День котиков (джен)

Еще несколько дней прошли в суете. Кирилл вообще оформил себе на работе отпуск — в нарушение графика отпусков, но что тут было поделать, по семейным обстоятельствам. Но в итоге все сложилось как надо, суд состоялся и отцовство Гречкина К.В. было за пятнадцать минут юридически установлено, а в роддоме назначили день выписки. Дима на этот день заранее взял выходной.

В детском магазине выбирали кроватку: под размеры, какие намеряли, чтобы легко вынимался матрас, и чтобы был моющийся, и чтобы можно было двигать по высоте, и чтобы передняя стенка снималась...

— По-моему, вот эта оптимальная по параметрам. Хотя на вид лично мне всё-таки больше нравится эта. Кир... Кирь, ты слушаешь вообще или что?

Кирилл Гречкин завороженно смотрел, как медленно-медленно, покачиваясь, движутся по кругу рыже-коричневые жирафики.

— А?

— Кирь, ну у нас вообще-то первоочередная задача — это выбрать кроватку. А модули уж к ней давай подбирать.

— Давай эту, — Кирилл ткнул рукою в ту, цвета белого шоколада и с разноцветным матрасом, про которую Дима перед тем говорил, что эстетически она ему нравится больше. — И вот эту штуку обязательно купим.

— О, мобиль — это обязательно надо, чтобы вашему малышу было что разглядывать, и чтобы ночью спалось хорошо! Вот этот стоит три восемьсот, если берете кроватку, на мобиль будет скидка пятьсот рублей, — тотчас подхватил продавец. — Вот еще можете посмотреть, какие тут есть...

— Точно, мобили, вот как они называются, — вспомнил Дима.

Кирилл нажал на кнопку, и жирафики остановились. Потом снова нажал — и они снова медленно-медленно поплыли по кругу, под тихую-тихую музыку.

— Вот этот берем, — решительно заявил Кирилл. — Дим, да?

Киря Гречкин определенно влюбился.

В последнюю ночь накануне выписки Дима остался ночевать у Кирилла. Они до позднего вечера доканчивали обустройство детской, нанятый клининг отдраил до блеска всю квартиру во всех местах, включая такие, где и невозможно подумать было, что там можно мыть, а так же лестница и парадную. Потому что ребёнка же до квартиры надо доставить, а вдруг там микробы. На завтра Дима попросил выходной. Завтра с утра предстояло еще пройтись тряпкой по ближайшим поверхностям непосредственно в месте предстоящего обитания малыша — и дальше ехать в роддом. Ну а там уж по ситуации. Оба пока еще довольно слабо представляли, что делать дальше.

К двенадцати Дима буквально валялся с ног. До обустройства он сегодня ещё успел скрутить буйного типа, устроившего на парковке стрельбу из травмата, поторчать в лаборатории, вникая в особенности раневого канала от узкого лезвия, предположительно — сильно сточенного кухонного ножа, опросить кучу свидетелей насчет этого самого ножа, обойдя кучу квартир доисторического вида, больше похожих на музей советского быта, интерактивный, все-таки найти деда, который ставил знакомым ручки на старые ножики и узнать, что мужик, которому тот заменил ручку на очень источенный ножик, там длины-то осталось сантиметров восемь от силы, продал свою комнату и съехал неизвестно куда. И это не считая заполненной кучи бумаг.

В общем, Дима с большим облегчением плюхнулся наконец на диван, погасил свет и завернулся клетчатым пледом.

Он уже проваливался в сон, у него в голове уже что-то делали бежевые птицы с длинными крыльями, клетчатые, как пледы... Дим... Слушай, Дим, ты еще не спишь? Дима не сразу сообразил, что это его зовет Киря.

— Не совсем, — честно ответил он, открывая глаза.

Кирилл в темноте плюхнулся у него в ногах на диван.

— Слушай, так странно, да? Что вот уже завтра все будет по-другому, и это уже насовсем, уже никогда и никак не станет, как раньше.

— Да. Очень странно. И я, если честно, пока это никак не могу осмыслить — что у тебя, в этом доме, теперь будет жить еще и малыш, и вот это всё. И как наша жизнь теперь поменяется, что теперь будет.

— Дим... Дим, понимаешь... — судя по голосу, Кирилл колебался, не решаясь высказаться. — Не знаю, как это лучше сказать... Понимаешь — я боюсь.

— Чего именно?

— Что из меня получится отвратительный отец, — Кирилл наконец решился. — Я честно буду стараться... Понимаешь, я даже еще не знаю, люблю я его или нет. Ребенка. Но я точно знаю, что не хочу, чтоб у него было такое детство, как у меня было, и такой папаша, как у меня. Который чуть что орет, который всегда занят, и которому на ребенка по барабану, что там у ребёнка на уме, на душе, не пофиг только на проблемы, которые этот ребенок ему создаёт, а надо, чтобы не создавал. Я знаю, что изо всех сил буду стараться. Но... вдруг не получится? Вдруг я сам не замечу, а стану таким же? Руку я на своего ребёнка ни в жизни не подниму, это я могу себе гарантировать, а вот насчёт не орать не уверен... Но тут самое главное, что вдруг сам не замечу, как станет пофиг? Сам буду думать, что не пофиг, что я о ребенке забочусь, о его же благе и все такое... а на самом деле ребенок пофигу, а думаю только о том, чтобы мне было удобно?

— Кирь... — Дима сел на диване, подтянув плед. Нащупал в темноте Кириллову руку. — Тут, конечно, ни про кого нельзя гарантировать, что он будет идеальным родителем, да, наверное, совсем идеальным никто и не бывает... Но то, что ты об этом думаешь, это уже значит, что совсем никудышным ты все же не будешь. Плохие родители, как правило, как раз и не сомневаются, они как раз думают, что все делают правильно.