The final fire of a fallen star | Последний огонь упавшей звезды (гет)

Я захожу в кабинет — помещение, которое всегда ассоциировалось у меня с порядком и неприступностью. Но сейчас что-то не так. В воздухе витает напряжение, почти осязаемое, как тяжёлый шлейф тех дурацких духов, которые когда-то подарила сумасбродная тётка Летиция, и которые матушка никогда не использовала.

Мать склонилась над старым фолиантом, его потрёпанные страницы испещрены незнакомыми символами и заклинаниями, которые я не могу разобрать с такого расстояния. Её пальцы едва касаются страниц, когда она переворачивает их, будто боится, что книга рассыплется от одного неверного движения.

— Ты плохо выглядишь, матушка, — говорю я мягко, но с ноткой тревоги, которая всё больше нарастает внутри меня. Такое мог сказать только неотёсанный маггл, но я хочу вывести её на эмоции. Мои шаги эхом отражаются от стен комнаты, хотя я стараюсь ступать как можно тише.

Она вздрагивает, словно действительно не ожидала меня увидеть, и быстро прикрывает книгу ладонью. Её лицо бледное, как мел, а под глазами залегли глубокие тени, которых раньше не было. Я никогда не видел её такой... измождённой. Даже после смерти отца она сохраняла внешнее спокойствие, холодную маску, которую никто не мог пробить.

— Я занимаюсь делами семьи, — отвечает она резко, слишком резко для её обычной манеры. Её голос холоден, как зимний ветер, но в нём слышатся нотки, которых я не могу определить. Страха? Усталости? Или чего-то ещё более глубокого, что она предпочитает держать в тени.

Её слова только усиливают моё беспокойство. Однако на лице — привычная маска пустоты. Я делаю ещё один шаг вперёд, чувствуя, как пол под ногами отзывается знакомым скрипом. Всё-таки дом стар, как и его домовик. Он тоже чувствует перемены.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но она отворачивает взгляд, сосредоточив внимание на какой-то точке за моей спиной.

— Это не твоё дело, Регулус, — повторяет она, и её тон становится ещё холоднее, если это вообще возможно. Она медленно встаёт из-за стола, её движения осторожны, почти механичны. Кажется, она боится сделать лишний шаг или сказать лишнее слово.

Конечно, никто из посторонних этого бы не заметил. Но я не посторонний.

— Если это дела семьи, то и мои тоже… — начинаю я, но она прерывает меня резким жестом руки.

— Не смей, — шипит она, и в её голосе появляется та самая сталь, которую я знаю с детства. — Это не игра, Регулус. У меня много дел.

Я чувствую, как внутри всё сжимается, но не могу остановиться. Её слова звучат слишком резко, слишком отстранённо, чтобы просто проглотить их и уйти.

— Матушка… — начинаю я осторожно, пытаясь сохранить хотя бы видимость спокойствия, но она перебивает меня прежде, чем я успеваю договорить.

— Довольно, Регулус, — произносит она, поворачиваясь ко мне. Её глаза блестят холодным огнём, словно она уже приняла какое-то решение, о котором мне даже не стоит знать. Она делает паузу, и в этой тишине каждая секунда кажется вечностью. Затем её голос становится ещё тише, но при этом невероятно чётким.

— Что твоё дело, так это вступление в права наследника. Ты теперь заглавного, Регулус. И если со мной что-то случится… — она замолкает на мгновение, и этот короткий вдох кажется мне громче любого крика, — ты должен взять всё в свои руки. Начинай приготовления с сегодняшнего дня. До сентября мы должны всё успеть, — произносит она ровным, но от этого ещё более пугающим тоном.

Её слова бьют как удар под дых. Я стою, не в силах пошевелиться, пока она вновь поворачивается к своей книге, словно наш разговор уже закончен. Всё внутри сжимается, а в голове начинает метаться один и тот же вопрос: что она имеет в виду под «если со мной что-то случится»? Я хочу спросить, потребовать объяснений, но её взгляд останавливает меня. Она смотрит на меня так, будто видит насквозь, и я чувствую себя маленьким мальчиком, который впервые попался на шалости.

— Мама… — начинаю я, но она снова перебивает меня, на этот раз уже мягче, хотя в её голосе всё ещё слышится непреклонность:

— Не сейчас, Регулус. У нас нет времени на вопросы. Род Блэк не может позволить себе роскошь промедления, особенно теперь. Ты понимаешь?

Я киваю машинально, хотя внутри всё кричит от противоречий. Да, я понимаю, что семья важнее всего. Да, я готов служить ей, как учила она сама. Но что именно происходит? Почему она так странно себя ведет? Но матушка уже отвернулась, словно прочитав мои мысли и решив их проигнорировать.

— Критчер поможет тебе, — продолжает она, подходя к старому секретеру, где хранится главная книга Рода, которую она выкладывает на стол передо мной. Её пальцы ловко скользят по выдвижным ящикам, доставая свитки пергамента, печати и другие предметы, которые я раньше видел только издалека. — Он знает все наши традиции и порядки. Посвяти его в детали.

Я молчу, потому что знаю: сейчас не время для возражений. Пальцы машинально поправляют манжеты рубашки.

— Сегодня вечером начнём с ревизии семейных артефактов, — говорит она, поворачиваясь ко мне. В её руках оказывается небольшая деревянная шкатулка, покрытая знакомыми символами. — Здесь ключ от нашего хранилища в Гринготтсе. Проверь каждую вещь, убедись, что всё на месте. Забери багряный клинок.

— Я всё сделаю, матушка, — произношу я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. Шкатулка кажется слишком тяжелой для своих размеров.

— А теперь иди, — произносит она, и её голос становится почти безразличным. — У тебя много работы. Не подведи меня.

Я медленно выхожу из кабинета, чувствуя, как тяжесть её слов давит на плечи. На лестнице меня встречает Критчер, его большие глаза полны тревоги.

— Молодой хозяин Регулус… — начинает он, но я качаю головой. Просто протягиваю ему шкатулку, которую передала матушка.

— Мы начинаем подготовку, Критчер. Помоги мне разобраться с этим.

— Да, молодой хозяин, — шепчет он, и его голос звучит так тихо, что я едва могу расслышать его. — Критчер поможет.

Тик-так. Часы пробивают три часа дня. Семь глубоких вздохов, чтобы успокоиться.

Я надеваю мантию, разглаживая несуществующие складки.

Мы перемещаемся через каминную сеть — вспышка зелёного пламени, и вот мы уже стоим в главном зале Гринготтса. Гоблины за стойками поднимают головы, их острые глаза оценивающе сканируют нас. Выпрямляюсь, надевая на себя маску высокомерия. Я научен с детства, как вести себя здесь: спина прямая, взгляд холодный, ни единого лишнего движения. Я знаю правила.

— Мне нужен доступ к хранилищу Рода Блэк. — Мой голос звучит ровно, и даже пальцы не дрожат, когда я протягиваю ключ.

Гоблин внимательно осматривает его, его длинные пальцы проводят по древним символам, выгравированным на поверхности. Он кивает, не говоря ни слова, и жестом приглашает следовать за ним. Дорога до хранилища кажется бесконечной. Мы проезжаем мимо других камер, их тяжелые двери мелькают в свете факелов. Каждый поворот, каждый звук эхом отдается в моей голове. Тишина давит. Стены туннеля сжимаются вокруг нас.

Наконец мы останавливаемся перед массивной дверью, украшенной фамильным гербом. Гоблин вставляет ключ в замок, и дверь медленно открывается с глухим скрежетом. Внутри — сокровища. Горы золотых галеонов, древние артефакты, свитки пергамента, запечатанные воском с печатью рода. Но мой взгляд сразу же цепляется за маленькую деревянную шкатулку в углу комнаты. Она кажется слишком простой для такого места, но что-то в ней притягивает внимание.

— Это то, о чем говорила хозяйка. — шепчет Критчер, указывая на шкатулку.

Я киваю, хотя это был не вопрос.

Гоблин, поклонившись настолько низко, насколько это возможно без потери достоинства, отступает к выходу. Его шаги затихают в коридоре, оставляя нас с Критчером наедине с содержимым хранилища.

— Начнем с золота, — произношу я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Матушка дала четкие инструкции: проверить каждую вещь, убедиться, что всё на месте. Но что-то внутри меня подсказывает, что эта шкатулка важнее всего остального.

Критчер кивает, его длинные пальцы уже скользят по стопкам пергаментов и свитков, заставляя их ураганом перемещаться по хранилищу. Я слышу его приглушенное бормотание и вижу пассы руками — он считает галеоны, сортирует драгоценности и артефакты. Его движения механически точны, словно он делал это тысячи раз. Возможно, так оно и есть.

Мы работаем молча, пока не доходит очередь до шкатулки. Она стоит там, чуть в стороне от основных сокровищ, будто её специально спрятали среди более заметных богатств. Простой деревянный корпус, украшенный вырезанными символами — круги, точки, линии, которые образуют сложный узор. Этот рисунок кажется мне знакомым, хотя я не могу вспомнить, где видел его раньше. Крышка открывается с едва слышным скрипом.

Первым делом мой взгляд падает на чёрный кристалл, испещрённый трещинами, словно он когда-то был разбит, а затем восстановлен. Его поверхность мерцает мягким светом, который то появляется, то исчезает. Я чувствую, как от него исходит холодная энергия — почти мертвая. Я уже привык к таким вещам в особняке, но эта кажется куда темнее.

Рядом лежит серебряная чаша, покрытая тонкой паутиной царапин. На её внешней стороне выгравированы руны, каждая из которых кажется живой, будто они движутся под светом факелов. Когда я беру её в руки, она ощущается странно тёплой, несмотря на металлический холод. На её дне остались следы засохшей жидкости, которая могла быть либо кровью, либо чем-то ещё более мрачным.

После того, как я перебираю остальные артефакты, мне открывается старый фолиант, обтянутый кожей, которая, кажется, была содрана с кого-то живого. Страницы книги написаны на языке, которого я не понимаю, но некоторые символы отзываются в голове болезненным эхом. Даже не хочу знать, что за знания хранятся здесь. Барти бы понравилось.

И, наконец, то, ради чего мы, вероятно, и пришли сюда.

Острый кинжал с рукоятью, украшенной черными камнями. Лезвие покрыто едва заметными царапинами, словно им много раз пользовались. Это не оружие — инструмент для ритуальных надрезов или даже чего-то более серьезного.

Я осторожно поднимаю клинок, ощущая, как его холодное лезвие отзывается в руке тяжестью. Я знаю этот эффект: он возникает, когда предмет долгое время находился в контакте с мощной темной магией.

— Ты знаешь, что это? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё сжимается от странного предвкушения.

Критчер уверенно кивает, смотря с благоговением.

— Это клинок для Кровных Ритуалов, — шепчет он, и его голос едва слышен даже в тишине хранилища. — Он связан с самой сутью нашего Рода. С кровью. С клятвами. С верностью и властью.

Киваю. Это имеет смысл. В последний раз провожу пальцами по поверхности крышки, прежде чем закрыть ее.

— Мы все сделали, — решаю я, убирая шкатулку на прежнее место. — Теперь можем идти.

Критчер кивает, соглашаясь без лишних вопросов. Он берет клинок в свои длинные пальцы и аккуратно заворачивает его в плотную ткань. Я же осматриваюсь в последний раз, привычно запоминая каждую деталь.

Тик-так. Часы говорят, что пора...