Если бы только она была живая (гет)

Я не была довольна, и очень мало понимала. Мужчина, который привёз нас, смотрел на меня, но особенно — на Элека так, как если бы не верил в наше существование.

— Это что такое? — сдавленно спросил он.

Ответить на его, довольно неконкретный, вопрос было бы трудно, но его услышали и в кухне, и тут же оттуда вдвоём выбежали парень и девушка.

Девушка была блондинкой среднего сложения, не очень высокой, но и не маленькой. Думаю, её внешность считается привлекательной.

Она застыла и тоже уставилась на Элека.

А парень с криком:

— Эл! — кинулся к Элеку на шею. Я успела рассмотреть и понимала, что это близнец, тот самый Серёжа. Но несмотря на идеально скопированное лицо, я была не уверена, что могла бы их спутать. Лицо Серёжи за несколько секунд изменило несколько ярких и трудно для меня читаемых выражений. С Элеком всегда было проще… — Эл, Эл, Эл, ты вернулся!

Эл застыл, что естественно, а я шагнула к ним. Что означает этот всплеск? Почему?..

— Отпусти Элека сейчас же, — потребовала я.

Сережа вздрогнул и удивлённо на меня посмотрел.

— А ты ещё кто такая? Тебе чего?

Эл тут же опомнился и взял меня за руку.

— Это Эля, моя сестра. И, боюсь, я должен…

— Так, я не понимаю, — перебил его тот, что привёз нас. — Это что такое?! Какой Эл, какая Эля?!

— Ну папка!..

— Дядя Паша, Эл — это наш с Серёжей друг, а Эля — его сестрёнка, — тут же приятно улыбаясь вмешалась девушка и тоже подошла поближе. — Только Эл давно пропал, мы все искали его…

— Да? А он, меж тем, бегает в простыне по дорогам с этой своей «сестрёнкой»? — недовольно уточнил «дядя Паша».

Я повернулась к нему.

— В этом нет нашей вины. Мы были вынуждены бежать в таком виде, — отрезала я. Мы уже достаточно видели упрёков от Громова, но он, хотя бы, был прав во многом. Бесполезные роботы ни к чему.

— Ну, сейчас-то они одетые… — неуверенно заметил Серёжа.

— Так это я их и одел! Думал, ты это бежишь, распереживался ещё, неужели Майку бросил, хорошая ведь девчонка!..

— Спасибо, дядя Паша, — очевидно Майя хихикнула, и как-то сразу тем самым успокоила Павла. Странно. И непонятно.

— Папка… Я тебе потом все объясню, ладно?! — взмолился Серёжа. — А сейчас ребят собирать надо, и… И вообще! Эл, ну ты бы видел, как они… Даже гусь весь высох!..

— Какой гусь? — Элек был так же потерян, как и я.

— Ну Гусев!

— Серёжа… Сергей. Прости, пожалуйста. А вы, Павел… М?.. — он остановился, но отчества ему не подсказали. — Простите особенно. За то, что не сказали правду. Но я, к сожалению, не помню ничего и никого. С тех пор, как меня забрали домой, мне полностью стерли память.

— Ой, Эл…

— Бедненький…

У Серёжи и у Майи одинаково заблестели глаза.

— Ничего, — Элек остался спокойным, даже улыбнулся, глядя на меня. — Зато в этот раз я смог взять с собой Элю. А вы, я надеюсь, мне все снова расскажете.

— Конечно…

Я не была вполне уверена, что понимаю, о чем Элек говорит. Но он и Громов постоянно говорили о том, что Элек не взял меня с собой в прошлый раз. Я знаю, что он сбегал. Но я тоже совсем не помню тех времен. Правда ли я тогда уже была? Правда ли он мог взять меня с собой? Нужно поговорить об этом. Нужно. Нужно, но только наедине. Не здесь и не сейчас, когда ничего непонятно.

Кроме только одного: если Элек знает этих людей, то и Громов знает о них. Он может приехать сюда, именно сюда, и обязательно поймает нас, если мы останемся.

А я ни за что не вернусь, ни за что. Лучше уж быть уничтоженной, чем снова бояться каждый миг, что за твой шаг от пустоты, уничтожат другого.

— Вот что, Эл. Мы сейчас же всех соберём, в гараже. И все обсудим!

— Ночь на дворе! — попытался напомнить Павел, но Серёжа отмахнулся:

— Ну не сейчас, не сейчас, папка, сейчас ночи придётся нас простить! Вот… Только надо бы вас переодеть… Для Эла у меня, конечно, есть нормальные вещи, а вот Эля…

— Конечно, я ей помогу, — тут же вмешалась Майя. — Я близко живу.

Я посмотрела Элеку в глаза и смотрела очень долго. Но он улыбался. Был словно одурманен этими людьми.

— Все будет хорошо, Эля. Обязательно.

* * *

Майя была странная, и я не понимала её. Она улыбалась, хотя обе мы промокли под моросью, и пыталась говорить со мной так, как будто знала. Как будто очень хотела знать.

Но я не спешила с ответами, пока, стоя у шкафа, она не спросила:

— А какой цвет ты любишь?

— Морской, — ответила я, не думая. Я позволила себе взглянуть на живое море лишь один раз, но поражена была, как кажется, опасно и навечно. Море пугало меня. Море тянуло меня к себе. — Но это спектр цветов, и любой из них подойдёт.

Майка задумалась, но почему-то её это как будто веселило.

— У меня мало таких вещей, но, думаю, юбка и приличный верх найдутся…

Она искала вещи так старательно, так весело и так придирчиво, что мне стало совсем непонятно.

— А зачем тебе это нужно, Майя?

— Что нужно? — подняла брови она, уже устраивая рядом со мной (меня она с самого начала усадила на свою кровать) подобранные вещи. — А вот тебе нужна резинка. А лучше несколько.

— Зачем ты помогаешь мне с одеждой? — не отвлекаясь, пояснила я.

Майя странно улыбнулась и села с другой стороны от меня.

— А тебя это удивляет? Твой брат — мой друг. И очень дорогой друг для моего… Любимого. Для Серёжи. Конечно, я хочу тебе помочь. И потом, — она почему-то обняла меня за плечи, — если бы я оказалась в такой ситуации, я бы хотела, чтобы рядом была девушка, которая мне поможет, как хорошая подруга.

Я задумалась, но все же заметила:

— Но то, что ты так делаешь, не значит, что тебе правда помогут.

Майя немного помолчала, и медленнее, спокойнее ответила:

— Да, конечно, Эля. Но, понимаешь, я так чувствую себя лучше. И надеюсь, что ты тоже.

— Не знаю, — ответила я. — Я ещё не привыкла чувствовать, — ведь все равно, это неисправность. Неисправный робот не нужен. Но мы с Элеком нужны друг другу, пока у нас любовь друг друга.

Майя мягко вздохнула.

— Эл научился, и ты тоже привыкнешь, я уверена. А теперь, примерь все это, мальчики, наверное, заждались.

* * *

Я не очень-то понимала, но, кажется, выглядели Майины вещи получше, чем те, что дал Павел. Почему это так важно, я не знала все равно. Но Майя радовалась, так что, наверное, это всё-таки необходимость.

Как только мы вышли из квартиры, Майя, понизив голос, спросила весело:

— Слушай, а пока идём. Почему, все же, вы были в простыне?

— Так вышло. Мы занимались любовью перед тем, как сбежать.

Майя рассмеялась, почему-то, краснея.

— Это смешно?

— Нет! Нет, извини… — Но улыбка то и дело появлялась на её губах. — Это от неловкости… Знаешь, у нас, обычно, такое не говорят так сразу и так прямо. Потому что, могут начать дразнить падшей женщиной, а родители так и вообще… — она возвела глаза к грязному потолку подъезда. — Хотя мои спокойно относятся к нам с Серёжей.

Я ничего не поняла.

— Наш отец не будет беспокоиться, он сам мне велел это сделать.

— Велел сделать? — веселье Майи тут же прошло, а краска схлынула с щёк. — В смысле, всерьёз? Велел заняться этим?..

— Да. Приказал. И я исполнила, — потому что так должно было быть. Если бы я отказалась, он бы решил, что я живая, и тогда он убил бы Элека. — Но потом… — я замолчала, снова чувствуя огромную дыру внутри. Так не должно быть с роботами. — Мне как будто стало больно… Здесь, — я прижала руки к груди. — И мне стало казаться, я сделала ошибку. Такую ошибку, которую нельзя поправить.

— Неправда, — Майя коснулась моих ладоней. — Это неправда, Эля. Это не твоя вина, во-первых, если уж вас заставили. А во-вторых… Это не ошибка. Это просто неприятный опыт, вот и все. Ты ничего не потеряла. Ничего такого. Конечно, чудесно в первый раз быть с тем, кого любишь, но… Поверь, во второй будет не хуже. Даже лучше.

— Но ведь я отдала свою любовь.

Майя подняла брови.

— Да?.. Но это тоже нестрашно, Эля. Мы её отдаём постоянно. Это не значит, что у нас её больше нет.

Я замерла и долго пыталась осознать. Но это было больше похоже на вирус, чем на информацию. Я покачала головой.

— Я ничего не понимаю, Майя. Ничего.

Она мягко вздохнула.

— Все нормально. Главное помни, что все нормально. И теперь тебе есть, кому помочь.