Здрасьте, приехали (джен)

Купленный в прошлый раз механический кинопроектор, диковинный аппарат, вызывавший у меня дрожь ностальгического восторга, оказался без рукоятки для вращения плёнки. Эта мелочь, впрочем, обернулась выгодой: удалось не только сбить цену, внушив продавцу в пыльном лабиринте «блошиного» рынка мысль о безнадёжной сложности починки, но и отыскать в соседней лавке несколько жестяных коробок с плёнками.

Вопрос денег и экономии стоял остро. За эти недели я постепенно, как слепой котёнок, начала разбираться в здешних деньгах. И вот что любопытное выяснилось. Весила золотая монетка из волшебного банка примерно как золотая гинея, восемь с половиной грамм. Я попросила взвесить в продуктовом мешочек из десяти монет, заранее туда сложенных, так и узнала вес. Чистого золота, подозреваю, было около восьми.

Так вот, если десять галлеонов — это пятьсот фунтов, то тогда путём нехитрых подсчётов получалось, что один — это пятьдесят фунтов. Ну, это я узнала ещё от гоблина. И по первому походу за покупками оказалось, что денег (для Лондона) у меня оказалось более чем достаточно. Но не для мира магического, очевидно.

Так что хорошей идеей (по началу) казалось закупаться продуктами и одеждой в этом самом Лондоне. Однако, увы, моё новое тело взбунтовалось против благ цивилизации.

От синтетики я чесалась буквально как сумасшедшая, так что пришлось колготки искать исключительно из шерсти овечки, а от одежды из кожзама веяло такой тоской и химией, что душа не принимала. Только натурпродукт! Только хлопок, лён, шерсть и настоящая кожа. В какой-то момент, отчаявшись, я просто сдалась и просила продавцов помочь подобрать что-нибудь натуральное, не вникая в фасоны и особо не раскошеливалась, купила на зиму одну пару практичных батильонов, а для ежедневной носки кое-какой припас нашёлся в неисчерпаемом сундуке Чарити — я заранее, с чисто советской бережливостью, этот припас изучила.

Но главным трофеем этой вылазки стала не одежда, а швейная машинка — заветная мечта любой советской домохозяйки, настоящий, чёрный и блестящий, «Зингер»! Приводились она в действие нажатием на педаль, которая через ремённый механизм вращала маховое колесо.

Я, сделав вид, что машина у меня буквально за углом, бойко отбилась от помощи продавца, на улице же укромно водрузила свою драгоценную покупку в ту самую волшебную сумочку с вышитыми котиками. И — о диво! — вес её совершенно не чувствовался. С этим лёгким, почти невесомым грузом я и пошла гулять по Лондону, и в тот момент я подумала: «Если вся магия такая удобная, то я её бесконечно люблю!»

Ну и если так посудить, она открывала так много возможностей! От одной этой мысли только дух захватывало. Не зря я, конечно, согласилась пожить ещё! Сама я давно поняла, что большую ценность несёт даже каждый наш вздох, а то что мы имеем две ноги и две руки, можем видеть рассветы и закаты, или ощущать запахи. Всё это так удивительно, что мы вообще имеем и умеем такое. А смерть всё делает конечным, очень хорошо мотивирует жить и придаёт всему этому ценность. Потому мало того, что мы смертны, так ещё и как выяснилось, на собственном примере, внезапно смертны. За такими размышлениями я и не заметила, как дошла обратно до паба.

* * *

Так и потекли мои дни, размеренные и полные тихой, деятельной радости, которую я, кажется, не испытывала с той самой далёкой молодости, когда мир ещё не казался выцветшим и предсказуемым. Утро я посвящала шитью, воскрешая в своих пальцах забытые навыки кройки и шитья. Мои руки, сначала неуклюжие и непослушные, будто забывшие свой собственный мышечный память, постепенно оживали. Они вспоминали, как ловко вдеть нитку в иголку, как вести ровную строчку, чувствуя подушечками пальцев тонкую ткань. Это был немой диалог с самой собой, с той, прежней Ритой, чьи руки умели так много.

Мой английский тоже становился лучше — я уже реже запиналась, подбирая слова, и увереннее болтала с местными. К полудню, когда солнце начинало припекать спину, я откладывала иголки и наперсток и брала в руки садовый совок. Мой огород, этот клочок земли, дарованный мне вместе с домом, требовал неукоснительного внимания. Сорняки лезли из земли с упрямой наглостью непрошеных гостей, уверенных в своём праве на жизнь. Я возилась с огородом, поливала, пропалывала, подкармливала дурнопахнущим навозом.

Вечера я посвящала книгам и соседям. Устроившись у порой зажжённого камина с кружкой травяного чая, я листала всё подряд, даже прикупила художественную литературу, дабы развивать язык. Начала с перевода русской классики.

.Если же говорить про магическую литературу, то соваться во взрослые учебники было пока что самонадеянно. Я попросту не понимала многих терминов, и они висели в сознании бессмысленными, хоть и красивыми, побрякушками. Зато в детских книгах я обнаружила любопытнейшую деталь: во всех учебниках по заклинаниям заклинания были разделены по слогам. Не «Экспекто Патронум», а «Эк-спек-то Пат-ро-нум». Объяснения такому подходу я в предисловиях не находила.

Когда я не читала или не занималась огородом, то шла изучать этот дивный новый мир, а соседи стали для меня бесценным источником информации! Агнес, с её заразительным смехом, могла разбудить даже спящего тролля, откуда я знала про глубокий сон тролля? Ну так не первую жизнь живу!

Муж Агнес, Дэвид, работал в Министерстве магии, как и кузен, а она сама возилась с травами. Ещё я неожиданно задумалась, кем вообще можно устроиться работать, будучи волшебником? Чуть позже, отвечая на свой вопрос, я неожиданно узнала, что племянник мадам Розмерты работает в охране банков, зачаровывает маггловские хранилища. Она поделилась со мной этой информацией, потому что в целом обожала делиться новостями и сплетнями.

— Льюис ко мне приходил недавно, у него же недавно жена разродилась, такой славный малыш, Чарити, ты не представляешь! — начала она, полируя очередной стакан с такой энергией, будто он был хрустальным кубком. Её руки двигались ловко, а голос был полон энтузиазма. Я отхлебнула сливочного пива, чувствуя, как сладковатая пена щекочет нёбо, и подумала, что ничто не меняется в мирах — будь то советская очередь за колбасой или английский паб, люди всегда говорят о детях, работе и соседях:

— О, и как назвали?

— Эдмунд, в честь деда Льюиса, — ответила мадам Розмерта, сияя от удовольствия поделиться радостной новостью. Она ловко протёрла очередной стакан и поставила его на полку, продолжая свой рассказ. — Льюис, знаешь, такой гордый, прямо светится! Говорит, мальчишка уже в пелёнках искры из пальцев пускает, представляешь? Ну, конечно, это он преувеличивает, но всё равно — славный ребёнок. Я предлагала им сюда переехать, но Лью и слышать не хотел.

— Может, не хотят утруждать? Всё-таки маленький ребёнок — не самое тихое создание.

— А чары на что? — Розмерта вскинула бровь, вздохнула, сразу же как-то погрустнела, закусила губу на секунду, а раздумывая, а потом наклонилась ближе, понизив голос. — Да честно тебе сказать, Барбара, жена его, подснежником уродилась. Семья её не бросила, ничего такого, но жила она в Лондоне, а потом и Льюиса нашего туда переманила! Он даже работу там нашёл…

Видно, это давно гложило женщину и она искала, с кем обсудить этот вопрос. Ну а для меня это был способ узнать этот мир получше. Я молча кивнула, делая вид, что понимаю странное определение, но ум мой уже лихорадочно перебирал варианты. Полукровка? Из бедной семьи? Или...

— Там Дэвид подсобил, конечно, по своим каким-то связям устроил в банк, — добавила Розмерта, возвращаясь к полировке стаканов, но её взгляд был прикован ко мне, словно она ждала реакции.

— Банк? Кем он туда пошёл? — я отставила кружку. Мой разум тут же нарисовал картину: огромные сейфы, полные денег, и волшебник с палочкой, бормочущий заклинания. Это звучало… неожиданно, потому как я поняла, что речь идёт о немагическом Лондоне. Розмерта ещё больше понизила голос и продолжила с деловым видом:

— Ну да! — Розмерта оживилась, её глаза заблестели, словно она только и ждала, чтобы подробнее рассказать. Даже отложила тряпку, чтобы больше жестикулировать. — Магглы, конечно, изобретательные, но их защитные системы — детский лепет. Стальные двери, открывающиеся простой алохоморой. Любой первокурсник вскроет!

Розмерта наклонилась ещё ближе, её голос стал почти заговорщическим:

— Вот и придумали нанимать наших для усиления их же хранилищ. Льюис как раз этим и занимается — накладывает проклятия, маскирует настоящие сейфы под фальшивые, ставит чары на распознавание владельцев… Говорит, работа спокойная, платят хорошо, да и магглы даже не догадываются, что их деньги охраняет магия.

Я задумалась. Звучало… неожиданно логично.

— А как же Статут о секретности? — спросила я. — Разве это не нарушение?

Розмерта махнула рукой, чуть не задев бутылку тыквенного сока на стойке.

— Всё официально! Министерство даёт разрешение, если всё делается аккуратно. Есть целый отдел, который за этим следит. Дэвид, небось, знает, он же в Отделе магического правопорядка работает. Они там проверяют, чтобы магия не вылезла наружу, и всё шито-крыто.

Значит, волшебники могут работать в маггловском мире, и никто даже не заметит?

— А Барбара тоже с ним в банке работает? — спросила я, пытаясь сложить кусочки пазла.

— О, нет, — Розмерта махнула рукой. — Барбара у них в какой-то конторе работает, с бумагами возится. Льюис говорит, у неё там даже есть босс, который раз в месяц устраивает «пятничные мотивационные собрания». — Розмерта скривилась так, будто попробовала прокисшее тыквенное пюре. — Звучит ужасно, если честно. Я бы такое только под Обливиэйт согласилась терпеть.

Дальше наш диалог как-то плавно перетёк в обсуждение способов закрутки, а после я и попрощалась, когда стал подходить народ. Но этот диалог принёс мне информацию для размышления. В насколько «канонный» мир я попала? Ведь у Роулинг никто у магглов не работал, или, может об этом просто не писали…

* * *

Я много ходила по магазинам в деревне, и помимо того, что присматривала что-то для дома, так ещё и знакомства налаживала. Денег на всё это добро у меня, конечно, не было, финансовые возможности в этот период были более чем скромными, поэтому я превратила свои прогулки в этнографическое исследование быта волшебников, где вместо покупок я «коллекционировала» впечатления и знакомства.

Одна лавочка, в первые дни нахождения здесь, рядом с магазином мистера Дервилла и его хозяйственными товарами особенно привлекла моё внимание. Вывеска над дверью гласила: «Пенни и Быстрелио: диковинки и антиквариат».

Здесь, как казалось, продавали всё: от магических артефактов с сомнительной историей до вполне безобидных маггловских антикварных вещей, которые считались «экзотикой».

За прилавком сидела женщина с умными, живыми глазами и седыми волосами, убранными в тугой пучок. Она что-то писала в толстом гроссбухе, но, услышав звонок над дверью, подняла взгляд.

— Добрый день! — её голос был хрипловатым и тёплым. — Амалия Рид, владелица этого собрания странностей. Ищете что-то конкретное или просто полюбоваться?

— Пока просто полюбоваться, — честно ответила я. — Чарити Бербидж. Очень необычное название у вашего магазина.

— А, — Амалия улыбнулась, и вокруг её глаз залепились лучики морщинок. — Это наследие. Магазин стоит здесь с позапрошлого века, и у него было… несколько мрачноватое прошлое. Но Пенни всё исправил.

Как будто услышав своё имя, из-за прилавка появилось небольшое существо с огромными, как листья падуба, ушами и большими, светящимися глазами. На нём были аккуратные полотняные одежды, которые вблизи казались куда искуснее, чем простое слово «полотно» позволяло представить. Ткань была светлая, почти молочная, но с лёгким серебристым отсветом — будто её пряли на рассвете, когда туман ещё не успел опуститься, и он впитался в волокна. Боже! Сразу захотелось такую же ткань себе.

— Это и есть Пенни, мой компаньон и душа этого места, — представила его Амалия.

Эльф почтительно поклонился.

— Пенни рад новому гостю, — просипел он и поклонился. Хозяйка магазина, меж тем, продолжала, встав из-за стола и направившись ко мне.

— Вы же наш новый профессор?

— Новости здесь распространяются достаточно быстро… неужели каждый житель знает о моём появлении?

— Деревушка маленькая, — с лёгкой улыбкой ответила Амалия, останавливаясь напротив меня. Её взгляд скользнул по моей одежде, задержался на моих руках, и я невольно сжала пальцы, чувствуя себя немного уличённой, а в чём не могла понять. — А новость о новом преподавателе Хогвартса, да ещё и в такой… нестандартной для нас должности, и вовсе разносится быстрее, чем летучие мыши над озером в сумерках. Особенно, — она многозначительно перевела взгляд на Пенни, который почтительно стоял в стороне, — когда речь идёт о профессоре маггловедения.

Эльф встрепенулся, его большие глаза засияли с ещё большим интересом.

— О да! — просипел он. — Пенни слышал! Мадам Бёрбейдж знает, как магглы живут без палочек! Как они… — он замялся, подбирая слово, — как они творят чудеса!

Амалия мягко положила руку на плечо эльфа, успокаивая его. Я же не стала поправлять насчёт фамилии.

— Не смущайтесь, профессор, — сказала она, возвращаясь ко мне. — Здесь к вам относятся с огромным любопытством, а не с подозрением. Многие из нас видят в магглах лишь невежественных существ, боящихся собственной тени. Но я… я всегда чувствовала, что за этой «невежественностью» скрывается нечто большее. Возможно, ваш приезд — это шанс наконец это выяснить.

Она обвела рукой свою лавку, этот хаотичный музей, где магия и технология соседствовали в причудливом симбиозе.

— Этот магазин — моя попытка понять вашу… нашу?.. общую историю. — Амалия провела рукой вдоль полки, словно поглаживая время. — И там, и здесь люди стремились к одному: запечатлеть звук, увидеть будущее, облегчить труд, создать красоту. Просто пути… разные. Вот, например, — Амалия бережно взяла в руки странный предмет, похожий на маленький телескоп с шестерёнками. — Это оптический прицел с маггловской войны. Совершенно немагический, но сколько хитрости в этих линзах! А это… — она указала на изящный флакон с фиолетовой жидкостью, который стоял рядом с другими флаконами, — зелье зоркости глаз, которое когда-то варила моя прабабка. Они лежат рядом, потому что и то, и другое — инструменты. Даже цели у них почти одинаковые.

— У вас прекрасный магазин!

Амалия улыбнулась в ответ на это.

— Да, я с вами полностью согласна. Есть тут, конечно, и нерабочие вещи и те, о которых я мало что знаю. Вот одна из таких. Чудесный аппарат, — сказала Амалия с лёгкой грустью, — но, увы, немой. Я нашла его, кхм… ну не припомню уже все обстоятельства, но я полагала, что смогу разобраться, как он работает, но магия здесь бессильна. Вернее, я боюсь, что заклинание может его испортить безвозвратно, так как обычное репаро не помогает.

Не удержавшись, я подошла ближе к граммофону, такие я уже видела.

— Можно я посмотрю? — попросила я.

Амалия с интересом кивнула. Я осторожно осмотрела механизм, покрутила пружинный привод и поправила сапфировую иглу. Как-то муж рассказывал мне обо всём на свете, и об устройстве граммофона тоже. Я совсем не понимала, как он так выдаёт музыку? А Серёжа то, ну право слово, ходячий справочник! Дочь так его потом и прозвала — ходячий гугл. Да уж, умный был у меня муж… и как я скучаю! Каждый день, если быть честной.

— Кажется, я понимаю, в чём дело, — сказала я. — Механизм застыл от времени, ему нужно масло и умелые руки. И, конечно, правильная пластинка.

— Пластинка? — переспросила Амалия. — Эти чёрные диски? Они стояли рядом. Пенни, принеси-ка ящик с теми чёрными блюдцами!

Пока эльф суетился, принося ящик с виниловыми пластинками, я провела у граммофона почти час, кропотливо очищая и смазывая шестерёнки перочинным ножичком и каплями масла, которое одолжила у Амалии. Наконец, с замиранием сердца, я установила иглу на пластинку и осторожно завела пружину.

Раздалось лёгкое шипение, а затем из рупора полились хриплые, но торжественные звуки струнного оркестра. Амалия застыла с широко раскрытыми глазами, а Пенни издал тонкий, восхищённый вздох, затем замер, его огромные глаза наполнились слезами восторга.

— О-о-о! — прошепелявил он.

— Это… магия, — прошептала Амалия.

— Нет, — улыбнулась я, чувствуя неожиданную гордость. — Это механика. Гений человеческих рук.

— Вы показали старому Пенни новое колдовство. Колдовство без колдовства! Это дороже любого золота!

Расстались мы с ними уже добрыми друзьями, меня пригласили заходить в гости иной раз, полюбоваться новыми предметами.

Ну а моё изучение Хогсмида продолжалось. Позже я узнала, что Спраут держит со своим мужем магазинчик. Там, среди саморазмешивающихся котлов и веников, которые сами наводили порядок, я наткнулась на целую секцию магических удобрений. Одно из них, «Быстроросл-удобрение», обещало «вырастить ананас в горшке за неделю». Я постояла, подержала в руках заветный пакетик, представив себе свой скромный огород, засаженный ананасами… и с лёгким вздохом положила его обратно. Пока что мои скромные грядки должны были обходиться без магических стимуляторов, да и не доверяла я как-то этой… химии. Вот навоз, которым делилась декан пуффендуйцев, другое дело!

Раз уж я вспомнила про Спраут, с ней я обсуждала садово-огородные дела, она с радостью делилась своей мудростью. Правда, спрашивала про «мою» жизнь в Италии, так что приходилось напрягать даже не свою память. Но и сама я узнала много нового, только получалось это через наводящие вопросы и усилия, если сама цепочкой ассоциаций не дойду, то хрен что вспомню.

Были интересные моменты. Чарити путешествовала по Европе, варила свои зелья, преподавала. И я даже задавалась вопросом, как я очутилась здесь на такой должности. Уж мне-то грех жаловаться, но что двигало ею?

* * *

В один день сова принесла мне огромную коробку, которая, очевидно, была облегчена чарами. В коробку эту был вложен… котёл. Лично я удивилась до предела, но вторая моя «часть» не нашла в этом ничего странного.

Ну да, котёл. Хороший.

И надо сказать, котёл правда был великолепен — массивный, отлитый из тёмного, почти чёрного металла с лёгким синеватым отливом, который выдавал в нём работу искусного мастера. Отполированный до блеска, с чуть заметным гравированным узором по кромке — вроде бы декоративным, но приглядись, и там явно прослеживалась руническая вязь. Глубокий, с утолщённым дном — явно не для школьных экспериментов, а под что-то посерьёзнее.

На дне лежало письмо, которое я тут же вскрыла:

Дорогая Чарити,Хочу ещё раз выразить мою искреннюю признательность за то, что ты согласилась занять место преподавателя маггловедения в этом учебном году. Думаю, для следующего года тебе это понадобится. Я счёл своим долгом позаботиться о замене, и надеюсь, этот новый котёл послужит тебе так же хорошо, как его предшественник. И конечно, эксперименты — удел смелых, как и твоя теория о стабилизации пламени через кристаллы драконьей крови была… впечатляюще смелая. Но я был бы рад, если бы ты проводила эксперименты в стенах школы. При необходимости мы выделим лабораторию и ты всегда сможешь посоветоваться с профессором Снейпом.Что касается твоего вопроса о продлении контракта на следующий год — я оставил несколько документов в верхнем ящике твоего рабочего стола в Хогвартсе. Прочти их, когда будет время.С наилучшими пожеланиями,Альбус Персиваль Вульфрик Брайан ДамблдорP.S. Не забудь проверить руны на ручках котла — они могут пригодиться для особо сложных зелий.

Второй листок, подписанный уже другим почерком — угловатым и с торопливыми пометками на полях:

Чарити,Если соберёшься продлевать контракт — не соглашайся на кабинет в Северной башне. Там сквозняки, а в январе плющи на стенах замерзают и падают на голову. Спроси лучше про комнату рядом с оранжереями — там хоть запах приятный.— К.

У меня не было ни единого предположения, кто такой «К», память хранила гробовое молчание, выдавая лишь смутное ощущение, что почерк должен быть знаком, а совет — исходить от друга, а не от недоброжелателя. Я отложила письмо и вернулась к котлу. Провела пальцем по рунам на ручках котла, о которых писал директор. Они отдавали теплом. Но не то, чтобы были нагретыми, но живыми — будто под металлом текла тонкая струйка силы. Я никогда не знала руны, Чарити же их терпеть не могла, я это точно помнила.

Внешний вид, или даже само ощущение внутреннего восторга подсказывали, что котёл — дорогой подарок, но лично для меня он не имел большого значения. Мало того, что я не помню, как варить эти самые зелья, так ещё мне кажется, что туда не только травки добавляются. Помню как читала в одной из книг про зелье, состоящее из червяков. Они их хоть обрабатывают, стерилизуют? Вряд ли, но хотя бы моют? Нет, любому зелью я предпочту пенициллин, вот средство от всех на свете болячек!

* * *

Мой кинопроектор дождался своего звёздного часа. Ручка была на месте, а в комплекте с одной из катушек плёнки я обнаружила несколько метров старой чёрно-белой ленты. Вечером, плотно задёрнув занавески в своей гостиной, я установила аппарат на табурет и запустила его, покручивая бобину. С треском и скрежетом на противоположной стене замерцало изображение.

Это была не художественная лента, а документальная хроника. Солдаты в касках маршировали по улицам европейского города. Кадры сменялись: вот женщины работают на заводе, вот по полю идёт неуклюжий танк. Это была история. Настоящая, не приукрашенная магией. Я смотрела, заворожённая пониманием, что смотрю на свидетельство чужой, но оттого не менее реальной, жестокой и великой жизни. Когда плёнка закончилась и стена погрузилась во тьму, я ещё долго сидела в тишине. Кино о войне всегда наводило на меня сущий мрак.

Однако, в моей коллекции, которую я приобрела вместе с этим аппаратом, были и другие фильмы, например детские мультики. Будет что показать, в общем.

И довольно скоро! Потому как если заниматься делом, то время летит ой как быстро.

Достала проверить я этот проектор как раз для того, чтобы подготовиться к школе и составить план занятий и цели.В моей прошлой жизни, ещё в советской школе, я на своей шкуре узнала, что значит вести уроки без продуманного плана и ясных целей. Помнится, молодой учительницей приходилось подменять заболевшего коллегу — вот уж был дурдом, ей-богу, а не занятия! Дети, что саранча, сметали всё на своём пути, а я, как тот фокусник-недоучка, пыталась удержать их внимание разрозненными фактами и отчаянной импровизацией. Так что, не знаю я, будут ли здесь, в Хогвартсе, с меня строго спрашивать эту самую документацию, как это любили делать наши завучи, но составить её стоило непременно. Для собственного же спокойствия и системности.

А как вообще подступиться к этому предмету? В чём коренное отличие двух миров? И тут меня осенило: вот же он, ключ! Всё строится на этом различии. Не просто бездумно пересказывать сухие факты, что магглы не умеют летать на метлах, а показать, как они, стиснув зубы, решили эту проблему — от Икара до братьев Райт. Не высмеивать их «примитивные» телефоны с проводами, а разобрать, в чём же заключена гениальность самой идеи передачи человеческого голоса на расстояние.

И понеслась, поплыла мысль, как струйка дыма от свечи, выписывая в воздухе примерные темы: кто такие магглы? Какое мы дадим им определение. Нужно разрушить стереотип о магглах как о беспомощных и глупых существах. Показать, что они — такие же люди, просто иначе решающие свои задачи.

Про их быт, жилище, еду, одежду. Как правильно подобрать одежду для выхода в этот мир.

Поговорим, как мы научились преодолевать громадные расстояния. Интересно даже, а как далеко можно аппарировать? Наверняка, чистокровные не видели автомобиля, с поездом они, конечно, знакомы, но вот самолёт! Обязательно рассказать правила поведения на дороге, что такое светофор.

А связь? Почтовые голуби были и у нас, но сейчас прогресс не стоит на месте, телефоны, радио.

Маггловские деньги и магазины. Как сделать покупки, где можно поменять деньги. Про электричество — «магия магглов». И тут же — великие изобретатели и их детища: Эдисон, Форд, братья Райт. Пусть готовят доклады, развивают мысль. А если повезёт, и я найду подходящую плёнку, может, удастся показать им документальный фильм о первых, таких шатких и отважных, полётах человека.

О, а как много можно поговорить про культуру. Целое непаханное поле! Кино, музыка, литература. Уж у меня в памяти целая библиотека прочитанных книг, составлю список обязательной и рекомендованной литературы и для детей. Нужное это дело, очень нужное. Не пойдут же они в маггловские книжные сами… Да, вопрос ребром. Но где наша не пропадала.

И тут меня осенило ещё одним, куда более тревожным вопросом: а что вообще здешние дети знают об истории? Изучают ли они её в переплетении двух миров? Или их учат только магической истории, а всё остальное — тёмные, невежественные века? Для себя я набросала ещё несколько пунктов: основные вехи маггловской истории, промышленная революция и её последствия. Научно-техническая революция: компьютеры, интернет, космос.

Учебник маггловедения, выданный мне в Хогвартсе, я пролистала с чувством глубочайшего отвращения. Сплошное мракобесие и предрассудки! Выбросить — рука не поднялась, пусть лежит, как памятник глупости. Хорошо ещё, что у меня опыта гора и маленькая тележка, я уроки и не по учебнику могу читать. Но книги, особенно по истории, нужно закупить! Хотя бы для себя. И где только взять на всё это деньги…

Что ж, глаза боятся, руки делают. Потихоньку решу все эти вопросы. Ведь как перестать бояться? Никак, бояться, но делать! Посмотрим дальше, как оно пойдёт.

Я отложила тетрадь, в которую в самые первые дни записывала свои воспоминания, а теперь и темы уроков. Потёрла глаза и задула свечу. Время уже было позднее, думаю, около двух ночи. Засиделась я, однозначно, пора бы уже отходить ко сну.

Завтра новый день, а с ним — и новые заботы.