Дитя войны | Child of War (гет)

В груди у Гарри свернулась боль, наблюдая, как Гермиона и Малфой смотрели друг другу в глаза. Даже если они не признавались себе в правде, ему это было очевидно. Казалось, будущее разворачивалось перед ним, как свиток древнего пророчества, и Гарри мог видеть, куда это всё приведёт. Они собирались стать родителями. Они станут семьёй.

В воздухе витало чувство неизбежности, как будто время само стремилось ускорить этот момент. Гарри чувствовал себя посторонним, подглядывающим за личным, почти сакральным мгновением. Таких моментов будет всё больше и больше, понимал он. И это было естественно. Так бывает, когда друзья взрослеют. Они встречают других людей, влюбляются, их пути расходятся. Они становятся второстепенными фигурами в жизни друг друга, оставаясь лишь тенями в памяти. Гарри задумался, встречалась ли Гермиона с Малфоем тайком, была ли между ними целая история, о которой он ничего не знал, скрытая за завесой их общего прошлого.

Он пытался не смотреть на них, но взгляд постоянно возвращался к этой паре, к Малфою, чьи глаза светились каким-то новым, неведомым Гарри светом. Это было странно, почти тревожно, видеть этого человека, который всегда был символом высокомерия и презрения, таким уязвимым и искренним. Руки Малфоя, казалось, дрожали от напряжения, но он не отводил взгляда, словно боялся упустить хоть мгновение этого волшебного момента.

Многие будут в ярости из-за того, что Гермиона родит ребёнка от бывшего пожирателя смерти. Война только усилила тлеющую ненависть, и она может оказаться в опасности с обеих сторон, когда об этом станет известно. Эти мысли волной прокатывались через сознание Гарри, заставляя его сердце сжиматься от тревоги. Он вспомнил список заклинаний, к которым Малфой просил доступа, и внезапно осознал, что нужно поговорить с Сириусом и Ремусом о включении в него защитной магии. На всякий случай. Обстановка в мире была слишком неспокойной, чтобы игнорировать такую угрозу.

Гермиона, прикусывая губу, тихо улыбалась, словно пыталась удержать счастье внутри себя, чтобы оно не вырвалось наружу слишком резко. Она держалась за руку Малфоя, лежащую на её животе, а его большой палец медленно и почти машинально поглаживал её кожу, как будто пытаясь нащупать что-то ещё, кроме физического контакта, что-то более глубокое и важное. Она выглядела счастливой. Такой Гарри не видел её с тех пор, как погибли её родители. Её улыбка была как луч солнца, пробивающийся сквозь тучи мрака, которые окутывали её после той трагедии.

После несчастного случая Гермиона стала безрассудной, всегда первой добровольцем для самых опасных заданий, утверждая, что она лучший выбор, так как у неё нет привязанностей. Гарри теперь понимал, что это была её собственная борьба с утратой, её способ доказывать самой себе, что она всё ещё жива, что у неё есть цель, несмотря на пустоту внутри.

Гарри перевёл взгляд на Джинни, которая, казалось, потеряла дар речи, ошеломлённо глядя на Малфоя, стоящего на коленях перед Гермионой. На её лице было видно сочетание изумления и, возможно, лёгкой ревности, скрытой за завесой пережитых эмоций. Когда-то он думал, что они с Джинни могли бы стать чем-то большим друг для друга.

Но нет, он сам всё разрушил. Гарри вспомнил тот день, когда всё пошло наперекосяк, когда он понял, что не сможет дать Джинни то, чего она заслуживает. Джинни теперь была с Чжоу. И это к лучшему. Гарри медленно кивнул сам себе, стараясь убедить себя в правоте этих мыслей.

Сириус с широкой улыбкой наблюдал за Гермионой и Малфоем, в его глазах читалась гордость и некое тихое одобрение, как будто он давно ждал этого момента. На лице Ремуса играла мягкая, чуть грустная улыбка, отражение его вечной меланхолии, но и он выглядел умиротворённым. Ремус подошёл и обнял Сириуса за талию, и тот, запрокинув голову, прошептал что-то своему партнёру, от чего их образы стали ещё более гармоничными и завершёнными.

Гарри окинул взглядом всю комнату, наполненную робкой надеждой и теплом, которое казалось почти осязаемым. Вот за что они сражались. За счастье, за любовь и за свободу выбора. За такие вот тихие, но драгоценные моменты, когда всё плохое остаётся за дверями, и остаётся только чувство безопасности и единства.

Он моргнул, чтобы прогнать слёзы, которые вдруг затуманили его зрение. Всегда было неизбежно, что он не переживёт войну, но внезапно его охватило чувство глубокой благодарности за то, что хотя бы один из них, по крайней мере, обретёт семью, и будет жить дальше, несмотря на всё, что они пережили.