Пламя и кровь (джен)

Десять лет, разделяющие Горький Праздник и смерть короля Визериса, вошли в историю как «Зелёное десятилетие». Но кто такие были эти зелёные, и почему они — партия, связанная с Хайтауэрами, чьими цветами всегда были белый, серебро и жёлтый, — получили это название?

На последний вопрос ответить легче всего: потому, что на личном гербе Отто Хайтауэра пламя на маяке было зелёным, в память о его любимой мачехе леди Алис Гринфилд. Остальное же требует более подробного ответа.

Зелёный десница

Отто Хайтауэр, человек без чинов и титулов, родился бастардом младшего лорда Хайтауэра и принцессы Сейры Таргариен, и до двадцати пяти лет носил фамилию Тауэрс. Мать свою он, по меткому выражению леди Алис, последний раз видел, когда она его выродила; отец, принуждённый признать бастарда прямым королевским указом, предпочитал и законных-то своих детей не замечать.

Но против ожидания, мальчика заметила и взяла под крыло его мачеха, леди Алис Гринфилд — суровая женщина с волосами цвета сухой травы и носом хищной птицы. Леди Алис любила детей, и в маленьком Отто увидела не бастарда, а сироту, нуждающегося в заботе. Доброты её он не забыл, и не только поместил её цвета на свой личный герб, унаследованный его дочерью и внуками, но до самой её смерти неукоснительно каждую неделю писал ей письма. Некоторые из них дошли до нас, например такое:

Извещаю вас, сударыня матушка, что ваша невестка Эллин произвела на свет девочку, рыжую, как она сама, и столь же улыбчивую, однако лицом, если верить всем нашим знакомым, больше похожую на меня. Невольно я искал в её чертах сходства с вами, сударыня матушка; и только смею надеяться, что если ей не дано этого, она возьмёт у вас вашу мудрость, рассудительность и доброе сердце.

Девочку назвали Алисента — в честь бабушки и святой Реннисент, в день которой она появилась на свет.

Эллин, упомянутая в письме — любимая бабушка зелёных принцев леди Эллин Рейн, урождённая Эллин Хилл: огненно-рыжая, толстенькая и смешливая, совершенно не похожая на своего строгого, рассудительного супруга, она была известна в столице как Эллин Большой Кошель — поскольку всякий раз, выходя в город, привешивала к поясу большой кошель с мелкими монетами для милостыни.

Леди Эллин даже стала героиней баллады, когда один невезучий воришка срезал у неё этот самый кошель. Выросшая отнюдь не среди цветов и поэзии, Эллин поймала его за руку, да так эту руку и вывихнула — после чего выдала бедолаге медную звезду и велела убираться с глаз долой, чем, конечно, восхитила падкую на широкие жесты толпу.

В 120 году она вместе с супругом вернулась в столицу и была встречена массовым ликованием, однако прожила недолго: вскоре после свадьбы и незадолго до изгнания принца Деймона её нашли мёртвой. По словам мейстера Меллоса, причиной был удар. Отто оплакал её смерть — его видели рыдающим в Портовой Септе — и продолжил работать, как продолжал до самой своей трагической гибели.

В сущности, именно в этом — в работе, неустанной и неблагодарной — пожалуй, и был весь его характер. Он не умел отдыхать; даже играя с детьми, а после внуками (что он очень любил), он как правило параллельно разбирал текущие дела или обдумывал будущие приказы. И работа эта была бескорыстна; даже неукротимое честолюбие Отто касалось больше нужд его детей и внуков — для себя он не желал ничего, кроме их любви и уважения… и ещё большего количества работы.

Неудивительно, что именно этот человек стал страшнейшим врагом принца Деймона и Рейниры, для которых было чуждо и ненавистно самое слово «работа».

Зелёный претендент

И основным объектов трудов Отто Хайтауэра стал его старший внук, Эйгон, помазанный в Святую Веру с именем Эдмонд и известный дома как Эд.

В 121 году ему было шестнадцать лет; это был высокий, крепкого телосложения юноша, уже проявивший некоторую склонность к полноте и казавшийся ещё более полным от того, что часто носил цвета своей матери — светло-серый, белый и зелёный. Волосы он завивал и часто подкрашивал тирошийскими красками, так что кончики их казались бледно-розовыми, голубыми или бледно-зелёными, и по валирийскому обычаю проколол уши в тот день, когда укротил собственного дракона — Солнышко, считавшегося красивейшим драконом того поколения.

Если говорить о его талантах, то он был крепкой посредственностью во всём, кроме полётов и всего, связанного с уходом за драконами. Связь его с Солнышком была такова, что они свободно беседовали; говорили даже, что он, первый со времён легендарного Мейлора, познал таинства драконьей любви.

В остальном он был довольно усидчив, достаточно умён и знал, как держать в руках меч — хотя, пользуясь своим ростом и весом, предпочитал кистень или булаву.

После своего дракона, он более всего был привязан к брату и сестре, с которыми, вопреки усилиям матери, всегда спал в одной комнате и в одной постели — и был, наверное, единственным, кто с облегчением вздохнул, узнав о скандальной свадьбе Рейниры, ведь она означала, что ему не придётся ради неё оставить ненаглядную семью. Другого брата, Дейрона, он любил несколько свысока; тот отвечал ему преданностью и часто в шутку звал «папенькой».

Таков был человек, на которого, как на карту, семейство Хайтауэр поставило будущее своего дома.

Зелёная дева

Ставка была сделана в форме брака, связавшего Эйгона и его сестру на год младше, Хелейну, помазанную с именем Эллин и известную дома как Хелли.

Этим браком Хайтауэры заявляли, что отказываются от второго места — отказываются от возможной помолвки с Кассандрой Баратеон, отказываются от возможного союза с Веларионами через Хелейну, на котором, даже после своей скандальной свадьбы, настаивала Рейнира.

Они истинные драконы, ничем не хуже язычников с Камня. И они взойдут на Трон.

История сохранила мнение Хелейны об этом решении её семьи — как и все Хайтауэры, она писала крайне много писем, в том числе очень часто — леди Марле Гринфилд, своей дальней родственнице и подруге детства. Вот как она пишет о предстоящем браке.

И должна тебя уведомить, дорогая Мэри, что меня вскоре ждёт брачное ложе. Совсем не то, которое мне прочила сестрица Рейнира — с её чернобрысым бастардом. Даже подумать страшно и мерзко о том, что его руки могли бы меня коснуться! Нет; меня ждёт лучшая из возможных участей: я стану женой Эдди! Наверное, милая Мэри, мне следует быть без ума от счастья; какая-то часть меня и есть без ума, и эта часть, будь уверена, сейчас прыгает по богороще и носится кругами, сама не своя; но помимо неё есть другая, умная часть — та часть, которая во мне схожа с дедулей — и эта часть не может спать не от счастья, а от страха. Ведь, милая Мэри, ты понимаешь, как никто другой понимаешь, что наш брак — это вызов ИМ и их банде. Если Эдди женится на мне, то это значит, что он не будет искать себе богатую жену и спокойную жизнь — а это, в свой черёд, значит, что он станет королём. И если бы ты знала, Мэри, как я хочу видеть его королём, моего Эдди! Никто так, как я, не знает, сколько он трудится — он, который хотел бы только летать в небесах, пьяный и с грудастой девицей под мышкой! Не удивляйся такой откровенности; мне ведомы его вкусы. Но я знаю и другое: если я велю ему оставить всех других женщин, он это сделает, потому что он — мой брат и любит меня.

Пожалуй, это письмо достаточно даёт понять, что за человеком была Хелейна — известная в ту пору как Зелёная Дева. Ещё не располневшая, как это случится после родов, она была похожа на брата и ничуть не похожа на других женщин Таргариенов — тоже высокая, с крупной, тяжёлой грудью и тонкой талией, переходившей в широкие бёдра. Она часто улыбалась, и после смерти своей бабки унаследовала и её кошель, и её знаменитую привычку.

Порой, как говорили, она вместе с братом покидала дворец, чтобы неузнанной бродить по трущобам Блошиного Конца — и многие добрые перемены, случившиеся в пору Зелёного Десятилетия, местные обитатели приписывали именно её влиянию.

Однако она была не только добросердечной благотворительницей с политическими амбициями; не стоит забывать, что ей покорилась Огнегрёза — дракон властной и неукротимой принцессы Рейны.

Зелёный гений

Третьим ребёнком Алисенты и Визериса был Эймонд, помазанный с именем Аддам, в семье же обычно именуемый Недом. Самое его имя Алисента считала оскорблением — ведь Визерис пожелал назвать сына не только в честь буйного брата, но и в честь покойной первой жены, чей образ всё больше вытеснял из его сердца живую.

Он был на три года младше Эйгона и на нём завершилась медовая пора брака его родителей — вскоре после его рождения размолвка начала следовать за размолвкой, пока, наконец, Визерис не был изгнан с ложа Алисенты на долгие восемь лет.

Эймонд, в чём сходились все, включая самого Эйгона, в разы превосходил старшего брата во всём, кроме искусства полёта и постели. Он был неутомим в учёбе, неостановим на тренировочном поле, его острый ум позволял ему уже в двенадцать лет давать деду советы, которые тот находил по-настоящему ценными. Наконец, в те самые двенадцать лет он смог подчинить себе не просто дракона, а саму Вхагар — последнюю из троицы завоевателей, легендарную и могущественную.

Но, в отличие от многих гениев, Эймонд не был одинок. Хотя его детство не было простым и было отравлено ссорами родителей, частым отсутствием матери и равнодушием прислуги — как, впрочем, и детство его брата с сестрой — он никогда не оставался один. Рядом всегда были Эйгон и Хелейна; может быть, даже слишком рядом, потому что Эймонд не мыслил себя отдельно от них.

В двенадцать лет его история ещё только начиналась, а потому мы позже к нему ещё вернёмся. Пока что это был нервный, талантливый мальчик, который пошёл покорять Вхагар просто потому, что брат в шутку сказал ему, что никто не сможет просто так её оседлать. Пока что это был напуганный ребёнок, которого принц Деймон приволок в одно из любимых заведений и заставил одну из шлюх «сделать его мужчиной». Ребёнок, который потом ревел в свою невольную насильницу, выкупил её за карманные деньги и пристроил служанкой в королевский дворец.

Сложный, гениальный, слишком неодинокий ребёнок, наутро после свадьбы, когда Хелейна и Эйгон ещё нежились в постели — оба любили поспать подольше — явившийся к ним полностью одетым и принесший клятву верности своему королю и своей королеве. А после — разделивший с ними радости супружества.

Младший сын

Последним ребёнком королевы Алисенты был Дейрон, он же Демиен, он же Малыш Ди.

Зачатый поздно, аж в 115 году, в наивной попытке примирения со стороны короля, понимавшего, как он обидел жену браком Лейнора и Рейниры, Дейрон всегда был немного наособицу рядом с братьями и сестрой — слишком сильно старше они были.

Он даже звал их «папами» и «мамой», чем невероятно умилял Алисенту.

В год свадьбы брата ему было шесть лет. Он был очаровательным ребёнком с необычным и очень красивым цветом волос: одна их половина была, как у матери и бабки, огненно-рыжей, а другая — серебряной, как у отца. Огромные карие глаза смотрели на мир наивно и доверчиво, и никому так не шло серебряное с изумрудными застёжками платьице, как ему.

Все, кто видел детский портрет Дейрона, написанный как раз по случаю свадьбы принца Эйгона, сходились на том, что в очаровательности с ним мог сравниться только портрет Эйгора Риверса в том же нежном возрасте.

В отличие от старших, он всегда был окружён любовью; мать, братья, сестра, дед, бабка, пока она была жива, братья и сёстры матери — все спешили выплеснуть на него свою нежность. Даже отец, достаточно равнодушный к своим поздним детям, уделял ему время и рассказывал о чудесах Древней Валирии.

Он рос, как нежный, яркий цветок — и как бывает с цветами, ему был сужден недолгий век.

Зелёное правление

И этому-то семейству предстояло пройти десять лет Зелёного Правления — времени, когда король Визерис почти совсем удалился от дел, предавшись разврату и бесконечному, натужному веселью, а королева Алисента и её отец пытались восстановить то, что, в своём верноподданическом рвении, разрушил лорд Лионель.

Снова дети — которых теперь считали взрослыми — остались почти без матери и совсем без отца, без иной опоры, кроме них самих. Они любили друг друга, как умели — а умели они очень своеобразно. Всё, что у них оставалось после друг друга, они отдавали детям и младшему брату, которого тоже числили среди детей.

Постепенно уже и старшие дети становились частью Зелёного Правления. Они ездили по стране с посланиями от деда и матери, сопровождали короля в любимые им Туры, которых он не прекращал до самой смерти, участвовали в совещаниях. Эйгон заводил мимолётных любовниц, становившихся ему добрыми подругами; Эймонд впечатлял стариков своими суждениями; Хелейна очаровывала народ своей добротой.

Скоро стало ясно, что в любом теоретическом вопросе лучше разбирается Эймонд, практические советы Хелейны всегда точны, а Эйгон, пусть и не так умён, несравненен по части того, что наши современники зовут пиаром, а наши предки звали «пустить пыль в глаза».

Казалось, ничто не может поколебать ровного хода ладьи Хайтауэров вперёд к Трону — но, как это всегда бывало, Рейнира и Деймон ухитрились.