Победительница (гет)

Громкая музыка. Модный диджей за пультом. Симпатичный бармен ловко разливает напитки. На столах сверкает шампанское в изящных бокалах. Вика, в облегающем черном платье и сапогах на высокой шпильке, отплясывает рядом с привлекательным парнем. Он улыбается ей, и даже в полумраке клуба она замечает ямочки на его щеках.

Он предлагает присоединиться к их столику — Вика соглашается. Она — красивая, одинокая девушка. Он — чертовски обаятелен. Мысль провести с ним эту ночь кажется неожиданно заманчивой. Они садятся рядом, его рука легко скользит по её коже. От его прикосновений по телу пробегает приятная дрожь. Но что-то отвлекает — кто-то настойчиво толкает её в бок.

Это раздражает. Вика не хочет отрываться от мужчины, который уже тянется к ней, чтобы поцеловать. Но толчок становится болезненным. Вика в раздражении поворачивается — и видит Виктора.

Что за бред? Он же собирался встречать Новый год с дочерью. Что он делает в клубе?

Ей становится неловко. Она пытается что-то сказать, объяснить. Его взгляд пронзает до самого сердца. Ей хочется крикнуть, что всё не так, но он уже исчезает.

И в этот момент Вика поняла: это был всего лишь сон.

Открывать глаза не хотелось — отчаянно, почти болезненно. Но даже во сне продолжения с красавчиком уже не хотелось. После того как она увидела Виктора, всё потеряло смысл.

Что-то мягко коснулось её руки. Детская ладошка. Вика медленно начала приходить в себя, всё ещё не до конца понимая, где она находится. Что это за место?

Неужели она снова поддалась на уговоры Виктора и осталась у него ночевать? Неужели это снова Алиска пришла её будить?

Она уже готова была возмутиться — ведь сколько раз она просила Виктора не пускать ребёнка в комнату, когда остаётся у него. Но слова застыли на губах. Вместо знакомой светловолосой девочки на кровати сидел мальчик. Брюнет. Совсем маленький.

Вика резко села. Её сердце забилось чаще. Комната вокруг была чужой — ни её квартира, ни квартира Виктора. Всё казалось... неправильным.

Напротив кровати стоял старый, обшарпанный, но явно добротный письменный стол из красного дерева, с множеством маленьких ящичков. Такие вещи сейчас можно разве что в антикварных лавках найти — но Вика никогда не питала особой любви к старине. Над столом висела полочка, судя по всему, сделанная вручную: неровные края, но крепкая, надежная. На ней стояли книги, расставленные с аккуратностью, которую, казалось, невозможно было ожидать от ребёнка.

На столешнице — красивая металлическая чернильница, рядом с ней — перо для письма и пара карандашей. Вика впервые видела перо вживую. Что-то в нём завораживало — тонкий изгиб, блеск металла... Её вдруг охватило желание попробовать им писать. Но внутренний голос подсказывал: просто так это не получится. Как будто перо требовало разрешения.

Рядом со столом — узкий платяной шкаф, над которым висело зеркало в потемневшей от времени раме. Вика приподнялась на локтях, взглянула на него — и внутренне сжалась. Там снова была не она.

Та же чужая женщина, отражение которой преследовало её с прошлого пробуждения

Возле кровати стоял небольшой ящик. На самом краю постели сидел Северус. Его глаза — огромные, чёрные, испуганные — были устремлены прямо на неё.

— Мамочка, я уже проснулся, поел. Но уже почти десять, а ты еще спишь. Я забеспокоился и решил тебя разбудить, — скромно сказал Северус.

Память возвращалась к Вике медленно, но именно после слов ребенка, пришло осознание, что сон закончился и сейчас начинается реальность. Или нереальность? Но то, что теперь у нее вместо него. Она действительно находилась в теле колдуньи Эйлин Принц.

— Спасибо, Северус.

— Ты теперь будешь спать здесь со мной? — с любопытством спросил мальчик.

— Да, ты не против?

— Нет, я очень рад, — радостно произнёс Северус и прижался к маме.

Это ощущалось странно и непривычно — и, судя по неловким объятиям мальчика, не только для неё. Северус явно не был привыкшим к тактильному контакту, но, приятно удивлён, не стал сдерживать эмоции. Уже через несколько секунд он отстранился и посмотрел на неё растерянно.

Вика тяжело выдохнула и обняла его крепче. Его было искренне жаль. Она понимала, как иногда не хватает простого прикосновения, родительского тепла, поэтому даже мысль отказать в таком жесте казалась невозможной. Хотя и для неё это было непросто — к детским объятиям она не привыкла, и яркие проявления чувств всегда вводили в замешательство.

Единственным ребёнком, который никогда не принимал её неловкость всерьёз, была Дашка. Любимица семьи, до пяти лет она была уверена, что её просто обязаны носить на руках, обнимать, целовать и окружать вниманием. С появлением Дениски стало легче: он не терпел посторонних рядом, а даже от близких ждал заслуженного доверия. Это немного уравновесило Дашу — она стала спокойнее.

Алиса, напротив, была осторожна. Она избегала излишней привязанности, держалась на расстоянии, и Вике это подходило. В действительности, почти до конца школы она болезненно реагировала на любое прикосновение, независимо от того, кто был рядом — взрослый или ребёнок, мужчина или женщина. Любое посягательство на личное пространство, любое резкое движение вызывало у неё страх, ступор, внутреннюю дрожь.

Долгое время она скрывалась за мешковатой одеждой — в широких свитерах, джинсах, словно старалась исчезнуть. Так было проще, безопаснее. Аня даже боялась, что Вика так и не смогла пережить попытку изнасилования. Но она смогла. Во многом благодаря поддержке Ани и брата, во многом благодаря непосредственности и искренности Дашки, а во многом благодаря тому, что Вика отказывалась быть слабой и сдаваться. Переломным был момент, когда она узнала, что девочка, жившая с ней в одном доме и которая была старше её на пару лет, выбросилась из окна. Она оставила предсмертную записку, в которой сказала, что она не хочет жить после того, как её изнасиловал тот же мужчина, который когда-то пытался это сделать с Викой. Ей тогда было шестнадцать, и она поняла, что она так не хочет. Она устала бояться и прятать взгляды. Она сильная и со всем справится, тем более, того мужчину все-таки посадили. Именно в тот период Вика начала краситься, носить обтягивающие вещи и стала бороться со своим страхом чужих прикосновений. Девушка считала, что клин клином вышибает, поэтому она начала встречаться с одноклассником, потом с другим, потом с парнем постарше. Вика хотела доказать себе, что тот мудак не смог сломать её. Именно тогда она стала использовать свою внешность, как оружие, против противоположного пола и, если быть совсем честной, как маску, которая скрывала ее настоящую от окружающего мира. Вика понимала, что сейчас не время впадать в меланхолию, да и ребенок в её объятиях заворочался, так что она вернулась в реальный мир.

— Хорошо, я тогда умываться. Потом перекушу. Там пирожки еще остались?

— Конечно, там было шесть штук, я тебе половину оставил, — уверенно произнес мальчик. Вика умилилась справедливостью ребенка, не каждый в таком возрасте способен делиться.

— Спасибо.

Через полчаса Вика с Северусом сидели за столом. Есть особо не хотелось, девушка не привыкла завтракать, так что она решительно отдала один пирожок ребенку, и они вместе пили чай.

— Ну что потом займемся уборкой?

— Опять тереть? — с грустью в голосе спросил Северус.

— Нет, теперь мы воспользуемся магией.

— И мне тоже можно будет? — с надеждой спросил мальчик.

Вика на мгновение задумалась. С одной стороны, она не видела причин запрещать ему попробовать. С другой — дети начинают учиться в Хогвартсе только с одиннадцати лет, и наверняка на то есть веская причина. Возможно, это действительно опасно, и детский организм ещё не готов к таким нагрузкам.

Внутренний спор между логикой и сочувствием длился недолго — взгляд Северуса, полный ожидания и мольбы, окончательно склонил чашу весов. Если спонтанные выбросы магии не считаются вредными, значит и контролируемое колдовство не должно навредить. К тому же, она и не собиралась давать ему творить что попало — всё будет в малых дозах, под её присмотром.

Но просто так разрешить было бы скучно. Вика решила совместить приятное с полезным — использовать возможность как способ поощрения за хорошее поведение.

— Даже не знаю, но мы пятницу идем в гости к Спенсерам. И если ты пообещаешь вести себя хорошо и попытаешься подружится с Джорджем, то я покажу тебе формулу и дам немного потренироваться, — вроде как с сомнением произнесла Вика.

— Правда?

— Да, только пообещай.

— И ты мне дашь палочку?

— Конечно, а как ты собирался тренировать заклинания?

— Тогда обещаю, — кивнул мальчик.

— И будешь ходить на секцию по дзюдо? — вспомнила Вика свой план по социализации ребенка.

— Ну мам, мы так не договаривались, — попробовал возмутиться мальчик.

— Ну тогда давай договариваться, а я тебе вкусное печенье приготовлю.

— А ты умеешь? — недоверчиво спросил Северус.

— Заодно и проверишь.

— Ну хорошо, но только если печенье мне понравятся, — решительно произнес Северус.

В этот момент Вика отчетливо поняла: быть слизеринцем — это диагноз, вне зависимости от возраста. Но сейчас её это вполне устраивало.

В своих кулинарных способностях она не сомневалась. К счастью, рецепт песочного печенья был ей хорошо знаком — совсем недавно она готовила его с Алисой. В тот день Виктору пришлось выйти на работу в его выходной, и он попросил Вику присмотреть за дочкой. Они провели чудесный день: смотрели мультики, играли, готовили лазанью. Мужчина всё не возвращался, и, чтобы отвлечь девочку, Вика предложила испечь рождественское печенье.

На самом деле, это были обычные песочные фигурки в форме ёлочек, но с добавлением мёда, имбиря, гвоздики и орехов. Алиса пришла в восторг, а Вика запомнила, насколько просто и приятно было его готовить. Сейчас она была не против повторить это с Северусом.

А дальше началось настоящее волшебство.

Она спустилась с чердака с книгой по бытовым чарам и своей волшебной палочкой. Несмотря на то что заклинание она уже запомнила, Вика предпочитала держать под рукой страницу с описанием движений — так было спокойнее.

Северус оказался удивительно способным учеником. Он схватывал всё на лету и уже после первого объяснения потребовал палочку. Со второй попытки мальчик успешно удалил грязное пятно с кресла в гостиной.

С одной стороны, Вику радовали его способности. С другой — пугали. Ей самой потребовалось больше получаса, чтобы хоть как-то справиться с палочкой: сначала она не могла понять, как держать её правильно, потом раз за разом ошибалась в произношении заклинания. Да, у Северуса был живой наставник, а у неё лишь книга, но внутренний голос подсказывал, что дело не только в этом.

Она с интересом наблюдала за мальчиком, а он с азартом наводил порядок в комнате. Меньше чем за полчаса в гостиной не осталось ни одного пятна, которое можно было бы устранить заклинанием "Чистити". Северус закончил и с довольной улыбкой посмотрел на задумавшуюся маму.

— У меня получается, может еще что-то попробуем?

— Ты не устал? — с волнением спросила Вика.

— Нет, — уверенно произнес Северус, а потом азартно добавил — хочу еще!

— Давай я пойду почищу мебель в кухне, а ты изучишь еще какое-то заклинание, — решила предложить альтернативу девушка.

— Хорошо, — радостно произнес Северус и схватился за книгу.

Вика отправилась на кухню — приводить её в порядок. Её искренне удивляло, как можно было запустить дом, имея под рукой столь удобные заклинания. Да, в её мире для уборки существовала техника: робот-пылесос легко справлялся с полами, мойщик окон — со стеклянными поверхностями, а посудомойка давно избавила людей от рутины на кухне. Но и здесь магия вполне могла заменить привычные технологии — и в чём-то даже оказалась проще и эффективнее.

Мысли о доме привели её к Эйлин. Вике нестерпимо хотелось поговорить с этой женщиной — задать множество вопросов, попытаться понять, чем она жила, о чём думала, какие решения принимала. Или хотя бы получить доступ к её воспоминаниям, чтобы понять мотивы. Пока жизнь Эйлин оставалась для Вики тёмной и непостижимой. Чем больше она колдовала, погружалась в этот новый быт, тем отчётливее ощущала: в поведении хозяйки дома было слишком много загадок.

Северус же за то время пока она чистила комнату и предавалась размышлениям, успел усвоить заклинание Тергео и уверенно потребовал у неё палочку дабы закрепить полученные теоретические знания. Всё-таки зря она недооценивала свой талант педагога, при самостоятельном изучении заклинание у мальчика получилось только раза с пятого, а до этого он чуть не разбил стоящую на полочке статуэтку. Теперь Вика подсматривала за движениями и словами мальчика и у нее тоже заклинание получилось на пятый раз. Благо Северус, вежливый ребенок, это никак не прокомментировал. А девушка осознала, что жизнь налаживается и в скором времени они смогут привести дом в порядок.

Северус оказался ребёнком мечты: с удовольствием помогая как с готовкой, так и с уборкой. Он старался всё свое время проводить с ней. Он помогал Вике печь печенье, а потом нахваливал его и восхищался ее кулинарными способностями. Мальчик любил читать и время которое Вика проводила не с ним, проводил с книгами. О магии он знал явно больше чем она сама и с удовольствием рассказывал ей об этом. Он с юных лет интересовался зельями и казалось изучил уже большинство книг в их библиотеке по этой теме и все время просился помочь ей что-то приготовить. Вика не решалась идти с ним в лабораторию, у нее всегда были проблемы с химией, которую она считала аналогом зелий и рисковать ребенком ей не хотелось. Тем более первоначальной задачей она считала убрать дом, а потом уже осваивать зелья. Несколько раз по вечерам она все-таки заходила туда и пыталась приготовить зелья, которые были в оставленном на столе списке. Благо Северус вполне уверенно рассказал о каждом из них и принес маме книги с рецептами. Первый раз она чуть не взорвалась, а второй раз она витала в своих мыслях и по внешнему виду оно вполне напоминало, то которое было в книге. Но как у нее это получилось оставалось загадкой, и она была не уверена, что сумеет это повторить в следующий раз.

Время до пятницы, на которую был запланирован визит в гости пролетело незаметно. Жизнь постепенно налаживалась, единственное что смущало это Тобиас. Мужчина приходил домой вовремя, старался принести какой-то цветочек или предлагал сходить за продуктами, активно нахваливал ее стряпню и был похож на идеального мужа. Возможно будь на месте Вики Эйлин, она бы прониклась и стали бы они жить долго и счастливо. Но к сожалению, на месте Эйлин была Вика, а она, во-первых, не верила в благие намерения мужчины, а во-вторых что-то в его поведение её смущало, вот только что, она ни как не могла понять. В остальном же с помощью магии они буквально за несколько дней привели дом в порядок. Сейчас они собирались в гости, Вика еще с утра вместе с Северусом приготовила печенье, которое они решили принести соседям, а сейчас она пыталась подобрать в гардеробе, что-то менее ужасное. По мере разбора гардероба, Вика наткнулась на книги, которые уже видела здесь, когда только попала в это тело. Сейчас, она решила взглянуть на обложку, первая книга была абсолютно новой и называлась «Книга юного изобретателя или как создать свое собственное зелья», а вторая была довольно потрепанной «Историей Хогвартса».

Открыв первую книгу Вика увидела, что эту книгу Эйлин как раз и купила в качестве подарка на день рождения сына. С точки зрения Вики, так себе подарок, но насколько она успела узнать Северуса, ему правда понравится.

— Эйлин, ты скоро? Мы с Северусом уже устали ждать! — донёсся с первого этажа мужской голос, и Вика вдруг осознала, что до сих пор не определилась, что надеть.

Понимая, что ждать её никто не будет, она поспешно надела первую попавшуюся чёрную юбку и тёплый зелёный свитер. Образ, конечно, был далёк от конкурсного, но выбирать уже было некогда.

Спустившись вниз, Вика застала возмущённых мужчин — впервые они, кажется, были едины в своём недовольстве. Оба явно нервничали перед предстоящим визитом. Северус и вовсе напоминал колючего ежика, готового в любую секунду выставить иголки. Но Вика решила не заострять на этом внимание.

Семейство Спенсер встретило их в полном составе. Кевин оказался приятным мужчиной примерно их возраста: высокий, русоволосый, с тёплыми карими глазами, которые, казалось, заглядывали прямо в душу. Он чем-то напоминал Вике брата, и потому сразу ей приглянулся. Джордж был его уменьшенной копией — только в детском варианте.

Дом Спенсеров резко отличался от мрачного жилища Снейпов. Он был небольшой, но уютный. Повсюду царил порядок, комнаты были оформлены в светлых тонах, а в гостиной стояли яркие, цветастые диваны. Обстановка казалась непритязательной, но очень тёплой — всё говорило о том, что этот дом создавался с любовью.

Лекси провела их в столовую, где стоял большой дубовый стол. На окнах — нежно-розовые занавески, дополняющие уютную атмосферу. Она с радостью приняла принесённое печенье, а сама подала на стол традиционный йоркширский пудинг. Выглядело блюдо великолепно, но Вике оно показалось чересчур жирным.

Вместо говядины, которую было трудно достать, Лекси приготовила модное блюдо сезона — чикен-тикка-масала. Кусочки курицы, заранее замаринованные в нежирном кефире, тушились в густом остром соусе на основе томатов, сладкого и острого перца, чеснока, имбиря, карри и сливочного масла. Блюдо получилось необычным, ароматным и очень вкусным. Вика не удержалась и попросила рецепт.

Вечер прошёл в целом спокойно и даже приятно. Джордж пригласил Северуса поиграть у себя, и хотя тот поначалу выглядел недовольным, Вика не вмешалась — и не прогадала. Позже мальчик признал, что время провёл неплохо и стал куда менее критичен к идее общения с маглами.

Мужчины тоже быстро нашли общий язык. Оказалось, до женитьбы Тобиаса они с Кевином были друзьями, но после свадьбы их пути разошлись. Причиной стала Эйлин: на первой же встрече она вела себя резко, и женщины сильно повздорили. Тобиас тогда объяснил это «болезнью головы» жены, и отношения с Кевином оборвались. Сейчас же все были рады, что Эйлин «пришла в себя» и, судя по всему, вылечилась.

Вика вполне неплохо пообщалась с Лекси. Та с энтузиазмом рассказывала про секцию дзюдо, которую посещал Джордж, и с гордостью сообщила, что за два года занятий мальчик уже получил оранжевый пояс — предмет его особой гордости.

Лекси оказалась активной и открытой женщиной. Она посетовала, что в их квартале почти не было ровесниц и матерей с детьми возраста Джорджа и Северуса, из-за чего её круг общения оставался довольно ограниченным. Она всегда надеялась, что сможет подружиться с Эйлин, но, увы, та не была расположена к близкому общению. К тому же жительницы соседних кварталов избегали их улицы, считая её неблагополучной.

Вика прекрасно понимала, о чём говорила Лекси. Её детство прошло в похожих условиях — стигма «не того» района часто становилась непреодолимым барьером. Девочки из таких мест стремились поскорее выйти замуж, надеясь сбежать от удушающей атмосферы, а если не удавалось — искали утешение в случайных связях, надеясь, что хоть кто-то окажется «тем самым» и подарит билет в лучшую жизнь. Девочки из благополучных семей, в свою очередь, сторонились таких, как Вика — их родители были уверены, что «девочка с того района» только испортит их чадо.Хотя кто кого испортит вопрос.

Следующая их встреча произошла на День Рождение Северуса. Мальчик был не против поиграть с Джорджем, тот показывал ему приемы, а Северус хвастался подаренным отцом кимоно. Вика оценила практичность подарка, теперь отвертеться от занятий спорта мальчику не удастся.

В остальном День Рождения Северуса прошел на удивление спокойно. Он отнес в школу печенье. Вика уже начинала гордиться своими кулинарными способностями. А вот на ужин девушка приготовила жаркое и сделала бисквитный торт с шоколадом. Северус почти с нетерпением ждал первого похода на дзюдо. Джордж показывал ему приемы. Вика мило общалась с Лекси. А Тоби с Кевином пили за здоровье детей.

Вечер закончился на удивление рано: завтра — обычный будний день, работа, школа, суета. Вика стояла у раковины, неспешно мыла посуду. В доме было спокойно, почти по-семейному уютно. Северус ушёл в свою комнату — читать книги, которые она ему подарила. Тобиас молча вытирал тарелки, аккуратно складывая их в шкаф. Всё происходило размеренно, без напряжения, как будто так и должно быть.

Когда последняя чашка заняла своё место на полке, Вика с облегчением села за кухонный стол. Усталось накатила волной. День выдался долгим, а все хлопоты по подготовке к празднику легли на её плечи. Но, несмотря на усталость, внутри было приятное чувство выполненного, нужного дела. Всё получилось. Всё — впервые полностью её.

Мысли сами собой унесли её в прошлое. Вспомнился день рождения Алисы — тот, последний, на который её уговорил Виктор. Как же не хотелось тогда идти. Всё внутри сопротивлялось — чужая семья, чужой праздник, чужая жизнь. Но она пошла. Ради ребёнка. Ради Виктора. Подарила девочке куклу Барби — ту самую, о которой когда-то мечтала сама. Мечтала отчаянно, до слёз, но в их семье такую куклу получила только Дашка.

В тот день она пришла поздно, когда дети уже разошлись. Алиса распаковала подарок и тут же позвала её поиграть. И Вика, не раздумывая, пошла за ней. Выбирая между холодной вежливостью Викторовой матери и искренним восторгом ребёнка, она выбрала второе — и не ошиблась. Это был один из тех редких моментов, когда она чувствовала себя нужной. Настоящей. Весело было. Почти по-настоящему. Паша когда-то говорил, что она в детстве так и не наигралась. Возможно. Куклы всегда были её маленькой слабостью — яркие, красивые, далекие от её тогдашней реальности.

Теперь она сидела за кухонным столом в чужом доме, Тобиас осторожно подошел к ней.

— Сегодня был прекрасный день, ты молодец — прошептал он, нежно прикасаясь к её спине и вырывая ее со своих мыслей.

— Спасибо, — растерянно произнесла Вика.

— Может попробуем начать все сначала, — сказал Тоби, притягивая её к себе для поцелуя.

Поцелуй был мокрый и с привкусом дешевого алкоголя. Вика прикрыла глаза и попыталась расслабиться. Тобиас — муж Эйлин, он имеет право это делать. Но стоило ей сомкнуть веки, как перед внутренним взором всплыло другое лицо. Резкие черты, злой прищур, пьяный запах, липкие губы. И вот уже не Тобиас целует её — а он.

Вике снова одиннадцать. Она дома, в той самой квартире, где стены были свидетелями, но молчали. Его руки — чужие, грубые, нечистые — снова сжимают её грудь, заставляя кожу сжаться от отвращения. Она хотела бы закричать, вырваться, но тело будто застыло, замерло в ужасе, подчинённое памяти.

Она попыталась вернуться в настоящее — это не он, это Тобиас, всё хорошо — но каждое прикосновение только усиливало внутренний надлом. Его руки скользнули под свитер — и вдруг всё стало слишком. Слишком реально. Слишком знакомо. Она распахнула глаза, надеясь, что зрение вернёт контроль, реальность. Но стало только хуже.

Перед ней — не Тобиас. Снова он. И его руки теперь у неё на талии, сжимающие слишком сильно, так, как только он умел, как только он делал.

Воздух резко стал густым, вязким, как патока. Он не доходил до лёгких. Вика начала задыхаться. Её пальцы похолодели. Дрожь прошила тело волной. Сердце рванулось, запрыгало в груди, как птица, попавшая в клетку — отчаянно, больно, безнадежно. В голове зазвенело, реальность начала рассыпаться на фрагменты — потолок, свет, рука на бедре, дыхание в лицо, отголоски прошлого.

Грудь сдавило так сильно, что показалось — она умирает. Прямо здесь, прямо сейчас. Или уже умерла. И это и есть ад — вечное повторение, бесконечная петля боли между тогда и сейчас.

Губы не слушались. Она пыталась выговорить хоть что-то, хрипло, неразборчиво, хоть одно слово — остановись, пожалуйста, не надо. Но рот был сух, как песок. Ни один звук не вырывался наружу.

Только когда её тело начало неконтролируемо дрожать, когда пальцы стали словно деревянными, а глаза остекленели от ужаса, Тобиас наконец отпрянул. Посмотрел в лицо — и, кажется, впервые понял: что-то идёт очень не так.

олько когда тело Вики затряслось сильнее, чем от холода, когда пальцы сжались в судорожный спазм, а зрачки остекленели, словно она смотрела сквозь него — Тобиас, наконец, отпрянул. Испуг впервые проступил в его глазах. Он не узнавал женщину перед собой. Это была не его жена — не та, с которой он ужинал, смеялся, планировал вечер. Перед ним сидел человек, сломанный страхом, застрявший где-то далеко, туда, куда ему не было доступа.

— Эйлин... — он почти прошептал, будто боясь спугнуть её ещё больше. Его голос дрожал. — Эйлин, ты слышишь меня?

Но она не слышала. Вместо него в голове звучал тот самый, отвратительный голос:

«Ты такая маленькая и такая красивая. Я ждал, пока ты выйдешь из комнаты. Теперь мы можем повеселиться...»

Удар. Резкий, липкий поцелуй, и снова его руки — везде, везде, везде. Вика инстинктивно прижалась к спинке стула, будто пытаясь оттолкнуть несуществующего призрака. Дыхание стало прерывистым, поверхностным. Воздуха не хватало, как будто кислород исчез из комнаты. Тело охватил леденящий ужас, ноги налились ватой, пальцы не слушались. Всё внутри неё хотело исчезнуть.

— Эйлин, милая, пожалуйста, посмотри на меня! — голос Тобиаса становился всё тревожнее. Он не понимал, что происходит. Он никогда не видел её такой. И ему впервые в жизни стало по-настоящему страшно — не за себя, а за неё.

Он тронул её за плечи, мягко, осторожно. Потряс — но её реакция была неадекватной. Она мотнула головой, будто отгоняя что-то, чего он не видел.

— Нет... пожалуйста, не надо... — вырвалось у неё хриплым голосом, будто это были не слова, а осколки боли.

Губы Вики начали дрожать, зубы постукивали друг о друга. А перед глазами всё ещё стояло его лицо. Он ударяет её — по-настоящему. Боль пульсирует в щеке. Она замолкает, подчиняется. И отпускает контроль. Сопротивление бессмысленно. Она — маленькая, слабая, грязная. Опять.

И вдруг — мокро. Липкое ощущение на лице. Не удар, не слёзы, а что-то другое. Вода? Этого ведь не было в тот раз.

Она попыталась сфокусироваться. Это не он. Этот — другой. Щеки обросли щетиной. Тот был гладко выбрит. Этот пахнет табаком. Тот — перегаром. У неё больше не детские руки. Это не детская спальня. И даже голос — другой.

Она моргнула. Веки слиплись, как после слёз. Сухость во рту стала почти невыносимой.

— Попей. — Голос. Он рядом. Это сейчас. Это здесь.

Руки поднесли стакан. Она сделала глоток. Потом ещё один. Глотать было больно, как после долгого молчания. Внутри всё дрожало. Её всё ещё колотило мелкой дрожью, пульс бился, как при лихорадке, и казалось, что сердце вот-вот разорвёт грудную клетку изнутри. Но вместе с каждым вдохом — возвращалась реальность.

Я взрослая. Я здесь. Я не одна.

Вика зажмурилась, глубоко вдохнула. Раз, другой. Мир начал собираться по частям. Стены. Кухня. Стул. Тобиас. Он смотрел на неё с ужасом, не понимая, что происходит.

Можно ли сойти с ума, сойдя с ума? — вдруг подумала она. Мысль показалась ей настолько нелепой, настолько абсурдной... что стало смешно. Сначала чуть-чуть — нервный смешок. Потом громче. Смех — нервный, истеричный, пугающий. Как у человека, стоящего на грани.

Тобиас отшатнулся, не зная, что делать. Он смотрел на неё, как на чужую. А она — смеялась. Потому что если не смеяться, то останется только сойти с ума по-настоящему.