В прежние времена на Реке бывал ледоход. И горожане сбегались смотреть, точно на зрелище, как идут, с треском и грохотом, белые льдины, налезая друг на друга, громоздясь и переворачиваясь, открывая зияющие чернотой полыньи. Но это было давно, про это рассказывали только самые старые жители Города, и даже тетя Белка, которой вообще-то лет было немало, и которая жила тут всю жизнь, только очень смутно вспоминала, что вроде как в детстве ее как-то водили смотреть ледоход, но она ничего не помнит, что и как было. Зато тетя Белка вспоминала, как в пору ее молодости несколько раз был большой разлив, и вода однажды заходила даже во двор.
— Это с тех пор тут и лужа? — понятливо уточнила Полина, которая тогда была еще совсем маленькая.
Лужа во дворе, пересыхающая хорошо если только к середине лета, и то, если лето сухое, связана была, скорее всего, не столько с рельефом местности и гидрографией, сколько с состоянием асфальта… но эта лужа была, определенно, непреложным фактом жизни Двора. Дети пускали в ней кораблики, коты опасливо обходили по периметру, собаки иногда пили, а взрослые чертыхались, особенно если были с большими сумками или с колясками.
А Река, упорядоченная водохранилищем и плотинами, текла уже много лет мирно и ровно, летом зарастая плантациями желтых кубышек, а зимой — покрываясь льдом. Иногда, когда мороз падал стремительно — черным и гладким, как зеркало, в котором отражались мосты и деревья на берегах, и который постепенно, за несколько дней, заносило снегом. А если зима приходила неторопливо — тогда рыхловатым и белым, сразу заснеженным. И так Река лениво почти спала до весны, иногда только ее тревожили рыбаки, крутившие во льду лунки, да еще на Крещение — когда уж долбили огромную прорубь.
А в начале марта начинается… нет, не ледоход. Уже в самых первых числах внезапно оказывается, что темная тень под мостом — это уже не тень от моста, а промоина. За несколько дней промоины увеличиваются в числе и размерах, а потом в один прекрасный день что-то происходит — видимо, в водохранилище сбрасывают воду, и утром (или вечером, если утром не вспомнишь взглянуть) обнаруживается, что лед уже сошел, и в реке бежит уже обычная, темная вода, и никакого льда, ни единой льдинки — разве что кое-где у берега белеют последние небольшие остатки, можно сказать, чисто декоративные. Почему-то никому и никогда не удавалось застать тот момент, когда лед массово переходит в воду.
Ну вот, в общем-то, все и таяние. И больше никто до самой зимы на этот предмет не думал. Разве что засушливым летом иногда вздыхал, как река-то высохла, возле пристани катеров проглядывает уже мель.
Но в этот год все оказалось совсем не так. В этот год зима выдалась суперснежная. Такая снежная, что первые лыжники вышли на лыжню уже 1 декабря, к концу второй четверти ребята ходили в школу по тропинке, протоптанной в снежной целине, а мешки для второй обуви тащились за своими хозяевами волоком по снежной обочине. На новогодних каникулах от елки на главной площади снег отгребали бульдозерами, а к концу февраля в школу уже нужно было идти между двух снежных стен, за которые могли выглянуть только немногие из младшеклассников. Лиу говорила, что на Хоккайдо это обычное дело — там снеговые стены бывают и выше человеческого роста, так что и взрослые не выглянут, даже баскетболисты.
Когда все это добро начало таять, лужа во дворе сделалась вообще непролазной, как маленький ледовитый океан. Полина уверяла, что на северных морях бывает большой прилив, так вот, у этого моря прилив на весь двор. Конечно, были в этом и свои преимущества — можно было наделать бумажных корабликов и прямо во дворе играть в экспедицию Беллинсгаузена и Лазарева. Лазареву, кстати, в Городе стоял памятник, только он был во внутреннем дворе одной из гимназий, через решетку немножко видно, а рассмотреть тем, кто учится в другом месте — никак, хоть ты тресни.
И вот как раз в это время в Дом и переехала Рамиля. И внесла предложение: названия кораблей писать на бортах не ручкой, а контуром по ткани, который не растечется. Чем сразу же показала себя своим человеком.
А между тем снег все таял и таял, и стекал в Реку. В местных новостях написали, что под большим мостом организована снегоплавильная станция. Девочки ходили ее смотреть — но когда добрались, оказалось, что никакая станция там не функционирует, только стояли какие-то неинтересные контейнеры и прочие железяки.
Потому что снега и без всяких станция таяло уйма. Начали поговаривать о возможном паводке. И даже о подтоплении.
— Почему по телевизору всегда говорят «подтоплено столько-то домов»? — рассуждала Рамиля после очередной порции новостей из других регионов. — ПОДтоплено- это когда чуть-чуть. Это как когда я в субботу шторку в ванной плохо задернула. А там — это ж уже прямо ЗАтоплено!
Вода в Реке начала прибывать. Девочки каждый день после школы ходили на набережную смотреть, как она прибывает. Сначала практически незаметно, они даже в первые пару дней не верили, что действительно прибывает, и были несколько этим разочарованы. А потом как пошло! День — и вода пляшет уже у самой кромки гранитной набережной, даже иногда захлестывая на нее и оставляя на граните влажные следы, точно огромная собака языком лизнула. Следующий — и на нижний уровень набережной уже не спустишься, весь под водой. Еще день — и воду следить уже можно по причалу для лодок чуть подальше от набережной. К причалу нужно было спускаться по крутой железной лестнице, а сам он был деревянный, и со стороны воды — прибиты вертикально несколько шин, чтобы лодкам было мягко толкнуться боротом. Сперва скрылся под водою причал, затем полностью шины, затем — начала исчезать ступенька за ступенькой и лестница.
— Интересно, а нарисуют ли потом отметку, что в таком-то году вода дошла вот досюда? — как-то задалась вопросом Лиу.
— Как в Питере? — сразу же поняла Полина. — Ну, если поднимется прямо как в Питере — тогда, конечно, нарисуют.
Всем троим было и страшновато, и ужасно интересно одновременно.
— Вот, наверное, для таких случаев и придумали выражение «ужасно интересно»,- предположила Рамиля. — Когда и страшно, и очень интересно, что будет.
Ветки могучих вётел, желтоватые от проклюнувшихся почек, купались в воде уже не в фигуральном, а в самом буквальном смысле: нижние кончики их были погружены в воду, точно над рекой устроились мини-беседки и арки, а в этих беседках плавали совершенно невозмутимые утки.
Вода сделалась очень мутной, и течение — заметней обычного. Река несла сломанные ветки и даже большие коряги, какие-то ящики, бутылки, другой мусор, а однажды девочки видели, как мимо них проплыл холодильник «Горизонт» с оторванной дверцей. Марки разглядеть, они, конечно, с берега не могли, но по всему был похож на старый «Горизонт». Наверное, у кого-то в огороде стоял вместе шкафа для секаторов и перчаток, и водой унесло с огорода.
Где-то в области, говорят, уже и огороды в деревнях ПОДтопило.
В этот день, вернувшись из школы, они обнаружили во дворе грузовик с непонятными аббревиатурам на борту, а несколько крепких дядек в оранжевых жилетках коммунальных служб закладывали выход к реке здоровенными мешками с песком. Мешки уже высились, точно крепостная стена.
Теперь из двора можно было выйти только через тот проход, который вел наверх, мимо машины и Пепелища, и к Реке, соответственно, только в обход.
— Тетя Белка, а что будет, если вода так поднимется, что по улицам надо будет на лодках плавать? — спросила Полина за ужином, распихивая кусочки сыра между длинных спагеттин. Макароны с сыром — это искусство. Нельзя просто взять и бухнуть поверх каких-нибудь рожков горсть натертого сыра. Не все взрослые это понимают. Но тетя Белка, может, и не понимала — но принимала как данность.
— Что будет… — тетя Белка задумалась. — Лодки у нас нет, значит, плавать не будем. Завалим дверь в подъезд изнутри мешками с песком, чтобы не выдавила вода, несколько мешков нам оставили, в подвале лежат. Разместим у себя по квартирам, кто сможет, жильцов с нижнего этажа. И будем сидеть куковать.
— А она может так подняться?
— Не думаю. Оно, конечно, всё бывает. Но последний раз наводнение у нас в городе было в восемнадцатом веке.
— А ты же сама рассказывала, как вода во двор заходила!
— Ну так она чуток заходила, в болотных сапогах можно пройти. А теперь там еще и всё загорожено. Так что не должно.
— Тетя Белка… — помолчав, осторожно заговорила Полина. — А может, нам купить лодку? На всякий случай, пускай лучше будет.
— Будет-то будет… — не сказать, чтобы тетка отнеслась к этой идее с энтузиазмом. — Паводок бывает раз в десятилетие, а хранить ее где-то надо всегда.
— Будем плавать, как в Винни-Пухе, на зонтиках и горшках из-под меда! — объявила Полина. — Правда, горшков из-под меда у нас тоже нет.
Ночью Полина проснулась от треньканья телефона за стеной. И очень разозлилась: что это за дурацкие банки, почему они не могут со своим начислением процентов подождать до утра! Все равно ночью никто не побежит те проценты снимать, ночью же сами банки закрыты!
Но телефон тренькнул еще, и еще, и за стеной прибавились и другие звуки, как будто кто-то там что-то делал.
Полина встревожившись, выглянула из своей спальни.
Тетя Белка, не зажигая верхнего света, торопливо одевалась, а телефон пищал уже беспрестанно. Полина теперь узнала этот звук: это сообщения в общедомовом чате.
— Тё-ооть, что случилось? — спросил Полина, зевая.
— Ничего страшного, иди спи. Я ненадолго, — тетя Белка зашнуровывала свои самые худшие ботинки.
— Да что случилось-то? — уже всерьез всполошилась Полина. Какое тут спать, когда тут такое творится! — Потоп, да?
— Не совсем, — тетя Белка все-таки остановилась, уже в дверях. Поняла, что в такой ситуации нельзя отмахнуться и держать никого в неведении. — Грунтовые воды поднялись и заливают подвал. Нужно скорее оттуда спасать вещи. Хорошо, что вовремя обнаружили и в чат написали.
— Я с тобой, я тоже сейчас оденусь!
— Пожалуйста, иди спи. Ничего страшного не случилось, если что страшное случится — я тебе скажу, можешь даже не сомневаться. Эти все ящики очень тяжелые, ты все равно не поднимешь, а ноги промочишь запросто. Сиди дома. Не забудь закрыть дверь!
И тетя Белка исчезла.
Полина послушно заперла дверь. Но сна не было ни в одном глазу. Откуда тут сон! Как можно спать, когда потоп!
На удивление, она даже ни чуточки не испугалась. Чего пугаться, если заливает подвал. Весь не зальет. А даже если и зальет — туда же нырять не надо будет, как на первый этаж у Муми-троллей. Но интересно же! А тут сиди на кровати, как маленькая, в полном информационном вакууме. Из окна ничего не видно, и даже телефон с чатом тетя унесла с собой.
Полина посидела еще несколько минут, подумала — и оделась и пошла к Лиу. У них хотя бы окна во двор, хоть посмотреть.
Лиу тоже уже была одета и совсем не спала. У нее родители тоже ушли, сказав ей: сиди, не беспокойся, ничего страшного не происходит.
Девочки попытались что-то высмотреть во дворе. Там, в темноте, суетливо и хаотично двигались человеческие фигуры, метались рыжие огоньки то ли фонариков, то ли телефонов, и ничего было не понятно. Потом вдруг разом стало светлее: кто-то сообразил включить фары в припаркованной машине. И стало видно, что действительно — кто-то что-то таскает и сваливает на детской площадке.
— Пошли, — решительно заявила Полина.
— Куда? Помогать?
— Ну да. Там ведь не всё тяжелое, некоторые вещи и легкие!
— Пошли. Только Рамилю позовем, — так же решительно согласилась Лиу. Она и сама думала о том же самом.
Рамиля, оказалось, преспокойно спала, и девочкам пришлось долго звонить и колотить в двери, и громко кричать, пока она не открыла, в халатике с винни-пухами и зевающая. Но как только узнала, в чем дело — была готова за три минуты.
А внизу в подъезде творилось нечто. Двери были распахнуты: дверь в подвал, дверь на улицу, двери в квартиры первого этажа, откуда выходил свет. И взрослые: взрослые, неровной цепочкой, уходившей в темноту подвала и под бьющие фары во двор, молчаливо, с кряхтеньем и пыхтеньем, волокущие и передающие по цепочке один другому тяжелые вещи. Хлюпанье воды из подвала; тяжелое дыхание работающих людей; стук об ступеньки, шуршание, звяканье и металлический скрежет, чей-то внезапный вскрик «ох, блин, тяжелый!», звук — волоком по асфальту, плеск и хлюпанье в луже, шаги по ступеням, со двора — молодецкий гик и падение чего-то тяжелого, отчего и сам дом, как показалось, вздрогнул, закачалась, мигая, тусклая лампа на потолке. Тени, мечущиеся по стенам — тени людей и вещей, непохожие, незнакомые и причудливые…
— Полина! Я тебе что сказала — дома сидеть и не соваться! — тетя Белка, увидев их, выкрикнула со злостью. Плюхнула на ступеньку связку каких-то бумаг, по виду — тяжеленную.
— Погодите, Белла Владимировна, — вступился папа Лиу. Они тут все были: и родители Лиу, и родители Рамили, и дядя Толик, и дядя Ашот, и тетя Лена, и баба Нина с первого этажа, чуть ли не все соседи. — Может, они как раз нам и будут нужны.
Девочки изо всех сил закивали: нужны, конечно, будем нужны!
— Кто из вас в резиновых сапогах… двое — берите фонарики, Елена Николаевна, дайте, пожалуйста, ваш. Одна идет вниз… Рамиля, иди ты, свети там. Полина — спустись вниз по лестнице, будешь светить на лестницу. Там в подвале везде вода, электрический свет нельзя включить, будет КЗ. Лиу, ты возьми у меня из кармана телефон, снимай все, что выносят во двор. Чтобы потом не было путаницы, где чья картошка.
Что впоследствии, возвращаясь мысленно к этой ночи, больше всего вспоминали все трое, и что больше всего впечатлило их — это как слаженно все работали, и как папа Лиу всем распоряжался. Все жильцы дома, вечно препирающиеся в домовом чате, на собраниях, которые девочки старались пробегать как можно скорее, если вдруг случалось застать во дворе, и просто так… Тут были, конечно, не совсем все — старики много ли натаскают, да и от маленьких детей куда побежишь среди ночи. Но и баба Нина, которая, кто бы что где ни делал, всегда придиралась, что делаете всё не так, и дядя Ашот, который совершенно не мог стерпеть, когда ему говорили, что он делает что-то не так, и все остальные — не было ни криков, ни споров. Все были — как одна большая бригада, и все работали слаженно и четко, в едином ритме. Полина даже потом уверяла, что она реально слышала этот ритм. И они трое — тоже были частью этой бригады, и так же, в общем едином ритме, работали вместе со всеми.
А еще было очень интересно, какие вещи повытаскивали из подвала. Чего там только не было! У кого-то — самые обычные, логичные вещи: запас картошки, квашеная капуста, банки с вареньем и с солеными огурцами, большие тазы, чтобы это самое варенье варить, велосипеды, которые еще рано доставать, и детские санки, которые уже убрали на лето. У кого-то — детская коляска или столик для кормления, из которых дети уже выросли, какие-то здоровенные стеклянные бутыли, удочки в защитном брезентовом чехле, разобранный на детали стол, неработающий телевизор с антеннами, эмалированная ванна, которую так-таки выволокли с огромным трудом — и, спрашивается, зачем? Что бы ей от воды сделалось? Как потом уверяли злые языки (не девочек; у девочек языки были, честно, добрые!) в ближайшую неделю количество объявлений на Авито резко скакнуло вверх. Но правда — многие и сами не помнили, какое старье у них лежало в подвале, и если б не потоп — так бы и не вспомнили никогда. Там нашлись даже часы с кукушкой, какие девочки раньше видели только на картинках в книжках. Правда, без одной гири. Так что проверить, работают ли они, так и не удалось.
Приключение затянулось чуть не до утра, как процитировал дядя Ашот «Ромео и Джульетту» — «так поздно, что скоро сможем мы сказать, что слишком рано». Потом еще некоторые перетаскивали свое добро к себе в квартиры. Но большинство оставили лежать на детской площадке, как вынесли — до утра, а там разберемся. Девочки договорились утром перед школой посмотреть, что там есть интересного, пока все не разнесли… в смысле, к себе по домам.
Но утром в школу все, конечно, проспали. И мчались со всех ног, уж было ни до чего. Потопы — они не смотрят в календари и расписания уроков.
К возвращению из школы большую часть вещей уже разобрали, но кое-что еще лежало на детской площадке. Благо погода «сверху» была сухая, а посторонние по Двору не шастали. Они и так-то не слишком шастали, а теперь, когда вход во двор был перегорожен мешками с песком — и подавно.
На связки книг Полина обратила внимание еще тогда, ночью, а вот теперь при свете дня рассмотрела и впечатлилась вовсе до глубины души. Книги сложили на лавочки внутри беседки на детской площадке, и их там было столько! Полина рассматривала корешки, не решаясь — ведь все же чужое имущество — развязать веревки, чтоб полистать, и сладко завидовала хозяину этого богатства. А может, если попросить, он даст что-нибудь почитать? В доме у тети Белки книг было немало, а уж в библиотеке — и вовсе почти неограниченный запас, но все-таки — такая уймища, и можно (ну, теоретически) самому выбирать!
С помощью записи, которую вела Лиу, установили, что книги принадлежат дяде Леше. И… и на следующий день, и через день — девочки, заинтересовались уже все трое, заглядывая в беседку, каждый раз видели связки на прежнем месте. Дядя Леша почему-то не торопился их забирать. Полине, в конце концов, стало просто обидно за книги!
Может, это и глупо и вовсе по-детски для человека одиннадцати лет, но Полина жалела их, брошенные — как жалела бы забытые игрушки, выброшенных щенков, никому не нужных стариков, обломанные деревья. Если они никому не нужны — то кое-кому они как раз очень нужны!
Она обдумывала это весь вечер и даже немножко ночью, и в итоге пришла к решению.
Оставалось его воплотить.
Дома мама с папой называли это «включить лису». Вечером Полина караулила дядю Лешу с работы. А заслышав вдали шаги и убедившись, что это он, принялась, как будто за этим и выходила во двор, раскладывать возле Пепелища заранее запасенные колбасные обрезки, приговаривая «кис-кис» и все, что принято в таких случаях.
— Дядя Леша, здравствуете! — очень мило и совершено «случайно» закричала ему Полина. — А вы Председателя не видели?
— Которого из них? — засмеялся дядя Леша. — Кота нет. А человека видел утром, когда на работу шел.
— Конечно, кота. Я тут котикам еды принесла…
Полина пошла рядом с дядей Лешей. И через несколько фраз спросила-таки наконец главное:
— Дядь Леш, а это ваши там книжки лежат?
— Мои, — подтвердил тот.
— А чего вы их домой не заберете?
— Да надо бы… только класть некуда. В подвале еще мокро, а дома-то куда? Они целый шкаф занимали в свое время.
— И вам их совсем-совсем некуда класть? А они вам… — Полина задержала дыхание, как перед прыжком. — …еще нужны?
— Да как сказать… — дядя Леша задумался. — Ну не выбрасывать же на помойку. Отец мой в свое время собирал коллекцию. «Библиотека приключений» и все такое. Эх я в школьные годы и читал под одеялом с фонариком! Эх, воспоминания… Зато вот сейчас минус три на левом. Хотя, может, и не от этого… ну куда их девать. Я читать уже не буду, я больше по фантастике, да и если что — все в электронном виде есть. А и выбросить рука не поднимается.
— Дядя Леша! — обрадовано воскликнула Полина. — А хотите, я их возьму? За деньги, вы не подумайте, что просто так! У меня деньги есть!
Полина и в самом деле вскрыла сегодня свою копилку. Говорят, в прежние времена копилки разбивали. Вот варварство, жалко же разбивать! Но, по счастью, на дворе стоял двадцать первый век, и в керамическом зайчике с номером года на пузе нужно было всего лишь подцепить чем-нибудь крышечку в днище. Железная линейка самое то. Полина понятия не имела, сколько может стоить такая коллекция, но уж сколько скопила — столько и есть. Копила она на планшет, и потому и колебалась так долго.
— Ну ты даешь! — рассмеялся дядя Леша. — Если тебе так сильно надо — забирай за так. Хотя погоди… — вдруг прибавил он, и Полина похолодела, даже не успев толком обрадоваться. — Дай я сначала их прогляжу все-таки.
Лиу и Рамиля, пришедшие позже, застали такую картину: Полина с дядей Лешей, сидя в беседке, сортировали книги по кучкам, Рыжики наперегонки ели колбасу, а Председатель лежал на лавке под деревом и всех игнорировал.
Забрал, на самом деле, дядя Леша совсем немного, книг пять. «Морского орла» Олдриджа, что-то из детективов, детские журналы оставил все, даже не стал развязывать, а из «Иностранной литературы» выбрал три куска без обложек, завернутые в общую «суперобложку» из сильно выцветших обоев в цветочек. Девочки прочитали написанное печатными буквами: «острова в океане».
— Оставлю на память, — объяснил дядя Леша. — Все равно вам еще рановато читать. Там много бухают и охотятся за немецкими подводными лодками. — Он вдруг засмеялся непонятно чему. — И там много котиков! Прямо как у нас тут. Папа Хэм бы оценил!
Вот так девочки стали обладателями бесценного (в обоих смыслах) сокровища. Но даже это еще не конец истории.
Как говорит дядя Тоширо, папа Лиу, во всяком деле всё решает логистика. Тетя Белка, узнав про сокровище, задумчиво сказала:
— Это, конечно, круто… нет, это правда круто. Если б у меня в одиннадцать лет оказалось такое богатство — я была бы самым счастливым ребенком на свете. Но вот только где все это хранить?
Полина надулась. Вот у взрослых это их вечное: где хранить, где хранить.
— Если только в подвале, но там, во-первых, еще мокро, а во-вторых, там велосипед.
— Велосипед можно на Авито продать, он все равно мне уже мал, нужно новый большой, — сказала Полина.
— Новый родители летом приедут — сами купят, они уже пообещали. Я в них не разбираюсь, — тетя Белка задумчиво вылавливала из вазочки с вареньем золотистые крыжовниковые ягоды. Вишневый лист она всегда оставляла Полине, листья в крыжовенном варенье — это же самое вкусное. К тому же эти листья Полина сама собирала прошлым летом с вишен всего Двора и соседних. — А пока новый не купили, старый продавать рано, а пока его не продали, его надо где-то хранить.
— Уууу, ждать до лета… — Полина тоже зачерпнула ложкой варенья и сунула в рот. Когда попеременно глоток несладкого чая — ложка сладкого варенья — глоток несладкого чая — ложка сладкого варенья, это самая красота. До лета, да еще наверняка не до самого начала, ждать было огого сколько. Но возразить тут было нечего. Тетя Белка разбиралась во множестве разных вещей, не имевших никакого отношения к ее работе и образу жизни, в объединении Японии, русских князьях, значении образа зайца в разных культурах, внутренней политике Федерации Планет, фенотипах синдар и нолдор, методах заворачивания шаурмы и в чем угодно еще… но она абсолютно не разбиралась в двух категориях вещей: ни в чем, связанном с транспортом, и ни в чем, связанном с физкультурой и спортом. Настолько нет, что когда в прошлом году покупала форму на физру, а в школе сказали, что кроссовки должны быть с белой подошвой — она купила с подошвой цвета ириски. Так что сами понимаете: у велосипеда шансов было ровно ноль.
— А может, раз уж ты говоришь, что они общие… — начала тетя Белка, и Полина снова похолодела. Взрослые вечно предлагают то, что им кажется ненужным, отдавать посторонним людям. Своё бы имущество раздавали, если такие щедрые! Впрочем, справедливости ради, тетя Белка всегда только предлагала и никогда не настаивала. Но тетя Белка не сказала, как уже успела испугаться Полина, «тогда давай отнесем в библиотеку», а внесла предложение довольно логичное, — частично Лиу и Рамиля у себя разместят?
Но у Лиу и у Рамили дома было всё точно так же.
В конце концов тетя Белка согласилась временно сложить книги в кладовку — на срок в неделю, начиная с завтрашнего дня, чтобы Полина за это время нашла для них постоянное место.
Место нашла Лиу. Это она придумала, что если машину никто не использует — то почему бы ее не использовать нам.
Можно подумать, что Рамиля не внесла никакого вклада в эту книжную историю, и даже найти этому убедительное объяснение: она ведь переехала в Дом совсем недавно, и пока еще мало что знала тут, и, соответственно, мало что могла бы придумать. Но это будет вывод из совершенно ложной посылки.
Рамиля свой вклад тоже внесла, и весьма интересный.
Дело в том, что у нее в доме эта история была воспринята с наименьшим (из всех) энтузиазмом. Мама Эльмира тут же разохалась: да разве ты знаешь, какая там может быть зараза, да там же сплошные микробы, микроб на микробе микробом погоняет, и микроб регулирует движение, да там наверняка всё в мышиных какашках!
— Маам, у нас в подвале нет никаких мышей! — возразила Рамиля. — Если б они были, то кошки бы их ловили, и мы бы их видели, и даже если бы не ловили, то они бы все утонули при потопе, и уж это-то бы точно все видели. Ты видела в подвале хоть один мышиный труп? Ну ладно, хоть одну живую мокрую мышь?
Но маму эти аргументы совершенно не убедили. Мамы, увы, не всегда мыслят логично, а уж маму Рамили с Вулкана депортировали бы в первый же день. Хорошо, что Вулкан еще не открыли.
И тогда Рамиля предприняла дезинфекционные меры. Сначала она подумала. Потом позвонила бабушке Гузели и кое-что у нее выяснила. После чего пошла к папе и тоже включила лису:
— Паап, а ты меня свозишь к бабушке? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
Папа свозил. Папа Нияз всегда делал, что ему говорят.
От бабушки Рамиля привезла старую лампу, светящую синим. Когда Рамиля была совсем маленькая, этой лампой обсвечивали ее пижаму, и кровать, и всю комнату, когда в дом приходила простуда. Теперь уже давно забросили это дело.
И этой лампой, вытянув из дома аж четыре соединенные переноски, Рамиля тщательно обсветила все книги в багажнике, сам багажник, и на всякий случай еще и салон, куда смогла дотянуться через отсутствующе окно.
И так решился вопрос с мышами, и оснований для опасения более не осталось.
Девочки решили между собой: до летних каникул каждому брать только по одной книге за раз, и обязательно потом рассказывать, что там интересного. Ну а уж как настанут каникулы — тогда можно отрываться по полной! А затем приехал Сережа, и произошли все остальные события, ну и план несколько изменился. Но с началом каникул часть «оторваться по полной» вступила в действие!
А вода после потопа простояла в подвале еще два дня. Разлива реки так и не случилось, вода начала отступать, постепенно показались из-под воды причал для лодок, набережная, причал для катеров, заляпанные зелеными водорослями, река вошла в свое русло, мешкопесочную баррикаду разобрали и увезли, ну и вода из подвала ушла, как и пришла. Подвал потом долго сох, потом в нем требовалось делать ремонт, о чем еще долго ругались с управляющей компанией и спорили на собраниях и в общедомовом чате… но это уже совсем другая история. Взрослая.
А дети… забегая вперед, дети за лето перечитали уйму книг и еще больше журналов. И, как естественный результат, все лето играли в индейцев, в кочевников, в детектива и вора, в открытие Центральной Африки, в римлян и варваров (варвары, разумеется, всегда побеждали), в ковбоев, в рыцарей, в замок с призраками… ну и, наверное, что-то еще. Благодаря «Иностранке» они узнали, что в Мексике до сих пор живут индейцы, а благодаря «Костру» у них в лексиконе появилась присказка «И все засмеялись» и стишок про Сережку и двенадцатую серию, который он с удовольствием декламировали вслух на весь двор. Что было досадно, так это что не все романы из журналов оказались полными. «Орла Десятого Легиона» в «Костре» они прочитали полностью, после чего переименовали плюшевого волчонка по имени Сынок (если честно, в Детском мире он продавался как хаски, но какая разница?) в Волчка и таскали везде за собой. Кстати, Каштанчику временно присвоили имя Малый Гризли. А вот «Парижские тайны» начали публиковать там в одном номере — а больше номеров не оказалось. То ли не сохранилось, тоо ли и не публиковали потом… Всех, понятное дело, грызло любопытство, что же там будет дальше. И Полина однажды спросила об этом тетю Белку.
— Парижские тайны?.. — переспросила тетя. — Ну да, читала. Там долго рассказывать, книга длиннющая, два тома… или даже три, не помню. Сейчас все равно не успеем.
На следующий день тетя спросила, не хочет ли Полина позвать друзей в гости. Полина, конечно же, захотела. Тетя Белка налила всем чаю, поставила на стол блюдце с пенками от абрикосового варенья и ноутбук. И включила «Парижские тайны» с Жаном Маре.
— Ну вот, — сказала она, когда все досмотрели кино. — Как-то так. Фильм от книги, правда, отличается, и довольно сильно, но в целом сюжет вы представляете. А книгу подождите еще года два, а лучше три. Она интересная, но там местами довольно страшно… — тетя Белка задумалась. — И там местами бухают.
Полина вдруг неудержимо рассмеялась:
— И там много котиков?[/MORE]