Год, которого ещё не бывало | A Year Like None Other (джен)

Когда они вышли на Портсмут-роуд — улицу, ведущую к больнице, — Гарри начал серьёзно беспокоиться. Оборотное зелье действует всего час, верно? Именно поэтому Краучу приходилось постоянно носить его с собой во фляжке — ведь через час зелье переставало действовать…

Гарри не давало покоя желание спросить Снейпа про зелье. Прошло уже почти два часа, хотя у него не было часов, чтобы точно это утверждать. Но разговаривать со Снейпом не входило в его планы. Ни о чём. Всю дорогу они шли молча, если не считать момента, когда Снейп чуть было не вышел на проезжую часть на красный свет. Тогда Гарри только тихо прошипел ему, чтобы он вернулся на тротуар.

Тем не менее, всё это выглядело странно. Снейп, рискуя собственной жизнью, мог неожиданно превратиться обратно в самого себя! Как бы Гарри ни относился к профессору, добавлять ещё одну смерть на свою совесть ему не хотелось. К тому же, если всё пойдёт совсем плохо, Орден потеряет важного шпиона, а значит, и источник ценной информации о планах Волдеморта. Гарри не понимал, как мастер зелий мог забыть о таком важном нюансе. Но кто знает, что на уме у Снейпа? Может, у него есть какие-то свои соображения? Почему он до сих пор не принял новую дозу?

Гарри поджал губы, догадываясь, что, скорее всего, профессор думает о нём и его семье. Ну почему Снейп не может оставить его в покое?! Зачем совать нос в его личную жизнь, расспрашивать о мерзких Дурслях?

Конечно, причина ясна — Снейп не доверяет ему.

«Между прочим, профессор, это взаимно!» — мысленно ответил Гарри. Теперь все слухи о том, что его родственники ненавидят магов, непременно расползутся по школе. Как говорил бы дядя Вернон, «как пить дать» — выражение, которое Гарри терпеть не мог.

Но это всё было не столь важно. Гарри изо всех сил старался не выходить из образа взрослого человека, который развивал в себе последние несколько часов. Как бы там ни было, шутить с Оборотным зельем опасно. Что, если Снейп превратится в самого себя прямо перед Дурслями? Тогда их точно выгонят из больницы с воплями дяди Вернона: «Я же сказал, никаких уродов! Ты что, в этой своей школе читать не научился?!»

В конце концов, напомнить про зелье всё-таки придётся. Гарри задумчиво прикусил губу, подбирая нужные слова. Оказаться в очередной раз под огнём язвительных замечаний Снейпа совсем не хотелось. Но взрослый человек просто взял бы и сказал, верно? А Гарри старался вести себя как взрослый. В противном случае, его бы здесь не было, и он не объяснял бы, почему носит одежду Дадли. Веди он себя как ребёнок, он просто переоделся бы по приказу Снейпа, не задумываясь о последствиях.

Гарри был уверен, что если дядя Вернон узнает, что его племянник носит вещи, которые ему явно не по карману, то это может привести к серьёзным последствиям. Возможно, его бы даже обвинили в воровстве. И тогда о восстановлении защитных чар можно было бы забыть.

Но до этого не дойдёт. Потому что Гарри поступил, как полагается ответственному человеку, даже если это было неприятно. Он наверняка сто раз пожалеет об этом, когда слизеринцы будут отпускать колкости про его «трудное детство», но зато он останется в живых.

Снейп мог сколько угодно язвить, но напомнить всё равно нужно было.

— Простите, сэр, — начал Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно, не привлекая внимания магглов. — Вам не пора принять зелье?

— Это улучшенная версия, — бросил Снейп, мельком взглянув на него. К удивлению Гарри, в его голосе не было и намёка на привычную насмешку. — Действие продолжается восемь часов, но я буду принимать его каждые шесть, чтобы избежать… — он сделал паузу, подбирая маггловское слово, — рецидивов.

Гарри не стал спрашивать, кто именно улучшил зелье. В конце концов, Снейп не зря был Мастером Зелий. Если бы он ещё и преподавать умел, был бы просто идеален на своём месте. Но преподавать Снейп явно не умел. Он даже не пытался научить их элементарным мерам предосторожности. Гарри было ясно: Снейпу больше нравилось смотреть, как ученики взрывают котлы, а потом орать на них. Сколько Гарри мог судить, Снейп никогда не стремился их чему-то обучить.

Наконец, впереди показалась больница. Гарри прошёл через автоматические двери, которые раздвинулись перед ними. Снейп бросил на него подозрительный взгляд, словно заподозрил, что тот воспользовался магией, чтобы открыть двери с помощью заклинания «Алохомора». Думал ли он, что Гарри способен незаметно вытащить палочку из уродливого свитера и произнести заклинание? Или что Гарри владеет беспалочковой магией? Искушение поддразнить Снейпа было велико, но это было бы не по-взрослому. Профессор бы просто настучал директору, обвинив Гарри в незаконном использовании магии.

— Это маггловская техника, — тихо пояснил Гарри, когда они направились к стойке регистрации. — Я же говорил, они тоже многое умеют.

Снейп приподнял бровь и кивнул, но всё же оглянулся назад, чтобы убедиться, что двери открываются для других посетителей точно так же.

— Будьте добры, номер палаты Петунии Дурсль, — обратился Гарри к медсестре в белоснежной униформе и аккуратной шапочке.

Она быстро набрала запрос на клавиатуре и уставилась на экран. Снейп наблюдал за этим процессом с заметным недоверием.

— Отделение интенсивной терапии, — сказала медсестра. — Посещения ограничены. Мне нужно проверить по списку. Ваше имя?

— Гарри Поттер, я её племянник.

Как же было приятно, когда на его имя никто не ахает и не пытается разглядеть знаменитый шрам! Собственно, дежурная вообще никак не отреагировала — лишь выжидательно посмотрела на Гарри.

— Ах да, это Римус Люпин, э… друг семьи, — добавил Гарри, кивая в сторону Снейпа.

— Я позвоню в отделение, пока вы записываетесь, — спокойно ответила медсестра, указывая на листок с таблицей, прикрепленный магнитом к доске.

Гарри начал вписывать своё имя, и чуть не вздрогнул, когда Снейп вывел рядом «Римус Люпин» почти таким же почерком, как в утреннем письме. Казалось, даже почерк Снейпа хранил в себе ту же холодную неумолимость.

Сестра негромко говорила в трубку, заканчивая звонок, затем повернулась к посетителям.

— Проходите, — сказала она, указывая в сторону лифта. — Палата 328, — затем её взгляд задержался на Снейпе: — Боюсь, вам придётся подождать здесь.

Снейп прищурился, и Гарри не потребовалось владеть легилименцией, чтобы догадаться, о чём он сейчас думает. Всё стало ясно, когда профессор слегка наклонился над стойкой и, не отрывая взгляда от глаз медсестры, тихо произнёс: «Обливэйт миминиско». Гарри поразило одно — Снейп действительно владел беспалочковой магией. По крайней мере, немного. Гарри вновь задумался: почему Дамблдор не предлагает ему преподавать Защиту от тёмных искусств? Возможно, директор понимает, что из Снейпа преподаватель — как из Хагрида балерина. И всё-таки Гарри был уверен, что Дамблдор мог бы найти кого-то лучше. Столько лет на этом месте были одни идиоты. И хотя Амбридж уже не преподавала, новый профессор, Арон, вряд ли был намного лучше — он так же избегал практики. Пусть Арон и не заставлял их выводить строчки собственной кровью, как Амбридж, но всё равно от его уроков не было толку.

Да уж, обучение ЗОТИ оставляло желать лучшего, за исключением, разве что, третьего курса.

Хорошо хоть, занятия в Отряде Дамблдора не прекратились. Кто-то ведь должен был готовить учеников к возможной встрече с Пожирателями смерти. Или даже с самим Волдемортом. Если на учителей надежды нет, то они должны справляться сами.

И именно из-за этого Гарри почти окончательно утратил уважение к Дамблдору. Директор мог бы нанять нормального преподавателя, но, казалось, намеренно выбирал тех, кто не справлялся. Конечно, у Дамблдора наверняка были веские причины для своих решений. Он, очевидно, считал себя великим стратегом, вершившим невидимые планы… Однако в итоге его стратегии привели к тому, что Сириус упал за Завесу. Гарри уже было тошно от постоянных интриг. Он не знал, как добиться от директора честности, но пока мог лишь продолжать делать всё, что было в его силах.

В этот момент медсестра встряхнула головой, будто просыпаясь, и небрежно, как бы отмахиваясь, повторила:

— Палата 328. Идите!

На этот раз она махнула рукой в сторону лифта для них обоих.

Они направились к лифтам, но на полпути Гарри остановился.

— Постойте! Ах, мне раньше надо было подумать… У вас есть маггловские деньги? Потому что у меня ничего нет.

— Директор счёл это разумным, — пробормотал Снейп, роясь во внутреннем кармане своего полосатого пиджака. Вид Снейпа в маггловской одежде казался почти сюрреалистичным. Впрочем, Люпин как раз выглядел в таком наряде вполне уместно. — Что тебе нужно?

— Цветы, — Гарри кивнул на киоск с цветами и подарками, мимо которого они проходили.

— А. Тогда держи, — Снейп протянул ему несколько пятидесятифунтовых купюр.

— Римус, убери большую часть! — прошипел Гарри сквозь зубы, прекрасно понимая, что это было явным промахом. Но если где-то поблизости были приспешники Волдеморта, это не вызвало бы у них подозрений. Откуда им знать, сколько стоят цветы в маггловских магазинах?

Взяв одну банкноту, Гарри сунул её в карман и подошёл к киоску. Он долго разглядывал цветы на витрине. Красивые лилии… но нет, лучше не стоит. Они лишь напомнят тёте Петунии о Лили. И, к тому же, слишком дорогие. Наконец, его выбор пал на полдюжины маргариток в небольшой стеклянной вазочке. Простенько, конечно, но Гарри знал, что если купит что-то слишком роскошное, дядя Вернон тут же заподозрит, что цветы наколдованы. А ему ещё предстоит объяснить, на какие деньги был куплен этот букет.

— Спасибо, Римус, — натянуто улыбнулся Гарри, протягивая Снейпу сдачу.

— Оставь себе, — отрезал Снейп, даже не оборачиваясь.

— Да нет, правда… — начал было возражать Гарри, но Снейп уже шёл дальше. — Ну ладно. Спасибо, что одолжил, — пробормотал он, догоняя своего спутника.

Что бы Снейп ни собирался ответить, сказать он так и не успел — двери лифта неожиданно открылись, и из него вывалилось целое скопище людей. Зельевар застыл в изумлении, и это зрелище было по-настоящему комичным, особенно если учесть, что этот человек когда-то с полной серьёзностью заявлял, что способен «разлить по флаконам известность, сварить триумф и заткнуть пробкой смерть». Ну и что такого удивительного в обычном лифте?

Маггловская «магия»… Хотя это вовсе не магия, а просто техника. Гарри знал это прекрасно, и, по правде сказать, Снейп наверняка тоже — просто раньше он, возможно, не сталкивался с подобным вживую. «Только не засмеяться!» — строго приказал себе Гарри, надеясь, что в палате зельевар будет вести себя куда более сдержанно. Если Снейп начнёт пялиться на медицинские приборы, как ребёнок на что-то незнакомое, Дурсли моментально раскусят, что он волшебник.

Они зашли в лифт, и Гарри, стараясь не улыбаться, нажал кнопку третьего этажа. Лифт тронулся, и это движение чуть не выбило Снейпа из равновесия. Да уж, магия была бы гораздо плавнее.

— Нам в триста двадцать восьмую, — сказал Гарри, когда двери лифта снова открылись. Он быстро сверился с указателями и уверенно направился в нужную сторону.

Они вскоре нашли палату и осторожно заглянули внутрь. Комната была довольно стандартной: по стенам стояло десять кроватей, пять с каждой стороны. Всё было похоже на больничное крыло в Хогвартсе, за исключением того, что здесь повсюду мигали какие-то странные приборы. Гарри понятия не имел, для чего они предназначены, но решил не объяснять это Снейпу — пусть почувствует себя на его месте, когда у самого голова кругом шла на уроках зельеварения. В конце концов, немного удовольствия можно и получить от ситуации.

— Ты маггл, не забывай! — прошептал Гарри, прежде чем открыть дверь. Затем, вспомнив важную деталь, быстро добавил: — И ещё… когда дядя Вернон выходит из себя, он не контролирует свои слова. Может начать орать что угодно. Ты мог бы оградить нас заглушающим заклинанием? Ну… его ведь необязательно привязывать к стенам или занавескам, да?

Снейп тихо хмыкнул, саркастически заметив:

— Похоже, с защитой в этом году дела обстоят не лучше, чем прежде.

Гарри не смог удержаться от улыбки.

— Но Римус, ты ведь отлично всё объяснял! Честно, ты лучший преподаватель Хогвартса из всех, кого я знаю.

Он решительно распахнул дверь и вошёл в палату. Но как только он оказался внутри, его улыбка мгновенно померкла.

* * *

Несколько пациентов обернулись, когда они вошли, но большинство в онкологической палате спало. Спали и Дурсли. Всё семейство Дурслей.

Тётя Петуния лежала на самой близкой к окну койке. Её черты заострились, кожа казалась почти прозрачной, местами проступали тёмные пятна. С закрытыми глазами, повернув лицо к свету и тяжело дыша, она выглядела чужой и невероятно уязвимой. Гарри сглотнул. Он слышал, что она больна, что болезнь серьёзна, но всё же ожидал увидеть ту же холодную, осуждающую тётю Петунию, что смотрела на него свысока, осуждая каждую его ошибку — будь то грязные следы на полу, пересоленная отбивная или оценки лучше, чем у Дадли.

Но вид был настолько жутким, что Гарри едва верил своим глазам. Никогда прежде ему не приходилось видеть человека в подобном состоянии. Даже Седрик, когда Волдеморт бросил «избавься от этого», не выглядел так страшно. Тогда это была мгновенная, безжалостная кончина. Но здесь была медленная, безысходная маггловская смерть. То, что рак делал с тётей Петунией, было ужасающе…

И тут Гарри осознал ещё одну, возможно, даже более тяжёлую вещь. Когда он узнал о её болезни, то ощутил почти злорадное удовлетворение. Ему казалось, что она заслужила это — после всех лет, что мучила его, в то время как сама словно шла по жизни, огражденной от трудностей. Да, тётя Петуния не была образцом доброты, но рак… нет, такой участи не заслуживал никто. Она угасала на глазах, её тело ещё цеплялось за жизнь, но надежды уже не было. К горлу подступила тошнота, но после пары глубоких вдохов Гарри стало легче. Немного. Только тогда он смог оторвать взгляд от тётки.

Он не плакал. По крайней мере, не по Петунии. Но в уголках глаз выступили слёзы стыда. Одна-две слезинки скатились по щекам, но Гарри даже не заметил этого, пока Римус молча не протянул ему белый носовой платок. «Нет, это не Римус», — напомнил он себе, хотя принять это было ещё сложнее.

— Спасибо, — прошептал он, не оборачиваясь к Снейпу. Какое счастье, что это был не Римус. Иначе он бы начал извиняться, говорить что-то о своём бессердечии, о том, что желал тётке такой участи… но он и сам толком не понимал — до конца ли он понял, что такое смерть? А ведь должен бы. После Седрика, после Сириуса… но он либо был слишком легкомысленным, либо наивным, как ребёнок.

Он вернул платок Снейпу и, намеренно игнорируя его, стал осматриваться. Дядя Вернон дремал в кресле у кровати тёти, склонив голову набок и негромко похрапывая. Дадли тоже спал, наклонившись вперёд и прислонив руки и голову к ножкам кровати. На тумбочке стояли слегка увядшие гвоздики и распечатанная колода карт.

Гарри на мгновение замер, соображая, что делать дальше, затем поставил вазочку с маргаритками рядом с гвоздиками и взял пустующий стул от соседней койки. Бесшумно поставив его рядом с кроватью Петунии, он жестом пригласил Снейпа присесть. Затем принёс второй стул и сел сам.

Несколько минут они сидели молча. Гарри пытался осознать страшные вещи, которые сейчас открылись ему — не о жизни и смерти, а о самом себе. «Снова взрослеть», — он слегка поморщился.

Ему на миг пришло в голову, что можно было бы взять с собой книгу. Но кроме учебников у него не было других книг, а их не стоило приносить в больницу. Он правильно сделал, что оставил их в пустой спальне на Тисовой улице. В доме Дурслей были книги, но Гарри не рискнул бы взять их.

Снейп выглядел более нервным, чем Гарри когда-либо видел его раньше. Но это неудивительно: когда ещё зельевару приходилось сидеть без дела? На уроках он метался от стола к столу, ругая работы гриффиндорцев и хваля слизеринские зелья, даже если те ничем не отличались. Если он и садился, то лишь для проверки письменных работ, одной рукой водя по строчкам, а другой выписывая саркастические замечания вроде: «На этот раз вам, похоже, удалось потерять последние остатки разума. Пока не отыщете их, будьте добры не посещать моих уроков».

Даже просто наблюдая за тем, как студенты пишут контрольную, Снейп не мог сидеть спокойно. Он всегда возился с растворителями или перебирал ингредиенты, при этом не спуская глаз с учеников. Так что неудивительно, что он заметил, как Гарри спрятал конверт под пергамент…

А сейчас у Снейпа не было абсолютно никаких дел, и Гарри уже начинал понимать, что скоро зельевар окончательно потеряет терпение.

Неожиданно Снейп поднялся и направился к карточке с краткой историей болезни, висевшей на спинке кровати. Сняв листок, он принялся читать, водя пальцем по строкам, словно проверяя студенческую работу.

— Посетителям, наверное, не положено это читать, — заметил Гарри тихо.

— Почерк все равно абсолютно нечитабелен, — прорычал Снейп.

Замечательный ответ, особенно с учётом того, от кого он исходил. Ведь первокурсники не плакали при получении своих эссе обратно только потому, что комментарии профессора были написаны такими кривыми каракулями, что никто в здравом уме не смог бы их прочитать. А может, это было и к лучшему, ведь после того, как встретишь на полях фразу вроде «Если вы действительно считаете, что ферментированный экстракт тиса не ядовит, приготовьте его и выпейте. Не забудьте угостить своих сокурсников-гриффиндорцев», дальше читать уже не очень хочется.

Раздражённый голос Снейпа был негромким, но этого оказалось достаточно, чтобы разбудить Дадли.

Тот потянулся, что-то пробормотал спросонок, затем приподнял голову, качаясь от усталости. Он уставился на Гарри и заморгал, всё ещё не до конца понимая, что происходит.

Гарри, в свою очередь, не мог не рассмотреть своего кузена. Дадли выглядел почти так же плохо, как и его мать, и хотя не был так сильно измождён, он заметно похудел. Существенно похудел.

Дадли всё ещё оставался довольно упитанным, но по сравнению с летом разница была заметной. Странно только, что ему не купили новую одежду: штанины и рукава теперь были подвернуты так же, как у Гарри.

Гарри быстро проверил, надёжно ли прикрыт его рукавом карман с палочкой, встал и опустился на одно колено рядом с Дадли. Нет, не чтобы умолять о чём-то. Он не собирался унижаться, что бы Снейп ни говорил по этому поводу. И дело было вовсе не в гордости. Гарри знал Дурслей: если они не захотят помочь, то не помогут. И хоть унижайся перед ними, хоть нет — это ничего не изменит. Он усвоил это правило ещё в пять лет и с тех пор никогда ни о чём не просил. Ни разу.

Как бы то ни было, говорить о защитных чарах было пока рано. Это не та тема, чтобы поднимать её сразу же, с места в карьер. Нужно было ещё придумать, как смягчить это, как не выглядеть эгоистом, заботящимся только о себе, особенно сейчас, когда тёте Петунии так плохо.

Опуститься на колено было просто удобнее, чем тянуть стул. И это выглядело менее навязчиво, более уважительно к больничной обстановке и к явному горю Дадли.

— Привет, Гарри, — выговорил, наконец, кузен. Он явно ещё не до конца проснулся, потому что немного заторможенно добавил: — Ты приехал.

Гарри кивнул, и тут начал ворочаться дядя Вернон, который, без сомнения, тоже хотел высказаться. Как оказалось, мыслей у него было очень много.