Сладко-яблочный психоз (джен)

Жизнь хороша. Иногда она может быть жестокой и сложной, несправедливой, но в конечном счёте она время от времени выходит к солнечному спокойствию. Независимо от того, как лично вы относитесь к самому солнцу.

Поначалу всё действительно покажется крайне несладким: после долгой изматывающей дороги, где негде промочить горло, в погоне за туманной целью ты упираешься носом в закрытые двери и только брезентовый навес пока ещё прикрывает макушку от вот-вот взошедшего безжалостно палящего солнца. В этой ловушке с тобой оказываются и другие. Их гораздо больше, чем ты мог бы представить. Около десятка, может больше. Для общества, где видишь родича, одного то есть, раз в пару лет, это действительно вавилонское столпотворение.

Начинается ропот, ведь видеть друг друга вы не рады. Он вполне может перерасти в споры и злобу, затем и в драку. Но в последний момент большие двери открываются, прекращая все препирания. Из них веет приятной прохладой, за ними обещание, из-за них выходят миленькие кобылки и приглашают собравшихся внутрь.

Сначала вы сопротивляетесь, как и большинство остальных, вы не доверяете, вы не прожили бы столько если б не знали, какова цена беспечности. Но проклятое солнце гонит вас внутрь, где, на удивление, довольно приятно. Все окна занавешены плотными тяжёлыми шторами, в помещениях стоят минимум по одному ведёрку со льдом, мебель и стены украшены черепами и костями: лучше, чем дома. И в завершение вам на подносе приносят напитки. Они разные, непохожие друг на друга стаканы, причудливые и даже бесящие трубочки, цвета жидкости, но все они остаются железным привкусом на языке. Их недостаточно, чтобы утолить голод, но достаточно чтобы его раззадорить, пробудить.

Затем вас ведут в основной зал, к сцене этого кабаре, где уже подсвечено какое-то клавишное — вы не отличаете пианино от рояля, — а также большой подарок с бантиком. Одна лошадка уже заняла место за клавишами и негромко начала играть. Вторая, более серьёзная и холодна на вид, произнесла недолгую речь, после которой они начали музыкальный номер. Посыл до вас не дошёл, но мотив заводной. Вот розовая пони, закончив вокальную партию, встаёт посередине сцены и обращается к публике, переходя непосредственно к причине всего сбора примерно похожими словами:

— ...Спасибо вам всем за внимание! Вы очаровательная публика! Перед тем, как мы уступим сцену, нам остаётся только пожелать вам приятной ночи и... теплого котла В АДУ!

Из бохромистой многослойной юбки она плавным и резким движением достаёт противогаз, вторая уже его надела, коробка-подарок развалилась, внутри огромная стеклянная бомба с клубящимся внутри бурым газом. На окнах с наружной стороны оказываются решётки, двери с хорошим армированием, а в бохромах юбки — припрятаны самострелы.

— …а затем начинается основное веселье.

— Верно, — Лиф выдохнул немного сизого дыма. — Сопли, стоны, попытки бежать и паника. Ты начинаешь осваиваться. Тебя это не пугает?

— Не особо. Тем более после увиденного. Если у каждого из тех, кто сюда приходит, есть хоть сотая доля костей в шкафу... К слову о костях и шкафах. Неужели было так уж необходимо вытаскивать те останки для декора? Как-то это неуважительно к усопшим.

— Мёртвым уже всё равно. А вот нам нужно, чтобы они искренне поверили в происходящее. И практика показывает, что я не ошибся.

— Это да. Уже третий десяток пошёл, а западню ещё ни один не почуял.

Я позволила себе немного злорадства и потянула через трубочку холодный чай.

— Подозрительно. Слишком активно они лезут в западню, мы так не будем успевать прибираться.

Лиф вытряхнул свою трубку и раскачкой слез с гамака.

— Пойдём, поможем.

Преодолевая лень, я тоже поднялась и покинула наш маленький оазис. На всякий случай, мы соорудили навес, под ними натянули гамаки да начали издалека следить, как раз за разом из-за занавешенных окон вырывается наша дымовая завеса, знаменуя начало чистки. Единожды один из них смог прорваться, но Лиф на такой случай захватил потёртый арбалет, он прицелился с секунду, а затем спустил рычаг. Со свистом болт улетел вдаль, а потом чёрная точка превратилась в облачко дыма. Я только присвистнула от такой точности.

— Добро пож... — двери нам открыла Эплджек, незаметно кинув свою газовую маску в вазу в стороне. — Оюшки, это вы ребята? Опять какая дрянь улизнула?

— Не, мы просто решили зайти и помочь с уборкой.

Мы перешли с дверей в коридор быстро, но качественно отстроенного кабаре. На самом деле здесь только внешний фасад, актовый зал со сценой и этот коридор с кучей забитых наглухо дверей, за которыми пустое пространство. Функционал хромает, но за три дня лучше не построишь, да нам и не надо.

— Не думала, что скажу это, но я рада вашему приходу. Пинки меня пугает.

— Отчего так?

— Как бы это так выразиться... Она как тогда, ну, помнишь, когда МЫ хотели устроить ей праздник, а она подумала нехорошее и-и-и-и... немножечко рехнулась на этой почве.

— О-о-о, се-ено. Ты уверена?

— Сама посмотри.

Я и она встали в дверях актового зала, где у подножья сцены Пинки вполне беззаботно проводила время, даже с учётом выпрямившейся гривы.

— Вроде ничего страшного, строит себе песочные замки.

— Из праха. Ещё тёпленького.

— Она улыбается, вот что главное.

— И не моргает.

— Пинки просто очень сосредоточена.

На самом деле я просто обманывала себя. Сторонний пони, проходящий мимо, заметил бы как всё жутко выглядит: по полу стелется солидный слой ещё недавно бегающего праха, пони в немного испачканном платье и чулках-сеточке сидит у самой большой кучки и с весьма безумной физиономией использует ведёрко для льда и строит песчаные замки, по сути, из останков. Но не я. У каждого свои способы справляться с длительным стрессом, мой в том момент вылился в самообман. Сравнительно невинная форма, скажу я вам.

— Как скажешь, сахарок, — Эплджек оставила попытки меня убедить. — Но если её переклинит и она ночью попытается всех нас убить, на меня не пеняй.

Теперь я вижу, что у неё прорезались признаки паранойи. Во время уборки она нехарактерно часто прерывалась, чтобы глянуть в окно, не прибился ли ещё кто. Даже Пинки, приметив нас, легко разрушила свои постройки и взялась за щётку, но Эплджек постоянно отвлекалась на каждый сквозняк, что негативно сказывалось на её производительности. Себе я, конечно же, говорила, что она просто проявляет разумную осторожность. Не станет же она отлынивать по иррациональной причине, да?

Нос передёрнуло от остатков нашей дымовой завесы. Это кажется жестоким, но крайне эффективным. С нюхом умбралов оказаться в закрытом помещении с концентрированным чесночным дымом — это конец. Деваться некуда, слизистая носа обжигается до самых лёгких, у многих непривычных случается шоковый паралич, глаза слезятся и раздражаются, что в купе с непроглядным туманом делает их слепыми. Девочки расправляются с ними на раз-два, как бы жутко это не звучало. Меж тем я продолжала вычищать серо-чёрный песочек. Выковыривать его из всех щелей не нужно, он не пахнет и не бросается в глаза, но крупные кучки будут вызывать подозрения, а они нам не нужны. Завершающим штрихом Лиф на пару с Пинки распылили садовыми опрыскивателями нейтрализующий состав с запахом шалфея. Всё готово к новым посетителям.

В общем и целом, полагаю, у вас сложилось представление о том, как мы провели почти две недели. Разве что ещё одного члена нашей команды не упомянула, и речь конечно же об Ойфе. Это Чудо модульного големостроения чего только не вытворяет, нужно только его правильно конфигурировать. Много сложных слов, надо, наверное, объяснить от чего же я в восторге. Самого «Ойфа» мы толком ещё не видели, потому как он, так называемое, «ядро», а вся эта оболочка снаружи — полностью сменный комплект. Когда мы открыли его вагон, нас встретил такой вполне себе стереотипный голем: угловатые конечности и торс из какой-то горной породы, пустые глазницы и этот вечный противный скрип при движении. В таком каркасе он способен поднять сколоченный каркас стены одной конечностью и вбить его в фундамент. Каркасная технология сама по себе позволяет строить здания очень быстро, а с таким помощником... Иными словами одно «ядро» может делать что угодно, в зависимости от вместилища. И это я вывела сама, так как Лиф по какой-то причине категорически отказался делиться деталями.

Таким образом, мы проторчали в пустыне почти три недели, и, благодаря запасам с поезда, могли бы ещё столько же, но над нами сгустились тучи. Это не манера речи, если что, а буквально в разгар очередного дня дождик собрался оросить пустыню. Я тогда сидела и потела в нашем скрытом наблюдательном пункте и захотела проверить остальных. Лиф следил за «химической» составляющей и параллельно моральной составляющей Пинки и Эплджек, потому я и была одна. Они оказались заняты и тяжёлую дверь пришлось открывать самой. Это не жалоба, просто констатация факта.

— Банда, мне кажется, надо закрыться на денёк другой, — заявила я перед ними. — Снаружи дождь собирается, а без жары наша, кхм, схема может дать сбой.

— Дождь? — переспросил Лиф, скидывая седельный мешок со шлангом для состава. — Ты на горизонте тучи увидела?

— Не-е-ет, — с непониманием ответила я, а после отпила воды. — Прям над нами небо посерело.

Дальше было странное: без тени тревоги на лице, но резкими движениями, он достал небольшую карточку с таблицей и нечто похожее на компас. Подойдя и заглянув через плечо, мне удалось распознать странное расписание, где с одной стороны стояли знаки, всего их было четыре разных, с другой числа, как правило меньше единицы, ноль целых тридцать четыре сотых, ноль целых пять сотых и далее. Сверившись с «компасом», он почти кинул и то и другое и ринулся через сцену к чёрному выходу. Я едва успела его нагнать:

— Что-то случилось?

— Не знаю.

— То есть?

— Ойф флюгером сидит на крыше и следит за погодой, и каким-то образом при полном штиле в течении всей недели нас накрыли дождевые тучи, скрывающие солнце, — он остановился и поставил переднее копыто на тяжеленную входную дверь. — Если до этого у тебя не было подозрений, то сейчас для них самое время.

С угрожающей лёгкостью Лиф толкнул обитую деревяху, которую лично я даже с магией едва двигаю, и вместе мы замерли, уперев взор в небо. О как же дёргались его зрачки, словно по узлам небесной паутины, которая открыта только ему, пока мне оставалось только гадать по его реакции, и что-то мне не нравилось, как собирались складки у него на переносице.

— Твайлайт, — он не опустил глаза, — В локомотив, быстро, растопи печь и готовься отжать тормоз.

Я уже приготовилась возразить, спросить, воскликнуть, открыла уже рот, в общем, но сразу осеклась, услышав топот множества ног. Очень тихий, далёкий, на грани слышимости, но он был, и от него меня от хвоста до загривка пробил мороз.

Из ступора меня вывел толчок в грудь: в меня рукоятью упёрся короткий широкий меч с яблоком-полукругом:

— Тебе бы хотелось, чтобы между тобой и ними было что-то острое. Иди, Твайлайт, — повторил он. — Я за остальными.

Перед тем как исчезнуть, он крикнул наверх:

— Ойф, на поезд!

По команде деревянная сова, служившая конеком на крыше, плавно распустила крылья и резким взмахом взмыла, а я последовала, тащя свой меч магией. Добравшись же до кабины машиниста, пристроила его в под окном и натужно начала вспоминать устройство паровоза: котёл заполнен на половину — сойдёт, дальше состав от накипи... Не время, нам свои бы трубы унести! В печку! Открываем створки рычажком, подпираем его, чтоб не закрылась, и выкладываем на решётку уголь, поверх дровишки и накрываем ветошью с масл... А ветоши и нет, значит, и фитиля́! Придётся нарушать пожарную безопасность...

Потушив подпалённую чёлку, закрыла створки печи и стала следить за издевательски медленно ползущей шкалой барометра:

— Давай... давай... давай-давай-давай! Слишком медленно, у нас нет ча́са на растопку!

Пометавшись по вагону в поисках мехов, я замерла, как увидела зацепившееся за оконную раму чьё-то копыто и, как на зло, прямо над мечом. Стоило просто подумать о том, чтобы подтянуть его, как умбрал напрягся — я прям видела как мышечные волокна натянулись! — мне пришла в голову мысль: под стук в висках я перенесла хватку с меча на стоящую рядом лопату и, сохраняя видимое спокойствие, начала зачерпывать в печушку уголь малыми горстками. Даже насвистывать начала, несмотря на тревожность.

Сработало, ведь на меня не бросились сразу же, создавая шум шуршанием лопаты об уголь, я аккуратно подбиралась ближе, ибо подтяни я меч магией всё закончится сразу.

Но видно моё сердце было громче. С шипением умбрал забрался в раму и прыгнул на меня, но соскользнул и тем дал мне шанс уйти в сторону. Я плохо его или её запомнила, между мрачным серым небом и алой печью позади меня волновали только острые покрытые холодной слюной зубы.

Я бросилась в сторону к оружию, он на меня, зацепил мою накидку, изорвав полог и остановив меня. Панический мозг требует ползти вперёд, голодное чудовище тащит назад, из-за прижатого горла эта нелепая борьба кажется вечной, а сантиметры между моим копытом и рукояткой — непреодолимыми.

Ретроспективно можно сказать, где здесь ошибка: эвелируй я его сразу — подтяни, то есть, магией — всё кончилось б за секунды, но будем честны, в критической ситуации мы не всегда поступаем разумно, зато я исправилась.

От страха как-то само собой забылось, что угольная лопата ещё висит в моей хватке. Опомнившись, с разлёту зарядила по этой неприглядной морде и высвободилась. Под лязг едва не влетела рогом в стенку, но сразу же вцепилась в клинок и извернулась на спину.

Дальше было тяжёлое осознание: умирая, умбрал обращается прахом очень быстро. Но не мгновенно. Ещё есть мгновения для холодной капли крови для омовения твоей кожи, для тела — совершить последнее содрогание. И для глаз, чтобы закрыться в последний раз. Только после на меня кучно посыпался серый и безвкусный песок, заставляя щурится и кашлять.

И в голову не пришло отряхнуться, пока я высунулась с другой стороны. Из подставного кабаре выбегала Пинки, придерживая шляпу, но забыв смыть макияж, за ней на ходу натягивает свой комбинезон Эплджек и прикрывает им тыл, конечно, Лиф. Он достал похожую на гальку вещицу, чиркнул её об рог и бросил внутрь, закрывая дверь.

— Ну давай, ватные ноги! — подгонял он Эплджек, пихая в круп в направлении поезда. — О Бездна, ты обедом стать хочешь или что?

— Пытаюсь, я не могу, как Пинки, выпрыгнуть из одного костюма в другой!

— Сзади!

Пинки встала на дыбы прямо у рамы локомотива, взвела свой хуфлет, а я и моргнуть не успела как болт свистнул под ухом. Хорошо я не прижала его, а то был б у меня модный пирсинг...

— Не зевай и не стой на месте, — забираясь на раму, сказала она таким поучительным тоном, что я обалдела. — Эти паразиты всё время норовят атаковать сзади. Хе-хе... «атаковать сзади»...

К моему шоку, она походя отжала тормозной рычаг, хотя остальные ещё не на поезде. Пинки ж просто отмахнулась, следя за окрестностями через окно с противоположной стороны:

— Да мы пока разгонимся... У них есть ноги и они умеют ими пользоваться.

И она была права, кто сравнительно легко, а кто вообще не прикладывая усилий, но они нагнали плетущийся состав и забрались на раму первого вагона. Лиф прикрыл глаза передним копытом:

— Советую отвернуться.

Тут в окнах удаляющегося заведения заплясали огоньки, а затем оно вообще взорвалось! У меня рябило в глазах ещё минут десять после этого.

— Я же предупреждал, — он извернулся ко мне полубоком. — Лак для дерева с некоторыми добавками для горючести... и для яркости. Не солнце, но это их притормозит. Твайлайт?

— Чего?

— Почему мы так медленно разгоняемся?

— Я по правилам его завела, и так он будет разгонятся до полной скорости примерно...

— В гузно правила, Твайлайт, — перебил он меня. — Как только огонь погаснет, без солнца они догонят нас за считанные минуты.

Я обернулась внутрь локомотива, привлечённая лязгом. Пинки открыла створки печи:

— Давай, накидывай, Твай, пока нас эта саранча не облепила.

Вопреки технике безопасности, мы начали метать угольные кучи в жадную топку, благо запас был солидный. Благодаря этому мы и правда начали ускоряться быстрее, пусть и в ущерб плавности хода и риску перегрева. Всего пара минут мерного хода прошло и тут «сверху постучались».

— Приплыли, — буркнул Лиф. — Твайлайт, продолжай кормить печь, остальные за мной, мы лезем наверх.

— Веселье, — абсолютно равнодушно сказала Пинки, вешая чужую шляпу на рычаг и следуя за ним в следующий вагон.

— А что я? — нервно спросила Эй-джей. — Здесь слишком мало железа.

— Зато дерева достаточно, — успокоил её Лиф уже из-за угла и взобравшись на половину стеновой лестницы. — Тебе главное, чтобы кровь не пустили.

Я услышала как откидывается люк в потолке первого после локомотива вагона.

— А дерево или сталь — не важно. Пинки, ты из люка полностью не высовываешься, без передних ног сверху не устоять. Ещё не хватало тебя ловить на каждой кочке.

— Да будто б я просила, — отмахнулась та, забираясь последней.

Вот так я осталась работать лопатой, пока мои друзья рискуют жизнями в настоящей битве. Ничего такая карьера, да? Из принцессы и главного лица команды — да, не время для скромности. Кто первым кричит «Дружба — магия», в конце-то концов? — в средненького такого подпевалу. Не из гордыни я оказывалась первой среди равных, но из желания встать между второй семьёй и всем плохим, с чем мы боремся. Просто сейчас есть пони гораздо опытнее в этом самом «плохом», и рациональнее уступить первенство. Но это не значит, что я не рвалась на передовую: быстренько заполнив камеру печи краснеющим углём до верха, тут же я побежала за остальными.

Выход на крышу качающегося вагона заняла Пинки, высунувшись только передней частью тела. Под покровом рванных бегающих теней она выстрелила из хуфлета пару раз и «нырнула», чтобы перезарядиться:

— Твайлайт, ты чего тут делаешь?

— В печке места не осталось и я решила, вам может пригодится помощь.

— Ла-а-адно, поднимайся... — протянула она, перезаряжая уже второй самострел. — Но не выходи на саму крышу, паразиты не упускают шанса нас скинуть.

Последовав совету, я поднялась на её манер: задние ноги на предпоследней перекладине, одна передняя — держится за последнюю, а верх по грудь торчит из рамы люка.

Наверху развернулось побоище. Эплджек, будучи не-совсем-из-плоти, на сближении придавила пиловидную рапиру, извернулась вокруг и лягнула обеими задними её обладателя. Обычный пони от такого резкого смещения позвонков уже не встанет, а удаляющийся умбрал встал с земли, очень нелицеприятно вправил кость и начал преследовать поезд. Бегом! Эплджек меж тем уже занята, берёт на удушающий блёклого пегаса:

— Ты ж говорил, они пегасов не принимают! — возмутилась она.

Здесь я заметила Лифа и моя прежняя характеристика «более опытного пони» заиграла новыми красками: плавными текучими движениями он двигался с одного края вагона к другому. Без спешки сделал шаг назад, ровно настолько, чтобы летящий на бреющем пегас промахнулся, а сам Лиф срезал ему одно крыло:

— Здесь не только Ульфар. Очевидно.

Одного заколол, второго пропустил, третьего лишил головы, второй не понял своего везения, вернулся и обратился в прах. На следующую атаку, сразу с двух сторон, он ответил выпадом вперёд, умбрала со спины сразил болт Пинки, ещё один прикрыл Эплджек с воздуха.

— Что с печью, Твайлайт? — спросил Лиф, не отрываясь от своего смертельного танца.

— Места свободного нет, — после краткой паузы ответила я.

— Меха́ не нашлись? Ладно. Нас все разом уже не догонят, а по кускам мы их рано или поздно всех переработаем.

— Говори за-а... — Эплджек наконец додавила своего, — ...се-е-ебя, пожалуйста. Я лично не горю желанием со всеми ними драться.

— «Со всеми ними»?

Вместо ответа Пинки с утомлённым видом вытянула переднее копыто куда-то назад, в хвост поезда, за которым следует стена вздымаемого явно не ветром песка, с боков наш состав окучивают пегасы, немногочисленные земные пони забираются с конца и идут к нам.

Ну то есть прям к нам идут! И тут меня как петух клюнул: пора вносить свой вклад в победу. Я тогда думала: «Твайлайт, у тебя теперь работает рог. Не полностью, телепортировать пока получается только по частям, но таких сложностей не требуется. Можно ведь просто наколдовать стену шириной в вагон. А если ещё и придать ей стреловидную форму, тогда умбралов и спихнуть получится!». А у нас, единорогов, всё просто, концепт есть, исполнение — за малым.

После краткого мысленного заклинания, на краю качающегося вагона появилась полупрозрачная преграда «моего» лилового цвета, а межвагонный пролёт послужил рвом. И вовремя, к нам как раз подошли двое, они переглянулись, затем один создал палицу неприятного вида и потыкал о барьер. А я почувствовала.

Моргнула, а эти уже вдвоём прыгают на мой щит. Они не смогли перепрыгнуть его, соскользнули и отступили, но я то почувствовала этот толчок. Это как если кто-то смотанной газетой по затылку ударит. Только вот бьют сразу двое и каким-то образом одновременно и по одному месту. Стоило слегка вытянуть барьер ввысь, так, на всякий случай, а их уже трое! И наседают!

Надо подгадать момент, когда они упрутся копытами о него... и в ту же секунду толкнуть!

— Твайлайт, нет.

— Эй, сахарок, давай не надо...

И вот, когда мне практически в мозг прилетело уже ПЯТЬ ударов, я направила волю, стремление вперёд. И мало того, что сам барьер выгнулся вперёд и рванулся, выбросив на обочину умбралов, так ещё и я сама неосознанно вышла на открытое пространство, намерение принудило к сдвигу не только магию, но и тело, как оказалось.

Я хотела всего лишь с глупой от слегка вывихнутого мозга обернуться к друзьям и заверить, что всё в порядке, но... не получилось. Вернее, обернуться получилось, а дальше меня сбило и понесло по небу в хвост поезда.

Эплджек вырвалась первой: её умбрал не ожидал, что она окажется настолько лёгкой, растерялся и потерял инициативу, а там уже она показала ему гуськину мать. Они упали в первой трети.

Меня спасла Пинки: сначала я ткнула рогом пегасу в подбородок, затем ему крыло пробил свистящий снаряд Пинки, а там я всеми конечностями и вырвалась.

Лифу же... достался самый опытный из них всех. У них развернулась настоящая бойня в воздухе и длилась дольше всех. Даже когда я уже пришла в себя после тяжёлого приземления и осмотрелась, они ещё летели. Лиф отбивался и наносил рану за раной, купаясь под дождём тёмной крови, умбрал подставлялся лишь бы не повредить крылья или грудь. Один раз он даже подкинул свою добычу над собой и, сделав бочку, поймал, чтобы избежать летального укола.

Но схватка всё ж закончилась победой канцлера, к несчастью для него... и для нас, уже вне бешено мчащегося поезда. Я видела и не верила, как он исчезал в море безразличных голодных глаз. Не могу сказать, что я слышала, слишком громко стучали колёса по рельсам и копыта по грунту.

Не время, однако, для слёз, мы разделены в окружении врагов и уязвимы, я должна была пробиться к локомотиву, собрать подруг и, отцепив остальные вагоны, тем сбросив вес, наконец, сбежать.

На полуватных ногах я начала идти по качающейся платформе, с каждым шагом возвращая уверенность и скорость. Я могла бы взлететь, крылья более-менее работают, но не настолько хорошо: по ощущениям мы несёмся со скоростью в шестьдесят-семьдесят километров в час! Взлететь-то получится, а вот угнаться — нет, как только между нами исчезнет сцепление, он просто уедет из-под меня. Потому добираемся по старинке.

Я перепрыгнула уже второй пролёт, но передо мной вновь возник умбрал. Запаниковать третий раз подряд мне было недозволительно, тем более, как следующей по старшинству. Котелок начал варить, как в последний раз: земной пони, догнал и добрался сам, Ульфар, значит, линия поведения ясная: отвлечь или ранить магическим оружием, затем наброситься, придавить своим весом и пустить в ход клыки. Я подрассчитала шаг, чтобы наступить на его оружие, как это делала Эплджек, пригнула голову, прикрывая уязвимую шею, и-и-и...

Господи, как же это мерзко! Холодная вязкая кровь прямо на макушку! Впервые я воспользовалась рогом как оружием и не жалею, что не делала этого раньше. От такого любительского укола он, конечно, не умер, но мне удалось его сбросить, а с дыркой в брюхе за поездом не погоняешься. Всё равно минус один.

Следующий вагон на неровном рельсе качнулся, что я чуть не свалилась, но в остальном без происшествий. А дальше был открытый грузовой, из которого со свистом вылетали умбралы и ругательства:

— Сено! Навоз! Ослиная задница!

Я присвистнула, Эплджек ругалась, как матрос. Дралась, к слову, тоже. Мне даже спускаться не хотелось в ожидании схватить от неё, в таком состоянии с неё станется… Но вмешаться всё-таки пришлось. В момент её «блеск», мерно пульсирующий под комбинезоном, потух, а её «древесная защита» спала, и этим воспользовался последний умбрал, впившись ей в бедро. Не подумав, наколдовала рычаг под ним, стопка кирпичей со строительства стала опорой и я как прыгну на другой конец. Как клеща, отодрала, запустив в атмосферу.

— Твайлайт! — удивилась Эплджек, — Ты в порядке... Лягать! Лять-лять-лять, меня ж цапнули! Давай только быстро и без боли...

— Да погоди ты рубить сгоряча, — прервала я её.

Я нагнула её, надавив одним копытом на загривок, приподняла воротник комбинезона и, подсветив рогом — полутьма над нами никуда не делась — попыталась найти место укуса.

— Синяк! Он не прокусил.

Она выдохнула с заметным облегчением.

— Какая же этот «камбез» вещь. Как Лиф вернётся попрошу ещё пару сделать, на ферму. Где он, кстати?

— Он... Сейчас не о нём надо думать! А о Пинки! Она одна и без наших с тобой магический способностей.

— Это точно. Если выбирать, кому из этих двоих больше нужна помощь, я б выбрала Пинки. Веди, чего ждёшь?

Я кратко кивнула. Вместе мы пересекли тамбур, перешли в пустой вагончик-ресторан, о чём говорила только пустая стойка на треть ширины и полки за ней. И тут через окна с лязгом бьющегося стекла вломились умбралы. Буду честна, они начинали злить меня. Я охватила их магическими хомутами и вытянула обратно, в дыры, из которых они вылезли. Возможно, переборщила. Точно могу сказать, что был резкий хруст, но не могу сказать, был ли это хруст дерева... или кости.

Вообще, я в тот момент наконец ощутила то, о чём говорил Лиф, о том, что сдерживающие заклинания — это единственная магия, что берёт умбралов. Их нельзя ослепить, телепортировать, ударить лучом и прочее — я в порядке эксперимента по мере нашего продвижения пробовала — но сделать огромную мухобойку и сбить ею стаю пегасов в заросли кактуса — за милую душу! Такой способ борьбы их число не уменьшает, но позволяет нам продвигаться. Один особо настырный пегас — Целестия, какая у него длиннющая грива — получает от меня уже третью пилюлю звездюлина. Неужели их ничему жизнь не учит?

На пике куража, мы снова поднялись из интерьера поезда на крышу, снизу их становилось слишком много, орда нас почти нагнала и уже могла понемногу забираться на рамы состава, а без стен и потолка их проще скидывать. Времени не так много.

Столб дыма и розовое пятно уже близко и сулят скорое освобождение от этой сгустившейся над нами серой чумы. Пинки к нашему подходу уже истратила свой запас сил на сопротивление, всё это время она одна отстреливалась. И вот её хуфлет, беспомощно сыграв тетивой, дал осечку: снаряды кончились.

— Игры кончились, — сказала она с какой-то мрачной решительностью, вставая во весь рост. — Если я и уйду, то на своих условиях. Меня зовёт ВАЛЬГАЛЛА!

Как хорошо, что у неё в друзьях принцесса Дружбы, да? Последнего инициативного пегаса в свои мягкие объятия принял самый большой кактус с самыми большими иголками. И милым цветочком на самой макушке.

— Девочки! Вы живы! И лишили меня славной смерти, придётся теперь до конца света томится в холоде Хелля... А где главный?

— Он... в общем...

Слова давались мне тяжело и горько, но мне не дали договорить:

— Я как бы не жалуюсь, но дело-то навозом пахнет: сейчас ты одна в какой ни какой боеготовности, но сомневаюсь, что тебя одной хватит на них всех.

Да, следовало ожидать, что нас так скоро облепят. И циферки не радуют: пятнадцать вагонов, четырнадцать из которых заняты умбралами умножаем на пять-семь на каждом, получаем... слишком много даже для меня и число продолжает расти. Горизонта впереди не видно, а сзади к нам уж подбираются. И это, похоже, не Ульфар. Те не лыбятся, как гиены, а скалятся, как волки. Разница малозаметна, но поверьте, в натуре, настрой за этими выражениями угадывается безошибочно. К несчастью, это значит, я не знаю, чем им противостоять.

Когда же перед нами расположилась сплошная стена плотоядных пони, их ехидные злорадные прищуры расширились в удивлении. Мне даже показалось, они сейчас узнают во мне персону государственной важности и передумают нас есть, предпочтя взять выкуп за наши жизни, тем более, что я по их мнению должны быть не съедобна... Но нет, они один за другим обернули свои распахнутые глаза и вздёрнутые уши назад, куда-то в хвост поезда, который нагнала сплошная пепельно-песчаная волна.

В сплошном полотне белесо-серой пыли ближе к самому поезду сверкнула искра, мгновением позже вытянулась и метнулась в сторону, как раз на уровне ног, словно подрезая. Затем исчезла, вспыхнула сначала под поездом, после явилась уже с другой стороны и снова ударила, и всё с темпом поезда!

Волна смерти начала отставать, не сильно, но прореха между ней и поездом гарантировала, что хоть какое-то время новых умбралов не появится. А что до старых, то большинство из них с крыльями отступили, пока остальные, как и мы, следили как ледяная искра, очертив спираль, приземлилась на последний вагон. И с тех пор никаких широких длинных взмахов и никакого вытягивания насколько глаза хватит.

Резкие хлёсткие удары рубили, срубали умбральскую шелуху со спины нашей змеи на паровой тяге. Когда же клинок родникового цвета прошёл половину пути, мы смогли разглядет, кто им владеет, а лично у меня всплывал вопрос за вопросом. Нет, не «как он выжил?». Меня больше волновало как он в при такой тряске, скорости и собственных движениях сохраняет баланс исключительно на задних ногах лучше, чем мы вместе на четырёх каждая? А ещё всегда ли он был таким жилистым и стройным или он так экстренно похудел?

В любом случае, пока большинство из нас — живых и не-живых — раззинув рот смотрели, два ближайших к нам умбрала прервали ритмичный стук колёс на удивление спокойной беседой:

— Это то, о чём я думаю? — заговорил единорог справа.

— Да, похоже на то, — ответил земной пони слева от нас.

— Так то или это?

— Я б сказал одно из двух. Но скорее первое.

— А что «первое»? Те, что в смешных шляпах, или те, что с мечами?

— Ты видишь эту машину смерти, что приближается к нам? Она в шляпе или с мечом?

— С мечом. Но у тех-то меча по два на рыло, а у этого — один!

— Верно, — вздохнул земной. — Но шансов на выживание нам это не прибавляет.

— Мы ещё можем сбежать?

— Гипотетически, можем.

— Но сёстры нас найдут?

— И участь наша будет хуже смерти.

Светящееся лезвие проносится уже перед их лицами, а они продолжают вести досужую беседу:

— Что же, это было весело. До определённой поры.

— Согласен. Даже сказал бы, что граница, когда шутка перестала быть таковой, «по-ведьмачьи острая»!

И они оба заливисто засмеялись, и продолжали смеяться до тех пор, пока их отрубленные головы не обратились прахом. Жуткая картина, должна я вам сказать. Меж тем, Лиф, закончив «чистку», вздел свой длинный меч на загривок, придерживая его за рукоять одним копытом.

— Все живы-здоровы? — буднично спросил он, словно мы встречаемся в офисе после выходных. — Отлично. В коем-то веке всё может закончится благополучно. Лучше спуститься вниз.

Он постучал по кромке обитого и ещё откинутого люка из интерьера на крышу. Мы переглянулись и начали по одной спускаться по лестнице внутрь.

— Скоро мы уже должны пробить барьер.

— Пробить? — переспросила я. — То есть, протаранить? Это разве не иллюзия?

— Нет. Это купол и он вполне материален, иначе выродки не чувствовали бы себя так комфортно. Нет... Семья Ормгар не иллюзиями сильна, а полноценной трансмутацией.

Он задумался, вперив немигающий взгляд в пол, даже позволил своему мечу развоплотиться, а затем посмотрел на нас:

— Может кто-нибудь посмотреть вперёд?

— Ща будет, — Пинки отсалютовала и высунулась в окно.

— Что-нибудь странное видишь?

— М-м-м, нет? Только наведённая канибаллами-пони тёмно-магическая часть полусферы, блокирующей солнце. Ну ещё баррикада на рельсах.

— М-да, сёстры постоянно оставляют сюрпризы... Чего вы вылупились?! Группируйтесь!

Буду краткой, поезд столкнулся с препятствием, которое было похоже на этот самый барьер по составу — материал выглядит, как лава, но холодная и сохраняет форму, как бы втекая сама в себя — и сошёл с рельс, но всё равно инерции хватило, чтобы пробить купол, оказавшийся хрупче оконного стекла.

Первое, что я почувствовала, как всё улеглось — жгучую боль на спине, я столкнулась с печкой, не страшно, скользящий контакт, первая степень. Второе — радость, от пробивающихся через золотистую песчаную взвесь лучей солнца, возвращающих миру краски.

Меня, похоже, вынесло в сторону, хотя из-за хаоса в расположении разбитых вагонов, сложно сказать наверняка. Я пошла на жидкий столб дыма из разбитой печки, храня надежду, что остальные поступят так же.

Почти за первым же углом я нашла Пинки, она слегка постанывала, не могла сохранить стоячее положение и сконцентрировать взгляд на мне, держалась за живот и почти не реагировала на мои слова. Мне не оставалось ничего иного, как предложить дружеское плечо. Она опёрлась на меня и мы пошли вместе. У печи, однако, нас ждала неприятная картина.

Печь, да и локомотив в целом первыми приняли удар на высокой скорости и оказались разбиты и раскурочены до безобразия, до неузнаваемости. Стройная и рассчитанная система труб и вентилей превратилась в мешанину изорванного, острого металла. И на ней, истекая кровью, безвольно висит Лиф.

— С-с-с-сено... — Эплджек подошла, похоже, одновременно с нами, но только сейчас вернула дар речи. — Дважды чудо не случается, правда?

Стоило мне сглотнуть и подобрать ответ, раздался отовсюду хохот.

— Вот так шутка, — произнёс один молодой голос.

— Вот так номер, — продолжил второй, почти такой же, но другой.

— Батька жил...

— Да взял, и помер!

Снова нас залил трясущий кости и холодящий кровь смех.

— И как краси-и-иво... Хоть в рамку вешай.

Из-за обломков вагона слева появился обладатель голоса «а». Это оказался совсем жеребёнок, пегас пепельного цвета с золотой короткой гривой.

— Главное — найти подходящую рамку. Желательно из ржавых цепей с крюками.

Справа возник ещё один, почти такой же юный пони, но уже с гривой тёмного пурпура и такими же глазами. Они обе зависли в воздухе рядом с телом Лифа.

— Упс, — золотистая наигранно прикрыла рот копытом, — кто-то откусил больше, чем может проглотить.

— Проглотить-то у него получилось, но вот брюхо не выдержало!

Она лихо ударила по выступающей трубе, пробившей Лифу область живота. Теперь, когда они близко друг с другом, их сходство и родство очевидно. Сёстры. Близнецы, даже.

— Что бы вы знали, я — аликорн, — мне стоило некоторого труда расправить крылья. — И трогать меня или моих друзей вам лучше не стоит.

Они переглянулись и улыбки на их лицах не померкли даже на миг.

— А почему бы тебя просто не убить?

— Да, убить и не есть?

— Мы так иногда делаем.

— Просто убить. И не есть.

— Необязательно есть, если хочешь убить, глупышка.

— И, наоборот, не нужно убивать, если в животике урчит.

— Нам обычно хватает одной ноги на каждую.

От такой логики меня начало тошнить. Хорошо, что ступор, наступивший в то же время, подавил рвотный рефлекс.

— Ой, да не смотри ты так!

— Вас мы трогать не собираемся.

— Что в этом весёлого?

— Ничего!

— А что будет дальше?

— Обещает быть очень забавным!

Они взяли паузу, впитывая и абсорбируя наши эмоции, оставляя только пустоту.

— В любом случае, нас сейчас интересует этот.

Золотогривая положила своё аккуратное копытце на щеку обмякшего единорога. И дала пощёчину, отвернувшую его лицо на другую сторону.

— Мы вас за хвост поймаем, рано или поздно! — Эплджек не стерпела.

— Именно, — поддакнула я. — Сколько сегодня ваших прихвостней пало? Под сотню? У нас теперь есть опыт и с вами мы сладим, «сёстры».

— Ах! Она умеет ДУМАТЬ, Тора!

— Мы ОБРЕЧЕНЫ, Сив!

— А если серьёзно, то весь мир — наша сцена, а вы, как и они — массовка.

— То-о-очно. Повезёт, если хоть одну эмоцию вызовете. Жизнью ли смертью — не важно.

— Думаете, вы такие первые?

— Да вы сменяетесь быстрее, чем мы вас запоминаем. Бум, морда.

Она вернулись к избиению мёртвого.

— Бум, морда!

По очереди они отвешивали телу побеждённого поругания, будто подобное глумление доставляло им удовольствие.

— Бум!

— Бум!

— Бум...

Акт издевательства резко прекратился, когда протянутое копыто едва не оторвало. Не откусило. Неподвижное тело взвилось, местью одержимое, а сёстры заметно перепугались. Дважды щёлкнули зубы, но не схватили их, они отдалились, а не стеснённое травмами тело оттолкнулось от кипы, снимаясь с пик. И даже падая, они продолжили гонятся друг за другом. Однако, сила тяготения всё ж разделила «Лифа» и сестёр.

— Не-е-е, — золотогривая Тора, вернувшая самообладание, вещала сверху, — Ещё раз на этот трюк мы не купимся.

— Мы воробушки стрелянные, — Сив подняла вверх переднее копыто.

Присмотревшись, я заметила, что эти двое... покалеченные. У Сиф нет передней ноги и большой шрам на правом боку прямо под линией крыльев, а у Торы — нет задней и и такой же шрам, но уже на левом. Конечности им заменяют «протезы» из той же холодной теневой лавы, которая под прямым солнцем становится прозрачной, потому и видно это только теперь.

— Купитесь. Рано или поздно — купитесь. У вас нет выбора, — говорил с ними Лиф снизу вверх, как будто нет в его теле пары-тройки отверстий. — К слову, вы знали, что в вулканах очень много разных красивых камушков? И острых к тому же.

— Ах, Сиф, Обсидиановая Дева вместо Железной!

— Раскалённый пепел в раны!

— Базальтовый пресс!

— Ножи из гроббо! Погоди... Это же всё внутри вулкана.

— А внутри вулкана ещё лава.

— О, ты хитрый старый м[цензура!], обмануть нас хотел?

— Думал, мы, такие наивные, полезем в вулкан?

— Вы почти это сделали. Но даже если вы передумали... эта идея очень надолго засядет у вас в голове. Я ничего не потерял от этой попытки, а вот вы потеряли покой, как минимум.

Оба пегаса скорчили такие кислые мины, что вот-вот лимонный сок с них потечёт.

— Пошё-ё-ёл [цензура!]р~ — пропели они и полетели прочь.

— Детьми были, детьми и остались, — Лиф проводил их взглядом и обернулся к нам. — И вновь все живы, пусть и не очень здоровы. Ничего непоправимого. Твайлайт?

— Д-да?

— Первую помощь при черепно-мозговых оказывать умеешь?

— Более-менее...

— И чего тогда стоишь? У Пинкамины контузия, а ты её на солнце держишь. Займись, а я пока позабочусь о переломе Эплджек.

Я обернулась и заметила, что она и правда поджимала одну заднюю ногу.

— Да нет никакого перелома, право слово. Просто растяжение, — она сквозь боль выпрямила ногу и попыталась переместить вес. — Видишь? Ничего... Ничего страшного.

— Вижу, — Лифа эта демонстрация не убедила, и он продолжал подходить к ней. — Сейчас я вижу твои кости и в одной из них закрытый перелом. Прекращай храбриться или хуже станет.

Он резко толкнул её и повалил на мягкий песок. Она... попробовала встать, но перелом есть перелом. Пока она барахталась, Лиф пустил в ход магию. Не, не лечения, скорее ка́леченья. С грубостью тигра оторвал магией лист металла со стены вагончика, пока волнами он выпрямлял её и обрезал, копытами вырвал доску и разломал её на три плоские дощечки с точностью циркулярной пилы.

Я устроила из своего плаща подстил для Пинки в остове раскуроченного вагона чуть поодаль. Потом сходила, пошарила по обломкам и нашла свою слегка потрепанную — но кто из нас не потрепан сейчас? — шляпу и, скрутив её валиком, подложила ей под голову. Пока она лежит и приходит в себя, я отцепила её бутыль. По бульканью, в ней было около трети. Один глоток приглушил её постанывания, и как раз Лиф закончил шину Эплджек. Правда, выглядела она как доспех: подкладка из сложенной в несколько слоёв материи, анатомически подогнанные доски на внутреннем бедре, на внешнем и на щиколотке и плоские стальные полоски фиксируют это всё снаружи. Гравировки только не хватает.

Сила вырвала флягу у меня с копыта. Лиф элевировал её и потряс:

— Ей не хватит.

— И что делать?

Он вернул пурпурную тыковку мне.

— Взлети повыше и попробуй найти кактус с цветком. Оранжевая кромка лепестков, белая основа и зелёная сердцевина. Просто закинь внутрь пару лепестков и встряхни хорошенько.

— Поняла, сейчас будет.

— Не ртом, — резко уточнил он. — Магией. Даже если они покажутся аппетитными, пробовать их не думай.

— Но ты предлагаешь давать их Пинки?

— Ты правда хочешь обсудить свойства гербальных трансмутаций больше, чем помочь ей? Они скомкаются и застрянут на дне, но продолжат давать умеренное усиление. Полегчало?

— Очень.

Дальше до наступления ночи мы сделали следующее: я усилила успокоительное Пинки, Эплджек потратила пару часов на разведение костра, Лиф собрал припасы на ужин и на завтрак, нашёл ядро Ойфа, передвинул обломки и сформировал кальдеру. М-да, когда не надо есть-спать-отдахать, а даже самые страшные раны не доставляют неудобств, много получается успеть, и качественно, и количественно.

Пинки от нового состава наконец тихонечко уснула, Эплджек — только после того, как Лиф ушёл на дозор, ну а я — последней. И это был худший сон в моей жизни. Похоже, тот магический материал твёрдой тьмы... отпечатался, наверное, у меня в памяти. С момента моей инфекции до этого мои сны были размытыми, но, в целом, нейтральными. Безобидными. Но этот сон был другим, кошмарным. Первое, что отличалось — я себя осознавала и отдавал отсчёт своим действия и своему окружению. И оно мне определённо не нравилось: я нахожусь в центре терновника из острой тьмы, небо выглядит как серое молоко с примесью вулканической пыли, больше ничего, ни солнца или луны, ни горизонта, ни ветра.

Попытка продавить или разогнать терновник не увенчалась успехом, даже хуже, кольцо вокруг меня сжалось. Мне ясно давали понять, что не я сейчас главная в своём разуме.

Слева возгорелся алый свет. Действительно, умбралы видят лишь два цвета: серый и красный. И сейчас из багрового фонтана явился кто-то. Неровный силуэт в центре выглядит как неморгающее око с вытянутым зрачком. Я даже не смогла определить, подвид этого пони, поняла только, что он высокий и сильный. А доспех, весь из плоских мелких пластин с острыми выступами, и неспешная поступь делали образ крайне опасным. Бесед или расспросов не требовалось, тут и так всё ясно.

А он всё ж медленно, но идёт ко мне. А деваться некуда: только подумаю взмахнуть крыльями, терновник шелестит и вытягивается, готовясь преградить мне путь. А багрянец с лязгом доспехов уже близится.

Я уже закусила губу в ожидании ужасного, но позади затрещал необжигающий звёздный огонь — терновник от чего-то тлел.

— Исчезни, тёмный! — повелел знакомый торжественный голос. — У мира сновидений вновь имеется хранитель!

В хмурых небесах появилось светило — полная луна залила половину мира своим серебром. Теперь я отчасти смогла рассмотреть своего «посетителя». Земной пони поднял уставшие впалые глаза к верху:

— Это снова ты? Я думал, ты издохла.

— Не притворяйся, будто бы имел хоть какие-то подобия мыслей. Изыди, мы велим!

— Спустись и заставь меня, — в дополнение к угрозе, появилась тяжёлая секира с широким лезвием и вырезом в форме креста.

— Нам известно, что здесь ты нам не ровня. Сны — моя стезя, пока ты здесь только гость. Последняя битва — явный знак.

Он поднял своё оружие, но не опустил, а положил на загривок.

— Ты знаешь, тебе очень повезло. Вам обеим очень повезло. Но удача — ветренная госпожа. Помните об этом.

После этого он провалился под землю, а мой внутренний мир начал меняться под влиянием чар принцессы Луны. Бескрайняя темнота и невыразительное небо превратилось сплошным полотном из приятного ночного неба с вычерченными созвездиями. От терновника не осталось и следа, как и от лёгкого запаха железа, которым на смену пришёл лёгкий туман и лаванда.

— Вы невероятно вовремя, принцесса Луна.

— Твайлайт, позволь узнать, каким это образом ты попала под внушенье этой твари? — спросила она, становясь подле меня.

— Полагаю... меня укусили? — я неуверенно подняла копыто с небольшим шрамом.

Пару секунд она осматривала мою ногу с неопределённым выражением. Я не знала, сколь многое могу рассказать, потому мне оставалось позволить ей сделать свои выводы.

— Всё ясно. Волноваться более не нужно, я прослежу, чтобы сон твой не тревожили.

— Благодарю, — я поклонилась, не в землю, но всё же уважительно. — Я постараюсь, чтобы это закончилось как можно быстрее. До встречи в Кантерлоте.

— До встречи... И нам так кажется, что не только ты будешь стараться.