Уве (джен)

Заря возвещала о начале восьмого дня тысяча сто восемьдесят первого года. Уве с серебряным медальоном на шее поднялся по лестнице в восточном крыле замка и уверенно шагал по холодному коридору в свете факелов; его шаги отдавались в морозном воздухе гулким эхом. Под выбитыми при обстрелах из требушетов узкими окнами лежали снежные наносы, которые давно уже никто не убирал, но крепость и её немногочисленные защитники всё ещё держались.

Уве стал хранителем Хеймхолла, последнего рубежа обороны, два года назад, после серьёзной ссоры с Артарой, и с тех пор связывался с ней лишь через послания и исключительно по делу. Чтобы сообщить о запасах каменного угля, провизии и оружия перед осадой, о количестве горожан, укрывшихся от армии самого императора Эстамора в стенах крепости, о нашествии крыс, о голоде, о потерях…

Артара, в свою очередь, свирепствовала в окрестностях столицы, став ночным кошмаром любого фьерьенского солдата. Она как свои пять пальцев знала родные земли, днём умело пряталась в лабиринте заброшенных шахт вместе с сотней самых толковых и озлобленных конных воинов, а под покровом темноты устраивала дерзкие налёты на врага. Подрывала укрепления и осадные машины, предавала огню склады, конюшни и оружейные мастерские, отравляла колодцы, сбрасывая разлагающиеся трупы в них, грабила обозы, не щадила никого и не брала пленных. Отвлекала на себя внимание, помогая выводить мирных жителей из Хеймхолла, и передавала туда скудные припасы через тайные туннели, пока эти туннели не засыпали, а саму королеву с небольшим отрядом уцелевших всадников, наконец, не загнали в замок в начале весны.

Поговаривали, что при отступлении она собственной рукой добила раненого Шторма, и с тех пор прожигала всё свободное время в своих покоях либо на крепостной стене, вырезая пугающе одинаковых птичек из дерева и кости. Если это и было правдой, то лишь отчасти: Артара увлеклась резьбой под руководством Уве сильно раньше, когда не дал результата ни один известный ему ритуал по изгнанию призраков, чтобы не отвлекаться на навязчивые видения, когда нужно сосредоточиться и подумать.

И с ней Уве должен был встретиться лицом к лицу, впервые за два года. Он торопился — времени почти не оставалось. Времени, чтобы предотвратить непоправимое.

— Беор? Королева не ждёт тебя.

Его путь преградили два стражника, охраняющие покои хозяйки замка. В одном из них Уве признал патлатого рыжего Галку с неизменным луком за спиной, в другом — бородатого Барена. Оба выглядели исхудавшими и ободранными. Конечно, незаменимых людей не бывает — после ссоры со старым Уве Артара нашла себе новых цепных псов.

— Хочешь защитить её — дай пройти!

— По какому делу? — устало спросил Галка.

— По такому, о котором вы оба струсили сказать ей в глаза, — не церемонясь, Уве голой рукой оттолкнул острие меча Галки, направленное ему в грудь. — Эстамор её поимеет.

— Спокойно. Она знает, что делает, — заступился за друга Барен.

— Сильно в этом сомневаюсь, — прорычал в ответ Уве, угрожающе нависнув над низкорослым по его меркам воином.

Между не желающими враждовать, но готовыми сцепиться мужчинами повисло тяжёлое молчание. Его прервал приглушённый женский голос, донёсшийся из-за двери: «Пропустите!». Барен покачал головой и протянул впёред руку, требуя сдать оружие. Уве достал из-за пояса боевой топорик, отстегнул меч в ножнах и передал их стражнику, уже намереваясь пройти.

— Будь осторожен. Как увидишь, что сквозь тебя смотрит — лучше подальше отойди, — прошептал Галка, прихватив Уве за плечо на секунду. — Она… стала странной.

— Странной она стала года четыре назад, если ты не заметил. Сейчас это немного не то слово, — прошипел в ответ Уве, оттолкнув Галку в сторону, и открыл перед собой тяжёлую, окованную железом и украшенную резьбой в виде цветов дверь.

— Моя королева? — окликнул он Артару, выдохнув клубы пара, и сделал несколько шагов вглубь тёмной комнаты после того, как дверь за ним затворилась.

В очаге королевской спальни, теперь больше походившей на темницу, тлели угли, а за слюдяным окошком занималась заря. Здесь не осталось и следа былой роскоши: куда-то исчезли все гобелены, драпировки, сундуки с платьями, колыбель с балдахином и даже ароматные травы, долгое время остававшиеся нетронутыми в память о матери Артары. Она избавилась от всего этого, чтобы не вспоминать.

— Ну надо же, кто изволил до меня снизойти! Сам хранитель крепости, — донеслось до него из темноты. В интонациях хрипловатого, сорванного когда-то и не восстановившегося полностью голоса королевы появилось много красок, много оттенков, много тонов. Неестественно много. — Не слышала твоего ворчания уже года два наверное, или когда там была битва за Белый Город…

Глаза Уве медленно привыкали к полумраку, и он увидел её — женщину, сидящую спиной к нему на краю застеленной звериными шкурами широкой кровати. Она натягивала сапоги на обмотанные онучами ноги. Рядом с ней были разложены части её старого доспеха, но сама кровать выглядела нетронутой. Этой ночью Артара не спала, как и все обитатели осаждённого замка.

— Битва за Город Висельников, — поправил её Уве, подходя ближе, мимо разложенных на полу стопок книг и заваленного каким-то хламом большого письменного стола. — После твоей выходки это место называют только так.

— …сказал человек, после выходки которого лет тридцать назад городишко Къярвлик⁽¹⁾ превратился в Тэн Тартум⁽²⁾… — Артара взяла поножи и снова наклонилась к ногам. Уве крепко сжал челюсти. Правду о его прошлом не знал никто кроме неё. — Скажи, ты жалеешь о расправе над людьми, которые отняли у тебя самое дорогое?

— Нет.

— И в чём же тогда разница между нами?

— В том, что ты казнила даже тех, кто сложил оружие и сдался на твою милость. Мало кто из них был действительно виновен в случившемся с Эрзалем. Они даже не знали, как он выглядит и где ты его…

— Мне плевать, — обыденно, без тени сомнения, раскаяния или злобы оборвала его Артара, тихо бренча застежками. — Я одного за другим похоронила четырёх своих детей и, чувствую, пятого живым не увижу тоже — про Вивьир давно нет вестей, что-то случилось с ней. Галка потерял сестру. Барен остался без матери. Белый Город, наш священный город, сожжён и осквернён кровью… Мне следовало простить преступления захватчиков только за то, что они напустили в штаны, оказавшись в меньшинстве? Забыть? Ха, может, ещё пригласить их на тризну? — язвительно спросила она. — Скорее всего, мы с тобой разговариваем в последний раз. Хочешь снова поругаться из-за этого корма для воронья, или у тебя есть ко мне дело посерьёзнее?

— Есть, — скрестив на груди руки, Уве встал прямо за спиной у Артары. — Ты совершила ошибку, приняв вызов на поединок. Откажись от него.

— С чего бы?

— С того, что решить исход боя или тем более войны поединком всегда предлагает слабая сторона конфликта. Сторона, которая не может победить обычными способами. А Эстамор может. Я удивлён, что тебя не насторожила такая любезность.

— А, ты тоже не понимаешь, почему великий император решил рискнуть неизбежной победой? — закончила с поножами Артара.

— Потому что это ловушка! — не выдержал Уве.

— Нет. Потому что я люблю яблоки, — абсолютно серьёзно ответила Артара и потянулась за кольчугой. Мизинец на её правой руке торчал в сторону всё так же нелепо.

Уве ожидал объяснения или намёка на дурную шутку, но ничего из этого не произошло — королева сосредоточенно занималась приготовлениями к схватке и даже не удосужилась взглянуть на него. Отказываться от поединка она определённо не собиралась.

— Ты в самом деле не слышишь, насколько бессмысленны твои слова?...

— Бессмысленны? — удивлённо переспросила Артара. Червлённая кольчуга тихо брякнула, упав с её узких плеч, и едва заметно блеснула в мягком свете тлеющих углей как чешуя. — В истине всегда есть смысл.

Уве медленно опустился на край кровати неподалёку от Артары и бессильно наблюдал, как она застёгивает жилет из вываренной кожи, не обращая на него никакого внимания и напевая старую колыбельную себе под нос. Только сейчас он заметил под своими ногами защитные руны, криво выцарапанные на каменном полу вокруг кровати. И огромную медвежью голову над камином с торчащей из-под глаза рукоятью охотничьего ножа, который Артара всегда держала при себе во время сна. Слишком высоко, чтобы она могла загнать его туда ударом. Бросок. След от очередного кошмара.

Амулеты, молитвы и ритуалы не помогали ей, потому что никаких призраков, злых или добрых, рядом с ней не было. Источником страшных видений и причиной помутнения рассудка оказалась её собственная, искалеченная войной душа. Она искала спасения, но спасения от этого не существовало.

— Выйдя за ворота, ты подпишешь приговор себе и всем, кто восемь лет проливал за тебя кровь. Я не стану смотреть на это, — обречённо промолвил Уве и уже поднялся, чтобы уходить, когда его внимание привлекло что-то яркое на письменном столе. Что-то, чего здесь быть не должно. Яблоко.

— Мы вместе с Галкой и Бареном каждый день съедали по яблоку, сидя на крепостной стене, — вновь подала голос Артара, когда Уве медленно подошёл к столу, заваленному старыми рукописями о призраках и проклятиях, странными рисунками оскаленных собачьих клыков и множества глаз, деревянной стружкой и абсолютно одинаковыми резными птичками, очень похожими на те, что украшали гребень её матери когда-то. — Неделя за неделей. Когда подошло к концу всё, что осталось от наших лошадей. Когда в ход пошли крысы, сверчки, выброшенные в начале морозов очистки с помойной ямы и похлёбка из сапогов. Ты мог бы грызть яблоки вместе с нами, если б обижался поменьше!

Не веря глазам, Уве взял яблоко и крепко сжал его в руках. Крупное. Плотное. Холодное. С пёстрой шкуркой и светлым пятном на боку — бывшей тенью от яблоневого листа. Такие же росли в сожженном имперцами саду у реки под стенами замка и обычно бывали очень сладкими. В животе у Уве заурчало и немилосердно зарезало. Он поднял непонимающий взгляд на Артару, которая уже завязала на поясе пурпурный кушак и взялась за перчатки и наручи. Значит, у неё всё это время была еда?...

— Откуда? — холодно спросил он.

— …Конечно, у толпы имперских оборванцев под нашими стенами, уставших от бессмысленной войны, болезней и мороза, назрел вопрос: когда же мы, наконец, сожрём друг друга и сдадим крепость, как обещал непобедимый император Эстамор, если у нас так много яблок? — Артара зубами помогала себе затянуть застёжки на наручах. — Полагаю, они задали этот вопрос моему мужу. Вчера ему пришлось дать ответ…

— Откуда?! — повторил Уве, повысив голос.

Артара резко мотнула головой, будто отряхиваясь от упавшего на голову снега. Яблоко на мгновение превратилось в недоношенного новорождённого младенца, мёртвую девочку, но через долю секунды вновь стало обычным яблоком. Уве в ужасе выронил плод, который рассыпался в облако тёмной пыли и бесшумно исчез прежде чем ударился об пол.

— А, прости, в этой комнате воспоминания особенно скверные, — с усилием протёрла слепой глаз Артара. — Сложно поддерживать стабильную иллюзию, когда перед глазами мелькает всякая дрянь.

Уве тяжело дышал, переводя взгляд с неё на свои руки, которые были измазаны в крови всего несколько секунд назад, и обратно.

— Мара-гха…⁽³⁾ — наконец, выдохнул он.

— Мара-гха, — с почти невинной улыбкой обернулась к нему Артара.

Её болезненно-бледное лицо с впалыми щеками, резко очерченными скулами и глубокими тенями в глазницах выглядело измождённым, а седины в волосах стало ещё больше. Уве решил бы, что ей никак не меньше сорока лет, если б не знал, что эта зима — лишь тридцать первая для неё.

— Ты прав, поединок был ошибкой. Но не моей.

— Даже если так… — с трудом подбирая слова после ужасного воспоминания, общего для них обоих, продолжил Уве. — Эстамор — опытный воин и просто сытый мужик с долбаной большой саблей. Он знает твои повадки, его не проведёшь притворной хромотой. Магия запрещена. У тебя нет шансов.

— Может быть, нет. А может, и есть, — тяжело поднялась с кровати Артара и медленно подошла к узкому слюдяному окошку.

На ходу она затянула ремень с прикреплённой к нему косой из чёрных конских волос и кинжалом в ножнах, а затем неторопливо застегнула его на самое первое, пробитое ножом отверстие. От её шагов раздавались гулкие металлические удары как от подкованных лошадиных копыт. КолдархакЛедяные когти (дословный перевод с языка южных племён), ледоступы. Старое-доброе изобретение южных племён, крепление на сапоги из железа, которое помогало без труда пересекать скованные льдом водоёмы и ломать кости врагам.

— Одна птичка напела мне, что Эстамор, как и каждый третий в его теперь уже не шибко великой орде, неважно себя чувствует и выкашливает по кускам собственные легкие. Кое-кто в имперском лагере считает, что он не доживёт до весны. Я бы подождала и проверила, но, кажется, рискую его обскакать.

— Если птичка сказала ложь, открутить ей голову ты не успеешь, — подошёл ближе к Артаре Уве.

За покрытым морозными узорами узким окном виднелись проглядывающие из-под снега обугленные руины столицы и бесконечные ряды палаток сонного имперского лагеря, обнесенного рвом и несколькими рядами частокола. Дым от их костров стелился низко и рвался на клочки. Ветер крепчал.

— А если птичка сказала правду? Только представь: жестокая схватка умирающего от болезни императора с умирающей от голода королевой. Схватка, которая решит исход войны и судьбы их народов на многие годы вперёд! — в предвкушении она потёрла ладони, облачённые в грубые кожаные перчатки с подшитым мизинцем и наручи. — Это станет легендой. Как самое жалкое зрелище в истории реваро-фьерьенских войн, само собой.

Уве энтузиазма Артары не разделял.

— Ты слаба и как женщина можешь выбрать защитника в поединке. Я сочту за честь сразиться от твоего имени, — сказал он и хотел было положить ладонь на рукоять своего меча, который всегда был при нем, но рука ухватилась за воздух. Услышав его слова, Артара скуксилась.

— Не-е-е-ет, нет-нет-нет-нет-нет. Нет, — она отрицательно помотала головой так, будто простого «нет» было недостаточно, и проскользнула мимо Уве. — Я слишком долго шла к этому, чтобы позволить феерично облажаться в решающем бою кому-то другому. Да и кто лучше жены знает, как разозлить и заставить делать глупости её мужа?.. Для тебя есть более важное задание, — она сделала Уве знак рукой, подзывая к себе, а когда он приблизился — достала из ящика стола, на дне которого блеснули серебром три больших медальона, сложенный лист пергамента.

Пергамент был перетянут льняным шнуром и запечатан сургучом с тиснением в виде головы дракона. Под печатью размашистым угловатым почерком была выведена личная подпись Артары и сегодняшняя дата. Несколько рун в имени королевы оказались начертанными зеркально, задом наперёд, хотя ещё полгода назад её послания для Уве отличались исключительной грамотностью. Других опознавательных знаков на пергаменте не было.

— Кому это передать?

— Всем. Сломаешь печать после поединка.

— Завещание? — недоверчиво спросил Уве, прибрав послание за пазуху.

— Вроде того, — сделала неопределённый жест рукой Артара.

— Мне не нравится такой ответ. Я давно знаком с тобой, поэтому хочу заранее знать, что внутри. Дополнение к «Происхождению бранных выражений» или непристойное изображение Его Императорского Величества?

Артара громко рассмеялась, запрокинув голову. Стали заметны кровоточащие десны и многочисленные сколы на ее зубах, а по меньшей мере двух коренных уже не хватало вовсе. Так же, как и у простых воинов под началом Уве, из последних сил оборонявших Хеймхолл. Голод, лишения и болезни не знали пощады.

— Жаль, раньше не догадалась. Славная мысль… — сквозь смех ответила Артара и вытащила из-под ворота тонкую цепочку, на которой были подвешены два кольца: массивное из червлёного серебра, определённо не подходящее ей по размеру, и изящное золотое. Попыталась расстегнуть маленький замочек, но не смогла — мешали грубые перчатки. Уве нахмурился. — Я отрекаюсь от престола. После поединка за главного будешь ты, — она с силой дёрнула рукой, сорвав цепочку со своей шеи.

— ЧТО?! — не поверил ушам Уве. — Нет, найди на эту роль другого!

— Ты хорошо справляешься с управлением крепостью уже два года. Видишь на несколько шагов вперед. Умеешь драться. Люди тебя уважают. Я долго думала об этом, но кандидатуры лучше не нашла, — Артара подошла ближе к очагу, разглядывая лежащие на ладони кольца. — Если имперцы наконец-то избавят меня от проблем с головой — сдашь крепость. Они не удержат такую территорию сами, попросят помощи. Ты предложишь им помощь, станешь наместником. И ударишь, когда придёт время. Такова моя воля.

Уве тяжело вздохнул. Мысль о подчинении захватчикам, убийцам королевской семьи, которая тепло приняла его и которой он верно служил двадцать шесть лет, была отвратительна ему. Но, похоже, другого способа сохранить жизнь обитателям крепости не существовало.

— А если боги окажутся на твоей стороне сегодня? — с надеждой в голосе спросил Уве.

— Всё едино, сломаешь печать. Не понравится — позже найдёшь кого-нибудь достаточно мудрого, чтобы отстроить из оставшейся после меня груды камней под названием Ревар что-нибудь, похожее на королевство, и достаточно безрассудного, чтобы повторить мою клятву. А я уйду, — Артара мечтательно смотрела на тлеющие в очаге угли. — Выкопаю себе землянку в глуши, буду выращивать яблони, плести корзины, ловить рыбу… Что угодно, для чего не нужны мозги.

— Почему?... Люди остались преданы тебе, даже когда твоя власть как регента потеряла силу, и признали тебя своей законной королевой. Ты — их надежда. Ты им нужна.

Артара медленно покачала головой, сжав в руке кольца, которые носила на шее со дня коронации сына — долгих восемь лет.

— Чтобы петь — нужен голос. Чтобы летать — нужны крылья. Чтобы править — нужен разум. А мой разум гниёт заживо, и я ничего не могу с этим сделать, — перешла на шёпот она. — Вижу то, чего нет. Слышу то, чего нет. Снова и снова оказываюсь тех в уголках своего прошлого, которые желаю навсегда выжечь из памяти калёным железом. Каждый день я надеюсь, что хуже уже не будет, но… — её взгляд остекленел, будто она увидела что-то позади искр, золы и углей, а зрачок зрячего глаза несмотря на царившую в комнате темноту сузился до точки. Уве проследил за взглядом Артары, но не нашел, что в очаге могло привлечь её внимание.

Казалось, бесконечно долго ничего не происходило — Артара даже не моргала, глядя в камин. Выждав ещё немного, Уве осторожно положил руку ей на плечо, чтобы помочь освободиться от неприятных мыслей, как раньше. Она вздрогнула. Но вместо того, чтобы прийти в себя, оскалилась и выхватила из-за пояса кинжал.

Удар!

В сторону полетел клок с медвежьей шкуры, которую носил на плечах Уве. Он едва успел увернуться. Схватил приставленный к столу Пакс в ножнах. Отбил вторую атаку им.

С грохотом опрокинулся табурет — Артара лягнула его ледоступом, метя в колено Уве. Считать её удары слабыми было бы непростительной ошибкой. Она била быстро и метко, на поражение, не оставляя Уве времени выхватить меч из ножен, и, в отличие от него, была почти в полном боевом облачении. Преимущество оказалось не на его стороне.

— Артара! Саркха!⁽⁴⁾ — крикнул Уве Артаре, в холодной ярости готовой кинуться на него снова.

То ли его голос, то ли произнесённое вслух имя словно разбудили её, заставили замедлиться и остановиться. Она мотнула головой, несколько раз с усилием моргнула и растерянно посмотрела на кинжал в собственной руке.

Тем временем в комнату ворвался привлечённый шумом Галка со вскинутым луком и натянутой тетивой.

— Всё в порядке? — встревоженно спросил он.

Уве не был уверен, к кому обращался стражник и кого он намеревался защищать.

— Бери моё знамя и объявляй сбор, — ответила ему Артара, не оборачиваясь, и убрала кинжал за пояс. — Вот-вот рассветёт. Выступаем.

— Как прикажете, — задержавшись в комнате чуть дольше чем следовало, Галка оставил у порога оружие Уве, переглянулся с ним и исчез за дверью. Он всё знал. Он уже видел такое.

Потупившись, Артара приблизилась к Уве, забрала у него свой меч и с силой вложила ему в ладонь цепочку с двумя кольцами, которую всё это время сжимала в левой руке. Молча приладила ножны к поясу, накинула на плечи потрёпанный зимний плащ и потянулась за оставленной на столе железной фибулой. Той-самой, которую подарила во время бегства из Фьерьена своему старшему сыну, Эрзалю, и которую сняла с его тела два года назад.

Уве опередил её.

— Позволишь? — хрипло спросил он.

По-прежнему избегая смотреть ему в глаза, Артара кивнула.

Старая железная фибула, украшенная кованым цветком-бессмертником, аккуратно скрепила на груди плащ Артары. Совсем как много лет назад, когда она была ещё мала, а впервые встретивший её Уве — молод.

— Спасибо, — тихо промолвила она и подняла на своего старого друга долгий, пронзительный, совершенно осмысленный взгляд, полный сожаления, бессилия и печали. Уве медленно, без резких движений привлёк её к себе и заключил в объятия. Она не сопротивлялась и вскоре крепко, со всей силы обняла его в ответ.

Во дворе замка проревел боевой рог — призыв к оружию. Артара отстранилась.

— Что бы ни случилось сегодня — не дай мне вернуться к власти, — сказала она и подобрала валявшийся на кровати потёртый шлем. — Однажды я стану врагом собственному народу, как только что стала врагом тебе. Я знаю это, но ничего не могу сделать с этим. Ничего.

Артара накинула глубокий капюшон и вновь мотнула головой, прогоняя ещё одно видение. Уже в дверях показала Уве открытую ладонь с подогнутым большим пальцем и поспешила уйти. Она тоже не любила долгих прощаний.

Когда гулкие шаги Артары стихли, Уве, наконец, взглянул на оставшиеся в его руке кольца, связанные разорванной цепочкой и ещё хранившие тепло её тела. Одно — массивное из червлёного серебра с печаткой в виде головы дракона, которое веками передавалось от одного реварского короля другому. Второе — изящное золотое с изображением плодоносящей виноградной лозы. Венчальное. Символ верности человеку, который убьёт её или умрёт от её руки на рассвете. Она всё ещё любила его.

Уве выругался на родном языке и бросил золотое кольцо вместе с цепочкой на пол, а серебряное надел на палец левой руки. Подобрал своё оружие и быстрым шагом направился к лестнице, во двор, к воротам. Чем бы ни завершился этот поединок и эта война — он останется рядом с Артарой. От начала и до конца.

1) Тёплый Очаг

Вернуться к тексту

2) Угольные Кости

Вернуться к тексту

3) Магия

Вернуться к тексту

4) Остановись

Вернуться к тексту