Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Нирея дернулась в седле, потерла затекшей рукой ушибленный нос: опять задремала. Сжавшийся под одеялом Лейтар едва не выскользнул из рук. Нагнувшись, Нирея поцеловала его в темя, натянула одеяло на голые ноги — заодно и на свои. О стыдливости и неудобствах она уже успела позабыть.
Плащ плохо защищал от ночного холода, встречный ветер раздувал и его, и рубаху. Темное небо медленно серело — видно, близился рассвет, кое-где в низинах клубились туманы. Лишь сейчас Нирея поняла, что они едут почти всю ночь. Только так и не ясно, куда и почему.
— Бедный мой… — шепнула она и сморгнула слезы. — Что нам теперь делать?
Вновь замелькали перед глазами лица тех, кого уже нет: отец, мать, братья. И люто сжалось сердце, завыло одиноким волком. Всего лишь вчера Гелед ухаживал за нею с нежной, трогательной заботой, Антесан смеялся и шалил — и даже не думали они оба, что не увидят рассвета, который сейчас неспешно разгорается впереди, за степным окоемом. Всего лишь вчера ликовали отец с матерью, глядя на постриженного Лейтара, — да не суждено им увидеть его взрослым мужчиной-воином. Если самому ему вообще суждено вырасти, а не погибнуть от рук очередных убийц…
— Давай я возьму княжича, госпожа, — послышался рядом чей-то голос.
Нирея вздрогнула: она едва вырвалась из вновь накатившей дремы и даже не заметила, как подъехал Панарет. Десятник казался усталым и печальным, но глядел, как всегда, с участием.
— Непривычна ты к таким скачкам, да и он тоже. Того и гляди, уронишь…
— Нет-нет! — Нирея выпрямилась, крепче прижала Лейтара к груди. — Я не сплю, это… так… — Она опустила глаза. — Он, бедняжка, без того напуган до смерти, нагляделся на кровь и убийства. А меня он знает лучше всего. Так пусть меня и увидит, когда проснется.
— Дело твое, — кивнул Панарет, — но, ежели что, сразу говори…
«Говори…» — ударило эхом в голове. И окатило лютым холодом.
— Как мне ему сказать, Панарет? — Нирея поглядела на десятника почти с ужасом. — Я смерти так не боюсь, как того, когда он проснется и спросит. Он же маленький…
— Не такой уж маленький, госпожа, — сурово бросил едущий позади Овандим, — он — воин постриженный. Как сказать, говоришь? Да так и сказать прямо, пусть знает. Чай, не глупыш какой, должен понимать, что такое враги и что они могут сделать.
— Знать бы еще, кто эти враги… — едва слышно заметил Грас.
Воины переглянулись, перешептываясь между собой. Нирея промолчала, лишь крепче закуталась в плащ, словно он мог спасти ее от тяжких дум и грядущего тяжкого разговора с Лейтаром. Больше всего на свете хотелось улететь обратно, в минувшие светлые дни, когда все были живы и счастливы. Нирее вспомнились недавние заботы, над которыми она порой ломала голову и даже плакала украдкой: какими мелкими они сейчас казались ей! Зато теперь забот столько, что не знаешь, с какой начать — и куда они приведут.
— Мама… Нирея…
Лейтар на руках зашевелился, потер глаза грязными кулачками. Нирея чуть придержала коня и махнула воинам сделать то же.
— Я здесь, Лейтар, все хорошо.
Она старалась говорить как можно мягче и бодрее, как обычно по утрам, когда он просыпался слишком рано, еще до рассвета, и донимал ее, не зная, чем заняться. «Хватит ли мне сил лгать ему? — ужасалась она мысленно. — Или воины правы, и надо сказать прямо? Но, боги, что с ним будет тогда! Мудрая Оглунна, вразуми…»
— Нет, не хорошо! — заканючил Лейтар и взбрыкнул ногами — должно быть, они тоже затекли. — Почему тут темно и холодно? Почему трясет? Где мама?
— Успокойся. — Нирея обняла его, мысленно благодаря богов и товарищей-воинов за смирную лошадь. — Мама скоро придет, она… едет следом…
«Светлая госпожа-солнце, что я несу!» Нирея отвернулась и усиленно заморгала. Стряхнуть слезы не удалось, подбородок дрожал, и дрожь поневоле проникала в голос.
— Куда едет, зачем? — Лейтар оттолкнул ее с небывалой силой. — Я хочу домой! У меня опять живот болит!
Вновь Нирею будто ледяной водой окатило: «А если он разболеется пуще прежнего, что мне с ним делать? Ни лекарств, ничего! Трав не набрать, а до ближайшей деревни когда еще доедем…»
— Панарет, надо остановиться! — окликнула она. — Княжичу плохо!
Десятник тотчас отдал приказ. Воины придержали коней, по-прежнему окружая Нирею. Она же остановила свою лошадь и спрыгнула на землю, словно лихая наездница, привычная к мужскому седлу. Затекшее тело вмиг воспротивилось. Нирея коротко вскрикнула, едва не согнувшись пополам, но жаловаться на боль, да к тому же воинам, показалось ей стыдным. Совладав с собой, она свернула кое-как одеяло, взяла Лейтара на руки и помогла ему облегчиться. Хвала богам, хуже ему не сделалось, хотя побледневшее грязное лицо казалось измученным и как будто повзрослевшим.
Краем уха Нирея слышала, что воины тоже спешились — размять ноги или справить нужду. Но даже сейчас они оставались начеку: Тейгот стерег коней, Грас и Овандим стояли слева от Ниреи, Панарет и Ридам — справа. «А если погоня? — думала с ужасом Нирея, придерживая подол рубахи Лейтара. — У них ни луков, ни стрел нет, даже мечи вроде бы не у всех. Стоило ли бежать, если конец все равно один…»
— Где мама, Нирея? Я хочу к маме!
«Я тоже хочу! — едва не закричала Нирея. — Боги, я не могу больше! Лучше бы мне было умереть там, дома, чем терпеть сейчас эти муки… Не могу лгать ему — но и правду не могу сказать…» И все же она заставила себя ответить — в тщетной борьбе с горячими слезами:
— Она скоро придет, потерпи немного. Давай я тебя закутаю…
— Здесь плохо! — Лейтар вскочил на ноги с нежданной прытью и стоял перед нею, голые коленки под грязным подолом тряслись от холода. — Хочу домой! Зачем ты привезла меня сюда, а? Маме это не понравится, она рассердится…
— Нет больше мамы, княжич. И отца нет, никого нет, их всех убили.
Нирея с криком подпрыгнула, путаясь в подоле, вытаращилась на говорившего. Это оказался Ридам — видно, не выносил детских выходок. Неудивительно: сам он был родом из Тойсеи, вдовый отец его на пятом десятке взял молодую жену, и теперь дом гудел от криков и рева меньших единокровных братьев да сестер.
— Молчи, дурень!
Подоспевший Панарет отвесил Ридаму оплеуху, да слово — не воробей, не поймаешь. А Лейтар аж застыл, будто неживой, так, что Нирея обмерла.
— Не смей так говорить! — Эхо крика разлетелось на всю округу, где-то встрепенулись шумно степные птахи. — Это неправда! Моего отца никто не может убить, он самый сильный воин на свете!
Лейтар высоко взметнул сжатые кулаки и топал ногами, словно призывал в свидетели молчаливое небо и землю. Воины обступили его, даже Тейгот оставил лошадей — все равно не разбегутся. Все молчали, Ридам потирал затылок, а Лейтар глядел то на одного, то на другого — видно, ждал ответа. Но не дождался.
— Нирея… — Вмиг остыв, он обернулся к ней, ухватил за подол. — Почему они молчат? Скажи, ведь это неправда? Ведь отец и мама живы?
Ноги Ниреи подломились, она рухнула на колени в холодную мокрую траву. Закрыв лицо руками, она тщетно пыталась сдержать горькие рыдания, которые копились в ней с самой ночи. Говорить она не могла: стоило открыть рот, и слезы текли еще сильнее. Она выла в голос, точно горькая вдова, точно осиротевшая мать на пепелище дома, где сгорели заживо ее дети.
— Нет! — Рыдания Ниреи утонули в крике Лейтара. — Отец и мама не могли умереть! Не могли!
— Могли, княжич. — Панарет подошел к нему и присел рядом на корточки, пока Овандим поднимал на ноги дрожащую Нирею. — У твоего отца-князя были враги, они завидовали ему и решили отнять у него престол. Поэтому они убили всех — князя, твою мать-княгиню и твоих братьев. Поэтому мы и бежим: они хотят убить и тебя, потому что теперь князь — ты.
Лейтар молчал, лишь хлопал глазами, вновь глядя по очереди на воинов и на Нирею, наконец затихшую в руках Овандима. Она осторожно высвободилась, подошла к братцу — и застыла на месте: такого взгляда она у него никогда прежде не видела. Казалось, весь его мир, вся его жизнь рухнули в один миг — хотя, сказать по правде, так и есть. И он, маленький и потерянный, заблудился в неведении.
— Не бойся, Лейтар… — выдавила Нирея, стараясь сдержать всхлипы после долгого рыдания. — Ты же не один, я с тобой… мы все… Мы защитим тебя…
Она попыталась обнять его. Лейтар высвободился — не вырвался решительно, а будто попятился от нее, от всех них. Отвернувшись, он уселся прямо на землю, словно позабыл свои недавние жалобы на холод. Нирея накинула ему на плечи одеяло, он закутался в него с головой и свернулся клубочком. Сколько она ни прислушивалась, из-под одеяла не доносилось ни звука — только видно было, как вздрагивает там Лейтар.
— Оставь его. — Панарет мягко перехватил Нирею за плечи, когда она вновь попыталась обнять братца. — Он должен пережить это сам. Пусть свыкнется…
— Да как же сам? — Нирея вывернулась змеей. — Как тут свыкнуться? Он же…
— Он — мужчина и воин, госпожа, — твердо прибавил Овандим. — Пусть учится быть мужчиной. А нам сейчас надобно о другом подумать.
Вспыхнувшие было в груди гнев и возмущение вмиг остыли. Нирея разжала стиснутые до боли пальцы, поглядела в суровые, усталые лица спутников. Верно: не до рыданий сейчас, мертвые мертвы, они в царстве бледной Санеины, а живым пора позаботиться о себе.
— Садись, госпожа, поговорим.
Нирея, точно неживая, опустилась на чей-то свернутый плащ, натянула на плечи свой. Воины устроились рядом, но так, чтобы не спускать глаз с Лейтара. Хотя он и не думал никуда бежать: лежал под одеялом, словно тоже неживой. С немалым трудом Нирея заставила себя отпустить тревогу за него и подумать о насущных заботах.
— Пока княжич нездоров, мы далеко не уедем, — заговорил первым Панарет. — Нужно отыскать где-нибудь пристанище, хоть на денек-другой. А у нас при себе ничего нет, даже одежи толком…
— Одежду и прочее можно раздобыть в ближайшей деревне, — сказал Тейгот. — Только даром никто ничего не даст. Разве что выменять.
— Вот!
Нирея оглядела, ощупала себя и сорвала с шеи серебряный оберег величиной в пол-ладони, а из ушей вынула золотые серьги — видно, сами боги помогли, что позабыла она вчера снять их. Воины переглянулись и тоже вытянули из-за воротов обереги: у кого медные, у кого серебряные. У Ридама и Граса отыскалось по серьге, тоже серебряной, а Панарет снял с пояса увесистую чеканную пряжку.
— Не так уж плохо, братцы, — сказал он. — В любой деревне этакая куча серебра — неслыханное богатство. Серьги свои, госпожа, побереги, это на крайний случай. Здесь на все хватит: и на припасы, и на одежду всем. Может, даже лук-другой раздобудем.
— Тяжко же нам придется, — вздохнула Нирея. — Вы-то ко всему привычны, а Лейтар… он привередлив, любит сладкое, его порой и кашу с молоком не заставишь съесть, а уж без молока…
— Не горюй, госпожа, самое время княжичу учиться быть воином.
«Учиться… — Нирея мысленно содрогнулась. — Я бы лютому врагу не пожелала такого учения…» И все же она промолчала, понимая, что воины правы. А потом ей пришла на ум притча про охотника и лук, которую любил припоминать Гелед: ежели натянешь тетиву слишком сильно, она и порваться может.
— Я понимаю, — кивнула Нирея — словно уронила голову на грудь от бессилия. — Если так судили ему боги, он должен принять их волю и учиться. Но прошу вас всех: говорите с ним помягче. Он же никогда прежде не знал ничего подобного, только любовь и ласку видел кругом…
— Если княжич вообще захочет говорить, госпожа, — сурово прервал Овандим. — А то всякое бывает. Переживет, скажем, дитя нечто страшное — и потом остается немым на всю жизнь, а то и умом трогается. Я сам такое видел, и не раз. Сохрани боги, конечно…
— Нет, боги такого не допустят! — Нирея чуть не вспрыгнула на ноги, возмущение и внезапный ужас обожгли ее, точно ушат кипятка. — Владыка неба и госпожа-солнце защитят сироту, дитя небес…
Ей никто не ответил. Воины вновь принялись переглядываться, словно советовались безмолвно, что можно говорить при ней, юной перепуганной девке, а что нельзя. Панарет, казалось, понял их и мрачно кивнул.
— Давайте-ка, братцы, не будем таиться. Раз уж оказалась госпожа Нирея вместе с нами, стало быть, она товарищ нам. Да и дело у нее в десять раз тяжелее, чем наше, — иди ты умасли этого мальца! Скажу за себя: я предпочел бы столкнуться с любыми врагами, чем кудахтать над малым дитем, да еще сиротой.
— О врагах и речь, Панарет. — Грас поднял растрепанную голову, прищурился. — Это главная наша забота. Кто и почему.
— Так, может быть, и не осталось в Тойсее врагов? — осторожно заговорила Нирея. — Вдруг их всех перебили? Не лучше ли нам вправду вернуться?
— Сперва надо знать, куда возвращаться, госпожа, — ответил Грас. — Панарет верно говорил: странно вышло с этим нападением. Ума не приложу, как эти разбойники пробрались мимо стражи.
— А что тут гадать? — заявил Овандим. — Потому и пробрались, что помогли им, впустили, а стражу убрали, где нужно было. — Воин почесал плешивую макушку и продолжил задумчиво: — Уж не любезные ли братья затеяли все это? Их вроде мертвыми никто не видел.
Молодой Ридам аж подпрыгнул на месте, но сел обратно под взглядом десятника. Нирея же осмелилась высказаться:
— Да как же? — Она смотрела на воинов и вдруг показалась сама себе похожей на Лейтара, когда он не верил в гибель отца и матери. — Они же приехали на праздник, такие веселые, радостные… Подарки всем подарили… вон как Лейтар обрадовался… Неужели они могли бы приказать убить всех, даже его, четырехлетнего?
— А как ты думала? — Панарет глядел на нее с привычным участием. — У врагов нет возраста, особенно у тех, кто преграждает путь к престолу. Недаром Устан, отец их, до самой смерти злился и на княгиню, и на ее отца, и на ее мужа, ставшего князем. И сыновья могли вырасти такими же, только прятали злобу и заодно выжидали. Будто первые они такие в Дейне…
— Не может быть… — Нирея поникла головой, теребя распустившуюся косу. — Может, все-таки не они? Матушка не верила, но Вейра и прочие говорили про Безумца…
— Ну, Вейра и не такое скажет…
Панарет осекся — видно, понял, что негоже говорить худо про погибшую тещу. Нирея же зажмурилась, мотнула головой раз-другой, чтобы прогнать видение: еще трепещущие стрелы и окровавленное лицо верной служанки. А рядом убитая матушка… «Боги, матушка… Нет, нельзя, не думай, соберись!» И она собралась — и заставила себя дальше слушать воинов.
— Тут только боги правду знают, а нам пока лишь гадать, — заметил тем временем Тейгот. — Может, братья, может, Безумец, может, кто еще. Не в том дело, братцы. Вот разживемся мы нужным скарбом да одеждой — и куда потом? Что скажешь, Панарет?
Десятник молчал, только хмурился и чесал бороду.
— Да Хидег знает… — буркнул он и покосился на Нирею. — Ежели подозрения насчет братьев верны, в Тойсее нам делать нечего. Выследят, подстерегут да положат всех стрелами из засады, пикнуть не успеем. В деревне какой не приткнешься: вмиг слухи полетят.
— А если покинуть Нишани? — предложила Нирея и твердо выдержала удивленные взгляды воинов. — Попросить убежища у соседей. Есть Улидар, есть Раста, Сиерана, даже Броассар…
— Ну, к темнолицым я бы поостерегся соваться, — заметил Овандим. — Больно уж тамошние правители коварны, нельзя им доверять.
— Пусть так, — кивнула Нирея, чувствуя, что поневоле оживляется. — Зато с прочими соседями у нас добрый мир. Они не откажут законному князю, да еще сироте.
— Так-то так, госпожа, да чем ты докажешь, что мальчонка наш — в самом деле нишанский княжич, а не самозванец какой? Мало ли что подумают в Улидаре или той же Расте — торгаши вообще подозрительны.
Нирея не нашлась с ответом: такой поворот ей даже в голову не приходил. Недавнее оживление сменилось тем же тупым отчаянием, и назойливо бил в темя противный голосок: «Ничего-то ты, умница, о жизни не знаешь! Ишь выискалась, вздумала воинам указывать, как быть да что делать!» Вновь зажгло глаза, Нирея заморгала, стиснула губы — и на плечо ей легла тяжелая рука Панарета.
— Не печалься, будет у нас время подумать, — сказал он, оглядел всех. — А пока поразмыслим вот о чем: куда бы мы ни отправились, дорога неблизкая. Нужны лошади — везти припасы, опять же теплая одежда, а то зима не за горами. Да и людей не помешало бы побольше.
— Людей… — тихо повторила Нирея — и вновь едва не подпрыгнула от нежданной, как молния, мысли. — Пратам. Вы же все знаете, где это? На северо-востоке, почти у самой улидарской границы. А держит его Меллевит, родич моего отца-князя… покойного… — Усилием воли Нирея подавила всхлип. — Надежностью он не уступит никому из вас. И если в Тойсее правда совершилось преступление, он не останется равнодушным. И тем более не предаст осиротевшего княжича.
Овандим кивнул, переглянулся с Панаретом.
— Я знаю Меллевита, еще с тех пор, когда он не был воеводой и не держал Пратам. Ты права, госпожа, он предан князю и его семье и никому не спустит такого гнусного убийства. Голова у него на плечах есть, так что он найдет, что посоветовать нам и чем помочь. Решим ехать в тот же Улидар — даст людей. А если братья с Красного Всхолмья впрямь учинили злодейство, Пратам будет нам защитой.
— Значит, едем в Пратам. — Нирея вздохнула с облегчением, почти улыбаясь. — Далеко до него?
— Ежели неспешно, госпожа, то дней за пять-шесть доберемся, — прикинул Панарет. — Да ведь нам перед тем остановка нужна, чтоб княжича подлечить да скарбом разжиться. Так что, считай, дней через семь будем на месте.
Нирея кивнула и поднялась. На душе у нее, несмотря на все случившееся, сделалось чуток спокойнее: когда впереди есть ясная цель, к ней проще идти. Пока воины седлали отдохнувших коней, Нирея зашагала к Лейтару. Он так и лежал неподвижно — видно, уснул. Ну да ничего, она постарается поднять его осторожно.
Из-под одеяла торчали медно-рыжие, тусклые в предрассветной мгле спутанные вихры. Нирея легонько погладила их, отвела краешек одеяла с лица братца — и тотчас помертвела, вмиг облившись холодным потом.
Лейтар не спал, но даже не взглянул на нее, вообще не шевельнулся, словно окаменел. Правый кулак его был крепко стиснут у самого рта. Приглядевшись, Нирея увидела, что он сжимает в руке обыкновенный камешек в половину собственной ладони. И он шептал что-то этому камешку, будто разговаривал с кем-то родным.
Сердце в груди Ниреи, казалось, замерло и теперь потихоньку оттаивало. Она тяжело сглотнула, отерла рукавом пот с лица. «Боги, только не это!» В голове закрутились, зазвенели недавние слова воинов о детях, которые от пережитых ужасов тронулись умом. Пересиливая страх, Нирея склонилась над Лейтаром, коснулась его плеча.
— Лейтар, — шепнула она как можно ласковее. — Вставай, пора ехать.
Он вздрогнул, словно от испуга, вскинул на нее глаза — пустые, старые — и вновь зашептал что-то камешку. Нирея смутно различила: «Нам же не надо никуда ехать, правда? Не надо, не надо. Придет мама, принесет сладких пирожков. А отец прогонит всех врагов…»
— Ты же слышишь, что говорит тебе камешек, — нашлась Нирея после нескольких мучительных мгновений. — Он говорит: надо ехать. Ты же хочешь поесть? Конечно, хочешь…
Лейтар не ответил, но встрепенулся, крепче сжав камешек в кулаке, взор его как будто ожил. Едва заметно он кивнул и подался к Нирее, хотя глаза его вновь сделались тусклыми.
— Поехали скорее. — Она подхватила его на руки и едва не охнула от боли: так крепко он вцепился в нее. — Вот приедем, и там будет еда: и пирожки, и все, что ты любишь.
Завернуть Лейтара в одеяло не получилось: он не разжимал рук — хоть ножом вырезай. Не разжал и тогда, когда пришлось взбираться в седло, благо, воины помогли, подсадили обоих. Нирея едва позаботилась вновь прикрыть плащом голые ноги, словно позабыла и о холоде, и о стыде. Под мерный стук копыт она глядела на Лейтара, а он все не спал. Рука его по-прежнему сжимала камушек, и он бормотал ему что-то.
Некое чутье подсказало Нирее помолчать сейчас и не расспрашивать его ни о чем. Окруженная воинами, она ехала неизвестно куда и лишь молила всею душой богов уберечь рассудок Лейтара.
* * *
— Отыскалось пристанище, — говорил Тейгот, ходивший вместе с Ридамом в деревню на разведку. — Хозяева согласились приютить за серебряный оберег да пряжку. Сами небогаты, детей — семеро по лавкам, но вроде люди честные.
Панарет кивнул, поглядел на Нирею. Она кивнула в ответ, не сводя глаз с Лейтара: утомленный целым днем в седле, он наконец уснул, хотя по-прежнему сжимал в руке свой заветный камешек, точно любимую игрушку. «Игрушки!» Поневоле Нирея вспомнила все «сокровища» братца — деревянную лошадку, пушистого зайчика Гуто, названного в честь говорящего помощника сказочной волшебницы Дир, пестрые глиняные свистульки-птички, диковинных резных оленей, у которых шевелились ноги и рога. И как бы ни строил Лейтар из себя взрослого, сколько бы ни носился с деревянным мечом, он то и дело возвращался к детским своим забавам. «Надо бы ему игрушек сделать, — мелькнуло в голове Ниреи. — Вдруг поможет? Как приедем, попрошу у хозяйки старого полотна да ниток с иглой».
Воины, голодные и утомленные, обрадовались не меньше. Деревня звалась Кишем, не слишком большая — дворов двадцать. А выбранный разведчиками дом стоял почти на окраине. Ведя коней в поводу, воины миновали калитку в невысокой ограде и один за другим подошли к окутанному серыми сумерками дому. Одна лишь Нирея осталась в седле: рук она почти не чувствовала, а прижавшийся к ней спящий Лейтар сделался тяжелым, словно взрослый.
— Стало быть, пятеро мужиков и девка с дитем. — Невысокий крепкий хозяин с ранней проседью в бороде пересчитал всех, тыкая пальцем. — Да еще лошади… — Он почесал в затылке и махнул рукой. — Добро, договорились так договорились. Кто такие будете, как величать?
— Тебе же ясно сказали, — нахмурился Панарет, — погорельцы мы, к родичам идем. Надолго не задержимся, так что наши имена тебе ни к чему.
Хозяин поклонился и умолк, лишь сделал знак пройти в дом. У Ниреи, уже спешившейся, мороз подрал по коже: таись — не таись, а чужаки все равно привлекут внимание. Назовешь себя — хозяева непременно сболтнут потом, даже соседям или знакомым, а дальше понесется. Не назовешь — смекнут, что прячешься, стало быть, есть от кого или от чего. Хотя тут как ни крути, а без убежища пропадешь.
В доме, едва освещенном лучиной, Нирея разглядела печь, стол под холщовой скатертью да лавки. За двумя вышитыми занавесками прятались еще клети — видимо, там спали ребятишки. Под светцом сидели и пряли две женщины, старуха и молодая. Третья — должно быть, хозяйка — низко поклонилась вошедшим, ее быстрые глаза сверкали из-под полотняной повязки жгучим любопытством.
— Принимай гостей, Ухота, — сказал ей муж. — Лишнего не болтай да подавай все, чего ни попросят.
Хозяйка тотчас бросилась к Нирее и попыталась взять у нее Лейтара.
— Ты дите клади сюда, на лавку, девица… — Хозяйка словно смутилась. — Вроде молода ты, чтоб матерью ему быть…
— Он — братец мой…
Нирея вспыхнула и тотчас прикусила язык: нашла же, что ляпнуть! Но хозяйка будто не обратила внимания на ее слова, лишь кивнула, пока подсовывала Лейтару под голову лоскутную подушку. А он наконец разжал стиснутые руки и тотчас спрятал их под одеяло, свернувшись во сне клубочком. Нирея едва не застонала от боли в руках и принялась незаметно растирать их. А сама не сводила глаз с Лейтара.
«Хорошо, что он спит, — думала она, — а то начнет со страху показывать норов: подай то, подай се. Или хуже того, назовет себя… Как проснется, надо бы наказать ему, чтоб молчал о том, кто он такой. Если только, — с горечью прибавила она мысленно, — он вообще захочет с кем-нибудь говорить, кроме своего камешка».
Тем временем молодая пряха оставила веретено и принялась подавать на стол, где уже сидели воины, приглашенные хозяином. Ухота, уложив Лейтара, взялась помогать. Вскоре на столе появились еще теплая ячменная каша без капельки масла и хлеб, явно не сегодняшний. Нирея с радостью присоединилась к спутникам и даже устыдилась того, как жадно набросилась на еду.
— Спасибо за приют да за хлеб-соль, добрые люди, — заговорил Панарет, когда все поели, и глотнул слабого кисловатого меда из резного ковша. — Сами видите, дело у нас спешное, зато весь скарб свой на себе несем. Нам нужна теплая одежда, особенно для мальца, — он кивнул на спящего Лейтара. — Нужны припасы, опять же, котелок какой, чтоб кашу варить.
— Возьмите. — Нирея отодвинула общую миску, почти пустую, и положила на стол одну золотую серьгу. — Мы понимаем, что вы небогаты, но…
— Что ты, что ты, милая! — замахал руками хозяин, хотя не сводил глаз с сияющей на столе яркой искорки. — Все дадим, что надобно. Чего у нас не сыщется, поспрошаем у соседей. Котелок у нас есть, правда, старый, пострелы мои с ним летом на реку бегают. И ложки вырежем. Ну, а бабы платье соберут, уж какое ни есть, не взыщите. Чай, не на ярмарку вам ехать.
Нирея поблагодарила хозяев, воины присоединились — кто вслух, кто просто кивнул. Прежде чем Грас спросил, нет ли у хозяина лука, хотя бы охотничьего, с лавки послышалось тихое хныканье.
— Тише, тише! — Нирея мигом подлетела к Лейтару, обняла, поцеловала. — Я здесь.
Он вцепился в нее, как котенок. Она одернула подол его рубахи, потянулась за одеялом. Лейтар вжался лицом ей в грудь, потом отстранился и принюхался. Он так и не сказал ничего, лишь облизнул сухие губы — голод-то не тетка. Только бы не стал привередничать.
— Выспался? Вот и славно, сейчас поедим, все уже готово. Вот так, садись… Нет-нет, я здесь, никуда не ухожу! На, держи ложку.
Бабка в углу дремала над веретеном. Ухота и вторая женщина, помоложе, глядели на Лейтара с участием — и с любопытством, чуток поостывшим. Вмиг на столе очутилась глиняная кружка с молоком, видимо, утренним. Лейтар потянулся было к ней и тут же отдернул руку, ковырнул раз-другой кашу в миске. Ложка выпала из его руки, и Нирея еле успела подхватить ее: не приведи боги уронить полную ложку — дурная примета.
Уговоры были тщетны. Нирея беспомощно оглянулась, женщины лишь развели руками: вряд ли у них отыскалось бы что-то повкуснее. Лейтар опять скорчился и забубнил в кулачок, порой утираясь им же.
— А давай спросим у камушка, — вновь осенило Нирею, — надо есть или нет. Он же не станет тебе врать. — Она плеснула в миску чуток молока, размешала и попробовала. — М-м, вкусно! Может, камушек тоже угостим? Он сразу скажет, хороша еда или плоха.
Лейтар уставился на нее совсем по-взрослому. Еще утром это пугало Нирею, теперь же слегка успокоило. Казалось, он усиленно размышляет над ее словами. Когда он медленно кивнул и вновь взял ложку, она поневоле заморгала, сгоняя слезы. Хотя накормить его — сейчас меньшая из забот.
Спиной Нирея чувствовала на себе взгляды Ухоты и молодухи, и ей вмиг сделалось неуютно: мало ли что подумают, — вдруг решат, что ребенок полоумный. Лейтар же посоветовался со своим молчаливым другом и нехотя потянул ложку ко рту. Проглотил одну, другую, третью, Нирея подсунула ему кусочек хлеба, он тут же запил молоком, облизнул белые усы. Подняв глаза на Нирею, он улыбнулся уголком рта, и она поняла без слов: «Вкусно».
Панарет и прочие воины давно встали из-за стола и сейчас говорили о чем-то с хозяином. Ридам помогал молодухе стелить постели на лавках и даже пытался завести разговор, хотя женщина не отвечала и все поглядывала на Граса. Хозяин заметил и тотчас отвесил ей оплеуху, буркнув: «Я те покажу, бесстыжие глаза, а еще мужняя!» Видимо, муж этой женщины был где-то на заработках — в услужении или охранником.
— Красивый какой мальчонка, — заметила между тем Ухота и широко улыбнулась, будто родному сыночку. — Волосы-то — не то медь, не то золото. Каким парнем вырастет, всем девкам загляденье…
Нирея со вздохом уставилась на макушку Лейтара, от сытости вновь прикорнувшего на ее руках. Тоска крутилась в душе, словно кинжал в ране, и раздирала не слабее. Опять мелькали перед мысленным взором лица: отец-князь, мать, одарившая Лейтара этими чудесными волосами, Гелед и Антесан. И вот теперь они вместе с кровными ее родителями в царстве Санеины-луны, а она и Лейтар — почти совсем одни и не ведают, откуда нагрянет беда.
Встряхнувшись, Нирея заставила себя вновь отбросить скорбь. Нет от нее лучше средства, чем насущные заботы.
— Он недавно лишился отца и матери, хозяюшка, — тихо сказала Нирея. — Тяжко ему это принять. Светлой Анавой тебя прошу, накажи своим детям ни о чем не расспрашивать его…
Ухота кивнула и улыбнулась — на сей раз с искренним сочувствием. Запоздало Нирея подумала, что о сиротстве, быть может, не стоило говорить. «Да что теперь, — шевельнулось в мутной, тяжелой от усталости голове. — Если кто станет расспрашивать, так хозяева перво-наперво вспомнят волосы Лейтара, а не что другое. Больно уж он на матушку похож…»
…Ночь прошла на удивление спокойно. Нирея провалилась в сон почти сразу, лишь заметила напоследок, что Панарет отрядил дозорных. Лейтар же спал почти до полудня, хотя весь дом полнился суетой, детскими криками и женским ворчаньем, как и запахом пирогов с капустой — добрая хозяйка решила побаловать нежданных гостей.
Хозяин же поделился столь же нежданными вестями.
— Сосед наш вернулся из Вирка, городок это близ Тойсеи, — рассказывал он, когда вся семья и гости расселись обедать. — Горе-то какое: неведомые душегубцы перебили всю княжескую семью. Только двое родичей выжили, одного вроде хотят избрать князем, да дело это небыстрое, известно. А еще говорят, — прибавил хозяин, пока женщины ахали и причитали, — что шатается по Нишани какая-то девка, а с нею мальчонка с крашеными волосами. И эта змеища выдает его за меньшого княжича — якобы он чудом спасся от убийц.
![]() |
Аполлина Рияавтор
|
Денис Куницын
Благодарю от всей души за такой развернутый отзыв. Да, имена - моя беда, но без них, на мой взгляд, еще хуже. Даже третьестепенный или эпизодический персонаж кажется живее с именем. Мне приятно, что вам понравилось. Не знаю, понравится ли дальше. Истории у меня своеобразные, далекие от современных трендов. Еще раз благодарю за отклик. |
![]() |
|
Аполлина Рия
>>Благодарю от всей души за такой развернутый отзыв. Спасибо на добром слове >>>Не знаю, понравится ли дальше. Истории у меня своеобразные, далекие от современных трендов. Я сыт трендами по горло, сам не в тренде. Конечно, по уму мне стоило бы начать чтение с уже законченной истории, но тут меня зацепило в описании, что Лейтар мелкий. Мне интересна была бы как история взросления, так и история борьбы с участием ребенка. Вот почему. Надоели крутые супергерои, морда кирпичом - все нипочем ) Посмотрим, как будут справляться ваши княжичи. 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |