Dualis (гет)

Я предупредила Саманту, что неважно себя чувствую, — она отправила меня встречать посетителей и обещала по возможности не загружать иной работой. Поглощенная хмурыми мыслями, я нервно перебираю пальцы, приветствую пока еще редких гостей вымученной улыбкой и совсем не удивляюсь, когда вижу знакомое лицо.

— Ну, здравствуй, яр… могу я по-прежнему звать тебя ярочкой? Или та швабра уже тя оприходовала?

Мое нутро содрогается. Я с большим трудом прячу злость, которая вспыхивает в душе от мерзких слов, от сальной улыбки, от мучительных воспоминаний и лежащей на поверхности догадки.

— Это ты прислал? — спрашиваю подчеркнуто холодно. Растянутая пуще прежнего улыбка говорит за себя.

— Понравилось?

Желудок скручивается. Знаю, что актриса из меня никудышная, но пытаюсь придать лицу насмешливое выражение.

— Ты вообще в курсе, что такое «врачебная тайна»? Думаешь, я поверю, что ты вот так запросто добыл этот документ?

С надменным видом Колин сует руки в карманы джинсов.

— Связи, Барлоу, — в мире все решают связи. Хочешь верить, что это фальсификация, — пожалуйста, верь. Мне пофиг. Главное, я знаю, что это правда. А раз так, то и ты когда-нибудь в этом убедишься.

Холодок бежит по спине, но я не подаю вида. Не могу допустить, чтобы последнее слово осталось за этим высокомерным, злопамятным выродком! Скрестив руки на груди, я гордо вздергиваю подбородок.

— Мне тоже пофиг, что ты себе напридумывал. Лео — настоящий мужчина и стоит десятка таких, как ты!

Усмешка Колина становится невыносимой.

— Десятка? По-твоему, все настолько плохо?

Я прикусываю язык. Оборачиваюсь, проверяя, не привлек ли наш разговор ненужное внимание. Тихо спрашиваю:

— Чего ты добиваешься? Что я испугаюсь, брошу Лео и перебегу наконец-то к тебе?

Колин презрительно фыркает:

— Поздняк метаться, красавица, — поезд уже ушел! Думала, я вечно буду ждать, пока ты образумишься? Я лишь хотел убедиться, что ты оценила мой прощальный подарок. Получи-распишись!

Я не успеваю среагировать, и он щелкает меня по носу. Отшатываюсь, наткнувшись на стойку с меню. Прежде чем я взрываюсь негодованием, Колин разворачивается, делает мне ручкой и покидает «Заводь», противно звякнув дверным колокольчиком.

«Прощальный подарок… вот же дрянь!..»

Мне бы порадоваться, что Колин соизволил оставить меня в покое, но, видит бог, сейчас не до того. Я сбегаю в туалет для персонала, чтобы умыться и перевести дух.

Документ, который я получила по «мылу», был страницей из истории болезни. В нем говорилось, что такого-то числа в такое-то отделение психиатрической клиники имени кого-то там поступил пациент Лео Коннелл Грин: пол «М», возраст 21 год, на учете ранее не состоял. Пребывая в кататоническом ступоре, он жаловался на депрессию, слуховые галлюцинации и амнезию. Ниже шла запись со слов пациента, сделанная неровным врачебным почерком: «голос в голове: издевается, унижает, запугивает; провалы в памяти: обнаруживаю себя в непонятных местах, не помню, как туда попал; из памяти выпадают минуты, часы, даже дни». Последние строки документа гласили: «Предварительный диагноз: диссоциативное расстройство идентичности, большое депрессивное расстройство».

Из смотренного когда-то детективного сериала я знаю, что «диссоциативное расстройство» (оно же ДРИ) — научное именование раздвоения личности. Не удивительно, что новость выбила меня из колеи.

«"Лео стоит десятка таких, как ты", — надо ж было сказануть!»

Я высмаркиваюсь, нехотя возвращаюсь на пост и, предоставленная своим мыслям, пытаюсь рассуждать здраво: «Итак… если допустить, что документ подлинный, то, судя по дате, Лео загремел туда через несколько месяцев после смерти родителей, так что депрессия и всякие расстройства объективно могли иметь место. Это раз. Диагноз обозначен как "предварительный", значит, мог не подтвердиться. Это два. Если Лео проходил лечение, значит… ну, мог выздороветь. Это три. За время нашего общения он ни разу не сделал ничего дурного. Это четыре».

Все эти доводы я гоняю по кругу, но мысли мои всякий раз спотыкаются о нашу с ним первую встречу... Ведь тот хмурый, зажатый парень, волчонком глядящий поверх ноутбука, совсем не похож на элегантного и лучезарного Лео, с которым я познакомилась на вечеринке и провела два чудесных свидания. И пусть он объяснил причину своего состояния в тот день, пусть я даю себе отчет, что человек не бывает всегда одинаков, тревожный звоночек в моей голове звенит час от часу все громче, и, как ни стараюсь, я не в силах его заткнуть!

Мысленно рисуя образы близких людей: папы, Мэгги, бабушки и тети Мэри, — я в красках вспоминаю, как они то грустят, то радуются, то смеются, то плачут, то шутят, то ведут себя очень серьезно и как по-разному выглядят в эти моменты. Но это не помогает: контраст между «разными» Лео по-прежнему кажется неуловимо неправильным.

Домой возвращаюсь, едва переставляя ноги. Оставшись одна, чувствую себя потерянной. У меня нет сил на творчество, нет желания читать или что-то смотреть, даже ленту стримить неохота. Так жаль, что рядом нет Мэгги! Дерзко-оптимистичная, она как никто умеет «переключать» меня с плохого на хорошее. Увы, хоть она прилетает в ночь на четверг, к нам домой вернется только на будущей неделе. Может, напроситься к ней в гости? Ее родители хорошо ко мне относятся.

Приняв горячий душ, я переодеваюсь в домашнее и весь вечер бесцельно прохаживаюсь из комнаты в кухню и обратно. Скорей бы закончился этот мучительный день… Переспав с тяжелыми мыслями, я смогу оценить их более взвешенно и принять адекватное решение. В большинстве случаев так и происходит.

Но испытания на сегодня еще не закончились.

«Speak my friend, you look surprised.I thought you knew I'd come disguised…»

Лео звонит… Ой-ей, что же делать?

«…I can make your dreams come true,What a couple — me and you…»

Готова ли я сейчас к разговору? Смогу ли общаться как ни в чем не бывало? Стоит ли напрямую спросить о лечении?..

«I will show you everything no vividly…You can't deny me!»

Первый звонок я пропускаю — мало ли по какой причине я не могла ответить? Второй раздается минут через десять, и я принимаю его с подготовленным за это время решением: о ДРИ не спрашивать, говорить на отвлеченные темы и внимательно прислушиваться к своим ощущениям.

— Алло! — В ответ молчание. — Эм-м… Алло-о-о!..

— …А, что? Прости: звучание твоего голоса меня зачаровало.

Смеюсь, кажется, чуть громче, чем надо.

— Приятно открывать в себе новые способности!.. Как твои дела?

— Обыкновенно. Закончили запись трека. Осталось еще два, потом микширование, обработка… планируем выпустить альбом через два-три месяца, но кому это интересно? Расскажи лучше, как прошел твой день?

— …Не так хорошо, как хотелось бы, — отвечаю уклончиво. — Проснулась уставшая, голова не соображает, настроение соответственное. Атмосферное давление, наверно, не знаю.

Пауза.

— Агнес, у тебя что-то случилось?

От его тона я вздрагиваю.

— Да ничего, я ж сказала...

— Не ври мне, пожалуйста.

Я обмираю. Как он это делает?

— Лео… — Мои глаза горячеют, ум туманится — накопленные за день, эмоции готовы без спросу излиться. Я вдруг теряю контроль над своим языком: — Прости меня… — Комок встает поперек горла. Лео молча ждет, когда я продолжу. — Я… кое-что узнала. Если это правда… Я понимаю, это очень личное, и мне вообще не положено знать… ну, то есть, если б ты сам не захотел рассказать… Я узнала, что ты лечился в психиатрии, и про диссоциативное расстройство... — По-прежнему молчание. — Сегодня утром узнала. Прости, но меня это так напугало! Весь день не знала, что думать, не могла выкинуть это из головы и…

Не дослушав мою сбивчивую речь, Лео сухо бросает:

— Жди, я приеду.

— А?..

…и кладет трубку.

Словно очнувшись от накатившей дремы, я подскакиваю и начинаю сновать туда-сюда, вцепившись себе в плечи. Какая же я дура! Нельзя было заговаривать об этом так сразу, да еще на эмоциях! Что на меня нашло? Я ведь планировала изучить тему ДРИ и наводящими вопросами узнать, как Лео приходил в себя после трагедии. Но меня будто прорвало…

Через пятнадцать напряженных минут раздается звонок домофона, через десять невыносимых секунд — негромкий стук в дверь. И вот он стоит на пороге, сложив руки за спиной. На нем светло-серые спортивные штаны и застиранная футболка с изображением Ктулху, волосы убраны в небрежный пучок на зашейке, — очевидно, Лео не стал тратить время на переодевание и поехал, в чем был.

— Привет… — Потупив взгляд, я пропускаю его в квартиру. Он молча вынимает из-за спины и протягивает мне тонкую бумажную папку.

— Что это?

— История болезни. Бери, не стесняйся. — Он шагает вперед с непроницаемым выражением на лице и не глядя захлопывает дверь. Стыдливо улыбаясь, я тянусь к папке так, словно боюсь обжечься.

— …Пройдем в кухню? Можешь не разуваться.

Мы садимся друг напротив друга. Видя, что я не спешу притронуться к бумагам, Лео сам открывает папку и берет документ, который я тут же узнаю.

— Это мое направление на госпитализацию: здесь указано, что у меня может быть так называемое ДРИ. А это — моя выписка. — Он перелистывает несколько бумаг. — Как видишь, в стационаре меня держали всего три недели. Окончательный диагноз: «Обсессия на фоне большого депрессивного расстройства». Перевожу на простой язык: после известной травмы у меня возникла навязчивая идея — что во мне живет посторонняя сущность, которая, как объяснили врачи, олицетворяла вину за ссору с родителями. Прописали терапию и антидепрессанты. Все. — Лео закрывает папку, бесцеремонно отталкивает ее на край стола и отклоняется на спинку стула, пристально глядя мне в лицо. — Ну как, страшно?

— Нет…

Кажется, с моих плеч свалилась целая глыба — только чувство стыда продолжает давить.

Лео иронично кивает.

— Как ты узнала?

— Колин… — морщусь я. — Прислал письмо со сканом направления. В душе не знаю, где и как он его достал. Потом в кафе приходил. Дразнился...

Лео кривит рот, супит брови и упирается локтями в стол.

— То есть вместо того, чтобы довериться своему парню и чистосердечно поговорить, ты на слово поверила заведомо бессовестной сволочи?

— Прости… — Неуверенно протянув руку, я поглаживаю его по сцепленным пальцам. — Я сдуру поддалась эмоциям, но… меня все же можно понять.

Его взгляд смягчается.

— Конечно, можно. Ты не так давно меня знаешь — мысль о том, что твой мужчина лежал в психушке, действительно должна пугать. Я непременно рассказал бы об этом со всеми нужными подробностями, но позже — сама понимаешь, это информация не для первого свидания.

— Да уж, — осторожно усмехаюсь я. — Но главное, что все прояснилось. Ты на меня не в обиде?

Тонкие губы расслабляются, их уголки ползут вверх.

— Нет. — Его руки бережно накрывают мою. — Наверное, я и сам испугался — что ты нафантазируешь невесть что, да и бросишь меня, не желая слушать. Мне бы… очень этого не хотелось.

Наше молчание вновь становится комфортным, напряжение рассеивается, будто в кухню впустили свежий воздух. Окинув Лео кротким взглядом, я умиляюсь тому, как уютно он смотрится в домашней одежде.

— Ты голоден?

Благодарная улыбка.

— Нет, спасибо. Как раз поужинал перед тем, как звонить.

— Жаль… — огорчаюсь я, но не отказываю себе в удовольствии покрасоваться хотя бы на словах. — У меня мясной рулет в холодильнике — ум отъешь! Впрочем, лучше я как-нибудь свежий приготовлю — с пылу с жару всегда вкуснее. Тогда чаю?

Он кивает. Я встаю и откидываю крышку настенного шкафчика, демонстрируя внушительную коллекцию жестяных и картонных коробочек. При всей своей бережливости на черный чай я никогда не скупилась.

— Есть эрл грей, ассам, дарджилинг, лапсанг сушонг, два вида цейлонского и куча фруктовых: красный апельсин, гранат, лесные ягоды, клубника, лимон-мята, виноград, пина колада… тебе какой?

Лео растеряно смеется:

— А ты ценитель. Какой твой любимый?

— Цейлон с типсами⁽¹⁾. — Я беру полупустую черную баночку. — У него своеобразный терпкий привкус. Папе никогда не нравился, но я такой обожаю!

Вскоре я ставлю на стол две дымящиеся кружки, на одной из которых, принадлежащей Мэг, нарисован золотой зодиакальный лев. В ответ на толстую шутку Лео по-доброму закатывает глаза. Я пожимаю плечами и собираюсь вернуться на прежнее место, но он отодвигается на стуле, хватает меня за талию и вдруг сажает к себе на колени — мои органы разом делают сальто. Коротко переглянувшись, мы одновременно льнем друг к другу в неожиданно исступленном поцелуе.

— Прости меня, Лео.

— Не стоит... Просто знай, что со мной можно говорить прямо.

Легонько куснув за шею, он зарывается мне в волосы пальцами и снова припадает к моим губам. От его напора я теряю равновесие и, сознавая провокационность этого действия, сажусь более устойчиво, а именно — «верхом». Блеснув глазами, Лео крепче сжимает объятия. Чувствую сквозь одежду его подтянутое тело.

Напрочь забыв про тревожный звоночек, весь день заглушавший мою способность к здравомыслию, я упиваюсь его близостью, свежим запахом и пьянящим вкусом. Присутствие Лео окутывает меня со всех сторон, словно шелковый кокон, внутри которого тепло и безопасно, можно забыть о бытовых неурядицах и предаться простым удовольствиям. Буйным цветом во мне расцветает желание.

Почти ночь на дворе. Соседки нет дома. Я могу предложить Лео остаться… Уже неважно, что наши отношения развиваются быстро, — если я кого и вижу своим первым, то только его!

Становится жарко. Языки сплетаются все более неистово, мои бедра непроизвольно покачиваются, его руки блуждают по моей спине и чуть ниже, удивительным образом сочетая деликатность с жадностью. Кажется, мы оба хотим зайти дальше, но сдерживаем себя что есть силы: я не решаюсь проявить инициативу, он же, наверное, боится потревожить оставленную Колином рану.

— Лео… — Залитая краской, я слегка от него отстраняюсь. — Я думаю, ты… — мой голос подрагивает, — …можешь переночевать у меня.

Его глаза темнеют, грудь вздымается чуть выше, черты будто делаются более острыми, а голос звучит приглушенно:

— Ты хочешь?..

— Хочу, — выдыхаю ему в губы.

— Агнес, — облизнув их, он смахивает упавшие на лицо пряди, — извини за прямоту вопроса, но ты ведь девушка еще?

— Да…

Руки на моей талии сжимаются чуть сильнее.

— Тогда не стоит торопить события. Не пойми неправильно: ты прекрасна, совершенна и бесконечно мне нравишься! — Он мягко обхватывает мои пылающие щеки. — Но давай смотреть трезво: у тебя был тяжелый день, полный сложных переживаний, — едва ли первый секс станет правильным его завершением.

Поглаживая мои скулы большими пальцами, Лео улыбается спокойно и нежно. Я поджимаю припухшие губы. Немного обидно, что он отказался от предложения, решиться на которое мне было непросто, но его самоконтроль, опровергающий представление, что все мужчины думают членом, определенно достоин уважения.

Я со вздохом утыкаюсь своим лбом в его.

— Ты прав. Не сегодня… Если честно, я ощущаю себя такой выжатой!

Он сочувственно привлекает меня к себе. Я кладу голову ему на плечо, наблюдая танец пара над кру́жками из-под полуопущенных век.

* * *

4:23 ночи. Колин Пирс стоит у входа в ночной бар, с кислым видом посасывая айкос. Заведение скоро закроется — самое время вернуться и попытать счастье с четвертым размером у стойки. Колин кидает стик в урну и, чуть помедлив, вставляет новый. Отчего-то мысли постоянно возвращаются к Агнес — красивой дурочке, живущей в устарелом мире книжных идеалов. Колин, которому с детства прививали практичность, всегда глядел на ее показное «благообразие» снисходительно.

Он отчетливо помнит случай, когда впервые подумал, что она не от мира сего: на литературе училка рассказала о придворном шуте, который горстями разбрасывал червонцы, а тем, кто их собирал, отвешивал поджопники; она закончила словами: «Будем честны: любой из нас бросился бы подбирать золото», — но Агнес воскликнула: «Я бы не стала! — На вопросительный взгляд училки и половины класса она смущенно ответила: — За все ведь придется платить… Если где-то прибавится, то где-то убудет». «Что ты несешь?..» — пробормотал тогда Колин.

Сколько им было? Лет по четырнадцать? Уже не тот возраст, когда веришь в бабкины присказки. Но впоследствии он убедился, что нищебродка, которая два года ходила с кнопочным телефоном, действительно мыслит такими категориями. Сколько раз она выбешивала его, отвергая подарки, от которых другая девчонка пищала бы? Взять хотя бы смартфон за пятьсот долларов…

Агнес, конечно, чудачка, но — черт возьми! — как сексуальна она была на днюхе недопырка Гарри, когда танцевала, забыв обо всем на свете! С минуту он пялился на нее, не веря глазам и затаив дыхание, прежде чем подойти. Обняв недотрогу со спины, Колин ожидал, что она смешно испугается, но Агнес продолжила танцевать, соблазнительно покачивая бёдрами. Она впервые сбросила маску скромницы и показала, что в ней живет настоящий дьяволёнок! Если б этот эпизод так его не раззадорил, Колин вряд ли докатился бы до попытки трахнуть ее силой… Ну и алкоголь, конечно, самоконтролю не поспособствовал.

Колин ругается себе под нос. Чувство вины ужасно раздражает. Все же он не настолько конченый, чтобы принять свой поступок как должное. Пару раз он даже думал, что не зря получил по морде, но не позволял этой мысли задерживаться в голове. Ни в коем случае нельзя унижаться и показывать, что ему не по себе или совестно!

Что до Агнес… пусть теперь разбирается со своим патлатым шизиком! Сама виновата… Да! Она сама виновата! Он-то хотел, чтобы у них все было по-серьезке: пробовал по-хорошему, пробовал — чего греха таить! — и по-плохому. Но раз она такая упрямая, то скатертью дорога!

Хотя жопка у нее, конечно, что надо…

Второй стик Колин кидает на тротуар и сердито давит белоснежной кроссовкой. Сплевывает себе под ноги и хочет вернуться в бар, но что-то привлекает его внимание.

В конце улицы, метрах в шестидесяти, прислонившись к стене на углу дома, стоит человек. Стоит себе и стоит, какая разница? Но Колину кажется — хотя что можно утверждать с такого расстояния? — что человек смотрит прямо на него, пристально, изучающе. Теплый вечерний воздух делается вдруг каким-то промозглым.

Не сводя взгляд с подозрительного типа — возможно, грабителя, который присматривает жертву среди гуляк, — Колин шагает к двери, которую так и не откроет. Резкая боль ошеломляет его — жгучая, давящая, словно кто-то схватил его сердце и пытается расплющить! Вцепившись в футболку, Колин отшатывается и с трудом удерживает равновесие. В глазах темнеет. Когда проходит первый шок, он нащупывает телефон, но тот выпадает из неверной руки. Следом за телефоном на асфальт летит сам Колин. Боль парализует и отупляет, не оставляя ничего, кроме страха за свою жизнь.

Изогнув спину, Колин видит, словно в тумане, все ту же фигуру на углу дома. Не двигаясь с места, человек безучастно наблюдает за его муками, постепенно растворяясь во мраке.

1) Типсы — чайные почки.

Вернуться к тексту