Два мира, одно сердце (гет)

Молодожены шли по широкой, усыпанной мелким гравием дорожке, ведущей к главному входу, где выстроились родственники жениха с его родителями во главе.

Ноги Соль слегка подрагивали от волнения и усталости, но она старалась держаться прямо и с достоинством, как подобает невесте из знатного рода. Глубоко вздохнув, она шла навстречу своей новой семье.

Следуя наставлениям, которые неустанно повторяла про себя всю дорогу, Соль медленно приблизилась к родителям Мина и отвесила им глубокий, почтительный поклон. Её голова была опущена, и она видела лишь полы их роскошных ханбоков.

— Примите мой поклон, почтенный свёкор, почтенная свекровь, — произнесла она тихим, но ясным голосом. — Я пришла в ваш дом с чистым сердцем и готовностью стать достойной женой вашему сыну и преданной дочерью вам.

Госпожа Ким Гымсун, мать Мина, сдержанно улыбнулась. Её взгляд, внимательный и оценивающий, скользнул по фигуре Соль, по её наряду, по её лицу. Она отметила и красоту невестки, и её скромность, и то, с каким достоинством та держится. В душе её снова кольнуло беспокойство, что ничего не ведающей девушке уготована горькая судьба.

— Добро пожаловать в наш дом, Соль, — ответила госпожа Ким мягким голосом, но в нём чувствовалась властность. — Мы надеемся, что ты станешь достойным членом нашей семьи.

Затем начался обряд пхйебэк. Служанки, сопровождавшие Соль, развернули богато расшитые ткани, на которых были разложены дары. Соль, следуя за ними, начала подносить подарки родителям Мина и другим старшим родственникам, соблюдая строгий порядок старшинства.

Сначала она преподнесла родителям теперь уже мужа большую плетеную корзину, наполненную сушеными плодами хурмы — ярко-оранжевыми, словно маленькие солнца.

— Примите эти плоды хурмы, символизирующие изобилие и процветание, — произнесла Соль, снова отвешивая поклон. — Пусть ваш дом всегда будет полон достатка.

Затем она поднесла им горсть крупных, блестящих каштанов.

— Эти каштаны — пожелание здоровых и сильных сыновей, продолжателей вашего славного рода, — сказала она.

Следующими дарами были вяленое мясо, искусно приготовленные сладости, орехи и другие деликатесы. Каждое подношение сопровождалось почтительным поклоном и словами, выражающими уважение и преданность.

В ответ на подношения Соль получила благословения и подарки. Свекровь достала изящно расшитый отрез шелка цвета весеннего неба и нефритовую заколку для волос, украшенную тонкой резьбой.

— Прими этот шелк, Соль, — сказала она, пытаясь не выдать в голосе волнение и жалость к девушке. — Пусть твоя жизнь в нашем доме будет такой же гладкой и красивой, как эта ткань. И пусть эта заколка украшает тебя и напоминает о нашем благословении.

Отец Мина преподнес Соль несколько золотых монет, перевязанных красной лентой.

— Пусть в твоем доме всегда будет достаток, — сказал он, слегка улыбнувшись. — И пусть эти монеты станут началом твоего благополучия.

Другие старшие родственники также одарили Соль, желая ей счастья в браке, здоровья, и, конечно же, скорейшего рождения наследников — мальчиков, которые продолжат род Паков. Соль принимала подарки с благодарностью, стараясь запомнить лица и имена всех новых родственников. Она понимала, что отныне это её семья, и она должна сделать все возможное, чтобы стать ее достойной частью. Но в глубине души, за маской учтивости и спокойствия, скрывалось растущее беспокойство. Что же ждет ее впереди?

Всё это время Мин стоял немного в стороне, стараясь казаться счастливым новобрачным. Он сцепил руки за спиной так сильно, что побелели костяшки пальцев, ведь его внутреннее напряжение в тот момент можно было сравнить с тем, как чувствует себя человек перед прыжком в пропасть.

Он мельком видел, как Соль, с изяществом и достоинством, выполняет все положенные ритуалы. Она была прекрасна, но эта красота не вызывала в нем восхищения, а лишь усиливала странное, давящее чувство. Он старался не думать о том, что ждёт их впереди, старался не смотреть ей в глаза.

Мин невольно ловил на себе взгляды родственников — любопытные, оценивающие. Он знал, что они ждут от него наследника, и это знание холодным камнем лежало на сердце. Юноша выпрямился, стараясь казаться выше и увереннее, чем чувствовал себя на самом деле.

Он избегал смотреть на мать, с трудом заставляя себя обмениваться с ней короткими взглядами, стараясь, чтобы его улыбка выглядела естественной. На одобрительные взгляды отца отвечал коротким кивком, не позволяя себе расслабиться даже на мгновение.

Внутренне Мин был похож на натянутый лук. Чем ближе приближался момент, когда он останется наедине со своей женой, тем больше утверждалась в нём решимость сохранить свою тайну. Он постарался загнать свои сомнения в самый дальний угол сознания, заперев их там на множество замков. Мин словно шел по канату над пропастью, и любое неверное движение могло стать роковым.

Наконец последние свадебные обряды были завершены. Мина и Соль проводили в брачные покои, в которые была превращена комната юноши. Комната была роскошно украшена: пионы и орхидеи, алый шелк, приглушенный свет красного светильника. На низком столике, помимо светильника, стоял поднос с угощениями: сушеными фруктами, рисовыми лепешками, орехами и кувшин с рисовым вином, а рядом — две изящные пиалы.

Мин прошел в комнату и сел за стол, опустившись на подушку. Соль, как положено, села напротив, стараясь не смотреть ему в глаза. Она не знала, что её ждет, но предчувствие беды сжимало сердце.

— Ты должна кое-что понять, — сказал он, чеканя каждое слово, отчего Соль вздрогнула.

— Что… что вы имеете в виду, мой господин? — пролепетала она.

— Я имею в виду, — как можно равнодушнее сказал Мин, — что я не буду твоим мужем. Никогда.

Соль побледнела, как полотно, абсолютно не понимая, в чем она провинилась, если ее муж так с ней разговаривает.

— Но… обряды… семья… — пробормотала она, не веря своим ушам.

— Это всё для вида, — грубо прервал её Мин, чувствуя, как болезненно сжимается сердце от необходимости причинять ей боль, но тут же подавляя в себе это чувство, напоминая себе, что это единственный выход. — Для людей. Для наших семей. Но между нами… ничего не будет.

— Но почему, мой господин? — в голосе Соль звучало отчаяние.

— Потому что я не хотел этого брака, — отрезал Мин. — Меня заставили.

Он встал и отошёл к окну, словно ища спасения в темноте, словно пытаясь сбежать от собственных слов.

— Веди себя тихо, — продолжал он, не оборачиваясь. — Никому ни слова. Понятно? Это для твоего же блага.

Соль молчала, потрясенная, раздавленная. Слёзы заблестели в её глазах. Всё, о чем она мечтала, всё, чему её учили, стало бесполезным, растаяло как первый снег, даже не успев превратиться в реальность.

— Я спрашиваю, понятно?! — повысил голос Мин, чувствуя, как нарастает внутри раздражение от собственной беспомощности и от того, что он вынужден играть эту жестокую роль.

— Да, мой господин, — едва слышно прошептала Соль. — Понятно.

Наступила тишина, нарушаемая лишь едва слышными всхлипываниями Соль. Она не знала, что делать, как себя вести. В отчаянии, пытаясь хоть как-то заполнить эту гнетущую тишину, она дрожащими руками взяла кувшин и наполнила пиалу рисовым вином.

— Мой господин… выпейте, — тихо предложила она, протягивая ему пиалу. В её голосе не было ни надежды, ни упрека — только смирение.

Мин обернулся, посмотрев тяжелым, непроницаемым взглядом. Он словно изучал её, пытаясь понять, что скрывается за этим предложением. Мелькнула ли в его глазах тень жалости? Или, может быть, проблеск вины? Но тут же исчез, сменившись привычной маской холодности. Он вернулся к столу.

Мин залпом осушил пиалу. Крепкое вино обожгло горло. Он с гримасой отвращения поставил пиалу на столик.

Соль молча наполнила пиалу снова и протянула ему. Мин, не говоря ни слова, выпил и вторую, и третью…

Вино начало действовать. Гнев и раздражение постепенно уступали место тяжелой, тупой апатии. Мысли путались. Веки тяжелели.

Он попытался встать, шатнулся и, не удержавшись на ногах, опустился прямо на пол, привалившись спиной к резному комоду.

— П-проклятый б-брак… — пробормотал он заплетающимся языком. — П-проклят-тая ж-жизнь… П-проклят-тая н-ня-ня… Твое п-пож-желание… б-бесп-пол-лезно…

Его голова бессильно склонилась на грудь. Еще несколько бессвязных слов, и он затих, погружаясь в тяжелый, беспробудный сон.

Соль смотрела на спящего мужа. Слезы ещё не высохли на ее щеках, но в душе уже воцарилась пустота. Она осталась одна, в его комнате, которая никогда не станет их общей, со своим господином, который никогда не станет ей мужем. Ее жизнь, едва начавшись, уже была разрушена.

Соль долго сидела неподвижно, глядя на Мина. Потом, словно очнувшись, она поднялась. Несмотря на всё, что он ей сказал, он всё еще оставался её мужем перед лицом закона и общества. И она должна была исполнить свой долг, хотя бы формально.

Осторожно, стараясь не разбудить, она принялась снимать с него тяжелый свадебный наряд. Сначала она расстегнула верхние пуговицы, затем, с трудом, освободила его от пояса. Ткань была плотной, расшитой золотом, и Соль приходилось прикладывать усилия, чтобы справиться с застежками. Она делала всё медленно, аккуратно, словно боясь прикоснуться к нему лишний раз. Ей никогда не приходилось прикасаться к мужскому телу, кроме моментов, когда обнимала отца. А сейчас перед ней был ее муж, такой чужой и далёкий. Слезы снова навернулись на глаза. Слезы обиды и беспомощности. Она понимала, что назад дороги нет. Ей придется играть роль довольной всем жены, чтобы не опозорить не только своего отца, но ещё и семью Пак.

Когда Мин был, наконец, освобожден от свадебных одежд, Соль, собрав все свои силы, попыталась поднять его. Он оказался тяжелым, словно каменная статуя. Она напряглась, пошатнулась, но ни на дюйм не смогла сдвинуть его, чтобы дотащить до постели.

— Господин, — она трясла его за плечо, все ещё всхлипывая. — Вам нужно лечь в постель. Пожалуйста, идите в постель.

— А, что? — Мин приоткрыл один глаз.

— Вам нужно лечь в постель…

Наконец, её слова возымели действие, и Мин прополз на четвереньках пару шагов, оказавшись половиной туловища на расправленном ложе. Дальше дело оставалось за малым — передвинуть остальную часть тела. Но всё-таки и это далось девушке с трудом. Уложив и ноги Мина на постель, она расправила одеяло и укрыла его. Он спал, не шевелясь, словно мертвый.

Соль ещё некоторое время стояла над ним, глядя на его безмятежное лицо. В этот момент он не казался ей жестоким и холодным. Он был просто уставшим, сломленным человеком. И, несмотря на всё, что произошло, в её сердце шевельнулось что-то похожее на сострадание.

Она отошла к окну и посмотрела на темный сад. Ночь была тихой и безлунной. И в этой тишине Соль почувствовала, что она, возможно, не так уж и одинока. Что, возможно, у неё хватит сил, чтобы пережить эту ночь. И все последующие…

Затем Соль подошла к столику и затушила светильник. Сняв с себя верхнюю одежду, она осторожно легла рядом с мужем, стараясь не потревожить его, на самом краю постели, спиной к нему, оставив между ними как можно больше пространства. Она не знала, правильно ли поступает, но другого выхода у неё не было. Это была их брачная ночь. И, несмотря ни на что, она должна была провести её рядом с ним.

Соль долго лежала без сна, вглядываясь в темноту, и думала о том, что ждёт её впереди. Страх, неопределенность, одиночество — вот что наполняло её душу. Но где-то в глубине, возможно, теплилась крошечная искорка надежды на то, что всё ещё может измениться. Что эта ночь — не конец, а только начало. Пусть и очень трудное. Она постарается быть примерной женой и, возможно, сердце её мужа расстает, и он проявит к ней хоть чуточку симпатии.