Последний ведьмин ковен (джен)

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244521

Чтобы выжить, мы держимся за тех, на кого можем положиться.Мы доверяем им свои надежды, наши страхи…Но что случается, когда доверие потеряно?Куда бежать, когда всё, во что мы верим, исчезает на глазах?

После долгого плавания безумно всем хотелось молока. Тем болезненнее стало осознание, что в Новом Свете нет коров. Без молока ведьмы восстанавливались тяжелее. Они провели в Форте Каролина считанные дни, чтобы запастись подходящей одеждой, едой и найти кого-то, кто направлялся бы к реке Святого Лаврентия на мены с инну. Не сразу, но попутчики нашлись. Особенные просьбы Хельги всегда выполнялись неукоснительно и безотказно.

Новая земля ощущалась значительно холоднее и неуютнее привычных городов Старого Света. Возводящиеся прямо на глазах деревянные постройки выглядели грубыми и примитивными жилищами, негодными для комфортной жизни. Юной ведьме они напоминали отчий дом, который она почти забыла. Глядя на рождающийся прямо на глазах город, девушка поймала себя на мысли, что многое из прошлого начинает тускнеть. Яркими и кристально чистыми остаются лишь воспоминания о буднях ведьмы. Однако тоже отчего-то не все. В стройной картинке начали прощупываться пробелы. Что-то мелкое, но важное.

«Кажется, я что-то делала по просьбе… да, что-то делала…» — мучительно пыталась вспомнить девушка, когда её мягко коснулась рука Хелены.

— Ты отстала от нас, задумалась? — с мягкой улыбкой поинтересовалась она, неловко перекидывая на плечо сумку, которую раньше травница не замечала.

— Что это?

Ведьма с гордостью продемонстрировала невероятно ценные инструменты художника. Клодия не знала названия ни одного предмета, но на глаз легко различил холсты, бумагу и инструменты для рисования и письма. У медиума всего этого добра нашлось в избытке.

— Ты меня вдохновила своим примером! Твои записи о нас, об Иных и о демонах… да, я теперь называю их так же, как ты пишешь, чтобы не путаться! — по-детски наивно улыбнулась Хелена. — Я решила рисовать их всех. Нас всех. Я даже когда-то пыталась учиться рисовать, но учили этому ремеслу только мужчин и мальчиков, а постоянно просить Хельгу было бы неуважительно! Вот, смотри. Это ты!

На свет показался лист бумаги с наброском. С удивлением младшая узнала в лёгких линиях свои черты лица. Глаза получились невероятно точно переданными, и линия губ очень похожа. На небольшом листе бумаги располагался весьма добротный набросок лица травницы. Даже без достойного обучения, Хелена демонстрировала явный талант.

— Это… я! — улыбнулась, растрогавшись девушка. — Это великолепно!

— Спасибо, я ра…

— Сёстры, вы нас задерживаете! — негромко пронёсся волной ветра голос Верховной, и девушки, вжав головы в плечи, виновато поспешили к повозке.

Хельга и Тереза, бросая друг на друга красноречивые взгляды, уверенно двигались вперед. Клодия, ступив на новую землю, почувствовала, что Старый Свет и старая жизнь остались безвозвратно ушедшими в прошлое. В пути травница позволила себе даже отстранённо подумать об отце и братьях. От осознания, что в живых нет не только их самих, но и их внуков, она не почувствовала ничего. Они просто когда-то существовали. Сойдя с корабля, девушка громко объявила, что отныне её имя будет звучать на новый манер, соответствующий её стремлению окончательно оставить память о смертной жизни в прошлом. Клаудия.

Сёстры не удивились. Каждая из них вслух повторила её имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Вкус изменился совсем чуть-чуть, но для младшей эти перемены имели огромное значение. Прошлое стиралось из памяти, но одна ночь вгрызлась в самую суть младшей ведьмы и до конца так и не отпустила. Отвращение к мужчинам и тому, что они делают с женщинами, с годами только выросло и укоренилось в её сердце. Боль. Беспомощность. Грязь. Мерзость.

У реки святого Лаврентия находилось постоянное место для обмена между колонистами и инну. И если для колонистов процесс являл собой нечто само собой разумеющееся, то Клаудия впервые видела перед собой людей настолько непохожих на неё и сестёр. Хелена давно считалась сестрой, и её смуглая кожа в глазах девушки не отличалась по цвету со всеми остальными, однако эти люди были совсем другими. Травница старательно впитывала новые образы людей.

Их кожа напоминала отполированный драгоценный камень или отшлифованную до гладкости поверхность дерева. Совсем другие лица. Глаза будто из другого мира. Но главное, всё, что они делали, казалось неземным. Предметы одежды, поделки, украшения — всё это настолько отличалось от привычного мира Клаудии, что она невольно предположила, что местные являются отдельным видом. Не демоны, не люди, не Иные… инну. Местные разговаривали на своём языке, который не понимал никто, даже торгующиеся с ними колонисты. Примитивный язык жестов заменял цивилизованные переговоры.

«И как Хельга планирует договариваться с ними, если они просто её не поймут? Или она знает их язык?» — осенила её мысль о мудрости, а значит, и всеведении Верховной.

Однако Верховная не торопилась начать говорить с местными. Напротив, она молча наблюдала за процессом обмена одних предметов на другие и коршуном смотрела то на одно, то на другое лицо. Хелена, пользуясь случаем, приступила к рисованию, глядя чуть в сторону от всех людей. Медиум явно высматривала среди деревьев Иного. Остальные сёстры вместе с Клаудией с интересом поглядывали на местных.

Мария даже умудрилась завести знакомство с девушкой инну. Не зная языков друг друга, они со смехом знакомились жестами, сравнивали волосы и явно друг другу нравились. Необычный цвет рыжих волос Марии и Клаудии делал их в глазах местных не меньшими диковинками.

Наконец, когда мены закончились, и колонисты распрощались с группой инну, Хельга вышла вперёд. Точно определив во время обмена, кто в группе является лидером, она встала напротив него и протянула руку, будто для рукопожатия. Высокий широкоплечий мужчина с проседью в угольно-чёрных волосах смотрел на неё с интересом, но протягивать вперед свою руку не спешил. Однако странная женщина не шевелилась, и любопытство взяло верх.

Он осторожно на её манер протянул свою руку, неосторожно попав в плен ведьмовских глаз. Напряглись все сёстры разом. Момент тревожный.

Руки соприкоснулись. Не в силах отвести свой взгляд от глаз Верховной, мужчина был обречен подчиниться её просьбе, которую он выполнит, даже если придётся умереть. Хельга лишь касалась его руки и смотрела в глаза. Рукопожатие затягивалось. Даже сама ведьма стала выглядеть уставшей и истощённой, хотя буквально считанные минуты назад сияла полнотой сил. Патрис и Тереза понимали, что с ней происходит, и сделали шаг к своей старшей сестре. Клаудия, нервно сцепив свои руки с Хеленой, боялась дышать, глядя на странное знакомство.

Наконец руки мирно расцепились. Мужчина сделал несколько рассеянных шагов назад. Сама ведьма тоже отступила, почти упав в руки сестёр. От знакомства она болезненно побледнела. На мгновение Клаудии показалось, что под бледной кожей старшей сестры промелькнула черная паутинка. Внимательно присмотревшись, она ничего не увидела и решила, что показалось от переизбытка впечатлений.

Ослабевшей Верховную ещё не приходилось видеть. Колонисты не успели понять, что происходит. Силой быстро восстанавливающейся Хельги, они даже не начали что-либо подозревать и отправились обратно в колонию. В Форт Каролина ведьмы возвращаться не собирались.

Неожиданно, старшая сестра спокойно, пусть и несколько медлительно, заговорила с местными на их языке. Хельга говорила долго. Громко и спокойно она доносила до инну свою волю, а они смотрели на неё такими же глазами, как слуги в Аррасе. Клаудия уже понимала, что происходит. Теперь все присутствующие люди выполнят всё, что попросит Верховная. Выполнят быстро и старательно. Скорее умрут, чем не подчинятся. Вкрадчивая речь подошла к концу, и старшая сестра повернулась ко всем.

— Отныне мы почётные и самые любимые гости племени. Не все ещё об этом знают, но когда нас поведут к первому человеку, всё сразу встанет на места! — улыбнулась она своей покровительственной улыбкой.

Клаудия успела как следует пожалеть о своих мыслях про дома колонистов. Грубые деревянные избы и превосходящие их по размерам не менее грубые деревянные дома казались оплотом цивилизации, когда она увидела жилища инну. Конические трёхметровые шалаши, на каркасе из тонких гибких стволов елей и покрытого корой берёз. Позже кто-то назовёт их вигвамами, но в тот момент девушка с ужасом смотрела и мысленно повторяла «как в них спят?».

Ведьм увели вверх, почти к самым горам. Как самым любимым гостям, им не завязывали глаза, не скрывали тайных троп, а открыто вели к своему поселению. В тот же вечер их познакомили со всем племенем, и статус любимых гостей закрепился до незыблемого уровня. Пожелай того Хельга, им предоставили бы лучшее жилище, даже если для этого пришлось выселить всю семью первого человека племени. А она пожелала.

Растерянно глядя на то, как невероятно счастливы инну оставляют своё жильё ради пришелиц, Клаудия ощутила, как что-то внутри болезненно ёкнуло, но не придала этому значения. Любопытство взяло своё. Внутри шалаша оказалось вполне уютно за счёт шкур различных животных, очага в центре вигвама и постоянной полутьмы даже днём. Место для трапезы и сна. А остальное время принято проводить на свежем воздухе. Само поселение не выглядело старым или длительное время обжитым. Каждая мелочь в этих селениях показывала, что племя ведёт кочевой образ жизни.

«В чём-то они похожи на нас!» — с улыбкой подумала Клаудия, когда после почётного ужина, устроенного всем селением специально для них, она засыпала, глядя на уходящий во тьму купола дымок от очага.

Еловый лапник, устилающий пол их нового дома, отлично сдерживал стужу, а первобытная теснота создавала атмосферу единения. В таких обиталищах жили по десятку человек. Больше одной семьи, однако люди явно должны быть очень дружны, чтобы почти делить одну постель на всех. С сёстрами это действовало как никогда умиротворяюще.

«Не важно, что не так красиво, как в резиденции в Аррасе, зато мы все вместе!» — вдруг подумалось ей.

Общаться на равных с инну могла только Хельга, остальные сёстры учились взаимодействовать точно так же, как учились колонисты. Примитивный язык жестов помог быстро найти взаимопонимание. Даже без усиленного влияния Верховной, местные оставались мирным и бесконфликтным народом. Любые невзгоды они встречали всем племенем у костра за чашкой чая.

Впервые увидев и попробовав чай инну, Клаудия была им очарована. На подкорке мгновенно проступил забытый совет травницы Живого Города, который отчего-то почти вымылся из памяти. Младшая ведьма после лицезрения минуты слабости Хельги внезапно начала подмечать многие детали, просыпающиеся в её памяти. Разговоры с Верховной, которые она не могла вспомнить, поручения, которые забывались после исполнения, и даже собственные мысли, которые начали проступать, словно отражение на впервые вычищенным от грязи зеркале. Из-за этих проступивших обрывков она чувствовала себя неуютно, словно проснулась и осознала, что сидит в клетке. А клетка заперта так давно, что тюремщика давно нет в живых.

Как ни странно, спасали все попытки общения с местными. Охотники и рыболовы, они легко шли на контакт и также открыто пытались преодолеть языковой барьер. Клаудия побаивалась мужчин и предпочитала общаться исключительно с женщинами, наблюдала за ними и училась готовить чай. Туземки не скрывали своих навыков и с радостью обучали травницу своему мастерству. Лёд полностью растаял между ними, когда Клаудия по большому секрету продемонстрировала, что способна поднимать из земли необходимые растения по первому желанию. Новые подруги сначала смотрела на неё с испугом, однако спустя считанные дни общение вновь стало тёплым. Язык жестов начал обогащаться одиночными словами, которые младшая упорно запоминала и записывала, чтобы ни в коем случае не забыть.

Астрид и Мария ещё быстрее влились в племя, став любимыми талисманами охотников и рыболовов. В их присутствии всегда «благоволила удача», и добыча в племя шла самая лучшая. Астрид с удовольствием общалась с рыболовами и проводила с ними все дни. Она, как и Клаудия, достаточно резво начала перебрасываться с местными одиночными словами, но в основном эмоционально размахивала руками, поддерживая общение. Рыбаки считали, что коснуться светлых волос любимой гостьи с утра, — значит, снискать удачу до самого вечера.

На Марию охотники практически молились, когда с самой первой охоты она продемонстрировала мастерство «приманивания» зверя. Не окажись во главе всего мироздания Хельга, то Мария получила бы в глазах племени статус священной женщины. Достаточно было на глазах у всех вызвать карибу, выбрать самого сильного самца, смело приблизиться и надолго замереть с ним, соприкоснувшись лбами. Способность Марии управлять животными смогла поднять её в глазах инну до божества. По имени её почти не звали, бесстрашно нарекли Катипенимитак, решив, что Хозяин Карибу воплотился в женском теле и явился к ним.

Приказов Верховной больше не требовалось. По просьбе девушек, племя предоставило бы им всё необходимое. Мария даже не пыталась наладить словесное общение с инну. Её больше интересовал язык жестов, который они с охотниками совместно расширяли новыми словами. В новом свете рыжая ведьма будто одичала, но при этом выглядела освобождённой. Цивилизация Старого Света её заметно угнетала.

Для Патрис, увлечённой врачеванием, не составило труда найти своё место и в племени инну, сначала встав в подмастерья местной знахарке, а позже и на равных излечивая все недуги племени и соседей. Незаметно для всех, она не только освоила сама местный язык, но ещё и начала обучать знахарку своему языку, чтению и письму.

Хелена, рисующая дни напролёт Иных, демонов и местных, быстро подружилась с первым человеком и его семьёй, когда нарисовала их в полном составе и подарила рисунок. Её альбом пополнялся каждый день новыми набросками, которые становились всё лучше и детальнее. Сначала она ходила на охоту вместе с Марией и упрашивала Хозяйку Карибу призвать какого-нибудь спокойного зверя, чтобы медиум могла его нарисовать. Позже, став более уверенной в рисовании, она начала постепенно запечатлевать только Иных и демонов. Последние не были против. Их смущало упоминание истинных имён, однако собственную внешность они не считали чем-то сакральным и спокойно позировали новоявленной портретистке.

Тереза часто отсутствовала, предпочитая одинокие прогулки совместной активности в общине. Инну, ценящие личную независимость, относились к её выбору с уважением. Провидица, впрочем, тоже успела удивить их, несколько раз на пальцах объяснив свои предсказания о грядущих мелких неприятностях.

Спустя считанные месяцы девушки настолько влились в жизнь племени, что вспоминали постоянные каменные резиденции Старого Света как нечто раздражающее. Кочевая жизнь быстро стала естественной, как дыхание. Инну подарили гостьям одежду, сшитую почти на манер гостей, но из материалов местных. Когда подступили холода, ведьмы с улыбками щеголяли в обновках, созданных чуткими руками женщин племени. Ведьмы по-девичьи хихикали, переоблачившись из традиционных платьев в рубахи-мантии с ноговицами и мокасинами. Мокасины из меха карибу, лося или тюленьей кожи вызвали восторг своим необычным видом и согревающей начинкой. Одежды из кожи и меха, особенно с добавлением бобровых шкурок, сами по себе выглядели очень нарядными, считала Клаудия, однако с бахромой, украшенной бисером и ракушками, они смотрелись почти по-королевски роскошно. Смуглая Хелена, заплетающая волосы на манер женщин инну, выглядела почти как их близкая родственница.

«Почти как сестра!» — хихикали ведьмы, когда весело резвились на природе.

Единственной, кто не разделял всеобщего восторга, оказалась Хельга. С удивлением Клаудия подмечала с каждым днём все больше странностей. Верховная никогда ничем особенно не интересовалась. Так было в Дижоне, в Аррасе и так осталось в Новой Франции. Она никогда ни во что не вовлекалась, ничем не занималась и не испытывала, казалось, никаких эмоций ни от чего. Будто плот, что идёт по течению. Однако при этом она сама создавала течение. Сомнения всё больше подтачивали девушку, вопросы в голове копились всё больше, и с наступлением окончательных холодов, когда травнице просто нечем было заняться, она не выдержала.

В сумерках перед рассветом Верховная любила гулять до ближайшего водоёма. Так было всегда и везде. Незыблемое правило Хельги. Младшая ведьма тихо проследовала за ней. В отличие от сестёр, Хельга не изменяла своему гардеробу. Платье и мантия были утеплены мехом, однако местную одежду Верховная даже в руки отказывалась брать. «Вдовий платок», который она носила, несмотря на смену столетий, остался на ней. Хотя спустя годы, Клаудия стала замечать, что головной убор Верховной, украшенный очельем с грубыми древними височными кольцами, совсем не вдовий. Этот куда древнее.

Мокасины почти скрадывали шаг даже на снегу, однако старшая сестра всё равно услышала, подбирающуюся к ней Клаудию.

— Не спится, младшая сестрёнка? — насмешливо поинтересовалась Верховная, тоном намекая, что знает о целях травницы.

— С тобой что-то происходит Хельга? Или со мной? — неуверенно начала Клаудия.

Она планировала этот разговор, мысленно проговаривала все вопросы и все замечания, относительно поведения всего ковена и его Верховной. Однако стоило оказаться лицом к лицу, и вся решительность испарилась. Она снова чувствовала себя едва оперившимся цыплёнком. Неофиткой, прошедшей инициацию, едва пережив ужасное. Горло сдавило ощущение постыдной беспомощности, и все вопросы покинули голову.

Впрочем, Верховная выглядела удивлённой, даже услышав цыплячьи сдавленные попытки травницы что-то спросить. С тревогой она посмотрела на младшую. Голубые глаза Клаудии не мигая смотрели в серые, с волчьей желтизной, очи Хельги. Впервые младшая поймала себя на том, что такие глаза не способны смотреть на мир по-доброму. Только со скрытым хищным оскалом и стремлением задушить любого противника. Сухие пальцы Верховной легли на виски девушки. От касания стало больно. Что-то внутри болезненно сжалось от резких действий старшей сестры.

— Интересно, — пропела та, наконец убирая руки и отступая от младшей на шаг, — значит, вот как оно начинается…

— Хельга? — осторожно позвала её напуганная Клаудия, видя, что слова адресовались совсем не ей. — Что происходит?

— Старость, девочка моя, — невесело улыбнулась Верховная, — и немощь. Я уже не та, что прежде! И ты тому доказательство. То, что увидела. То, что сейчас думаешь. Все твои вопросы…

— Если тебя беспокоят мои вопросы, то я буду молчать, — смиренно опустила голову Клаудия.

— Нет, девочка, спрашивай. За твою глазастость полагается награда, — выдохнула Верховная, жестом приглашая девушку разделить с ней прогулку вдоль берега. — Ты отличаешься от сестёр, я это сразу заметила. Но только сейчас по-достоинству оценила, насколько твой ум более пытлив. Горячая юность!

Клаудия зарделась от комплимента, ощущая безграничное счастье не просто от признания её, самой младшей из ковена, равной остальным сестрам, но превосходящей их.

— Зачем мы существуем? — задала она самый важный для себя вопрос.

✸✸✸

— Вижу, ты достаточно выросла, чтобы стать по-настоящему сильной ведьмой, раз задаёшь такие сложные вопросы. У меня есть на них ответ. Однако он долгий и не всякому придется по душе. Если ты готова слушать, то я давно готова начать говорить.

Но сперва следует поведать тебе одну старинную легенду. Или сказку, если тебе так будет проще слушать.

Жила-была одна юная девушка, хрупкая и нескладная. В семье из трёх сестёр она была самой младшей. Увы, для своей матери она не была любимым ребенком, и самую чёрную работу поручали именно ей. Из еды она получала самые жалкие крохи. Однако уже тогда нечто неведомое давало силу юному телу становится крепким, сильным и привлекательным. Самые суровые испытания от собственной семьи девушка пережила благодаря своей кукле. В детстве она сделала себе куколку. Маленькую, размером с ладошку, не слишком красивую, однако вложила в неё весь свой юный жар, и творение обрело жизнь. Кукла подчинялась воле девушки, составляла ей компанию в одинокие вечера, когда её запирали, словно рабыню.

И вот однажды, когда возраст дочерей приблизился к выданью, они решили избавиться от младшей. Осенним вечером, мачеха попросила Иного подсобить и забрать из дома весь свет. Когда погас огонь в печи, а коптилка на жиру перестала давать хоть какой-то свет, мать потребовала, чтобы младшая дочь отправилась к лесной ведьме и заработала у неё огня.

Лесная ведьма пугала весь люд настолько, что идти на смерть было не так страшно, как в её обитель. Про неё говорили, что она вечно голодная, худая как скелет. Её маленькая избушка в самом сердце березовой рощи возвышалась на гигантских куриных ногах, забор вокруг был выстроен из человеческих костей, а путешествовала по своим угодьям она, по слухам, в ступе, заметая свои следы метлой.

Именно к этой страшной ведьме направилась девушка, взяв с собой куклу. Ослушаться мать и старших сестёр она не могла. С поклоном она явилась к старухе Ягишне, как её величали в тех краях, просила о работе и об огне для матери и сестёр. Старуха могла съесть девушку в то же мгновение, но отчего-то замешкалась. День за днём она давала ей самую тяжелую, самую чёрную работу, что могла быть в её доме, и заставляла работать старательно и выполнять всё идеально, угрожая в противном случае девушку съесть.

Девушка и её кукла работали усердно и в срок успевали управиться со всей работой. Вечерами, когда настроение у старухи было хорошим, она даже позволяла себе пространные беседы, высмеивая скромную и робкую работницу. Та работала не покладая рук, и удручённая Ягишна вскоре оплатила её работу большим черепом, насаженным на шест. Из глазниц черепа бил пугающий свет.

«Немного огонька для твоих сестричек», — сказала на прощание Ягишна и отправила девушку домой.

Днём глазницы гасли, но ночью сияли ярче солнца. Как было приказано, девушка принесла в тёмный дом матери череп. После сделки с Иным, забравшим свет из дома, в нём гасли факелы, свечи и даже солнечный свет прятался в тень. К черепу домашние повернулись, как к спасению. Однако стоило женщинам сделать шаг к черепу, как он сам повернулся сначала к матери, а потом к сестрам. От взгляда сияющих глазниц мать и сёстры заживо сгорели на глазах младшей дочери. Остался один лишь пепел.

Девушка вернулась к лесной ведьме и вернула ей свой заработанный череп. В ответ Ягишна рассмеялась и поведала девице:

«Не ведаешь, милая, почему я не съела тебя? Нет, не из-за твоей ворожбы с куклой! Разумела я, что ты подобная ведьма, как и я! А нынче ты сама в этом убедилась. Череп душегубит любого человека, который посмеет оказаться пред его очами. Но ведьмам он подвластен. И ты это прекрасно сознавала, милая, пока шла домой. Ты помышляла о том! Ныне тебе предстоит узнать, на что ты ещё способна! Моё тебе напутствие, ведьма-сестрица, долой играть в куклы. Тебе дано подчинять не только предметы. Познай себя, и править будешь людом!»

Больше девушка не встречала лесную ведьму, но слова запомнила. И к своему ужасу признала, что давно ненавидела мать и сестёр за их отношение к ней. Силой черепа она, наконец, от них освободилась и, вернув его Ягишне, шагнула в её дом, чтобы принять инициацию от древней ведьмы.

Но самое главное, Клаудия, лучшая часть ещё впереди!

Верховная не давала младшей прямых ответов. Каждая их беседа будто испытывала на прочность травницу. У Хельги оказалось много историй. Пугающих своими жестокими окончаниями и удушающей моралью. Добро всегда и во всём уступало своему противнику. Только поступки вне совести, вне морали, ради себя и только для себя вели к победе над всеми горестями. Идеал младшей ведьмы стал превращаться в жутковатый идол, окроплённый кровью всех, кто вставал на пути.

Мудрая, превосходная, самая любимая в мире старшая сестра обладала собственным моральным кодексом, который можно было сократить до фразы «если очень хочется, то можно». Восхищение её волей никуда не делось, однако вся картина мира Клаудии пошатнулась. Как же так? Как мудрейшая и древнейшая из них может быть настолько далёкой от христианской доброты?

— Мне даже жаль, что беседовать мы начали так поздно, девочка моя. Увы, только сейчас я начала видеть в тебе потенциал, который раньше воспринимала как угрозу. Ты похожа на меня. Ты сможешь очень далеко пойти! Когда я умру, Верховной должна стать ты!

Ужасная фраза полоснула по сердцу, словно взмах острого ножа. Хельга открывалась постепенно и неохотно, однако в один весенний день, когда инну перебирались на новое место, она раскрыла Клаудии свою тайну.

Закрытая платками шея Верховной впервые показалась перед глазами младшей, напугав её чёрной паутиной, разрастающейся под кожей. Паутина покрывала не всю область декольте. Местами она будто рвалась.

— Патрис делала всё, что могла, однако за пять столетий Чёрный Морозник меня решил забрать! — мрачно усмехнулась Хельга.

Незнакомое название всколыхнуло нечто задавленное внутри многократно. Клаудия непонимающе посмотрела на старшую сестру, и в её голове начали вспыхивать воспоминания, которые раньше будто не существовали. Все её прогулки с Хельгой на новом месте обрывались в памяти, но теперь мозаика складывалась. Она видела, как каждый раз они уходили в тайное место Верховной, как по приказу травница призывала из земли тёмно-лиловые цветы с мясистыми листьями. Как только цветы поднимались над землёй приказом Хельги, девушка выбрасывала из памяти всё, связанное с цветами. Ничего не было. Только беседа.

— Ты! — прошипела в гневе Клаудия и впервые не почувствовала внутреннего давления из-за злых чувств по отношению к Идеалу. — Я…

— Ты была мне жизненно необходима, девочка! Только ты и морозник поддерживали мою власть всё это время. Увы, — выдохнула она, — силы иссякают вместе с жизнью. Больше я не могу принимать морозник.

— Ты постоянно его пила!

— Он усиливает нас, даёт ещё больше могущества. В нём источник Древней Магии. Чистой. Не успевшей развеяться, пока идёт от самого Рукава… но за всё приходится платить. Он убивает. Далеко не сразу, и, какая ирония, далеко не всех! — спокойно ведала Верховная, словно прекрасно знала о пошатнувшейся, но всё такой же крепкой верности младшей. — Теперь он убивает меня. Тереза видела мою смерть, и её не избежать.

Верховная относилась к собственной гибели необычайно спокойно, что шокировало Клаудию не меньше, чем откровения о том, как она безропотно выполняла все команды, а затем послушно забывала их, чтобы не думать и не рассказывать ничего о Хельге. Та, напротив, с каждой беседой открывала девушке всё больше карт, погружая в свои мрачные тайны.

— Однажды наступит такой момент, девочка, когда мир перестанет тебя удивлять. Солнце тебя не согреет. Вода не напоит. И всё человеческое тепло пройдёт сквозь тебя, оставив ледяной, словно статуя в зимний вечер. Только одно будет значить хоть что-то — сила. Ощущение её и власть, что она дарует, будут питать тебя столетиями. И поверь мне, девочка, когда кроме них не останется ничего, ты поймёшь каждый мой поступок и сама будешь действовать также! Замкни круг после моей смерти и веди ковен своей дорогой!

— Как я поведу, если не знаю, куда идти?

— Иди туда, где будет больше всего власти! Там ты сможешь выстроить свой мир!

Годы шли, племя кочевало. Разговоров становилось всё больше, а одежда, скрывавшая скверну на коже Верховной, становилась всё плотнее. Спустя полвека её здоровье начало расшатываться вместе с тревожными событиями. Их племя едва успело уйти в безопасные земли, когда Ирокезы решили начать собственный обмен с бледнолицыми и вырезали на очередных менах всех, кто явился. Увидев поле бойни, Клаудия с ужасом и благодарностью посмотрела на Терезу. Они регулярно ходили обмениваться, чтобы получать от колонистов необходимые мелочи, но после жестокой расправы стало страшно.

Племя ушло подальше в горы, чтобы не столкнуться случайно с агрессией Ирокезов или ответной убийственной волной от белых, не слишком различающих племена. Без влияния Хельги, репутация ведьм уже держалась на их талантах, долгом опыте совместного проживания и близкой дружбе с первым человеком. Впрочем, и причин обижаться на сестёр у инну не было. Совместная кочевая жизнь продолжалась в гармони с природой и обществом.

— Они прогонят нас, как только увидят скверну! — прошептала Хельга, сидя на берегу. Серые глаза стали почти полностью по-волчьи жёлтыми, а некогда русые волосы, выбивающиеся из-под её платка, белыми как паутина.

— Мы можем жить вдали от любого людского поселения, — предложила Клаудия.

— Нельзя уйти от судьбы, свернёшь с намеченной дороги и встретишься с судьбой ты там, куда сошла! — вздохнула Верховная в кругу сестёр. Свою немощь она уже не могла скрыть от них.

Пять ведьм мрачно смотрели на ту, что объединила их в единый круг и угасала на глазах. Кочевая жизнь с миролюбивым племенем в конце концов сыграла с ведьмами злую шутку. Намеренно избегающие все скачки изменяющегося времени, они слишком долго жили в спокойствии и отрешении и опасно расслабились. Слишком легко оказалось привыкнуть к жизни в племени, где свои силы и свою сущность не было нужды прятать. Без необходимости следить за каждым своим словом, жестом, взглядом ведьмы потерялись во времени и упустили момент, когда положенный век подошёл к концу.

— Я не знаю, куда нам идти! — рыдала Тереза, зажимая рвущийся из груди вой кулаком. — Смерть тебя найдёт везде. Нам не сбежать. Тебе не сбежать, Хельга!

— Я знаю, — с печальной улыбкой прошептала Верховная, ласково поглаживая провидицу по смоляным кудрям, — моё время пришло. Почти пришло. Я прошла очень долгий путь! Веди нас туда, где мы должны быть!

— Я вижу отчётливо, как дорога ведёт нас в Сентфор. Небольшое поселение намного южнее, чем мы сейчас находимся. Добираться будем очень-очень долго, — неуверенно пробормотала Тереза, — быть может, лучше остаться здесь?

Ослабевшими руками Хельга обхватила плечи провидицы и внимательно посмотрела в её заплаканное лицо. Им предстояла долгая дорога навстречу смерти одной из них. Каким бы ни было прошлое, эта дорога вела к великой печали.

— Перст Судьбы ведёт нас вперед. Нельзя заставлять его ждать! — уверенно улыбнулась она.

На очередных менах женщины обменяли прекрасные шкуры на платья, соответствующие времени. Множество юбок, не слишком удобная шнуровка, но в чем-то более комфортное, чем камиза и котта. Прощание с инну накануне было тяжелым. За долгие годы совместной жизни ведьмы стали по-настоящему родными. Старики, помнящие времена до странных гостий, успели умереть. Всё племя знало и помнило своих ведьм, как незыблемое благословение природы. И вот они покидали их. Прощальный вечер напоминал печальный праздник, на котором Тереза успела поговорить с юной девушкой племени и подарить ей самодельное ожерелье.

Путь на юг значительно усложнился упадком сил Верховной. Без её умения внушить людям покорность, услужливость и никаких вопросов, порой идти приходилось волчьими тропами.

На закате сил Хельги к месту смерти её вели все сестры. Тереза определяла путь, Астрид скрывала их от опасных глаз, Мария находила все нужные дороги, Хелена договаривалась с Иными, чтобы мирно пропустили в свои владения, где любой другой погибал, Патрис и Клаудия договаривались с людьми. Врачевание и целебные травы на новой земле ценились выше любого золота. Самородки не спасут от лихорадки, не смягчат рудничный кашель и не поднимут на ноги ослабевшего колониста. Зато две девушки в обмен на небольшую услугу вполне могли это сделать.

Путь до Сентфора Хельга провела в полубреду. Лицо она закрывала плотной вуалью, чтобы никто не видел проступающую под кожей чёрную сеточку. Патрис делала всё возможное, чтобы боль не мучила Верховную, а смерть приближалась самой долгой дорогой, но даже её силы были ограничены. Морозник веками копился в теле старшей сестры. Настало время расплаты.

— Не злоупотребляй морозником, Клаудия, — наставляла Хельга, когда пробуждалась, — он сделает тебя сильнее, откроет новые горизонты твоих сил, но взамен затребует втрое больше. Ты видела, что он давал мне. Память любого человека становилась моей добычей. Даже их собственный язык я присваивала себе… но так ли это было нужно? Сейчас я понимаю, что нет!

Поселение Сентфор встретило сестёр угрюмой погодой. Тяжёлые облака душили. Казалось, само поселение — это одна большая клетка. Или так казалось только сёстрам? Увидев предполагаемое место смерти Хельги, Клаудия, впервые с момента их разговора о неспособности младшей читать, расплакалась.

— Лучшая часть, моя дорогая Клаудия, впереди, — ведала ей у берега Верховная, — и вот юная дева осталась совсем одна. Только она и её куколка. За ночь она собрала всё ценное и навсегда покинула отчий дом, который после все жители деревни считали проклятым.

Дорога привела её в город. Не сразу, разумеется. Она начала с соседней деревушки. С доброй бабушки, которая внезапно воспылала к ней радушием и заботилась, как о родной. Следом пришла очередь старосты деревни. Провожатый в город должен быть солидным. Но возникли трудности с его семьёй. Дева училась.

Увы, больше одного человека она не могла заставить себя любить до полного подчинения. Даже травы не помогали. Коварная сила, способная двигать мирами, оказалась заперта границами одного лишь человека. И тогда дева призадумалась, каким должен быть тот один человек. Она училась на своих ошибках. Каждый любящий её человек был выгоднее предыдущего. Выше по статусу, сильнее во власти, богаче и влиятельнее. И вот, спустя год после смерти своей семьи, юная дева уже в красивых нарядах и без робкого взгляда встретилась глазами с самим князем.

Кто мог бы стать более выгодной партией? Шепчущие о ведьмовстве языки были быстро вырваны после громкой свадьбы князя на юной Деве. У власти, когда всё государство было у её ног, она не забыла о той, что дала ей подсказку. Ягишне предоставили царский подарок, оставив в лесу. Там, где она точно его не пропустила бы. Позже в ответ Княгине прислали подарок — древние записи на бересте. Новая подсказка. Как стать сильнее. Необходим был круг из семи разных ведьм. Чем сильнее ведьмы, тем сильнее круг. А с мощью круга границы одного человека расступятся.

Первые ведьмы Княгини были напуганными и слабыми, отобранными у гневных селян. Первый круг с ними оказался слишком слаб. Но сил у Княгини прибавилось. Увы, только у неё. Вся сила круга перешла к ней, и остальные ведьмы быстро умерли от старости. С их смертью Княгиня вновь лишилась сил. Тогда она стала присматриваться к заморским гостьям, высматривать более сильных, а слабых сама обучала. Второй круг стал значительно сильнее. Верховная стала делиться своей мощью с сёстрами, всё же оставляя бо́льший кусок себе.

Именно тогда власть по-настоящему начала пьянить.

Княгиня не подарила князю детей. Она правила после его смерти, а её сил вполне хватало на то, чтобы держать в кулаке всех нужных людей. Годы шли. Управление утомляло, и невольно Княгиня выпивала больше сил, чем следовало. Круг требовалось регулярно пополнять более сильными ведьмами.

Однако стоило одной из ведьм умереть, ковен распадался, и власть Княгини таяла на глазах. Она была достаточно осторожной, и, когда управление целым государством окончательно наскучило, ковен отправился путешествовать по миру. Узнавать новое. Находить новых «сестёр». Да, Княгиня не слишком церемонилась с сёстрами, оказывающимися слабее встреченных ведьм-одиночек. Не всех забирал рок. Кто-то подчинялся приказу уступить место новенькой. Посмертно.

— Однажды меня не станет. Я хочу, чтобы ты заняла моё место. В тебе есть то самое, что было в той Деве, что отправилась к Ягишне на службу. Но помни, деточка, когда пройдут столетия, все мирские удовольствия станут на вкус как пепел. Радость угаснет, восторг исчезнет, грусть померкнет, ярость испарится, и только одно останется с тобой навсегда. Власть. Она всегда будет согревать твои руки. Это ощущение контроля, когда тебе принадлежат жизни. Только она что-то значит, девочка моя. Только власть!

Примечания:

Дурной пример заразителен, особенно когда уважаешь того, кто тебя учит плохому