Первобытный мир (джен)

Патрик Морган задумчиво смотрел сквозь огромное окно. Перед ним разворачивалась панорама Крымских гор, окутанных изумрудным ковром леса. Солнце нежно ласкало их поросшие соснами вершины, которые терялись в бездонной синеве неба. Тени, словно озорные духи, танцевали свой причудливый танец, то вытягиваясь, то сжимаясь, нашептывая древние сказки. В приоткрытое окно врывался оглушительный хор цикад, перекликающийся с редкими, но пронзительными криками птиц. Воздух был густым, насыщенным смолистым ароматом хвои и терпким дыханием лесных трав. Здесь, в поселке Многоречье, примостившемся меж Большим и Малым каньонами, склоны, поросшие густым можжевельником и крымской сосной, словно бережно охраняли его покой от вторжения внешнего мира.

Но даже этот дикий уголок Крымских гор не избежал прикосновения нового времени. За западной окраиной Многоречья возвышались стальные скелеты строительных кранов, а экскаваторы рыли землю, готовя площадку для огромного "Мэрриотта" — пристанища для будущих туристов и участников палеонтологических конгрессов. Неподалеку, словно гриб после дождя, вырос выставочный и лекционный центр, призванный удовлетворить нужды Мезозойского парка. Патрик слышал, что группа отчаянных экологических активисток пыталась протестовать, размахивая плакатами с перечеркнутыми динозаврами, но их акция была быстро подавлена. А компания "Мезозой", словно стремясь умилостивить природу, планировала разбить на месте рощи с родниками небольшой сквер с тенистыми аллеями и прудом, у которого уже возвышался каркас ресторана под названием "Стегозавр".

И все же, это утро обещало стать одним из самых ярких в его жизни. Он сидел в холле уютного отеля вместе с Екатериной Фалиной — той самой, всемирно известной русской генетиком, которая вернула динозавров к жизни. Патрик затаил дыхание в предвкушении: он станет первым американским журналистом, которому выпала честь взять интервью у Фалиной. Теперь его имя прогремит на всю Америку, не уступая славе самой Фалиной. Он попросил ее говорить по-русски, чтобы избежать малейшей неточности: лучшие переводчики Нью-Йорка мгновенно превратят ее слова в безупречный английский текст. К счастью, Патрик неплохо владел русским и мог свободно поддерживать беседу.

Он представлял себе Фалину по-разному: надменной ученой, опьяненной своими триумфами, гением, витающим в облаках, строгой научной дамой… но реальность превзошла все его ожидания. Когда она появилась, он увидел юную женщину в кокетливом коротком платье, легко сбегающую по ступенькам и весело размахивающую сумочкой. Она сразу напомнила Патрику Дженну из фильма "Из тринадцати в тридцать"… Да, это была почти Дженна, только с бездонными синими глазами. Екатерина Фалина озарила его лучезарной улыбкой, протягивая руку. "Очень рада познакомиться, Патрик! Надеюсь, вам понравится здесь, в Многоречье. Это место вдохновляет, правда?"

— Ваши достижения в области генетики известны и признаны во всем мире, — улыбнулся Патрик. — Но у меня вопрос: что вы думаете об этических аспектах возрождения древних видов (включая, конечно, динозавров) с помощью точной реконструкции ДНК? В вашей стране такая дискуссия почти не ведется, а у нас в Америке страсти кипят.

— Этические аспекты? — Катя вскинула тонкие брови. — А что вы имеете в виду? Я не припомню, чтобы в Библии было указано: "И запретил Господь человеку познавать тайну генов" или "И запретил Господь человеку возражать вымерших животных". Ну, а что не запрещено, то разрешено. Не вижу, в чем деятельность генетики противоречит Библии.

Патрик усмехнулся, оценив ее прямоту.

— Библия — это лишь один из множества аргументов, Катя. Речь идет о более фундаментальных вещах.

— Кстати, наш академик Сидоров, с которым вы познакомились, допускает, что под именем Бегемота в Библии описан не гиппопотам, а динозавр-зауропод.

— Вот как? — Патрик что-то пометил в блокноте.

— Да, — Катя бросила взгляд на коричневый шкаф. — Он также допускает, что зауроподы — это загадочные серпопарды на палетке фараона Нармера.

— А вы допускаете, что человек мог видеть последних зауроподов в Африке? — лукаво спросил Патрик.

— В детстве я обожала "Затерянный мир" Конан Дойля и верила, что искать живых динозавров надо в Южной Америке, на Амазонке, — Катя прищурилась, словно погружаясь в воспоминания.

Патрик откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. "Интересно", — подумал он. Фалина явно не собиралась уходить от ответа, но делала это в своей неповторимой манере — обходя острые углы и направляя беседу в более безопасное русло. Он знал, что она — ученый до мозга костей, и ее первоочередная задача — двигать науку вперед. Моральные дилеммы, вероятно, казались ей второстепенными, препятствиями, которые можно обойти, если достаточно хорошо поработать головой.

— А сейчас? Ваше мнение изменилось? Вы по-прежнему считаете, что Амазонка — наиболее вероятное место для встречи с динозавром? — с улыбкой спросил Патрик. — Я уже предвкушаю заголовок: "Создательница живых динозавров призывает искать их в Южной Америке!"

— Скажем так… Я поняла, что с историями о живых динозаврах в Южной Америке не все так просто, — подбирала слова Катя. — Возьмите, например, роман Конан Дойля. Одним из прототипов плато "Затерянного мира" послужило плато Рорайма на стыке Бразилии, Венесуэлы и Гайаны. Экспедиция альпинистов на это плато позже действительно выявила эндемичные виды, хотя не динозавров, а насекомых и растений. Прототипом самой экспедиции Челленджера послужили экспедиции майора Перси Фосетта, проводившего топографические съемки в верховьях бассейна Амазонки. Сообщения Фосетта о виденных им гигантских змеях и черных ягуарах были оспорены современниками. Теперь черных ягуаров можно видеть в зоопарке. Тот же Фоссет писал о наблюдениях местных жителей в реке на границе Боливии и Бразилии огромной рептилии, похожей по описанию на бронтозавра. Такие же сведения давала и немецкая экспедиция Германа Шмидта о районе реки Солимойнс в восточной Бразилии. И этот район изучен очень плохо до настоящего времени, — охотно пояснила Катя. — Например, Анхельский водопад в Венесуэле толком не исследован до сих пор, равно как и сельва Амазонки.

Патрик заинтересованно кивнул, уловив ход мыслей Кати. Она словно играла с ним, подбрасывая то научные факты, то отголоски приключенческих романов. Ему нравилась эта игра.

— Но ведь их там с тех пор и не нашли? — решил он поддержать игру.

— Да их толком и не искали, — сверкнула синими глазами Катя. — Венесуэла — почти закрытая страна, в Колумбии — перманентные боевые действия… Географы спорят о том, есть ли на самом деле в южной части Тихого океана рифы Мария-Тереза и Эрнест-Легуве! В век спутниковой навигации…

Журналист забарабанил пальцами по блокноту, обдумывая услышанное. Слова Кати были словно приглашением в захватывающее приключение, где наука переплеталась с мифами и легендами. Он чувствовал, как в нем просыпается азарт исследователя, готового отправиться на поиски неизведанного.

— То есть, вы не исключаете возможности существования реликтовых популяций динозавров в отдаленных уголках Амазонии? — уточнил он, стараясь сохранить нейтральный тон, хотя внутри все ликовало. Эта фраза идеально впишется в будущую статью.

— И не только Амазонии, — радостно ответила Фалина. — Лесные дебри Парагвая, Колумбии или Восточной Боливии тоже ждут своего исследователя! Напомню, что варанов на островке Комодо нашли случайно в 1916 году.

— А что насчет Африки? — спросил Патрик, слегка меняя направление беседы. — Ведь еще есть легенды о Мокеле-мбембе — африканском динозавре, обитающем в болотах Конго. Вы верите в его существование?

Катя на секунду задумалась, а потом хитро улыбнулась.

— В Африке все возможно, Патрик. Африка — континент тайн и загадок. Вспомните окапи, которых обнаружили лишь в начале XX века. Кто знает, что еще скрывается в ее непроходимых лесах и болотах… Но я бы все же делала ставку на Южную Америку. Там больше шансов, больше неисследованных территорий.

Патрик откинулся на спинку кресла, задумчиво поглаживая подбородок. "Неуловимая Катя", — подумал он. Она умело лавировала между научным скептицизмом и романтическим настроем, не давая прямого ответа, но и не отталкивая. Ему нравилась эта игра.

— А что вы ответите зоологам, которые вам напомнят о правиле популяции?

— На этот вопрос уже ответил наш академик Сидоров, — ответила Катя, пригубив кофе. — Теперь, имея живых динозавров, мы наблюдаем прекрасную способность плезиозавров вести одиночный образ жизни. Они, вероятно, разбредались по Мировому океану и озёрам, где могли жить семьей или в одиночестве в замкнутом бассейне.

Патрик отложил блокнот и посмотрел на Катю с искренним интересом. "Эта женщина — настоящий кладезь информации и необычных взглядов", — подумал он. Ее слова о плезиозаврах, ведущих одиночный образ жизни, открывали совершенно новую перспективу на вопрос выживания реликтовых видов.

— Иными словами, вы допускаете, что где-то в затерянных уголках планеты еще теплятся осколки минувших эпох? — подытожил Патрик. — Но вернемся к этике. Вы уже вдохнули жизнь в динозавров, это неоспоримый факт…

— Да, мы с вами сейчас находимся у колыбели первого в мире Мезозойского парка. И в чем же здесь крамола? Мне кажется, если человек хоть чем-то искупит уничтоженные им виды, вроде той же голубой антилопы, это будет богоугодным деянием, — Катя сделала глоток кофе, с явным удовольствием.

Журналист усмехнулся про себя. "Искупление… богоугодное деяние… интересно, как отреагируют на это религиозные фанатики из Штатов? Фалина умеет подбросить дровишек в костер". Но вслух произнес:

— Богоугодное деяние? — переспросил он с легкой иронией. — То есть, вы рассматриваете генетическое воскрешение как акт покаяния за грехи человечества?

— Можно и так сказать, — пожала плечами Катя. — А что, разве это нелогично? Мы истребляли, а теперь пытаемся вернуть. В этом есть некая высшая справедливость, вам не кажется?

Морган вновь склонился над блокнотом, торопливо записывая. "Интересный ход", — подумал он. "Она мыслит масштабно и дерзко".

— Справедливость — понятие весьма субъективное, Катя, — возразил Патрик. — Воскрешение вымерших видов может обернуться непредсказуемыми последствиями для экосистемы. Мы не знаем, как они приживутся в современном мире, не нарушат ли хрупкий баланс. Вспомните, чем закончилась история с кроликами в Австралии.

Катя откинулась на спинку стула.

— Экосистемы давно перекроены вдоль и поперек, — парировала она. — Возьмите, к примеру, Крым. В советское время здесь возвели целый каскад из пятнадцати водохранилищ! Вы только представьте, Патрик, пятнадцать водохранилищ! — Катя нервно перебирала тонкий ремешок своей сумочки. — Это же искусственная среда брежневско-горбачевской эпохи! Конечно, если мы считаем заповедными пейзажи образца 1987 года… Но мы-то отдали динозаврам всего два брежневских водохранилища — Счастливенское и Загорское! И где тут ущерб для уникальной природы Крыма? Чем наши динозавры угрожают, скажем, заповедной красоте Кара-Дага?

Патрик кивнул, взвешивая ее слова. Аргумент про искусственно измененные экосистемы звучал весьма убедительно. Действительно, современный мир уже давно не дышит первозданной свежестью. Человек настолько глубоко вторгся в природу, что говорить о незыблемом балансе — наивно.

— Мой однокурсник любил шутить: "Как можно сплагиатить плагиат?" Здесь та же история: как можно разрушить искусственную природу 1980-х годов? — спросила Катя. — А ценители уникальной брежневской природы, — съязвила она, — могут полюбоваться ею на Изобильненском водохранилище под Алуштой.

Патрик невольно улыбнулся, оценив ее сарказм. Фалина была не только гениальным ученым, но и искрометным собеседником. Он уже представлял, какой фурор произведут эти ее слова в статье.

Патрик хмыкнул, записывая в блокнот: "Крымские водохранилища как алиби для динозавров". Ему нравилось, когда интервью приобретало такой неожиданный поворот. — Но всегда есть и обратная сторона медали.

— Допустим, с Крымом вопрос закрыт, но что насчет глобального масштаба? — спросил он. — Воскрешение динозавров — это не просто возвращение отдельных видов, это потенциальная перестройка всей пищевой цепи. Мы можем столкнуться с непредсказуемыми последствиями для сельского хозяйства, животноводства и, возможно, даже для здоровья человека.

— Насколько эта проблема острее тех изменений, что уже внесены человеком в природу? — пожала плечами Катя. — Вспомните строительство Ниагарской ГЭС у вас в Америке или Угличского водохранилища у нас, когда под воду ушли целые города! Много ли изменит на этом фоне появление возрожденных животных?

Патрик задумался. Вопрос был поставлен ребром. Одно дело — ограниченная территория крымских водохранилищ, и совсем другое — глобальные последствия. Он мысленно представил себе статьи в научных журналах, пестрящие графиками и прогнозами, описывающими все возможные сценарии развития событий после появления динозавров.

— Но ведь вы проводили исследования, просчитывали риски, — настаивал Патрик. — У вас наверняка есть контраргументы, которые убедят скептиков? Что вы скажете тем, кто боится, что динозавры вырвутся из-под контроля и начнут терроризировать человечество?

— Давайте разберем их страхи, — охотно ответила Фалина. — В зоопарках мира живут куда более опасные существа, чем травоядные динозавры. Взять хотя бы ядовитых змей в террариумах в самом центре городов. Но ведь мы не боимся их побега, не так ли?

Патрик кивнул, признавая справедливость ее слов. Действительно, человечество давно научилось сосуществовать с опасными животными, содержа их в зоопарках и заповедниках. Неужели динозавры окажутся большей угрозой, чем тигры или крокодилы?

— Далее, — продолжала Фалина. — Три года, пока мы создавали парк, доказали: динозавры не могут жить без огромного резервуара воды. Им жизненно необходимы наши водохранилища! Как они выживут в дикой природе без такого масштабного водоема? Они быстро вернутся к нему! Я уж молчу про дилофозавров, которые и днем не прочь поплескаться в воде. Но даже тираннозавр регулярно заходит в воду!

Патрик усмехнулся, записывая в блокнот: "Динозавры как заложники водохранилищ". Он начинал понимать логику Фалиной — ее нестандартный подход к решению проблемы, ее умение видеть ситуацию под другим углом. Она словно предлагала ему взглянуть на динозавров не как на монстров из голливудских фильмов, а как на существ, нуждающихся в опеке и защите.

— Далее, — продолжала Екатерина. — Динозавры просто не переживут нашу крымскую зиму. Вся западная часть парка отдана под их зимние вольеры! Там они живут с ноября до середины марта.

— Иными словами, вы утверждаете, что динозавры попросту не смогут выжить в дикой природе без вашей помощи? — уточнил Патрик, откладывая блокнот. Ему нравилось, как разворачивался разговор — из потенциальной сенсации о гениальном ученом он превращался в историю о сложных взаимоотношениях человека и природы, об ответственности за содеянное и о неожиданных последствиях прогресса.

Катя кивнула, улыбаясь. — Именно так. Мы создали для них искусственную среду обитания, и они полностью от нее зависят. Они — наши подопечные, а не угроза. И, знаете, это делает их еще более ценными. Мы не просто вернули их к жизни, мы взяли на себя ответственность за их существование.

— А как вы создали динозаврам среду обитания? — с любопытством спросил Патрик.

— Ах! — Катя буквально засияла. — Над этим трудились лучшие палеоботаники во главе с самим академиком Сидоровым! Мы высадили целые рощи хвощей, саговников, бамбука, кипарисов и кедров. Крымский климат пришелся им по душе. Но, конечно, этого недостаточно. Сейчас мы бережно переносим древовидные папоротники из зимней оранжереи — крымская зима для них слишком сурова. Ведем активную работу по редактированию геномов древовидных папоротников и, конечно же, араукарий. Скоро здесь вознесутся морозоустойчивые и быстрорастущие араукарии, и вот тогда это место станет живой иллюстрацией к учебнику палеонтологии!

Патрик восхищенно присвистнул.

— А как вы поддерживаете температуру и влажность? Ведь это же настоящие тропики!

Катя хитро улыбнулась, приоткрывая завесу тайны:

— Это наш маленький секрет… Но кое-что я все же расскажу. Под землей проложена сложная система геотермальных труб, которая обеспечивает стабильную температуру почвы. Влажность же мы регулируем с помощью искусственного тумана. Мощные вентиляторы имитируют легкие тропические бризы, а регулярный искусственный полив не только поддерживает необходимый уровень влажности, но и освежает листву.

— Не проще ли было построить Мезозойский парк в районе Сочи? — удивился Патрик.

— Там нет достаточных запасов пресной воды, — ответила Катя. — Сначала пришлось бы строить водохранилище. Но позвольте мне вас немного развеселить. Мы планируем открыть парк для посетителей 1 августа. И знаете, какое условие поставил наш директор биогенетического центра Дмитрий Костров? Никаких самокатов! — фыркнула «Дженна». — Он и в центр запрещает на них прожать. А я, признаться, была бы не прочь прокатиться с ветерком…

Патрик рассмеялась, отлично представив, как лёгкая Фалина с ветерком мчится на самокате.

— Тогда мой последний вопрос: вам нравится роман «Парк Юрского периода»? — спросил Патрик.

— Нет, — отрезала Катя. — С первых страниц автор и герои демонстрируют откровенную неприязнь к динозаврам. Их называют мерзкими тварями, опасными гадами, убийцами… Вспомните мерзкий эпиграф к роману: Рептилии вызывают омерзение своим холодным телом, блеклой окраской, извивающимся хрящевым хребтом, отвратительной кожей, злобным видом, неподвижным взглядом, неприятным запахом».Зачем заводить зверя, если ты так его ненавидишь? — сверкнули глаза Кати. — Любой зверь — и тигр, и змея, и динозавр — любит ласку. Мы их любим как родных, служащие зовут их «ящерки», с ударением на последней букве, — улыбнулась женщина. — У всех есть имена! Тираннозавр Таня, плезиозавр Лиза, диплодок Дима, стегозавр Вася, птеранодон Ярослава…

Патрик откинулся на спинку стула, обдумывая услышанное. "Таня, Лиза, Дима, Ярослава…" — имена динозавров звучали почти по-домашнему. Он представил себе этих гигантских рептилий, окруженных заботой и вниманием, далеких от кровожадных монстров из книг и фильмов. В голове журналиста складывалась совершенно иная картина, чем он ожидал.

— Тогда мой самый последний вопрос: откройте же тайну — какого цвета были на самом деле динозавры?

— Завтра или послезавтра вы увидите их сами! — охотно ответила Катя.

Патрик приподнял брови, заинтригованный. "Неужели я стану одним из первых, кто увидит истинный цвет динозавров?" — промелькнуло у него в голове. Он предвкушал сенсацию, которую сможет преподнести своим читателям.

* * *

Катя скинула чёрные лаковые лодочки, словно сбрасывая оковы с истомлённых длинных ног. Они жаждали свободы от глянцевого плена. Погружаясь в ядовитую филиппику эколога Сорокиной против Мезозойского парка, она чувствовала, как в крови вскипает знакомая, обжигающая ярость. "Экологи…" Само это слово царапало, словно наждаком по стеклу. Экологическое движение представлялось Кате квинтэссенцией либо наглого мошенничества, либо патологической враждебности к прогрессу — "партией любителей Средневековья", как она окрестила их в своих мыслях. Впрочем, нет: ни один из этих ревнителей природы не согласился бы прожить и дня в столь истово воспеваемой ими эпохе.

Но даже ей, Екатерине Фалиной, гению, которому прочили вторую Нобелевскую премию, приходилось стискивать зубы, склоняясь перед этой тошнотворной "экологической повесткой".

Она питала к экологам врождённую неприязнь, пустившую корни глубоко в детство, когда закрытие завода, кормившего её отца, спровоцировало его пагубное падение в алкогольную бездну. Ненависть крепла по мере того, как Катя постигала суть этого лицемерного "разумного потребления". "Кто эти всеведущие жрецы, что укажут нам меру — что потреблять разумно, а что нет?" Теперь же эти выскочки посягали на её детище, её уникальный биогенетический центр, ополчившись против единственного в мире парка живых динозавров. "Мрази", — процедила Катя сквозь зубы. Как же она завидовала ученым девятнадцатого столетия, чьи гениальные умы не омрачали эти назойливые мантры о "зелёной повестке", "устойчивом развитии", "поддержании природной среды", "глобальном потеплении"! Они могли просто жить и творить, не оглядываясь на эту зелёную инквизицию…

В шестнадцать лет Катя посмотрела фильм "Афера", навсегда изменивший её мировосприятие. С завороженным сердцем она наблюдала, как предприимчивый делец, Андрей Давыдов, задумав крупную спекуляцию на ценных бумагах, подкупает директора телеканала. В эфир выходят программы, которые ведёт его любовница, журналистка Марина, истерично твердящая о надвигающейся на Россию экологической катастрофе, подсовывая публике сфабрикованные данные. В итоге акции предприятий, которые Давыдов скупал за бесценок, взлетают до небес. В финальной сцене Давыдов и Марина, сидя на берегу моря, потешаются над простаками, свято верящими в экологию. С тех пор при одном лишь слове "экологи" в памяти Кати всплывал этот циничный фарс, и внутри неё поднималась волна презрения. Она видела в них таких же бессовестных дельцов, цинично играющих на чувствах людей, только в гораздо большем масштабе. Давыдов хотя бы наживался на конкретных предприятиях, а эти… Эти паразитируют на всей планете, высасывая деньги из правительств и корпораций, обещая спасение от призрачной угрозы.

Мама, смеясь, вторила ей: «Ну а что ты хочешь? Куда девать такую ораву бездельников и научных импотентов? Вот им и скормили эту экологию». Катя фыркнула. Если бы они правда были бездельники и импотенты, это было бы полбеды. Но они активно вмешивались в науку, ставя палки в колеса учёным. Особенно неприятен был Кате этот типаж пожилых экологов — «мужичков от сохи», новоявленных гуру из деревенской глуши. Полуграмотные, но с непомерными претензиями на философию. Вечно бубнящие: «А я вот узнал… а я вот прочитал…» Как презрительно говорила ее мама: «Поделился радостью познания». «А я вот прочитал, что человек стал потреблять биоты почти столько же, сколько динозавры», — вещал один такой старичок по фамилии Денисов. Катя едва сдержала смех. «Откуда тебе знать, сколько было динозавров и каков был объём биоты на Земле?» — мысленно вопрошала она. «Ась? Чего? Я вот узнал?» — передразнивала она их про себя.

Щёлкнув длинным ухоженным ногтем по экрану планшета, Катя едва сдержала саркастическую усмешку. Неужели люди настолько наивны, что не видят очевидного? "Глобальное потепление от парниковых выбросов…" Да ведь совсем недавно, с XIV-го до середины XIX-го века, Земля пережила "Малый ледниковый период", когда Версаль заметало зимней вьюгой, а в Берлине сугробы вырастали до окон. А до этого был "Атлантический оптимум" IX-XIII веков, когда Западная Европа почти не знала снежного покрова, в Шотландии зрели виноградники, а Гренландию величали "зелёным островом", где тучнел скот. Ещё раньше, с III-го по VIII века, мир страдал от "климатического пессимума" Раннего Средневековья, когда Рим и Константинополь укрывало снежным покрывалом, и римляне бежали строить виллы в Северной Африке. А ещё раньше был "Римский климатический оптимум"… Экологи, правда, не умолкали о беспрецедентной "скорости климатических изменений". Теперь, слава богу, поутихли: историки, умницы, напомнили им, что "Малый ледниковый период" наступил всего за три года, а "Атлантический оптимум" — за десять лет. "Утёрли им наглые хари", — с удовлетворением подумала Катя.

Она расхохоталась, вспомнив один эпизод. Будучи аспиранткой, она слушала лекцию старого климатолога о неуклонном росте среднегодовой температуры. Подняв руку, Катя спросила, учитывает ли он разницу между старым и новым стилем? Включена ли в его график поправка на то, что в XIX веке первое сентября приходилось на наше четырнадцатое, а их первое апреля — на наше четырнадцатое апреля? Смутившись, старик пробормотал, что нет, эта разница не была учтена. После этого Катя была готова расхохотаться в лицо всем экологам, твердящим о "росте глобальной среднегодовой температуры". Они, помнится, возмущались аномальным апрельским снегопадом, но Катя припомнила строки из "Войны и мира": "Была одна из тех мартовских мертелей…" Да ведь их мартовские метели — это и есть наша первая половина апреля! "Невежды, — думала она. — Вспомните хотя бы Пушкина: болдинская осень была в первой половине нашего ноября, а в "Евгении Онегине" снег выпал только в январе, на третье в ночь, то есть 16 января!"

Или, например, не так давно она прочитала, что "на каждого жителя Земли в год приходится более 20 тонн промышленных и других отходов. В атмосферу ежегодно попадает более 200 млн тонн окислов серы и азота, сложных загрязнителей, особенно пагубных для человека". Катя мгновенно умножила эти данные на десять, чтобы получить общий объем вредных выбросов на человека хотя бы за десять лет. Каким тогда должно быть падение средней продолжительности жизни? Но вместо этого средняя продолжительность жизни неуклонно росла: люди жили по 80, а не по 30 лет. Тут было одно из двух: либо окислы серы и азота не столь уж смертельны для человека, либо данные попросту лживы.

Она откинулась в кресле, чувствуя, как подступает головная боль. Завтра ей предстоит давать пресс-конференцию, на которой она должна будет, с безупречно выверенной интонацией, говорить о жизненной важности экологической безопасности Мезозойского парка. О том, как пристально они следят за воздействием динозавров на окружающую среду, о том, как внедряют "зеленые технологии" в процесс их содержания. Лживые, лицемерные слова, которые заставят её чувствовать себя предателем науки.

Ей так хотелось быть похожей на Него. На своего настоящего учителя, Учителя с большой буквы, перед чьим неординарным умом она всегда преклонялась. Катя не могла забыть, как он на конференциях срезал экологов и пустозвонов. В ответ на мантры о невозможности победы в ядерной войне, он просто дул в пышные усы и замечал: «Ну а кто это проверил-ль? Это все игра ума. Так оно там будет или не так — это, собственно, никто не поверял. Математика? Подсчитайте, сколько математических моделей не сбылось». И крыть экологам было нечем кроме причитаний о цинизме. На это Он всегда, тихо ухмыляясь в усы, отвечал: «Цинично — это вообще не научная категория. Для учёных таких категорий не существует». Или, стоя за трибуной, он просто разводил руками: и с невозмутимым видом говорил: «Ну почему мнение какого-то австралийца, который знает о политике из книжек и газет, сопоставимо с мнением министра обороны США?» Как же хотела Катя всегда быть похожей на Него — академика Колосова… как же хотела она всегда отвечать также остроумно и разворачивать любую дискуссию так, что у оппонента не находилось слов.

Катя встала и подошла к окну. Перед ней простиралось её детище — Биогенетический центр, сверкающий сталью и стеклом, зримое воплощение её научной мечты. Здесь, в стерильных лабораториях, рождались новые виды растений и животных, редактировались геномы, расширялись границы возможного. И всему этому грозят какие-то нелепые обвинения в нарушении экологического баланса. Да что они вообще знают об этом балансе, эти доморощенные пророки? Разве им ведомо, что любое развитие — это неизбежное нарушение, но и одновременно — триумфальный шаг вперёд? Эта ничтожная Сорокина, автор пяти серых статеек в заштатных сборниках, осмеливается критиковать их центр. Нет, она не отступит. Она даст им бой, от которого у этих экологов закружится голова.

Сорокина, эта провинциальная выскочка, вероятно, мнила себя современной Жанной д'Арк, этакой спасительницей природы от когтей бездушной науки. («Эта дура даже не читала, наверное, новейших исторических работ, доказывающих, что сожжение Жанны д,Арк — возможно, исторический миф», — ехидно подумала Катя). Возможно, она видела себя в ореоле славы, купаясь в лучах всеобщего восхищения, когда добьется закрытия Мезозойского парка. Катя усмехнулась. Как же далека она была от истины. Миром правят деньги и влияние, а у Сорокиной не было ни того, ни другого. За спиной Фалиной стояли корпорации-гиганты, готовые вложить миллиарды в ее разработки, и поддержка правительства, видевшего в биогенетических технологиях ключ к будущему процветанию страны. Екатерина улыбнулась, предвкушая грядущую баталию.

* * *

Кайли, с лёгкой рассеянностью в глазах, наблюдала за хаотичным танцем дорожных сумок и чемоданов на транспортёрной ленте. Аэропорты — словно зеркала, отражающие друг друга, будь то гудящая, как улей, Америка, пряная и экзотическая Турция или далёкая, загадочная Россия. Генри, словно опытный жонглёр, одним отточенным движением подхватил её коричневую сумку, завершая свой коронный трюк. Позади осталась бесконечная череда перелётов, вымотавшая их до предела. Их вынесло в узкий коридор, где они влились в пёстрый людской поток. Кайли знала, что Симферополь — жемчужина крымского побережья, излюбленное место отдыха русских, но такого оживления не ожидала. Взрослые умиротворяли капризных детей, словно дрессировщики, усмиряющие строптивых львят, а влюблённые пары, перебивая друг друга, торопливо делились впечатлениями, словно боялись что-то упустить.

— И не скажешь, что мы угодили прямиком в мезозойскую эру, — с ехидной усмешкой пробормотал Генри.

Кайли слегка толкнула его локтем в бок, укоризненно взглянув.

— Не ворчи. Уверена, Крым нас очарует.

Она попыталась улыбнуться, но усталость залегла тяжёлыми тенями в уголках глаз. Долгий перелёт выпил из неё все соки, и сейчас она мечтала лишь о горячем душе и глубоком, безмятежном сне.

У выхода их ждали двое молодых людей с табличкой «Биогенетический центр». Высокий блондин представился Андреем (или Эндрю), а хрупкая шатенка в строгом бордовом костюме с юбкой-карандаш — Александрой (или Сашей).

— Добро пожаловать в Крым, мистер Оффен и мисс О’Нилл! Мы счастливы приветствовать вас в нашем центре, — произнесла Александра с искренней теплотой, протягивая руку. Её английский был безупречен, словно отточен годами практики. Андрей тем временем подхватил их багаж и уверенно повёл к выходу, излучая спокойствие и профессионализм.

Уже на парковке Кайли смогла вдохнуть полной грудью крымский воздух. Насыщенный ароматами хвои и моря, он мгновенно наполнил её энергией, словно глоток живительного эликсира. Это был не влажный бриз Флориды, а сухой и обжигающий воздух, напоминавший о родной Калифорнии. У входа их ждал элегантный чёрный внедорожник, сверкающий лаком под ярким крымским солнцем.

— У меня есть два предложения, — Саша говорила легко и непринуждённо, словно опытный гид, знающий каждый уголок этого края. — Первый вариант: вы остаётесь на ночь в Симферополе, в комфортабельном отеле, а завтра утром мы отправляемся в центр и парк. Второй вариант: мы сразу едем в село Многоречье, где находится наш центр, и вы ночуете в местной гостинице. Выбор за вами.

Кайли и Генри обменялись взглядами, полными невысказанных мыслей. После утомительного перелёта перспектива немедленно погрузиться в работу не прельщала, но и тратить драгоценное время в Симферополе не хотелось.

— Пожалуй, выберем второй вариант, — решила Кайли, — чем быстрее мы начнем, тем лучше.

— Отлично! Тогда в путь. Дорога займёт около двух часов, — с энтузиазмом отозвалась Саша.

— Патрик Морган, ваш журналист, уже ждёт вас, — добавил Андрей. Его английский был заметно хуже, он запинался и делал досадные ошибки, но смысл его речи был предельно ясен.

— Он уже здесь? — удивилась Кайли, приподняв брови.

— Да, он прилетел вчера вечером и ждёт вас в Многоречье, — подтвердил Андрей.

Внедорожник плавно тронулся, словно хищный зверь, вырываясь из клетки шумного аэропорта.

— Скажите, академик Сидоров здесь? — поинтересовался Генри с улыбкой, в которой сквозила давняя симпатия. — Мы старые приятели.

— Да, конечно, он ждёт вас в Многоречье, — подтвердила Саша. — Он, господин Костров и госпожа Фалина.

— Фалина? — воскликнула Кайли, не скрывая удивления. — Неужели та самая Фалина? Невероятно!

Саша усмехнулась, словно предвкушая интересную реакцию:

— Да, та самая. Она научный консультант нашего центра. Она с нетерпением ждёт встречи с вами и очень интересуется вашим опытом в палеонтологии.

— Палеонтологии? — удивился Генри, нахмурив брови. — Фалина, кажется, генетик…

Саша лукаво улыбнулась, приподняв брови, словно раскрывая секрет:

— Она — многогранная личность. Её интересы простираются далеко за пределы генетики. Палеонтология — лишь одно из её многочисленных увлечений, словно ещё одна грань её блестящего таланта.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Генри, оценив загадочность ситуации.

Аэропорт остался позади, словно дурной сон, и машина уверенно повернула на указатель «Бахчисарай. Севастополь». Кайли с интересом посмотрела в окно, пытаясь запечатлеть в памяти каждый миг этого нового приключения.

— Смотри! Смотри! — женщина слегка дернулась и показала Генри в окно, словно ребёнок, увидевший чудо. Там проплыл знак-указатель «Мезозойский парк» с нарисованной чёрной фигурой тираннозавра, словно приветствующий гостей из далёкого прошлого.

— Скажите, — улыбнулся Генри, — разве ваш парк не находится в курортной зоне, как пишут в газетах?

— Находится, но через неё ехать слишком долго, — пояснил Андрей. — Через Алушту и Ялту мы ехали бы часа четыре, а могли бы и застрять в Ялтинской пробке до ночи, — он поморщился, представив эту перспективу.

— А посетители будут ездить в парк через Бахчисарай? — прищурился американец, пытаясь уловить логику маршрута.

— Не только. Из Алушты или Гурзуфа удобнее будет ехать в парк через Ялту. Кстати, вы, наверное, слышали про наш Крымский троллейбус, который идёт от Симферополя до Ялты? — Саша улыбнулась, словно предлагая попробовать местную легенду.

— Разумеется, слышали, — ответил Генри. — Это же легенда! Самый длинный троллейбусный маршрут в мире.

Кайли прильнула к окну, словно завороженная, рассматривая мелькающие пейзажи. Пыльная дорога вилась среди холмов, поросших выжженной солнцем травой, словно золотистый ковёр, раскинутый под палящим солнцем. Вдали показались виноградники, стройными рядами тянущиеся к горизонту, а затем и первые абрикосовые сады, усыпанные сочными плодами.

— А сейчас у нас хотят продлить его ближе к Мезозойскому парку и думают, как это сделать через горы, — мечтательно произнесла Саша.

— К динозаврам на троллейбусе? — изумилась Кайли, не веря своим ушам.

— Именно так! — засмеялась Саша. — Представляете, как здорово будет добраться до динозавров на экологически чистом транспорте? Это станет еще одной изюминкой Крыма, — её глаза загорелись от этой фантастической идеи.

Пейзаж за окном постепенно менялся, словно художник, меняющий краски на палитре. Унылые индустриальные постройки сменились виноградниками, а затем и холмистыми предгорьями, покрытыми густой зеленью, словно изумрудным бархатом. Окна были плотно закрыты, но Кайли казалось, что воздух становился всё чище и свежее, словно она дышала горным хрусталём. Скоростная трасса неслась вперёд, рассекая крымские просторы, и уже вскоре должны были показаться окраины Бахчисарая, с его богатой историей и таинственными легендами.

— А вот и поворот к Партизанскому водохранилищу! — воскликнула Саша, указывая за окно. — Одно из самых больших в Крыму, наша достопримечательность.

— А почему здесь не разбили парк? — не унимался Генри, жадный до информации.

Саша было приоткрыла рот, но Андрей перехватил инициативу.

— Здесь прохладно… Не разгуляться субтропической флоре. Самые теплые склоны нашли на Ай-Петри, ближе к ласковому южному берегу.

Кайли проследила за его жестом, но увидела лишь серебристую нить воды, едва различимую вдали между холмами. Воображение мгновенно нарисовало ей зеркальную гладь, окруженную изумрудными лесами, — идеальное место для уединения и размышлений.

— Ай-Петри… — прошептала она, словно пробуя на языке экзотическое название горного массива. — Звучит как заклинание.

— Вы не поверите, — улыбнулся Андрей, — сто лет назад была мода на фотографические панно крымских гор… с птеродактилями! На фоне Ай-Петри, конечно. Кто бы мог подумать… Что теперь…

— Они и правда летают над Ай-Петри! — подхватила Саша со смехом, словно завершая старинную шутку.

Генри, однако, не разделял общего восторга. Бросив мимолетный взгляд на горные вершины, он вернулся к своим вопросам:

— Неужели в Крыму так холодно?

— Курорты — только на юге, — пояснила Саша. — А здесь, под Симферополем… даже снег зимой не редкость.

— А на Счастливенском водохранилище теплее? Оно ведь недалеко.

— Потеплее… — уклончиво ответила Саша. — Оно ближе к Ялте и Алупке. Но все равно, для динозавров пришлось строить зимние вольеры.

— Зимние вольеры для динозавров? — переспросила Кайли, не в силах сдержать улыбку. — Это звучит… невероятно.

— Да, мы постарались создать для них максимально комфортные условия, — заверила Саша. — Крымский климат порой непредсказуем, поэтому мы предусмотрели все варианты.

За окном вновь замелькали оживленные улицы, на этот раз Бахчисарая. Среди типовой застройки то и дело возникали минареты, устремленные ввысь. Лишь дородный дорожный знак с силуэтом тираннозавра настойчиво напоминал, что они движутся в верном направлении. Неожиданно Кайли схватилась за спинку переднего сиденья и, словно очнувшись, спросила:

— Ребята, а вы сами откуда?

— Мы биологи, аспиранты Московского университета, — тут же отозвался Андрей. — Я занимаюсь ботаникой, а Саша — крымской флорой.

— Вы генетик? — с интересом вскинул голову Генри.

— Нет, но хотел бы им стать… — мечтательно улыбнулся Андрей. Его «I would like to be» прозвучало как-то мягко и доверительно.

— А никто из вас не хотел стать палеонтологом? — спросила Кайли с надеждой.

Ребята переглянулись, словно смутившись.

— Понимаете… — в голосе Саши прозвучала легкая грусть. — У нас в России нет факультетов палеонтологии. Это очень элитарная профессия. Есть Палеонтологический институт в Москве, но туда идут в основном геологи. Древние эры изучают на геологических факультетах…

— А в геологи я идти не хотела, — добавила Саша. — Там надо ходить партиями в горы, по колено в грязи.

Кайли понимающе кивнула. В Америке палеонтология была вполне доступна, и подобные ограничения казались ей дикостью. Сердце снова кольнула обида: «Почему именно эта страна первой в мире воскресила динозавров?»

— Но теперь у вас все изменится? — прищурился Генри. — Теперь вы, волею судьбы, в центре мировой палеонтологии!

— Да пока нет, — грустно вздохнула Саша. — Теперь динозавров отдадут в ведение генетиков. А это алгебра, матанализ, тригонометрия и органическая химия.

На мгновение Кайли почувствовала жалость к русским детям. Вот поедет ребенок с родителями в Мезозойский парк, увидит живых динозавров, загорится, скажет: «Хочу изучать дино!» А родители ему в ответ: «Учи математику, раз любишь дино!» Но, возможно, русский подход и верен, коль скоро именно они воскресили динозавров.

Автомобиль свернул с главной трассы и, миновав указатель «Многоречье. Счастливое. Мезозойский парк», устремился по извилистой горной дороге. Дорога была новой, явно проложенной к будущему туристическому центру. Зато пейзаж за окном становился все более диким и захватывающим. Слева вздымались скалистые вершины, увенчанные шапками облаков, справа простирались бескрайние долины, усеянные пестрыми цветами, словно ковер, сотканный руками самой природы. Горы твои, как в сказке, до небес растут. Кайли зачарованно смотрела в окно, стараясь запечатлеть в памяти каждый изгиб дороги, каждую игру света и тени на склонах гор. Она чувствовала, как с каждой минутой приближается к чему-то невероятному, к мечте, ставшей реальностью.

— К тому же у нас находки динозавров очень редки… — донесся до нее голос Андрея. — В основном утконосые… Он продолжал беседу с Генри, что-то увлеченно объясняя гостю.

— А в Крыму были динозавры? — интересовался ее спутник.

— Да, каких-то находили… Но, честно говоря, не знаю, возрождали ли их…

Кайли почувствовала, как ее сердце забилось сильнее. Возможно, именно здесь, в этих горах, скрыта тайна воскрешения динозавров. Может быть, местные палеонтологи, несмотря на все трудности, смогли отыскать утерянные фрагменты ДНК, которые позволили ученым сотворить чудо. Ей не терпелось узнать больше и, забыв о прошлых обидах, поговорить с теми, кто причастен к этому невероятному проекту.

Внезапно, в сонной дымке местечка с чудным названием Аромат, где автомобиль резко свернул вправо. Новенький асфальт ощетинился частоколом указателей: «Зелёное Счастливое. Многоречье». «Биогенетический центр. Мезозойский парк. Богатырь». Кайли невольно вздрогнула. Машина, набирая скорость, понеслась вперед, сквозь горы, одетые в густой, непроницаемый лес.

— Да, возить сюда туристов будет непросто! — Генри скептически вскинул брови.

— Зато это настоящий Затерянный мир! — с энтузиазмом воскликнула Саша.

Генри лишь фыркнул в ответ. Кайли прищурилась, пытаясь рассмотреть детали пейзажа, мелькавшего за окном. Ветви деревьев, казалось, тянулись к машине, словно когтистые лапы, отбрасывая на капот причудливые тени. Тем не менее, дорога и здесь была свежей, словно асфальт еще не успел остыть. Машина лихо ворвалась в Плотинное, где кипела работа: строились автостоянки и небольшие отели. Кайли с любопытством разглядывала эту масштабную стройплощадку.

— Тут возведут Хилтон, а в Многоречье — Мэриотт, — пояснил Андрей.

Солнце, пробиваясь сквозь плотную листву, окрашивало строительную пыль в золотистый цвет. Воздух звенел от гула техники и голосов строителей. Кайли ощутила прилив энергии, предвкушая преображение этого места, его превращение из забытого уголка в процветающий туристический центр. Машина понеслась дальше, в направлении Зелёного и Мезозойского парка.

— Уже сейчас сюда несколько раз в день ходит автобус из Многоречья до Аромата или Бахчисарая, — продолжал Андрей. — А скоро, говорят, пустят кольцевой троллейбус от Многоречья до северного входа в парк, в Синапском, — он указал рукой в сторону севера.

Дорога вилась серпантином, то ныряя в прохладную тень леса, то вырываясь на залитые солнцем поляны. Она тянулась вдоль небольшой горной реки Бельбек. Кайли зачарованно смотрела на бурлящий поток, пробивающий себе путь среди камней. Кристально чистая вода обнажала пестрое дно, усыпанное разноцветными камешками. Временами река расширялась, образуя небольшие заводи, в которых отражалось безоблачное голубое небо.

Неожиданно, со стороны Кайли, возникли заборы, увенчанные колючей проволокой. Указатель с надписью «Биогенетический центр» указывал налево. Невдалеке высилось огромное белое здание из стали и стекла, одиноко возвышавшееся посреди поля. Подъезда к нему не было. Вокруг — все тот же забор с колючей проволокой и устрашающие плакаты: «Высокое напряжение. Опасно для жизни». У шлагбаума застыли военные.

— Что это? — не сдержала любопытства Кайли.

— Это биогенетический центр… — уклончиво пояснил Андрей.

Кайли поежилась. Атмосфера внезапно сгустилась, наполнившись ощущением тревоги. Яркое солнце уже не казалось таким приветливым, а шум реки — умиротворяющим. Даже воздух будто стал тяжелее, пропитанный необъяснимой опасностью.

— Там разрабатывают новые виды растений и животных, — продолжил Андрей, стараясь говорить непринужденно. — Ну, для парка, наверное.

— Здесь реализуют полный биогенетический цикл? — с сомнением кивнул Генри.

Кайли не поверила. Слишком уж мрачным и секретным выглядело это место. Военные у шлагбаума, колючая проволока, предупреждающие знаки — все это свидетельствовало о чем-то гораздо более серьезном, чем просто научные исследования. По спине пробежал неприятный холодок. В памяти всплыл любимый с детства «Парк Юрского периода», где алчный сотрудник похитил эмбрионы динозавров. «Попробуй здесь похить, — подумала она. — У русских все, как всегда: четко и по-военному».

Машина проехала мимо, оставив за собой лишь облако пыли. Кайли не отрываясь смотрела назад, пока белое здание не исчезло из виду за поворотом дороги. В голове роились вопросы, на которые никто не спешил отвечать. Вскоре, однако, перед ней возникла огромная стена из бетонных блоков, обвитая сверху колючей проволокой. Забор, казалось, вздымался ввысь на высоту многоэтажного дома. Колючая проволока была натянута не только вертикально, но и горизонтально, словно стремясь отгородить не только землю, но и часть неба. То и дело мелькали таблички: «Высокое напряжение. Опасно для жизни». Кайли невольно вздрогнула, прижавшись к спинке сиденья. Зрелище было удручающим, словно кто-то пытался отгородиться от всего мира, воздвигнув неприступную крепость, еще более мощную, чем биогенетический центр. Это напоминало гигантский военный полигон, закрытый для посторонних глаз.

— Что это? — негромко спросила она, стараясь скрыть тревогу в голосе.

— Вот он… Мезозойский парк… — улыбнулась Саша.

Кайли перевела взгляд на Сашу, пытаясь понять, что скрывается за ее улыбкой. Мезозойский парк, судя по всему, начинался сразу за этим устрашающим забором. Контраст был поразительным: с одной стороны — мрачная крепость, излучающая опасность, с другой — предвкушение чуда и возвращение в эпоху динозавров.

— А что я тебе говорил, — фыркнул Генри. — Тут тебе не «Парк Юрского периода». У русских не вырвешься.

Кайли почувствовала себя словно Алиса, попавшая в Зазеркалье, где реальность переплелась с фантасмагорией. С одной стороны — колючая проволока, напряжение и секретность, с другой — обещание приключений в мире динозавров. Невольно возникал вопрос: что скрывается за этой непроницаемой стеной? И насколько безопасно все, что происходит в Мезозойском парке, если его охраняют с такой тщательностью. «Какие тут аттракционы… Это настоящая военная часть…» — подумала женщина.

Автомобиль въехал в село Счастливое, где указатель зазывно манил в «Мезозойский парк. Палеонтологический музей». С южной стороны, за частоколом заборов, клокотала стройка — экскаваторы, словно пробудившиеся мамонты, рыли землю. Кайли с любопытством следила за их неуклюжей, но мощной грацией.

— Здесь возводят лекционный центр, — пояснил Андрей, кивнув в сторону стройки. — А дальше — гостиничный комплекс.

— Я мечтаю следующим летом быть здесь экскурсоводом! — мечтательно вздохнула Саша.

Кайли не отрываясь смотрела в окно. Машина уверенно двигалась вперед, а над дорогой по-прежнему нависала непроницаемая белая стена Мезозойского парка, словно укрывающая в себе древние тайны. Но, не доезжая до заветной цели, автомобиль вдруг резко свернул на юг и помчался по указателю «Многоречье». Счастливое осталось позади, и пейзаж преобразился: поля, расцвеченные калейдоскопом полевых цветов, сменились прохладными буковыми и сосновыми рощами. Подавив вздох разочарования, Кайли не отрывала взгляда от дороги. Глухая белая стена, опоясанная колючей проволокой под напряжением, продолжала тянуться вдоль пути, отрезая Мезозойский парк от остального мира.

— Там остался Малый каньон… — тихо произнес Андрей, указав на стену. Кайли не могла понять, что звучало в его голосе — горечь или разочарование.

— Зато теперь там живут динозавры! — счастливо улыбнулась Саша. — Динозавры — в Малом каньоне!

— Вам жалко каньон? — Генри с интересом посмотрел на Андрея.

Андрей отвернулся к окну, избегая ответа. Тишину нарушал лишь монотонный гул мотора и шуршание шин по асфальту. Кайли почувствовала, что за этой недосказанностью скрывается нечто большее, чем просто сожаление об утраченном пейзаже. Ей захотелось расспросить Андрея, но взгляд Саши, полный детского восторга от перспективы встречи с динозаврами, остановил ее.

Дорога вилась серпантином, ныряя в низину, где в дымке утреннего тумана проступали крыши села Многоречье. Вскоре автомобиль въехал в Многоречье — небольшой поселок, утопающий в объятиях живописных холмов. Дома прятались в зелени разросшихся садов, а над ними, словно устремляясь в небо, возвышались остроконечные шпили старинной церкви. Здесь царила умиротворяющая тишина, словно само время замедлило свой бег. Однако и здесь, к удивлению Кайли, возвышались подъемные краны и работали экскаваторы, возводя корпуса «Мэриотт» и других строений. На фоне этого пейзажа электронное табло автобусной остановки с ожидающими людьми казалось инородным телом, привнося в устоявшийся уклад жизни отголоски современности.

— Прошу внимания! — Саша сверкнула голубыми глазами. — Сейчас мы разместим вас в гостинице «Затерянный мир». Вы можете заселяться сразу. На ресепшене вас ожидают две папки с программами. Наши телефоны указаны там же. Желаю приятного отдыха! — добавила она.

* * *

Кайли приняла ключ от номера и, бросив чемодан, тут же упорхнула на улицу, словно птица, вырвавшаяся из клетки. Сердце ее трепетало в предвкушении — ей не терпелось вдохнуть пряный воздух Многоречья, ощутить его неповторимую ауру. Село оказалось еще более пленительным, чем представлялось из окна машины. Узкие улочки, словно нити лабиринта, вились между домами, утопающими в изумрудной зелени винограда и ярких красках цветов. Вечерний воздух был настоян на ароматах кипарисов и сосен, а в нем, казалось, звучала тихая мелодия вечности. Местные жители, словно сошедшие со старинных полотен, неспешно занимались своими делами, обмениваясь приветствиями и улыбками, будто время здесь застыло в благословенном покое.

Совершив пару кругов по окрестностям гостиницы, Кайли решила вернуться. Генри ждал ее в ресторане отеля на ужин, и к тому же, ее познания в русском языке ограничивались лишь скудным набором из «да», «нет» и «спасибо». Искушать судьбу, оказавшись в затруднительной ситуации, не стоило. Поднявшись в номер, Кайли быстро переоделась в легкое платье, выгодно подчеркивающее золотистый оттенок ее загара, и спустилась в ресторан. Генри уже ждал ее за столиком на террасе, откуда открывался вид на тихий внутренний дворик, словно сошедший со страниц сказки.

— Смотри, — Генри протянул ей расписание, — завтра у нас экскурсия в биогенетический центр, обед и палеонтологический музей. Послезавтра — целый день в Мезозойском парке.

Кайли улыбнулась, чувствуя, как волнение от предстоящих приключений наполняет ее. Она с предвкушением взглянула на Генри, разделявшего ее страсть к науке и открытиям.

— Потом — обмен мнениями с русскими коллегами и экскурсия в Севастополь или Алупку на выбор. Что предпочтешь? — спросил Генри, машинально отодвигая перечницу.

Кайли задумалась, прикусив губу. Севастополь вставал в ее воображении городом-героем, овеянным славой былых сражений, а Алупка манила экзотической архитектурой и таинственным Воронцовским дворцом. "Пожалуй, Алупку, — решила она. — Мне всегда хотелось увидеть этот дворец".

— Отлично. Тогда закажем Алупку. Это будет прекрасным завершением визита в Мезозойский парк. Только чур, не бездельничать там, как сегодня в машине, — шутливо погрозил ей пальцем Генри.

— Можно подумать, мы работали, — фыркнула Кайли.

— Представь себе, да. И немало узнал, наблюдая.

— Ну и что же ты великого узнал? — с притворной усталостью вздохнула она.

— Многое, — невозмутимо ответил Генри. — Что русский Мезозойский парк так и останется лишь подобием небольшого зоопарка. Для его развития у русских нет ни подходящего климата, ни генетического материала, ни квалифицированных палеонтологов. Скорее, это полигон для испытаний и лаборатория для будущих парков.

Кайли задумалась, слушая его рассуждения. Ей, очарованной красотой крымских гор, такие прагматичные мысли и в голову не приходили.

— Посуди сама: они еле-еле нашли для него место в южном Крыму, да и то — с зимними вольерами. На Кавказе у них нет подходящих водоемов. Генетического материала почти нет: значит, собирали с миру по нитке, скупали, что плохо лежит.

— Значит, в основном, это контрабанда и кости, собранные по всему свету, — заключила Кайли, нахмурив брови. — Не слишком-то перспективно.

К их столику подошел официант, приветливо улыбаясь. "Что будете заказывать?" — спросил он по-русски. Генри, не моргнув глазом, ответил на русском языке, хотя и с едва заметным акцентом: "Нам, пожалуйста, два салата "Цезарь", стейк средней прожарки и бутылку местного красного вина." Кайли удивленно вскинула брови. Она и не подозревала, что Генри так хорошо владеет русским.

Когда официант удалился, Кайли не удержалась от вопроса:

— Ты говоришь по-русски? Почему ты мне раньше не сказал?

Генри улыбнулся в ответ:

— Хотел сделать тебе сюрприз. И потом, мне было интересно наблюдать за твоими попытками объясниться жестами.

— Ну а что насчет специалистов? Неужели все так плохо? — вернулась Кайли к теме разговора.

— Ты слушала Сашу? У них нет факультетов палеонтологии. Да, ящеров сделали генетики, и они у русских, похоже, творят чудеса. Но на одних генетиках Мезозойский парк не вытащишь.

— А почему? — спросила Кайли.

— А потому, что ящеры — это не котята, которых можно кормить из соски. Это сложные, древние существа, чьи потребности и поведение нам еще предстоит изучить. Нужны специалисты по их содержанию, ветеринары, понимающие специфику доисторических животных, биологи, знающие их экосистему. Всего этого у русских нет, а учиться придется на ходу, методом проб и ошибок, что для такого проекта чревато большими проблемами.

Кайли прикусила губу. Генри был прав. Ей, очарованной романтикой открытия, не приходило в голову, сколько сложностей скрывается за фасадом Мезозойского парка.

— Значит… — посмотрела она на видневшиеся неподалёку силуэты гор, поросших дремучим лесом.

— Значит, им придется приглашать иностранных специалистов, только и всего. Я читал интервью нашего профессора Чарльза Блэкуэлла: у Фалиной отличные контакты в Голландии. Смекаешь?

— Значит, голландцы, — протянула Кайли, осмысливая услышанное. — И что это значит для нас?

Генри пожал плечами.

— Конкуренция, Кайли. Фалина и Сидоров не дураки, они прекрасно понимают, что без опыта западных коллег им не обойтись. А голландцы — одни из лучших в мире по части содержания экзотических животных, да и научная база у них на высоте. Если они подключатся к проекту, это серьезно изменит расклад сил.

Официант поставил на стол бутылку и разлил вино. Кайли отпила глоток, ощущая, как терпкий вкус согревает ее изнутри. Слова Генри заставили ее взглянуть на ситуацию под другим углом. Она привыкла воспринимать научные открытия как нечто романтичное и волшебное, но теперь понимала, что за каждым прорывом стоит кропотливая работа, конкуренция и политические игры.

— Значит, нам нужно действовать быстрее, — решительно произнесла Кайли. — Если голландцы войдут в проект…

— …Они получат доступ к живым динозаврам и их эмбрионам, — закончил Генри. — И система Фалиной — полный биогенетический цикл — им будет не нужна. Европейский Союз построит такой Мезозойский парк, что… — он развёл руками. — Например, на Азорских островах, где сохранились реликтовые леса юрского периода.

Кайли нахмурилась. Перспектива голландского доминирования в палеонтологической сфере ее явно не прельщала. Она слишком долго шла к этой цели, чтобы позволить конкурентам перехватить инициативу.

— Нужно понять, насколько далеко зашли переговоры с голландцами, — проговорила она, задумчиво глядя вдаль.

— Но есть и другая сторона медали, — Генри принялся за салат. — Рано или поздно русским придётся поделиться с какой-то страной и эмбрионами динозавров, и системой Фалиной. Сейчас в мире развернется кампания, что самые чудесные животные на свете — достояние человечества. Нельзя, чтобы они жили в одной точке Земли. Случись что… Второго Мезозойского парка у русских нет.

— Но у них есть Фалина, — парировала Кайли.

— Бедой русских всегда был догоняющий характер их науки, — назидательно заметил Генри. — Они гордятся местными учёными, о которых, честно говоря, мало кто в мире слышал. Вот ты знаешь, что Периодический закон в химии открыл не Одлинг, а некий Менделеев?

— Что? — изумилась Кайли.

— Да, какой-то их местный гений. Бог даровал русским Фалину: ее уравнения уже вписаны в мировую генетику, как законы Менделя. Но одна Фалина не перебьет эту вековую систему. И ей вскоре придется открыть миру свою систему, чтобы получить третью Нобелевскую.

— А если…

— Но рано или поздно ее систему скопируют, украдут, выкупят. И тогда другая страна построит парк, который превзойдет русский. И система окажется не Фалиной, а какого-то западного учёного. Русским надо спешить.

— А если мы предложим Фалиной сотрудничество? — заметила Кайли, принимаясь за стейк.

— Да и в команде у них не все ладно, — Генри знаком попросил поперчить стейк. — Сидоров — мой старый приятель, он всегда хотел сотрудничать с нами, американцами, а вот Катя Фалина, похоже, европейская девушка, катается по Амстердаму на велосипеде. Смекаешь?

Кайли отвернулась, чтобы лучше рассмотреть Крымские горы. Они молчаливо возвышались над ними, храня в себе тайны прошлого и, возможно, ключи к будущему. Она чувствовала, как азарт и беспокойство смешиваются в ее душе.

— Фалина играет на стороне европейцев? — наконец выдавила она.

— Сидоров хочет сближения с нами, а Фалина с Европейским Союзом, — заметил Генри, словно это было что-то само собой разумеющееся. — Но у нас есть шансы. Заметь, Фалина не директор ни биогенетического центра, ни Мезозойского парка. Она лишь научный консультант.

— Она же боится бухгалтерии…

— Ты веришь в эту чушь? — Генри быстро отрезал кусок стейка. — Русские понимают, что делиться открытиями придётся. Но не всем по душе европейский вариант Фалиной.

Кайли медленно жевала стейк, обдумывая слова Генри. Картина вырисовывалась сложная и многогранная. С одной стороны — уникальный шанс прикоснуться к невероятному открытию, с другой — жесткая конкуренция, политические интриги и необходимость действовать быстро и решительно. Она чувствовала себя участницей шахматной партии, где на кону стояло нечто большее, чем просто научный престиж.

— Значит, нам нужно найти подход к Сидорову, — проговорила Кайли, откладывая нож и вилку. — Убедить его, что сотрудничество с нами будет более выгодным и перспективным.

Генри кивнул, одобряя ее мысль. — Сидоров прагматик, его можно купить. Главное — предложить ему то, что не смогут голландцы. Ну и не забудь о третьем игроке — директоре биогенетического центра Кострове.

Кайли откинулась на спинку стула, глядя на Генри с едва заметной улыбкой. "Купить Сидорова? Звучит как план. Но что мы можем предложить, чего не смогут голландцы? Деньги? Славу? Или что-то еще более ценное?"

Генри усмехнулся. "Сидорову нужны гарантии. Гарантии, что его имя войдет в историю палеонтологии, гарантии, что его вклад будет оценен по достоинству. Голландцы предложат ему лишь роль консультанта, а мы можем сделать его соавтором." Он сделал паузу, поднеся бокал к губам. "Мы предложим ему место в нашей команде, возможность работать над созданием Мезозойского парка в Америке. Это шанс для него оставить свой след в мировой науке."

— Ну а с него что?

— А с него — система Фалиной, — пожал плечами Генри, наполняя бокал вином.