По следам [любви] сбежавшего оленя (гет)

+++Тсунаде+++

Для того, чтобы привыкнуть к храпу Эя, потребовалось время. Тсунаде никогда ни с кем не жила, если не считать Шизуне, но та всегда была тихой. Было сложно принять, что личное пространство теперь уже не такое уж и личное. Что на старости лет — хотя она ещё молода и прекрасна, и не приведи небеса кому-то заявить иначе, — у неё появился не просто ухажёр, а сожитель. Эй, впрочем, гордо именовал себя мужем и ходил довольный как слон. Тсунаде это одновременно раздражало и до невозможности умиляло. Надо же ей было вляпаться в отношения в таком возрасте, но жалеть о чём-то она отказывалась.

Большую часть своей жизни она и так провела в сожалениях и оставшуюся хотела посвятить удовольствию. Именно поэтому, с лёгкой совестью скинув полномочия Хокаге на Какаши, Тсунаде купила домик в глуши и решила пожить для себя. Понятное дело, что окончательно отказываться от дел у неё в планах не было, — всё-таки она ответственный человек, и в четырёх стенах ей мигом бы стало скучно, — но немного отдалиться от Конохи, всё же, хотелось. И деревянный домик в лесу стал отличной альтернативой.

К тому же, Эй не сказать, что чувствовал себя уютно в её деревне. Несмотря на существование Альянса, находились те, кто косо на него смотрел, прекрасно помня о непростых отношениях между странами, и он не хотел никого провоцировать. Людям нужно было время, чтобы привыкнуть к новым условиям.

Тсунаде это не очень-то сегодня и заботило. Заботил её храп, правда, на этот раз не Эя, а его младшего брата. Киллер Би и Шизуне приехали к ним погостить, что было в порядке вещей, и Тсунаде была искренне им рада. После войны рэпер неожиданно обратил внимание на первую ученицу Тсунаде, та влюбилась в него как девочка, и вот теперь была с ним искренне счастлива. Даже ребёнка собралась от него рожать, из-за чего и решила заглянуть к наставнице. Шизуне была отменным ирьёнином, но очень уж переживала по поводу… примерно всего, поэтому ей нужны были чёткие заверения и просто поддержка любимой наставницы. Не к Сакуре же и Ино ей было обращаться, правда?

Вчетвером они провели вечер за разговорами, выпивкой и вкусной едой, а потом улеглись спать, только вот к Тсунаде сон упорно не шёл.

Примерно час Тсунаде чинно лежала под боком у Эя и пыталась игнорировать храп Би, разбавленный приглушённым мычанием и скандированием стихов. Потом она заткнула уши берушами. Наконец, встала, закутавшись в халат, и вышла в гостиную, смирившись с тем, что сегодня она не заснёт. Может, ближе к утру, устроившись на диване, у неё получится задремать, но пока ни о каком сладком сне и речи не шло. Только не с таким музыкальным сопровождением.

— Вот жила я себе одна и жила, беды не знала, — ворчала Тсунаде, заваривая ромашковый чай. — Так нет же, понадобилось мне с ним… и этот к нему прилагается, трубач. Вот всё неймётся мне, всё тянет на какие-то…

Из спальни раздалось похрюкивание, из гостевой комнаты тоже. Тсунаде тяжело вздохнула и потёрла виски. Может, сходить прогуляться вокруг дома с кружкой чая, посмотреть, созрели ли посаженные ею тыквы? К огородным работам Тсунаде никогда не питала страсти, но тут ей приспичило разбить садик и огород, посадить настурции и тыквы. Почему именно их, Тсунаде не могла объяснить. Захотела и всё. Как и чучело «алоэ», сделанное по модели Зецу, призванное отпугивать не только птиц, но и непрошенных гостей. Хотя, кто в такой глуши мог случайно забрести в гости, да ещё и ночью?

Крыша на эти её мысли противно скрипнула. Тсунаде с подозрением взглянула вверх и прислушалась, потом уставилась на камин, в котором раздался странный шорох. За ним последовали кряхтение и очень жалостливый стон.

«Галлюцинации», — решила Тсунаде и взяла в руки кочергу. Крыша-то у неё вполне могла поехать, с её жизнью немудрено, но лучше убедиться, что это именно крыша, а не какой-то непрошеный гость, которого не отпугнуло чучело.

— Помогите, пожалуйста! — всё-таки заговорил с ней камин подозрительно знакомым голосом. — Я застрял…

Определённо, у неё поехала крыша. Точнее, крыши, потому что шифер с той, что была в паре метров над её головой, характерно зашуршал, и Тсунаде поспешила всё-таки выйти из дома и запрыгнуть наверх, чтобы убедиться, что там не будет дырки. А то скоро как раз начнётся сезон дождей, не хватало ещё, чтобы их с Эем уютное гнёздышко залило водой.

Первым делом, правда, она обратила внимание не на состояние кровли, а на торчащие из трубы ноги и кончик синего шарфа. Тсунаде отложила в сторону кочергу и захваченную с веранды масляную лампу, и сложила руки на груди.

— Мелкий паразит! Ты что тут делаешь среди ночи? — выругалась Тсунаде, но всё же подошла, схватила незваного посетителя за нижние конечности и, тщательно контролируя силу, одной рукой выдернула из дымохода, словно пробку из бутылки.

Конохамару виновато повис головой вниз, но Тсунаде слишком хорошо знала этого оболтуса. Сейчас придёт в себя, и вины в его наглых глазёнках уже не будет.

— Ты с командой? — осведомилась Тсунаде, оглядываясь. Но ночную тишь прерывали только уханья совы, которая жила неподалёку от её дома.

— Нет, я по собственной инициативе, — отрапортовал Конохамару, когда пришёл в нормальное вертикальное положение, уже на собственных слегка дрожащих ногах и головой вверх. — У Гарины-сан опять сбежала её кошка. Джимиша. Та чёрная, с белым пятном в виде сердечка.

Гарина-сан жила недалеко от квартала Сарутоби и являлась соседкой родителей Сакуры. Это была дородная женщина из гражданских, лет семидесяти, которая очень любила следить за соседями, подкармливать уличных кошек и жаловаться на то, что её дети и внуки почти не навещают её. В общем, она была клише той самой одинокой пожилой женщины, посмотрев на которую Тсунаде решила, что такой стать она точно не хочет. Ещё Гарина-сан верила во всё мистическое и потустороннее, в пришельцев — что, впрочем, было недалеко от правды, учитывая историю с Оцуцуки — и магию.

Кошку, про которую шла речь, Тсунаде тоже знала, потому что эта злобная тварь по какой-то причине привязалась к Тсунаде. Только любовь свою выражала очень странно. Примерно как олень Нара, Джимису, который мало того, что был кровожадным, так ещё и регулярно сбегал из священной рощи, притаскивая Тсунаде то крыс, то белок, то какую-то другую несчастную живность, попадающуюся ему на пути. С таким «уловом» впору было заняться таксидермией, но Тсунаде никогда не увлекалась чем-то подобным: максимум, она препарировала и возвращала к жизни тех бедных зверюшек, которые ещё не успели окончательно испустить дух.

— Это не объясняет того, что ты делаешь ночью в лесу, — строго сказала Тсунаде, прикидывая что лучше: отправиться провожать подростка в деревню или уложить на том диване, где собиралась вздремнуть до утра.

— Я случайно увидел её на улице, как она сорвалась в лес. Побежал за ней и потерялся.

— А что ты забыл на моей крыше?

— Мне показалось, что кошка туда прыгнула… ну, а, может, и не кошка, — неуверенно почесал подбородок наследник клана Сарутоби. — Даже, скорее всего, не кошка, потому что у неё были крылья.

Тсунаде вздохнула: галлюцинации были не только у неё, но и у Конохамару. Хотя, вполне возможно, что какая-нибудь птица случайно залетела в трубу, такое тоже бывало. Тсунаде перед тем, как зимой развести огонь в первый раз за сезон, проверяла дымоход на наличие гнёзд. Но сегодня вечером заблудших пичуг в гостиной вроде не было.

Едва она это подумала, как на неё налетел чешуйчатый монстр с крыльями летучей мыши.

Тсунаде взвизгнула, потому что он когтями вцепился ей в распущенные волосы, а Конохомару свалился с крыши, но, вроде бы, сгруппировался и приземлился на ноги, потому что снизу послышался его удивлённый возглас, почему-то упоминающий имя «братика Наруто». Только этого дурачка ей тут не хватало.

Даже странно, что в доме всё ещё было тихо и темно: ладно, Эй и Би, но Шизуне-то как могла не проснуться от устроенного бардака? Тсунаде с грехом пополам отцепила «монстра» от волос и с огромным трудом удержалась от желания запустить его в дальний полёт. Сначала стоило рассмотреть что это за летающий серый выродок её атаковал.

И проверить, что там с Конохамару.

Да и с остальными в доме. И вне него…

+++Шино+++

В определённый момент Шино понял, что Шикамару не было никакого дела до его страданий. Непробиваемым сверстники почему-то называли именно Шино, но на его взгляд, это у Нара были большие проблемы с эмоциональной составляющей, размером с кофейную ложечку.

Иначе как объяснить то, что он никаким образом не попытался сблизиться с Темари? Вокруг них витали пчёлки любви ещё с экзамена по чунину, это видели все, хорошо знающие и сестру Казекаге, и самого Шикамару, но «гений» Конохи упорно бежал от своих чувств. Хотя, скорее, от брака, но вечно бегать у него бы не получилось, так что Шино не понимал почему он тянет и тянет с признанием.

Впрочем, сейчас его больше интересовала собственная девушка, которую Шино хотел видеть невестой, но никак не мог придумать как бы так ей сделать предложение, чтобы она не просто не отказалась, а ещё и согласилась переехать в Коноху. Мацури была очень привязана к Суне и к Казекаге, — Шино поначалу даже ревновал её к Гааре, но обожание там было скорее как кумиром, как актёром в кино или наставником, — и вполне могла бы дать заднюю при упоминании переезда. Сам Шино в Суну никак не мог съехать: мало того, что он был наследником клана Абураме, так ещё и насекомые не приемлили пустынный и жаркий климат страны Ветра.

Откинуть переживания было очень сложно, сконцентрироваться на поисках оленя — тем более; Шино даже потерял связь с тем комариным роем, который отправил на поиски друзей.

Голова гудела, в чёрных очках он чувствовал себя слепым, тем паче, что в состоянии продвинутого алкогольного опьянения не мог как следует ориентироваться и на осязание, и на насекомых.

Наверное, не стоило удивляться, что в какой-то момент их пути с Шикамару разошлись, как в море корабли. Шино не понял: специально ли его оставили на полянке, окружённой грибами, свечами и странными предметами культа, или нет. Но так как он остался один, то вздохнул, зажёг свечи, чтобы хоть что-то рассмотреть в темноте, и уселся возле лежащего на траве зеркала, вертя в руках металлическую чашку и мелки — такие, вроде, использовались, чтобы придать коже лица белоснежный «аристократический» цвет. Ну, и во всяких прабабкиных обрядах.

У Мацури кожа была светло-золотистого цвета и прекрасно сочеталась с её каштановыми волосами и тёмно-карими, почти чёрными, глазами… Шино настолько живо представил свою девушку, что ему даже показалось, что он увидел её отражение в зеркале. Правда, волосы у неё были почему-то темнее и длиннее, а глаза — пустыми и белыми…

От неожиданности Шино резко встал, оборачиваясь, и чуть не упал, когда ему на плечо легла женская бледная рука. Ветер взметнул чёрную шевелюру, и Шино выровнял дыхание, узнав не только характерные для Хьюга глаза без зрачков, но и взбухшие у висков вены.

— Нет, Саске-кун, — печально сказала Хината. — Больше никого в радиусе сорока километров, и… — она закусила губу и нахмурилась. — И очень странно, но я даже Коноху не вижу. Словно бы мы попали в какую-то аномалию.

— Значит, придётся ставить шалаш, — отозвалась чёрная тьма голосом Учиха. Самого Саске Шино заметил только когда тот отделился от мрака и вошёл в круг свечей, с интересом вглядываясь в зеркало. — Но вообще странно, как так?

— Не перенёс моих союзников в оленя поисках ты к Нана-сан? Или в Щимо? — спросил Шино, решив, что все остальные детали типа того, что тут делает Хината в такой компании ночью — лишние и бесполезные вопросы.

— Кто такая Нана-сан? — поморщился Саске.

Он где-то потерял свою маску — вроде же, он был в маске, когда они сидели в баре? Сам Шино тоже уже успел потерять половину тёмных бинтов, и сейчас задумался о том, что по ним, возможно, мог бы вернуться к отправной точке.

— Ведьма местная, — снисходительно оповестил Шино. Неужели кто-то из детей шиноби Конохи никогда не слышал про неё? — Всего скорей, как раз стоим мы на месте ритуала её.

— Шино-кун… — Хината хихикнула и тут же зажала себе рот руками. — В общем, это… возможно это… — она глубоко вздохнула, и наконец, выдавила: — возможно, это не Нана-сан тут проводила ритуал.

— Кто мог ещё? — удивился Шино. — Не ты же?

Но взгляд его уже опустился к ритуальному ножу, который висел на поясе девушки. И Шино тут же понял, что это были не Хината и не Саске. То ли Шино замёрз в лесу, и у него начался предсмертный бред, то ли он попал в гендзюцу. Сдаваться без боя Шино в любом случае не собирался: ему всенепременно нужно было выжить, чтобы вернуться к Мацури и сделать ей предложение. Если он переживёт эту ночь, то сразу же отправится в Суну и поговорит со своей девушкой.

Оставалось только вырваться из власти гендзюцу — или что это там было — и не сдаться врагу. Даже если этот враг, скорее всего, был ничем иным, как плодом его собственного воображения. Ничего, Шино прошёл войну, уж с препятствиями на пути к счастливой жизни и любви точно справится!

Почему-то мысли в голове стали озвучиваться голосом Гая-сенсея, хотя вот его-то поблизости не было.

— Учили меня, как со злом бороться и проклятья снимать! — заявил Шино, взмахнув рукой и зачем-то выдавив широкую улыбку в тридцать два зуба. — И вы ежели не те, за кого выдаёте себя, то я…

— Началось, — пробормотал Саске. — Будто мне Наруто с его бредом мало.

— Не бред это, а правда, опыт древности и старости, то, что…

— Шино-кун, давай ты немного успокоишься? — примирительно улыбнулась Хината и снова сжала его плечи. Странно, но прикосновения морока ощущались точно такими же, какими были всегда. Может, не было никакого ритуала?

Не Наны-сан, во всяком случае.

Но лес в эту ночь был совсем на себя непохожим, уж в этом-то Шино был уверен на все сто. А что, если перед ним действительно были Саске и Хината, но они тоже попали в эту… как она сказала? Аномалию? Речь ведь шла о Конохе и окружавшем её лесе, так что можно было ничему не удивляться. Эти места всегда славились своими особенностями, будь то выдающиеся шиноби, случайные или неслучайные катаклизмы или какие-то поразительные… аномалии.

Шино сейчас всё казалось поразительным, особенно неловкие и смущённые объяснения Хинаты о гадании. Саске застонал, но на него он никакого внимания не обратил.

— Понял я всё, продолжать не нужно, — перебив девушку, сообщил Шино. — И вас Нана-сан в ученицы свои взяла. Ремесло своё передать решила, дабы успокоиться душой и телом.

— Он умеет нормально говорить или нет? — пробормотал Саске, на что Хината шикнула. — Что?

— Шино-кун, никто не пошёл в ученики к…

— При чём тут вообще смерть?

— Ты, Саске, не помнишь детства нашего совсем и рассказов старых. Чтобы умереть колдунья силу передать свою обязана, иначе…

Волчий вой, протяжный и наполненный тоской, заставил Шино сбиться с мысли. Он повернул голову на звук, прислушался, и почувствовал страшную грусть. Точно так же он будет выть, когда Мацури ему откажет. Если, конечно, он не придумает как правильно позвать её замуж. А он должен, иначе вся его жизнь превратиться в тлен и ожидание смерти, как у Наны-сан.

— Давайте отсюда куда-нибудь уйдём? Желательно, в более спокойное место, — со вздохом предложил Саске и, что удивительно, взял Хинату за руку. Шино моргнул, вновь уверившись в том, что у него галлюцинации. Происходило что-то невероятное, как будто он в другой мир попал, где всё совсем не так, как должно быть.

Вой повторился, на этот раз ближе, и все напряглись. Шино вспомнил, что Нана-сан умела превращаться в волчицу. Да-да, она превращалась именно в неё, когда похищала у нерадивых матерей младенцев и приносила их в жертву! Или она их съедала? Шино нахмурился, силясь вспомнить как было на самом деле. Тем временем кусты рядом зашевелились, и оттуда вывалилось что-то круглое и страшное.

Круглые блестящие глаза навыкате, куча морщин, приплюснутая морда и чёрный-чёрный нос. Демоническая тварь, которая ещё и заговорила с ними человеческим голосом.

— Босс отправил меня вас искать, — оповестило создание-гомункул. — Ночью искать, удовольствие-то какое! А у меня, между прочим, есть личная жизнь, к которой я хочу поскорее вернуться… никто не хочет потрогать мои лапки? Они всё ещё розовые и нежные.

И тут Шино озарило: он должен показать Мацури, что умеет быть вот таким — нежным и мягким, чтобы она сама захотела с ним остаться. Верно!

Шино встрепенулся, резко отстранившись от Хинаты, и покачнулся, поскользнувшись на влажной листве. Мир перевернулся с ног на голову; перед глазами вспыхнул образ Мацури, а потом Шино проглотила тьма.

Впервые в жизни он так нелепо отключился, просто оступившись и ударившись головой. Об этом позоре, впрочем, никто никогда не узнает, потому что все кругом — иллюзия, не более!

А в реальности был только он, лес и мысли о Мацури.