Если выживем (гет)

Когда совсем стемнело, и со стороны океана потянуло холодом, Илона Генриховна предложила переместиться в их двор для дежестива. Смысла отказываться не было, хотелось продлить этот вечер насколько возможно. Аня что-то шепнула официанту и заправила купюру ему за пояс брюк. Парнишка кивнул и через несколько минут появился с корзинкой для пикника. Мы погрузились в кар, который довёз нас прямо до крыльца их домика.

Будьте добры, яхонтовый мой, разожгите костёр, — обратилась ко мне пожилая женщина, когда мы прошли на задний двор. — Аннушка сейчас накроет.

Я развёл огонь, Аня вынесла складной столик, разложила на нем закуски, которые так любезно предоставил нам ресторан, и обернулась ко мне:

Что будете пить?

Меня коробила её манера обращаться ко мне на “вы”, но я решил не спорить при бабушке, потому ответил, что доверяю её вкусу. Она ухмыльнулась, скрылась в доме и, вернувшись через минуту, расставила на столике несколько бутылок. Илона Генриховна, расположившаяся в уютном шезлонге, приняла из рук внучки рюмку вишневого ликёра и с наслаждением затянулась сигариллой. Её идеально уложенные локоны блестели в свете костра, и сейчас, раскрасневшаяся от тепла и алкоголя, она выглядела значительно младше своих лет. Я отметил гордую посадку головы, которая передались её внучке, точность и лаконичность движений, а, так же, будто вытесанный из камня, профиль. Могу поклясться, что в молодости она была прекрасна.

Аня протянула мне бокал виски и присела рядом. Мы не соприкасались, но я чувствовал исходившее от неё тепло и аромат дорогих духов. Она пахла незнакомо, но я знал, что, если склонюсь к её шее, почувствую её настоящий аромат. Я помнил каждую его ноту — сирень, яблоко и кокос. Прошло так много лет, но я был уверен, что он ни капли не изменился.

Хочу предложить тост, — нарушил я затянувшуюся тишину. — Во-первых, за знакомство, — я салютовал бокалом Илоне Генриховне, и она подняла рюмку в ответ. — Во-вторых, за встречу, — я повернулся к Ане и заглянул ей в глаза. — В-третьих, за прекрасный вечер, который скрасил моё одиночество!

Аня улыбнулась и коснулась своим бокалом моего:

Я рада, что мы встретились. — В её глазах отражался огонь. — И спасибо, что составили нам компанию. Вы покорили сердце моей бабушки.

“А твоё?” — чуть было не вырвалось у меня. Но она поняла, что я хотел сказать. Её горячая ладонь легла меж моих лопаток в коротком прикосновении, но этого хватило, чтобы меня бросило в жар. Она поднялась и вернулась с несколькими пледами. Одним укрыла бабушке ноги, второй накинула мне на плечи, а сама завернулась в безразмерный свитер. Потекла неспешная беседа ни о чём, и так было уютно и тепло в этом кружке на троих, что аж защемило сердце. Через час Илона Генриховна попрощалась и ушла спать, и мы остались с Аней вдвоём. Повисло неловкое молчание. Никто из нас не знал, что сказать, как начать разговор, и нужно ли вообще что-то говорить.

У тебя замечательная бабушка, — я решил начать с нейтральной темы. Аня усмехнулась и, глядя на огонь ответила:

Да, она прекрасна. Эксцентрична и капризна, но прекрасна.

Расскажи, как сложилась твоя жизнь? — вопрос вырвался помимо моей воли, но Анна сделала вид, что не огорошена им.

Я не знаю, как вам охарактеризовать то, через что мы с бабушкой прошли. Так много всего произошло за эти тринадцать лет.

Ты работаешь не по специальности? — подтолкнул я её. Она коротко и горько рассмеялась:

Конечно, нет.

Но ведь ты так хотела стать преподавателем.

Вы знаете, что меня воспитывали бабушка с дедушкой, — я кивнул — К тому моменту, как я выпустилась, бабушка нашла мне место в хорошем лицее. Но, совершенно внезапно, перед самым началом учебного года, умер дедушка. Мы остались одни, бабушка впала в депрессию, отказывалась от ролей, и нам совершенно нечего было есть. Пока мы не вступили в права наследства, мы не имели доступ к дедушкиному капиталу и отчислениям по авторским правам, нам не на что было содержать дом, пришлось как-то выкручиваться и искать работу с высоким доходом. Но мы привыкли к определенному уровню жизни, и бабушке пришлось взять себя в руки. Ей предложили роль в кино, и она согласилась, хотя всегда говорила, что это ниже её достоинства. На время съемок мы переехали в столицу, да так там и остались. Я устроилась хостес в ресторан, бабушка получила гонорар, мы вступили в наследство, и жизнь стала налаживаться. Сначала я открыла небольшую закусочную, потом ресторан, потом ещё один. Потом замахнулась на гостиницу. Сейчас у меня сеть семейных отелей и ресторанов разных кухонь. Я обожаю свою работу и, наверное, даже рада, что тогда не сложилось с преподаванием.

Она замолчала и долго смотрела на огонь.

А вы? — вдруг спросила она, заглядывая мне в глаза.

В моей жизни за эти тринадцать лет абсолютно ничего не произошло. После того нашего разговора я будто застыл на месте. — Повисла пауза, нарушаемая только треском поленьев в костре. — Прости меня, — внезапно вырвалось у меня. Я так давно хотел ей это сказать.

За что? — она недоуменно вскинула брови.

За то, что струсил тогда. За то, что отказался от тебя. За то, что думал, что это блажь и несерьёзно. За то, что выбрал не тебя.

У вас были на то причины, я всё понимаю и не держу зла.

Она положила руку мне на предплечье и заглянула в лицо. Я поймал взгляд её бездонных глаз и понял, что пропал. Что в этот раз мне придется сделать окончательный выбор. Я больше не могу нас мучить.

Я отставил стакан и прижался к её губам. Это было сродни глотку воздуха, когда утопаешь. Глотку воды после многих дней блуждания по пустыне. Я боялся, что у меня остановится сердце от нахлынувших чувств. Она выронила бокал и подалась навстречу. Я запустил пальцы в её прекрасные кудри и вытащил заколку, позволяя локонам рассыпаться по плечам. Обвивая руками её талию, я пытался навеки вжать её в себя. Я обнимал её, как величайшее сокровище в мире, и не мог поверить в реальность происходящего. Холодные ладошки пробрались под плед, огладили мою спину, и вот она уже прижимается ко мне и шепчет прямо в рот “я так скучала”. “Милая моя”, — шепчу я в ответ и покрываю лихорадочными, грубыми поцелуями её лицо.