужно зайти в клуб и в домик…

— Свидание?!

Мику повернулась ко мне, невинно захлопала глазами, расплываясь в улыбке:

— А как еще ты можешь назвать время, которое молодой человек с девушкой проводят наедине?

Я покраснел:

— Да я… Как-то… Не думал…

Мику поднялась на веранду клуба, повернула ключ в замке и обернувшись, подмигнув, сказала, выделяя каждое слово:

— А вот и зря…

Войдя, она скрылась в кладовке, чем-то там грохоча, я же присел на откидное кресло. Спустя пару минут, Мику вышла, присела за рояль, положив подбородок на сцепленные руки, опершись локтями на крышку, уставилась на часы, висящие на стене. Я тоже взглянул на часы, поёрзал и спросил:

— Мику, мы чего-то ждём?

— Кого-то…, — она наклонила голову, посмотрев на меня.

— Кого?

Дверь открылась. В комнату вошла Славя. Мику улыбнулась и многозначительно дернув бровями, словно говоря “вот видишь”, повернулась к вошедшей:

— Да, Славечка?

Мику, Ольга Дмитриевна попросила ещё раз напомнить, что после обеда репетиция, чтобы ты приготовила всё необходимое…

— Спасибо, я помню, — Мику повернулась на табуретке и встала, — Что-то ещё?

— Нет, я пойду…

За Славей закрылась дверь, Мику выглянула в окно, провожая её взглядом, прошептала:

— Konkai wa arimasen…, — и повернувшись ко мне, нормальным голосом добавила, — Мы можем идти!

— Это что сейчас было?, — мы вышли из клуба.

Она, взяв меня за руку, потащила куда-то в сторону от дорожки, огибая клуб:

— Что-что…, — Мику нырнула в просвет между кустов, на едва видневшуюся тропинку, — Ольгу Дмитриевну в администрацию вызвали, она Славяну отправила, проверить, где мы…

— С чего ты решила, что Славя сразу же придет проверять?

— А ты думаешь ей очень хочется за нами следить? Ты не думай, что ей очень хотелось и с утра у тебя выспрашивать, где мы были, и сейчас за нами следить. Она просто такая… Безотказная…

— В смысле безотказная?

— Ну она со взрослыми спорить не может, тем более с вожатой, это же её начальница.

— Понятно, не умеет говорить “нет”...

— Да… А так, она поручение выполнила, и уже или к себе на склад ушла, или купаться, постоянно там торчит, когда не занята..., — мы снова нырнули в кусты, выходя прямо к её домику.

— Тут короткий путь есть?, — я оглядывался, — А я вчера, пока тебя искал, вокруг через площадь ходил.

— Есть, — Мику осторожно шагнула на крыльцо и, задержав дыхание, потянула за ручку двери. Выдохнула, — Отлично, Лены нет...

Достав связку ключей, отперла дверь и зашла внутрь. Я попереминался с ноги на ногу и осторожно постучал:

— Мне заходить?

— Нет! Я же переодеваюсь!

— Извини, — я отступил на шаг.

— Ты только на дорожке не маячь, пока тебя кто-нибудь не увидел.

Я отошел за угол домика. Переодевается? Она же в форме была… Хлопнула дверь, я высунулся из-за домика.

— Ты готов?

— Да…, — я оглядел Мику, — А ты во что переодевалась? Вроде же в форме и была?

— Сеня…, — она укоризненно посмотрела на меня, — Ты вот сразу в плавках пришёл, потому что один живёшь, а я не смогла с утра купальник надеть — Лена была в домике, она бы поняла, куда мы собираемся…

— В плавках? Купальник?

— Сеня!, — она топнула ножкой, — Мы же поплывём на остров, там можно искупаться… Или ты не будешь плавать?

— Буду-буду… Надо и ко мне заскочить…, — я повернулся в сторону площади, сделал шаг по дорожке.

— Куда?!, — Мику схватила меня за руку, разворачивая, — Тут быстрее будет и через площадь идти не надо, или ты забыл, что мы тайком сбегаем?

— Веди!

Добравшись без приключений, до моего домика, я, переодевшись, вышел к Мику, ожидавшей снаружи. Она осмотрелась вокруг:

— Как нам теперь лучше идти?

Я прикинул в голове карту лагеря:

— Давай по дорожке в сторону площади, найдём какой-нибудь проход в кустах, и дальше по берегу…

Еле заметный проход обнаружился напротив домика рыжих, мы свернули в него. За кустами была небольшая полянка, с бревном в роли скамейки, судя по вытоптанной траве, пользующаяся популярностью. Мы вышли к реке, впереди уже был виден дебаркадер. Быстро пройдя, следом за Мику, по скрипучим мосткам, я притормозил, пропуская её внутрь, и бросил взгляд на пляж. Купался какой-то из младших отрядов, физрук разговаривал с Виолой, развалившись на песочке, в отдалении, у дерева сидела с книжкой Женя. Она подняла голову, взглянув, как мне показалась, прямо на меня, я быстро заскочил внутрь.

Довольно просторное помещение, большую часть которого занимали ряды деревянных лавок, расположенных по правую руку, напоминающих что-то вроде зала ожидания на вокзале. У противоположной стены, горкой сложены несколько вёсел, рядом с ними, стопкой, несколько красно-белых спасательных кругов. По левую руку, отгороженный от остального помещения деревянной реечной загородкой, стоял стол, покрытый клетчатой, кое-где порванной клеенкой. На столе — исходящая паром эмалированная железная кружка с торчащей из неё ложкой, рядом насыпана гора семечек. На краю — большая связка ключей. Ближе к стене — радиоприемник, из которого, сквозь свист и помехи, слышалась мелодия.

За столом, на табурете, сидел дедок, лет 70, с аккуратной бородкой, одетый в тельняшку с закатанными рукавами, свободные черные штаны и поношенную черную фуражку, держа в руке кулёк, свернутый из газеты.

— …хотела взять, но вёсла слишком тяжёлые. А вот Сеня, — Мику обернувшись на секунду, показала на меня, — Он в понедельник приехал, я думаю он справится с вёслами… Так что можно нам лодку?

— Здравствуйте, — поздоровался я.

Дедок посмотрел на меня, пожевал губами и, подняв кулек ближе ко рту, сплюнул в него шелуху от семечек:

— Тьфу! Здорово, пионер!, — он повернулся к Мику, — А чего ж не дать-то, лодки-то, эт самое, для того и нужны, чтоб на них кататься-то…

Положил кулек на стол, поднялся, отряхивая ладони о штаны, и протянул руку мне:

— Вениамин Селестыч…

— Семён.

Подхватив со стола связку ключей, запихнул её в карман и оглянулся:

— Так, эт самое, пионер! Вона там, — он ткнул пальцем в сторону горки вёсел, — два весла-то возьми, только, эт самое, смотри чтобы они одинаковые были. А то грести-то, эт самое, неудобно будет…

Сам он взял из стопки верхний спасательный круг, на котором, едва виднелись полустёртые буквы “MARIA”, повесил его на плечо и пошёл к выходу. Мы с Мику переглянулись, я пожал плечами, вытащил 2 первых попавшихся весла, поставил рядом, примеряя, вроде одинаковые… Взяв весла под мышку, кивком поблагодарил Мику, придерживающую дверь, и вышел наружу.

Лодочник у одной из лодок, открыв замок, вытягивал цепь, которой была пристёгнута лодка:

— Так! Круг я вам, эт самое, дал, вёсла-то вы взяли, так…, — он почесал в затылке, — Так вроде-то и всё… А! Я в шесть, эт самое, ухожу, так что если вы позже, то вёсла и круг-то в лодке оставьте! А лодку, пионер, ты, эт самое, цепочкой-то прикрепи, да веслом хвост цепочки прижми, она никуда и не денется!

— Спасибо, — я перелез в лодку, принял от лодочника вёсла, вставил их в уключины и подал руку Мику.

— Спасибо, — она перешла в корму лодки, села на банку, кивнула лодочнику, — Мы до обеда лодку вернём…

Лодочник только помахал рукой, разворачиваясь, и поковылял к зданию дебаркадера.

Я оттолкнулся от пирса, садясь на центральную банку и раскладывая вёсла:

— К какому острову плывём?

— К правому…

Налегая на весла, периодически оборачиваясь, чтобы свериться с направлением, я посмотрел на Мику. Она полулежала на задней банке, вытянув ноги в сторону, свесив ладошку за борт, прищуривая то один глаз, то другой, от солнечных зайчиков, отблескивающих от поверхности. Повернула голову, посмотрев на меня, улыбнулась:

— Водичка тёплая уже, не зря переодевались…

— Ага…, — я обернулся, подгребая вёслами, огибая остров, — Наверное…

— Ты куда плывёшь?, — Мику выпрямилась на банке, приложив ладошку к глазам, — Остров прямо.

— Ты хочешь, чтобы нас с берега было видно? Я хочу лодку за остров спрятать…

Мику покивала и снова развалилась на банке, глядя на воду:

— Как скажешь…, — протянула она, водя пальцем по воде, будто рисуя что-то, — Ты заметил, здесь так спокойно, размеренно, время словно идёт по другому, не как в городе? Как будто здесь свой мир, отличающийся от обычного, за пределами лагеря…

— Да уж, и правда, будто другой мир…, — пробормотал я, стараясь сохранять ритм гребли...

Мы обогнули остров, поросший кустарником и соснами, нашему взгляду открылся песчаный пляж. Я подгрёб, разворачивая лодку, и налёг на вёсла, дожидаясь характерного тычка в берег. Сложил вёсла, разулся, встал, шагая через борт. Схватил лодку за нос, вытаскивая подальше на берег, протянул руку Мику:

— Прошу на берег, весь остров в нашем распоряжении…

Она приняла руку и спрыгнула с лодки на песок, встав передо мной, прикрыв глаза и улыбнувшись:

— С чего начнём?

Я огляделся:

— Подожди минутку!

— Сеня?...

Я направился к замеченной мной большой поляне, настоящему цветочному царству. Помимо привычных ромашек, росли цветы, названия которых мне были неизвестны: Рыжие цветы, словно язычки пламени на траве, колебались от лёгкого ветерка. Рядом с ними — высокие, стройные, жёлтые цветы, похожие на крошечные светильники. Ближе к краям поляны — алые брызги красных цветов, словно капли крови. В центре — фиолетовые, округлые, словно покрытые лёгким бархатистым налётом. В полутени от сосен — продолговатые каскады синих соцветий. Я остановился, раздумывая, какие цветы сорвать.

Хотелось набрать всех сразу, но, поразмыслив, остановил свой выбор на последних, подходя к ним, рассматривая повнимательнее. От насыщенно-синего до лилового, от глубокого индиго до светло-голубого цвета, местами разбавленного белыми прожилками или крапинками, они казались яркими мазками краски на тёмно-зелёном фоне травы и кустов. Нарвав достаточно большую охапку, пошёл обратно.

Слегка нервничая, но стараясь выглядеть уверенно, протянул Мику букет:

— Я тут подумал, у нас, вроде как, свидание, а я без цветов… Держи…

На щеках Мику проступил румянец:

— Романтик, значит?, — она улыбнулась, принимая букет, вдыхая аромат, — Сенечка, а ты знал, что это мои цветы?

— Твои?

— Ты знаешь, — она двинулась вглубь острова, — У нас есть соответствие дню рождения определенных цветов, камней…

— Как гороскоп?

— Да… И вот, моему дню рождения соответствует дельфиниум…

Я ткнул пальцем в букет:

— Это — дельфиниум?

— Да, — Мику хихикнула и прижала к себе букет, — А ты знаешь, когда у меня день рождения?

— Эээ… Нет…

— 31 августа… А когда, кстати, у тебя день рождения? Ты мне вообще про себя ничего не рассказываешь…

— 27 декабря…

— Получается... ты мой кохай?, — Мику улыбнулась.

— Да, Мику-сама, — я сложил руки по швам и чуть поклонился.

— Сеня, — расхохоталась она, — А расскажи что-нибудь про себя?

— Про меня? Что именно?

Мы вышли на очередную полянку. Алые точки спелых ягод земляники застилали её почти полностью. Я наклонился, срывая ягодку и почувствовал сладкий, чуть терпкий аромат спелой земляники, наполняющий воздух. Земляника, казалось, таяла в пальцах. Стоило только забросить её в рот, как сок растёкся по языку. Сладкий глубокий вкус, с тонкой горчинкой, терпкое покалывание на языке…

Разговор прервался на несколько минут. Наевшись, мы сели на краю поляны, лениво пощипывая по одной-две ягодки. Мику повернулась ко мне:

— Сень, расскажи, как ты дома живешь?

— Дома?, — я задумался и промямлил, — Да, живу… как все.

— Очень информативно… Я тебе столько всего про себя рассказала, а ты?

— Просто… не знаю, что рассказать. Спроси про что-нибудь конкретное…

— Хорошо, — она улыбнулась, — Например, чем ты увлекаешься?

— Да… ничем особенным. Так, дома сижу, никуда особо не хожу.

— Как это никуда не ходишь? А в школу?

— Нуу…, — я замялся.

— А с друзьями встретиться?

— У меня их нет…, — я отвел взгляд, стараясь не встречаться с ней глазами.

— В смысле? Почему нет?

Я поднял голову, глядя в небо, прикрыл глаза:

— Мику, пожалуйста… Сейчас я не могу рассказать всё…

— Сейчас? А когда сможешь?

— Когда буду готов... Если буду… Если смогу справиться с тем, что у меня внутри... Я правда стараюсь измениться... Но! Помощь мне не нужна, я должен справиться с этим сам…

— Как скажешь… Хотя иногда хочется, чтобы кто-то тебя подбодрил…

— Мику, давай сменим тему, у нас же… свидание?

Она кивнула, добавив слегка обиженным тоном:

— Хорошо… если не хочешь говорить сейчас, я не буду настаивать…

Я тяжело вздохнул, чувствуя нарастающее напряжение:

— Мику... Ты важна для меня… И я боюсь, что если скажу больше сейчас, то всё может пойти не так…

Она прищурилась и, наклонив голову, мягко спросила:

— Важна? Почему?

Я замер. Сердце забилось быстрее, стало вдруг трудно подобрать слова:

— Потому что с тобой я… другой. Ты делаешь меня лучше… Я знаю, что ещё не совсем справился с тем, что внутри, но рядом с тобой это становится не так сложно. Ты… ты для меня важна. Очень, — я посмотрел ей прямо в глаза, — С тех пор, как я встретил тебя, я чувствую себя... иначе.

Она замешкалась, прикусила губу, затем улыбнулась чуть смущённо:

— Я даже не знаю, что сказать…, — Мику слегка покраснела, её взгляд на мгновение метнулся вниз, к земле, она тихо добавила, — Ты мне тоже… важен…

Повисло неловкое молчание, мы отвернулись, глядя в разные стороны, отчаянно косясь друг на друга. Я первым нарушил тишину, вставая:

— Кхм… Это… Может купаться?...

— Да, давай!, — Мику приняла поданную мной руку, вставая с травы, поднимая букет.

Мы направились в сторону берега, на выходе с земляничной поляны, я заметил прямо под ногами кустик земляники, с несколькими ягодами, остановился, наклонился к земле, и сорвал одну из них. Идеальная ягодка — крупная, яркая, сочная, аппетитно блестящая на солнце, сладкая, даже на вид. Мику остановилась рядом, глядя на землянику в моих руках. Я повертел её в пальцах:

— Хочешь?

Мику кивнула и, посмотрев на букет в руках, приоткрыла рот. Я улыбнулся, в голове промелькнула шальная мысль. Сделал шаг, подходя к ней поближе, протянул ягодку и, в последний момент, убрав руку, засунул землянику себе в рот. Мику распахнула глаза, полные недоумения и обиды:

— Сеня?!

Я, ухмыльнувшись, взял ладонями её за щеки, притягивая к себе, впиваясь поцелуем в губы. Держа ягодку на языке, передал её Мику. Она судорожно вдохнула, взгляд сменился на изумление. Я нажал языком, раздавливая земляничину, чувствуя, как сладость, взрывается на языке, чувствуя, как Мику дёрнулась, видя, как расфокусируется её взгляд… Наш поцелуй длился долго, никто не спешил отрываться друг от друга. Наконец, мы немного отстранились, её щеки пылали, глаза сияли аквамариновыми искрами...

— Сенечка, ты…, — прошептала она, гулко сглотнув, — Бака!

Я улыбнулся, чувствуя, как тепло разливается по всему телу:

— Мне захотелось поделиться с тобой чем-то сладким…

— Ты!, — она, растянувшись в улыбке, шуточно замахиваясь на меня букетом.

Я захохотал и рванул к реке. Выбегая на берег, оглянулся — Мику бежала следом, размахивая букетом над головой. Я на ходу развязал галстук, расстегнул рубашку, притормозил, скидывая шорты с остальной одеждой в кучку, забежал в воду и нырнул, наслаждаясь тем самым ощущением невесомости. Вынырнул, развернулся к берегу, чуть подгрёб обратно, вставая на дно.

Как водичка?!, — Крикнула Мику с берега, аккуратно положив букет на землю, развязывая галстук.

Отлично, тёплая!

Мику кивнула, улыбнулась и, глядя на меня, начала расстёгивать рубашку, медленно, пуговку за пуговкой. Я замер, не в силах отвести взгляд. Она потянула рубашку с плеч, скинула туфельки и, выпрямившись, расстегнула юбку, шевельнула бёдрами, юбка соскользнула вниз. Я забыл, как дышать… Мику переступила через неё, присела подбирая и складывая к рубашке, села на песок, боком ко мне, подмигнула, вытянула ногу, чуть подняв и согнув её, начала скатывать чулок…

Я отвернулся, сжав зубы, глубоко втягивая носом воздух. Спокойно Семен… просто спокойно… Из-за спины послышался плеск воды и приближающееся хихиканье:

— Сенечка, а что ты там высматриваешь?, — я оглянулся, Мику подплывала ко мне.

— Просто… смотрю…, — сердце заколотилось быстрее, я оттолкнулся ото дна, отплывая от неё.

— Ты куда? Подожди!

— Вот уж фиг…

Я перешёл на кроль, стараясь оторваться, она же хохоча, преследовала меня, не отставая. Силы кончились, я подплыл к берегу и, нащупав ногами дно, встал, оказавшись в воде по грудь. Не успел перевести дыхание, как две ладошки опустились мне на плечи с лёгким шлепком. Мику, смеясь, подтянулась на моих плечах и обвила меня руками за шею, повиснув на мне, плотно прижимаясь всем телом, обвивая ещё и ногами. По спине прокатилась тёплая волна мурашек, я непроизвольно выгнулся, запрокидывая голову. Шею и ухо обожгло горячим дыханием, она зашептала, едва касаясь моей кожи губами, каждым касанием заставляя меня вздрагивать:

— Покатай меня, Сенечка…

Я повернул голову:

— Как пока…

Она бесцеремонно перебила меня поцелуем. Разжав ноги, отпуская мои бёдра, мягко скользнула вперёд, оказываясь прямо напротив. Не разрывая поцелуй, прижалась, легонько толкая меня в грудь. Я, не успев понять, что происходит, завалился на спину, уходя под воду… Всё стало словно замедленным, вязким, пропали все звуки, кроме глухих ударов сердца, неуклонно увеличивающего ритм. Она легко оттолкнулась от меня, разрывая поцелуй, я открыл глаза… Мику снова парила передо мной, с лёгкой улыбкой, её волосы, расплывались вокруг, окутанные лёгким сиянием солнечного света пробивающегося через толщу воды, глаза сверкнули аквамарином… Она сделала гребок, всплывая к поверхности, я последовал за ней...

Выйдя на берег, завалился на песок, ложась на живот, положив голову на руки, лицом к присевшей рядом Мику. Она набрала в кулак песка и сосредоточенно сыпала мне его на спину:

— Какие планы после лагеря?

— Ммм?, — я прикрыл глаза, — Пока не думал…

— А у меня каникулы будут, да и в Криптоне до осени перерыв…

— Мгм…, — меня разморило на солнце.

— Сеня, ты что, спишь?, — она толкнула меня в бок.

— Нене… Я это… я слушаю, — язык начал заплетаться.

— У меня будут каникулы, я могу или уехать в Японию, или остаться погостить у бабушки, здесь в СССР…

— Ага... Да... Бабушки…, — меня клонило в сон, звуки расплывались, голос Мику становился неразборчивым, убаюкивающим…

— Ты не хочешь со мной… погулять... после лагеря?

— Да-да… А она что?..., — пробормотал я. Бороться со сном становилось всё труднее, я непроизвольно зевнул.

По лбу прилетел щелбан:

— Ай!, — я открыл глаза, и потёрся лбом о сложенные руки, — Ты чего дерёшься?!

— Сеня! Я с тобой разговариваю, ты делаешь вид, что слушаешь, хмыкаешь, поддакиваешь, а сам спишь, как будто… мы женаты уже лет 20!

— Что?!, — я окончательно проснулся, поднимая голову, глядя на Мику.

Она рассмеялась:

— У меня папа с мамой так частенько разговаривает, она его спрашивает о чём-то, а он, вот точь-в-точь как ты себя ведёт…

— Что-то меня разморило… Так о чём ты?

— Я говорю, могу остаться в Союзе, до… середины августа наверное…

— Ага…, — я кивнул головой, — Бабушка-то где живёт? Ну останешься ты у бабушки, на другом конце страны, и что толку?

— В Александровке…

— Это вообще где?

— В * * *

ской области…

— О! Так это же вроде недалеко от меня…, — я повернулся на бок, — А эта Александровка, она далеко от города?

— Я не знаю, мы часа 3 наверное в прошлый раз ехали…

— Я бы с удовольствием с тобой погулял, экскурсию бы по городу провел…, — я вздохнул, добавляя про себя “Вот только получится ли?…”.

Сенечка…, — она хитро улыбнулась, — Я бы и так осталась, папа с мамой приедут меня встречать после смены, потом мы все вместе поедем к бабушке, её навестить, но раз ты так настаиваешь, я конечно не могу тебе отказать…, — она расхохоталась.

— Вот ты…, — я улыбнулся, протягивая руку и играючи ткнул её пальцем под рёбра.

— Хихихи, Сеня!, — она тут же изогнулась, отстраняясь, — Не щекочи меня, я боюсь щекотки…

— Ооо!, — азартно протянул я, садясь и протягивая обе руки…

Она дёрнулась было отскочить в сторону, но мои пальцы уже заскользили по её рёбрам, вызывая заливистый смех. Мику, взвизгивая от каждого нового прикосновения, пыталась отбиться, её руки метались, щекоча меня в ответ. Мы перекатывались по песку, разбрасывая его вокруг и заливаясь смехом, не желая уступать друг другу, пока внезапно не оказалось, что я лежу на спине, а Мику, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, довольная, с беспорядочно разметавшимися волосами, лежит на мне сверху, прижимая мои руки к песку…

— Сдаёшься?, — спросила она, наклонившись ближе, так что её лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

Голос звучал тихо, игривым шёпотом, её взгляд… в нём появилось что-то другое, манящее, неуловимое… Её пальцы всё ещё удерживали мои руки, но теперь это прикосновение стало мягче, нежнее. Взгляды встретились, задержавшись чуть дольше, чем следовало… Дыхание стало сбивчивым, только теперь не от смеха, а от её близости… Я поднял голову, целуя её, опускаясь обратно на песок:

— Сдаюсь…

Она отпустила мои руки, опустилась чуть ниже, устраиваясь поудобнее, положив голову мне на грудь, начала водить по ней пальчиком, рисуя какие-то замысловатые узоры, я закрыл глаза, вздрагивая от каждого прикосновения, погружаясь в приятные ощущения, теряя связь с реальностью…

— У тебя так сердце бьётся…, — прошептала она, спустя минуту, приподнимаясь и целуя то место, где только что была её голова.

Меня словно током ударило, подбрасывая с земли. Я сел, взяв Мику за плечи, перевернулся, опуская её на песок, оказываясь сверху. Опёрся на руки, нависая над ней, пытаясь сфокусировать взгляд — в глазах всё плыло. Мику, лежащая передо мной, опустила руки, раскинув их в стороны, прикрыла подрагивающие веки и разомкнула губы, выдохнув, едва подавшись навстречу. Я медленно наклонился, касаясь губами её губ, её щек, спустился ниже, целуя в шею. Она повернула голову, подаваясь вперед, открываясь ласкам. Задышала глубже... От шеи к плечу, оставляя дорожку поцелуев, возвращаясь обратно. Чувства и ощущения обострились. В голове было пусто, лишь где-то, на задворках сознания назойливо мельтешила какая-то несформировавшаяся мысль, не давая покоя…

Я перенёс вес на одну руку, протягивая вторую к её шее. Едва касаясь кончиками пальцев, провёл от шеи вниз, сбоку по рёбрам, к выступающей косточке на талии, огладил её, перемещая ладонь на живот, скользя ей вверх… Мику напряглась, вздрогнула сжала мою ногу стоящую коленом на земле, своими бёдрами и снова расслабилась... Я наклонился, вновь целуя её, находя её язык своим, она отвечала, сначала робко, неуверенно, осторожно, но с каждым мгновением, всё больше увлекалась, теряя остатки скованности... Мне на затылок легла рука, мягко взъерошивая волосы, легко прижимая...

Я оторвался от её губ, всё еще хранящих сладость земляники, опустился ниже, к шее, ключицам, спускаясь к ложбинке на груди, пробегая губами вдоль внутреннего края лифа купальника, проводя рукой под грудью... Мику издала едва слышимый стон, прижимая мою голову к себе ещё плотней, я замер, чувствуя ладонью, под упругой округлостью, бешеный ритм биения сердца…

Назойливая мысль сформировалась, заполняя голову: “Это не должно быть так… Остановись!”

С трудом преодолев ладонь, прижимающую меня, поставив вторую руку на песок, я отодвинулся, глядя на Мику, заполошно дыша, тяжело сглатывая комок в горле. Она приоткрыла глаза, затуманенные, жаждущие, потянула меня к себе, выдохнув со стоном:

— Се-не-чка…

Внутренне взвыв, я откатился в сторону, скрючившись от спазма внизу живота, падая на колени, зарывая пальцы в песок, оставляя глубокие рытвины… Более-менее отдышавшись, поковылял к реке, вошёл в воду. Ноги не держали, я сел на дно, трясущимися руками поплескал воды в лицо, пытаясь успокоиться: “Нет-нет-нет… Так нельзя…”.

— Мику, — позвал я не оборачиваясь.

— Д-да…, — послышалось из-за спины прерывающимся, дрожащим голосом.

— Извини…, я обернулся. Мику сидела на песке, боком ко мне, обняв колени, чуть вздрагивая, — Я… Ты важна для меня… Я не могу так… Для меня это больше, чем просто… физическое… Я… не могу сейчас более точно объяснить…

Повисла тишина. Спустя несколько секунд, она повернулась, лицо её горело, она прикусила губу, словно собираясь с мыслями:

— Не извиняйся… Для меня это… за гранью того, что я когда-либо чувствовала, или понимала…, — она опустила взгляд, переводя дыхание, продолжая полушёпотом, — Я не знаю, как это объяснить... Как будто ты касаешься не только моего тела, но и чего-то глубже... Моей души?... Ты… трогаешь что-то внутри меня, что-то, что я сама до конца не понимаю… Я не хочу, чтобы это было чем-то обычным, я хочу понять... что это значит для меня. Для нас…

Я кивнул, вздохнул несколько раз, успокаиваясь:

— Нам еще не пора?

Мику взглянула на часики на запястье, кивнула:

— Уже можно собираться…

Окунувшись, смыв с себя песок, мы подошли к лодке. Я собрал свою одежду и, посомневавшись, бросил её на носовую банку. Мику взяла свои вещи, расправляя юбку, собираясь её надевать.

— Я бы на твоём месте до дебаркадера в купальнике доехал…

— Почему?, — она замерла с юбкой в руках.

— Одежда промокнет, а сейчас, пока плывем, купальник подсохнет…

— Или ты хотел на меня поглазеть?..., — она хитро улыбнулась.

— Мику!

— Молчу-молчу…

Я окинул её взглядом, подмигнув:

— Думаю я еще успею…

Она покраснела, скомкала юбку, подобрала остальные вещи, закидывая их в лодку, оглянулась и подняв букет, подошла ко мне:

— Сеня, у меня к тебе есть вопросы…, — она приняла мою руку, залезая в лодку, садясь на заднюю банку.

Я, приподняв нос лодки, столкнул ту в воду, запрыгивая сам, садясь на среднюю банку, расправляя вёсла и загребая, разворачивая лодку носом от берега:

— Постараюсь на них ответить, если они не слишком сложные…

— Ты…, — Мику снова залилась краской, прячась за букетом, — Ты так… себя ведёшь… иногда… Мне, правда не с чем сравнивать, но… Сеня, у тебя уже была девушка?, — она осторожно выглянула из-за букета.

— Была… давно…

Мику опустила букет, пристально глядя мне в глаза:

— Давно?

Я вздохнул, налегая на вёсла:

— Мику, мы снова возвращаемся к тому же разговору… Я обещаю всё тебе объяснить, когда пойму, как…

Она поёрзала, словно собираясь с мыслями:

— А почему вы расстались?

Я на мгновение перестал грести, позволив лодке плыть по инерции, а сам задумался:

— Всё было сложно… Мы были слишком разными. Или, скорее, это я был… не готов…

— Что значит “Не готов”?

— Мне было трудно полностью открыться кому-то, даже если очень хотелось…

— …

Она молчала, глядя в сторону, думая о чём-то, я продолжил грести, периодически оглядываясь, подворачивая на дебаркадер. В молчании, мы доплыли, причалили. Лодка ткнулась в мостки, я сложил вёсла, протянул цепочку через рым, привязывая. Подал руку Мику, вытащил весла, круг:

— Лодочника позовёшь?

— Да…, — она закончила одеваться, рассеянно кивнула и пошла в здание дебаркадера.

Я тоже оделся, Мику с лодочником вернулись:

— Ну что, эт самое, молодёжь, как покатались-то?

— Спасибо, всё хорошо, — я оглянулся, увидев в лодке букет, спустился, взял его, протягивая Мику.

— На остров сплавали?, — лодочник пристегнул лодку, глядя на букет, — Надо было, эт самое, туесок-то какой взять с собой, земляники набрать…

— Да мы так поели…

— Ну, — он подхватил спасательный круг, — Бери вёсла и, эт самое, понесли…

Отдав вёсла и ещё раз поблагодарив, я вышел наружу, подходя к ожидающей меня Мику:

— Идём?

— Да…

Мы двинулись по дорожке. В молчании. Мику продолжала о чём-то сосредоточенно думать.

— Мику, о чём ты так задумалась?

— О чём?..., — мы вышли на площадь, она остановилась, повернулась, изучающе глядя на меня:

— А сейчас?... Сейчас ты готов?

Я вздохнул, задирая голову, прокручивая в мыслях все свои воспоминания, переживания, страхи, мечты… Я бы хотел, но…, я бы попробовал, но… но… но… Слишком много “но”, к сожалению… Опустив голову, увидел в её взгляде сомнение, словно выбор стоит не только передо мной:

— Я не хочу тебе врать, даже случайно… Я хочу быть абсолютно уверен в том, что говорю, вне зависимости от ответа… Могу я ответить чуть позже?

Мику улыбнулась, кивнула:

— Хорошо… Увидимся на обеде!, — и развернулась в сторону своего домика.

Проводив её взглядом, я повернулся и пошёл к себе, переодевшись и завалившись на кровать…

С улицы послышался сигнал горна. Я направился в столовую, подходя, увидел на крыльце вожатую. Она заметила меня и упёрла руки в бока:

— Персунов!

— Да, Ольга Дмитриевна…

— Не расскажешь, где вы были? Хатсуне! Ты тоже подойди!, — вожатая заметила Мику, которая пыталась прошмыгнуть мимо нас в столовую, прячась за Леной.

— Здравствуйте Ольга Дмитриевна-сан, — пролепетала она.

— Где вы были?!

Мику бросила на меня взгляд, словно прося о помощи, я посмотрел на вожатую, говоря спокойным, уверенным тоном:

— С утра мы были в музклубе, занимались, можете даже Славю спросить, она заходила. Потом решили прогуляться, дошли до дебаркадера, увидели лодки. Спросили у лодочника, он нам выдал лодку, сказал, что на острове земляника растёт. Так что мы туда и сплавали, земляники там море, вкусная-вкусная, да Мику?

Она только кивнула. Вожатая прищурилась:

— И это всё?

Я, усмехнувшись про себя, опустил голову, изображая дикое смущение, искоса глянув на Мику, подмигнул ей:

— Ну… ещё… я… Мику цветочков нарвал…

— Мику?

Она с непроницаемым лицом, стиснув зубы, переведя взгляд на вожатую, кивнула:

— Мгм…

— Ладно-о..., — протянула Ольга, — Но во-первых, вы могли поставить кого-нибудь в известность, ту же Славяну, чтобы я вас не искала, а во-вторых, могли бы и об остальных подумать!

— В смысле?

— Привезти земляники на весь отряд, например.

— Мы же сами не знали, что она там растёт…

— Знали-не знали..., — она вздохнула, — Идите обедать, потом поговорим…

Взяв по подносу, мы с Мику сели на облюбованное место, пожелав друг другу приятного аппетита, принялись за первое. Мику выглянула из-за колонны, осмотрев столовую, наклонилась ко мне, прыснула:

— Ты что там устроил?, — она растянулась в улыбке, передразнивая меня, потупила взор, бормоча, — Я Мику… цветочков нарвал…

— А что я должен был ей сказать?, — я тоже растянулся в улыбке, — Чтобы не поймали на лжи — говори правду, — я понизил голос и подмигнул, — Только не всю…

— Мику кивнула, возвращаясь к обеду. Закончив и поставив посуду, мы только развернулись к выходу, как путь нам преградила Ольга Дмитриевна:

— Пообедали?

— Да…

— Хатсуне, идёшь в клуб, берёшь всё, что тебе необходимо, и жду тебя на сцене. Персунов…

— Я иду помогать…

— Не угадал…, — она достала из-за спины белый эмалированный бидон, протягивая мне.

— Это что?

— Ты сейчас идёшь, зовёшь Алису и, вместе с ней, едешь на остров за земляникой…

— Что?, — я переводил взгляд с вожатой на Мику. — А репетиция? Я хотел…

— Тебе репетировать нечего, — отрезала Ольга, — Концерт посмотришь завтра, а сегодня, потрудишься на благо общества — наберёшь земляники до полдника и отдашь повару в столовой, они на ужин десерт сделают.

Я повертел в руке бидон:

— И сколько земляники собирать?

— Полный бидон.

— Полный?! Тут литра 3, не многовато на отряд будет?

— Семён, а что, в лагере только один отряд?

— Тогда маловато…, — с сомнением протянул я.

— Повар сказала — в самый раз. Вопросы?

— Нет, — я вздохнул, сделал шаг к двери и, оглянувшись, заголосил, — Послала меня злая мачеха в лес за подснежниками…

— Иди уже, сиротинушка, — расхохоталась вожатая, подталкивая меня к двери.

Я подошёл к домику с пиратским флагом, поднялся на крылечко, постучал. Изнутри донеслось: “Открыто!”. Алиса и Ульяна, лежали на своих кроватях, каждая с книжкой в руках, причём Ульяна держала книгу вверх ногами, я улыбнулся:

— Ульяна, у тебя книжка вверх ногами, можете не прикидываться, что у вас тут литературный вечер…

Ульяна вгляделась в книжку и расплылась в улыбке, захлопывая и убирая её, доставая из-под подушки карты:

— А мы думали вожатая пришла…

— Чего надо?, — Алиса закрыла книжку, откладывая её на стол.

Я потряс бидоном:

— Алиса — это бидон, бидон — это Алиса. Одевайся, нас за земляникой отправили.

— Я тоже пойду!, — Ульяна вскочила с кровати.

— Нет Ульян, не пойдёшь. Сейчас тихий час, а на твой счёт Ольга Дмитриевна ничего не говорила, только Алиса.

— Так нечестно, вы там сейчас земляники наедитесь, а я?!

— Мы же на всех привезём…

— Всё равно!

— Уля, — Алиса повернулась к ней, — Где твоя кружка с крышкой закручивающейся?

— В тумбочке, а что?, — Ульяна надулась.

— Давай, я тебе лично наберу…

— Ураа!!!, — Ульяна подскочила к тумбочке, распахнула дверцу и принялась копошиться в ней, чем-то гремя и шурша, — Ты только повкуснее собирай, спелую...

Алиса подошла к шкафу, открывая дверцу, заглянула внутрь, вдруг захлопнула её обратно, повернувшись ко мне:

— Подожди на улице…

Я пожал плечами, выходя наружу. Минуту спустя, на крыльце появилась Алиса:

— Ну, пошли?...

И вот, я снова на дебаркадере. Лодочник повернулся к нам:

— Привет, пионеры, эт самое, за лодкой?

— Да, — я кивнул.

— А ты вроде, эт самое, сегодня-то уже лодку брал?, — он прищурился, посмотрев на Алису, — Только, эт самое, деваха-то вроде… Ой!, — он прикрыл рот рукой, — Эт самое, вы меня-то, старого, не слушайте, несу всякое…, — он подмигнул мне, продолжив вполголоса, — Ну, эт самое, дело-то молодое, оно и понятно…

Он подхватил круг, я отдал бидон Алисе, смотревшей на меня с подозрением, вытащил вёсла из кучи и вышел наружу. Поставив вёсла и убедившись, что рыжая села, оттолкнулся от пирса:

— Спасибо!

— Давай, молодежь… Эхх, мне б, это самое, твои годы…, — он помахал рукой и поковылял обратно.

Я налёг на вёсла, разворачивая лодку, устремляясь в сторону острова. Алиса, развязала галстук, повязав его на руку, потянула рубашку, доставая её из юбки:

— А ты… С Мику сегодня сюда плавал?

— Ага…, — я оглянулся, подгребая, — А ты чем провинилась?

— Да ничем…, — она наклонилась к борту лодки, опуская руку в воду, — Тёплая, надо было купальник надеть, искупаться… Вожатая сказала, что я не участвую в общественной жизни лагеря, поэтому после обеда выдаст мне ответственное задание…

Лодка ткнулась носом в песок, я разулся, перешагивая за борт, втаскивая её подальше. Протянул руку:

— Прошу на выход.

Она разулась, фыркнула и, игнорируя мою руку спрыгнула на песок:

— Ну! Иди!

— Куда?

— Землянику собирай!

— А ты? Халявить будешь?

— Рубашку я можно перевяжу? Или…, — она усмехнулась, — Ты посмотреть надеялся?

— Сплю и вижу…, — я забрал из лодки бидон с металлической кружкой и направился в сторону земляничной поляны.

Пришёл на полянку и присел с края, начав собирать ягоды. Похоже это будет небыстро… За спиной зашелестела трава, подошла Алиса, взяла кружку, открыла крышку и присев в паре шагов тоже принялась за сбор.

— Честно говоря, не думал, что ты так легко согласишься, — я покосился на Алису.

— А есть варианты? Отказалась бы, вожатая бы что-нибудь другое придумала. Да и в карты с Ульянкой надоело уже играть каждый день…

— Ясно…

Повисла тишина, спустя какое-то время, Алиса, собрав полную кружку, встала и подошла, высыпая кружку в бидон. Я поднял голову:

— Перегрелась что-ли?

— В смысле?!, — она нахмурилась.

— Двачевская работает на благо общества… Снег завтра пойдёт, не иначе…

— Болтун…, — она беззлобно усмехнулась, присаживаясь рядом, снова собирая землянику в кружку, — Не бросать же тебя одного, убогого…

— Не подохнуть бы от милосердия твоего…

Беззлобно переругиваясь и хихикая, мы, тем не менее довольно споро продвигаясь, набрав полный бидон и Ульянину кружку земляники, пошли обратно к лодке, выходя на берег.

Алиса чуть подотстала, сзади донеслось чирканье спичек, я обернулся — она, держа в одной руке пачку сигарет и коробок, а в другой — спичку и кружку, пыталась прикурить сигарету, зажатую в зубах. Я поставил бидон на песок, забрал у неё спички и чиркнув, протянул ей. Она затянулась, благодарно кивнув и протянула пачку:

— Будешь?

— А давай…

Я достал сигарету, прикурил, отдавая ей пачку со спичками, усаживаясь на песок. Алиса плюхнулась рядом, я посмотрел на неё:

— И где ты их прячешь?...

— М?

— Сигареты…

— Всё тебе расскажи…, — она улыбнулась. Затянулась несколько раз, глядя в небо, опустила голову, прищурилась, изучающе глядя на меня.

— Что-то не так?, — я оглядел себя.

— Да нет, — она грустно усмехнулась, — Всё, как всегда…, — встала, отряхиваясь, — Я пройдусь…

Повернувшись к реке, смотря на воду, я снова погрузился в свои мысли... Готов ли я сейчас?...

Затушив сигарету в песке, прикопал окурок, поднялся, оглядываясь, отряхнулся. Двачевской нигде не было видно. Я крикнул:

— Алиса!, — в центре цветочной поляны, из травы, показалась голова рыжей, — Поплыли!

Она подошла, крутя в руках огненно-рыжий цветок. Я взялся за нос лодки, вопросительно глядя на неё:

— Ты едешь, или остаёшься?

— Руку не судьба подать?!, — она швырнула цветок на землю, растоптав его ногой и забралась в лодку.

— Ты же?…

— Я же!... Поплыли уже…

Оттолкнув лодку и налегая на вёсла, мы отправились в обратный путь.

— Я же тебе давал руку, когда приплыли, ты отказалась…

— Проехали, Семён…, — она отвернулась, глядя на воду, — Мои заморочки...

Дальше мы плыли молча. Пришвартовались и сдав лодку, подошли к столовой. Алиса тряхнула кружкой:

— Пойду Ульянке отдам. Бывай!

Я зашёл в столовую, приоткрыл дверь с надписью “служебный вход”:

— Здравствуйте…

Повар, дородная женщина лет 50, в белом халате и накрахмаленном колпаке повернулась от стола в мою сторону:

— Что хотел?

— Вот, — я протянул бидон.

— А, земляника, — она подошла, забрав бидон, взвешивая его в руке, — Спасибо. Тебе может полдник выдать сразу, он через 5 минут будет?

— Давайте, можно сразу на… товарища порцию?

— Конечно.

Получив 2 стакана кефира, накрытых сдобными булочками, я поставил их на стол, занимая место за колонной…

Через несколько минут, с улицы послышался горн, начался гвалт, суматоха, пионеры, зашедшие в столовую, толпились у раздачи. Я высунулся из-за колонны, увидел Мику, помахал ей:

— Мику! Я тебе уже взял!

Она повернулась, улыбнулась, села напротив:

— Приятного аппетита!

— Спасибо…

Закончив с полдником, вышли на крыльцо, где стояла вожатая:

— Семён, землянику набрали?

— Даа, Оольгаа Дмиитриевна…, — протянул я, закатывая глаза.

— Семён, — она с укором посмотрела на меня, — Вы куда собрались?

— В клуб…

— Хорошо…, — она вздохнула, — Я проверю...

Мы зашли в клуб, усаживаясь на откидные кресла.

— Как репетиция?, — я наклонил голову к Мику.

— Всё нормально, спела, потанцевала… Помогла младшим отрядам…

— Не устаешь от этого всего? Сцена, песни… Даже в лагере не дают отдохнуть…, — я взял её за руку, переплетая пальцы, — В Японии, хоть зарабатываешь этим, а здесь?

Мику подняла наши сцепленные ладони, покрутила их, словно рассматривая, потом опустила и, прикрыв глаза, проговорила:

— Сень, я занимаюсь музыкой не потому, что это меня развлекает или приносит прибыль, для меня это — как дышать… Это моя жизнь… Так что завтра, я намерена отлично выступить, чтобы ещё одно хорошее воспоминание отложилось в памяти…

— Надеюсь хоть завтра посмотрю…

— Обязательно посмотришь, с первого ряда! Хотя тут конечно совсем не то, что на настоящем концерте, звук я настроила, как смогла, но вот остальное…

— Пока что, самое лучшее выступление, я видел здесь, — я похлопал по подлокотнику кресла, — Вряд ли концертное исполнение сможет его превзойти…

— Здесь? Конечно нет, Сеня, там и звук, и свет, и эффекты…

— Но тут ты пела только для меня…

— Если ты придёшь на моё выступление, я…, — Мику залилась краской, — Буду петь только для тебя…

— ...

Неловкое молчание затягивалось. Хлопнула дверь. На пороге стояла усмехающаяся Алиса:

— Привет, голубки! Мику, я за гитарой.

— Мы же на костёр идём, там поиграешь…

— Тебе, может быть, и не надо повторять песни…

— Хорошо, возьмёшь сама?

Алиса взяла гитару, у входа обернулась, бросив: “Бывайте” и вышла. Я повернулся к Мику:

— На костре играть будете?

— Да, я и Алиса, у неё песни под гитару лучше получаются, — она улыбнулась, — Тембр голоса больше подходит наверное… А ты какие-нибудь песни знаешь?

— Ммм… Так не вспомню… Если услышу, может что-то подпою…

Мику снова подняла перед собой наши сцепленные руки, покрутила ими в воздухе, рассматривая несколько секунд:

— Сенечка, а ты куда после школы будешь поступать?

— Ещё не думал, а ты?

— Я, после школы, в академию искусств пойду, у нас школа как…, — она задумалась, — Как подготовительная, при академии…

— Тебе ещё чему-то учиться надо? Кажется, ты уже достигла всего, о чём только можно мечтать.

— Конечно нет…, — она смущённо заулыбалась, — Я же не буду до старости на сцене выступать. А с музыкой расставаться не хочу. Может преподавать буду, может продюсировать… Пока не знаю точно…

— Какие далеко идущие планы…

— Ну конечно… Кстати, о планах: Сенечка, а куда ты меня поведёшь на экскурсию? В музей какой-нибудь? Или в кино? Ты уже думал?

Я помрачнел:

— Мику, я не знаю, смогу ли сдержать обещание…

— Почему?, — она растерянно распахнула глаза.

Я горько усмехнулся:

— Обстоятельства… могут так сложиться, что…, — я вспомнил слова Юли: “Всё когда-нибудь заканчивается…”, — По окончанию смены, всё закончится... Я просто… не хочу причинить тебе боль, обещая то, в чём не уверен…

— И ты думаешь, что этими сомнениями ты её не причиняешь?, — она расцепила наши руки, отстраняясь, садясь в кресле ровно.

— Я…

Она перебила меня, в голосе прорезался металл:

— Какая разница, какие обстоятельства могут возникнуть? А если они не возникнут? Что тогда?, — она повернулась, глядя в глаза, — Я не это хочу услышать, Семён…

Мику встала, подошла к двери и открыв её, не оборачиваясь сказала:

— Я хочу услышать, что ты думаешь на самом деле... Пока же, я слышу только сомнения и оправдания…

За ней захлопнулась дверь. Я упёрся локтями в колени, подперев голову. Время неумолимо истекает, а я продолжаю вести себя, как всегда — шаг вперед и два назад… Звук горна оповестил о начале ужина, Я поднялся, направившись в столовую.

Получив поднос с едой, обернулся. Мику, высунувшись из-за колонны, махала рукой:

— Сеня! Я заняла место!

Я аккуратно сел напротив, осторожно произнеся:

— Итадакимас...

— Спасибо!, — кивнула она, — Сенечка, ты только не обижайся на то, что я в клубе сказала…

— Мику, я не обижаюсь… Это скорее тебе надо обижаться на моё поведение. Я бы уже сам себя послал куда подальше, а ты… как-то меня терпишь…

— Riyuu ga ari masu, — она тонко улыбнулась, прикрыв глаза.

— Что? Рю… Ари…

— Ни-че-го…, — Мику приступила к ужину...

Я оглядел поднос — вот он, плод моих с Алисой трудов. Корзиночка из песочного теста с кремом, украшенная земляничинами. Закончив с основным блюдом, я только взял чашку с чаем в одну руку и корзиночку в другую, как увидел щенячьи глаза Мику. Она уже съела своё пирожное и явно покушалась на моё. Вздохнув, я протянул корзиночку ей:

— Хочешь?

— А ты?, — она осторожно взяла пирожное.

— Кушай, — я махнул рукой.

Вожатая вышла в центр зала:

— Ребята, за это пирожное, мы все должны поблагодарить Семёна и Алису! Они сплавали на остров и набрали для всех нас земляники. Давайте же скажем спасибо!

— Спасибо!, — громко раздалось со всех сторон… Меня бросило в жар. Я скосил глаза на Двачевскую, она сидела закрыв лицо руками, только кончики ушей алели…

— Спасибо Сенечка!, — Мику расправлялась с моим пирожным.

— Вкусно?, — я подпёр голову рукой, отхлёбывая чай.

— Очень!...

— Весь день тебя сладеньким угощаю..., — я улыбнулся.

— Кха-кха, — Мику закашлялась, хлопая себя по груди, — Бака!...

На площади собрались все отряды, построившись, как на утренней линейке. Ольга вышла вперёд:

— Становись! Смена заканчивается, сегодня у нас пионерский костёр, ставший традицией не только в нашем лагере, но и во всех…

Я не слушал, глядя в вечереющее небо. В моей юности, в лагере костёр вроде бы тоже был, хотя пионеров уже и в помине не было, интересно, всё это тоже рухнет через 2 года, как и в моём мире?...

Речь вожатой закончилась, отряды, построившись парами, потянулись с площади в сторону ворот. Наш отряд, похоже, должен быть замыкающим. Я подошёл к Мику, сгибая руку в локте:

— Прогуляемся?

— Прогуляйся со мной, — сбоку хихикнула Ольга Дмитриевна, беря меня под руку.

— А?, — я повернул голову.

— Славяна! Веди отряд, мы догоним! Пойдём-пойдём…, — она потянула меня в сторону, — Сыроежкин! За нами!

Подошёл Электроник. Ольга потащила меня в сторону столовой.

— Ольга Дмитриевна, мы куда?

— Я не сказала? За картошкой.

— За какой картошкой?

— На костёр, в золе печь…

Мы зашли в столовую, проходя в служебную дверь на кухню. Знакомая уже мне повариха, кивнула на два мешка, лежащих в углу:

— Забирайте!

Мешок весил килограммов 10, я перекинул его через плечо, выходя наружу:

— Ольга Дмитриевна, почему опять я? Могли бы и обоих кибернетиков попросить…

— Семён, хватит лентяйничать, — она хихикнула, — считай это оказанием высокого доверия со стороны руководства.

Я фыркнул:

— Вы мне еще грамоту, за ответственную переноску картошки, выпишите.

— Обязательно… И медаль... шоколадную, — она рассмеялась.

Мы вышли из ворот на пятачок перед лагерем, повернули направо, пойдя вдоль забора, по тропинке.

— Ольга Дмитриевна?

— Да Семён?

— Тут автобусная остановка, рейсовый автобус ходит?

— Конечно, персонал лагеря же здесь не живёт, они утром приезжают, вечером уезжают.

— В райцентр?

— Нет конечно, до него часа четыре с половиной ехать, в посёлок ближайший…

— А, — я встряхнул мешок с картошкой, поправляя его на плече, — А как он называется?

— Ивановка…

Мы прошли ещё несколько минут и свернули с основной тропинки, уходящей в поле, на примыкающую, уводящую в сторону леса. Пройдя еще несколько минут по лесу, уворачиваясь от веток кустов, норовящих стегнуть по лицу, я услышал впереди голоса. Мы вышли на довольно большую поляну, окружённую высокими соснами, чьи верхушки, как и небо, виднеющееся над поляной, были окрашены в тёплый золотистый цвет лучами заходящего солнца.

В центре поляны — костровище, обкопанное в два круга аккуратной траншеей. В самом центре костровища — монструозный костёр, высотой метра два, сложенный шалашиком из переплетённых толстых брёвен и сучьев. Тонкие сухие ветки, перемешанные со скомканными газетами, для лёгкого розжига, обрамляли основание.

По краям поляны были выложены брёвна, местами потемневшие от времени, используемые как скамейки, видимо уже не первый год. На них, галдя в радостном предвкушении, рассаживались, занимая свои места, младшие отряды.

Я сбросил мешок с картошкой на землю, рядом с двумя вёдрами с водой, стоявших у входа на поляну, направляясь к своему отряду. Присел на край бревна, рядом с Мику.

— Что вы там притащили?

— Картошку, в костре печь...

Ольга, неспешным шагом, пошла вокруг костра:

— Ребята, этот костёр, как и символ, на наших значках, должен зажечь ваши сердца, ваши души…

Я прекратил слушать, оглядывая всех присутствующих — на другой стороне поляны, Виола задумчиво слушала физрука, который, наклонившись к ней что-то говорил вполголоса, младшие отряды, более-менее слушали вожатую. В нашем отряде, традиционно слушала только Славя. Мику, прикрыв глаза, покачивая головой, что-то мурлыкала себе под нос, Лена рисовала прутиком на земле, Алиса, положив на колени гитару, тихонько хихикала с Ульяной, Шурик сидел, как всегда, с отстранённым видом, Электроник традиционно поглядывал на Женю, которая, закрыв глаза, подпёрла щеку рукой и, похоже дремала. Ольга прошла вокруг костра еще пару кругов и жестом пригласила физрука. Тот поднялся, пошарил в кармане треников, доставая спички, подходя к костру. Чиркнул спичкой, поджигая костёр в нескольких местах, обходя вокруг него.

Тонкие язычки пламени неуверенно заплясали, вырастая, разгораясь всё ярче, пошёл едва заметный дым, лениво поднимаясь вверх. Огонь перекинулся на сухие ветки у основания, раздался первый треск, Пламя ожило, набирая силу, зашипело, прорываясь наружу, поглощая сложенные в шалаш брёвна. Красно-жёлтые отблески плясали по поверхности дров, пламя загудело, взвиваясь выше и выше, стремясь к небу. Оно быстро набирало силу, треща всё громче, переходя с гула на низкий рёв, отправляя в небо искрящийся хвост из сотен звёзд…

К Алисе подошла вожатая, что-то сказала, наклонившись, та кивнула, вставая и отходя на другую сторону поляны, садясь на свободное место. Взяла несколько аккордов, запев слегка хриплым голосом. Сидящие вокруг начали тихонько подпевать, я покосился на Мику. Она, зачарованно глядя на огонь, беззвучно шевелила губами, почувствовав мой взгляд, Мику повернулась:

— Сеня?

— Нет-нет, ничего…, — я тряхнул головой, — А ты когда петь будешь?

— Сейчас Алиса несколько песен споёт, потом моя очередь…

— И что петь будешь?

— Я ещё не решила, есть пожелания?

— Ммм…, — в голову лезли исключительно дворовые песни, из репертуара Кино, Сектора Газа и Гражданской обороны, но такое скорее бы Алиса сыграла, — О! Пугачёву, про лето…

— Пугачёву? Про лето? Напой.

— Эээ… Я так хочу, чтобы лето не кончалось…, — затянул я.

— Да! Знаю эту песню, — она покивала, вновь уставившись на костёр, — Я спою…

Алиса сыграла ещё пару песен, отставила гитару, прислонив её к бревну, на котором сидела. Мику поднялась, подошла, беря гитару, садясь с ней рядом. Встретилась со мной взглядом и, подмигнув, прикрыла глаза, легонько проводя пальцами по струнам. Над поляной поплыла мелодия, в которую вплёлся серебряный колокольчик её голоса…

“Если ты придёшь на моё выступление, я буду петь только для тебя…” В груди кольнуло… Сколько ещё я буду бороться сам с собой? Ради чего? Я не хотел больше думать о будущем, о том, что будет после лагеря, искать оправдания, бродить в лабиринте сомнений, гадать, как сложатся обстоятельства…

Я перевёл взгляд на огонь, он завораживал, гипнотизировал. Пламя трещало, вспыхивало, швыряя в небо искры, оно жило своей жизнью, пульсировало, то мягко обнимая брёвна, то вырываясь наружу, словно отражение того, что творилось у меня внутри…

Я почувствовал, как внутри меня что-то меняется. Все мысли, занимающие мою голову последние дни, словно начали медленно сгорать, испаряясь, не оставляя следа. Всё быстрее, одна за другой, пока не осталось ничего, кроме пустоты. Странной, пугающей, но в то же время успокаивающей… На меня накатило чувство апатии, отрешённости, равнодушия к себе…

В сознании снова возник эфемерный мост через пропасть. Огонь охватил его языками пламени, которые плясали, разбрасывая искры в воздухе. С каждой секундой, мост всё более угрожающе скрипел, и казалось, что вот-вот рухнет в бескрайнюю пропасть, черневшую под ним. Я поднял взгляд от огня. Там, на другом конце моста, была Мику. Она подняла голову от гитары, встретившись со мной взглядом. В этом взгляде было тихое, спокойное ожидание, доверие, готовность принять любое моё решение…

Останусь я на этой стороне или сделаю шаг на другую, мост всё равно рухнет…

Голова была абсолютно пустой, без единой мысли. Впервые за долгое время всё стало неважным. Я не знал, что будет дальше, но это меня уже не беспокоило.

* * *

Konkai wa arimasen — Не в этот раз

Riyuu ga ari masu — На то есть причина

---

Примечания:

Я решил разбить день 5 на две части, так как начинается окончательное деление на плохую и хорошую концовки...